Я сказал:
– Но вы же упали? Когда утратили веру?
– Да, но насколько? Кем я стал? Убийцей? Истязателем?
– Надеюсь, что нет. Но вы потеряли много больше, чем просто «младенческое». Как насчет трогательных проповедей о доброте, милосердии, любви?
Майкл мягко рассмеялся.
– А при чем здесь вера? С чего вы взяли, будто я что-то утратил? Я перестал притворяться, что все, чем я дорожу, заключено в волшебном сейфе с табличкой «Бог» – вне Вселенной, вне времени, вне меня самого. Больше ничего. Я не нуждаюсь в красивой лжи, чтобы принимать решения, которые считаю верными, вести жизнь, которую считаю хорошей. Если бы, приняв правду, я этого лишился, значит, ничего не было с самого начала. И ведь я по-прежнему убираю за вами дерьмо, так? Рассказываю истории в четвертом часу утра. Каких вам еще чудес?
Была это истинная автобиография или мощная доза подручной терапии, но история Майкла понемногу разогнала страх и клаустрофобию. Его доводы были ясны как день и, словно высоковольтная линия, рассекали мою жалость к себе. Если мир – не порождение культуры, то серый страх, накатывающий при мысли о том, что я – его часть, уж точно ее детище. Мне никогда не хватало честности целиком охватить молекулярную природу собственного существования, но от того же шарахается и общество, в котором я живу. Реальность причесывают, приглаживают, отвергают. Тридцать шесть лет я прожил в мире, пропитанном пережитками дуализма, глухонемой духовности, где каждый фильм, каждая песня по-прежнему воет про бессмертную душу… а каждый человек глотает таблетки, созданные на основе чистого материализма. Неудивительно, что правда оказывается потрясением.
Пропасть – как и все остальное – вполне объяснима. Просто мне стало неинтересно копать себе яму.choleraeотказался последовать моему примеру.
Я лежал на боку, прислонив ноутпад к соседней подушке, а Сизифпоказывал, что происходит у меня внутри.
«Субъединица В возбудителя холеры цепляется к поверхности клетки слизистой кишечника; субъединица А отделяется и проникает сквозь мембрану Это катализирует рост аденилатов циклазной активности, что приводит к увеличению уровня циклической АМФ, стимулирующей выход ионов натрия. Градиент концентрации меняет знак, и жидкость начинается двигаться в обратном направлении – в кишечник».
Я смотрел, как сцепляются молекулы, наблюдал за безжалостным статистическим танцем. Это я, каков я есть, – легче мне от этого сознания или тяжелее. Та же физика, которая на протяжении тридцати шести лет поддерживала во мне жизнь, может случайно убить либо не убить меня; и если я не могу принять эту простую очевидную истину, то не имею права объяснять кому-либо мир. Избавление и утешение пусть катятся в задницу. Меня искушали Культы невежества: возможно, я наполовину понял, что ими движет, но что они могут в конечном счете предложить? Отчуждение от реальности. Вселенная как неописуемый ужас, от которого надо открещиваться двумя руками, прятаться за приторными надуманными мистериями, разбавлять всякую истину двоемыслием и волшебными сказками.
В задницу. Мне худо от недостатка честности – не от ее избытка. От обилия мифов о Ч-слове – не их скудости. Жизнь, проведенная в спокойном созерцании истины, подготовила бы меня к теперешнему испытанию лучше, чем постоянное повторение самой соблазнительной лжи.
Я смотрел, как Сизифсхематично разыгрывает худший возможный сценарий. «Если устойчивый к антибиотикам V. cholerae Mexicoсумеет преодолеть гематоэнцефалический барьер, иммуносупрессанты смогут подавить жар, однако сами бактериальные токсины, вероятнее всего, вызовут необратимый ущерб».
Мутантные молекулы возбудителя холеры проникали через нейромембраны. Клетки съеживались, словно лопнувшие воздушные шары.
Я по-прежнему боялся смерти; однако истина уже не ранила. Если ТВ сжала меня в кулаке и давит – по крайней мере она доказала, что под ногами у меня твердая почва: окончательный закон, простейшая связь, поддерживающая мир во всей его удивительности.
Я – на самом дне. Когда ты коснулся подошвы мира, основания Вселенной, падать уже некуда.
Я приказал:
– Довольно. Теперь найди что-нибудь взбадривающее.
– Как насчет поэзии битников?
Я улыбнулся:
– Отлично.
Сизифпорылся в библиотеках и пустил авторские старые записи. Гинзберг завывал: «Молох! Молох!» Берроуз скрежещущим голосом читал «Рождество Джанки» – отрезанные руки-ноги в чемодане и безупречный финал.
И лучший из всех, сам Керуак, дикий и мелодичный, накачанный дурью и невинный: «Что, если бы три балбеса существовали на самом деле?»
Косые солнечные лучи касались моей щеки, словно мостик, переброшенный через расстояния, энергию, масштаб, сложность. Это не причина для страха. Не повод для трепета. Это самое обычное из всего, что можно вообразить.
Я был готов к смерти. Я закрыл глаза.
Кто-то уже третий или четвертый раз тряс меня за плечо.
– Проснитесь, пожалуйста.
Мне не оставили выбора. Я разлепил веки.
Незнакомая девушка смотрела на меня серьезными карими глазами. У нее была смуглая кожа и длинные черные волосы. Она говорила с немецким акцентом:
– Выпейте вот это.
Она протягивала мне стаканчик с прозрачной жидкостью.
– Меня сразу вырвет. Вам не сказали?
– Этим не вырвет.
Мне было все равно, рвота давно стала для меня естественна, как дыхание. Я взял стаканчик и вылил содержимое в горло. Пищевод сократился, в нёбо ударило кислятиной – и все.
Я кашлянул.
– Почему мне не дали этого раньше?
– Лекарство только что прибыло.
– Откуда?
– Вам спокойнее будет не знать.
Я сморгнул. В голове немного прояснилось.
– Прибыло? Что это за лекарство, которого не оказалось в больнице?
– А вы как думаете?
У меня похолодел копчик.
– Я сплю? Или уже умер?
– Акили удалось вывезти образцы вашей крови в… некую страну. Там их проанализировали наши друзья. Вы только что проглотили лекарство от всех стадий бактериологического оружия. Через несколько часов будете на ногах.
Голова раскалывалась. Оружие.В одном предложении мои худшие страхи подтвердились и утихли. Мысли мешались.
– От всех стадий? Какая следующая? Чего я еще не испытал?
– Вам спокойнее не знать.
– Наверное, вы правы, – Я по-прежнему не мог поверить в случившееся, – Почему? Зачем Акили было прилагать столько труда, чтобы меня спасти?
– Надо было узнать точно, чем вас заразили. У Вайолет Мосалы симптомов нет, но это не значит, что она вне опасности. Нам необходимо иметь на острове готовое лекарство для нее.
Я помолчал, переваривая это сообщение. По крайней мере она не сказала: «Нам все равно, Ключевая она Фигура или нет. Мы готовы рисковать жизнью, чтобы спасти любого».
– Так что же было во мне? И почему оно сработало раньше времени?
Молодая антропокосмологичка нахмурилась.
– Мы еще не разобрались во всех подробностях, но одно ясно – разладился часовой механизм. Похоже, бактерии вырабатывали противоречивые сигналы из-за расхождения межклеточных молекулярных часов и поступающих от носителя биохимических указаний. Мелатониновые рецепторы были перегружены… – Она встревоженно смолкла, – Что такое? Почему вы смеетесь?
К утру вторника, когда я вышел из больницы, ко мне вернулись силы и злость. Половина конференции позади, но о ТВ речь уже не шла. Если Сара Найт по неведомым причинам бросила сражаться за Мосалу и сидит, отрезав внешнюю связь, у постели больного Нисиде… значит, мне предстоит распутывать все самому.
В гостинице я подключил кишку, перекачал восемнадцать полицейских снимков Кувале Очевидцуи пометил их «к постоянному поиску в реальном времени».
Затем позвонил Лидии.
– Мне надо дополнительно пять тысяч долларов на исследования: доступ к базам данным, оплату хакеров. Я даже в общем не могу пока рассказать, что происходит. Если через неделю ты скажешь, что история того не стоит, я возмещу расходы из своего кармана.
Мы проспорили минут пятнадцать. Я сочинял на ходу: ронял темные намеки на ПАФКС и надвигающуюся политическую бурю, но ни разу не обмолвился о намеченном переезде Мосалы. Под конец Лидия сдалась. Я сам удивился.
Через программу, которую оставил(а) Кувале, я отправил шифрованное послание: «Нет, я не приметил никого из ваших бандитов. Однако если вы рассчитываете на меня не только как на питательную среду для вибрионов, то расскажете мне все подробности: кто эти люди, кто их нанял, что у вас получилось при анализе оружия… все. Это мое последнее слово. Встретимся через час на том же месте».
Я сел и попробовал собрать воедино все, что знаю. Биотехнологическое оружие, биотехнологические интересы? Так или иначе, бойкот чуть меня не убил. Я всегда видел обе стороны законов о генетическом патентовании, с равным недоверием относился к корпорациям и пиратам; теперь симметрия разрушилась. Я долго оставался равнодушным наблюдателем – стыдно признаться, но я определился, лишь когда шарахнуло меня самого, – но сейчас я созрел, чтобы всем сердцем принять технолиберацию. Я был готов на все, чтобы обличить врагов Мосалы и поддержать ее начинание.
Впрочем, «Бич Бойз» не лгали. Оружие, созданное «Ин-Ген-Юити» или ее сторонниками, не рассыпалось бы из-за такого пустяка, как нарушенный мелатониновый ритм. Это больше походит на работу гениального дилетанта, ограниченного в знаниях и в средствах.
ПАФКС? Культы невежества? Вряд ли.
Другие технолибераторы, решившие, что планы Мосалы только вьшграют, если нобелевская лауреатка падет мученицей за идею? Не знающие, что им противостоят антропокосмологи, которые в принципе разделяют их цели, однако, мало того что не считают людей разменными пешками, но и присвоили конкретной научной знаменитости статус создателя Вселенной?
В этом есть ирония: холодная прагматичная фракция технолибераторов оказалась гораздо более фанатичной, чем их квазирелигиозные оппоненты.
Ирония – или непонимание.
Ответ Кувале пришел, пока я был в душе, смывал отмершую кожу и кислый запах, который так и не отошел в больничной ванне.
«Данные, которые вы хотите видеть, нельзя открыть в указанном вами месте. Встретимся по таким-то координатам».
Я взглянул на карту острова. Спорить было не из-за чего.
Я оделся и направился к северным рифам.
Часть третья
Там, где не проложены трамвайные пути, перемещаться оказалось проще всего на грузовиках, идущих вглубь острова. Грузовики эти, на огромных шинах, управлялись автоматически и следовали по установленным маршрутам; население пользовалось ими как общественным транспортом, хотя расписание то и дело нарушали, затягивая погрузку и разгрузку, морские фермеры. Кузов каждой машины разделялся поперек дюжиной низеньких барьеров, образующих отсеки, в которые попарно, как скамейки для пассажиров, втискивали упаковочные клети.
Что-то Кувале не видать. Может, едет другой дорогой. Грузовик шел на северо-восток. Кроме меня – пассажиров двадцать. Ужасно хотелось поинтересоваться у соседки: а что, если какому-нибудь фермеру вздумается загрузить кузов так, что для людей на обратном пути места уже не останется? И почему пассажиры не решаются пошарить в ящиках, раздобыть какой-нибудь снеди на халяву? Сомнительная она какая-то, эта всеобщая гармония в Безгосударстве; только вот задавать вопрос, что так и вертелся на языке – «Послушайте, почему же вы не взбеленитесь и не испортите себе жизнь?» – тянуло все меньше.
Ни на секунду не поверю, что так может жить вся планета, только осторожный оптимизм Манро теперь становился понятнее. Живи я тут – стал бы пытаться смести островок с лица земли? Нет. В погоне за призрачным сиюминутным успехом затеял бы обреченный на поражение мятеж? Надеюсь, что нет. Так почему же из какого-то смехотворного самомнения я вообразил себя расчетливее и умнее среднего жителя острова? Сумел я распознать, как шатко благополучие их сообщества, – значит, могут и они. И действуют соответственно. Активное равновесие. Жизнь на волоске. Выживание посредством ухода в себя.
Кузов был закрыт брезентовым навесом, но борта оставались открытыми. По мере приближения к океану местность меняла облик: вот, сверкая в солнечных лучах, точно припорошенные серебристо-серым снежком реки, появились влажные зернистые прожилки кораллов. Энтропия охотно разрушила бы мощные рифы, обратила их в грязь и слякоть, смыла остатки в океан, но ей больше любо другое: поток солнечной энергии питает вгрызающиеся в обломки кораллов бактерии-литофилы, которые цементируют рыхлый известняк в плотную полимер-минеральную массу вокруг побережья. Безупречно четкий биологический процесс, приводимый в действие безукоризненными по форме, точно отлитыми по микроскопическим, с молекулу величиной, лекалам катализаторами-ферментами, – вечная насмешка над индустриальными химическими гигантами девятнадцатого и двадцатого столетий с их технологиями сверхвысоких температур и давлений. Да над самой геологией насмешка! Череда субдукций, миллиарды лет спрессовывающих и метаморфизующих морские осадки в недрах земли, здесь, в Безгосударстве, – всего лишь никому не нужный архаизм, как конвертер Бессемера или агрегат для синтеза аммиака по методу Габера.
Грузовик двигался между двумя широкими потоками раздробленных кораллов. Вдалеке виднелись еще потоки: они расширялись, сливались, торчащие между ними, точно пальцы, рифы утончались и исчезали; и вот вокруг уже больше слякоти, чем твердой земли. Полупереработанные кораллы все грубее, поверхность все каменистее; появляются поблескивающие лужицы воды. Среди белесого известняка тут и там попадаются уцелевшие цветные прожилки – не тусклые обломки городских зданий, нет – яркие, бросающиеся в глаза, красные, оранжевые, зеленые и голубые. Грузовик и так пропах океаном, но вскоре запах стал еще сильнее.
Несколько минут – и пейзаж переменился. Теперь узкую извилистую дамбу окружали затопленные водой обширные банки из живых кораллов. От разноцветья рифов рябило в глазах; живущие на разных видах коралловых полипов водоросли-симбионты вырабатывают целый спектр фотосинтетических пигментов – и даже на расстоянии бросались в глаза морфологические различия в строении минерализованных скелетов каждой колонии: скопления округлых, вроде гальки, остовов; буйные дебри толстых трубковидных отростков; изящные, напоминающие папоротник, веточки. Создатели, безусловно, упражнялись в биоразнообразии: и во имя экологической стабильности, и стремясь во всей красе продемонстрировать биоинженерную виртуозность.
Грузовик остановился, пассажиры выкарабкались наружу, за исключением двоих, тех, что грузили клети с грузового трамвая на станции. Немного помешкав, я двинулся вслед за толпой; мне бы стоило проехать дальше, но не хотелось привлекать внимание.
Грузовик тронулся. Большинство пассажиров привезли с собой маски, ласты и трубки. Туристы или местные? Не знаю. Все они направились прямо к рифам. Я побрел вслед. Остановился, наблюдая, как осторожно они шагают по выступающим из воды островкам кораллов, все дальше от берега. Потом повернулся и пошел на север вдоль берега, оставив попутчиков позади.
Впервые я бросил взгляд в сторону открытого моря: до него еще сотни метров. В гавани – одной из шести пазух гигантской морской звезды – пришвартованы десятки лодчонок. Вспомнился вид с самолета: нечто хрупкое, экзотическое. Так что у меня под ногами? Искусственный остров? Машина, работающая на энергии океана? Морское биоинженерное чудище? Различия сливались, затуманивались, утрачивали смысл.
В гавани я задержался у грузовика; двое рабочих взглянули с любопытством, но не спросили, зачем я тут околачиваюсь. Болтаясь без дела, я чувствовал себя незваным гостем; вокруг, насколько хватало глаз, все таскали клети или сортировали улов. Была тут кое-какая техника, но самая примитивная: ни гигантских кранов, ни транспортировочных лент, подающих продукцию на перерабатывающие установки, – одни электрические вильчатые погрузчики; наверное, рифы слишком непрочны для более громоздких механизмов. Могли бы соорудить в бухте плавучую платформу – она выдержала бы вес крана – только, видимо, никто не счел такие капиталовложения оправданными. А может, фермерам просто так больше нравится.
Кувале по-прежнему не было видно. Отойдя от грузового дока, я побрел ближе к воде. Посылаемые скалой биохимические сигналы не дают бухте зарастать кораллами, а планктон переносит осаждаемые из воды вещества к рифам – там они нужны. Толща голубовато-зеленой воды казалась бездонной. Среди барашков на мягко поплескивающих волнах я, кажется, различил какую-то неестественную пену; везде поднимались на поверхность пузырьки. Воздух из породы, которую я видел – чужими глазами – под Безгосударством, здесь выходил на поверхность.
В море за пределами гавани фермеры вытаскивали лебедкой на борт что-то вроде рыболовной сети – вот-вот лопнет, переполненная добычей. Охватывающие богатый улов желеобразные усики сверкали на солнце. Один из рабочих, потянувшись вверх, длинным шестом коснулся основания «сети», и ее содержимое хлынуло на палубу. Бессильно обвисшие усики дрожали в воздухе. Несколько секунд – и на палубу вывалились последние ошметки, полупрозрачное создание стало почти невидимым. Пришлось глядеть во все глаза, чтобы проследить, как его опускали обратно в океан.
– Знаешь, сколько непираты платят за такого сборщика урожая «Логике океана»? Все его гены напрямую взяты у существующих видов – компания только и сделала, что запатентовала их и преобразовала, – раздался голос Кувале.
Я повернулся.
– Меня можешь не агитировать. Я на твоей стороне – если только согласишься дать четкие ответы на несколько вопросов.
Кувале ответил(а) встревоженным взглядом, но ничего не сказал(а). Я разочарованно развел руками.
– Ну что мне сделать, чтобы заслужить доверие? Как заслужила Сара Найт? Сначала сложить голову за правое дело?
– Мне очень жаль, что тебя заразили. Естественные штаммы – страшная штука. Знаю, случалось болеть.
На Кувале была та же самая черная футболка, что в аэропорту, высверкивающая то тут, то там яркими вспышками. Меня вдруг, в который раз, поразило, как же он(а) молод(а) – едва ли не вдвое младше меня – и как взволнован(а).
– Это не твоя вина, – сказал я, – И я благодарен тебе за спасение.
Даже если спасали меня только ради Мосалы.
Кувале было явно не по себе, словно от незаслуженной похвалы.
Я набрался духу и спросил:
– Ведь это же не твоя вина?
– В общем-то нет.
– В каком смысле? Оружие было твое?
– Нет! – горько проговорил(а) он(а), отводя глаза, – И все же я несу какую-то ответственность за то, что они сделали.
– Почему? Потому что они не работают на биотехнологическую компанию? Потому что они технолибераторы, как ты?
Наши глаза встретились. В точку! Наконец-то я хоть в чем-то добрался до сути.
– Разумеется, они технолибераторы, – нетерпеливо подхватил(а) Кувале, будто говоря: «А разве все остальные – нет?» – Но не поэтому они пытались убить Мосалу.
К нам приближался мужчина с ящиком на плече. Я взглянул в его сторону – и в глазах зарябили красные полосы. Он шагал, полуотвернувшись от нас, другую половину лица закрывала широкополая шляпа, но Очевидец(восстановив скрытое согласно законам симметрии и правилам анатомической экстраполяции) видел достаточно, чтобы отбросить сомнения.
Я умолк. Как только мужчина отошел за пределы слышимости, Кувале нетерпеливо спросил(а):
– Кто это?
– Не спрашивай. Я от тебя ни одного конкретного имени не получил, помнишь? – Впрочем, я смилостивился и сверился с программой, – Номер семь в твоем списке, если тебе это о чем-нибудь говорит.
– Ты хорошо плаваешь?
– Очень средне. А что?
Кувале нырнул(а) в волны. Присев у причала, я ждал, пока он(а) покажется из воды.
– Не сходи с ума. Он ушел.
– И все-таки не прыгай за мной.
– Да я и не собираюсь…
Кувале подплыл(а) ко мне.
– Подожди, выясним, кто из нас окажется в лучшем состоянии.
Он(а) поднял(а) правую руку; я схватился за нее и принялся тянуть; Кувале замотал(а) головой.
– Не вытаскивай меня, если не начну терять сознание. Немедленное смачивание – лучший способ удалить некоторые токсины, проникающие сквозь кожу, но в случае других токсинов это только хуже: вода ускоряет проникновение в кожу гидрофобных частиц.
Он(а) полностью ушел (ушла) в воду, окунув мне руку по локоть – чуть плечевой сустав не вывернул(а). Когда голова Кувале вновь показалась на поверхности, я спросил:
– А если там смесь и тех и других?
– Тогда хреново наше дело.
Я бросил взгляд в сторону грузового дока.
– Могу сходить за помощью.
Несмотря на все, что со мной только что стряслось по милости незнакомца с аэрозолем, какая-то часть сознания по-прежнему упрямо отказывалась верить в невидимое оружие. А может, я просто возомнил, что, согласно принципу «две бомбы в одну воронку не падают», молекулярный мир более надо мной не властен, не смеет и на секунду заявлять на меня права. Наш предполагаемый противник спокойно шествовал вдаль; неужели нам что-то грозит? Представить невозможно.
Кувале тревожно изучал(а) мое лицо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. Если не считать, что у меня рука вывихнута. Мозги у тебя есть?
Кожу защипало. У Кувале вырвался легкий стон, словно означавший: «Ну вот, чуяла моя душа!»
– Ты синеешь. Прыгай в воду!
Лицо онемело, руки и ноги налились свинцом.
– И утонуть? Что-то не хочется, – невнятно пробубнил я. Язык еле ворочался.
– Я тебя поддержу.
– Нет. Вылезай и иди за помощью.
– Времени уже нет.
Он(а) закричал(а), повернувшись к доку. Звук показался мне еле слышным: то ли у меня слух ослаб, то ли у Кувале под действием токсина пропал голос. Я попытался повернуть голову – посмотреть, услышал ли кто-нибудь, – и не смог.
Проклиная мое упрямство, Кувале потянул(а) меня за собой.
Я погрузился в воду. Тело онемело, будто парализованное. Держит ли он(а) меня, отпустил(а) ли – я толком не понимал. Если бы не мириады пузырьков, вода была бы совсем прозрачной; словно падаешь сквозь треснутый кристалл. Ох, не наглотаться бы! Может, уже глотаю. Я и сам не знал.
У лица вихревыми потоками кружились, не желая подниматься строго вертикально, пузырьки воздуха. Я попытался сориентироваться по свету – и не сумел разобраться, откуда же он льется. Ничего не слышно, только сердце бухает – медленно, словно механизм, заставляющий его биться быстрее при возбуждении, заблокирован токсином. Странное чувство дежавю овладело мною; кожа потеряла чувствительность, словно и не в воде я, а стою на сухой земле и гляжу на картинку из подводной камеры. Будто душа отделилась от враз ставшего чужим тела.
Внезапно пузырьки воздуха взбаламутились, в глазах затуманилось. Вода забурлила, и моя голова неожиданно вынырнула на поверхность. Теперь я ничего не видел, кроме голубого неба.
– Слышишь меня? – прокричал(а) в самое ухо Кувале, – Я тебя держу. Постарайся расслабиться, – Голос шел откуда-то издалека; в ответ я сумел лишь возмущенно хмыкнуть, – Пара минут – и мы спасены. У меня затронуты легкие, но, кажется, уже проходит.
Вновь погружаясь в воду, я глядел в бездонные небеса.
Кувале плеснул(а) водой мне в лицо. Уже лучше; по крайней мере удалось почувствовать, что большая часть попала мне в открытый рот. Я сердито откашлялся. Застучали зубы: вода оказалась холоднее, чем я думал.
– Жалкие типы, эти твои дружки. Взломщик-любитель не может справиться с резервной сигнализацией. Холера на мелатониновый пластырь реагирует, токсины морской водой смываются. Вайолет Мосале нечего бояться.
И тут меня схватили за ноги и потянули вниз.
Я насчитал пять фигур в гидрокостюмах и аквалангах. Все от лодыжек до запястий в полимере, все в перчатках и масках. Ни пяди открытой кожи. Почему? Я слабо сопротивлялся, но двое ныряльщиков держали меня крепко, пытаясь ткнуть в лицо какой-то металлический прибор. Я оттолкнул его.
Вдали, едва видимый в пронизанной солнечными лучами полупрозрачной воде, появился сборщик улова, и тут на меня впервые накатил приступ животного страха. Если щупальца отравлены – преобразованы естественные гены, – мы покойники. Я рванулся – хватка незнакомцев на мгновение ослабла – успел повернуться и увидеть трех других. Они пытались скрутить Кувале.
Одна из тех, что захватили меня, снова помахала перед моим лицом своим прибором. Ага, регулятор, подсоединенный к воздуховоду. Я повернулся – взглянуть захватчице в лицо. Сквозь прозрачную пластину маски черт почти не разобрать, хотя Очевидецтут же распознал другую цель. Воздуховод шел ко второму аквалангу на ее спине. Откуда мне знать, что в нем? Впрочем, если даже и яд, все равно дольше нескольких минут не протянуть – захлебнусь.
Глаза ныряльщицы, казалось, говорили: «Тебе решать. Бери или отказывайся».
Я оглянулся еще раз. Руки у Кувале крепко связаны за спиной, он(а) уже вдыхает неведомый газ. Я все еще не оправился от токсина, уже задыхаюсь. Не вырваться.
Я позволил им связать мне руки, открыл рот и впился зубами в загубник. Со смешанным чувством облегчения и паники я самозабвенно глотал воздух. Хотели бы убить – уже всадили бы под ребра рыболовный нож. Но к такому повороту дела я пока не был готов.
Сборщик улова приближался, и ныряльщики поплыли навстречу, волоча нас за собой. Я хотел прикрыть лицо руками и не смог. Над нами, извиваясь, как искривленные силовые линии подпространства, распростерлись просвечивающие медузьи щупальца – точно вакуумный купол разверзся.
А потом сеть сомкнулась.
Токсины сборщика улова действовали – если вообще действовали – расслабляюще, но боли не причиняли. Так даже легче было перенести путешествие: напряжение в мышцах спало, растаяло отвращение, угасла клаустрофобия, притупилось ощущение, что тебя проглотили заживо. Видимо, эта тварь – коммерческий вид, а не разработанный в частной лаборатории вид оружия, как я вообразил поначалу. Я с запозданием включил запись; глаза ела соль, но стоило зажмуриться – начинала кружиться голова. Смутно, словно сквозь запорошенное стекло, я видел Кувале в окружении аквалангистов. Умиротворенные под действием токсина, спеленатые просвечивающим желеобразным коконом, мы двигались в мерцающей воде.
Я думал, нас вытянут из воды лебедкой и, не церемонясь, швырнут на палубу – в точности как улов, выгрузку которого мне совсем недавно пришлось наблюдать. Но нет: не вынимая нас из воды, щупальца сборщика разомкнули гормональным маркером, и аквалангисты поволокли нас вверх по веревочной лестнице. На палубе Очевидецопознал еще три лица. С нами никто не разговаривал, а я был еще слишком слаб, чтобы сформулировать хоть один осмысленный вопрос. Женщина, предлагавшая мне воздуховод, связала мне ноги, потом прицепила уже связанными руками к рукам Кувале – мы оказались спина к спине. Еще один аквалангист забрал наши ноутпады, обмотал нас обрывком рыболовной сети (на этот раз неживой), продев его под нашими руками, и, подцепив крюком к лебедке, опустил в пустой трюм. Люк захлопнулся, мы оказались в полной темноте.
Вызванное биохимическими препаратами оцепенение понемногу отпускало. Похоже, сыграло на руку «благоухание» гниющих водорослей. Я ждал, не вызовется ли Кувале дать оценку сложившейся ситуации. В молчании прошло несколько минут, потом я заговорил:
– Ты знаешь все эти лица. Они знают твои коммуникационные коды. Так скажи, на чьей же стороне выигрыш в этой интеллектуально-разведывательной войне?
Он(а) сердито фыркнул(а).
– Я тебе даже вот что скажу: думаю, они нам ничего плохого не сделают. Это умеренные. Просто хотят убрать нас с дороги.
– Чтобы не мешали чему?
– Убить Мосалу.
От зловония закружилась голова. Запах соли уже не бодрил, скорее наоборот.
– Если умеренные хотят убить Мосалу, что же тогда на уме у экстремистов?
Ответа не последовало.
Я уставился в темноту. Там, в доке, Кувале утверждал(а), что угроза жизни Мосалы ничего общего не имеет с технолиберацией.
– Не хочешь разъяснить мне один пунктик антропо-космологической доктрины? – спросил я.
– Нет.
– Если Мосала умрет, так и не став Ключевой Фигурой, – ничего не произойдет, ничего не изменится. Правильно? Ее место займет кто-то другой, в конечном счете – или нам уже не доведется это обсуждать.
Никакого ответа.
– И все же ты чувствуешь ответственность за ее безопасность? Почему? – Я выругался про себя. Ответ отлично известен, с тех самых пор, как я поговорил с Амандой Конрой, – Эти люди не числят себя политическими противниками тех, кто может оказаться потенциальной Ключевой Фигурой, так? Они готовы сражаться с любым ортодоксальным антропокосмологом – потому что они украли ваши идеи и подогнали под собственные логические построения. Они, как и ты, – антропокосмологи, только решили, что не желают, чтобы творцом вселенной стала Вайолет Мосала.
– Это никакие не «логические построения», – процедил(а) Кувале, – Попытки выбирать Ключевую Фигуру – безумие. Вселенная существует, поскольку Ключевая Фигура – данность. Хочешь попытаться изменить ход Большого взрыва?
– Нет. Но ведь этот акт творения еще не произошел?
– Какая разница? Время – часть того, что сотворено. Вселенная существует – сейчас – потому что Ключевая Фигура ее создаст.
– Но ведь еще не поздно все изменить? – настаивал я, – Никто же пока не знает наверняка, что ТВ верна.
Кувале снова хмыкнул(а), напрягшись от гнева всем телом – я почувствовал это спиной.
– Это неверный подход! Ключевая Фигура – данность! ТВ незыблема!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |