Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Историко-философские исследования. 3 страница



двигаемые умозрением по этому поводу гипотезы. Более того, в

ряде случаев такой, с опорой на документированность, подход

позволяет не только вскрыть проблему, но и <таймировать> ее

- указать срок, в течение которого она подлежит решению

или может быть решена. Проблема насыщения, например, в

согласии с экспоненциальным ростом науки таймируется в

рамках ближайших десятилетий, тогда как проблема направ-

ленного генетического воздействия на психику человека, если

ее решение не использует запрещенные приемы вроде нейро-

химии или нейрохирургии, требует 30-40 тысячелетий социаль-

ной стабильности, вряд ли вообще, в силу краткости цикла об-

новления, заслуживает названия проблемы.

 

______________Научно-техническая революция и философия______________29_

 

Конечно, и документированность и возможность использо-

вания доказательных опор по большей части эзотеричны, по-

скольку лишь здесь множество отходов-данных перекрывают

друг друга, позволяют, скажем, распределения Лотки проверить

по справочникам Гарфильда и выкладкам Ципфа, но подобная

же ситуация складывается и в экзотерическом плане, где про-

граммы помощи слаборазвитым и развивающимся странам об-

растают документацией. Например, если в проведении культур-

ных революций следовать рецепту Дарта и Прадхана: <Эта

сложная проблема должна в восточных культурах решаться так же

постепенно, как она решалась на Западе> (16, р. 655), то, судя по

результатам их собственного и ряда других отчетов, переход раз-

вивающихся стран в развитые потребовал бы 2-3 тысячелетия.

 

Основные философские проблемы научно-технической ре-

волюции принадлежат, по нашему убеждению, к экзотериче-

скому плану, где волею истории сосуществуют сегодня в еди-

ном астрономическом времени культуры, разделенные огром-

ными разрывами социального времени, которые к тому же

имеют пока тенденцию к увеличению, а не к сокращению: раз-

витый мир уходит от развивающегося быстрее, чем развиваю-

щийся его догоняет, если они вообще движутся по одной доро-

ге. Вместе с тем идти в мир инокультурных объектов, не имея

на вооружении хотя бы самого общего представления о пред-

мете поисков, значило бы искать в <научной пустыне> то, чего

там заведомо нет. Начинать поэтому приходится с попытки

обосновать какую-то инвариантную сущность, заведомо имею-

щую силу для культур любого типа. Наиболее обещающим в



этом смысле нам представляется анализ знания и его связи с

человеческим поведением.

 

2. ЗНАНИЕ

 

Вопрос о том, что такое знание, занимает философию с

первых шагов ее развития, и, хотя проблема знания давно уже

стала гносеологией, то есть учением о знании, прогресс в по-

нимании природы знания не так уж велик. Еще в V в. до н.э.

Сократ, если верить Платону, постоянно донимал софистов,

<платных учителей мудрости>, вопросами о том, чему же они, в

отличие от сапожников, корабельщиков, гончаров, строителей,

способны научить человека. Через два с половиной тысячеле-

тия Копнин почти в тех же терминах сформулировал проблему:

 

30___________________________М.К.Петров

 

<Если я, будучи философом, не знаю, что такое знание, то это

влечет за собой некоторые неприятные последствия. Признано,

что каждый человек должен что-то знать о той области, с кото-

рой связана его практическая деятельность. Сапожник должен

знать, что такое сапоги и как их шьют, повар - как надо ва-

рить борщ, каменщик - как делается кладка при строительстве

дома и т.п. В силу этого знания и умения каждый из них зани-

мает определенное место в общественном разделении труда.

Точно так же философ должен знать, что такое знание, и сде-

лать это знание достоянием других людей. В этом - его обще-

ственная функция> (17, с. 15). Нам кажется, что такая форму-

лировка: есть знание, связанное с той или иной областью

.практической деятельности, и знание о знании (философское

знание) - вполне может служить исходным моментом анализа.

 

Начиная с констатации необходимости знания для практи-

ческой деятельности человека, Копнин приходит к обобщаю-

щему определению: <Знание как необходимый элемент и пред-

посылка практического отношения человека к миру является

процессом создания идей, целенаправленно, идеально отражаю-

щих объективную реальность в формах его деятельности и суще-

ствующих в виде определенной языковой системы> (17, с. 26).

Выраженная в этой формуле идея двойного существования

знания - в практической деятельности и в языковой системе

- как раз то, что нам нужно, хотя для наших целей требуется

не только различение способов существования наличного зна-

ния (поведение-знак), но и не менее четкое разделение функ-

ционирующего и возникающего (наличное-новое) знания. По-

этому мысль о знаковом существовании знания <в виде опреде-

ленной языковой системы>, мысль, безусловно придающая

знанию социальный оттенок, требует уточнений в том смысле,

что общение, в частности и язык, как основное, но не единст-

венное средство общения могут использоваться в двух сущест-

венно различных функциях: а) для хранения наличного знания

и его трансляции от поколения к поколению и от индивида к

индивиду; б) для усвоения возникающего знания в форме,

обеспечивающей переход из нового в наличное, то есть для

превращения нового в правомерного участника операций хра-

нения и трансляции.

 

Попробуем несколько углубить эти двумерные различения;

поведение-знак; наличное-новое.

Возражая Маху, для которого познание - <биологически

 

_____________Научно-техническая революция и философия_____________3J_

 

полезное психическое переживание>, Ленин пишет: <Познание

может быть биологически полезным, полезным в практике че-

ловека, в сохранении жизни, в сохранении вида лишь тогда,

если оно отражает объективную истину, не зависящую от чело-

века> (18, с. 126, 127). Здесь перед намц та, связанная с дея-

тельностью и выявляющаяся в поведении, сторона знания, ко-

торая подчеркивает равнообязательность законов окружения и

их учета в поведении, независимо от того, идет ли речь о пове-

дении человека, животного, автомата. В этом смысле <опыт-

ное> знание человека и основанное на нем поведение ничем не

отличаются от <знания> и поведения животного или автомата,

что и лежит в основе субституций - замен человека в его ре-

продуктивных функциях силами живой и неживой природы.

Функционирование такого связанного в навыках знания, если

оно строится по биологическому типу, предполагает, как утвер-

ждают биологи и кибернетики, память - оперативную способ-

ность всего живого, а также и кибернетического - созданного

человеком по образцу живого - привлекать в решение <те-

перь-ситуаций> данные прошлого опыта, что, с одной стороны,

естественно (живой мир) или искусственно (кибернетические

машины) фрагментирует окружение по частотному основанию

на типичные повторяющиеся ситуации, в том или ином отноше-

нии <значимые> для жизнедеятельности индивида или особи, а с

другой - формирует производные от типичных ситуаций стерео-

типы поведения, позволяющие, скажем, кошке совершенно по-

разному реагировать на появление рыбы или собаки.

 

За каждым из стереотипов умозрением угадывается, а ки-

бернетиками искусственно воспроизводится корреляция между

поведением и регулятором поведения, причем корреляция двух

видов: обязательной последовательности актов (алгоритм пове-

дения, его программа) и коррекции на особенности единичной

ситуации данного типа (отрицательная обратная связь). Когда

мы говорим о знании, как оно реализуется в практической дея-

тельности, в поведении индивида, мы имеем в виду программы

- алгоритмы поведения в типичных ситуациях, устойчивое и

остающееся в таком поведении - и полагаем, что естественная

или искусственная память как раз и есть то <место>, где хра-

нятся программы и откуда они извлекаются для решения <те-

перь-ситуаций>, опознавать которые, относить к тому или ино-

му из освоенных типов, нам помогают органы чувств или <дат-

чики>, работающие в режиме различения.

 

32 ______________М.К.Петров

 

Вместе с тем вопрос о том, насколько знание в такой корре-

ляции-единстве с поведением остается знанием, сохраняет

свою специфику и несводимость к поведению не в умозрении

философа или кибернетика, а в реальной действительности, в

поведении, скажем, того же сапожника, который, по мысли

философа, <должен знать, что такое сапоги и как их шьют> -

вопрос не такой уж простой. Навык, и это подтвердит любой

психолог, <растворяет> знание, переводит его в область подсоз-

нательных автоматизмов. Научиться - значит <забыть>, как это

делается, просто делать. Ни один из нас не в состоянии <по-

нять>, как мы ходим, дышим, говорим, круговращаемся в об-

житых бытовых и служебных ситуациях.

 

Философы любят обыгрывать эту ситуацию, эту подсозна-

тельную <жизнь без разума>. Еще Аристотель написал о ремес-

ленниках: <А с ремесленниками обстоит дело подобно тому,

как и некоторые неодушевленные существа хоть и делают то

или другое, но делают это, сами того не зная (например, огонь

- жжет): неодушевленные существа в каждом таком случае

действуют по своим природным свойствам, а ремесленники -

по привычке> (Метафизика, 981 в.). У Камю именно здесь ис-

ходный момент отчуждения: <Подъем, дорога, четыре часа ра-

боты на фабрике или службе, перерыв на обед, дорога, четыре

часа работы, ужин, сон, понедельник, вторник, среда, четверг,

пятница, суббота - все время один и тот же ритм, который

долго остается удобным путем жизни. Но вот однажды возни-

кает <Зачем?>, и с этого вопроса начинается скука, к которой

примешивается удивление. <Начинается> - это важно. Скука

- конец механической жизни и, одновременно, начало по-

требности осознания> (19, S. 16).

 

В таких критических заходах на автоматизмы сложившегося

человеческого поведения, которые и сами уже приобрели фор-

му некритического убеждения: <Люди оказываются более муд-

рыми не благодаря умению действовать, а потому, что они вла-

деют понятием и знают причины> (Аристотель. Метафизика,

981 в.) теряется из виду то решающее в данном вопросе об-

стоятельство, что способность усваивать-забывать, связывать

знание в навыке-автоматизме или, как Кестлер называет эту

способность мозга - быть навыкообразующей машиной, жиз-

ненно важна для человека. Не будь ее, человек постоянно пре-

бывал бы в позиции буриданова осла, бился бы о стены несня-

того выбора, на каждом шагу испытывая эффект сороконожки,

 

Научно-техническая революция и философия _________ 33

 

сбоя, задумчивости и размышления там, где нужно действо-

вать. Реальный вопрос, нам кажется, состоит не в том, чтобы

объяснять репродукцию, силу привычки, власть навыка, - это

биологическая <инерция>, не требующая указания причин, ес-

тественное и для человека и для животного состояние контакта

с окружением, который опирается на память как на способ-

ность типично реагировать в типичных ситуациях, а в том, что-

бы понять, почему часть, и весьма значительная, человеческих

навыков способна все-таки отчуждать программы, хранить их в

независимой от навыка-умения знаковой форме знания и по-

чему это свойственно только человеку.

 

Традиционным ходом здесь остается благородное истолкова-

ние - ход от любознательности, от аристотелевского <удивле-

ния> или от гегелевской нетерпимости духа к осознанной ко-

нечности, и само знание в рамках такого подхода становится

скорее автономной и самодовлеющей благородной сущностью,

нежели сущностью рабочей, нагруженной какими-то вполне

определенными функциями. Нам кажется, что именно здесь, в

рамках функционального анализа переходов: знание-навык;

навык-знание, - открывается возможность универсального, не

связанного только с развитой социальностью истолкования

знания. Ничего особенно нового в таком подходе нет. Маркс и

Энгельс рассматривали, например, возникновение осознания

под формой преемственной связи с биологией: <Сознание не-

обходимости вступить в сношения с окружающими индивида-

ми является началом осознания того, что человек вообще жи-

вет в обществе. Начало это носит столь же животный характер,

как и сама общественная жизнь на этой ступени; это - чисто

стадное сознание, и человек отличается здесь от барана лишь

тем, что сознание заменяет ему инстинкт, или же что его ин-

стинкт осознан> (20, с. 30). Именно эта мысль о преемственно-

сти биологического и социального дает возможность предста-

вить знание как функциональный социальный аналог биологи-

ческого по генезису механизма трансляции.

 

В основе биологического механизма трансляции необходи-

мых для жизни навыков лежит наследственность, биокод на-

следственности, позволяющий передавать навыки от родителей

к потомку методом филогенеза, без выхода во внетелесную

знаковую область, хотя и в биологическом варианте трансля-

ции, особенно у птиц и млекопитающих встречаются довольно

сложные институты <постредактирования> - обучения, онтоге-

 

2-739

 

34___________________________М.К.Петров

 

нетического доведения младенцев до кондиций, обеспечиваю-

щих выживание в данных условиях среды. Но в животном ми-

ре эти институты обучения, хотя они и отражают недостаточ-

ность филогенетического программирования, не отделены от

особей в независимую от них, долгоживущую, рассчитанную на

множество поколений <вечную> сущность, способную кодиро-

вать и сохранять на правах видовой ценности биологическую

недостаточность генетического программирования - алгорит-

мы <постредакции>, обучения необходимым для жизни навы-

кам, которые по тем или иным причинам не фиксируются био-

логическим кодом наследственности.

 

Возникновение такой долгоживущей постредакционной ви-

довой сущности, опирающейся на нечто по отношению к

смертным особям внешнее, внетелесное и бессмертное, и есть

с этой точки зрения возникновение социальности и знания,

вернее того способа компенсации биологической недостаточно-

сти, который только и может претендовать на категориальное

понятие <знание>, если ему приписывается ограниченный чело-

веческим общением и поведением смысл. Различить в знании

естественное, биологическое, человеческое на поведенческой

базе практически невозможно: здесь человек - вещь среди ве-

щей, равный среди равных, которому не приходится ожидать

скидок и поблажек на человечность. И каким бы сложным ни

представлялось репродуктивное поведение человека, любой

фрагмент этого поведения и вся система таких фрагментов, ес-

ли они образуют целостную систему, могут быть реализованы

на нечеловеческом материале, на полупроводниковой глине,

например (21). Различие возникает не в поведении, где все

равны, а в трансляции, в общении, в способах существования

видового, <вечного> и <бессмертного> на смертном и недолго-

вечном субстрате особей и индивидов. Если трансляция замк-

нута на биокод или биокод достаточно гибок и подвижен, что-

бы поглощать постредакцию, переводить онтогенез особей в

филогенез, перед нами один способ трансляции, к которому

неприменимо понятие <знание>, если же рядом с биокодом

возникает и независимым от биокода способом преемственно

существует <социокод наследственности>, который берет на се-

бя задачи сохранения и воспроизводства в смене поколений,

необходимых для преемственного существования вида, но не

представленных в биокоде навыков, то здесь уже другой, соци-

альный способ трансляции, к которому только и применимо

 

^

 

_____________Научно-техническая революция и философия_____________35_

 

понятие <знание>, понятие компенсации биологической недос-

таточности небиологическими, знаковыми средствами.

 

Здесь сразу может возникнуть несколько вопросов. Во-пер-

вых, определение знания через биологическую недостаточность

и социальности через небиологический код наследственности

выглядит значительно шире человеческого (видового) опреде-

ления. Практически любой вид, будь то киты, слоны, дельфи-

ны, пчелы, муравьи, если у него наблюдается парность и до-

полнительность биологического и внебиологического видового

кодирования, мог бы претендовать на знание и на социаль-

ность. По существу так оно и есть. Мы, например, просто не

знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, является ли <социаль-

ность> муравьев и пчел результатом своевременного, до выхода

в знаковую область, поглощения онтогенетической постредак-

ции филогенезом или же <съеденной> в биокоде социально-

стью, которая успела возникнуть, но оказалась настолько гиб-

кой в своей стабильности, что биологическое нагнало и погло-

тило социальное. Мечта о <естественной социальности> такого

поглощенного типа, которой особенно подвержены философ-

ствующие естественники, широко представлена и в философ-

ской, и в околонаучной, и даже в научно-философской литера-

туре. Когда Иориш, например, пишет о методе <прямого и не-

посредственного воздействия на биологическую основу челове-

ческой психики, физиологию и иные стороны биологии чело-

века> (22, с. 148) и связывает эту увлекательную задачу с преоб-

разованием <в нужную сторону психики индивидов>, он, воз-

можно, лишь повторяет то, чем развлекались в свое время

ученые муравьи и пчелы, которым удалось добиться блестя-

щих результатов.

 

Во-вторых, когда определение знания через социальный код

наследственности упоминает знак и знаковое общение, то тут

сразу же приходит на ум, что знаковое общение вовсе не есть

монополия человека: почти все виды животных в какой-то ме-

ре причастны к такому общению, и в некоторых случаях, в ста-

де обезьян, например, сигналы-знаки различены производно от

ситуаций, нагружены <смыслом>, единообразно воспринимают-

ся и интерпретируются. Здесь явно необходимо уточнение типа

общения в том плане, который мы назвали бы организующим

общением или организующим формализмом, имея при этом в

виду использование в общении индивидуализирующего адреса -

имени. Реализованное в институте различающих имен, адресное

 

36____________________________М.К.Петров

 

общение сопутствует человеку на всех этапах его истории,

фиксируется в любом варианте социальности, отличая челове-

ческое общение от животного безадресного, которое также ис-

пользуется человеком, но в совершенно других целях.

 

Как раз именная, или <эпонимическая>, характеристика со-

циума оказывается ариадниной нитью в гносеологическом ла-

биринте знания о знании, поскольку она способна ответить не

только на вопрос о наличии или отсутствии социального кода

наследственности или, что то же, социальной памяти, но и на

вопрос об устройстве этого кода и этой памяти, то есть стать

основанием классификации знания как системы внебиологиче-

ской трансляции социально необходимых навыков и умений.

 

Нам представляется совершенно очевидным, что вопрос о

содержании знания и вопрос о кодировании знания на правах

социальной ценности - два разных вопроса и, соответственно,

два разных предмета исследования. Первый, вопрос о содержа-

нии знания, связан с поведением, и, поскольку поведение про-

изводно от свойств окружения, в рамках этого вопроса вряд ли

возможно вскрыть какие-либо типологические различия, за ис-

ключением, конечно, различий в объеме и схемах поведения,

вызванных несовпадением окружений. От бушмена, скажем,

трудно ожидать сколько-нибудь определенной <стоп-реакций>

на красный цвет или административно-магического воспри-

ятия числа 100, но в совпадающих и освоенных в опыте ситуа-

циях поведение представителя любой культуры будет в принци-

пе одинаковым. Поэтому изучение содержательной стороны

знания в принципе, уже в силу связи с поведением, не может

подняться выше функции регулирования, связи-корреляции

между программой и поведением в рассчитанном на бесконеч-

ный повтор навыке. Этот тип знания о знании, идет ли он от

программы к поведению или от поведения к программе, мы

назвали бы научно-кибернетическим. Социальная психология,

например, определяет свой предмет по связи с поведением.

<Большинство ученых исходит из предположения, что события

в природе происходят закономерным образом. Применительно

к изучению человеческого поведения это означает, что поступ-

ки человека суть проявления повторяющихся процессов и что

задача социального ученого состоит в том, чтобы выделить и

описать это единообразие> (23, с. 22-23). Поэтому, хотя она и

называет себя психологией, наукой о душе, перед нами обыч-

ная научно-кибернетическая дисциплина о регуляторе, от ко-

 

II

 

______________Научно-техническая революция и философия______________ЗТ_

 

торой можно ожидать более или менее систематизированного

описания сложившейся формы реализации знания, в том числе

и кодирующегося биологически, но не приходится ожидать от-

ветов на вопросы о движении этой формы или о причинах, за-

прещающих движение в одних направлениях и открывающих

простор в других.

 

Второй предмет исследования, мы рискнем назвать его

предметом философского исследования, есть вопрос о кодирова-

нии знания и об устройстве социальной памяти. Относительно

этого предмета уже априорно можно предположить разнообра-

зие, поскольку за пределами биокода навык может быть усвоен

самыми различными способами от простого копирования пове-

дения окружающих (неформальное обучение) до теоретическо-

го его освоения с последующим выходом в область поведения.

Даже для слепоглухонемых удается найти методы контакта с

внебиологическим миром культуры и пути его освоения.

 

5. ТИПОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНОГО

КОДИРОВАНИЯ (ПАМЯТИ) И ОБНОВЛЕНИЯ

 

В границах предмета философского исследования, как они

определены выше, представимы две группы вопросов: связь це-

лостности системы и универсальные схемы кодирования;

структуры ввода и дренажа, позволяющие социализировать но-

вое и дренировать избыточное знание. Исходной является, ко-

нечно, первая группа, она обеспечивает целостность и преем-

ственность существования системы социально необходимого

знания, тогда как вторая выглядит производной. Из того об-

стоятельства, что любое общество в любом варианте его выпол-

нения подвержено изменению в форме пассивного или актив-

ного приспособления к меняющимся условиям жизни, следует

лишь одно: система знаний любого общества подвижна, спо-

собна к обновлению, но и мера такой подвижности и механизм

обновления и объем допустимых инноваций лимитированы

возможностями системы кодирования, целостность которой

при всех обстоятельствах выступает на правах высшей ценно-

сти - условия преемственного существования общества в сме-

не поколений и вовлеченных в такое существование смертных

биолого-социальных индивидов.

 

По данным исследований, ведущих свое начало с работ

Дюрктейма, Вебера, Леви-Брюля, Боаса, Малиновского, Ривер-

 

38____________________________М.К.Петров

 

са, Сепира, Уорфа и особенно полевых зондирующих исследо-

ваний, ведущихся в последние годы для обеспечения программ

помощи слаборазвитым и развивающимся странам, имеет

смысл говорить о трех основных типах кодирования и обновле-

ния: а) индивидуально-именном; б) профессионально-имен-

ном; в) всеобще-именном, причем в последнем различимы

прямой (антично-христианский миропорядок) и обращенный

(наука) подтипы. Типы не образуют единого ряда, звеньев еди-

ной цепи развития - исторически предшествующий тип не со-

держит на правах имманентной цели последующий, но они об-

разуют все же необходимую последовательность: последующий

тип, если он возникает, предполагает наличие предшествующе-

го, использует материал и структуры предшествующего типа.

 

1. Индивидуально-именной тип кодирования при всей его эк-

зотичности и сложности удивительно единообразен, в одних и

тех же институтах и проявлениях фиксируется в различных

частях света как общепризнанная <первобытность>, связанная

обычно с охотой и рыболовством. Отличительная черта этого

типа - наличие в системе знания коллективных навыков (охо-

та на крупных зверей, например), в которых программы участ-

ников в той или иной степени индивидуализированы, сопряже-

ны, как различения, в единую по цели деятельность многих.

Вся система стереотипов социально необходимого поведения

фрагментирована на посильные человеку частные программы,

и в таком фрагментированном виде в конечную по числу груп-

пу <взрослых> или <охотничьих> имен-адресов, образующих

скорее целостную мозаику, нежели систему. Кроме связи со-

причастия, никаких специфических связей целостности между

именами - фрагментами социальной памяти - для этой груп-

пы не обнаруживается, в качестве мнемотехнических средств-

фиксаторов используются различного рода вещные включения.

 

Различенное имя - ключевой для этого типа элемент хране-

ния, трансляции и обновления знания. Имя вечно, в нем чисто

случайным способом соединены индивидуализированные про-

граммы поведения в типичных <теперь-ситуациях>, оно скрое-

но по мерке сил и возможностей индивида, передается от но-

сителя к носителю как преемственная, полная, различенно-не-

повторимая (в других именах) программа поведения на все слу-

чаи жизни. Соответственно статус имени в <первобытных> об-

ществах непривычно для наших норм высок. Имя прикрыто

многообразными защитными и мнемотехническими ритуалами,

 

______________Научно-техническая революция и философия______________У)_

 

обрядами, обычаями, которые воспринимаются европейским

сознанием как сплошная мистика.

 

Распределенная в мозаику имен, система знания крайне

консервативна, она надежно защищена от разрушения, во-пер-

вых, избыточностью претендентов (не все получают взрослые

имена), а во-вторых - постоянным надзором со стороны ин-

ститута старейшин, в обязанности которых входит ввод (посвя-

щение) людей в имя и вывод из него (смена взрослого имени

на стариковское), а также и творчество новых имен, что фик-

сируется крайне редко. Практически единственная <щель> сис-

темы, через которую может проникать в нее новое знание, -

срыв и восстановление преемственности существования имени

в актах посвящения, в сменах временных исполнителей вечно-

то имени, что, с одной стороны, предполагает возможность мо-

дификации состава имени предшествующим носителем - если

ему удалось совершить нечто новое, не запрограммированное в


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.078 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>