и детализировать выводы первого примера в том смысле, что,
говоря об эволюции лингвистической по природе субъект-объ-
ектной оппозиции, которая была четко сформулирована Ари-
стотелем для описания способов <выявления бытия> и блестя-
ще использована Оккамом для описания способов познания
Мудрости Божьей через сотворенную им природу, мы исполь-
зуем ряд редко эксплицируемых посылок: сотворенность мира
/lo слову, триадную схему различения и интеграции различенно-
го, принцип равносилия членов триады, факт расщепления
традиционно-антично-христианской модели познания (чело-
век-посредники-Бог) на две самостоятельных ветви: а) Человек
- Писание - Бог; б) Человек - Книга Природы - Бог. Хотя
все, связанное с триадой, не имеет непосредственного генети-
ческого отношения к языку и его структуре, язык все же везде
выступает на ролях <сопричины> то в форме общения-комму-
никации (Бог - пророки и апостолы), то в форме лингвистиче-
ской знаковой реалии (книга, текст). А в становлении равносиль-
ной <гносеологической Троицы>: до вещей - в вещах - после ве-
щей - язык принимает самое непосредственное участие, и как
предварительное условие, и как источник ключевых структур.
5. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ (ОБЪЕКТИВАЦИЯ ОБЪЕКТА)
Пытаясь понять, каким это способом столь прекрасно раз-
работанная Оккамом в рамках гносеологической триады субъ-
ект-объектная оппозиция, где в субъектах ходили единичные
вещи, а в объектах человеческие обобщенные образы этих ве-
щей, взяла вдруг и перекинулась с ног на голову (или с головы
на ноги) в известное нам сегодня субъект-объектное отноше-
ние, где вещи ходят вовсе не в субъектах, а в объектах, и наши
образы вещей, как и способы реализации этих образов, посто-
янно прописаны по субъекту, мы снова попадаем в атмосферу
внешне незначительных, на злобу дня событий, которые влекут
за собой несоразмерные следствия.
Первой ласточкой такого переворачивания следует, на наш
взгляд, считать теорему толчка (impetus), более известную как
теорема количества движения^ ^ которую вывели парижские
182___________________________М.К.Петров
оккамисты Иоанн Буридан и Николай Орезме явно в пику
Аристотелю и Фоме Аквинату. Они логически показали несо-
стоятельность <первого и наиболее очевидного пути> доказа-
тельства бытия Божьего у Фомы <из понятия движения> (Сум-
ма теол. I, q. 2).
Фома, как известно, шел путем Аристотеля, <Все, что дви-
жется, имеет причиною своего движения нечто иное> (там же),
Отсюда он естественно приходил к тому же выводу, что и Ари-
стотель: <Следовательно, необходимо дойти до некоторого пер-
водвигателя, который сам не движим ничем иным; а под ним
все разумеют Бога> (там же). Скажем более точно: под необу-
словленным, беспричинным, самодовлеющим уже античность
разумела начало-абсолют, которое вовсе не обязательно, а
лишь в монистической системе должно быть Богом. Париж-
ские оккамисты доказали, что равномерное движение не требу-
ет указания причин, то есть является с логической точки зрения аб-
солютом, началом, своего рода Богом. Нельзя не согласиться с
Р.Оппенгеймером, который замечает: <Это было началом, без ко-
торого дальнейшее развитие науки почти немыслимо> (21, с. 12),
но ближайшей целью и мишенью для оккамистов были все же
томисты, а не заботы о <дальнейшем развитии науки>.
Вторым шагом на этом пути поиска безличных универса-
лий-абсолютов был конфликт между искателем гармонии не-
бесных сфер Кеплером и Галилеем. Галилей в данном случае
защищал принцип Аристотеля: <Движение по кругу и прямой
первее смешанного, так как оно составлено из них, а круговое
движение первее прямолинейного: оно проще и более совер-
шенно> (Физика, кн. VIII, гл. 9). Защищал против ереси Кеп-
лера, будто планеты, наиболее совершенные из творений, дви-
жутся по эллипсам, то есть наименее совершенным <смешан-
ным> способом. Во <Втором письме о солнечных пятнах> Гали-
лей дал достаточно четкое определение принципу инерции как
аргумент в пользу совершенств кругового движения и против
Кеплера, законов которого он так и не принял^. Ближайшим
следствием этого подвига Галилея в защиту Аристотеля было
разрушение всей аристотелевской картины мира с помощью
того самого принципа инерции, который должен был оградить
Аристотеля от нападок Кеплера.
Хотя Бэкон и Декарт, бесспорно, внесли значительный
вклад в расшатывание и критику христианского миропорядка,
в чем-то наметили контуры нового мира, предложили новые
Язык и мировоззрение____________________183
методы и средства его познания, основная работа по пере-
стройке картины мира и ее упорядочению проделана, по наше-
му мнению, Гоббсом, причем главным принципом и лозунгом
такой перестройки было как раз внедрение инерции, способно-
сти всего сущего сохранять наличное движение и наличную
определенность. В посвящении к трактату <О теле> Гоббс пря-
мо ссылается на Галилея, который <первым открыл нам глав-
ные врата всей физики, а именно указал природу движения>
(Избр. соч., т. 1. М., 1965, с. 46). Взятое как неотъемлемое
свойство тел, способное выявляться только в контакте с други-
ми телами - <тело становится причиной движения лишь тогда,
когда оно движется и ударяется о другое тело> (там же, с. 154),
- движение у Гоббса становится безличной, всеобщей, слепой
и спонтанной универсальной основой мира, а контактное воз-
действие носителей движения тел друг на друга, их взаимодей-
ствие - основным и, по мнению Гоббса, достаточным предме-
том той первой и основной части философии, которую он на-
зывает философией природы (там же, с. 59).
Общеизвестна утилитарно-практическая направленность
стремлений Гоббса: <Знание есть только путь к силе. Теоре-
мы... служат только решению проблем. И всякое умозрение в
конечном счете имеет целью какое-нибудь действие или прак-
тический успех> (там же, с. 55-56). Соответственно, Гоббс чет-
ко различает два предмета философского познания: традицион-
но-сущностный и новый причинный^, отдавая предпочтение
последнему: <Метод при изучении философии есть кратчайший
путь к тому, чтобы на основании знания причин прийти к по-
знанию их действий и на основании знания действий прийти к
познанию их причин. Но мы только тогда поймем какое-ни-
будь действие, когда познаем, каковы его причины, каков
субъект (в оккамовском духе! - М.П.), в котором эти причины
кроются, в каком <субъекте они производят данное действие и
каким образом они его производят> (там же, с. 104).
Иными словами, предмет философии, по Гоббсу, выстраи-
вается как независимая от нашего познания и внешняя ему ре-
альность межсубъектных (в оккамовском понимании субъекта
- единичной вещи) контактных отношений, как реальность
взаимодействия, в которой субъекты-вещи представлены не на
правах субстанциональных целостностей, но лишь частично, <в
части, их касающейся> как носителей причин и действий, реа-
лизуемых в столкновениях, контактах, воздействиях друг на
184___________________________М.К. Петров
друга. Основанная на инерции, которая позволяет исключить
из картины, <вынести за скобки> на правах постоянной налич-
ную субстанциональную определенность, такая редукция пред-
мета философии ярко проявляется в критике четырехпричин-
ной сущности Аристотеля, по ходу которой устраняются, пере-
водятся в действующие причины ключевые для Аристотеля фор-
мальная и целевая причины, одна из которых (формальная) по-
зволяла объяснить определенность и целостность вещи, а вторая
(целевая) - подключить вещь в целостность миропорядка^.
Основным структурным элементом новой реальности кон-
тактного взаимодействия становятся не сущность или вещь как
таковые, а соразмерность причины действию, целостное и изоли-
рованное отношение между вещами - полные (целостные) при-
чины и полные (целостные) потенции по терминологии Гоб-
бса: <Подобно тому как действующая и материальная причины,
согласно нашему разъяснению, являются только частями цело-
стной причины и, только будучи связаны между собой, произ-
водят какое-нибудь действие, активная и пассивная возможно-
сти являются лишь частями целостной и полной возможности и
лишь их соединение порождает актуализацию> (там же, с. 157). В
различии причин и потенций новая реальность разделена у
Гоббса на познанное прошлое, где половинки целостности на-
шли друг друга и произвели действие, и непознанное будущее,
где половинкам целостности предстоит еще найти друг друга и
актуализоваться в действии: <слово причина подразумевает про-
шлое, а слово потенция - будущее> (там же).
Эти промежуточные реляционные <сущности> - полная
причина и полная потенция - практически раз и навсегда оп-
ределили форму опытного научного знания как с точки зрения
требований к завершенному продукту естественно-научных ис-
следований (полная причина), так и с точки зрения канона -
ориентира поиска нового физического или химического, био-
логического и т.п. знания (полная потенция). Концепты пол-
ной причины и полной потенции (соразмерность причины и
действия) уникальны для истории европейской мысли и в том
отношении, что они почти не вызвали споров и возражений,
органично вписались в историю мысли своей эпохи и после-
дующих поколений. Гоббса долго и упорно ругали за что угод-
но, но не за полные причины и полные потенции. Даже в уче-
ниях Юма и Канта, где основной комплекс трудностей связан
именно с соразмерностью причин и действий, сама эта сораз-
мерность берется как данное и заведомо правомерное^.
Мы не намерены углубляться в детали Гоббсова построения,
поскольку это, во-первых, отвлекло бы нас от темы, а во-вто-
рых, и сказанного вполне достаточно для осознания того фак-
та, что если у Гоббса внимание смещено с вещей на отноше-
ния между вещами и если он не чужд идеям тождества лин-
гвистического и бытийного, то перед нами скорее аристотелев-
ская, чем оккамовская ситуация: Гоббс должен бы обратить
внимание не на идеи-образы вещей, а на идеи - универсаль-
ные отношения между вещами, то есть не на слова, а как раз
на то, что Аристотель назвал категориями и отождествил с
синтаксисом языка: <сколькими способами говорится, стольки-
ми и означает себя бытие> (Метафизика, 1017а).
Действительно, Гоббсу, похоже, приходила в голову эта
мысль. Во всяком случае, трактат <О теле> начинается у него
разделом из шести глав: <О философии>, <О наименованиях>,
<О предложении>, <О силлогизме>, <О заблуждениях, ложных
утверждениях и софизмах>, <О методе>, проблематика которых
близка к <Категориям> Аристотеля и к соответствующему кругу
его работ. Тем более примечательно звучит промежуточный, в
конце главы <О наименованиях>, вывод-брюзжание: <Наконец,
я вынужден сознаться, что еще не видел сколько-нибудь замет-
ной пользы от применения этих категорий в философии. Я ду-
маю, что Аристотель дошел до своей произвольной классифи-
кации слов только потому, что не он добрался до самих вещей>
(там же, с. 72).
Если отнести это очевидно несправедливое обвинение Ари-
стотеля в научной несостоятельности - лингвистическими раз-
личениями Аристотеля мы пользуемся до сих пор, - то нам
придется признать, что именно там, где Аристотель нашел
структурные модели своих бытийных категорий, - в граммати-
ке своего родного языка, Гоббс этих моделей в грамматике своего
родного языка не обнаружил. И хотя трактат сначала публико-
вался на латыни и только через год на английском, влияние
грамматической структуры новоанглийского языка ощущается
повсеместно, в частности и в этом обвинении: с точки зрения
английской грамматики Аристотель действительно <не добрал-
ся до самих вещей>; в английской грамматической структуре
водораздел между <существительными> - вещами, их свойст-
вами, активными и страдательными действиями, если он вооб-
ще существует, располагается иначе, чем в греческой грамма-
тической структуре.
Греческий язык, как и русский, принадлежит к флективному
типу, где грамматические значения фиксируются в основном
окончаниями слов и слово практически никогда не бывает <го-
лым>, лишенным грамматического значения, что легко прове-
ряется методом грамматически безупречной бессмыслицы, ко-
торый предложил Щерба^. Возникший в XIV-XV веках ново-
английский принадлежит к аналитическому типу, в котором
лексическо-смысловое и грамматическое разделены гораздо бо-
лее четко, так что английское <слово> больше походит на гре-
ческий или русский <корень>, чем на <слово>. Соответственно,
ни русский, ни греческий речевые навыки не знают той опера-
ции грамматического определения слова или перевода грамма-
тически неопределенного корня в грамматически определенное
слово, которая является обыденной и привычной для англича-
нина и, как правило, оказывается камнем преткновения для
изучающих английский язык. <Книга>, например, русского
языка вовсе не прямой эквивалент английскому <book>, и что-
бы привести их в соответствие, англичанину потребовалось бы
поставить определенный артикль, а само слово поместить пе-
ред личной формой глагола на правах подлежащего, <субъек-
та>. Смысл различий можно представить схемой:
Русский, греческий:
(синтаксис) I
<книга> (морфология, смысл) II
Английский
(синтаксис) I
(морфология) II (операция определения)
<book> (смысл) III
(Расположение изменено.)
Рис. 2. Различие уровней флективного и аналитического языка.
Если, оставаясь в рамках антично-христианского тождества
лингвистического и бытийного, перевести вопрос о различиях
между греческим и английским <словом> в теологическую фор-
му: какой стала бы природа, будь она сотворена не по грече-
скому, а по английскому слову, то мы, сравнивая грамматиче-
ские структуры греческого и английского языков, получили бы
ошеломляющий ответ: сотворенная по английскому слову природа
была бы реальностью однозначного контактного взаимодействия,
обладала бы именно теми свойствами межсубъектной опреде-
ленности взаимодействия, о которых пишет Гоббс^.
В самом деле, действуя в рамках флективного (греческий,
русский) тождества лингвистического и бытийного, творец не
мог бы идти дальше морфо-смыслового уровня, вынужден был
бы творить сущностный (<существительный>) мир вещей, ка-
честв, отношений, тогда как, действуя по нормам аналитиче-
ского (английский) тождества лингвистического и бытийного,
он мог бы ограничиться тем, что Аристотель называл <первой
материей>, а Гоббс <телом вообще> (см.: там же, с. 148-149),
предоставив все остальное контактному взаимодействию по
строгим и однозначным правилам.
Существенно меняется и тот тип отношений в триаде: до
вещей - в вещах - после вещей, который Фомой и Оккамом
фиксировался как полное <сущностное> строительство вещей-
объектов в интеллекте или самостоятельно (Бог), или по образу
и подобию сотворенных вещей (человек) для дальнейшей их
реализации-индивидуации с использованием мысленного объ-
екта на правах <наугольника и мерила>.
Исчезает, во-первых, предмет таких действий, единичная
вещь-субъект, простая сущность. Английскую <книгу>, напри-
мер, и Бог не мог бы мыслить простым неконтактным спосо-
бом как самодовлеющее целое, не поставив ее в контактное от-
ношение типа (the, this, that) + (book), и тем более человек в
своей позиции после сотворенной реальности не мог бы изъять
ее в чистом виде на правах образца для строительства объек-
тивного образа, поскольку <book> лишь неоформленная глина
для творения контактным способом и существительного, и гла-
гола, и прилагательного, и практически любой знаменательной
части речи.
Во-вторых, сами эти способы контактного определения не
обладают достоинством единичности. Единичность оказывается
вытесненной из картины мира как свойство несущественное, и
различие между субъективным и объективным, построенное на
единичности субъекта и общности объекта, теряет смысл.
В-третьих, не достигающий единичного и уникального ха-
рактер определенности, которую мы обнаруживаем в реально-
сти взаимодействия, если она сотворена по образу и подобию
английской языковой структуры, суть репродукция, общее в
единичных контактах, и если <тела> Гоббса, как и смыслоизо-
лирующие корни-различители английского словаря, наделены
188___________________________М.К.Петров
способностью удерживать и сохранять наличный запас движе-
ния или смысла, то, с одной стороны, представленная в реаль-
ности определенность будет именно частичной - частным и
неполным выявлением содержания тела-слова в данном типе
отношений, а с другой, если и логическая (теорема толчка) и
онтологическая разновидности инерции рассматриваются как
<естественные> абсолюты, не обладающие самостью, волей,
мыслью, а именно так они и рассматривались естественными
теологами, натурфилософами и пионерами опытной науки, то
неустранимая из антично-христианской картины мира разумная
составляющая оказывается за пределами такой реальности как
излишняя гипотеза. Реальность выглядит как безличная, слепо,
но однозначно самоопределяющаяся, автоматически срабаты-
вающая данность.
При всем том эта новая <английская> реальность бытия со-
храняет преемственную связь и с догматом равносильной
Троицы и с гносеологической равносильной триадой: до вещей
- в вещах - после вещей, по крайней мере в двух весьма су-
щественных отношениях.
Она, во-первых, <открыта и кумулятивна> в том же смысле,
что и Троица, где равносилие отца, сына и духа святого не
снимает с последнего образовательной функции приобщения
смертных людей к познанию вечных истин, которых люди в
любой исторический момент <пока еще не могут вместить>. В
гносеологической триаде с оккамовскими поправками принци-
пы сотворенности природы и богоподобия человека развернуты
в субъект-объектную оппозицию, в которой конечный и смерт-
ный человек использует на правах образца единичные вещи -
продукты божественного творчества - для создания образов-
объектов, и в попытках реализовать эти образы он сам оказы-
вается в божественной позиции <до вещей>, чем, с одной сто-
роны, подтверждает свое богоподобие, а с другой - познает
бесконечную Мудрость Бога, выступает агентом Духа Святого.
Новая <английская> реальность открыта и кумулятивна по фор-
мально-структурному основанию, что можно зафиксировать
постулатом: любая полная причина, известна она или неизвестна,
есть интегральная и полноправная часть <английской> реально-
сти, то есть все, что ни удалось бы обнаружить человеку, руко-
водствуясь принципом полной потенции, есть факт такой ре-
альности, если полная потенция переведена в форму полной
причины (эксперимент). Поскольку в этой реальности нет ра-
Язык. и мировоззрение___________________189
зумной составляющей, она с генетической точки зрения может
рассматриваться либо как продукт усилий Духа Святого (цайт-
гайста, абсолютного духа, родового человека, Диалектики раз-
вития, Интегрального Интеллекта или любой другой СЗНС -
Самостной Знаковой Надчеловеческой Сущности), либо же,
что, на наш взгляд, единственно удовлетворяет требованию ма-
териалистического подхода к истории мысли^, как интегриро-
ванный продукт познавательных усилий множества смертных
индивидов, которые в поисках нового канонически ориентирова-
ны идеей полной потенции и предоставляют продукт для интегра-
ции (публикация) в универсальной форме полной причины.
Во-вторых, эта реальность объективна именно в оккамов-
ском смысле: она ограничена общим, повторяющимся, репро-
дуктивным, а следовательно, не имеет индивидуализирующих
отметок пространств и времени: вечна в своих элементах, не-
уничтожима и неизменна. По справедливому замечанию Геге-
ля, эта реальность умножается, но не развивается. Любая появ-
ляющаяся в ней <полная причина> в сам момент появления по-
лучает клеймо вечности: <всегда и везде так было и будет>. Ес-
ли, например, Ган и Штрассман в 1939 г. открыли цепную ре-
акцию, то никто из нас не допускает и тени сомнения в том,
что это явление имело и имеет силу для всех времен и наро-
дов, как никому не придет в голову сомневаться, что открытый
в Сиракузах III в. до н.э. основной закон гидростатики имеет
силу и для Сиракуз любого времени, и для Москвы, и для Рос-
това. Подозревать, скажем, тот же закон Архимеда в поползно-
вениях к развитию, особливо к диалектическому, с отрицанием
отрицания, значило бы и себя и младенцев пугать фантазиями
насчет того, что было бы, если бы вдруг закон Архимеда в сво-
ей онтологической объективной сущности вдруг перешел в
свою противоположность или колесо стало бы вдруг треуголь-
ным. Но тот ощутимый <метафизический> душок косности и
мертвечины, которым определенно веет от ускользающих из
пространства и времени <полных причин> объективной реаль-
ности - предмета опытной науки, с лихвой компенсируется
свойством их универсальной приложимости, надежности и без-
отказности в любых условиях пространства и времени. Именно
вечность и неизменность полных причин, образующих познан-
ную часть объективной реальности, позволяет европейской
культуре без труда маневрировать по пространству и времени,
привлекая для решения сиюминутных задач духов далеких
190_________________________М.К.Петров
предков. Атомная энергетика, например, началась с того, что
порылись в архивах и обнаружили открытие пушкинских вре-
мен по газовой диффузии.
В рамках этой новой <английской> реальности и происхо-
дит, собственно, объективация объекта: возникает то понима-
ние объекта, объективности, объективной реальности, субъект-
объектного отношения, которыми мы пользуемся сегодня как
устоявшимися философскими категориями, хотя остаточные,
идущие к Фоме и Оккаму, к Гоббсу <родимые пятна> объектив-
ности дают иногда неожиданные и далеко не всегда положи-
тельные эффекты, из которых, пожалуй, наиболее распростра-
ненным является смешение исторического, где все имеет от-
метки пространства и времени, не позволяя скитаться по вре-
менам и народам, с объективным, где все лишено отметок про-
странства и времени, имеет равную силу для всех времен и на-
родов^. Смешение исторического и объективного уничтожает
границу между возможным и невозможным в конкретных ис-
торических условиях, давая полный простор догадничеству. С
точки зрения объективности, например, ничто не мешает Пуш-
кину писать авторучкой, Ноздреву - гонять на мотоцикле, но
история все-таки мешает: не позволяет Платону томиться у те-
левизора и Архимеду кричать: <Шайбу!>
Итак, наш третий пример участия языка в формировании
предмета философии при всей его гипотетичности, что мы
охотно признаем - исследований здесь почти нет, может все
же уточнить выводы первых двух примеров в том смысле, что
на состав и структуру предмета философии, на ее категориаль-
ный аппарат влияют отдельные стороны, структуры, модели не
языка вообще, а языка конкретного, с присущей ему специфи-
кой, если, конечно, сложившийся комплекс условий и обстоя-
тельств делает это влияние возможным.
4. ЯЗЫК И МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Одна из примечательных особенностей рабочей ретроспек-
ции в отличие от догадничества, которое попросту переносит
понятия и концепты современности в исторические дали, со-
стоит в том, что любое новое, будь то открытие в физике или
новая формулировка в философии, в любой другой дисципли-
не, вызывает своеобразную цепную реакцию поисков подобия
в прошлом данной дисциплины, пересмотр прошлого ради свя-
Язык и мировоззрение___________________191
зи нового с наличным и перевода нового в наличное. Поиск
начинает обычно сам автор нового, которому правила научной
дисциплины предписывают то или иное число опор на предше-
ственников (квоты цитирования) как норму дисциплинарного
взаимопонимания^^', и если процесс не переходит в крайно-
сти по печально известной триаде освоения нового: открытие
ложно - если истинно, то не ново - если истинно и ново, то
второстепенно, сам этот поиск оказывается весьма полезным,
выделяя в наличном и известном те грани и нюансы, о кото-
рых автор мог и не подозревать.
Этот процесс смещения и движения ретроспективы как
средства преемственной связи с прошлым и использования на-
личного массива знания для движения к новому заметен и на
более высоком уровне, когда проблемы приходят, так сказать,
извне, приходят явочным порядком, и попытки разобраться в
них ведут к серьезным сдвигам в предмете и общей ориентации
поисков нового. Нам кажется, что один -из радикальнейших
сдвигов этого рода наблюдается сегодня в истории вообще, и в
истории мысли в особенности. Смысл и острота исходной
<инициирующей> проблемы понятны: мы живем в мире науч-
но-технической революции, но сама эта революция, к сожале-
нию, носит локальный характер. 90% науки делается сегодня в
14 странах, 99% - в 40, а дальше начинается то, что иногда на-
зывают странами <научной пустыни> - более сотни стран с
населением свыше 70% мирового, которые сообща дают 1%
мирового научного продукта^.
Если учесть, что в странах, использующих науку и связан-
ный с ней <индустриальный> способ обновления общественно-
го производства за счет разработки и внедрения новых средств
и методов, доход на душу населения в 15-20 раз превышает до-
ход на душу населения в странах научной пустыни и растет,
удваиваясь каждые 20-25 лет, тогда как в странах научной пус-
тыни остается прежним или даже снижается, то станет понят-
ной и острота и актуальность стоящей перед миром проблемы
вовлечения всех стран в орбиту научно-технической револю-
ции. Теоретическое состояние разработки этой проблемы до-
вольно точно фиксируют Дарт и Прадхан: <Считается обще-
признанным, что процесс научно-технического развития по-
требует в Азии, Африке и Южной Америке значительно мень-
шего времени, чем длительность этого процесса в Европе и
Северной Америке. Во многих странах высказывают надежду за
192___________________________М.К.Петров
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |