– Ладно, значит, слухи уже поползли. Вероятно, половина Безгосударства в курсе, но я не хочу, чтобы эти слухи подтверждались, пока некоторые договоренности не обрели плоть.
– Понимаю.
Я вдруг с изумлением осознал, что непонятно когда сумел завоевать ее доверие. Конечно, она меня использует; но она явно считает, что я – на ее стороне.
Я намекнул:
– В следующий раз, когда будете в ночи спорить с Элен У о порочном круге доказательств, можно мне…
– Посидеть? Поснимать? – В восторг она не пришла, однако сказала: – Ладно. Если обещаете не заснуть раньше нас.
Она проводила меня до дверей, мы обменялись рукопожатиями.
Я проговорил:
– Берегите себя.
Она беспечно улыбнулась, будто у нее нет и не может быть врагов.
– Не волнуйтесь. Буду беречься.
В начале пятого меня разбудил звонок; он трезвонил все громче и пронзительнее, пока наконец не взорвал темные глубины моего мелатонинового сна. В первое мгновение сам факт бодрствования ошарашил меня несказанно – я возмутился, как новорожденный младенец. Потом протянул руку к ночному столику и нашарил ноутпад, сощурился на экран и едва не ослеп от яркого света.
Звонила Лидия. Я чуть было не отключил вызов, решив, что она спутала часовые пояса, потом еще немного проснулся и сообразил, что у нее тоже глухая ночь. Сидней в двух часах от Безгосударства. Географически, если не политически.
– Эндрю, прости, что разбудила, но мне кажется, ты должен услышать об этом сразу.
Брови у нее были сдвинуты, и, хотя я со сна решительно ничего не соображал, даже мне стало ясно: сейчас она скажет что-то неприятное.
– Ладно. Выкладывай.
Я осоловело пялился в камеру. Мне не хотелось думать, на что я похож. Лидия, судя по всему, тоже говорила из темной комнаты, ее лицо освещал лишь отблеск экрана… моего лица, освещенного лишь отблеском ее… Возможно ли такое? Я вдруг понял, что голова у меня раскалывается.
– «Мусорную ДНК» придется перемонтировать. Выбрасывать сюжет о Ландерсе. Будь у тебя время, я бы, конечно, тебе и поручила, но я так понимаю, это невозможно. Поэтому я поручу Полу Костасу – он монтировал у нас новости, а сейчас перешел на вольные хлеба. Пошлю тебе окончательный вариант, сможешь исправить, если что-нибудь уж очень не понравится. Только помни, эфир меньше чем через две недели.
– Хорошо, хорошо, – (Костаса я знаю, он фильм не изувечит.) – А что все-таки случилось? Что-нибудь с законом? Ландерс подал в суд?
– Нет. События нас опередили. Я не буду объяснять; сейчас ты получишь анонс из бюро в Сан-Франциско – к утру он пройдет по всем сетям…
У нее явно не было сил уточнять, но я понял: она не хочет, чтобы я узнал одновременно с простыми пользователями. Четверть «Мусорной ДНК» и три месяца работы только что пошли псу под хвост. Лидия пытается спасти хотя бы остатки моего профессионального достоинства. По крайней мере я на несколько часов опережу толпу.
– Спасибо. Я оценил.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я просмотрел «анонс» – ворох сырого метража и текста, из которого информационные программы узнают о случившемся, а дальше уже решат, как быть: подождать, пока выйдет готовый материал, или монтировать собственную версию из того, что есть. В основном это был пресс-релиз ФБР плюс архивные материалы.
В Портленде арестованы Нед Ландерс, два его ведущих генетика и еще три сотрудника. Еще девять человек – работающих на совершенно другую корпорацию – задержаны в Чепл-хилл, Северная Каролина. Утренними рейдами изъяты лабораторное оборудование, биохимические препараты и компьютерные записи. Всем пятнадцати предъявлено обвинение в нарушении федеральных законов о биотехнологической безопасности – однако не из-за широко распубликованных исследований Ландерса в области нео-ДНК и симбионтов. Согласно обвинению, в Чепл-хилл тайно работали с болезнетворными природными вирусами. Исследования оплачивал Ландерс через подставных лиц.
Для чего предназначались эти вирусы, пока неясно. Образцы и записи анализируются.
Никто из арестованных не сделал заявления – адвокаты посоветовали молчать. Корреспонденту удалось через полицейский кордон снять фасад лаборатории в Чепл-хилл. Все кадры с Ландерсом были относительно старые; самые свежие выхватили из моего интервью (хоть не совсем пропало).
Отсутствие подробностей раздражало, но выводы напрашивались сами собой. Ландерс и его приспешники создавали полный вирусный иммунитет для себя самих, более мощный, чем любые вакцины или лекарства, иммунитет против любых мутантных возбудителей – и в то же время изобретали новые вирусы для всех нас. Я таращился в экран, застывший на последнем кадре репортажа: Ландерс, каким я лицезрел его во плоти, улыбался видению новехонького царства. Я силился придумать другое разумное объяснение… Но зачем нужны новые человеческие вирусы, если не для «прореживания»?
Я пулей вылетел в туалет. Не знаю, чем меня рвало, ведь последние сутки желудок был почти пуст. Когда рвота прекратилась, я опустился на колени возле унитаза. Меня трясло, я обливался потом и поминутно засыпал, теряя равновесие. Мелатонин приказывал спать, но я не был уверен, что проблевался. При своей мнительности я бы немедленно проконсультировался с фармаблоком, получил бы точный диагноз и оптимальные рекомендации. Мне представилось, как я засыпаю и захлебываюсь рвотой насмерть. Сорвать мелатониновый пластырь? Однако символический возврат к природным циркадным ритмам скажется не раньше чем через несколько часов – и до конца конференции я останусь в лучшем случае зомби.
Я сунул два пальца в рот (без всякого результата) и проковылял в постель.
Нед Ландерс продвинулся дальше, чем любой гендерный мигрант, любой анархист, любой добровольный аутист. «Человек не остров», – сказал Джон Донн? Посмотрите на меня!Но ему и этого показалось мало. Он по-прежнему чувствовал, что его теснят, толкают локтями. Он решил не ограничиваться новым биологическим царством, непреодолимым генетическим проливом между собой и другими людьми, а вольготно расположиться на целой планете.
И ведь почти добился своего. Вот что дало ему «видовое самосознание»: точное молекулярное определение Ч-слова… через которое он смог переступить, прежде чем обратить его против оставшихся.la technoliberation!Почему не миллионы Недов Ландерсов? Почему бы каждому чокнутому солипсисту, каждому самозваному этническому вожаку не обрести подобную власть? Рай для себя и своего клана – и апокалипсис для всех остальных.
Вот он, плод совершенного познания.
Что кривишься, вкус не нравится?
Яобхватил живот и прижал колени к подбородку. Тошнота не прошла, хотя немного и отпустила. Комната вращалась, руки-ноги немели, хотелось скорее отрубиться.
А копни я глубже, проделай работу как надо, я бы первый его разоблачил, остановил…
Джина погладила мне щеку, поцеловала нежно. Мы были в манчестерской лаборатории. Я – голый, она – одетая.
Она сказала:
– Полезай в сканер. Ради меня, а? Я хочу, чтобы мы стали ближе, много ближе, Эндрю. Значит, мне надо видеть, что творится в твоем мозгу.
Я полез было, потом испугался того, что Джина может узнать.
Она снова поцеловала меня:
– Не спорь. Если любишь меня, то заткнись и делай что говорят.
Она придавила мне плечи и закрыла дверцу. Я видел свое тело со стороны. Сканер был не просто сканер – он прошивал меня ультрафиолетовыми лазерными лучами. Я не чувствовал боли, но лучи безжалостно срывали слой за слоем живые ткани. Сперва кожу, затем мясо, потом тайны остались вокруг меня в трепетной алой дымке, потом дымка начала расходиться…
Мне приснилось, что я проснулся с криком.
В семь тридцать я интервьюировал Генри Буццо в одном из конференц-залов гостиницы. Он был обаятелен и красноречив, прирожденный актер, только никак не хотел говорить про Вайолет Мосалу, а все рвался рассказывать истории про великих покойников. «Разумеется, Стив Вайнберг [11]пытался доказать, что я ошибаюсь насчет гравитино, но я быстро вывел его на чистую воду…» Только ЗРИнет в разное время показала три полнометражных документальных фильма о Генри Буццо, но, видимо, он назвал еще не все имена и торопился выкрикнуть их в камеру, пока жив.
Я был настроен не благодушно – три часа сна после ночного звонка освежили как удар по батике. Я изображал восторг и вполсилы пытался перевести интервью в то русло, откуда потом удастся выловить что-нибудь полезное.
– Какое место в истории займет, по-вашему, создатель ТВ? Не будет ли это высшим выражением научного бессмертия?
Буццо вдруг начал противоречить самому себе:
– Нет никакого научного бессмертия. Даже для самых великих. Ньютон и Эйнштейн знамениты – но надолго ли? Шекспир, вероятно, переживет обоих. Может быть, даже Гитлер.
Мне не хватило духу обидеть старичка и сообщить, что эти имена давно не на слуху.
Я сказал:
– Теории Ньютона и Эйнштейна растворились в более общих. Вы уже высекли свое имя на промежуточной ТВ, но все создатели СОТП говорили в свое время, что это лишь ступень. Считаете ли вы, что новая ТВ станет окончательной?
Я не ожидал, что Буццо задумается. Он помолчал, потом ответил неуверенно:
– Может быть. Да, может. Я способен вообразить вселенную, в которую невозможно проникнуть глубже, в которой дальнейшие объяснения буквально физически невозможны. Но…
– Ваша ТВ описывает такую вселенную?
– Да. Но она может быть справедлива в одном отношении и неверна в другом. То же относится к работам Мосалы и Нисиде.
Я спросил кисло:
– Когда же мы это узнаем? Когда убедимся, что дошли до основания?
– Ну… Если я прав, то вы никогда не убедитесь в моей правоте. Моя ТВ не позволяет доказать ее окончательность и завершенность – даже если она и впрямь окончательная и завершенная, – Буццо ухмыльнулся, довольный, что оставит такое противоречивое наследство, – Сомнений в своей окончательности не оставит лишь такая ТВ, которая будет строиться на самом факте своей окончательности. Ньютона проглотили и переварили. Эйнштейна проглотили и переварили. Туда же через несколько дней отправится старая СОТП. Все это замкнутые системы и потому уязвимые. ТВ, которой бы это не грозило, должна активно защищаться сама: смотреть вовне и описывать не только Вселенную, но и всякую мыслимую альтернативную теорию – и явственно демонстрировать ее ложность.
Он бодро покачал головой.
– Однако ничего такого нам не предлагают. Если вы хотите абсолютной уверенности, то обратились не по адресу.
По адресу – то есть у входа в отель – продолжался карнавал «Мистического возрождения». Тем не менее я вышел на улицу, проветриться и сбросить полуобморочное состояние к девятичасовой лекции о программном обеспечении ВТМ, на которой должна присутствовать Мосала. Небо слепило голубизной, воздух снова потеплел: Безгосударство все не могло решить, сдаться ему на милость осени или потянуть бабье лето. Солнце немного меня подбодрило, однако пришибленность осталась.
Я пробирался между лотками и палатками, жонглерами, подкидывающими аквариумы с рыбками, и акробатами на ходулях. Все это очень впечатляло, об опасности напоминало лишь заунывное нытье уличных певцов. Члены «Смирись, наука!» ходят на все пресс-конференции и старательно поддерживают тон стычки Уолш с Мосалой; по сравнению с ними МВ кажется трогательно безобидным. Я подозреваю, что это – сознательная стратегия, игра в хороший и плохой культы, цель которой – увеличить охват. «Смирись, наука!» ничего не теряет от экстремизма: если кто и уйдет, возмущенный поведением Уолш (в МВ, надо думать), их более чем компенсирует приток из «Кельтской мудрости» или «Саксонского света» – североевропейских аналогов ПАФКС, только менее влиятельных.
Мне вспомнился момент из недавно прочитанной биографии Мутебы Казади. Корреспондентка Би-би-си укоризненно спросила, почему он отклонил приглашение на традиционный африканский ритуал плодородия. Мутеба вежливо посоветовал ей поехать домой и распечь английских министров, которые, такие нехорошие, пренебрегли праздником солнцестояния в Стоунхендже. Десятью годами позже несколько членов парламента, видимо, восприняли этот совет буквально. Не министры, правда. Пока.
Я остановился посмотреть на театральную труппу МВ, которая готовилась разыграть очередную болтушку из классики. После нескольких первых реплик – о чудовищно перевранной, но смутно знакомой биотехнологии – у меня мороз пробежал по коже. Они узнали про Ландерса, про его вирусы и на скорую руку слепили свою версию событий. Мало того, описание личной биохимии Ландерса они почерпнули прямиком из моей «ДНК» – видимо, отдел новостей ЗРИнет откопал выброшенные куски фильма и вставил в выпуск.
Мне не следовало удивляться, однако ошарашивала скорость, с которой они сумели превратить в притчу события, происшедшие за тысячи километров. Было что-то сюрреалистическое в том, чтобы рикошетом услышать свои же собственные слова.
Актер, изображавший агента ФБР за изъятием компьютерных файлов Ландерса, повернулся к зрителям (троим, включая меня) и объявил: «Это знание погубит нас всех! Мы должны отвести глаза!» Его товарищ отвечал скорбно: «Да, но это всего лишь безумие одного человека! Те же священные загадки растиражированы по десяти миллионам других машин! Никто из нас не может спать спокойно, пока не стерты все файлы!»
У меня комок подступил к горлу и стиснуло голову Я не мог отрицать, что в ночи, ошалевший, измученный, я думал в точности так же.
А теперь?
Япошел дальше. У меня нет времени на Ландерса, на МВ; с «Вайолет Мосалой» бы успеть. Весь фильм на глазах превращается во что-то совершенно иное – пусть математика Мосалы прекрасна и отвлеченна, зато я потерял счет политическим хитросплетениям, в которые она вовлечена.
Знала ли Сара Найт о намерении Мосалы эмигрировать в Безгосударство? Если знала, проект был для нее в тысячу раз важнее, чем любые сделки с антропокосмологами. Утаила бы она такую конфетку от ЗРИнет? Могла бы, если бы задумала продать ее другой сети, но в таком случае, почему она не здесь, не оттирает меня локтем, снимая «Вайолет Мосала – технолибератор»? Или Мосала взяла с нее клятву молчать, и Сара держит слово, пусть даже ценой потерянной работы?
Я готов был лезть на стену: отсутствующая, Сара все равно оказывалась на шаг впереди меня. Мне следовало, по крайней мере, пригласить ее в соавторы; не жалко поделиться гонораром и поставить ее имя в титры, лишь бы выяснить, что ей известно.
В поле зрения вспыхнул яркий красный значок: маленькое колечко на перекрестье нитей большого. Я замер, ничего не понимая, повернул голову Прицел остановился на лице в толпе. Это был человек в клоунском костюме с листовками МВ в руках.
Акили Кувале?
Очевидецутверждал, что да.
Клоун был в маске из активного грима, расчерченной сейчас в бело-зеленую клетку. С такого расстояния я не мог различить пол; рост и сложение вроде подходили, черты, насколько можно было разобрать под цветными квадратами, тоже. Однако я все еще сомневался.
Я направился к нему. Клоун выкрикнул:
– Берите «Ежедневный архетип»! Узнайте правду об опасностях франкенштухи!
Акцент, который я по-прежнему не мог определить, точно принадлежал Кувале, а призывы покупать газету звучали так же иронично, как замечания о Дженет Уолш.
Я подошел; клоун взглянул нетерпеливо. Я спросил:
– Сколько?
– Правда не стоит ничего, но доллар помог бы делу.
– Чьему делу? МВ или АК?
Клоун отвечал тихо:
– Мы все играем роли. Я притворяюсь МВ, вы – журналистом.
Здорово он меня поддел. Я сказал:
– Правда. Каюсь, я не знаю и половины того, что разнюхала Сара Найт… но я подбираюсь к истине. И с вашей помощью подберусь быстрее.
Взгляд Кувале выразил нескрываемое недоверие. Клетки на лице внезапно сменились сине-белыми ромбами – я чуть не подпрыгнул. Кувале продолжал(а) смотреть на меня с холодным презрением, которое перемена лишь подчеркнула.
– Возьми памфлет и проваливай. Прочти и съешь.
– Я уже по горло сыт дурными известиями. А Ключевая Фигура…
Ответом мне была ехидная улыбка.
– Ах, Аманда Конрой излила вам душу, и вы полагаете, что знаете все.
– Если бы я полагал, что все знаю, стал бы я умолять вас о разговоре?
Молчание вместо ответа.
Я сказал:
– В воскресенье вечером вы просили меня держать глаза открытыми. Скажите, зачем и чего опасаться, – и я буду смотреть. Я не меньше вашего беспокоюсь о Мосале. Но я должен знать, что происходит.
Видимо, подозрения оставались, но искушение пересилило. Кроме коллег Мосалы и Карин де Гроот – которые вряд ли согласятся помочь, – никто не сумеет ближе подобраться к кумиру антропокосмологов.
Кувале спросил(а):
– Если вы работаете на другую сторону, то зачем притворяетесь таким разиней?
Я не сморгнул.
– Я даже не уверен, что знаю, кто – другая сторона.
Видимо, мне удалось найти нужные слова.
– Ждите меня через полчаса возле этого дома, – Он(а) взял(а) мою руку и записал(а) адрес на ладони.
Это был не тот дом, где я встречался с Конрой. Через полчаса мне следовало снимать Мосалу на лекции, но фильм не развалится без этих кадров, а Мосала, наверное, только порадуется, если я для разнообразия оставлю ее в покое.
Я не успел отвернуться, как Кувале сунул(а) мне в руку свернутый памфлет. Я едва не бросил его в урну, потом передумал. На обложке был Нед Ландерс с торчащими из шеи болтами; посредством слизанного у Эшера эффекта он высовывался из обложки и сам себя рисовал. Заголовок гласил: «Миф о человеке, который сам себя сделал». По крайней мере это остроумнее, чем все, до чего додумаются газетчики. Однако статья… В ней не было ни слова о контроле или ограничении доступа к данным о человеческом геноме, не обсуждался отказ США и Китая пустить международных наблюдателей в лаборатории, имеющие оборудование для синтеза ДНК, не предлагались способы предотвратить новый Чепл-хилл. Кроме призывов «стереть и вернуть в безвестность» карты человеческой ДНК – с тем же успехом можно потребовать, чтобы мир позабыл форму планеты, – здесь был лишь обычный культистский треп: опасно трогать тайны бытия, нам нужны неразрешимые загадки жизни, техника насилует коллективную душу.
Если «Мистическое возрождение» желает говорить от имени всего человечества, определять законные границы знания, диктовать – или цензурировать – величайшие истины во Вселенной, ему надо немного подтянуться.
Я закрыл глаза и рассмеялся от благодарного облегчения. Теперь, когда это прошло, можно сознаться: я почти им поверил. Я почти представил, как ползу на карачках в ближайший вербовочный пункт МВ, смиренно преклоняю голову (наконец-то!) и объявляю:
– Я был слеп, а теперь прозрел! Я был душевно глух, а теперь настроился! Я был весь ян и ни капли инь – левополушарный, линейный, иерархический – но теперь я готов обнять алхимический баланс Рационального и Мистического! Скажите слово – и я Вылечусь!
Дом, у которого назначил(а) мне встречу Кувале, оказался булочной. Всю пищу, кроме привозных деликатесов, в Безгосударстве получают из моря, однако белки и крахмал в клетках биоинженерных водорослей, растущих по окраинам рифов, практически те же, что в пшенице, а значит, и пахнут при выпечке почти одинаково. Знакомый запах пробудил голод, но при мысли о ломте теплого хлеба снова накатила тошнота. Мне следовало догадаться, что со мною не все в порядке, и дело не в последствиях перелета, не в прерванном мелатониновом сне, не в тоске по Джине и не в замешательстве от истории, которую никак не удавалось распутать. Однако со мной не было фармаблока, чтобы подтвердить болезнь, местным врачам я не доверял и вообще считал, что расклеиваться некогда. Поэтому я сказал себе, что выдумываю пустяки, и лучшее лекарство – выбросить все из головы.
Появление Кувале (в обычном наряде) меня выручило – через минуту я бы или ушел, или сблевал. Он(а) даже не взглянул(а) на меня, просто скользнул(а) мимо, излучая нервную энергию. Я поплелся следом и начал снимать, поборов мгновенное искушение выкрикнуть имя и разрушить все эти шпионские страсти.
Я догнал и пошел рядом.
– Что значит «ортодоксальные АК»?
Кувале раздраженно глянул(а) по сторонам, но, так и быть, ответил(а):
– Мы не знаем, кто Ключевая Фигура. Мы принимаем, что можем никогда этого не узнать. Однако мы уважаем всех возможных кандидатов.
Это прозвучало разумно и умеренно.
– Уважаете или почитаете?
Он(а) закатил(а) глаза.
– Ключевая Фигура – просто человек. Первый, кто охватит ТВ целиком. Но нет никакой причины, почему бы потом ее не понять миллиардам остальных. Кто-то должен быть первым, вот и все. Ключевая Фигура – не бог, даже отдаленно. Ей не обязательно знать, что она создает Вселенную. Достаточно объяснить.
– В то время как вы будете стоять за спиной и объяснять акт творения?
Кувале махнул(а) рукой, словно не желая тратить время на метафизическую перепалку.
Я поинтересовался:
– Почему же такая забота о Вайолет Мосале, если она не имеет космического значения?
– Разве только сверхъестественные существа заслуживают заботы? Разве мне обязательно встать перед ней на колени и поклоняться, как Матери-богине, чтобы меня тревожило, будет ли она жить?
– Назовите ее Матерью-богиней Вселенной в лицо, и вы пожалеете, что родились на свет.
– И правильно, – с улыбкой проговорил(а) Кувале, потом добавил(а) стоически: – Знаю, она ставит АК ниже Культов невежества; в ее глазах мы еще гаже именно потому, что не изображаем жрецов. Она считает нас паразитами, присосавшимися к науке: мы якобы крадем и опошляем то, что делают специалисты по ТВ, не имея даже честности говорить на языке антирационалистов. – Он(а) пожал(а) плечами, – Мосала нас презирает. И все равно я ее уважаю. Независимо от того, станет ли она Ключевой Фигурой. Она – величайший физик своего поколения и мощное орудие технолиберации. Естественно, я ценю ее жизнь, хоть и не считаю ее богиней.
– Ладно, – Все это больше походило на попытки меня успокоить, чем на правду; впрочем, Конрой произносила очень сходные слова, – Это – ортодоксальная АК. Теперь расскажите про еретиков.
Кувале застонал(а).
– Модификации бесконечны. Вообразите любую, и найдете кого-нибудь, кто считает ее окончательной истиной. У нас нет патента на антропокосмологию. Людей на планете десять миллиардов, каждый волен верить во что горазд, как угодно близко к нам метафизически, как угодно далеко по духу.
Это был явный уход от ответа, но я не успел настоять. Кувале увидел(а) тронувшийся с остановки трамвай и припустил(а) следом. Я рванул вдогонку; мы оба успели заскочить на ходу, но мне не сразу удалось отдышаться. Трамвай ехал на запад, к побережью.
Половина мест была свободна, но Кувале по-прежнему стоял(а) в дверях, держась за поручень и подставив лицо ветру. Он(а) сказал(а):
– Если я покажу вам людей, которых надо узнать, вы сообщите, если их увидите? Я оставлю контактный телефон и шифровочный алгоритм, вам надо будет лишь…
Я прервал:
– Помедленнее. Кто эти люди?
– Угроза для Вайолет Мосалы.
– То есть вы хотите сказать, вы это подозреваете.
– Я это знаю.
– Ладно. Кто они?
– Что толку называть имена? Они вам ничего не прояснят.
– Я не прошу имен. Скажите, на кого они работают? На какое правительство, на какую биотехнологическую компанию?
Лицо Кувале застыло.
– Сара Найт вытянула из меня слишком много. С вами я этой ошибки не повторю.
– Слишком много? Она вас заложила? Кому? ЗРИнет?
Судя по тому, как скривилось лицо Кувале, я говорил совсем не о том.
– Сара объяснила, что произошло в ЗРИнет. Вы потянули за ниточки, и вся ее работа пошла прахом. Она разозлилась, но не удивилась. Говорит, все сети такие. И она не держит на вас зла; она обещала передать вам весь материал, если вы согласитесь компенсировать ей затраты и не болтать лишнего.
– О чем вы?
– Она получила мое добро пересказать вам все, что знает про АК. Иначе зачем бы мне валять дурака в аэропорту? Знай я, что вы по-прежнему в неведении, с какой стати мне было вас встречать?
– Да, наверное, – Наконец-то все прояснилось, – Но почему она пообещала вам ввести меня в курс, а потом передумала? Она мне слова не сказала. И не отвечает на мои звонки.
Глаза Кувале – печальные, пристыженные, но наконец-то мучительно честные – смотрели на меня в упор.
– И на мои тоже.
Мы сошли с трамвая на окраине промышленного комплекса и двинулись на юго-восток. Если б за нами велась профессиональная слежка, эти суетливые перемещения нас не спасли бы, но если Кувале так спокойнее, то пусть себе потешится.
Я и на мгновение не поверил, что с Сарой стряслась беда. У нее есть достаточно веские причины послать нас обоих к черту, а сделать это проще простого, довольно сказать несколько слов коммуникационной программе. Она могла в порыве великодушия решить, что передаст мне материал, несмотря на мою подлость, из одной журналистской солидарности – мы должны помогать друг другу ради того, чтобы рассказать зрителям правду о Мосале, фа-фа, ля-ля, – потом проснуться утром не в духе и все переиграть.
Мало того, я начал сомневаться, грозит ли что-нибудь самой Мосале.
Я повернулся к Кувале:
– Если бы биотехнологи убили Мосалу, она бы мгновенно стала мученицей технолиберации. Ее труп отлично сгодится на роль символа и станет для Южной Африки точно таким же предлогом поднять в ООН мятеж против бойкота.
– Возможно. Если журналисты расскажут правду.
– Как можно замолчать такую историю? Сторонники Мосалы неизбежно поднимут крик.
Брови Кувале иронически пошли вверх.
– Вы знаете, кому принадлежат средства массовой информации?
– Знаю, так что не надо вкручивать мне мозги. Сотне различных групп, тысяче разных людей…
– Сотне различных групп, из которых большая часть – крупные биотехнологические концерны. Тысяче разных людей, из которых большая часть входит в правление хотя бы одного международного гиганта – от «Агрогенезиса» до «Вивотеха».
– Верно, но есть и другие интересы, другие цели. Все не так просто, как получается у вас.
Мы были одни на широкой площадке ровного немощеного рифового известняка, расчищенного, но еще не застроенного; неподалеку виднелись миниатюрные бульдозеры и экскаваторы, хотя все они явно стояли без дела. Манро сказал, что в Безгосударстве нельзя владеть землей – как и воздухом, – однако ничто не мешает людям поставить заборы и завладеть большими пространствами. Добровольность выбора смущала меня ужасно; какое-то противоестественное испытание на выдержку, хрупкое равновесие, способное в любую минуту рухнуть, и тогда покатится: одни захватят земли и присвоят самозваные титулы, другие, опоздавшие, возмутятся и, возможно, поднимутся с оружием в руках.
И все же… Потащились бы мы сюда, чтобы играть в «Повелителя мух»?Ни одно общество не хочет собственной гибели. Если сторонний турист способен вообразить, во что выльется земельная лихорадка, наверное, это представляют и жители Безгосударства, причем в тысячу раз подробнее.
Я раскинул руки, указывая на весь пиратский остров.
– Если вы считаете, что биотехнологические компании не остановятся перед убийством, объясните, почему они не превратили Безгосударство в огненный шар?
– После бомбардировки Эль-Нидо такое невозможно. Это должно сделать правительство, а ни одно правительство не пожелает уронить себя в общественном мнении.
– Ну а саботаж? Если «Ин-Ген-Юити» не способно растворить в море собственное творение, значит, «Бич Бойз» лгали.
– «Бич Бойз?»
– «Калифорнийские трам-там-там лучшие в мире». Это ведь их песня?
Кувале сказал(а):
– «Ин-Ген-Юити» продает версии Безгосударства по всему Тихому океану. Зачем им уничтожать свою лучшую демонстрационную модель – лучшую рекламу, пусть и выпущенную без спроса? Это не они придумали, но в итоге Безгосударство не стоит им ни цента, по крайней мере, пока никто другой не увлекся пиратством.
Я остался не убежден, но спор явно зашел в тупик.
– Вы хотели показать мне портретную галерею предполагаемых убийц. А потом растолкуйте, пожалуйста, в подробностях, как вы поступите, если я кого-нибудь из них замечу. Потому что если вы думаете, что я вступлю в заговор с целью убийства – даже ради Ключевой Фигуры, даже в Безгосударстве…
Кувале перебил(а):
– О насилии не может быть и речи. Достаточно следить за этими людьми, собрать необходимые данные и, как только что-нибудь зацепим, поставить в известность службу безопасности конференции.
В кармане у Кувале запищал ноутпад. Он(а) вытащил(а) машинку и несколько секунд смотрел(а) в экран, потом осторожно отступил(а) метров на десять к югу.
Я спросил:
– Можно поинтересоваться, что это вы делаете?
Кувале расцвел(а) от гордости.
– Моя защита данных привязана к GPS. Самые важные файлы нельзя открыть с помощью пароля или даже голосового отпечатка, пока не встанешь на нужное место, которое от часа к часу меняется. Как – известно только мне.
Я чуть не спросил, почему не запомнить длинный список паролей вместо длинного списка координат? Глупый вопрос. GPS существует, следовательно, ею надо воспользоваться, а чем сложнее защита, тем лучше: не потому, что замысловатая защита более надежна, а потому, что в этом весь смак. Страсть к технике – то же стремление к красоте, и «почему» здесь неуместны.
Кувале всего на половину поколения моложе меня, вероятно, наши взгляды совпадают процентов на восемьдесят, но он(а) идет много дальше. Наука и технология, похоже, дали Кувале все, чего можно пожелать: бегство с отравленного поля межполовых войн, политическое движение, за которое стоит биться, даже квазирелигию – пусть безумную, но все же не такую, как другие наукообразные веры вроде квантового буддизма или церкви реформированного иудео-христианского Большого взрыва, искусственно соединившие современную физику и замшелые исторические реликвии.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |