— Деньги работать должны, — согласился Быкалов. — Они же нам строить и жить помогают! Хотите, я поговорю со своими донорами. Есть у меня прикормленный банкир на примете, положим деньги под хорошие проценты.
— Положим, положим, только позже, сейчас надо залечь в тину. Я тебя за этим и позвал, друг ты мой разлюбезный. Плохи твои дела. Совсем плохи.
— А что случилось, Вениамин Борисович? — побледнев, насторожился Быкалов.
— Тобой плотно милиция занялась. Менты клятвенно пообещали живым закопать тебя в землю. И людей им подбросили в помощь — волкодавов. Они уже вой подняли…
— Ну а вы-то на что, Вениамин Борисович? — Быкалов недоуменно развел руками. — Неужто вашей власти не хватит им пасти заткнуть?
— Я еще не договорил. Менты — еще полбеды. Их бы я сам нейтрализовал. Финт в том, что тебя и твою бригаду держит под колпаком Комитет госбезопасности. А милиция пляшет под их дудку. Разницу улавливаешь?
Потеряв самообладание, Быкалов грязно выругался и поинтересовался:
— А кто там, в Комитете, на меня бочку катит?
— Ну, допустим, полковник государственной безопасности Иванов Андрей Станиславович. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?
Быкалов отрицательно покачал головой, недовольно поджал губы.
— Тогда какого лешего спрашиваешь? Или надеешься в КГБ концы найти? Так я тебе сразу говорю: не получится. Они там все как один, шибко принципиальные.
— И что делать будем? За бугор свалим, или как?
— Не паникуй, — партчиновник покровительственно похлопал Быкалова по плечу. — Пока ты со мной, тебе ничто не грозит. Шапкин, он на то и Шапкин, чтобы всем дать по шапке! Ха-ха!
— Спасибо вам, Вениамин Борисович! Золотой вы человек! — Быкалов бросился пожимать Шапкину руку.
— Да брось, — освободился тот. — Спасибо в карман не положишь.
— Что? Что надо сделать? Вы только скажите, я для вас горы сворочу!
— Правильно говоришь насчет гор. Слушай меня внимательно, Быкалов, — тихо и внятно произнес Шапкин. — Деньги будешь привозить как всегда, один раз в месяц. Но сумму необходимо увеличить вдвое, поскольку риск твоих операций возрастает с каждым днем.
— Вдвое? — Глаза у Быкалова от возмущения стали квадратными. — Но я же столько не потяну!
— А не потянешь, сдам тебя комитетчикам! — закричал на него Шапкин. — Ты понял меня? Хочешь жить, умей вертеться. Маскируйся! Расширяй бизнес! Укрепляй бригаду! Бери коммерсантов за вымя!
— Понял, — сник Быкалов, — я все понял, Вениамин Борисович. Все сделаю, как вы скажете…
Еще в коридоре общаги Олег почувствовал запах дешевого курева. Опять Пахомыч начадил своим «Беломором»? Он резко открыл дверь в свою комнату с намерением шутливо осадить старика-соседа, и застыл на пороге. Никакого Пахомыча в их берлоге не было.
— Добрый вечер, Олег.
За его столом сидел и курил Кормухин, тот самый капитан, с которым Олег познакомился в отделе транспортной милиции на Красноярском железнодорожном вокзале. Правда, он был в штатском, однако довольно приличный серый костюм сидел на нем, как форменный мундир. Перед ним на столе лежал внушительных размеров кейс.
— Удивлен, афганец? А я вот решил нанести тебе визит, — капитан поправил неброский темно-синий галстук и с благожелательной улыбкой уставился на Олега.
Тот с мрачным лицом продолжал разглядывать незваного гостя, не делая ни малейшей попытки поддержать разговор.
— Нет-нет-нет! — замахал Кормухин руками, по-своему истолковав невеселое настроение хозяина. — Ты не думай, ничего страшного не произошло, не пугайся! Да ты присаживайся, будь как дома, — пошутил он, чтобы снять возникшее напряжение.
— Я и так дома, — не принял чужих правил игры Лютаев. — Так чего надо? — он подошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты, и прислонился к нему спиной.
— Ну, — неопределенно пожал Кормухин плечами, — может же один человек зайти в гости к другому просто так, без причины? — Перестав улыбаться, он смотрел на Олега так серьезно, что тому показалось, будто его просвечивают рентгеном.
Лютаев вдруг почувствовал, что, оставаясь на ногах, он оказался в слабой позиции: капитан разговаривает с ним, как с подчиненным, а ведь он находится на своей территории. Поэтому он решительно подошел к столу и сел на свободный стул.
— Так в чем дело?
— Знаешь, как раз сегодня день рождения моего братишки. Вот так в жизни случается: день рождения есть, а человека нет. — Кормухин печально улыбнулся. — Чем-то ты мне, парень, брата напоминаешь. Вот и решил к тебе наведаться. Ничего, что без приглашения? — Он открыл кейс и достал оттуда бутылку водки.
— Да ладно, проехали, — кивнул Лютаев.
— Помянем усопшего воина. Стаканы и закусить чем найдется?
— А то вы не проверили, что здесь есть. — Олег показал рукой на холодильник. — Найдется. А Пахомыч-то где?
— Да я его погулять отправил, чтоб разговору нашему серьезному не мешал…
Год пролетел незаметно. И как-то во время рабочей смены Олега Лютаева вызвали из литейного цеха в профком. С чего бы это? В общественниках-активистах он сроду не числился. Может, сам не заметил, как натворил чего?
— Пляши, парень! Бросай свою общагу! Комнату тебе дают в коммуналке! И старика с собой забирай — Пахомычу тоже дали!
— Не может быть… — Олег просто не верил своему счастью.
— Может-может. — Председатель профсоюзного комитета торжественно вручил Лютому первый в его жизни ордер на собственное жилье. — Ты видишь, как партия и правительство заботятся о благе народа?
— Спасибо!
Впервые в жизни у него будет собственная комната, пусть даже в коммуналке. Четыре стены, которыми он отгородится от посторонних взглядов. Где он будет один на один с собой. Олег вспомнил детский дом: там воспитанники спали в одном из классов, в котором парты были заменены деревянными козлами с натянутым на них дерматином. Потом армия — снова казарма и жизнь у всех на виду, изо дня в день одни и те же лица. После армии — общага с соседями. А теперь у него будет настоящее отдельное жилье!
— А за что мне? — спросил он председателя профсоюзного комитета. — Я же ничего такого особенного не сделал…
— Не скромничай! Работаешь ты отлично, наставник доволен тобой. И, потом, не одного тебя переселяем. По указанию нового председателя исполкома, товарища Шапкина, освобождаем все общежитие ваше. Так что соседи у тебя будут все знакомые.
Понятно. На трезвую голову Олег не горел желанием общаться с ребятами и девчонками по общаге. А вот отдельная комната — это здорово. Молодец все-таки этот Шапкин, о простом народе заботится. Может, прав был Клепа, и никакой он не вор? Олег вспомнил сытое лицо Шапкина, и его снова охватило чувство брезгливости. Нет, он в нем не ошибался ни сейчас, ни год назад, когда впервые увидел его по телевизору…
Общежитие освободили в один день. Все было организовано чрезвычайно грамотно. Подогнали — страшно подумать — тридцать заводских грузовиков, на которые споро загрузили нехитрый скарб работяг. И — поехали!
— Здравствуй, дорога длинная, здравствуй, земля целинная! — орали новоселы без умолку, сидя в кузовах поверх барахла и еще даже не зная, куда, собственно, везут. Да и какая разница? Свое жилье — оно и в Африке свое жилье.
— Эх, жизнь какая пошла! — плакал от радости старик и тряс он Лютаева за плечи своими морщинистыми руками. — Это же сказка! Это же песня! А я-то, дурак, думал, что помру в этой общаге, так и не получив своего угла. Есть на земле правда! Есть справедливость!
— Ура товарищу Шапкину! — кричали люди, когда грузовики проезжали мимо здания исполкома.
Ехать пришлось долго. Колонна автомобилей миновала центр Красноярска, прокатилась по набережной, переехала длинный мост через реку и оказались на противоположном берегу Енисея.
— Але, народ! — удивился кто-то. — А куда это нас везут?
— Да тут раньше, лет десять назад, химкомбинат был! — вспомнил кто-то.
— Точно! И кладбище токсичных отходов!
— Ни хрена себе целина!
— Это что, Колыма? — начали орать мужики, уже подвыпившие по ходу движения. — Мы так не договаривались!
— Да ладно вам! — принялся кто-то успокаивать новоселов. — Мы же мимо едем!
— Куда, на хрен, мимо! Там дальше уже нет ничего! Конец географии и болото сплошное!
И точно. Грузовики остановились, не доезжая заболоченной местности, за которой начиналась дикая сибирская тайга. Здесь же высились раскуроченные и замшелые останки химического завода, закрытого еще в начале восьмидесятых годов. Чуть поодаль, в низине, протекала безымянная речка, а вдоль берега тянулись ветхие деревянные бараки с покалеченными дверьми на одной петле и с черными провалами выбитых окон. Судя по всему, здесь работягам, выселенным из общежития, и предстояло жить. Вот и приехали. С новосельем, товарищи!
Грузовики пришлось отпустить. Люди покидали вещи с грузовиков на землю и разбрелись кто куда. Из барака с криком «крысы» выскочили бабы, которые отважились заглянуть в брошенное жилье.
Пахомыч, Клепа и Олег развели костерок, сели вокруг него на свои вещи-баулы и, не торопясь, закурили. А куда теперь торопиться? За них уже все решили партийные товарищи.
— Говоришь, слава Шапкину? — ехидно поинтересовался Лютаев у Клепы.
Тот молчал, уставившись в землю. И без слов было понятно, что людей, как ненужный мусор, выкинули на помойку. И никто теперь не сомневался, что это было решение уважаемого товарища Шапкина, всего месяц назад перешедшего из горкома партии, где он трудился в поте лица вторым секретарем, на должность председателя горисполкома.
Страсти накалились, и достаточно было одной искры, чтобы произошел взрыв возмущения.
— Да в нюх я топтал этого Шапкина! — заорал Клепиков, для начала разорвав на себе рубаху. — Гнида продажная!
— На митинг надо выходить, — поддержали его недовольные.
— Правильно! На улицу, к исполкому! С транспарантами!
— Долой Шапкина!
— Мужики! Давай подписи собирать! Горбачеву напишем! В Москву!
Народ зашевелился, тут же нашлись самодеятельные организаторы с подписными листами. Лютый скептически покачал головой, поднялся на ноги и медленно пошел к речушке. Да, это не Енисей, который Лютаев любил в Красноярске больше всего! Он часто приезжал на берег этой реки, спускался к воде, и сидел часами на большом валуне, глядя на бегущую воду, небо и полоску тайги на другом берегу.
Широкий и мощный Енисей, видать, не для всех. Таким вот работягам, вроде Лютого или Пахомыча, и речки-вонючки достаточно. И как только тут люди жили? А ведь жили, и достаточно долго — бараки еще сталинской постройки, все мхом поросли, крыши проваливаются. Олег задумчиво разглядывал чахленькую местность.
Может, он ошибся, выбирая профессию литейщика? Нет, по большому счету работа эта ему нравилась. Здорово было наблюдать, как из расплавленного металла после остывания формы возникали сложнейшей формы детали.
Но был один недостаток у того, что он делал. Он стоял на своем участке, производил какие-то замысловатые детали, а зачем они, куда пойдут — неизвестно. Ему хотелось понять, для чего они нужны, в какие хитрые механизмы будут поставлены.
Как раньше было? Отлил литейных дел мастер пушку, зарядил картечью и шарахнул для пробы-проверки в белый свет. Красота! Вот это называется замкнутый цикл! А без этого всякая работа казалась ему бессмысленной. Кисло жить. С утра — на завод. С завода — в пивнуху. Из пивнухи — в хибару с крысами. Тоска.
Зачем он, Олег Лютаев, выжил в Афгане? Ради чего? Кому это надо? А сколько классных парней там погибло! Им сейчас На небе, наверное, гораздо лучше, чем Лютому на этой земле. Лютому не хватало войны. Это — факт. Ему недоставало риска, смертельной опасности и даже — крови. Но кровь без смысла — садизм и извращение. А в чем он — тот самый смысл — Лютый пока и сам не знал. Может, действительно, подкараулить этого народного радетеля Шапкина у исполкома, подкатить пушку и картечью по окнам — бах? Только ведь это опять стрельба по воробьям.
Похоронишь Шапкина, на его место придет Пупкин. Расстреляешь Пупкина — найдут Залупкина. Там, наверху, хорошо знают, как гнобить народ.
Правящий класс — неистребим, а потому выживет в любых условиях и на любой почве. Перестроится и выживет. А трындеж о перестройке в интересах народа — россказни для дебилов. Страна вместе с экономикой хиреет и вот-вот развалится, а этим козлам наплевать, они только о своем кармане думают, как бы его набить поплотнее.
В одном только Красноярске больше ста заводов. Спросите любого рабочего, и он вам скажет: работы все меньше и меньше, и денег не платят, и жизни никакой. Цеха замораживаются или отдаются под склады кооператорам, оборудование распродается в частные руки. Да что там оборудование! Лес вокруг — многовековая сибирская тайга — безжалостно вырубается корейцами и вывозится за границу.
Зато Горбачев по телевизору, как вентилятор, размахивает руками, призывая «расширить» и «углубить» то, что давно уже разворовано. А слово «консенсус» в народе давно стало матерным.
Лютый подхватил с земли большой камень, размахнулся и в сердцах запустил его в воду…
Через два дня ему официально объявили об увольнении с завода по сокращению штатов…
Часть вторая
ОПРАВДАННОЕ УБИЙСТВО
Двое оперов сидели ночью в кабинете уголовного розыска и пили водку, закусывая ее килькой в томатном соусе. Рядом на столе, среди бумаг, стаканов и пустых консервных банок лежал проходивший по одному из дел портативный магнитофон, из которого неслась блатная песня…
Мне пел, нашептывал начальник из сыскной:
Мол, заложи их всех! Зачем ты воду мутишь?
Скажи, кто в опера стрелял, и ты — «сухой»,
Не то ты сам себя на полный срок раскрутишь.
А за окном алели снегири,
И за окошком иней серебрился!
Сегодня не увидеть мне зари,
Сегодня я в последний раз побрился…
— Я ничего не понимаю, Денис! — Развел руками капитан Устрялов. — Гоняемся за Быкаловым день и ночь, пасем его, как волки овцу, реально ловим с поличным, а толку — ноль. Мы сколько раз его на одной только наркоте брали?
— Дважды, Толик, — напомнил Кормухин. — А если с организацией притонов считать — четыре раза.
— Мы что, клоуны?
— Сам не пойму, зачем вообще пашем, Толя? — Кормухин разлил горючку по стаканам. — Наверное, по привычке. Уроды жируют, у них и мерсы, и телки такие, что глаза разбегаются…
— Да плевать на телок, Денис! Они скоро не то что заводы, весь город под себя подгребут! Ты разве не видишь, что даже прокуратура у них куплена с потрохами?
— Тс-с! — Кормухин с многозначительным видом приложил к губам указательный палец: мол, у стен есть уши.
— Даже прокурор, — продолжал Устрялов пьяным шепотом, — прокурор под дудку Быкалова пляшет!
Они замолчали. А магнитофон все так же невозмутимо и равнодушно крутил кассету, на которую какой-то неизвестный науке самодеятельный исполнитель записал свой крик души.
Проволока колючая в три ряда!
И тоска, хоть волком вой!
Никуда не денешься, никуда!
Конвой! Конвой!..
— Насчет прокурора полной ясности нет, — задумчиво сказал Кормухин. — Ты на него бочку так вот просто не кати, а то сам под нее попадешь.
— Я что-то не понял, Денис, ты сам-то на чьей стороне? — насторожился Устрялов.
— Да на твоей я стороне, не пыли! Просто все очень сложно, запутано.
— Да не запутано, а загажено! — с болью в голосе сказал Устрялов и уставился пустым взглядом на орущий магнитофон.
Вы бы сделали матрешку, бля, из Сталина,
Вам бы сунули лет десять за художества!
А в тайге так много леса не повалено,
И на выбор лагерей такое множество!..
— Заманал, сука! — Устрялов со всего маху грохнул кулаком по кассетнику: он хрюкнул и замолк. Во все стороны брызнули куски пластиковой накладки.
— Хорошо, что у нас в кабинете телевизора нет, а то ты бы и его раскурочил, — невесело усмехнулся Кормухин. — Знаешь, что, друг мой Устрялов? А не дерябнуть ли нам еще по одной?
Но выпить им так и не удалось. На столе задребезжал телефон. Денис подхватил трубку.
— Кормухин слушает…
— Мужики! — крикнул на другом конце провода оперативный дежурный. — Срочно на выезд. В ресторане «Саяны» какой-то придурок с гранатой нарисовался.
— Толик! — Капитан Кормухин бросил трубку и, открыв сейф, достал оттуда табельный «Макаров». — Хватит водяру жрать. Поехали!
Вооружившись, оперативники бегом бросились на выход. У здания отделения милиции их уже ждала служебная машина.
— СОБР вызови! — крикнул Кормухин, пробегая мимо помещения дежурного.
В последнее время ни один выезд на место происшествия не обходился без спецназа — сводного отряда быстрого реагирования.
Олю окончательно добила ломка. Она металась по квартире, крушила мебель, била посуду, рвала на себе одежду и волосы. Губы у нее были искусаны в кровь, а глаза стали пустыми, черно-коричневыми. Сегодня ночью ей не повезло: она, как ни старалась, не смогла достать себе дозу героина. Точнее, наркотики в городе были, и купить их можно чуть ли не на каждом углу. Но денег ноль. А в душе — отчаянный страх и ожидание еще большей муки.
— Ма-а-а-ма-а-а! — кричала она и билась головой об пол. — Ма-а-мо-чка-а-а!
Оля выбежала на маленький балкончик своей хрущобы.
— Не могу… — прошептала, смахивая с лица крупные капли пота. — Не могу больше так жить…
Она перегнулась через перила и посмотрела с четвертого этажа вниз. Под балконом — асфальтовый тротуар. Самое то, чтобы разбиться в лепешку. Перекрестившись, она подалась вперед…
— Стой, дура! — заорала вдруг тетка Варвара с соседнего балкона. — Чего верещишь, манда окаянная, посреди ночи? Всему дому спать не даешь! А ну, заткни пасть, прошмандовка!
Вздрогнув от неожиданности, Оля с коротким криком отпрянула назад, взмахнула руками и, потеряв равновесие, упала назад, на порог комнаты. Завыла, заскребла по крашеным доскам ногтями, поползла в прихожую. Кое-как дотянулась до телефонной трубки. С трудом попадая в отверстия на диске, набрала номер.
— Але… — из последних сил прошептала она в трубку. — Позови… Быкалова.
Ей что-то ответили.
— Ты что, не понял, урод? Быкалова позови к телефону! Скажи, что Ольга Кириллова звонит!
Прошло еще немного времени.
— Да, слушаю, — мужской голос в трубке звучал уверенно и властно.
— Это я, Оля… — жалобно сказала она.
— А чего среди ночи? — хохотнул Быкалов. — До утра не подождать было?
— Не могу ждать…
— Тогда говори, в чем дело?
— Я согласна…
Она положила трубку, вытянула перед собой руки с исколотыми на локтевых сгибах синими и тонкими венами. И зарыдала…
Милицейский УАЗ подкатил к ресторану «Саяны». И почти одновременно с ним сюда же с рокотом мощного двигателя вырулил огромный «урал», кузов которого был переоборудован в металлическую будку с зарешеченными окнами — для перевозки арестантов. Из будки, грохоча тяжелыми ботинками, высыпали бойцы СОБРа, экипированные в стеклопластиковые шлемы-полусферы и бронежилеты.
Снайперы немедленно заняли выгодные позиции, взяв в оптические прицелы вход в увеселительное заведение и окна. Бойцы с автоматами окружили ресторан, держа оружие наготове. Командир СОБРа — коренастый широкоплечий старший лейтенант — подошел к устряловскому уазику.
— Здорово, мужики! — Он по очереди пожал руку Кормухину и Устрялову. — Кого здесь работаем?
— Да мудак какой-то с гранатой испортил людям праздник, клиентов на пол уложил, — объяснил Кормухин ситуацию.
— Взял заложников, то есть? — спросил собровец. — А граната у него откуда?
— Ты у меня спрашиваешь? — возмутился Устрялов. — Ты у него спроси, когда захватишь!
— Ну, это если он живой останется. Давайте лучше замочим его на хер, и всех делов, — предложил старший лейтенант.
— Дурацкое дело нехитрое, — возразил Кормухин. — Ты сделай так, чтобы и люди не пострадали, и сам этот придурок цел остался.
— Кормухин, — сочувственно посмотрел старший лейтенант на Дениса, — ты закон импотенции знаешь?
— Какой еще закон?
— А такой: хотеть — не значит мочь! Тут, брат, от хотения мало что зависит. Так что извини, будет как получится. Всем — внимание! — произнес он в портативную рацию. — Приготовиться к штурму…
— Что? Обосрались, сволочи? — Олег Лютаев, белый как мел и бесстрастный, как покойник, прохаживался по залу ресторана, размахивая ручной гранатой РГД-5. — Жируете туг, ублюдки! Икру черную ложками хаваете, а народ скоро с голоду дохнуть начнет! Куда харю поднял? — Кто-то из уложенных на пол посетителей попытался привстать и тут же получил ногой по заду. — Лежать!
Он уже шесть месяцев болтался без работы. С завода его уволили, как и несколько сотен других работяг. Вскоре после переселения бараки были отрезаны от городской линии холодного водоснабжения, а горячей воды там сроду не было. Через некоторое время вырубили и электричество. Комнаты топили печками-буржуйками. И пили. Пили все поголовно. Нет, пожалуй, трезвым оставался только старик Пахомыч. Поклявшись однажды завязать с водкой, он даже в этой критической ситуации оставался верным своему слову.
Лютый с товарищами по несчастью каждый день бродил по городу в поисках случайного заработка. Если повезет, удавалось подработать грузчиком — день-два, больше не брали, иногда удавалось попасть на овощную базу. Вот тогда в бараках появлялась картошка, капуста, морковка, и женщины варили борщ. С мясом, конечно, была напряженка. Но если изловчиться и выпросить в магазине говяжью кожу — ее обычно перемалывали в фарш и продавали, как натуральную говядину — то в борщ эта штука шла очень даже замечательно.
Многие из безработных стали подворовывать. Двух ребят за последние три месяца посадили. Доведенные до отчаяния такой жизнью, они ворвались в универмаг и внаглую потащили к выходу все, что подвернулось под руку. Там их скрутили охранники и вызвали милицейский наряд.
А на днях Лютого зверски избили. И за что? Вот здесь же, в центре, у служебного входа в ресторан «Саяны» он примостился у контейнера для пищевых отходов и стал ждать, когда из кухни вынесут что-нибудь съедобное. На этот раз это были говяжьи берцовые кости в большом алюминиевом баке.
Тащивший его мужик в белом фартуке и такого же цвета колпаке покряхтывал от напряжения. Олег вышел из-за контейнера ему навстречу — грязный, небритый, запущенный, и попросил не выбрасывать кости.
— Охрана! — испуганно заорал мужик во все горло.
Могучие бугаи налетели через секунду на Олега — вшестером на одного. И принялись молча, методично избивать его, а потом вышвырнули с хозяйственного двора.
Олег двое суток отлеживался в своем бараке, а потом решил вернуться в «Саяны», и не с пустыми руками…
Олю в особняк Быкалова его шестерки привезли на черном «мерседесе». Хозяин лично встретил девушку на пороге своего дома и проводил в роскошно обставленный каминный зал, больше всего напоминавший провинциальный музей средней руки. Белая резная мебель на гнутых ножках сверкала позолотой. Даже бар с подсвеченной зеркальной полкой был выдержан в стиле позднего барокко.
Бледная как труп гостья без сил опустилась на диван, даже не удостоив вниманием ни картины передвижников, украшавшие темно-зеленые стены комнаты, ни высокий, на одной ножке, столик с бронзовой скульптурой, изображавшей сезонного рабочего.
— Дай мне дозу! — попросила она умоляющим, срывающимся от напряжения голосом.
Торжествующий Быкалов молча вышел из гостиной и через минуту вернулся с полным шприцем героина и тонким резиновым жгутом. Торопясь и дрожа всем телом, девушка перетянула руку выше локтя, ввела в вену иглу. И секундой позже, закрыв глаза, откинулась на спину.
— А ты меня старой свиньей называла, дурочка… — улыбнулся Быкалов, подошел к бару и плеснул в стакан виски. — Ну, что? Будем дружить?
— Будем… — покорно кивнула Ольга.
— Вот и умница. — Быкалов медленно подошел к лежащей на диване девушке, скинул ботинок и поставил обтянутую пестрым носком стопу на ее плоский живот.
Не для того чтобы сделать ей больно, нет, он ведь не примитивный садист! А для того, чтобы унизить, показать, кто здесь хозяин, и почувствовать под ногой ее бугорок Венеры, увидеть который ему так хотелось…
В ресторане «Саяны» ярко горел свет, молоденькая певичка в сопровождении вокально-инструментального оркестра довольно удачно имитировала песню Антонова «Море, море, мир бездонный…».
Публика — все больше новоявленные миллионеры и перестроечной волны юркие бизнесмены — наслаждалась жизнью, потягивая французские вина или шотландский вискарь, стоивший вдвое дороже месячного заработка рабочего. Они в поте лица жевали крольчатину под сметаной или сражались до последнего с закованным в розовый панцирь тихоокеанским лобстером, со знанием дела рассуждая о том, что кальвадос — полное говно, и наша яблочная водка в сто раз лучше. В то же время их дамы, увешанные бриллиантами и золотыми побрякушками, как новогодние елки, пытались разобраться с виноградными улитками, доставленными в Красноярск самолетом прямо из Парижа.
И вдруг около часу ночи в этот уютный мирок ворвался немытый-нечесаный, мрачный, как монах, молодой бомж с гранатой. Он подбежал к эстраде, вырвал у певицы микрофон и заорал что было мочи:
— Все на пол, быстро, мордой вниз! Лежать, я сказал!
Для пущей убедительности он с ходу заехал ногой в нос бросившемуся к нему охраннику. Парня смело в аут.
— Ну, что? — издевался Лютый над публикой, сам не ведая, что творит. — Нравится вам, гниды, с пола есть? Вы у меня еще говно жрать будете!
Музыканты аккуратно положили инструменты на пол, отключили аппаратуру и скромно удалились через кухню. Олег их отпустил, как и всю обслугу — официантов, метрдотеля, поваров…
А милицию вызвал гардеробщик, поскольку его хозяйство контролировать находившийся в зале ресторана Олег не мог…
Быкалов любил такие вот моменты, когда он в очередной раз становился победителем. Особенно, когда победа давалась с трудом. А с Олей у него не сразу получилось, потребовалась длительная, выматывающая осада.
Началась эта история через полтора года после того, как Володю Воробьева, жениха Оли, забрали в армию. Быкалов выхватил ее случайным взглядом из городской толпы, проезжая мимо на машине. Красивая, стройная и гибкая, она сразу же привлекла его внимание, но настойчивые ухаживания результата не дали. Девушка ждала своего парня из Афгана и уступать пожилому ловеласу не собиралась.
Не любовь, а ущемленное самолюбие руководило Быкаловым в тот момент. Как это так — ему отказали! Да кто вообще в этом городе смеет ему отказывать? И деньги он Ольге предлагал, и свое покровительство. И все напрасно.
Машину Быкалова часто видели возле Ольгиного дома. Он приставал к ней повсюду, буквально не давая прохода. И, в конце концов, она — это было зимой — выбежала из своего подъезда, выхватила из рук опешившего дворника лопату и расколошматила черный мерс настолько, насколько могла. Растолкла лобовое стекло в одну минуту. Сидевший в салоне Быкалов сначала струхнул от неожиданности, а потом рассмеялся и все ей простил. Почему? Потому что он любил все необычное, а тем более — нестандартные решения. Закончив свое дело, Ольга спокойно вернулась домой.
— Я говорил ей, будь ты моею, и буду жить я, страстью сгорая… — пропел Быкалов несколько тактов любимого романса и дал себе слово, что Ольга непременно станет его женщиной.
И в ту же ночь к Ольге на квартиру нагрянули незваные гости. Ее грубо разложили на полу, но не для того, чтобы изнасиловать, а чтобы вколоть дозу афганского героина. Быкалов строго-настрого запретил подручным наносить девушке телесные повреждения. Им была поставлена простая и ясная задача — посадить ее на иглу. И они кололи девушку насильно еще несколько недель. Так она стала наркоманкой…
— Ну, давай-давай, открой глазки. — Быкалов взял девушку за плечи и помог сесть на диване. — Видишь, как все хорошо! — Он присел рядом. — Тебя уже не колотит и не трясет. Щечки порозовели. Скоро совсем человеком станешь. Ну, скажи, зачем ты все время упрямишься? Что ты выгадала, что приобрела, кроме проблем? Запомни, детка, с Быкаловым шутки плохи. Меня надо любить!
Тяжело дыша от охватившего его желания, он положил руки ей на грудь, но Оля резко оттолкнула его.
— Как? — удивился Быкалов. — Ты опять ерепенишься? Так, может, отмотаем все назад?
— Нет, — испугалась она, — не надо назад!
— Вот и правильно, — мерзко улыбаясь, Быкалов принялся дрожащими от похоти пальцами расстегивать на Оле кофточку…
— Приготовиться к штурму! — крикнул старший лейтенант бойцам СОБРа, окружившим ресторан «Саяны». — Вперед!
Спецназовцы рванули вперед, круша и топча все на своем пути, как стадо слонов. Одна группа ворвалась через двери, другая прямо сквозь стекла витрин ломанулась в окна. Несколько человек проникли в заведение через служебный ход и вбежали в обеденный зал со стороны кухни. Гвалт поднялся невообразимый.
Четверо бойцов одновременно налетели на Лютаева. Один молниеносным движением вырвал из его руки гранату и швырнул ее, не целясь, в сторону кухни, откуда предусмотрительно был эвакуирован весь персонал. Взрыва не последовало.
Трое других сбили Олега с ног, навалились на него и прижали к полу. Заломить обе руки за спину и сковать их наручниками — для профессионалов дело одной секунды…
Лютый, сильно помятый при задержании собровцами, сидел на железном табурете, привинченном к полу в кабинете уголовного розыска. На запястьях наручники, на голове шишка величиной с Эверест. Отбитая печень болит нестерпимо. К Олегу подошел усталый, пахнущий водкой капитан Кормухин, наклонился над ним и сочувственно произнес:
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |