Так же, как и сам Степан, Петрович безоговорочно верил в ее невиновность?
Ошибался?
Или нет?
- А кто эта Александра, о которой все время говорит ваш... Петрович? - Ингеборге надоело, что он не обращает на нее никакого внимания, как будто она часть кабинетного интерьера. В конце концов, именно она напомнила ему о кассете в автоответчике!
- Я рассказывал вам о ней, - ответил Степан задумчиво, наш офис-менеджер. В нее влюблен мой зам. Она отравила своего мужа.
- Господи Иисусе, - пробормотала Ингеборга, - когда вы говорите, Павел Андреевич, такое впечатление, что вы бредите...
- Что? - переспросил Степан, но она не ответила, и он поставил запись сначала.
"Андреич, я тебе хотел сказать, что Муркин наш не просто так помер. Он думал, что хитрее всех, а кто-то и похитрей нашелся... Странные дела у нас в конторе творятся. Ты поговорил бы с Александрой, Андреич! Я так думаю, что Муркин с ней тоже общие дела имел... Да еще активист этот, который у нас на объекте базары разводит. Я раньше думал, что он совсем с другой стороны, а он, оказывается, тоже с этой..."
Активист - это, надо полагать, Леонид Гаврилин, народный трибун из села Сафонова. Борец за чистоту жанра. Истинно верующий. Переселенец из Узбекистана. Бывший князь, ныне трудящийся молочной фермы.
Этот еще откуда? Он-то при чем?!
Степан для верности обхватил двумя руками плохо и медленно соображающую голову и стал слушать сначала.
Было что-то еще в сбивчивой и непонятной речи Петровича, чего он так и не уловил, но почему-то был уверен, что это очень важно.
"...Муркин наш не просто так помер... Ты поговорил бы с Александрой, Андреич! Я так думаю, что Муркин с ней тоже общие дела имел... Да еще активист этот... Я раньше думал, что он совсем с другой стороны, а он, оказывается, тоже с этой..."
Степан дослушал до конца и поставил пленку сначала.
Потом еще раз.
Итак, Муркин, Саша и неизвестно откуда взявшийся активист Гаврилин.
О чем же он говорит, старый путаник Петрович?! О чем он собирался рассказать Степану? Что именно он знал?
- С вашего разрешения, Павел Андреевич, - сказала Ингеборга после того, как он прослушал запись в четвертый раз, - я пойду спать. Я что-то сильно устала сегодня.
- Что? - переспросил Павел Андреевич. - А... да-да, конечно.
Как будто она была его секретаршей, которая отпрашивалась домой! Он даже не оглянулся на нее, но она на секунду задержалась в дверях кабинета.
- А почему он говорит "тоже", Павел Андреевич?
- Что? - снова переспросил Степан и наконец оглянулся.
- Ну, он, ваш Петрович, говорит: "Я думаю, что Муркин с ней тоже общие дела имел..." А с кем он еще имел общие дела, этот Муркин? Вы знаете?
- Тоже, - пробормотал пораженный Степан, - тоже...
Муркин имел общие дела с ней тоже... Значит, был кто-то еще, с кем он имел общие дела. Кто-то еще, кроме Саши, и Петрович об этом знал. Твою мать!..
Степан поднялся с кресла, дошел до Ингеборги, поцеловал ее в губы, вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь.
Ингеборга только растерянно моргала.
Итак, все вернулось к тому, с чего начиналось.
В истории мог быть замешан кто угодно: Саша, рассказавшая или только половину правды, или вообще не правду, Чернов, который готов за нее в огонь и в воду, карьерист Белов со своими космическими амбициями, активист Гаврилин, которого труднее всех приспособить к этой истории, собственная Степанова машина, мигнувшая Саше одним тормозным фонарем, и мало ли кто еще, до сих пор Степану неизвестный.
Сюда же следует приложить зеленую "пятерку", чуть не угробившую Белова до смерти, лекарство, которое никак не мог найти Петрович, его звонок Степану, покойного Сашиного мужа... и что еще? Или кого?
Было еще только около десяти утра, а голова болела так, как будто накануне он запивал водкой портвейн. Или как там у классика? Водку портвейном?
В больницу к Белову его с утра не пустили, велели дожидаться прихода врача. Врача Степан дожидаться не стал, решил, что заедет попозже, и на всех парах помчался в офис.
Там еще никого не было, кроме бледненькой и хорошенькой Саши, которая в своем кабинете разбирала бумаги. Она подняла на Степана прекрасные виноватые глаза, которые он видеть не мог, но ничего не сказала, от чего Степан немедленно почувствовал себя свиньей.
Господи, неужели и она тоже заставляет его прыгать в кольцо?!
Работа у него не пошла. С чего он взял, что вообще этим утром сможет работать?! Некоторое время он делал над собой усилия, заставляя себя вчитываться в необходимые и срочные бумаги, а потом решил, что лучше он просто подумает.
Просто посидит и подумает.
Заглянула Саша, увидела, что он сидит один, закинув за голову руки, а на столе перед ним лежит снятая с телефона трубка, осторожно прикрыла за собой дверь и через пять минут проворно внесла поднос с кофе.
Как раньше.
Степан сказал спасибо и проводил ее глазами.
Может или не может оказаться убийцей женщина, которая так уютно и привычно приносит огненный кофе в знакомом кофейнике и гору аппетитных золотистых маленьких пирожков и даже салфетки, уголком торчащие из толстого стакана?..
Он ведь уже поверил, что она ни при чем. Нет, он совершенно точно знал, что она ни при чем, а потом Ингеборга принесла из ремонта этот чертов автоответчик, который только все запутал!
А лучший друг? Он тоже может оказаться убийцей? Ведь про него Степан тоже совершенно точно знал, что он ни при чем, пока не услышал в телефоне голос Петровича.
Петровича, которого уже несколько дней нет на свете!..
От всей этой чертовщины, а также от продолжающихся майских морозов и вчерашнего никому не нужного поцелуя с Ингеборгой голова у Степана не просто болела, а как будто разваливалась на куски.
Кто был в котловане вместе с Сашей Волошиной в ту ночь, когда убили Муркина? И был ли кто-нибудь? Чью машину она видела уезжающей из Сафонова, и видела ли? Что еще мог предпринять решительный Чернов, кроме нелепой кражи тетради из Степанова сейфа? Кого имел в виду Петрович, когда говорил "тоже"?
"Муркин с ней тоже общие дела имел..."
За толстой ореховой дверью кабинета послышались громкие голоса, приблизились, зазвучали под самой дверью, а потом она распахнулась, и в кабинет влетел Чернов, очень сердитый и очень похожий на агента Малдера из сериала "Секретные материалы".
-...сто раз предупреждал, что я разговаривать не буду!
Если вам так хочется, можете разговаривать с ней сами, а я не буду, вам ясно?!
Он швырнул в сторону своего стола объемистый фирменный рюкзак и, дернув дверь, прикрыл ее перед самым носом секретарши.
- Идиотка проклятая, - пробормотал он, трясясь от негодования, - сто раз сказал, с женой разговаривать не буду Нет, все равно она лезет: "Может быть, соединить, Вадим Алексеевич?" - проблеял он дурацким голосом, думая, что представляет секретаршу. - Сама бы и говорила, если ей невтерпеж соединяться!..
- Ты чего, всерьез разводиться надумал. Черный? - спросил Степан с веселым интересом. - После стольких-то лет?
Чернов посмотрел на него, ничего не сказал, налил себе кофе в Степанову кружку и жадно выпил.
- Сашка здесь, что ли? Я смотрю, ты кофеек попиваешь!
- Здесь. Я вчера из ремонта автоответчик получил, - начал Степан без предисловий, - его Иван несколько дней назад об пол грохнул.
- Ну?
- Ну а там сообщение от Петровича. Хочешь послушать?
Я кассету с собой принес.
Чернов замер, так и не дожевав кусок пирога, который только что засунул в рот.
- Дал бы проглотить сначала, - пробормотал он невнятно, - какое такое сообщение?
- Такое. Будешь слушать?
Чернов кивнул, и они вдвоем прослушали сообщение, которое Степан за ночь выучил наизусть, как хороший студент шпаргалку.
- Ну и что? - спросил Чернов, когда сообщение кончилось. - Ну и о чем тут речь? О том, что он тоже был в курсе Сашкиных дел?
- Прости, Черный, - сказал Степан не слишком искренне, - я не подумал, что ты все это воспримешь как личное оскорбление.
- Да ни при чем здесь оскорбление! - возразил Чернов с досадой. - Я не понимаю, ты что, думаешь, что Сашка могла... пришить этого ублюдочного шантажиста? Ты же вроде ей поверил, когда она рассказала, что в ту ночь в котловане делала?
- Поверил, - согласился Степан, - только теперь не понимаю, что я должен делать. Вправду, что ли, в милицию звонить?
- Кстати, - спохватился Чернов, - Белов звонил пять минут назад. Я от злости на эту дуру в приемной все позабыл. Его отпускают домой. Говорят, что лежать никакого смысла нет.
- Прямо сейчас отпускают? - переспросил Степан изумленно.
- Да уж, наверное, отпустили. Слушай, Степ, надо водителя отправить его встретить. Как он из Склифа до дому доедет с сотрясением мозга?
Степан внимательно посмотрел на своего зама, проявляющего такую активность.
От Белова теперь не было никакого толку. Белов был в больнице, беспомощный и требующий заботы. Чернов был на работе, готовый активно эту заботу проявлять.
Конкуренция между замами была всем в офисе хорошо известна.
- Как же его отпускают? - спросил Степан скорее у себя, чем у Чернова. - А менты? Они за ним присмотреть не желают? А что, если он выйдет на крылечко этого самого Склифа и ему на голову кирпич упадет? Зеленую машину так никто и не нашел!..
Чернов посмотрел на Степана и неохотно пожал плечами.
- Что? - переспросил Степан раздраженно. - Тебя этот вопрос совсем не волнует? Кто-то ведь сбил его среди бела дня на людной улице! А теперь все делают вид, что он просто шел, поскользнулся, упал, очнулся - гипс!..
Чернов кинул в рот сигарету, прикурил и затянулся, сквозь тонкий сухой дым рассматривая брошенный на полу рюкзак.
- Паш, - начал он, и Степан понял, что ничего хорошего не последует. Черный называл Степана Пашей только в редких и, как правило, неприятных случаях, - ты об Эдюне особенно не убивайся. То есть, конечно, убиваться ты по нему вполне можешь, но особенно не старайся. У него даже кости не сломаны. Три синяка и сотрясение мозга, которое то ли есть, то ли нет, так до конца и непонятно, потому как снаружи не видно.
- Ну и что?
- А ничего. Нет менее надежного способа убийства, чем ДТП. Это я тебе точно говорю как лицо, которое много лет только и делало, что воевало. Машиной можно сильно ударить, травмировать, напугать. Но нет никаких гарантий, что с первого попадания клиент откинет копыта.
Вероятность почти ноль. Если, конечно, жертва не в параличе, а машина - не бульдозер...
- Ну и что? - повторил Степан, злясь с каждой секундой все сильнее. - Что ты хочешь сказать, Черный? Что Эдик сам на себя машину наслал? Для отвода глаз?
- Ничего я не хочу сказать. Все, что хотел, я уже сказал. А ты можешь возле него хоть круглосуточное дежурство организовать, если тебе так спокойнее!
В этом и было все дело. Степан понятия не имел о том, как ему будет спокойнее. Он вообще не знал, как разобраться в этой чертовщине, и чем дальше, тем глубже он увязал.
- А этот хрен Гаврилин при чем? Ты слышал, что говорил Петрович? Ну, вроде он думал, что Гаврилин с другой стороны, а он оказался как раз с этой... А, Черный? Если ты такой великий аналитик, скажи, при чем здесь Гаврилин?
- Откуда я знаю!..
- И я не знаю, а нам хорошо бы это выяснить. И что это за общие дела, которые были с Сашкой "тоже"!
- Если ты хочешь под Сашку копать, я тебе не союзник, Паша! Я тебе не помогать, я тебе мешать стану. Изо всех сил стану мешать, а сил у меня - тьма. Мало не покажется.
Степан выдрался из кресла, пнул его к стене - оно ударилось с мягким кожаным звуком, - в один шаг вплотную приблизился к Чернову, сгреб его за воротник свитера и потащил вверх.
- Ты полегче, полегче, Паша, - пробормотал Чернов у самого его лица, но Степан плохо себя контролировал. - А если все это - она? - просипел Степан. - Ну, все, от начала до конца, она одна, а? Что ты тогда будешь делать, твою мать?! Увезешь ее на Сахалин и спрячешь в уссурийской тайге? На всю оставшуюся жизнь?! Ромео гребаный, твою мать!..
- Это не она, Паша, - сказал Чернов твердо и осторожно отцепил Степанову лапу от своего свитера, - я точно знаю, что это не она. Я... После того, как она все рассказала, я расслабился что-то, но я докажу кому угодно, что это не она. Я займусь этим, Паша. Сегодня же.
- Тогда кто же? - спросил Степан мрачно и сел на стол рядом с Черновым, вытащил у него из пачки сигарету. Он уже забыл, что несколько секунд назад отчаянно хотел его убить. - Белов? Или ты? Или я?
Чернов сбоку взглянул на него и сухо усмехнулся.
- Ну ты просто лейтенант Коломбо, Паша. На этом месте я должен был оскорбиться и закричать, что это кто угодно, только не я?
- Пошел к черту, - сказал Степан вяло. Он и в самом деле ожидал чего-то подобного, но ему стыдно было в этом признаться даже перед самим собой.
Зазвонил телефон, и, сидя плечом к плечу на столе, они оба вздрогнули, как парочка мелких хулиганов, застигнутая врасплох внезапным приходом с работы родителей.
"Я стал бояться телефона, - неожиданно подумал Степан, - так же, как и мой сын, я теперь боюсь телефона..."
- Да! - отрывисто сказал Чернов, нажав кнопку громкой связи.
- Вадим Алексеевич, это из милиции звонят. Просят Павла Андреевича...
Степан со всем проворством, на которое он только был способен, обежал стул и сорвал трубку:
- Слушаю. Степанов Павел Андреевич.
- Здравствуйте, Павел Андреевич, драгоценный наш, - сказала трубка задушевно, - Никоненко Игорь Владимирович, ваш старый знакомый, вас приветствует! Или как там говорили в "Семнадцати мгновениях..."? "Здесь Штирлиц"?
Павел Андреевич, несколько отвыкший от манеры капитана Никоненко вести беседу, в первую секунду даже растерялся.
- А-а... что-то случилось в Сафонове, Игорь Владимирович?
- В Сафонове, дорогой мой Павел Андреевич, ничего такого, о чем бы вы не знали, случиться не может. Все дела только вокруг вас и крутятся. Без вас скучно и ничего не происходит.
- Никоненко, - одними губами сказал Степан Чернову, зажав микрофон. Чернов встревоженно сунулся ближе и вопросительно посмотрел на кнопку громкой связи, но Степан покачал головой отрицательно. Совсем необязательно капитану Никоненко знать, что он разговаривает с ним не один.
- Я по поводу вашего пострадавшего, Павел Андреевич.
Мне знакомые ребята из управления звонили, рассказывали, что у вас зама вроде машиной сбило...
- Ну и что? - выдавил Степан.
- Нашли, нашли эту машинку, Павел Андреевич! Я ребятам говорю, дайте я позвоню, все-таки мы с Павлом Андреевичем почти друзья!..
- Друзья, - повторил Степан тупо.
- Вы согласны? - возрадовался капитан Никоненко. - Ну, я так ребятам и сказал!.. Так что с вас причитается, Павел Андреевич, и с зама вашего тоже, хотя ему эта информация вряд ли в радость будет.
- Игорь Владимирович! - перебил Степан, не в силах сдерживаться дальше. - Я прошу вас, пожалуйста...
- Да, - согласился Никоненко, - хорошо. Вашего зама пыталась убить его собственная жена. Вы знаете его жену?
- Нину? - переспросил Степан. Ему казалось, что весь разговор происходит как будто в кино, а он, Павел Степанов, смотрит из зрительного зала. И ему не хочется смотреть, ему давно надоел убогий фильм, но встать и уйти никак нельзя. - Да, я знаю Нину. Мы все... знаем Нину хорошо.
- Ну вот. Она и пыталась прикончить вашего зама, то есть собственного мужа.
- Откуда вы знаете? - спросил Степан, понимая, что трудно придумать вопрос глупее.
- Нина?! - в полный голос оказал рядом Чернов. - Белова?!
Степан кивнул.
- Она пришла сегодня утром к ребятам и сама во всем призналась, - объяснил Никоненко с удовольствием, - зеленую "пятерку" купила два месяца назад, чтобы за ним следить.
Она давно его подозревала. Ну, что изменяет, не любит и так далее. А недавно поняла, что он решил ее бросить. Она его выследила у любовницы, а потом возле вашего офиса потеряла над собой контроль, и так далее... Экие страсти вокруг вас творятся, Павел Андреевич! Только позавидовать можно. На меня вот никто из любви не покушался, к примеру. А на вас?
- Что?
- Ничего. Посоветуйте вашему заму свои амурные дела лучше от жены маскировать. И пусть наймет ей грамотного адвоката, если только, конечно, он от счастья не заплачет, что так легко от нее избавился. Мне лично ее жалко. Детективы она неплохие пишет, да и вообще... ничего. Так что пусть лучше адвоката наймет, который все дело представит, как будто она с управлением не справилась. Испортил бабе жизнь, пусть теперь хлебает... Правильно я говорю, Павел Андреевич?
- Правильно, - согласился Степан, - спасибо, что позвонили. Заехали бы как-нибудь, что ли...
- Нет, - сказал Никоненко и усмехнулся, - нет, уж лучше вы к нам!
Степан положил трубку, потер затылок, который уже окончательно развалился на куски, и удивительно было, что пальцы не чувствуют липкой и теплой крови.
- Что? - спросил Чернов. - Что, Паша?
- Твою мать... - пробормотал Степан в ответ, - твою мать...
* * *
После обеда за окнами стремительно и бесшумно сгустились сумерки и повалил самый настоящий снег.
- Может, конец света близко? - предположил Чернов, клацая зубами от холода. Нос у него был красный, а под глазами лежала глубокая нездоровая синева. День выдался тяжелый, но не поехать в Сафонове они никак не могли.
- На моей машине поедем, - распорядился Степан, - я тебя потом до офиса подкину, и ты свою заберешь.
- Теперь ехать придется три часа, - пробормотал Чернов, - одни пробки будут, раз снег пошел.
Несмотря на мрачные черновские прогнозы, до Сафонова они добрались относительно быстро.
- Значит, на обратном пути застрянем, - подытожил Чернов, никак не желая прощаться с мрачной картиной жизни, нарисованной измученным воображением, - и вообще надо было резиновые сапоги надевать. Смотри, мы здесь нигде не пролезем.
Степан молчал.
Чернов бухтел всю дорогу, не закрывая рта, и Степан отлично понимал его.
Сообщение о том, что Белова пыталась прикончить его собственная жена Нина, которую они оба давным-давно знали и в гостях у которой не раз и не два пили настоянную на клюкве водку, изготовлять которую Нина была большая мастерица, потрясло обоих до глубины души.
Степан пытался заставить себя порадоваться тому, что покушение на Белова не имеет отношения к делам, творящимся на стройке, но даже с его цинизмом порадоваться никак не удавалось. Белову, заехавшему в офис по дороге из больницы, Степан старательно не смотрел в глаза. Ему, как и капитану Никоненко, было жалко Нину. С его точки зрения, ни один мужик - или баба - не стоят того, чтобы рисковать ради них благополучием или свободой.
Хотя Чернов, наверное, уверен в обратном. Вон как визжать принимается, чуть только Степан намекнет, что его драгоценная Саша может быть замешана в чем-то неприятном, а хуже того - подозрительном.
Степан не желал думать про Нину и все-таки думал. И Чернов тоже думал, потому и ворчал не останавливаясь, как истеричная собака.
- Леночка зачем-то в школу приходила, - сообщил Степан. Вместе с истеричной собакой в голову ему пришла мысль о Леночке. - Представляешь? Пришла и стала выяснять, какая у Ивана нянька, да кто с ним сейчас сидит, да сколько их вообще сменилось... Кино.
- С чего это она?
- А хрен ее знает. Я ей дозвониться третий день не могу. Мобильный не отвечает, и дома ее тоже нет. Может, в теплые страны укатила? Она это любит, по весне особенно.
- Может, и укатила, но в школу-то ее чего понесло?
- Да говорю тебе, что не знаю! Черный, закрой окно, снег прямо в морду лепит!
- Я курю.
- Ну перестань курить! Потерпи. Ехать осталось три минуты.
- Паш, ты не знаешь, какой сегодня день недели?
Степан, на секунду отвлекшись от месива из воды, снега и машин, которое еще два часа назад называлось шоссе, взглянул на Чернова с веселым интересом. И тут вдруг сообразил, что ответить на этот вопрос, пожалуй, не может.
- А черт его знает. Пятница? Или четверг?
- Вроде пятница, - сказал Чернов неуверенно, - вот, блин, живем!.. Какой день недели - не знаем!
- Да какая тебе разница? Сегодня рабочий день, и вчера был рабочий день, и завтра будет тоже рабочий день, как бы он ни назывался.
- Уйду я от тебя, Степа, - пообещал Чернов мрачно, - вступлю в партию Леонида Гаврилина. Буду у тебя под забором лозунги выкрикивать...
- Ну-ну, - согласился Степан неопределенно.
- Не "ну-ну", а завтра, если только завтра действительно суббота, я на работу не пойду. Может у меня раз в неделю быть личное время?
- Не может, если на этой неделе Петровича похоронили, Белова в Склиф сволокли, снег пошел, Никоненко неизвестно зачем позвонил и так далее. Так что будешь завтра работать, Черный!
- Никоненко позвонил, чтобы про Белова рассказать!
- А откуда Никоненко про Белова знает? Он что, баба Ванга? Какое ему, блин, может быть дело до нас и до наших проблем?! Отчет по Муркину сдал, и больше его ничего не должно касаться, а он звонит! Зачем?
- Вечно ты, Паш, какие-то идиотские выводы делаешь, непонятно из чего.
- Какие умею, такие и делаю. Вылезай, приехали.
Снег уже не лепил, а валил, как в новогоднем лесу. Развороченная бульдозерами земля побелела и спряталась, будто под одеяло. Котлован и кран было не разглядеть - только сплошная колышущаяся стена, на которую страшно было смотреть Казалось, что голова закружится, и затянет туда, внутрь, где нет ничего, даже воздуха, только бешеное снежное безумие.
- Черт побери, - пробормотал Степан и, увязая ботинками в раскисшей земле, побрел к конторе. Там было и холодно и грязно, стояли какие-то коробки, а на столе унылым звоном заходился телефон.
- Тамара, - крикнул Степан, топая грязными башмаками и стараясь стряхнуть с них комья песка и глины, - что тут такое? Мы переезжаем или нас обворовали?
- Здрасьте, Павел Андреевич, - выпалила Тамара, показываясь в дверях "кабинета", - я и не знала, что вы приедете. Как там Эдуард Константинович?
- Все в порядке. Отпустили домой. Что у нас творится?
Какие-то коробки, и телефон звонит.
- Телефон я не слышала, - призналась Тамара, изо всех сил тараща глаза, - я только вошла. А коробки... это Валентина Петровича вещи. Юденич распорядился собрать все в коробки.
Почему-то от этого известия Степану стало тошно.
- Ты собрала?
- Собрала и сюда поставила. Наверное, надо жене позвонить, пусть приедет заберет...
- Не "пусть приедет заберет", а водителя отправишь! - приказал Степан злобно. - И не когда водителю или тебе удобно, а когда жена скажет. Хоть в три часа ночи. Ясно? Или приказ написать?
- Н-не надо приказа, - пробормотала испуганная Тамара и слегка попятилась. Саши Волошиной не было, а как справляться с начальничьим гневом в ее отсутствие, Тамара представления не имела. - Конечно, я позвоню и отправлю, Павел Андреевич, сегодня же позвоню.
- Дело неспешное, - сказал Степан неприятным голосом, - можно не сегодня и не завтра.
Тамара совсем перестала понимать, в чем дело, только преданно таращила глаза.
- Кофе поставь, - приказал Степан и прошагал мимо нее в "кабинет", - обогреватель включи. Вызови Юденича и Полуйчика. Трубку сними. У тебя что, столбняк? - И усмехнулся гадкой усмешкой.
Уж лучше б ругался и кричал. Тамаре такой способ гневаться был ближе и понятнее, чем двусмысленные усмешки.
Шеф сел за стол, потянул к себе какие-то бумаги, и Тамара моментально выскочила за дверь. Раз попросил кофе, значит, следовало бы сбегать к Зине за пирогами. Тамара была рада до смерти, что у нее появился предлог для того, чтобы хоть на пять минут куда-нибудь убежать.
Степан проводил ее глазами, оттолкнул бумаги, как будто они его тоже раздражали, как Тамара. Поднялся и, пятясь, перетащил коробки из "предбанника" в "кабинет". Почему-то ему было неловко от того, что вещи Петровича стоят посреди дороги, как никому не нужный старый хлам. Степан приткнул коробки к стене, распрямился и сверху посмотрел на них.
Он был совершенно уверен, что должен туда заглянуть.
Зачем? Он не собирался ничего искать, да что можно было найти в барахлишке бедолаги Петровича!.. И все-таки он открыл желтые картонные створки и заглянул внутрь.
Сверху лежала куртка, чистенькая рабфаковская куртка, в которой прораб обычно бегал по стройке. Воротник у нее все еще был оттопырен, как будто куртку только что сняли с крючка. Впрочем, наверное, так оно и было.
Степану расхотелось смотреть, что там дальше, под курткой.
Собаку бы надо пристроить. Конечно, ее скорее всего заберет жена Петровича, но если не заберет, Степан возьмет ее себе. В конце концов, у них больше не живет Клара, которая страдала аллергией абсолютно на все.
Степан рукой потрепал куртку, как будто собачий загривок. Иван будет счастлив. Он этой собакой Степану все уши прожужжал.
Под рукой что-то негромко звякнуло и покатилось, Степан посмотрел с удивлением. Ничего такого, что могло катиться или звякать, не было у него под рукой. У него под рукой была только плотная поношенная синяя ткань. Спецодежда Петровича.
Степан пощупал рукой - ничего. И еще пощупал. Снова что-то как будто рассыпалось, и Степан, сообразив наконец, откуда звук, решительно полез в карман куртки. Пальцы нащупали что-то твердое и холодное, и Степан вытащил маленький аптечный пузырек с лекарством.
"Я где-то потерял клофелин, а мне без него неуютно...
"Где ты мог его потерять?"
"Не знаю, Андреич. Где-то потерял. Уж я смотрел, смотрел - не нашел..."
Если Петрович тогда; потерял свой клофелин и никак не мог найти, то что именно держит сейчас в руках Степанов Павел Андреевич? Петрович был тогда именно в этой куртке, и дело вовсе не в том, что у Степана такая необыкновенная память на куртки, а в том, что Петрович всегда, всегда ходил именно в этой куртке. Даже в жару. А в мороз надевал сверху серую лагерную телогрейку.
Белов ему за эту телогрейку несколько раз собирался выговор объявить.
"Сейчас не тридцать пятый год" и мы не Днепрогэс строим! - разорялся он. - К нам немцы приезжают, швейцарцы, заказчики каждый день бывают, а вы, Валентин Петрович, в каком-то абстрактном виде пребываете!.."
- В абстрактном, - повторил Степан и встряхнул пузырек. Негромко звякнули маленькие белые таблеточки. - Как пить дать в абстрактном!..
Ничего такого. Наверное, в конце концов Петрович нашел свой клофелин и сунул его в карман, только и всего.
"Что ты так перепугался? - это было сказано самому себе. - Еще ничего не случилось".
Тем не менее толстые пальцы держали пузырек так, как будто это был хвост оголенного провода, находящегося под напряжением.
Нужно быстро и желательно без лишнего шума установить, что именно в пузырьке - клофелин или нет. И тогда он поймет...
На крылечке вагончика послышались шаги. Степан торопливо сунул пузырек в карман, кое-как прикрыл картонные створки и отскочил от коробки.
- Степ! - позвал Чернов. - Ты где?
- Я здесь, - откликнулся Степан, лихорадочно распахивая и пододвигая к себе папку с бумагами, - где мне еще быть?
- Полуйчик с обеда на склад уехал и до сих пор не вернулся, а Юденич здесь. Сейчас явится отчет давать. Ну что за погода, а? Сдохнуть от смеха можно!
"Можно, - подумал Степан, - но не от смеха".
* * *
Он принял решение, пока дотошный и занудный Юденич бубнил что-то о том, как прошел на стройке сегодняшний день.
Степан его не слушал.
Едва тот закончил бубнить, Степан объявил всем, что сию минуту возвращается в Москву, а за всеми остальными делами присмотрит Вадим Алексеевич. Чернов к такому повороту событий был совершенно не готов - остаться среди зимы за городом, без машины и теплой куртки!
- Тебя кто-нибудь привезет, - сказал Степан изумленному Чернову, - мне правда нужно прямо сейчас уехать. Черный - Да ты бы мне раньше сказал, я бы на своей машине поехал! Что я тут стану делать, твою мать, в пятницу вечером?
У меня за шиворот вода налилась, и все ноги мокрые!
- Посуши, - посоветовал Степан, - вон из калорифера как теплом несет! Посуши ноги, а то еще, не ровен час, простынешь, Черный!
- Пошел ты! - окончательно вызверился зам, решив, что Степан специально, из каких-то своих соображений, завез его в Сафонове и бросил.
- Я с Дмитровки водителя пришлю! - уже с крыльца крикнул Степан и мерной тяжелой рысью затрусил под снегом к своей машине.
Из машины он позвонил и долго и униженно умолял его соединить, а потом объяснял положение дел, и выслушивал ироничные замечания, и соглашался с ними, и подобострастно хихикал в нужных местах, и вообще мел хвостом изо всех сил.
Вырулив со стройки, он поехал в противоположную от Москвы сторону и некоторое время провел там, куда в конце концов приехал. От непрерывно идущего снега казалось, что уже вечер, хотя время едва-едва перевалило за три часа.
По дороге в Москву Степан позвонил на Дмитровку Саше и сказал, чтобы она придумала, как эвакуировать из Сафонова Чернова.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |