— Эндрю! – я не мог поверить глазам, что вижу перед собой этого старого лиса. Сияя от счастья, мы бросились друг другу в объятия.
— Томас, как ты здесь? Я приехал к тебе, надо поговорить, – на одном дыхании проговорил Форестер, заставляя меня насторожиться.
— Тогда пойдём ко мне, там спокойнее. А ты из Ноттингема, или был ещё где-то?
— Это тайна, друг мой, Его Высочество полагает, что я на свадьбе у кузины, – хмыкнул Эндрю, и вышел вслед за мной.
Не успели мы подняться по лестнице, как услышали, что во внешние ворота кто-то громко стучит. Переглянувшись, мы решили подождать, сразу перепроверяя свои шпаги и аркебузы. Сначала были слышны голоса, а потом появился Джонни, сообщая, что прибыл гонец из Ноттингема от Его Высочества.
— Ну и что Его Беспокойство пишет теперь? – насмешливо протянул Эндрю, заглядывая мне через плечо, пока я распечатывал послание. Странно, что всего внутри оказалось три письма, вернее, в одно большое были завёрнуты две небольшие записки. Рассмотрев все печати, я начал основное:
— «Милый Томас…
— Ого, ты всё ещё милый?! – присвистнул Форестер. Он всегда был в курсе всех наших дел. Но я ткнул его локтём в бок:
— Будь любезен, дорогой друг, не надо. Итак: «Милый Томас, я вынужден переслать тебе эти два письма, что мне удалось изъять с помощью одного нерадивого слуги в доме твоего отца. Прости. Но я полагаю, ты должен об этом знать».
От одних этих слов – «в доме твоего отца» – мне стало не по себе. За это короткое время, что я находился в Лондоне, у меня уже было четыре дуэли, и ни разу у меня не дрожали руки. Но когда дело, каким-то образом, касается Билла, хоть косвенно, все мои привычки и самообладание улетучиваются. Пытаясь держать себя в руках, я стал медленно разворачивать послания, почувствовав, как напрягся Эндрю, и казалось, мы оба затаили дыхание. Первое письмо было написано рукой виконта. За то время, что он был у нас, я хорошо изучил его почерк, он вёл активную переписку с Австрией. Кстати, большинством европейских языков он владел в совершенстве.
«Когда он уедет – сообщи мне.
Не могу и дня без тебя прожить, мечтая о твоих сладких устах, которые так умело меня ласкали. Жду с нетерпением,
Луи».
По написанному мало, о чём можно было судить, но сердце стало биться беспокойно и часто. Но когда я открыл вторую записку, оно перестало биться вовсе. В ушах зазвенело, а глаза застелила тёмная пелена. Мне показалось, что земля уходит из-под ног, и откуда-то издалека доносится голос Эндрю: «Том, Том!... Лекаря!»
Это был стиль и почерк Билла:
«Наконец-то уехало это чудовище. Силы Небесные, я так устал от него… Возвращайся скорее, я так соскучился по тебе. Не могу ждать. Я постоянно думаю о тебе, вспоминаю, и хочу продолжить тот поцелуй, который, кажется, остался незаконченным.
Люблю».
Если это правда, то я хочу умереть.
Темнота.
Глава 19. «Карта XVI Башня»
POV Author:
Довольный своей маленькой победой, де Монморанси прекрасно видел, как тяжело даётся Джареду принять горькую «правду» о том, что Вильгельм ответил взаимностью ему. Ему, французу, а не принцу Уэльскому. Правду знала только Рамона, знала потому, что они с Франсуа оказались неожиданными союзниками – она всё продолжала лелеять мечту изгнать мага из Англии, а Франсуа жаждал его забрать. Именно она, герцогиня Норфолк, и уговорила принца написать заботливое письмо Дадли.
Когда Франсуа гостил в Суффолке, он сначала долго и терпеливо добивался внимания Вильгельма, но поскольку переходить границ обычного общения тот не спешил, решил попробовать свои силы по-другому.
Однажды вечером, когда ничего не подозревавший Вильгельм принимал ванну, виконт подкараулил, когда Сэдрик в очередной раз удалиться на кухню за горячей водой, и неслышно проскользнул во внутренние покои. Аромат лаванды облаком накрыл его, и он застыл на месте, едва не потеряв дар речи: Вильгельм сидел на бортике ванны, выложенной разноцветной мозаикой, его изящный силуэт на фоне открытого окна, частично скрывался клубами пара, который окрасился в бледно-шафрановый цвет из-за лучей заходящего солнца. Маг задумчиво наносил на свое тело какое-то косметическое средство, и, погружённый в свои мысли, совершенно не замечал того, что происходило вокруг.
Франсуа не мог оторвать глаз от этой божественной красоты и утончённой грации, которой было пропитано всё в этом загадочном существе. Медленно приблизившись, он смог уже более отчётливо разглядеть великолепное, стройное тело, на котором в последних лучах солнца поблёскивали капельки воды, смог рассмотреть нежный румянец на щеках, россыпь милых родинок, и все те подробности, которые обычно скрыты от глаз. Свои шелковистые, иссиня-чёрные волосы Вильгельм не обрезал уже три месяца, а потому они отросли и доходили ему до плеч. Весь его вид был настолько безупречным, что француз даже пропустил момент, когда маг его заметил.
— Сэдрик… – обернулся Вильгельм на него, и тут же вскрикнул от неожиданности. Быстро прикрывшись лежавшей рядом простыней, он испуганно выскочил из ванны и вжался спиной в стену рядом с окном. – Что вам нужно?
— Я не сделаю ничего плохого, только… — виконт одним прыжком оказался возле сжавшегося Билла, — только не отталкивайте меня.
— Не подходите. – твёрдо произнёс маг, ища глазами хоть какой-нибудь острый или тяжёлый предмет по близости, но такового не оказалось.
Пользуясь паузой, Франсуа сделал уверенный шаг вперёд и впился в побледневшие от испуга губы Вильгельма. Тот попытался его оттолкнуть, но он резко схватил мага за запястья и прижал их к стене, вжимая в неё худое тело, при этом целуя его крайне осторожно, и как можно нежнее. Билл пытался вырваться и сжать губы, но Франсуа не давал ему ни малейшей возможности. Они были приблизительно одного роста, но Вильгельм был слишком хрупким. Всё же, собрав все свои силы, он сумел как-то оттолкнуть наглеца, и стал громко звать Сэдрика. Монморанси не ожидал этого, считая, что вся робость Билла – всего лишь маска, или боязнь Тома, и что после его поцелуя – а виконт славился этим делом – непременно воспылает понятными чувствами. Однако маг обескуражил его, принявшись громко звать на помощь. Боясь, что сейчас могут сбежаться все, включая герцога, ему пришлось отстраниться. Сильно тряхнув Билла за плечи, француз со всего размаху ударил его по лицу. В этот самый момент, когда юноша упал на пол, в алькове появился взволнованный Сэдрик, с парящейся кадушкой воды.
— Выйдите, – прошипел слуга, сверля виконта взглядом полным ненависти.
— А то что? Может, это тебе стоит удалиться, пока мы с твоим господином тут развлекаемся? – наглая ухмылка, перекосившая лицо француза, только больше распалила парнишку, и он подошёл ближе. – Зачем же скрывать такую великолепную кожу? – окинув взглядом дрожащего Билла, который судорожно пытался прикрыться тканью, Франсуа тоже сделал шаг навстречу.
— Если вы сейчас же не уйдёте отсюда, то ваше лицо останется вовсе без кожи, – зло проговорил Сэдрик, приподнимая кадушку с кипятком. – А все будут думать, что вы просто навернулись с лестницы, мсье виконт, и ненароком налетели на меня, – тон, в котором говорил Сэдрик, не оставляли ни малейшего сомнения в том, что он способен исполнить угрозу.
Увидев полные решимости глаза слуги, Франсуа чуть ли ни позеленел от злости, и, резко развернувшись, пошёл прочь. Сэдрик сразу же бросился к своему хозяину, помогая тому встать, и заново наполнив ванну горячей водой, усадил в неё Билла, принимаясь массировать его голову успокоительной смесью. Билл сидел в воде, бездумно глядя куда-то перед собой, а в воду капали солёные капли, которые не переставая сбегали по его щекам. Всё и так было понятно, и так было давно решено.
«Ключевые слова: Разрушение старого образа жизни. Видоизменения. Раскол. Опустошение. Пробуждение. Нестабильность. Внезапное озарение. Шокирующие открытия. Болезненный опыт. Значительные, неизбежные изменения. Освобождение от оков. Смерть иллюзий. Освобождение. Невероятные духовные открытия. Очищение. Быстрые перемены. Тьма рассеивается. Что-то задевает за живое. Волнующие новости. Внезапная вспышка, которая освободит вас. Бесполезное озарение. Освобождение из плена собственных ограничений. Смятение. Разочарование. Отказ от ложных убеждений и устаревших форм. Нарушение планов. Разгром бесполезных структур. Переживание стыда или вины. Отсеивание ложных ценностей. Момент истины. Отделение зерен от плевел. Свобода. Просветление. Общепринятые условности, которые сковывают вас. Новая работа. Перемена места жительства. Неприятное происшествие. Разлука. Развод. Несчастный случай. Утрата безопасности. Землетрясения. Природные бедствия. В медицинском раскладе – внезапный приступ. Я вижу свет.. Ты опять не можешь прийти домой. Назад, к чертежной доске. И стены, содрогаясь» пали. Битва при Иерихоне. Когда-нибудь ты меня за это поблагодаришь…
«Совет: Появление Башни в раскладе чаще всего предвещает скорые и трагические перемены. Привычный уклад вашей жизни начинает рушиться, и вам приходится наблюдать распад старого образа жизни. Может случиться, что вам внезапно придётся продать дом, переехать на новое место жительства, или же в ваших отношениях с кем-либо произойдут значительные перемены. Смысл этих перемен заключается в том, что вам необходимо будет усвоить какую-то важную истину о самом себе, и поступить соответственно полученным знаниям. Перемены, предвещаемые этой картой, повлекут за собой постижение истины, которая заставит вас освободиться от ложных конструкций в своей жизни и определить истинную цену себе.
Чем больше вы будете цепляться за ложный образ жизни, тем разрушительнее будут перемены. Сейчас самое время освободиться от сковывающих общепринятых условностей и ложных убеждений, которые сдерживают ваш рост. То, что ограничивает вас, должно быть разрушено, и только тогда вы обретете просветление. Иногда эта карта обозначает кражу, потерю, семейные ссоры или трудности с наследством и собственностью. Старый порядок должен быть разрушен, чтобы расчистить место новому. Гнилые стены, содрогаясь, рухнут.
Люди: Агрессивные, эгоистичные люди, которые бросают вызов вашему мнению. Те, кто причиняют боль или становятся причиной разрыва. Люди, перенесшие тяжелый жизненный удар. Жертвы природных катаклизмов».
Не знал ли Вильгельм, что означала эта карта, постоянно выпадая в любом раскладе? Даже если расклад вовсе не касался его связи с Дадли, Башня постоянно преследовала его, а Сэдрик, которого тоже не покидало тревожное предчувствие, также постоянно просил его уехать подальше от этих людей. Но пока Том сам не пожелал бы расстаться, Билл никогда бы этого не сделал. Таро и астрологические расклады постоянно показывали ему, что он идёт не по тому пути, но разве может хотя бы что-то остановить сердце тогда, когда оно зависит только от одного человека?
Молодой маг давно уже избрал свой путь. У него существовало только два пути – либо отречься от Тома первым и уехать, либо же… идти тем путём, по которому он и шёл.
Сейчас Билл кожей ощущал смятение, исходившее от своего преданного слуги. Подняв на него взгляд, Билл увидел слёзы в глазах парня.
— Ты спас меня.
— Господин…
— Я знаю, что ты хочешь сказать. И мой ответ — «нет».
— Но вы же…
— Помолчи, ничего не говори. Ты волен, и сможешь уйти, когда пожелаешь.
Отложив в сторону гребешок, Сэдрик принялся молча омывать волосы своего хозяина. Что ему мешало уйти на самом деле? Билл не был безопасным хозяином, если бы они попались в руки к служителям церкви, то слуга бы разделил участь господина, какой бы они ни была, как соучастник преступления против Бога. Но точно так же, как Билл не мог оторваться от Тома, так и зеленоглазый шотландец, прислуживавший ему с самого приезда в Англию, любил хозяина благоговейной, почтительной любовью, и никогда бы не оставил одного, особенно с таким чудовищем, каким считал будущего герцога Суффолка.
***
Всю историю, что произошла у него с Биллом, Франсуа рассказал только одному человеку – Рамоне. Для неё это не было той неожиданностью, что для него, но было делом чести избавиться от Вильгельма. Дело в том, что она ещё не знала самого главного, а именно того, что сам король уже посватал Тому леди Джейн. Она с досадой отметила факт непорочности молодого мага и поклялась, что никогда и никому не расскажет тайны виконта. Вместе они отправились к Его Высочеству, который сразу потребовал у Франсуа более веских доказательств их с Биллом близкой связи. На это мерзавец ответил, что если тот хочет, он может спросить у Дадли о том, в каком скрытом месте у Билла большое родимое пятно, с неровными краешками, похожими на лучики звезды? Бледность принца стала заметна и Рамоне – столь интимная подробность покоробила его, и он сразу же приступил к написанию письма, которое тем же вечером отправил с гонцом в Лондон.
— Что ж, мой милый, теперь он мне не нужен. Он меня совсем не хочет, а с тобой, как видно, ему приятней. Можешь забирать его себе. Думаю, в Лувре его оценят по достоинству.
Джаред сказал это Франсуа, с безразличным видом наливая вино в золочённый кубок. Рамона следила за каждым его движением, и её глаза засияли, когда она услышала последние слова. Виконт только удивлённо приподнял бровь. Как не похоже это было на Джареда!
— А что ты собираешься делать с Томасом Дадли, если не секрет? – принимая из рук принца вино, он подмигнул герцогине, которая уже предвкушала степень ярости Тома, и то, какие последствия это возымеет для Билла. Возможно, в припадке гнева, Томас, наконец-то, сделает что-нибудь с его лицом, являвшимся предметом её глухой зависти и слепой ненависти?
— Том тотчас же выедет сюда, Луи, вот увидишь, — и когда я расскажу ему то, что ты рассказал мне, он немедленно откажется от своего «божественного мальчика». Тебе я советую быть где-нибудь поблизости. Можешь побыть где-нибудь в Суффолке, чтобы сразу перехватить птичку?
— Не вопрос. Сколько ты за него хочешь?
— А сколько бы ты дал?
— Я бы многое отдал.
— А как насчёт той самой изумрудной подвески?
— Договор.
На самом деле Джаред и не помышлял расставаться с Вильгельмом, с насмешкой наблюдая за ликованием Рамоны, которая чуть ли не пропела от радости: «Неужели с нашим «Чёрным призраком» будет покончено, наконец?!» Но он полагал, что раз маг себя скомпрометировал, то теперь есть, чем его шантажировать. Более того, если Биллу удастся каким-то образом остаться целым после встречи с Томом, то он будет испуганным и присмиревшим, и вряд ли будет пытаться возражать. План принца был прост и почти идеален – де Монморанси, как исполнителя, он планировал убить ещё до того, как тот с Биллом доберётся до Ла-Манша. По его подсчётам, если Билл будет покидать Суффолк, то встретив по дороге француза, непременно пожалуется любовнику на Дадли, а тот, выступая теперь защитником его чести, предложит ему отправится во Францию, и по дороге будет убит, а Вильгельма доставят в Ноттингем. Самого же Дадли, к тому времени, уже возьмут люди епископа, и в лучшем случае, его уже не будет в живых.
Но это были планы Джареда, а у самого Монморанси план был совсем другим. Он слишком хорошо знал принца и никогда бы не поверил, что тот легко отказался бы от человека, которым буквально бредил. К тому же, он сомневался, что Вильгельм даже в том состоянии согласился бы с ним ехать. «Этот скорее убьётся, чем отдастся» — думал Луи. А брать и удерживать силой и угрозами, на самом деле, не доставляло ему того удовольствия, что Тому. Поэтому он, делая вид, что следует дальнейшим инструкциям принца, вернулся в Суффолк, в ту самую облюбованную им гостиницу, и стал ждать.
***
Вильгельм прогуливался по герцогскому саду, собирая опавшие листья, красиво раскрашенные осенью в разные цвета. В кроне одного из раскидистых дубов сидела кукушка, грустно кукуя, а потом перелетела на куст красной калины, принимаясь клевать спелые ягоды. Тревожное курлыканье журавлей, улетающих на юг, и холодный, влажный ветер, который трепал и спутывал волосы Билла, очень точно передавали пору года и то состояние, в котором он находился.
Дадли не писал ему больше двух недель — с тех пор, как он отправил письмо о том, что виконт уехал. Билл писал почти каждый день, но ответа не приходило. Отцу Том тоже не писал, и оба очень волновались, не случилось ли беды. Безусловно, если бы что-то случилось, то принц, или граф Форестер непременно сообщили бы им. Но была полнейшая тишина, и если старик ещё как-то пытался отвлечь Вильгельма от тяжёлых мыслей, сам маг вообще ничего не мог. Он часами просиживал у окна, иногда целыми днями не прикасаясь к пище, чем очень волновал старого герцога, которому было невыносимо смотреть на то, как страдает это несчастное дитя. Дадли старший давно понял, что именно связывает молодых людей, и что беспокоит Вильгельма. Но он бы ничем не смог помочь. Рассказать кому-то из них то, что может разрушить и без того безоблачные отношения он не мог. Он не был на стороне подобных отношений, но отравить жизнь тем, кого воспринимал собственными детьми, было бы слишком жестоко. Он и без того в своей жизни совершил много ошибок, и был во многом виноват. Несколько раз подумывал герцог о том, как бы побеседовать на эту тему с рассудительным Вильгельмом. Он прекрасно знал вспыльчивый нрав Тома, с которым бесполезно было говорить, если тот считал иначе. Более того, осознав характер его связи с Биллом, герцог отправил множество дорогих подарков графу Йоркширу, с дочерью которого был помолвлен Томас, написав длинное письмо с извинениями и просьбой расторгнуть помолвку. Эта семья была лакомым кусочком, и найти для дочери нового жениха Йоркширу не составляло труда. Таким образом, Том был уже свободен, даже не предполагая об этом. Так или иначе, разлучать их с магом герцог не собирался.
— Господин! Господин, вернулся… — Вильгельм дёрнулся, услышав тревожный голос Сэдрика.
— Кто?
— Его Светлость сэр Томас.
Сердце застучало тревожно и гулко. Не обращая внимания на печального слугу, Билл побежал в замок, где Том уже поприветствовал своего отца и поднялся в их покои наверху.
— Том…
Дадли стоял спиной к двери и смотрел в окно. Чуть заметно вздрогнув, он обернулся, и протянул руки к Вильгельму, и тот, не чувствуя ног от волнения, медленно приблизился, чтобы крепко прижаться к своему возлюбленному, которого боялся вовсе не увидеть.
Зарывшись носом ему куда-то в шею, и вдыхая родной запах, Билл почему-то не чувствовал того, что обычно. Было какое-то напряжение и несоответствие, Том целовал его, гладил по спине, что-то говорил о том, как соскучился, но Билл… не верил. Это был первый раз, когда он не верил Тому. Они стояли так очень долго, и обнимая Тома с закрытыми глазами, маг не видел, как янтарные глаза его любимого несколько раз наполнялись слезами, но тот сдерживал их, пряча лицо в его волосах, которые успели отрасти, и которые он так любил. Дадли сам погрузился в то облачко вербены, что обычно витало над Биллом, и не хотел из него выходить. Ему было плохо.
— Ты действительно так ждал меня? – голос Тома дрогнул, когда он обратился к магу, который тушил лишние свечи в их опочивальне. Ведь старый герцог поспешил сообщить приёмному сыну о том, как томился Билл, ожидая его.
— Ты шутишь? – Вильгельм внимательно посмотрел ему в глаза, и Том отвёл взгляд, — Том?
— Иди ко мне.
Осенняя луна заливала своим холодным светом незанавешенное балдахином ложе. Свечи давно догорели, и время близилось к пяти часам утра, однако влюблённые не могли оторваться друг от друга. Том не мог сдерживать своих порывов, каких-то грубых и нервных, постоянно делая больно своему мальчику, а тот, в свою очередь, не мог не заметить тех полных боли и отчаяния взглядов, которые, казалось, поселились теперь в глазах возлюбленного.
Вильгельм полностью растворился в Томе, позволяя ему делать всё, что он хочет, отдаваясь, как в последний раз. И он действительно не был уверен, что это – не последний. Всё его тело было уже покрыто царапинами и кровоподтёками, а с губ то и дело срывались болезненные стоны. Слышал ли это Том? Скорее, слышал, но он точно так же ничего не мог с собой поделать. Он старался быть нежным, но у него ничего не получалось, ему хотелось привкуса крови, и он получал его. Он делал Биллу очень больно, хотя уже давно заметил пятна крови на простыни, и видел, каким бледным стал его возлюбленный.
«Я люблю тебя, прости меня» — Том каждую минуту повторял это, словно заклинание, вглядываясь в измученное лицо, пытаясь увидеть в нём что-то. Слабыми прохладными руками гладя по лицу, и повторяя те самые слова, которые когда-то поставили крест на их жизни, Билл в тайне надеялся, что Том не будет столь малодушен, и очередная вспышка гнева приведёт к неконтролируемой ярости, и тогда он осуществит…
Дадли то и дело поглядывал на стол, на котором лежал инкрустированный агатами кинжал. Он сходил с ума, глядя на обессиленное тело, распластанное под собой, продолжая мучить, и оставляя на тонкой коже багровые засосы. Билл это видел, и уже под утро, почти теряя сознание от боли, пронзавшей тело с каждым движением Тома, мысленно молился о таком исходе, если не сегодня, то однажды. Больше так не могло продолжаться. Но это были пустые надежды.
Когда взошло солнце, Том сел на постели и окинул мага ничего не выражающим взглядом. Выйдя в коридор, он позвал Джонни и Сэдрика, и тихо приказав им что-то, вернулся и сел на постель, уставившись бессмысленным взором в окно, за которым весело щебетали воробьи, и солнце пробивалось сквозь утренний туман.
— Почему ты не спишь? – еле слышно произнёс Билл, которому даже открыть глаза далось с большим трудом.
Но Том не ответил. Вместо этого он повернулся лицом, и даже сквозь пелену усталости и боли, Билл смог увидеть ненависть, кипящую в его глазах. Как будто это был не тот Том, что совсем недавно, как умалишённый повторяя слова любви, и просил прощения неизвестно за что.
— Что случилось? – встревожено переспросил маг, садясь, но тут же острая боль пронзила всё тело, и он со стоном опустился назад, не спуская взгляда с Тома. Тот выглядел ужасно – Билл никогда его таким не видел.
— Я больше не хочу тебя видеть.
— Том… ты… — с трудом привстав, Вильгельм потянулся к нему, но Дадли одёрнул руку.
— Нет, Билл, не надо, не говори ничего.
— Но почему?
— Не спрашивай! – уже закричал Том, вскакивая с постели. По его виду казалось, что он был способен убить, если бы услышал ещё хоть слово.
— Том, ты должен мне сказать!
— Нет! Я просто больше не хочу быть с тобой, — развернувшись, Том схватил Билла за волосы, и со всей силы дёрнул его на себя. – Я тебя любил, но ты…
— Любимый, что с тобой…? – не было даже сил закричать.
— Ты всё испортил! Ты — грязное, мерзкое, отвратительное, распутное существо, — зло прошипел Дадли, не ослабляя хватки, — Ты испортил всю мою жизнь, ты втоптал меня в грязь. Ты… — резко отпустив, он швырнул юношу на пол, — Верить тебе было самой большой ошибкой в моей жизни. Предупреждаю тебя: с этой минуты, если ты произнесёшь ещё хоть слово, хотя бы раз обратишься ко мне, я собственноручно вырежу твоё предательское, лживое сердце! – прокричал Том, хватая со столика кинжал, и склонившись над вздрагивающим в беззвучных рыданиях Биллом, прошипел, — Я убью тебя.
— Убей,– бесцветно выдохнул Билл.
— Не смей смотреть мне в глаза, шл*ха! – проорал Том. Билл зажмурился, когда он замахнулся, но через мгновение услышал лязг металла – кинжал полетел куда-то в угол комнаты. – Сейчас придёт Сэдрик. Позаботься о том, чтобы он собрал ваши вещи. А ещё, — вернувшись, Дадли грубо схватил Билла за мокрое от слёз лицо, — Если ты хоть слово скажешь моему отцу, то… ты пожалеешь о том, что на свет родился. Я тебя не убью, нет… — зло прищурившись, Том ещё больнее сжал пальцами щёки плачущего существа, — Это будет хуже. Надеюсь, ты знаешь, как наказывают за мужеложство. А ты ещё и алхимиком слывёшь. Мне не составит труда найти десятерых свидетелей.
Выпалив это, Дадли покинул опочивальню, в которой витал запах крови и боли. Солнце, так настойчиво пробивавшееся сквозь занавески, вызывало головную боль и желание спрятаться от всего. Вильгельм продолжал сидеть на полу, прислонившись к резной ножке кровати, и бездумно смотрел в одну точку. И это его Том? Его любимый, который обещал защищать, обещал никогда не отдать его никому, относился как к ребёнку и каждый день признавался в любви? Неужели это – тот самый Томас Дадли, которого он увидел впервые в Девонширском замке? И разве мог он произнести те слова, что он, Билл, сейчас услышал? Выгнал, угрожал? Но ещё одна мысль не покидала мага: неужели он сам не знал, что всё этим закончится? Знал. Тогда почему так больно?
Больно не от слов Дадли, больно не от того, что он унизил его, забыв обо всех своих обещаниях. Но больно потому, что это – конец. Пусть бы он ещё не раз пострадал от несдержанности и грубости Тома, пусть бы тот действительно его убил, но только не разлука. Хотя… разлука ведь исчисляется временем, проведенным врозь, а времени у Вильгельма уже не было.
Вошедший Сэдрик так и застыл на пороге от ужаса, когда увидел своего хозяина на полу, в окровавленной ночной сорочке, разодранной, и открывавшей все следы неземной любви, оставленные благородным Дадли. Помогая магу подняться, он стал снова просить уехать из этого дома, и к великому своему изумлению, парень услышал от Вильгельма утвердительный ответ. Пока Сэдрик помогал ему принимать омовение, по щекам Билла не переставая катились слёзы, а слуга всё время переспрашивал, больно ли ему. Он не знал, что случилось на самом деле, полагая, что у его хозяина просто лопнуло терпение, и он больше не хочет жить с этим зверем.
Ровно через час Вильгельм был одет и причёсан, а слуга побежал собирать их немногочисленное имущество. Большая часть их вещей находилась в Ноттингеме, но самое главное – книги и какая-то часть гардероба – здесь. Конюхи подготовили лошадей, и Вильгельм решил проститься со старым герцогом, который был так добр и чуток к нему. Этот старик всегда проявлял к нему доброту и заботу, и уехать из его дома не попрощавшись, было бы очень непочтительно. Но ещё Билл по-настоящему привязался в седовласому родителю. Не знавший своих настоящих отца и матери, он тянулся к герцогу, чувствуя исходящее от него тепло и ласку, за которые он испытывал чувство благодарности. Переполняемый им, маг вошёл в кабинет Дадли-старшего, и поклонился ему, целуя руку.
— Поднимитесь, дитя… — голос старика дрогнул, он взял Билла за плечи, заставляя встать и посмотреть ему в глаза.
– Благодарю вас, Ваша Светлость, за …
— Благодарят ли за любовь? – на дав договорить, герцог вперился в глаза юноши серьёзным, печальным взглядом.
— Не знаю, – и он действительно не знал. Уже. Дадли тоже любил, тоже просил не благодарить, но к чему это их привело?
— Я знал, что вы… что Том… — мужчина не мог спокойно говорить, было видно, что он охвачен беспокойством, — Вильгельм, прошу вас принять это. В память о том, что мы с вами встречались, о том, что я действительно отношусь к вам, как к собственному сыну. Но прошу вас не открывать письма до моей смерти. Вы обещаете мне?
— Обещаю, – растерянно промолвил маг, глядя на то, как герцог надевает ему на палец огромный перстень с вензелем Суффолков. Это была фамильная ценность, которая, как кажется, могла достаться только члену семьи и наследнику герцогства. Билл не мог понять, зачем старый герцог делает это, и попытался одёрнуть руку.
— Вы уже пообещали, дитя моё, — сухо сказал Дадли-старший, отдавая Биллу небольшой, но увесистый свёрток из бордового бархата, — Да хранят вас Небеса.
***
Закат делал и без того оранжево-багряные просторы невыносимо красными, и они резали глаза, пестря своим ярким разнообразием. Воздух был прохладным, но ветра совсем не было, и поле было тихим и безлюдным. Вильгельм и Сэдрик ехали уже около пяти часов, и скоро должны были выехать из Суффолка. Куда отправиться они решили сразу – сначала в Девоншир, к родственникам, а оттуда уже в Италию, где у мага был старый добрый друг Рене, миланский аптекарь, впоследствии ставший правой рукой Екатерины Медичи.
На самом деле Вильгельм лишь успокаивал верного слугу, рассказывая о планах и будущем. Было ли у него теперь это будущее? Скорее, он сам не хотел его. Своего возлюбленного, перед отъездом, он так и не увидел. Старый герцог провожал его один. В глазах старика заблестели слёзы, когда он заметил взгляд, которым Билл, в надежде увидеть Тома, окинул замок. В свёртке, что Дадли-старший дал Вильгельму, были деньги и письмо, которое он не должен был открывать в соответствии с просьбой герцога.
Для Билла закончилось всё тогда же, когда и началось. Он осознавал это, но желание пробыть рядом с любимым как можно дольше, создавало некоторое подобие жизни и счастья. Они должны были встретиться, это было написано в книге, которой никто никогда не видел, но ощущал на себе правдивость её строк. Свод законов бытия. Но по этому же своду не суждено было им быть вместе. И попытавшись нарушить это, преступая все законы, они обрушили на себя ещё больше несчастий, чем могло быть изначально. Прекрати они это сразу, не начинай вовсе – последствия могли бы быть куда более мягкими. Но могли ли они не начать, прекратить? Ответ на это найти трудно. Где именно наши собственные желания, а где – рука провидения, невозможно различить. Остаётся жить так, как получается и делать то, что велит сердце. Но только никогда потом не жалеть о тех плодах, что приносит нам Древо Жизни, помня, что мы сами его поливаем. Чем его польём – то на нём и вырастет.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |