ческое обоснование эксперимента и разработка основанной на
__________Научно-техническая революция и философия______________61
инерции категории взаимодействия-поведения становятся тем
поворотным кругом, на котором история европейской мысли
осознала собственную ограниченность поведением, вырвалась
из антично-христианского поведенческого тупика в общение, в
творчество. Но этот же факт вскрывает и органичную неспо-
собность выработанных в европейской традиции логических
формализмов интерпретировать творчество: все они приспособле-
ны лишь для кодирования поведенческого знания, связаны с
функцией регулирования, <не берут> общение, творчество.
Виноваты в этом, нам кажется, не столько какие-то фунда-
ментальные трудности, сколько некритические восторги фило-
софии перед собственным детищем - наукой, постоянное
стремление философии нового времени использовать научный
концепт знания, стать наукой, то есть сместить свой предмет
из области общения, где нет повторов, в область поведения,
где господствует повтор, репродукция.
Вопрос о четком различении поведения и общения принад-
лежит сегодня не только к числу философских, где он выгля-
дит как предметное размежевание с наукой и поиск опор на
внешние абсолюты, способные ограничить и свести к миниму-
му схоластическую составляющую <философского поступатель-
ного движения>, но и к числу практических как в широком
смысле того, что можно назвать ленинским планом исследова-
ния в истории философии, в истории человеческого познания
вообще (36, с. 131, 311, 314), без выполнения которого вряд ли
вообще возможно теоретическое обоснование культурных рево-
люций в слаборазвитых и развивающихся странах, так и в ряде
частных проявлений. Особенно остро этот вопрос ставится в
самой науке по тому частному аспекту понимания научно-тех-
нической революции, который мы отметили как <контрреволю-
ционный>. Дело в том, что наука как форма общения, произ-
водства и кодирования знания сама попала в поведенческие
тиски организации, и эта коллизия общения и поведения в
<большой науке>, создающая острейшие проблемы научной по-
литики, организации и <оптимизации> научной деятельности,
обрастает документами, опредмечивается материалами отчетов и
исследований, в которых раскрываются принципиальные разли-
чия между общением и поведением, организацией и гласностью.
Конечно, научное творчество - только фрагмент предмета
философии, куда должны войти и искусство, и системы выбо-
ра, и все механизмы обновления, и все, связанное с трансля-
62____________________________М.К.Петров
цией - обучением, образованием, ориентированием человека в
жизни, и фрагмент этот к тому же явно специфический: здесь
методами общения творят поведение, репродукцию, и это уже
с момента верификации гипотез на объективную истинность -
на принадлежность к поведению, накладывает на продукты
науки безлично-поведенческий, рабский отпечаток того, что
способно по слову <разумно двигаться, оставаясь неразумным>.
Но наибольшей остроты конфликт между общением и поведе-
нием достигает именно здесь. И острота эта не случайна: все
развитые государства как в рамках лагерей, так и на нацио-
нальном уровне втянуты в соревнование по множеству сопря-
женных оснований (экономика, сила, престиж и т.п.), и науч-
но-техническая гонка, стремление активизировать научную по-
литику, заставить науку <быстрее вертеться> образует весьма
существенную составляющую такого соревнования - расходы
на науку растут в удвоенном темпе по сравнению с ростом са-
мой науки.
В стремлении активизировать научную политику государства
действуют по обычному поведенческому шаблону; организуют,
планируют, избирательно стимулируют научную деятельность,
наталкиваясь при этом на ту самую счетверенную непредска-
зуемость, из-за которой научной деятельности невозможно
указать ни цели (открытие), ни исполнителя, ни срока испол-
нения задачи, ни исходных материалов и конечной формы
продукта, то есть здесь невозможно реализовать обычную пове-
денческую организационную схему, где функции участников
строго определены и нет лишних бесполезных деталей вроде
автомобильного колеса на телевизоре или прокатного стана в
цехе обувной фабрики. Связанная по условиям гонки необхо-
димостью препятствовать утечке нового знания из <своей нау-
ки> и всячески способствовать утечке <из чужой>, государст-
венная научная политика вынуждена, с одной стороны, герме-
тизировать научную деятельность, выстраивая вокруг нее барь-
еры секретности, а с другой - нагнетать в эти изолированные
места научной деятельности - проекты, НИИ, городки - <на-
учный персонал> на правах избыточных деталей в надежде, что
хоть какие-нибудь из них сработают. Поскольку новое знание
всегда оказывается продуктом головы, а не поголовья и собран-
ные в места изоляции <детали> с той же неизбежностью оказы-
ваются людьми, способными кристаллизироваться по экстрана-
учным основаниям (штатно-должностное, квартирно-жилищ-
:i---s^
^ -^
_____________Научно-техническая революция и философия_____________63_
ное, демографическое, профсоюзное и т.д. и т.п.), прорастать
цементом быта, результат получается соответствующий: стои-
мость единицы научной продукции оказывается пропорцио-
нальной четвертой степени от числа участников (населения
изолированного места) и резко повышается с возрастом кол-
лектива. Кончаются же эти бесконечные попытки тем, что на-
учная политика в смущении отступает перед продуктом собст-
венной деятельности, который живет себе замкнутой на слу-
жебные, профсоюзные, бытовые основания жизнью, и направ-
ляется в <другое место> строить то же самое: в Новосибирск,
скажем, после Дубны, и в Серпухов после Новосибирска.
По всему миру делается это с таким же упорством, с каким
традиция ползет в профессионализм: научная политика попро-
сту не умеет иначе. К современной научной политике и к жиз-
ни подвластной ей <ученой социальности> вполне подходит из-
речение Лао-цзы: <Когда правительство деятельно, люди стано-
вятся несчастными> (Даодэцзин, гл. 58). Вместе с тем, пытаясь
понять, что же, собственно, происходит, когда субъективно
бесспорно благие намерения администраторов науки дают пря-
мо противоположный задуманному эффект, науковеды волей-
неволей наталкиваются на действие этой счетверенной непред-
сказуемости и, анализируя деятельность невидимых колледжей,
информационных групп, роль формальной и неформальной
коммуникации в науке, открывают terra incognita европейской
культурной традиции - общение как нечто по многим характе-
ристикам противоположное поведению, организации и самому
лозунгу европейской цивилизации вообще: <Порядок во всех
отношениях превосходнее беспорядка> (Платон).
Рассматривая четыре непредсказуемости входа в научную
целостность, способы их преодоления в науке, а главное -
влияние на эти способы организационного пресса, науковеды
всегда обнаруживают одну и ту же картину: снижение темпов
движения научного знания как результат растущей активности
научной политики. Здесь и производительность научного труда,
которая падает в том же темпе, в каком растет наука, и появле-
ние многообразных организационных задержек, вызывающих
<плановое> разрастание лагов, и многое другое. Достаточно на-
помнить, что Иван Федоров, первопечатник, опубликовал
<Апостол> за 9 месяцев, а два варианта <Часовника> даже в бо-
лее короткие сроки, тогда как сегодня, в разгар научно-техни-
ческой революции, все оказывается много сложнее: <Наши
64 М.К.Петров
публикации находятся в редакциях вдвое дольше зарубежных.
Выходя в свет, они оказываются примерно на год <старше> од-
новременно появившихся зарубежных работ> (9, с. 153-154),
хотя и там еле-еле укладываются в поставленные Федоровым
рекорды: среднемировой редакционный лаг близок к 8 меся-
цам. И такие искусственные замедлители процесса встречаются
на каждом шагу. В нормальной схеме исследовательского цен-
тра типа Дубны: гипотеза - совет - план - совет - теорети-
ческая разработка - совет - доработка - совет - инженерная
разработка - совет - доработка - совет - заказ - настройка
- эксперимент, движение к верификации постоянно спотыка-
ется на плановом начале - на периодичности советов, сроков
подачи планов, заявок, заказов и т.д., когда вот даже вспомога-
тельная мастерская, если ее работа планируется на месяц, не-
укоснительно добавляет в лаг ровно месяц.
Тормозящий эффект организационного вмешательства и не-
способность научной политики реализовать поведенческую схе-
му, в которой однозначно указывалось бы, где, что, кому, в ка-
кие сроки открывать и с чем в наличном знании эти открытия
связывать, как раз и наталкивают на мысль более тщательно
исследовать тот принцип научной деятельности, который пре-
пятствует осуществлению административной мечты о порядке в
науке. Мы назвали бы этот принцип гласностью, безадресным
общением, когда не человек ищет способ поведенческого реше-
ния той или иной проблемы, а проблема ищет человека, спо-
собного ее решить, не человек озадачивается, а задача очелове-
чивается. И если, скажем, поставлена задача перепрыгнуть
Бруммеля, то принятый в научной политике метод субботника,
мобилизации, скажем, по путевкам райкома всех, способных
прыгать, вряд ли окажется наилучшим решением, будет давать
те же результаты, что и манхэттенские проекты и всякие дру-
гие <конвергентные исследования> в современной большой
науке. Решать в конечном счете придется одному, одной голове,
которая вовсе не обязательно должна находиться в данном ско-
плении-изоляции научного поголовья.
Наука выходила и выходит из этой ситуации очень просто:
каждый момент в движении знания от гипотезы до подготов-
ленной к внедрению разработки есть вместе с тем и момент
предельно широкого безадресного оповещения-осведомления в
надежде, что среди очень многих оповещенных найдутся еди-
ницы заинтересованных. Паскаль проверил гипотезу Торричел-
______________Научно-техническая революция и философия______________65_
ли об атмосферном давлении не потому, что он один знал о
ней; проблема нашла Паскаля во множестве осведомленных,
среди которых были и крупные имена. Гоббс обосновал катего-
рию взаимодействия и новое понимание причинности на осно-
ве поведенческого принципа инерции вовсе не потому, что он
один знал об этом принципе Галился. Знали все в кружке Мер-
сенна, да и за его пределами знали многие. Но все, в том числе
и Галилей, видели в принципе инерции изящный довод против
<несовершенных> орбит Кеплера и в пользу совершенства кру-
гового движения, а Гоббс увидел в нем принцип поведения ми-
ропорядка опытной науки. Такие примеры можно было бы
приводить тысячами. Любое открытие совершается по нормам
гласности. Никому еще не удавалось организовать открытие по
той простой причине, что прежде, чем организовывать, нужно
знать, что именно организовывать. Можно, конечно, организо-
вать НИИ <Архимед>, где отдел короны будет озадачиваться,
отдел ванны - мерить, а отдел <эврика> - нарушать общест-
венный порядок во имя начал гидростатики, но дальше таких
благоглупостей основанное на поведенческом принципе обще-
ние идти не может.
В отличие от организации, рассекающей научную деятель-
ность на изолированные многолюдные места коллективной
озадаченности, где единицам удается время от времени пой-
мать нечто новое, гласность действует с предельной экономич-
ностью, сводит проблему стимулирования научной деятельно-
сти к ускорению миграции людей и идей. Сама по себе глас-
ность, конечно, не решает счетверенную проблему: что, кто,
когда, в какой преемственной связи. Она работает на безлич-
ном, но действенном принципе сокращения лагов средствами
осведомленности: чем больше оповещенных, тем скорее обна-
ружится нечто новое, объявится новое имя, в научную целост-
ность войдет новый элемент, то есть темпы <научного поступа-
тельного движения> выглядят здесь во многом производными
от скорости и масштаба оповещения. Гласность позволяет
сформулировать на правах ориентира теоретически состоятель-
ной научной политики концепт идеальной науки, в которой
каждое событие доводилось бы с нулевыми организационными
лагами до сведения всех и получало бы оценку в последующих
событиях в темпе чистых естественных лагов. Это не значит,
конечно, что все в идеальной науке должны читать все и знать
все, такое было бы утопией. И гласность, и оповещение-осве-
3- 739
№___________________________М.К.Петров
домленность не столько <знание>, сколько ориентация в источ-
никах информации и доступность этих источников. Если бы,
скажем, каждый занятый в научной деятельности получал по
утрам газету - сводку научных событий типа что, кто, где, то
независимо от способа употребления газеты всех в науке следо-
вало бы считать оповещенными.
Судя по близости и однотипности характеристик; запрет на
плагиат, квота цитирования, ранговое распределение по закону
Ципфа, грамматический априоризм (каноника), безадресность
- тот тип неповеденческой деятельности, с которым мы стал-
киваемся в науке, универсален, может стать плацдармом для
изучения общения, первой освобожденной от схоластики тер-
риторией предмета философии - всей совокупности процессов
творчества истории живыми, смертными людьми. От научного
предмет философии отделен законом запрета на плагиат, науч-
ные методы берут лишь репродукцию. От схоластического
предмет философии отделен внешним, поддающимся докумен-
тации и анализу расположением доказательных опор, что по-
зволяет строить <философское поступательное движение> по
научному типу. В отличие от научного, философское знание не
было бы поведенческим, касалось бы способов кодирования,
хранения, трансляции и кумуляции знания, то есть было бы
гносеологией, теорией познания. В отличие от схоластическо-
го, философское знание сохраняло бы прагматический аспект
научности, то есть могло бы использоваться не только для ста-
билизации наличного, но и на правах теоретического обосно-
вания критического отношения к наличному, на правах ориен-
тиров его изменения, то есть быть тем, о чем мечтал Маркс:
<Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело
заключается в том, чтобы изменять его>.
5. ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕНИЯ
В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ
Проблзматика общения - не новинка в философии. Под
различными терминологическими одеяниями она присутствует
в философии нового времени с момента ее отделения от хри-
стианской схоластики. Дуализм Декарта, споры картезианцев
вокруг психофизической проблемы, синтезы Спинозы, Локка,
тупик Юма, антиномии Канта располагались не только в плане
основной гносеологической противоположности материализма
_____________Научно-техническая революция и философия_____________67_
и идеализма, но испытывали и сильнейшее влияние противоре-
чия поведения и общения. И если поведенческая часть - по-
рядок природы, ее законы, ее система - приобретала под
влиянием успехов опытной науки все больший авторитет и вес,
выступая, так сказать, инерционным моментом всякого фило-
софствования, то в части общения, в попытках объяснить, а
главное - понять движение этого ставшего, наблюдаются при-
мечательные скачки и срывы, поиски новых оснований.
Здесь прежде всего бросается в глаза сепаратистская тенден-
ция деизма, вытесняющая бога, а с ним и теологическую про-
блематику на периферию предмета философии, но оставляю-
щая и принцип сотворенности природы, и принцип богоподо-
бия человека на правах условий познавательного контакта, ко-
нечной связи и тождества <естественного> разума и <естествен-
ного> порядка природы, то есть философия сознает на правах
космологического принципа то исходное кибернетическое тож-
дество слова и дела, мысли и бытия, которое заложено было в
мировоззрение еще античностью и сохранено взыскующими
духовного евангелия схоластами в христианстве. Но рядом, уже
в критике Декартовых положений у Гассенди, особенно в его
эпикурейской теологии, отмечается явный переход на <новое>,
а в общем-то языческое основание, которое берется не столько
у Демокрита и Эпикура, сколько у Лукреция с его явной, как
ее называет Т.Васильева (37), <фисиологической> склонностью
привязывать разумное определение и творение не по слову-
форме, а по семени, по природе; <Точно распределено, где что
возрастает и существует> (Цит. по: 37, с. 136).
Древность мотива и его принадлежность к мифологической
схеме бесспорна, именно здесь все смертное определено в сво-
ем развитии по семени. Бог Гассенди-Лукреция, как и Нус
Анаксагора, определяет бытие именно через семя и время его
произрастания, а дальше семя уже само регулирует определен-
ность роста, расцвета, увядания и гибели, как желудь, напри-
мер, прорастает в дуб, а не в яблоню, а семя плотника (по нор-
ме мифа) - в плотника, а не в кузнеца. Но несмотря на древ-
ность организующей структуры, эта вторая форма не механиче-
ского, а генетического деизма привилась на европейской поч-
ве. Не говоря уже о своеобразной философской моде на антич-
ный атомизм, дань которой отдали почти все философы XVII-
XVIII вв., введенный Лукрецием и возрожденный Гассенди
принцип определения по времени и семени, по когда и куда,
68____________________________М.К.Петров
уже в монадологии Лейбница развертывается в схему логиче-
ского прояснения-развития <метафизических точек> роста, в ту
исходную модель определения <по началу>, которая станет у
Гегеля диалектикой развития, совпадением логического и исто-
рического. Исторический оптимизм развития-расцвета, а равно
и благородный исторический пессимизм заката-увядания отне-
сены, как и логический концепт истории вообще, к этому вто-
рому основанию, которое рядом с поведением-гомеостазом
ставит программу изменения поведения по времени.
Умозрительно-схоластический характер подобных построе-
ний очевиден. Маркс еще в критике гегелевской философии
права (1, с. 240 и далее) показал несостоятельность схемы именно
как схемы идеалистической и схоластической, навязывающей
умозрительные совершенства реальному и далекому от совер-
шенства процессу. Войны XX в. с их бесчеловечными приложе-
ниями науки способствовали освобождению от оптимистиче-
ских иллюзий как по поводу природы научного знания, кото-
рое оказалось нейтральным по отношению к человеческим це-
лям, одинаково хорошо работающим и на благо и во вред че-
ловеку, так и по поводу логики истории, которая, с одной сто-
роны, обнаружила своенравие, явную приверженность к мар-
ксистской концепции определения через деятельность и груп-
повые интересы людей, а с другой - вскрыла <темную> и не-
предсказуемую составляющую, способную практически мгно-
венно изменить ситуацию в том смысле, в каком, скажем, Чер-
чилль описывает внезапное изменение в поведении Трумена на
заседании Потсдамской конференции 22 июля 1945 года: <Се-
годня-то я знаю, что произошло с Труменом вчера. Но вчера я
ничего не мог понять. Когда он, получив сообщение об успеш-
ном испытании атомной бомбы 16 июля и о ее разрушительной
силе, появился на заседании, это был совсем другой человек. Он
сходу поставил русских на место и держался хозяином положения
в течение всего заседания> (Цит. по: 6, р. 146).
В попытках исследовать и понять новую ситуацию совре-
менная буржуазная философия оказывается в конечном счете
привязанной к историческому реквизиту христианско-поведен-
ческого и языческо-генетического оснований. Предельно четко
маркируя границы области социального поведения как набора
типизированных и репродуктивных по своей природе <ролей>,
замкнутых на движение стоимости, на целостность экономиче-
ских отношений, в чем современные философские и социоло-
Научно-техническая революция и философия____ 69
гические течения неизбежно сближаются с марксизмом, усмат-
ривающим именно в области экономики субстрат целостности,
устойчивости, преемственности и определенности сферы соци-
ально-поведенческих отношений, буржуазная философия, и
здесь, нам кажется, располагается основная арена идеологиче-
ских сражений, выявляет свою органическую неспособность
постичь сферу общения, человеческого в человеке, взять ее не
в обескураживающем хаосе исторических реминисценций и
бесплодных сожалений по поводу утерянной целостности чело-
века, наличие которой в прошлом постулируется всеми, но ре-
шительно опровергается данными исследований, а в коллекти-
вистской системе общения, в которой и по отношению к кото-
рой человек только и способен реализовать себя как целостную
личность, как творца среди творцов истории, как имя среди
вечных имен эпонимической характеристики нашего развитого
и развивающегося мира.
Отчуждение, частичность, несовпадение личного и социаль-
но-поведенческого, растущая нестабильность, уже сегодня со-
кратившая циклы обновления социальной определенности до
15-20 лет, все более жесткие рамки требований к человеку как
результат насыщения репродукции вещными и строго опреде-
ленными по функции включениями - все это реальные факты
истории развитого мира, которые имеют равную силу и для со-
циализма и для капитализма: научно-техническая революция,
как и законы природы и научно-поведенческое знание, не раз-
личает идеологий. Идеологии начинаются с мировоззрения. У
Камю, например, читаем: <Мы наследники истории, в которой
смешались прошедшие революции, взбесившаяся техника,
мертвые боги, изолгавшиеся идеологии, где сила без величия
все может сегодня разрушить> (39, р. 9). Это уже мировоззре-
ние, которое и надежды на будущее, и программы будущего
связывает в концепцию спасения, восстановления разрушенно-
го: <Наше поколение видит свою задачу в том, чтобы восстано-
вить хотя бы некоторые из тех ценностей, что составляют дос-
тоинство жизни и смерти> (там же). Это вместе с тем и пози-
ция художника, гуманитария, философа: <Сегодня он не имеет
права ставить свой талант на службу тем, кто делает историю,
он на службе у тех, кто эту историю переживает> (там же, р. 8).
Позиция бесспорно философская не только по имени - Ка-
мю достаточно представительная фигура экзистенциализма, -
но и по своему реставрационному существу, ибо как только во-
70____________________________М.К.Петров
прос переносится из области пассивного сопереживания исто-
рии в активную форму спасения ценностей, где мало желания
спасать, нужно еще и знание того, что именно подлежит спасе-
нию, взгляд на научно-техническую революцию как на перма-
нентную катастрофу разрушения, распада ценностей, инфля-
ции человеческого достоинства неизбежно должен толкать и
действительно толкает к поискам идеала в истории, в про-
шлом, к антично-христианским концептам истории-искупле-
ния, восстановления в конечном итоге исходного, до грехопа-
дения, состояния. Где и когда наша цивилизация согрешила,
сбилась с пути, произошло ли это в эпоху античности или Ре-
нессанса, - это уже вопрос производный, устанавливающий
скорее исторические границы поля поисков, нежели объясняю-
щий необходимость таких поисков. И когда критический энту-
зиазм таких поисков идеала переходит в позитивную форму,
перед нами всегда оказывается нечто из истории, нечто ста-
бильное и лишенное общения.
<Государство> Платона как целостный поведенческий каркас
социальности, развертка кода социальной наследственности,
где <смертного> - человека - нет, а есть лишь вечная и неиз-
менная социальная функция, реализуемая на смертном челове-
ческом материале, - становится прототипом социальных уто-
пий и антиутопий: в любых вариантах позиция спасения и вос-
становления реализуется как построение поведенческого функ-
ционального каркаса и уничтожение общения во всех его про-
явлениях, способных изменить этот вечный скелет социально-
сти. Если Хаксли делает это средствами <действительно рево-
люционной революции>, которая с помощью наук о человеке
<должна быть совершена не в окружающем нас внешнем мире,
а в душах и плоти самих людей> (40, р. X), тогда как Оруэлл,
напротив, обходится средствами разложения социальной памя-
ти общества, лишения его возможности призывать на помощь
при решении сложных ситуаций духов предков, а равно и сред-
ствами лингвистики: <Ньюспик создают не ради расширения, а
ради сокращения области мысли; сведение выбора слов к ми-
нимуму косвенно содействует этой цели> (41, р. 242), то эти
внешние различия и полярности подходов целиком остаются в
рамках проблемы: как уничтожить общение? Они не затрагива-
ют провозглашенного еще Платоном тождества бытия, едино-
го, блага, которому должно быть подчинено все, и прежде все-
го человек в его поведении и общении. И если платоновская
Р"^
Научно-техническая революция и философия _____ 1 1
утопия была восстановлением традиции, <афинской идеализа-
цией египетского кастового строя>, то построенные на рецеп-
тах спасения вечных ценностей современные утопии и анти-
утопии оказываются европейскими идеализациями афинской
идеализации египетского кастового строя.
В самом деле, сколько бы мы ни перекладывали социально-
необходимый набор должностей и навыков, покрывающих ки-
бернетические функции социальной целостности, воспроизвод-
ства и трансляции, какое бы ни получалось у нас разнообразие
узоров и распределений, в рамках омертвленного тождества
мысли и бытия, слова и дела, общения и поведения, логиче-
ского и исторического мы всегда будем получать один резуль-
тат: мертвый поведенческий абсолют, в котором общение замк-
нуто на поведение, лишено в своих <допустимых> выявлениях
непредсказуемости, <организовано>, то есть однозначно опре-
делено по качеству, субъекту, времени, связи с целым. И здесь
уже безразлично, будет ли полученный результат прописан по
средневековью, кастовой традиции, осколочной первобытности
или по биолого-естественной <социальности> муравьев и пчел,
он во всяком случае окажется за пределами европейского от-
клонения от <нормального> профессионально-именного пути,
будет лишь разновидностью бегства в прошлое от поведенче-
ского тупика современности, а не попыткой его преодоления и
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |