Тут Васька понял свою ошибку, но было поздно. Теперь ему придется поделиться выходом, он достаточно знал меня, чтобы понять, что я запал на «ведьму» на полном серьезе. Скорчив печальную рожу, Васька сказал:
— Ладно, я проведу тебя за кулисы, хрен с тобой.
Толик кивнул:
— И я, и я пойду. Ведьма там может и одна, но меня вполне устроит какая-нибудь четвертая селянка.
Василий вынул телефон.
Реверс:
Актрису зовут Вера. Верочка. Она пьет мало, тянет один бокал вина уже полчаса. Актриса смотрит на режиссерских приятелей, черненького и беленького. Послепремьерный банкет только для своих, но левых набралось как-то неприлично много. Все они наперебой хвалят режиссера, постановщика драк, автора песен и конечно Ведьму и Инквизитора. Вера слушает в пол уха. Она думает о другом. Совсем не о том, что сегодня была прекрасна, не о том, что Ведьма ей удалась, что эта роль лучше, чем Женевьев из прошлого спектакля про французских аристократов начала прошлого века. Не о том, что Инквизитор набрался и активно подкатывается к девочке из кордебалета, а у него в октябре свадьба. Не о том, что режиссер зазвездился, и тянет одеяло на себя, как будто актеры вообще никакого участия в успехе постановки не принимали. Не о том, что Палач и Четвертый Стражник поют под гитару в углу, и к ним, плюнув на режиссера с его амбициями, откочевала большая часть участников пьянки. Не о том, что звуковик ругается с костюмершей, да так, что всем понятно, что проснутся они завтра в одной постели….
Вера думает о юноше. Юноша заразительно смеется, болтает без умолку, вокруг него уже собралась стайка барышень, многие из которых принимают его за актера. Но он не актер…
Вера думает, не смыть ли ей грим. Но не смывает…
*Обязы — положение раздающего в карточной игре "Деберц", при котором все остальные игроки пасовали, и раздающий вынужден играть партию вне зависимости от своего желания.
*Пентакль — перевёрнутая пентаграмма, символ Сатаны.
Аверс:
Я проснулась. Лучше бы я этого не делала. Суббота — проклятие офисного планктона, потому что «каждую пятницу я в г*но». Я — не каждую. Но вчера пришлось, был повод.
Стеная под грузом похмелья, я прошлепала босыми пятками по паркету в сторону ванной. И остановилась. Похмелье ли у меня, или я уже дожилась до галлюцинаций? Ролета на кухонном окне была поднята, сквозь стекло светило солнце, а на стекле… Кто-то расписал кухонное окно. Цветные линии, какие-то лица, обрывки стихов, цветы и птицы… Это было так красиво, что я даже сразу не подумала о том, как это было сделано. Но как только подумала, так испугалась. Метнулась к окну, потерла стекло пальцем. Все было нарисовано с той стороны! Шестой этаж, надо мной еще седьмой, подо мной двадцать метров воздуха. Как???
Я стала рассматривать рисунки. Потрясающе красиво! Линии пересекались, переливались одна в другую, сквозь них проступали то контуры женского лица, то глаза, то цветок, то дракон. Слова тоже были кусочками, что-то вроде «проклятие мое», и «девушка, которая любит кнопки», и еще «цветок, распустившийся на ветру», и еще «немного солнца в холодной воде»…
Я рассматривала красоту на стекле минут десять, пребывая в полном шоке. Потом решила, что обдумаю этого художника уже после того, как приму душ и выпью кофе с сигаретой, а то думается слабо. Сказано — сделано. Я вымылась, сварила кофе в любимой бабушкиной медной турке, вынула сигарету и, с чашкой наперевес, отправилась на балкон — в комнатах стараюсь не курить. Я отдернула штору от балконной двери и замерла снова: окно гостиной и балконная дверь были покрыты теми же художествами, что и в кухне. Я поставила чашку на подоконник и двинулась в кабинет. Бинго! Окно расписано! В кабинете были волки, совы, лошади и глаза-цветы. Уже бегом я бросилась в спальню, раздернула шторы. На окне был человек и мотоцикл. Мотоцикл черный, великолепно прорисованный, кажется, «круизер» называются такие мотоциклы. Человек стоит, опираясь рукой на руль мотоцикла, в темном, в сапогах и в глухом шлеме. Под мотоциклом и его хозяином было написано: «буду смотреть, как ты спишь…» и росчерк, в котором можно угадать три буквы — L е е.
По спине побежали мурашки. Человек всю ночь расписывал окна, умудрившись меня даже не разбудить. Судя по всему, чтобы это сделать, ему пришлось висеть над двором на веревках. И, пока рисовал этого байкера, очевидно, смотрел, как я сплю! А если бы я вернулась не одна? А если бы он решил не просто смотреть?
И этот звонок пару дней назад! Подойди к окну, Вероника! Шепот в трубке и картинки на стеклах, и даже «девушка» на мотоцикле, про которую говорила Серафима, — это все кусочки одной мозаики. Кто-то либо решил напугать меня до истерики и вызова ментов, либо… Ну, глупо отрицать то, что на поверхности! Это такой способ ухаживать!
Потрясающе! Кто, кто это? Я его знаю? Я закурила прямо в спальне, плюнув на свои же собственные правила. Стояла, и рассматривала байкера на стекле…
***
Мой многострадальный Логанчик безропотно припыхтел на работу в понедельник. Я поднялась к себе на этаж, поздоровалась с Санькой и Серегой:
— Привет, пацаны!
— Здорово, Николаша, — кивнул Саня, не отрываясь от монитора.
— Доброе утро, Романова, — грозным голосом поздоровался Мойдодыр, — опаздываем? Нихрена не делаем целыми днями? Хотим довести папу Сережу до дедлайна?
— Сергуньчик, ты плохо выспался? — я приобняла коллегу, — давно это у нас сторожа с секундомерами стоят, разрабов по часам караулят?
— Тебя не с секундомером надо сторожить, а с ремнем, — пробурчал Серега, утыкаясь в монитор.
— А где наш горячий молодой чебурек? — поинтересовалась я.
— А хрен его знает! Тоже бездельник, как и ты!
— Сам бездельник! — возмутился Таир, подходя к нашему углу, — а ты — сама чебурек! — и пнул мое кресло так, что я отъехала от стола на метр.
— Ах, ты, падлюка! — завизжала я, притворно гневаясь, — За чебурека ответишь! Сейчас прольется чей-то сок! — и кинулась на Таира, в попытке укусить его за какое-нибудь мягкое место. Таир ловко увернулся, сделал мне подсечку, подхватил мою уже падающую тушку в полете и, подняв меня на вытянутых руках, стал трясти над аквариумом:
— На корм рыбам! Я отправлю тебя на корм рыбам, Никитос!
Я висела в жутко неудобной позе и пятая точка моя находилась в нескольких сантиметрах от воды. Я хохотала, Серега и Саня смеялись тоже, но кое-кто юмора не понял. В самый разгар веселья в наш закуток влетела Лерка-Сахарок. Внезапным, неожиданно стремительным движением, она подскочила к Таиру, схватила его за ремень джинс и дернула назад. При этом Таир повалился на спину, а Лерка буквально выхватила меня у него и ловко поставила на пол. Потом развернула к Таиру перекошенное от ярости лицо и совсем не леркиным голосом прошипела:
— Убери от нее свои грабли, урод!
Таир, не ожидавший такой реакции, лежал молча и пучил глаза. Я тоже, честно говоря, была в шоке. На моих глазах из тела Лерочки вылез Чужой, приобидел Таира и спрятался обратно — вот как это выглядело. Саня и Серега сочли за лучшее не вмешиваться. Разруливать ситуацию, конечно, пришлось мне:
— Лера, Лера! Спокойно! Ты чего? — я крепко взяла ее за локоть и отодвинула за спину. Потом протянула руку Таиру: — Вставайте, граф! Ну, вы даете, бойцы! Лер, ты, что ли, шуток не понимаешь?
Лерка остыла, и Чужой спрятался так же быстро, как и появился. Она пожала плечами, очаровательно улыбнулась Таиру и прощебетала:
— Извини, я не поняла, что вы играетесь!
— Да ладно, проехали, — пробурчал Таир, потирая копчик, и сел за свой стол.
Я сочла за лучшее увести Лерку подальше, поэтому приобняла ее за талию и потащила сквозь кубиклы к выходу. Разрабы поглядывали на нас с любопытством, самые смелые даже посвистели тихонько, одобряя Леркину выходку.
Мы вышли в курилку. Лерка молча закурила. Я закурила тоже.
— Лер, что это было? — спросила я.
— Да так, ничего…— Лерка попыталась включить дурочку, но я отрицательно покачала головой, давая понять, что номер не пройдет. Лерка вздохнула и призналась:
— Ненавижу мужиков, Ника! Особенно ненавижу, когда они трогают своими лапами моих близких!
Я кивнула, мол, продолжай.
— Я подумала, он тебя обижает. И решила, раз Сане и Сереге похрен, то я тебя трогать никому не позволю… Ты не обижаешься на меня?
— Да нет, с чего бы? Просто ты так бесцеремонно прервала мои заигрывания к Птичке… Мне почти удалось его укусить! — я улыбнулась, но Лерка не поддержала шутку. Она затянулась, и я снова увидела Чужого — девушка, курящая сейчас рядом со мной не была Лерочкой-Сахарком. Я вдруг увидела под слоем косметики усталость и какую-то слабо различимую эмоцию, вроде грусти или боли.
Брови Лерки сдвинулись, у рта залегла упрямая и горькая морщинка, пальцы сжимали сигарету «хватом разведчика», пряча огонек в ладони. Сжавшиеся в линию губы выпустили дым тонкой струей. Я смотрела на Лерку и не узнавала ее. Неожиданно для себя я сказала:
— Лера, давай после работы выпьем где-нибудь.
Лерка снова преобразилась, вернувшись в привычное амплуа:
— Да, давай, конечно! Я знаю несколько прикольных кабачков тут, недалеко. Какую кухню ты любишь? Итальянскую? Японскую? Только ты же на машине, наверное, придется бросить ее на стоянке…
Я шла по коридору обратно в area и недоумевала.
***
Таир счел за лучшее инцидент не обсуждать. Когда я вернулась на рабочее место, он подъехал ко мне на кресле и молча погладил по предплечью. Я благодарно ему улыбнулась и начала работать.
Синий августовский вечер заглянул в окна area, как бы намекая кодерам и кодершам, что все имеет свой финал, в том числе и рабочий день. Лерка ждала меня на выходе, курила свои жуткие сигаретки и кокетничала с менеджерами. Я вышла, попросила Леру подождать, и пошла к машине, чтобы закинуть в нее кое-что ненужное. По пути меня нагнал Таир, крутящий ключи на пальце и весело насвистывающий.
— Домой? — спросил Таир.
— Да нет, сегодня я выпиваю. Просто попрощаюсь с тазиком, — улыбнулась я. Потом посмотрела на Таира и вдруг спросила: — Таир, ты умеешь рисовать?
— А что, нужна стенгазета? — спросил Таир с ухмылкой.
— Нет, просто хотела узнать, — смутилась я, уже жалея, что спросила.
— Смотря, что рисовать и в каком редакторе, Никеш, — сказал Таир, потом вдруг посмотрел куда-то мне за спину, ухмыльнулся, наклонился и чмокнул меня в нос. Я вздернула бровь.
— Пока, Ника! — Птица нажал на брелок и сел в свой опель. Я пожала плечами — нельзя сказать, чтобы мне было неприятно.
Лерка ждала меня на крыльце. Мы медленно пошли по улице в сторону проспекта.
— Ника, ты выбрала кухню?
— На твой вкус, Лер, — отмазалась я.
— Хорошо, тогда в «Сатори», я люблю суши.
Кто бы сомневался! Суши, мартини и «мальчики»! Как раз эта Лера мне была не интересна. Поэтому я решила снова выманить Чужого:
— Лер, а ты могла бы Таиру нос сломать?
— Легко, — она улыбнулась, — а также руку и жизнь! А что, он тебя все-таки обидел?
— Нет, просто интересно, за что ты его так не любишь?
Удивительно, но именно этот вопрос вызвал желаемую мною реакцию. Из нарисованных глазок мисс Захаренко выглянула незнакомка:
— Зато ты его любишь нежно, просто голубки вы с ним, — сказала Лерка.
— Да ну, с чего ты взяла, — неизвестно зачем стала оправдываться я, — мы просто дружим!
Лерка пожала плечами. Некоторое время мы шли молча, потом я снова попыталась закатить шар в лузу:
— Лер, а где ты так научилась? Ну, толкаться?
— Да так, пришлось…
Тут, на ее счастье, мы подошли к «Сатори», и некоторое время она мастерски строила из себя …э-э-э… саму себя? Капризным голоском она заставила администратора посадить нас на самый лучший стол и потребовала меню.
— Что ты будешь? Пиво? Саке? Теплый ролл унаги?
— На твой вкус, — соригинальничала я.
Лера заказала какую-то еду и пиво. Как только запотевший бокал оказался перед моим носом, я закурила и снова приступила к Лерке с попытками рассмотреть оборотную сторону луны. Но Лера как-то удивительным образом сумела повернуть разговор, ничего не сказала сама, зато вытрясла из меня массу всякого.
По итогу, я, совершенно этого не ожидая, выболтала ей про моего художника по стеклу. Лера слушала внимательно, иногда подавая реплики, так, что хотелось говорить и говорить, чтобы она слушала и слушала…
— Вот. А в спальне охренический такой мотоциклище, а с ним сам автор, видимо, стоит и на мотик опирается, — рассказывала я. Лера покивала:
— Круто, круто. Ну, тебе хоть понравился?
— Кто?
— Ну, рисунок?
— Конечно! Знаешь, какой красивый, — я пожалела, что не догадалась сфотать свои новые стекла на телефон, — Прямо сказочные рисунки!
— А как ты думаешь, кто их нарисовал?
— Ну, кто-то, кому я сильно нравлюсь. Вот только я не представляю, кто? Кто-то с длинными волосами, раз Серафима приняла его за девушку. Эх, жаль, я не спросила, блондин или брюнет, хоть какие-то подробности! У меня знакомых волосатиков знаешь сколько? Вон, у половины конторы руса-коса-до-пояса.
Лера посмотрела на меня хитро и спросила:
— А почему ты думаешь, что это парень с волосами, а не на самом деле девушка?
Ответа на этот вопрос я не знала. Ну, в самом деле, почему? Может, потому, что я — девушка, и влюбиться в меня логичнее было бы парню? А Лера продолжила:
— И если бы это оказалась девушка, как бы ты отреагировала?
— Даже не знаю, Лер, — честно призналась я, — никогда не задумывалась о таком более, чем в сексуальных фантазиях.
— То есть фантазии имели место? Ну-ка, подробности?— заулыбалась Лерка и заказала еще пива.
Часам к десяти я уже была сильно тепленькая, видимо, поэтому я пропустила момент, когда Лерка расплатилась по счету. Более того, под это дело я зачем-то пообещала Лерке показать мои супер-окна и пригласила ее заезжать в гости. Лерка отнеслась к моему приглашению с повышенной серьезностью, переписала адрес и обещала как нибудь приехать.
***
А прежде, чем наступила очередная пятница, таинственный художник нарисовался снова. На этот раз я получила огромный и очень вычурный букет из неведомых мне цветов и гнутых палок. К букету прилагалась записка: «Хорошо, что тебе понравились мои рисунки. А мотоциклы тебе нравятся?» и снова росчерк «L e e».
Таинственный поклонник занимал мои мысли довольно плотно, так что я ходила слегка чумная и заглядывалась на окрестных волосатиков, пытаясь понять — он? не он? Чаще всего я, конечно, пялилась на Таира. Вообще-то, такие сложные финты не в Таировом стиле. Птица прост и элегантен: что вы делаете сегодня вечером? Кабак-танцы-кровать. При его внешности и обаянии эта схема работала отлично. Но мне хотелось думать, что уж ради такого бриллианта, как я, даже неотразимый и нечувствительный Агаларов может превратиться в прекрасного принца. Одна беда — никто не знал, есть ли у него мотоцикл. Спросить в лоб? Не хотелось портить интригу. Тем более, если окажется, что мотоцикла-то и нет.
Реверс:
рычит и показывает норов. Девушка по имени Ли снова кружит в переулках в районе Пушкинской площади, а ее мощный железный зверь желает на проспекты, а лучше всего на трассу и гнать до полного изнеможения.
Ли заглушила мотор, вывела мотоцикл из арки и поставила напротив расписных окон шестого этажа. Сняла шлем. Стащила резинку с хвоста. Роскошные светлые волосы водопадом рассыпались по плечам. Ли вынула телефон, нажала вызов. Гудок. Еще гудок.
— Алло?
Ли прошептала:
— Привет. Выгляни в окно.
— Мне понравились твои рисунки. Ты там, внизу?
— Да.
— Скажи мне, кто ты, а? Я уже неделю мучаюсь, имей совесть.
— Я Ли, — прошептала Ли.
— Ну, ты убедил меня, ты загадочен и прекрасен. Давай уже познакомимся поближе!
— Я не загадочен и не прекрасен. Но скоро мы познакомимся, ладно?
— Ладно. Я тебя вижу. У тебя светлые волосы.
— Помаши мне.
—Хорошо. Видишь?
Ли смотрела в окно. Вероника махала рукой, сидя на подоконнике. Тонкий темный силуэт на ярком расписном стекле.
Темнота и неверные тени во дворе делали Ли неразличимой для Вероники. Это хорошо. Еще не время. Ли прошептала:
— Тебе нравятся мотоциклы?
— Да.
— Покатаемся в пятницу?
Вероника замялась:
— Я… не уверена, у меня есть планы.
— Решишь, когда я приеду, — прошептала Ли и нажала отбой.
Глава 4
Аверс:
Я жевал бублик, запивал его сладким чаем, и думал про Веру. Ну, у меня были и другие темы для подумать, но про Веру было приятнее всего. Васька не подвел, нас пригласили на как-бы закрытый банкет труппы. И познакомили с Верочкой, героиней моих фантазий на ближайшие сколько-то недель. Пока не окажется, что она такая же неумная и алчная самочка, как и все, кто был до нее. Верочка была хороша даже в жутком театральном гриме. Какая все-таки она хрупкая и тоненькая, но при этом не тощая и не плоская! От этих мыслей бублик вдруг показался пресным, а шевеление в штанах тонко намекнуло мне, что постель моя уже давненько оставалась пустой и холодной. Этот вопрос легко решался с помощью толстой пачки записочек с телефонными номерами, которые мне оставляли девушки, а я цинично складывал в коробочку с надписью «с этими — понравилось». Но так было не интересно. Хотелось Верочку.
Я вытряс душу из Василия, но он не смог достать ее телефон. А может, врет, сам пользуется, зараза. Хотя, если уж мы «только по-честному», то, наверное, вправду не нашел. Сама она, конечно, не позвонит, хоть собрала в тот вечер коллекцию записочек не хуже моей. Ну, не царское это дело, понятно. Я решил, что пойду на следующий спектакль в пятницу, и уж тогда не слезу с бедной девочки. Но до пятницы нужно еще дожить, а сексу, правда, не было давненько.
От этой мысли я перескочил к обдумыванию своего веселого приключения с Лерочкой-Сахарком. Вообще, я не понял, что это было. От кого, но от Лерочки я такой подставы не ожидал. Понятно, что мы дурачились с Никешкой не очень безобидно, но так меня приложить за это? Вообще, Лерочка открылась мне с какой-то новой стороны. Потом, вечером, когда я болтал с Никой около тачек, я увидел Захаренко, стоящую на крыльце. Она так смотрела на нас с Никой… Даже сложно сделать выводы. Мысли у меня по этому поводу нечеткие. Ясно одно — Захаренко ревновала. И я поддразнил ее — чмокнул Нику в нос. Надо будет приударить за Никешей, пусть Лерка побесится. Может, так выяснится, кого и к кому она ревнует?
Я вытер пальцы о штаны и одним глотком допил чай. Нужно было ехать в контору.
***
Неделя прошла ни шатко, ни валко. Пятничное пиво и деберц* снова не срослись, поскольку ни я, ни Никки не смогли принять в посиделках участия. Я сбежал по ступенькам и направился к парковке. Николашка ковырялась под капотом своего логана и материлась на чем свет стоит.
— Проблемы? — поинтересовался я.
— Да ну его в пень! Собака! Не заводится! — Ника пнула машину в колесо.
— Аккум проверила?
— Да полный. Стартер, наверное, сволота!
— Да не ругайся, хочешь я тебя до сервиса буксану?
— Та некогда мне, опаздываю! У, ведро с гайками! — и Никеша снова пнула несчастный логанчик.
— Давай подвезу? — предложил я, хотя, честно говоря, и сам боялся опоздать.
— Слушай, а тебе не в напряг? Подвези, а? — Ники пикнула сигналкой и резво прыгнула в мой опелек.
— На Шильмана? — тоном прожженного таксиста спросил я, заводя мотор.
— Не, к метро Пушкинская, у меня там дело.
— О`кей, мне как раз тоже в тот район, даже по пути, — мы вырулили со стоянки и поплелись к проспекту, — Только остановимся на минутку у базарчика? Мне надо цветы купить, — сказал я
— Свидание? — улыбнулась Ника.
— Ты не поверишь, я в театр иду.
— О! Потрясно! Любишь театр?
— Ну, немножко, — я почему-то смутился.
— А так и не скажешь, — лукаво подмигнула мне Ника, — наверное, твоя нынешняя girlfriend* любит театр?
— Да нет у меня никакой girlfriend, Ник. Ты же знаешь, я не по этим делам. Я вообще вывел для себя форомулу ДРД: два раза достаточно!
Ника поглядела на меня с какой-то даже грустью:
— Бедный Птичка! Человек, замученный поклонницами до полного бесчувствия! И все равно, я думаю, когда ты встретишь ту самую, это правило не сработает…
— Николай, да вы романтическая барышня?! — притворно ужаснулся я.
Ника захохотала. Я немного полюбовался, как она смеется — звонко, заразительно и очень естественно, рот широко открыт, лицо запрокинуто. Почему я раньше не обращал внимания, какая она изящная, Николашка?
Может, стоит ее соблазнить? Хотя, не зря существует поговорка про «не блуди, где живешь, не живи, где блудишь». Пожалуй, надо познакомить ее с каким-нибудь хорошим парнем. На этой благодушной мысли я свернул к тротуару и припарковался возле базарчика.
Правило «только по-честному» распространяется и на материальные вложения. Бешенные Васькины бабки мне не переплюнуть, но приличный букет я в состоянии купить. С веником черных роз наперевес, я вернулся в машину, и мы поехали дальше. Ника восторженно присвистнула:
— Ох, какой букетище! Кому это так привалило?
— Ведьме, Ника. Одной шикарной ведьме.
Никешка вдруг перестала веселиться и очень серьезно спросила меня:
— Она тебе нравится?
— Никки, мне нравятся девушки в принципе, ты же знаешь! Но эта, конкретная... Да, она мне нравится. Она актриса. Такая талантливая барышня. Как-нибудь приглашу тебя на спектакль, — я подмигнул, — пойдешь?
— Вряд ли, — пожала плечами Ника, — высади меня здесь…
Я притормозил, Ника сказала «Спасибочки!» и вдруг легко чмокнула меня в нос. Брови мои поползли вверх — вот нельзя позволять с ними никаких вольностей, стоит один раз приласкать, и все, они уже предъявляет тебе свои права на всякие глупые поцелуйчики!
Николашка выскочила из машины и убежала. Я свернул к ДК, припарковался, перечесал волосы, брызнул за шиворот одеколоном, подхватил свой букет и пошел в кассу.
На этот раз перед началом я не полез в телефон, сидел и выглядывал Василия. На удивление, его не было. Наверное, он решил не участвовать в забеге, а может дела помешали…
Началось представление, и я снова распустил слюни, любуясь Верочкой-ведьмой. Выслушал финальную песню, еще раз удивившись про себя удивительному Верочкиному пению. Похлопал, и протолкался к служебному входу. Пробираясь по узкому, захламленному старыми декорациями, коридору до гримерок, я вдруг столкнулся в полутьме с кое-кем, кто показался мне знакомым. Видно было плохо, но я на мгновение подумал, что это… да нет, не может быть, это точно не она! Просто похожая барышня. Девица в темном и кожаном прошла мимо, я же двинулся к гримеркам.
К моему удивлению, толпа поклонников не осаждала двери. Я вежливо постучал.
— Кто? — ответил мне низкий женский голос.
— Я Таир, знакомый Виталия. Хотел бы вручить букет вашей приме, — доложился я.
За дверью пошуршало, потом щелкнул замок и дверь открылась. Дородная барышня, насколько я помню, костюмерша, гостеприимно махнула мне рукой, приглашая войти. Довольно просторная комната, в которую я попал, была густо заставлена столами, стульями, вешалками и коробками. Несколько разнополых актеров разной степени неодетости суетились, снимая грим и укладывая костюмы в полиэтиленовые чехлы. Посреди этого бедлама на обшарпанном стуле сидела Верочка, одетая только в мужскую сорочку явно с чужого плеча, с гнездом на голове, и смывала грим. Вокруг ее стола на полу в нескольких трехлитровых банках и даже в цинковом ведре, громоздились букеты. Я расстроился — мой веник был не оригинален. Единственный оригинальный букет стоял на столе. Это были шикарные королевские стрелитции. Я знал название этих экзотических цветов, поскольку цветы — хобби моей мамы. Букет стрелитций был такой роскошный и оригинальный, что я невольно позавидовал. Наверняка, даритель получит от ведьмы как минимум благодарственный звонок. Но, с цветами или без цветов, а я пришел и значит, должен действовать. Я улыбнулся, зная, как это дело действует на зрителей женского пола, и прошел к Верочке. С церемонным поклоном протянул Вере букет, поймал ее ручку и снова поцеловал тонкие, измазанные в гриме пальчики.
— Здравствуй, Верочка! Ты сегодня, как всегда, была неподражаема! Чудесный спектакль, великолепная ведьма, — проворковал я, подпустив в голос сексуальной хрипотцы.
— Привет, Таир. Спасибо за цветы и комплименты, — Верочка сунула мой веник костюмерше, — извини, мне нужно снять грим, — она отвернулась к зеркалу.
— У тебя есть еще сегодня дела, Верочка? — спросил я, — мы могли бы поужинать где-нибудь.
Верочка какое-то время размышляла, потом кивнула:
— Хорошо, только не долго. И потом ты отвезешь меня к Пушкинской площади? У меня сегодня машина сломалась.
— Ну, разумеется, — улыбнулся я, внутренне потирая руки.
— Я скоро выйду, ты извини, мы тут немного не в том виде, чтобы принимать гостей. Погуляй пока на улице, ладно?
Я кивнул и вышел.
Снова прошел через темный коридор, вышел на улицу и закурил. Я курил и рассматривал окружающих. Народу на улице было не много. Вон обнимаются юные влюбленные, вон бомжик ковыряется в мусорке, вот режиссер Виталик вышел из ДК и потрусил к своему жигуленку… Разглядывая пожилую виталикову десятку, я краем глаза заметил какое-то движение в самом темном углу стоянки. Оттуда зарычал мотор, зажглась яркая фара и мимо меня на здоровом черном байке проехала та самая девица в кожаном, которую я видел в коридоре. Я выбросил окурок. Ненавижу ждать!
Наконец, из двери показалась моя соблазнительная спутница. Честно говоря, я не ожидал, что в жизни Верочка выгляди именно так. Боевая раскраска у нее была – не хуже грима. Да и одежду она выбирала, очевидно, по принципу «чем провокационнее, тем лучше». Стройные ножки туго обтягивали малиновые брючки, небольшая, но аппетитная, грудь вываливалась из черного с блестками топа, волосы Вера сложила во что-то замысловатое, и сбоку заколочка со стразами. Короче, такой тип мне обычно не нравится. Я загнал свое недоумение поглубже, и стал медитировать, вспоминая про себя, как она играет на сцене. Будем надеяться, что в общении она не так ужасно вульгарна.
Верочка сгрузила свои бесчисленные цветы в мой багажник, и мы поехали в кабак.
Мой любимый кабак для охмурения девиц называется «Княжий терем» и находится не слишком далеко от моего дома. «Терем» нравится мне, поскольку там кормят пристойно, держат средний ценник и интерьеры очень романтические. На фоне бревенчатых стен и кованых деталей я смотрюсь особенно привлекательно, и девицы падают в мои объятия без особенных проблем. Мы с Верочкой уселись за стол, я заказал мясо, Верочка салатик, официант принес нам бутылку вина. Я налил по бокалам и включил «мачо»:
— Вера, ты выглядишь просто сногсшибательно! Я даже не думал, что в жизни ты еще красивее, чем на сцене, — промурлыкал я, глядя в ее глаза. Странно, но, не смотря на жуткий макияж, глаза ее мне нравились, было в них что-то теплое и знакомое, как будто передо мной сидела не звездулька местного масштаба, а действительно близкая мне девушка.
Тут Вера меня удивила. Она скривилась и ответила:
— Давай только без этого, Таир! Я уже поняла, что ты неотразимый мачо и все такое. Не порти вечер, давай просто посидим.
Я поглядел на нее внимательно и согласился.
Мы сидели, пили вино и болтали о театре. Верочка рассказывала про «Мельницу», как они собрались, как они пробились и все такое. Я рассказывал всякие глупости про нашу с Васькой боевую молодость. В общем, Вера оказалась ужасно милой, раскованной, смешливой и приятной девочкой. Ничего такого, чего можно было бы ожидать при ее внешнем виде, она не демонстрировала. Даже курила обычные Мальборо, без всех этих нынешних дамских выкрутасов с тоненькими и длинными сигаретками. Я наслаждался беседой и ужином, совсем забыв о цели своего прихода. Форсировать и оприходовать ее в местном туалете мне полностью расхотелось. Но все хорошее имеет тенденцию заканчиваться. У моей визави зазвонил телефон, она извинилась и отошла на пару минут. Я попросил счет, поняв по ее лицу, что вечер окончен. Мы миленько посмеялись на подъезде к Пушкинской площади, я высадил ее на углу возле того самого бывшего книжного, где Никеша живет. Она не дала мне понять, что ей хотелось бы поцелуя, а я, почему-то, не стал проявлять инициативу. Мы договорились как-нибудь повторить приятный вечер, и я отчалил. Мысли мои крутились вокруг того, как обманчива бывает внешность. А также вокруг того, почему, несмотря на то, что я хотел эту Верочку, я не стал ее укатывать…
Реверс:
Вера опаздывала. Она ковыляла на непривычных каблуках как можно быстрее и все равно опаздывала. Влетела домой, ссыпала цветы в кухонную раковину и бегом бросилась в ванную, смывать макияж.
Этот Таир нарушил все ее планы. Ей было так хорошо с ним в ресторане, что она совсем забыла о времени. Вообще, он ужасно милый и обаятельный. Гораздо приятнее, чем вчерашний наглый Васька. Верочка не хотела с ним никуда идти. Но Виталик, режиссер, очень просил ее не обижать хорошего друга. Василий пускал ей пыль в глаза некими загадочными деньгами и связями, молол чушь и совсем ей не нравился. Да и она, судя по всему, не произвела на него неизгладимого впечатления.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |