– Для меня никто такого не делал… – он прикрывает глаза и шумно втягивает воздух, произнося эти слова на выдохе.
Я замираю, словно ударенная плетью.
В голове крутится смысл сказанных им слов, и я отчаянно пытаюсь придумать какое-нибудь другое значение. Но нет, смысл лишь один…
– А отец? – на секунду забывая про сложившуюся ситуацию, тихим шёпотом спрашиваю я.
– Какой, к чёрту, отец, Белла! У меня его толком и не было никогда! – орёт он, и когда я заглядываю в изумрудные глаза, боль, таящаяся в них, заставляет комок рыданий в горле подобраться ближе. Пытаюсь совладать с эмоциями, но ничего не получается.
– Ты обманула меня… – подводит итог он, уходя от темы про своё детство и беря чувства под контроль, пряча под замок. Теперь передо мной снова бесчувственный тиран. – И понесёшь наказание…
Наказание? Какое наказание?
Сейчас вся собранная во мне храбрость, вся та мощь, которой обладает материнская любовь и вся справедливость, когда-либо узнанная, собираются вместе, придавая сил.
Слёзы отступают, а сочувствие к Эдварду испаряется.
Сжимаю губы и, придавая взгляду уверенность и враждебность, быстрым шагом пересекаю комнату и оказываюсь лицом к лицу с Калленом.
Он смотрит на меня со странным интересом, пусть и прикрытым гневом.
– Если ты хоть пальцем тронешь моего сына, – начинаю я чётко, но в то же время громко и злостно. – Я убью тебя своими же руками. Мне плевать, сколько с тобой будет охраны или киллеров. Ты не посмеешь навредить моему сыну! – смотрю ему в глаза, хотя и на целую голову ниже.
Он возвышается надо мной, а изумрудные глаза впиваются в мои. Он чего-то ждёт. Чего ещё?
И в то же время вижу в уголках его глаз вперемешку с удивлением ещё и скрытое восхищение. Кем? Мной?
Он действительно ничего не знает о материнских чувствах?
– Я не сказал, что наказание коснётся твоего ребёнка, – медленно проговаривает он через минуту. – Я сказал, что накажу тебя!
На сердце мигом становится спокойно. Энтони в безопасности. Он ничего ему не сделает…
Но одновременно с облегчением приходит боль. Эдвард собирается наказать меня. Я-то думала, что после нашего недавнего разговора он в чём-то изменился. Мне показалось, я разглядела его положительные черты, увидела его с другой стороны. Неужели я ошиблась?
О, нет…
– Накажешь? – поднимаю на него смиренный взгляд, когда слёзы возвращаются, и комок рыданий тоже. Голос дрожит больше, чем моё тело. Сегодня у меня одно из самых сильных нервных потрясений в жизни.
– Не смотри на меня так! – восклицает он, глядя на меня с высоты своего роста.
– Как? – пресным голосом спрашиваю я. Мне нужно скорее убраться отсюда, пока я не расплакалась. Нет, я сильная, я должна продержаться…
Господи, и где эти силы теперь?
Ответ мне известен, хотя принимать его сейчас не хочу – они кончились. Эти два года были слишком тяжёлыми, чтобы выносить их в одиночку, и сейчас я раздавлена как морально, так и физически. Эдвард тоже послужил этому причиной. Он тоже раз за разом уничтожал меня. Мучительно…
Пока я не прервала замкнутый круг. Только вот, что будет теперь? Наверняка нежность испарится. Как пришла, так быстро она и уйдёт. Мой ад вернётся. Благо лишь то, что Тони будет здоров. С ним всё будет в порядке.
А я…
Только научить его жизнь без меня, прежде чем окончательно сломаться…
Нет, нет, нет!
Сейчас я нужна ему. Как минимум, ещё четырнадцать лет.
Ох, как же мне вытерпеть?
– Вот так, как теперь,– он морщится, но я не перестаю смотреть ему прямо в глаза. Может быть, в моих он прочитает то, что так давно потерял? Чувства. Настоящие и искренние. Он должен знать, что ради любимых можно свернуть горы. Даже если для этого следует переступить через себя.
Он заставил меня сделать это. И пусть теперь наслаждается зрелищем – я полумертвая.
– Ответь мне на один вопрос, – ощущая, как страдания не умещаются в груди, быстро спрашиваю я.
– Какой? – он смотрит на меня странным взглядом. Почти сочувствующим…
Нет, не верю. Он лжёт. Он мне не сочувствует, он вообще не знает что это…
– Ты ведь, правда, не тронешь моего сына? Умоляю тебя…
– Я не детоубийца, Белла. Не трону, – отвечает он. В его глазах сомнение. Не в своём ответе, а во мне.
– Хорошо… – делаю шаг назад и судорожно вздыхаю. Где здесь дверь? Куда мне бежать? Где рыдать? Кому жаловаться? От кого ждать поддержки?
Я совсем одна…
Натыкаюсь на небольшой кожаный диванчик и опускаюсь на него, закрывая лицо руками – слёзы уже текут по щекам.
Слишком много событий за сегодня. За вчера. За эти два года.
Мой Энтони. Мой маленький мальчик.
Мысли об операции вторгаются в голову, и я вспоминаю ещё и о Джейкоба. Его слова. Наше прошлое. Моё прошлое с Тони…
Нестерпимая боль разрывает грудную клетку.
Стон срывается с губ раньше, чем я успеваю его предотвратить.
Слышу шаги в своём направлении и зажмуриваюсь, всё ещё не отнимая рук от лица. Эдвард не увидит меня такой. Я обещала и себе, и ему.
Только вот…как мне выполнить обещание?
– Белла, – слышу мягкий бархатный голос рядом с собой. В нём снова растерянность. Прикусываю губы почти до крови, сдерживая рыдания. – Что с тобой?
Чувствую, как прогибается диван от его веса. Вот он уже рядом со мной. Я слышу его дыхание, несмотря на то, что все другие звуки скрыты от меня собственным горем.
– Я в пор… – не успеваю договорить до конца. Последние потоки страданий подступают, и мою платину прорывает. Я начинаю рыдать в голос, и слёзы катятся по щекам, словно водопады. Я так долго не плакала.…Так долго сдерживалась.
Всё, теперь пришло время выплескать накопившееся.
– Белла! – голос пронизанный ужасом – неужели Эдвард Каллен боится за меня? – заставляет меня ощутить острую нехватку поддержки от кого-нибудь.
Моё сознание отключается раньше, чем понимаю, что творю.
– Эдвард! – вскрикиваю я, и практически набрасываюсь на него, прижимаясь к мускулистой тёплой груди, чувствуя шёлковую материю рубашки. Слёзы мочат её, а рыдания становятся лишь сильнее.
– Что ты делаешь? – непонимающе спрашивает он, аккуратно пробуя расцепить мои руки, обвитые вокруг его шеи.
– Нет! – ужасаюсь я, и, молю его: – Пожалуйста, Эдвард, я знаю, сколько правил нарушила и сколько нарушаю прямо сейчас… Но, пожалуйста, на полчаса, позволь мне выплакаться…Мне больше не у кого просить этого. Всего полчаса. Потом можешь наказать меня… – голос вздрагивает и замолкает. Опускаю голову, и слёзы теперь текут на мою блузку.
Три секунды проходят в моих оглушительных рыданиях. Он колеблется. Решает.
Я вслушиваюсь в звуки комнаты, но слёзы мешают полноценно сделать это.
– Иди сюда! – внезапно зовёт он и крепко прижимает меня к себе. Я продолжаю дрожать, плачу, но теперь чувствую себя лучше. Как ни странно, но чувствую себя защищённой от всего в этих руках.
Он – моя защита.
Моя и Энтони.
Пусть он тиран, пусть деспот, пусть убийца, пусть бесчувственный чурбан, но он мне нужен!
Нужен, с тех самых пор, как мне впервые понравились наши занятия любовью. С тех пор, как он примчался из Америки сюда, потому что я бросила трубку…
– Спасибо… – шепчу я, когда воздух сгорает в лёгких на очередном выдохе. Моя благодарность адресована всем хорошим поступкам, которые он сделал для нас с Тони. Пусть он о них и не знал до сегодняшнего дня, это всё равно ему зачтётся.
Эдвард не отвечает, лишь сильнее прижимает меня к себе.
Волны облегчения прокатываются по телу за волнами боли, делая их чуть терпимее.
Он здесь, со мной.
Энтони – смысл моей жизни, мне не продержатся без него ни секунды, но Эдвард…он держит на плаву нас обоих. И меня, и моего мальчика. Он наш ангел-хранитель.
И сейчас он спасает меня. Спасает его.
Сейчас он с нами…
– Где твой сын? – спрашивает Каллен, спустя некоторое время.
– В операционной… – отвечаю я, судорожно вздыхая.
– Кто его оперирует?
– Отец… – глаза снова наполняются слезами при воспоминании о Джейкобе.
– Какой отец? – недоумевает Эдвард. Я слышу это в его голосе.
– Его… – мои слова сливаются с рыданиями.
Мужчина явно не понимает, что происходит. Его мышцы напрягаются, и я догадываюсь, о чём он подумал.
– Ты замужем? – спрашивает он с плохо скрываемым ужасом.
– Нет! – качаю головой, вытирая слёзы с лица рукой. – Мы не были женаты.
– Почему? – зачем он расспрашивает меня сейчас? Чёрт…
– Он дал деньги на аборт… – выпаливаю я, перед тем как снова тону в страданиях.
Эдвард молчит, но недолго. Зато его руки расслабляются.
– Ты вся дрожишь, – меняя тему, замечает он, – тебе холодно?
Неопределенно пожимаю плечами.
На секунду он отпускает одну руку, которой обнимает меня, но очень быстро возвращает, накидывая мне что-то на плечи.
– Что это?
– Мой пиджак, – в его голосе доля смеха. Что же, отличная разрядка.
Стискиваю руками мягкую ткань и заворачиваюсь в неё, упиваясь божественным запахом её обладателя.
От него слегка кружится голова, но боль отступает – немного.
Не знаю, сколько времени ещё мы так сидим. Час? Два? День? Неделю?
Эдвард молчит и лишь обнимает меня.
Я тоже молчу.
Мои слёзы прекращают так неистово литься и теперь медленными, ленивыми струйками текут по щекам.
Наверное, они просто кончаются.
Меня не беспокоит то, что слезы могли смыть тональный крем. Эдвард видел кое-что похуже, чем простой синяк. Я уверенна в этом.
Рубашка Эдварда мокрая от солёной влаги, но ни его, ни меня это не волнует. Пиджак по-прежнему на мне, он согревает меня, и дрожь отступает.
На смену ей приходит усталость.
– Легче? – слышу мягкий бархатный баритон над ухом. От него на душе теплеет.
– Да… – отзываюсь я, слушая биение его сердца через насквозь промоченную рубашку. – Спасибо, что позволил мне выплакаться.
– Думаю, теперь я заслуживаю узнать хоть что-нибудь? – он вопросительно изгибает бровь, ожидая моего ответа.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала? – осторожно спрашиваю я, вздыхая.
– Ты ответишь? – он с сомнением смотрит на меня, и я отвожу взгляд.
– Постараюсь. Тем более главное тебе известно.
Да уж, не думала, что тайна об Энтони раскроется таким образом. Наверное, Бог решил, что скрывать более я не имею права.
Что же, ему виднее.
– Хорошо, – он делает глубокий вдох, и, растирая пальцами моё предплечье, спрашивает: – Что произошло с твоим ребёнком?
– У него диагностировали порок сердца.
– Сколько времени прошло с того момента?
– Около полутора-двух лет.
–Сколько? – его глаза непроизвольно расширяются при названных цифрах. – И ты всё это время зарабатывала деньги?
– Да…
– Так же, как и у меня?
– Нет! – испугано качаю головой, прогоняю ужасные мысли. – Я просто устраивалась сразу в несколько кафе или закусочных. А ещё я продала машину и дом отца.
Он освобождает одну руку, которой поддерживает мою спину, и потирает переносицу:
– Почему ты не сказала мне?
– Ты бы не нанял меня, а в то время мне нужно было оплатить счета.
– Но ты могла сказать вчера…позавчера?
– Я боялась, что ты что-то сделаешь с Энтони, – честно признаюсь я.
– Энтони? – он снова удивлён. Чему на этот раз?
Судорожный вздох заставляет меня запнуться, но я всё-таки произношу следующее:
– Да, Тони – сокращённое имя от Энтони.
– Довольно странное совпадение… – произносит он, всё ещё находясь в раздумьях.
– Что странного? Какое совпадение? – во мне не осталось сил на загадки. Я пытаюсь отвлечься от мыслей об операции Тони, и только потому борюсь с усталостью, чтобы узнать результаты и увидеть сына.
Довольно ощутимо помогает Эдвард. Он обнимает меня всё так же крепко, но это уже не доставляет боли или дискомфорта, как в наши первые ночи, потому что теперь – это нежность. Прекрасная и замечательная.
– Меня зовут Эдвард Энтони Каллен, – усмехаясь, произносит он. Я удивлённо смотрю на него.
– Эдвард Энтони Каллен, – повторяю скорее для себя, чем для него, и аккуратно прикасаюсь пальцами к его щеке. Он резко выдыхает, но не отстраняется.
Я медленно веду рукой вверх, поглаживая теперь уже его скулы.
– Тебе нужно поесть, – замечает он совсем некстати. Ему не нравится? Не нравятся мои прикосновения, или то, что я до сих пор сижу на его коленях?
– Я никуда отсюда не уеду, – отрицательно качаю головой, и мои пальцы замирают на его лице.
– Ты же не собираешься провести здесь всю ночь? Вечером я в любом случае отвезу тебя в отель.
– Я должна быть здесь, – повторяю я, и в моём голосе слышится решимость.
– Ты устала.
– Всё равно.
С минуту мы смотрим друг на друга, устраивая очередной этап «гляделок».
– Где ты был сегодня утром? Я проснулась одна, – решаю перевести тему, чтобы ни думать сейчас ещё и об отъезде из клиники. Нет, я никуда не уеду, я буду здесь. Буду рядом со своим мальчиком. Малыш мой, я с тобой!
– Мне нужно было проверить пару предприятий, в том числе, и этот кардиологический больничный комплекс,– нахмурившись, отвечает Эдвард. – И я узнал нечто новое о содержащихся здесь пациентах…
– Так ты учредитель клиники? – снова перевожу тему, и снова он хмурится.
– Да, я.
– Если бы я знала… – обрываю предложение посреди фразы, не зная, как его закончить. В голове полная каша, путаница. Я действительно устала, но на отдых рассчитывать не приходится ещё пару часов как минимум, наверное.
– Не стала бы приезжать сюда? – продлевает мою мысль мужчина.
– Возможно, – неохотно признаю я, хотя догадываюсь, что другого выбора у меня не было.
– Ты такая противоречивая… – неожиданно сообщает Каллен.
– А ты надеваешь маски… – мы оба понимаем, о чём идёт речь.
– Они нужны, Белла, уж поверь, – он тяжело и устало вздыхает, а я убираю непослушную бронзовую прядь с его лба.
Похоже, сегодня мы достигли большого прогресса. Этот сдвиг очень ощутимый и с сегодняшнего дня я не на секунду ни забуду, что Эдвард Каллен знает, что такое сострадание, что такое нежность и какими бывают чувства. Он умеет чувствовать…
Пусть я и сомневалась в нем, когда вошла в этот кабинет, но теперь мое сомнение исчезло. Я вижу его насквозь…
Прогресс в наших взаимоотношениях был нужен и мне, и Эдварду, как глоток свежего воздуха.
– Зачем? – я прекрасно знаю ответ на свой вопрос, но хочу услышать объяснение именно от Эдварда. Что же он думает?
– Они защищают тебя, – неохотно признаёт он, словно какое-то своё слабое место. – Не дают другим причинять боль. Думаю, ты знаешь, о чём я.
– Знаю. Но о себе, – заминаюсь на секунду, но потом всё же спрашиваю: – Тебе делали больно?
– Считаешь – это невозможно? – грустно улыбается он. Похоже это его любимая фраза.
Впервые вижу перед собой нормального человека. Ласкового, осторожного, и такого красивого. Но за красотой кроется нечто большее. Я начинаю догадываться, что у него в душе остались какие-то глубокие шрамы из прошлого. И я не знаю, смогу ли до них добраться и нужно ли мне это вообще…
– Почему? Конечно, возможно!
– Ты первая, кто говорит это, – пожимая плечами, произносит он. – Ты вообще во многом первая, Белла.
– В чём? – я действительно удивлена таким поворотом событий. Я первая для него? Разве у него ещё не всё было?
– Когда я предложил тебе задать мне три вопроса в тот день, когда ты впервые спала со мной, ты спросила то, что другие никогда не спрашивали. Спросила про мою семью, про меня…
– А что спрашивали другие? – осторожно интересуюсь я, не до конца веря, что он говорит правду. И всё же, если это так, моё сердце болезненно сжимается. Почему мне снова больно? На этот раз за него?
– Сколько у меня было любовниц, сколько у меня денег… – чередуя улыбку с хмуростью, отвечает он.
– По-моему, глупые вопросы, – отвечаю я и искренне улыбаюсь. Он поджимает губы. – Я люблю, когда ты улыбаешься, – тихо говорю я, снова обвивая руками его шею. Мне так хорошо и спокойно, что на миг кажется, будто мы оторвались от реальности, будто вокруг ничего нет кроме нас двоих. Это так прекрасно, что у меня захватывает дыхание, а по телу течёт приятное, словно мёд, тепло.
Он выдавливает улыбку, и моя собственная становится шире.
Хочу ещё кое-что спросить у него, но меня прерывает стук в дверь.
Поднимаю голову и пытаюсь слезть с колен Эдварда, но его руки держат мои бёдра, не позволяя сделать этого.
– Сиди смирно, Белла, – журит он, а потом обращается к стучащим. – Войдите.
На пороге появляется Эленика, и кровь начинает бешено стучать в моих висках. Вот оно, долгожданное сообщение, которое может стать моим приговором или спасением.
Молюсь и уповаю на второй вариант.
– Мистер Каллен, – здоровается она, и он кивает в знак приветствия, а тем временем девушка оборачивается ко мне. – Белла!
– Ну? Что? – сжимаю руки в кулаки так, что белеют костяшки пальцев. От Эдварда явно не укрывается моя взволнованность и странное поведение, но сейчас меня это не беспокоит. Его пальцы принимаются растирать мое предплечье, и должна признать, это заставляет меня почувствовать что я не одна. Что он рядом, и защитит меня, утешит при необходимостию
По лицу Эленики расплывается улыбка. Впервые за долгое время:
– С Энтони всё будет хорошо, мисс Мейсен. Операция прошла успешно!
Её слова эхом отдаются в моём сознании, звуча по всему телу.
Слезы снова брызжут из моих глаз, и я закрываю глаза, мысленно повторяя то, что приберегла как раз на это случай:
«Спасибо, Господи, за то, что сохранил мне сына!»
СОЗИДАЯ НА КРАЮ РАЯ. ГЛАВА 32
– Эдвард, я, правда, не голодная, – хмурюсь я, когда он останавливает машину возле какого-то итальянского ресторана.
–Не упрямься, Белла, – отзывается он, выключая зажигание. – Твоим условием было увидеть сына. Ты увидела. Теперь исполняй обещание.
Прикусываю язык: а ведь, правда.
Уже после ухода Эленики мы с Калленом заключили сделку, что я вернусь с ним в отель и поем, как только увижу Энтони.
Я думала это невозможно, ведь операция только что закончилось и меня бы явно не пустили, но мне пришлось убедиться в том, что Эдвард всесилен в прямом смысле этого слова.
Доктора, под взглядом изумлённого Джейкоба, отвели меня в специальную комнату, переодели в стерильный костюм и пустили к сыну.
Жаль, что всего на десять минут, но это лучше, чем ничего.
Я убедилась, что с ним всё в порядке, хотя от наркоза он ещё не отошёл. Я поцеловала его и пожелала спокойной ночи, потому что до вечера мне бы здесь задержаться не позволили.
И теперь я в роскошном чёрном «Мерседесе», за рулём которого Эдвард Каллен.
Вообще-то я никогда не думала, что человек может измениться так быстро. Возможно, это очередной скачок его настроения, но сейчас он добр ко мне и ведёт себя абсолютно нормально.
– Ладно, – соглашаюсь я и выхожу на свежий воздух.
Сегодня пасмурно, но дождя нет. Наверное, хороший знак.
Входим внутрь заведения. Пахнет кожей и какими-то едва уловимыми, смешанными ароматами. Похоже на цветы. Только какие?
Проходим мимо зала с обычными посетителями к отдельной кабинке. Она отгорожена деревянной стойкой, расписанной в средиземноморском стиле.
– Садись, – указывая на один из стульев, говорит Эдвард, и я делаю, как велено.
Официант приносит нам меню и удаляется.
Вижу стоимость одного из блюд, и мои глаза непроизвольно округляются – семьдесят пять евро?
– Выбирай, что хочешь, – мягко улыбается Эдвард, когда я, не веря, смотрю на него. С какой стати, он так расщедрился?
– Ты уверен?
– Если говорю, Белла, то уверен, – хмурится он и устало вздыхает, возвращаясь к своему меню.
Качаю головой, понимая, что спорить бесполезно и скольжу взглядом по перечню блюд. Их названия написаны на итальянском, как и ингредиенты. Чёрт, мне ни за что не разобраться.
– Я буду тоже, что и ты, – сдаюсь, откладываю меню в сторону. Он смотрит на меня и усмехается. Ему весело?
– Уверена? – он копирует мой тон, отчего я тоже невольно, сдавленно улыбаюсь.
– Уверена, – хмыкаю я, и он подзывает официанта.
Пока Эдвард делает заказ, я наслаждаюсь его благосклонностью и собственной облегчённостью. Всё кончилось. Теперь мне нечего бояться, потому что с Тони никогда и ничего не случится. Он будет жить долго и счастливо, и будет иметь всё то, что имеют обычные дети: друзей, школу, может быть, собаку или кролика.… Всё, что он захочет. Я сделаю так, как он захочет.
Мой маленький мальчик, изведавший столько боли это заслужил.
В голове путаница. Я не могу описать то счастье и восторг, каким наполнилась, когда осознала, что всё будет хорошо. Что всё прошло хорошо.
Я всё ещё пребываю в прострации. У меня эйфория, наверное, и поэтому о новых проблемах – реабилитации, неожиданном появлении Джейкоба – я не думаю. Будет время и позже.
– О чём ты думаешь? – спрашивает бархатный баритон, от которого у меня по коже пробегают приятные мурашки.
– Ни о чём, – беспечно отвечаю я и улыбаюсь.
– Что служит причиной твоей радости сейчас, Белла? – ему действительно интересно. Изумрудные глаза изучают каждую эмоцию на моём лице.
– Всё получилось так, как я хотела, – отвечаю на его вопрос, по-прежнему не прекращая улыбаться.
– Как жаль, что я не умею читать твои мысли, – с сожалением замечает он. – Мне бы хотелось много чего узнать.
– Мы можем попробовать, – предлагаю я, радуясь своей затее. – Но тебе тоже придётся отвечать.
– Я думал, мы уже поговорили обо мне, – он изгибает бровь, когда я произношу последнюю фразу.
– Нет, это ещё не всё.
– Хорошо, – он немного напрягается, но старается не показывать этого. – Думаю, нам действительно стоит пообщаться. Но, Белла, только честные ответы, договорились?
– Да… – вздыхаю, не до конца осознавая, смогу ли отвечать полностью искренне, так, как он хочет.
Что же, попытка – не пытка.
– Что ты хочешь знать? – задавая наш традиционный первый вопрос, спрашивает он.
– Что тебе нравится? – решая начать с менее болезненных и сложных тем, говорю я.
– В каком смысле?
– Что ты любишь делать? Чем увлекаешься?
– Самосовершенствованием, – подумав пару секунд, задумчиво отвечает Эдвард.
–То есть? – теперь не понимаю я. О каком самосовершенствовании идёт речь?
– Нет, Белла, теперь моя очередь, – он качает головой и лукаво ухмыляется. Это кривоватая усмешка заставляет моё сердце трепетать. Ну, почему он не может быть всегда таким, как сейчас?
– Хорошо. Но должна предупредить, я довольно заурядная девушка…
– Заурядной тебя точно не назовёшь, – качает головой он. – Расскажи мне о своём сыне.
– Что именно? – я удивлена такой необычной просьбой с его стороны. Зачем ему знать это?
– Ты говорила что-то про его отца, сегодня у меня в кабинете, – напоминает он, и я вздрагиваю.
– Ты злишься? – прерывая его, аккуратно спрашиваю я.
– За что? На тебя?
– Да, за эту истерику…прости меня, пожалуйста!
– Белла, тебе нужно было выплакаться, – мужчина довольно дружелюбно, почти заботливо смотрит на меня. – Только в следующий раз предупреждай заранее.
Следующий раз? Он думает, у меня ещё когда-нибудь будет повод расплакаться перед ним?
– Ладно, – кратко отвечаю я. – Так что по поводу кабинета?
– Отец Энтони. Кто он?
– Его зовут Джейкоб Блэк, – воспоминания режут сознание ржавыми ножами боли. Нет, я не допущу того, чтобы Джейк снова мне всё испортил. Я должна поговорить с Эдвардом. Я должна спросить то, что хочу, а для этого мне нужно честно ответить и выдержать эту беседу.
– Ты любила его? – каким-то странным голосом спрашивает Каллен. Я киваю, опуская глаза.
– Не хочешь говорить об этом? – участливо вопрошает он.
Откуда такая заботливость? Неужели это тот самый человек, который заставил меня спать с собой за деньги?
Нет, такой Эдвард мне нравится гораздо больше. Пусть он навсегда таким остаётся.
– Всё нормально, – слабо улыбаясь, произношу я. – Просто это было давно.
– Сколько твоему сыну лет?
– Четыре года.
– Не так уж и давно…
Пожимаю плечами, в знак безразличия. Держись, Белла, не думай о нём. Не думай об этом чёртовом Блэке.
– Теперь моя очередь, – отходя от темы Джейка, извещаю я, к неудовольствию Эдварда. Что же, это его правила. Пусть подчиняется.
– Ты говорил о самосовершенствовании. Объясни.
– Я изучаю языки, читаю книги, посещаю художественные галереи – стараюсь приобщаться к тому, что скрыто пеленой древности.
– Тебе нравится недоступное?
–Да. Всё остальное у меня есть, – он пожимает плечами, повторяя мой жест.
– Теперь я, – улыбаясь, говорит он и задаёт свой очередной вопрос: – Что произошло у тебя с отцом твоего сына?
– Мы были слишком молоды, когда я забеременела. Думаю, он не был готов к такой ответственности…
– А ты была готова? – с сомнением спрашивает Эдвард.
– Нет, – признаюсь честно. – Но я не допускала и мысли избавиться от ребёнка…
– Тебя поддержали родители?
– Нет. Мама умерла во время родов, так и не увидев меня, а папа – за полгода до моей беременности.
– Ты сама воспитывала сына? – в глазах Эдварда всё больше недоверия и восхищения одновременно. Он так внимательно смотрит на меня, что я чувствую себя, как на следственном допросе. Что же, придётся потерпеть…
– Да, сама. Теперь я спрашиваю, – снова ухожу от темы, беря перерыв. Теперь говорить будет Эдвард.
– Тебя воспитывал отец? – решаю не темнить и сразу перехожу к главному, раз уж мы перешли к откровенным темам.
Он молчит. Его лицо, кажется, слегка бледнеет. Почему?
В это время появляется официант и ставит перед нами тарелки с салатом «Капрезе». Потом бутылку вина. Открывает её, разливает по бокалам и только потом уходит.
Я по-прежнему жду ответа, даже не глядя на еду.
– Нет… – наконец медленно отвечает он, осипшим голосом. – Я жил с ним не очень долго, а потом он умер, и я попал в приют.
– Сколько тебе было? – не веря в происходящее и сочувствуя ему всем сердцем, спрашиваю я. Боже мой, он ведь тоже испытал достаточно страданий! Поэтому и прячется.
В память врезаются его слова, на мой вопрос, зачем он носит маски:
«Чтобы люди не причинили боль, Белла. Они могут».
Так сколько же раз ему делали больно, что превратили в того, кем он явился в нашу первую встречу?
Может быть, это и есть его настоящая сущность: милый, добрый, заботливый…ранимый?
Может быть, всё остальное просто видимость? Пыль, пускаемая в глаза?
Надо будет всё это обдумать…
– Около шести лет, наверное… – тихо произносит он.
Моё сердце сжимается от боли за него. Он ведь был немного старше Тони. Шесть лет и он остался один – без матери, без отца, без любви, без семьи – в приюте.
Подсознание подсовывает фотографию малыша с бронзовой шевелюрой, дрожащего от страха и холода, с большими изумрудными глазами. По его щекам текут слёзы…
Откидываю эту картинку, чтобы подавить появляющийся в горле комок.
– Ты вырос в приюте?
– Да, – резко отвечает он, и его дружелюбие испаряется. Впрочем, сейчас я понимаю причину этого и готова смириться.
– Успокойся, я больше не буду спрашивать об этом, – примирительно и осторожно говорю я, вселяя в свои слова уверенность. – Если ты не хочешь, не буду.
– Ты просто не понимаешь, Белла! И не поймёшь. Никогда не поймёшь… – опуская голову на руки, с болью говорит он. – Это невозможно.…И я уже говорил это тебе.
Вот тут самое время вспомнить его слова «Не пытайся понять то, что не должно быть тобой понятно», и осознать их смысл.
Он не прав. Я понимаю. Даже если ему это пока невдомек.
– Эдвард, – встаю со своего места и подхожу к нему. Приседаю перед стулом, оказываясь почти на уровне его глаз. В них проскальзывает недоверие и страх. Он даже меня боится сейчас. Боится, что сделаю ему больно, как он ошибается.– Ты прав, я пока не совсем понимаю и буду рада, если ты объяснишь, но только с твоего согласия. Я не заставляю тебя ничего мне говорить. Это твоё право. Не хочешь, значит, не нужно, – улыбаюсь в конце, немного разряжая обстановку и веря, что это убедит его в моей искренности.
– Спасибо, – благодарит он едва слышным шёпотом.
– Не за что, – тянусь к его руку, сжатой в кулак, и опускаю сверху свою ладонь, поглаживая пальцами бледную кожу. Надо же, насколько моя меньше!
– Теперь твоя очередь спрашивать, – самостоятельно напоминаю я, и, убирая руку, возвращаюсь на место.
– Ты ведь… – он прикрывает глаза на пару секунд. – Ты ведь тоже можешь не отвечать, если тебе очень сложно, Белла.
– Я отвечу. Это ведь прошлое. Оно не имеет значения, – беру в руки вилку, задумчиво рассматривая её серебряную поверхность.
– Почему ты назвала сына Энтони? – спрашивает он, находясь в такой же задумчивости, как и я.
- Не знаю, просто увидела его и поняла, что никак по-другому назвать не в состоянии, –вопрос довольно простой, что меня радует.
– А как думаешь, почему тебя так назвали?
– Не знаю, - отвечает он. – Мне оно не слишком нравится.
– Ну, оно ведь второе, ты можешь не использовать его, – сделав глоток вина, предлагаю я.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |