Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Курс государственной науки. Том III. 16 страница



иметь в виду не свою только, а общую пользу. В аристократии, не знающей сдержек,

развиваются опять худшие ее свойства. Примером может служить польская знать.

Она имела перед собою монарха, лишенного почти всяких прав, и порабощенную,

безмолвную массу; среднее сословие почти совершенно отсутствовало. Вследствие

этого, она предавалась необузданному своеволию, которое привело, наконец,

государство к полному разложению.

Важное влияние имеют при этом и естественные условия страны. Необходимое

для аристократии единство корпоративного духа очевидно труднее вырабатывается

в большом государстве, нежели в малом. Дальность расстояний и разнообразие

условий влекут ее врозь. Рождаются различия интересов и взглядов, при трудности

взаимных сношений. Каждый могучий вельможа стремится только к тому, чтобы

быть властителем у себя дома, не заботясь об остальных. При таком духе, преобладание

аристократии ведет к разложению государства, как в Германии, или же оно объединяется

силою монархии, как во Франции, и тогда аристократия теряет свое политическое

значение Созданию общего корпоративного духа сильно содействует островное

положение страны: отделяя народ от других, оно дает ему внутреннюю связь.

Это было одною из причин крепости аристократического элемента в Англии. Но,

вообще, чистая аристократии установляются только в малых государствах, где

центром служит небольшая община. Таковы были Спарта, Рим, Венеция, Берн. При

таком условии, члены высшего сословия могут всегда сойтись, сговориться, принять

общие меры, создать постоянные учреждения, иметь бдительный надзор и за самими

членами высшего сословия и за народом. В малом государстве нужно и меньше

средств; не приходится, в случае нужды, прибегать к помощи народной массы,

что неизбежно возбуждает в последней стремление к приобретению прав. В небольшой

общине аристократия, обладающая политическим смыслом, может долго сохранять

свое владычество.

Из сказанного ясно, какие для этого следует принимать меры, и какие должны

употребляться орудия и способы действия.

В аристократии важно, прежде всего, внутреннее взаимное отношение членов.

Здесь нет естественного единства, как в монархии; нужно соглашение воль, а

для этого требуется общее их направление. В этих видах надобно устранить всякие

постоянная причины раздоров, а таковою является неравенство прав. Галлер,



который сам был бернский патриций и хорошо знал все выгодные и темные стороны

аристократического правления, настаивает па том, что равенство прав в среде

владычествующего сословия составляет первое и необходимое условие его долговечности.

Юридическому делению аристократии на высшую и низшую он противополагает то,

что он называет естественным патрициатом, то есть, возвышение родов, отличающихся

знатностью, богатством, заслугами. Не пользуясь особыми правами, они должны

признаваться всеми за естественных руководителей корпорации. Иначе неизбежны

внутренние раздоры, которые ведут аристократе к падению*(69). Фактическое

же неравенство установляется силою вещей, вследствие законов, обеспечивающих

материальное благосостояние членов владычествующего сословия. Для того чтобы

аристократия могла держаться, необходимо, чтобы богатство знатных родов сохранялось

непоколебимо, переходя от поколения к поколению. Средством для этого служат

гражданские законы, ограждающие аристократическое достояние от произвольного

отчуждения и сохраняющие его в одних руках. Таковы право первородства, фидеикоммиссы,

субституции. Но все это дает преимущество старшим членам семьи; младшие же

обделяются, а потому беднеют. Между тем, владычествующая аристократия не может

приравнять их к простолюдинам. Это возможно только при смешанном устройстве,

в котором и низшие классы пользуются значительными политическими правами.

В чистой же аристократии такое уравнение порождает массу недовольных, которые

своим происхождением принадлежать к владычествующему сословию, а между тем

лишены всяких прав, следовательно находятся в ложном положении, из которого

они необходимо стремятся выйти. Этим подрывается самое начало аристократии,

которая, будучи основана на наследственности положения, не может выкидывать

собственных собратий из своей среды. Только сохранение за младшими сыновьями

высших прав может сколько-нибудь вознаградить их за потерю состояния. Но раз

они остаются членами сословия, а между тем материальное их благосостояние

умаляется, неизбежно установляется различие богатых и бедных. С тем вместе

приходится изыскивать средства для поддержания последних. Всего выгоднее для

аристократии приобретете подвластных земель и колоний, которые дают доходный

места обделенным членам. Этим в широких размерах пользовалась Венеция. Этим

в значительной степени поддерживаются и младшие отрасли аристократических

родов в Англии. Колонии дают исход и всем недовольным. Отсюда широкое развитие

колониальной политики в аристократических государствах, понимающих потребности

своего положения.

Но для устранения недовольных и для предупреждения козней необходимы

еще иные средства. Они заключаются в постоянных учреждениях, охраняющих единство

сословия и пресекающих всякие злоупотребления власти. В Общем Государственном

Праве были изложены учреждения, свойственные аристократическому правлению.

Главный центр тяжести лежит здесь в Малом Совете, или Сенате. Большой Совет,

составленный, если не из всех, то из значительной части членов сословия, слишком

многочислен для руководства делами; в него входят разнообразные элементы,

и высшие и низшие. Малый же Совет содержит в себе цвет сословия, выдающихся

людей, стоящих в его глав. Обыкновенно его члены пожизненены, ибо этим обеспечивается

постоянство политики. Высшим образцом такого рода учреждений может служить

римский Сенат, состоявший из бывших сановников, приобретших опытность в государственных

делах. Его неуклонной энергии и прозорливости Рим обязан своим величием. От

Малого Совета состоит в зависимости исполнительная власть, которой существенные

признаки суть разделение власти и ее кратковременность; иначе она может сделаться

опасною для владычествующего сословия, предоставляя слишком большой простор

личному честолюбию. Но из всех учреждений, свойственных аристократии, важнейшую

ее особенность составляет, как мы видели, власть надзирающая, которой сверяется

строгое наблюдение за членами сословия и в особенности за носителями власти.

Таковы были в Рим цензоры, в Спарте эфоры, в Венеции Трибунал Десяти и государственные

инквизиторы. Такого рода учреждения, особенно когда они составляют постоянную

коллегию, имеют однако весьма существенные невыгоды. Если даже многое из того,

что писалось о венецианском Трибунале Десяти значительно преувеличено, то

нет сомнения, что орудием его деятельности была широко разветвленная система

шпионства, охватывавшая всю частную жизнь граждан. А с другой стороны, такой

тайный, безответственный трибунал, облеченной самою широкою властью, имеет

естественное поползновение вмешиваться во все государственные дела и все забирать

в свои руки. Рим не имел нужды давать своим цензорам такие широкие полномочия,

ибо там республика была смешанная и борьба происходила явно. В случае опасности,

внутренней или внешней, выбирался диктатор, который облекался чрезвычайными

правами. Однако и это учреждение представляет такие опасности, что чисто аристократические

правления стараются к нему не прибегать. Нужно было необыкновенное величие

духа римской аристократии для того, чтобы выдвинутый ею член сословия, совершив

свое дело, сложил с себя полномочия и мирно возвратился к своему плугу. Обыкновенно

человеческая природа не мирится с такими переменами положения.

Значительный затруднения представляют для аристократии те орудия, которые

она принуждена употреблять, в особенности войско. Это составляет самое больное

место аристократического правления. Редко владычествующее сословие достаточно

многочисленно, чтобы довольствоваться войском, составленным единственно из

своих членов. Спартанцы были собственно оседлою дружиной; но и они принуждены

были вооружать Лакедемонян, а иногда даже Илотов. При постоянных войнах, волею

или неволею, приходится призывать к оружию подвластных, а это ведет к тому,

что последние требуют себе прав. Это и было главною причиной развития демократии,

как в Греции, так и в Риме. В последнем, народные собрания по центуриям, представлявшие

организованное войско, мало-помалу вытеснили собрания по куриям, составленный

из одних патрициев. Если же аристократия не доверяет народу, остается прибегать

к наемному войску, а это еще опаснее, ибо оно ничем не связано с государством,

кроме частной выгоды, которая может побудить его обратиться против самих нанимателей.

Это испытал Карфаген. При постоянных войнах, войско, вербованное даже из граждан,

вследствие привязанности к победоносному вождю, может сделаться опасным для

государства. Римская республика пала,, когда она, вследствие обширных завоеваний

, принуждена была держать постоянные армии, которые в течение целого ряда

лет оставались под начальством одного и того же вождя. Честолюбие полководцев

привело сперва к беспрерывным междоусобиям, а затем к установлению единовластия.

Аристократии, желающие сохранить свое положение, должны поэтому воздерживаться,

по возможности, от войн; но и это имеет свои невыгодные стороны: погруженные

в мирную рутину или предаваясь ничем не сдержанному своеволию, и недостаточно

огражденный от внешних опасностей, они внутренне слабеют и, наконец, делаются

жертвою соседей. Так пали Польша и Венеция.

Несравненно меньшие затруднения представляют орудия гражданского управления.

Как сказано выше, аристократия имеет в себе самой неисчерпаемый источник правительственных

преданий и правящих лиц. Главная задача состоит в том, чтобы сдерживать последних

в должных границах. Самовластный правитель может сделаться опасным для государства.

Это касается в особенности управления областей. Цезарь, утвердившись в Галлии,

обратился против самого Рима. С другой стороны, необузданное самовластие,

порождая невыносимый притеснения, ведет к восстаниям, которые особенно опасны

при отсутствии постоянного войска или при недоверии к военным силам. И тут

счастливый полководец может сделаться властителем государства. Чем оно обширнее,

тем опасность больше и тем труднее с нею справиться. В Риме, в последние времена

республики, неограниченная власть проконсулов была источником самых неслыханных

вымогательств, а вместе признаком внутреннего бессилия правительства. Лучшая

система для аристократии, желающей сохранить свое владычество, состоит в том,

чтобы предоставить подчиненным широкое самоуправление, поставляя от себя только

высшие правящая лица и соблюдая над ними строгий контроль. Галлер особенно

настаивает на необходимости уважения к правам и привилегиям подвластных общин

и корпораций, ибо это одно обеспечивает охранение законного порядка и самых

прав владычествующего сословия*(70).

Вообще, умеренность в отношении к народу должна быть главным руководящим

началом разумного аристократического правления. Силу власти следует обращать

против всяких тайных козней и явных попыток к возмущению, но в обыкновенном

порядке умеренность в пользовании правами составляет первое условие долговечности

для аристократии, более, нежели для какого либо другого образа правления.

Это одно делает владычество привилегированного сословия сносным для подданных

и привязывает их к порядку, ограждающему их частные права и их интересы. Так

поступали Венеция и Берн. Римляне возводили подвластные племена, сохранявшие

к ним верность, на степень союзников и даже римских граждан. Только отдаленный

и дряхлый Восток отдавался граблению. Польская знать, напротив, никогда не

помышляла о соблюдении умеренности: подвластные подвергались беспощадному

притеснение, но это и привело ее к падению.

Умеренность должна проявляться не только в способах управления, но и

в личном обхождении с людьми. И в этом отношении бернский патриций дает самые

мудрые советы своим собратьям*(71). Ничто так не возбуждает неприязни, как

высокомерие и чванство, особенно когда требования внешнего почета находятся

в явном противоречии с внутренним содержанием. Притязания и замашки аристократии,

гордой своим происхождением и смотрящей свысока на людей несравненно выше

ее стоящих по уму, знаниям, заслугам и нравственному достоинству, могут восстановить

против нее все, что есть образованного, даровитого и независимого в народ.

Только гуманным личным обхождением она может заставить независимых людей примириться

с ее привилегиями. Аристократия, столь же, если не более, нежели монархия,

должна стараться привязать к себе сердца подвластных. Истинный вельможа познается

учтивым и ласковым обхождением с людьми, даже стоящими гораздо ниже его. Только

этим приобретается клиентела, а с тем вместе и нравственная опора в низших

классах. Галлер советует даже избегать всяких внешних знаков пышности и роскоши,

чтобы не подавать повода к зависти и нареканиям.

При всем том он признается, что нет возможности избегать неприязненных

чувств именно высших слоев народа, тех, которые образованием и богатством

стоят ближе всего к аристократии, а потому являются естественными ее соперниками.

И чем более развивается масса, тем это соперничество становится опаснее. Против

этого есть только одно средство: принятие способнейших людей из народа в свою

среду. Этим открывается законное поприще честолюбиям, которые иначе примыкают

к недовольным и начинают строить козни, тем более опасные, чем способнее лица.

С другой стороны, этим укрепляется и самая аристократия, которая в способнейших

людях приобретает новые силы. Однако, это возведете в высший сан не должно

доставаться слишком легко; оно должно быть увенчанием поприща, посвященного

пользе отечества. Аристократия сохраняет свое высокое положение единственно

тогда, когда приобщение к ней считается высшею наградой для подвластных. Если

же средние классы достигли такого развития, что приобщение более или менее

значительной части их к политической жизни составляет насущную потребность,

то лучше прямо перейти к смешанному устройству. Таков и есть обыкновенный

исход аристократического правления, если оно не падает вследствие внешнего

толчка.

Этот исход может быть ускорен политикою противоположною той, которая

указана выше. Аристократия падает: 1) вследствие внутренних раздоров, которые

ведут либо к переворотам, либо к вмешательству иностранных держав; 2) вследствие

слабости сил или даже вырождения владычествующего сословия, что делает его

жертвою могучих соседей; 3) вследствие притеснений, вызывающих восстания,

которые могут вести к низвержение правительства; 4) вследствие войн, которые,

требуя усиленного содействия низших классов, побуждают последних предъявлять

притязания на соответствующий их заслугам политические права; 5) вследствие

естественного роста особенно средних классов, которые, умножая свое умственное

и материальное достояние, стремятся к занятию подобающего им положения в государстве.

А так как последняя причина составляет результата всего исторического развития

человечества, то рано или поздно чисто аристократическое правление обречено

на падение. Аристократия должна сделаться не исключительно господствующим,

а одним из существенных элементов государственной жизни. В этом состоит истинное

ее историческое призвание. Мы видели, что лучшие ее качества развиваются не

там, где она владычествует безгранично, а там, где она встречает сдержки со

стороны других. И в свою очередь, как независимый политический элемента, она

служить самою сильною сдержкой, как монархии, стремящейся к неограниченной

власти, так и демократии, все подчиняющей воле большинства. В системе смешанных

правлений аристократия находить настоящее свое место и значение, не как преходящая

только форма, а как прочный элемент политического здания. Но для того чтобы

занять такое место, она должна быть подготовлена предшествующим историческим

развитием; она должна выработать в себе т качества, которые делают ее способною

стоять во главе народа с пользою для государства. В мире немного есть аристократий,

достойных такого положения.

 

Глава IV. Политика демократии

 

В демократии верховная власть принадлежит совокупности граждан. Основные

ее начала суть свобода и равенство. Отсюда проистекают великие сопряженные

с нею выгоды. Они состоять в следующем:

Во-первых, каждый член общества получает здесь высшее ограждение своих

прав и своих интересов. Когда люди хотят или принуждены действовать совокупными

силами, отдельное лице не может уже руководиться единственно собственною своею

волей; оно должно подчиняться совокупному решению: иначе это была бы анархия.

Его свобода, с вытекающими из нее правами, сохраняется и обеспечивается лишь

тем, что оно само участвует в этом решении, и если его мнение не имеет перевеса,

то оно может всеми законными способами стараться убедить других. Таково правило

всякого товарищества. Бесправные лица подчиняются чужой воле, свободные решают

дела совокупным совещанием. В демократии это начало простирается на самую

верховную власть; следовательно, обеспечение свободы и права здесь наивысшее.

Все граждане и все интересы представлены в верховном собрании, от которого

зависит установление законов и наложение государственных тягостей. Где этого

нет, интересы классов, исключенных из правления, всегда могут быть принесены

в жертву. Поэтому Бентам, который в своих политических планах постоянно имел

в виду ограждение всех интересов, окончательно признал чистую демократию единственным

образом правления, соответствующим этому началу.

Во-вторых, господство начала свободы в государстве раскрывает полный

простор энергии каждого. В человек рождается сознание своей силы и уверенность

в себе. Он делает лее, что может сделать; и физический и умственный труд,

не стесненные ничем, достигают высшей степени производительности. А так как

личный труд составляет коренной источник всякого движения и всякого прогресса,

то свобода составляет первое и главное условие человеческого развития. Все

силы народа возбуждаются в демократии; он проявляет всю свою духовную сущность.

Примерами в этом отношении могут служить древние Афины, а в новое время Северо-Американские

Штаты. Никогда человечество не проявляло такой изумительной и плодотворной

деятельности во всех направлениях, как в Афинской республике. Это именно и

привлекало сочувствие к демократии историков и мыслителей. Если бы демократия

не могла указать в свою пользу ничего, кроме своего мимолетного владычества

в Афинах, то этого было бы достаточно для того, чтобы дать ей почетное место

в истории человечества. В Соединенных Штатах жизнь носит гораздо более односторонний

отпечаток: согласно с характером народа, она направлена преимущественно на

экономическую область. Но здесь проявляются такая необычайная энергия и такая

самодеятельность, которые поражают сторонних наблюдателей и внушают веру в

будущность народа, одаренного такими способностями. Нет сомнения, что демократия

значительно содействует развитие этих способностей и, наоборот, только демократия

уместна при таком духе народа.

В-третьих, участие каждого в верховной власти возвышает чувство личного

достоинства человека. Он не знает над собою владыки; как член свободного народа,

он преклоняется только перед общею волей. Отсюда возвышение нравственного

уровня общества. Все раболепное, низкопоклонное, трусливое, изгоняется из

человеческой души. Римский гражданин не знал этих низменных чувств. Он гордо

поднимал голову и смело высказывал свою мысль перед лицом всех. В демократии,

более нежели где-либо, гражданин одушевлен этим высоким сознанием своей независимости

и своего права.

В-четвертых, там, где каждый участвует в правлении, политическое образование

распространяется на всех. Общие дела становятся делом каждого; они обсуждаются

во всех углах. Партии стараются набрать себе приверженцев всюду; политическая

жизнь нисходить до самых глубоких слоев общества, а это воспитывает народ,

возвышает его умственный уровень и приучает его к самостоятельному управлению

своими делами.

В-пятых, вопросы обсуждаются и решаются теми самыми лицами, до которых

они касаются и которым они, поэтому, ближе известны. Никакая часть народа

не призвана решать за остальных, а потому не имеет возможности проводить свой

частный интерес в ущерб другим. Участием всех в совокупном решети установляется

владычество общего интереса, а это и составляет высшую цель государства.

В-шестых, там, где правительство выходить из общества, невозможен между

ними разрыв. Тут связь установляется самая тесная; правительство является

чистым представителем народа, от которого оно состоит в постоянной зависимости.

Поэтому оно принуждено заботиться об удовлетворении всех его потребностей;

только стараясь угодить избирателям, оно может держаться. Этим, с другой стороны,

устраняется всякий повод к революционным движениям. Большинство имеет всегда

возможность проводить свое мнение путем выборов, а меньшинство может действовать

только путем убеждения: оно должно стараться само сделаться большинством.

В демократии попытки ниспровергнуть существующий порядок являются возмущением

меньшинства против большинства, что не имеет ни теоретического, ни практического

оправдания, ибо никто не имеет права ставить свою личную волю выше воли других,

а путь убеждения открыть для всех.

В-седьмых, если каждый общественный строй требует соответствующего ему

строя политического, то демократия является как бы естественным завершением

общегражданского порядка, составляющего, как мы видели, венец гражданского

развития человечества. Начала свободы и равенства, господствующие в гражданских

отношениях, переносятся и в политическую область. Через это между обеими сферами

установляется полная гармония. Отсюда неудержимое стремление к демократии

всех новых европейских народов, установивших у себя начала общей гражданской

свободы и равенства всех перед законом.

Таковы весьма существенные и наглядные выгоды демократии. Мы их выставили

в полной сил. Но им противополагаются не менее важные недостатки:

Во-первых, полезное для государства согласование гражданского порядка

и политического не должно простираться до полного смешения начал, господствующих

в этих двух сферах. Без сомнения, признание общей гражданской свободы рано

или поздно ведет к свобод политической. Гражданин признается свободным, потому

что свобода составляет принадлежность самой природы человека, как разумного

существа; в силу этого, во всех образованных странах отменяются рабство и

крепостное состояние. А если это так, то человек должен быть признан свободным

во всех сферах своей деятельности, не только как член гражданского союза,

но и как член государства: в этом и заключается основание политического права.

Тем не менее, правоспособность политическая существенно отличается от правоспособности

гражданской. В гражданских отношениях человек заведывает собственными своими

делами, и в этой области он полный хозяин. Хорошо или дурно он их ведет, это

до других не касается. Здесь всякий совершеннолетний, обладающий здравым рассудком,

признается вполне правоспособным. В политической области, напротив, он призван

обсуждать и решать дела, касающийся не только его самого, но и всех других;

ему вверяется известная доля общественной власти. Для обсуждения такого рода

дел, нередко весьма сложных, и еще более для пользования верховною властью,

нужна способность высшего разряда, необходимо известное умственное развитие.

Между тем, начало равенства, последовательно проведенное, устраняет начало

способности. Все граждане, за исключением женщин и детей, получают совершенно

одинакое участие в верховной власти. А так как высшее развитие всегда составляет

достояние меньшинства, дела же решаются большинством, то здесь верховная власть

вручается наименее способной части общества. Против этого не имеет силы возражение,

что с призванием массы к совокупному решению, рассеянная в лицах невысокая

способность собирается как бы в один фокус и неспособность одних восполняется

способностью других. Сколько бы мы ни набирали людей, не знающих дела, совокупность

их мнений не даст хорошего решения. Всего чаще они, по незнание, дадут предпочтете

именно тому мнению, которое наименее полезно. На массу всего более действуют

те, которые умеют низойти к ее уровню и говорить ее страстям. Каждый подает

голос по своему разумению, а если это разумение не велико, то какое бы ни

составилось большинство неразумных, разумного мнения из этого не выйдет. Несостоятельно

также возражение, что народ, неспособный судить о делах, способен выбирать

людей, которым вверяются обсуждение и ведете дел. Выбор людей определяется

главным образом их направлением, а для того, чтобы судить об общем направлении,

нужно иметь еще большее умственное развитие, нежели для суждения о частных

вопросах.

Таким способом решения отрицается, во-вторых, самое значение образования

для государственной жизни. Верховная власть на земле вверяется наименее образованной

части общества. В этом заключается глубокое, коренное противоречие демократии,

от которого она никогда не может исцелиться. Какое бы мы ни представляли себе

развитие человечества в будущем, всегда, в силу самых условий земной жизни,

будет масса, занятая преимущественно физическим трудом, и меньшинство, преданное

труду умственному. Но только последний дает высшее развитие, а потому и высшую

государственную способность; постоянное же занятие физическим трудом неизбежно

удерживает человека на низшей ступени: развитие определяется призванием. Никакие

системы обучения этому не помогут. То интегральное образование, о котором

мечтают демократы, есть чистая мечта. Чем шире и выше образование, тем выше

стоит образованное меньшинство над невежественною массой. Нередко полуобразование

хуже совершенного его отсутствия: в последнем случае сохраняется естественный

здравый смысл человека, тогда как в первом он часто сбивается с толку односторонними

или поверхностными взглядами. Между тем, в демократии мыслящая и образованная

часть общества подчиняется большинству людей, едва умеющих читать и писать,

а нередко лишенных даже скудного элементарного образования. Такой порядок

состоит в коренном противоречии, как с требованиями государства, так и с высшими

задачами человечества, которые осуществляются в государственном порядке. Поэтому,

демократия никогда не может быть идеалом человеческого общежития. Она способна

отвечать наличным потребностям тех или других обществ, но, как общее явление,

она может быть только преходящею ступенью исторического развития.

В-третьих, демократия представляет безграничное владычество духа партии,

из которых каждая стремится захватить власть в свои руки с тем, чтобы проводить

свои виды. Это составляет неизбежное последствие всякого свободного правления,

и в этом, без сомнения, есть значительная выгода. Не только все мнения и направления

имеют возможность высказываться и отстаивать свои точки зрения, по каждое

направление, имеющее серьезное значение в государственной жизни, получает

возможность проверить свои взгляды применением их к делу, когда оно находится

у власти. Оппозиция может ограничиваться отрицательною критикой; пользование

же властью требует положительных действий; многое из того, что высказывалось

в пылу полемики, неизбежно смягчается или отпадает. Получая власть в свои


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.06 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>