— А если короче? — Лютого мало интересовали эти душещипательные рассказы.
Проблемы — что ж, проблемы у всех есть. У него своих хватает, и никого жалеть и гладить по головке он не собирается. В этой жизни каждый отвечает за себя.
— Будет тебе короче. Хочешь знать, чем мы занимаемся? Город наш Красноярск от швали и грязи зачищаем!
— Да что вы говорите? Типа, волки — санитары леса, что ли, — притворно удивился Лютаев.
— Точно, санитары мы, — обрадованный удачным сравнением, Быкалов пропустил мимо ушей издевательский тон Олега. — Мы на самом деле отнимаем деньги у богатых и перераспределяем их по справедливости. Нравишься ты мне, парень, и вот что я тебе скажу: иди ко мне в бригаду. Жить будешь, как белый человек, не обижу. Квартиру сделаем, машину путевую. Денег заработаешь, на ноги встанешь…
— Я подумаю.
— Думай, афганец. Только недолго. Не захочешь ты — на твое место другой придет…
Шагая к выходу из клуба и снова оказавшись в зале стриптиза, Лютый постарался пройти как можно ближе к бару, чтобы переговорить с девушкой, показавшейся ему знакомой. Вернее, заочно знакомой.
— Чугайнова? — спросил Олег, на мгновение задержавшись у стойки.
— Да… — Она удивленно посмотрела на него, продолжая трясти руками металлический полированный шейкер. — А мы разве знакомы? Вы кто?
— Вы жена, то есть, простите, вдова Чугайнова… — утвердительным тоном сказал Олег.
— Да, это я, — девушка побледнела и растерянно уставилась на незнакомого парня. — А вы знали моего мужа? — Шейкер выпал у нее из рук и покатился по полу.
— Служили вместе, — не вдаваясь в подробности, объяснил Лютаев.
Он вспомнил, как Чугайнов в сильном подпитии кричал, будто у нее все письма как под копирку, не понять, что на самом деле там с ней творится или что она вытворяет. Может, трахается со всеми подряд, пока он здесь, в Афгане, кровь проливает. И собирался домой после дембеля нагрянуть без предупреждения, чтобы ее застукать на любовнике и обоих на месте порешить. Слава богу, научили бесплатно, как это делается. Если бы Чугун узнал, где сейчас работает его законная жена, расчленил бы ее на пороге «Амальгамы»!
— Кристинка! Киска! — За стойку бара заскочил рыжий пацан, один из подручных Быкалова, и жестом хозяина хлопнул ее по обтянутой мини-юбкой попе. — Набулькай-ка мне полтинник «Бурбона». Ну чего, сегодня ко мне рванем? — Он чмокнул ее в обнаженную шею, поднял с пола и подал девушке упавший шейкер. — Я тебя съем, красная шапочка!
Лютаева передернуло. Что с ней разговаривать! Такая же мурмулетка, как все. Недаром в дембельском альбоме Джоконды столько бабских фотографий — он отбирал у ребят снимки девчонок, которые их бросили. Больше половины альбома занимали их мордашки.
Олег в сердцах чертыхнулся и прямиком — на выход. Возвращаться сюда не хотелось ни под каким видом. Квартира, машина, деньги, обещанные Быкаловым, конечно, не помешали бы. Но что-то дерьмецом попахивает от этого предложения. Оно ему надо? Или мало он дерьма в Афгане нахлебался?
Лютый сидел в комнате общежития — уже в своей комнате — и рассматривал фотографии погибших друзей, запивая все это дело водкой. А водка — тварь такая — не брала, не цепляла.
Дембельский альбом Джоконды — вещь чрезвычайно поучительная и располагающая к философским обобщениям. Не альбом, а информация к размышлению. Было Лютому что вспомнить, — за спиной осталась афганская война. И на ней он чувствовал себя, как ни странно, вполне комфортно. Воевал, потому что воевалось, потому что получалось. От хорошо сделанной работы он даже ловил кайф. И ощущал, что кому-то нужен, знал, что делает важное дело. Он часто задавал себе вопрос, кто победил в этой войне? И неизменно отвечал на него: мы победили.
Победили, черт побери! И не была эта бойня бессмысленной, как утверждают многие. И доведи бы мы дело до конца, до логического завершения, прекратилась бы на территории Афганистана междоусобная резня! Спровоцированная, кстати, американцами с одной лишь целью — окончательно расколоть аборигенов, загнать их навсегда в горы и разместить в Афгане свои военные базы. Советский Союз — как бельмо на глазу у США. Для Америки занять Афганистан значит подпереть вплотную СССР натовскими ракетами с юга.
Нет, не он зарывался в геополитику, не хотелось ему вникать в суть государственных задач. Просто он знал, вернее, чувствовал, что мы — победили. И что теперь? Войны больше нет. Соскочил он с нее, как с поезда, и оказался на задворках жизни!
А тут еще этот Быкалов. Правильные вроде слова говорит. А где гарантия, что он не такой же клоп, как буржуи или чиновники? Может, он сам только и думает, как поскорее собственный кейс чужими деньгами набить, а прикрывается борьбой за народное счастье и восстановление справедливости. Нет, в этой жизни никому верить нельзя, все больше убеждался Лютый!
Коммунисты, не все, а те, которые при власти состоят, на себя одеяло тянут, а бандиты и цеховики, окончательно осмелев в неразберихе перестройки, — на себя. И при чем же здесь идеология? Деньги всему голова. Только деньги.
Дверь открылась, и в комнату заглянул Николай Пахомыч, заводской литейщик, к которому Олега прикрепили в качестве ученика. Одновременно старый мастер соседствовал с ним по общежитию. У него была вредная привычка без стука заглядывать в чужие комнаты. Вот и теперь он, не спросясь, возник на территории Олега.
— Все пьешь, солдат, — с укором сказал он, подходя к столу, за которым Олег принимал спиртное. — Пойми, парень, есть разные болезни: ангина, грипп, рак, триппер и так далее по алфавиту. Так вот, водка — это тоже болезнь. Ее, окаянной, как воды и огня боятся надо, когда они в больших количествах выступают. И я в молодости пил. Да как пил, вспомнить страшно. А теперь только по праздникам — все под контролем.
— Пахомыч, — Лютый поднял на него грустные глаза. — Не трави душу, не надо.
— Чего не надо? Сопьешься на хер! Жизнь себе искалечишь!
— А кому она нужна — моя жизнь? Лично у меня ее вообще никогда не было. — Он налил себе еще сотку и выпил залпом.
Ставя стакан на стол, неловким движением смахнул альбом, и тот полетел на пол, раскрылся. Из него вывалилась фотка. Воробей… Володя Воробьев улыбается со снимка, с залихватским видом держа наперевес ручной пулемет.
Лютый поднял альбом, отер рукавом пыль с переплета. Бережно взял в руки фотокарточку.
— Это что за орел? — заинтересовался дед фотографией.
— Не орел, а Воробей, — машинально поправил его Олег.
— Это он-то — воробей? — недоверчиво усмехнулся Пахомыч, заглядывая через плечо. — Оскал звериный у твоего воробушка.
— Николай Пахомыч! Не трави душу, — снова осадил его Лютый. — Что ты понимаешь?
— А где он сейчас, этот парень? В бандитах небось…
— В земле он лежит под красной звездой. Погиб…
— Там погиб? В Афгане? Расскажи!
— Нечего рассказывать. Перебьешься, — сказал, как отрезал, Олег, продолжая рассматривать фотокарточку.
Сделан был снимок перед тем самым, последним боем на высоте 3234, господствующей над дорогой в провинцию Хост.
Афганистан. Дорога на Хост.
Высота 3234. 1989 год.
«Черные аисты», исламские спецназовцы, прошедший подготовку на военных базах Пакистана, ползли на них со всех сторон, как черные пауки. Какие, к черту, «Черные аисты» — пауки и есть. И сколько их ни били пацаны из девятой роты, сколько ни забрасывали фанатами, ничего их не брало!
Твари эти вновь и вновь вырастали, словно из-под земли, лезли из всех щелей, упрямо карабкались на высоту, скользкую от крови наших ребят. Они подтащили безоткатные орудия, лупили из гранатометов, шпарили из своих М-16, не жалея патронов. Все меньше слышен русский мат, со всех сторон доносится клич «Аллах Акбар».
Десантники пережидали взрывы, привставали и короткими очередями косили приближающихся наемников. Но арабы уже прыгали в окопы. Пацаны, пригнувшись, отступали в обе стороны, отстреливаясь из-за каждого угла. Над извилистыми ходами, прорытыми в каменистой почве, тут и там мелькали каски бойцов и арабские клетчатые платки. Никто не рисковал выскочить на открытое пространство: противники перестреливались, перебегая с места на место, выныривая по плечи лишь на сотую долю секунды с автоматом и снова приседая. Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь наемника прошила ему ноги. Вовка упал, выронив автомат, и пополз на локтях, волоча за собой неестественно вывернутые конечности.
— Давай, Воробей! — отчаянно закричал Лютый. — Давай! Сюда!
Поняв, что ему не добраться до своих, Воробей прислонился спиной к скале, которая отделяла его от арабов и заплакал от бессилия. «Черные аисты» приближались к попавшему в западню десантнику. Воробьев по-прежнему, не оглядываясь, смотрел на ребят. Он спиной почувствовал приближение врага. Медленно отнял от груди дрожащую руку с зажатой в ней гранатой. Вырвал чеку, отпустил рычаг.
— Мужики! А-а-а-а!
Раздался взрыв. Воробья разнесло на куски… Он подорвал себя и забрал на тот свет еще с пяток «Черных аистов»…
Последняя фотокарточка Воробушка лежала теперь на столе перед Лютым. И на снимке он улыбался так, как будто хотел наулыбаться на всю оставшуюся жизнь, будто знал, что эта его улыбка будет последней. Олег вспомнил, что обещал Володьке познакомиться с его девчонкой.
— Олега! — позвал Пахомыч. — Ты не обижайся на меня, дурака. Ты вот что, одну водяру кончай глушить, закусывай. На вот, заешь. — Старик подвинул к нему краюху ржаного хлеба и разрезанную напополам вареную картофелину.
— А ну-ка, дед, погоди.
Олег заметил выдавленные на гладкой поверхности снимка буквы и перевернул его. На обратной стороне был написан Володиным почерком телефон и адрес: «Город Красноярск, улица Бережковая, дом 14, квартира 71. Оля».
Елы-палы! Это же координаты Оли, девушки Воробья! Лютый вспомнил, что видел ее мельком на проводах в армию. Конечно, ему тогда было не до девушки Воробья. Так, размытое пятно в памяти осталось. Она ведь даже не знает, как погиб Володька, каким он стал — совсем другим человеком. И погиб как герой…
— Так, Пахомыч, — Олег резко вскочил из-за стола. — Мне надо срочно позвонить.
— Так у коменданта на первом этаже телефон. Поднеси стаканчик ему и звони, сколько хочешь. Водка не только болезнь, а еще и универсальная валюта.
Уже через минуту Лютый набирал нужный телефонный номер. Комендант опрокинул в себя стакан, хукнул, занюхал рукавом дозу и в одно мгновение подобрел. Пока Олег общался с невидимым абонентом, он изучал парня сентиментальным взглядом и еле сдерживался, чтобы не вступить в оказавшийся трудным и нервным разговор.
— Але! Але, здравствуйте! — нетерпеливо крикнул Лютый в трубку, когда на другом конце провода послышался мелодичный женский голос. — Олю можно?
— Олю? — удивленно и даже растерянно спросила на том конце провода девушка.
— Да-да! Олю!
— Я слушаю. Кто вы?
— Оля! Я — Лютый! Тьфу ты, черт! Олег Лютаев! Я служил в Афганистане вместе…
— Извините, вы ошиблись номером.
— Подождите! Как же ошибся номером? У меня этот телефон от Володи Воробьева!
— Не звоните сюда больше…
— Оля… — умоляющим тоном проговорил Лютаев. — Вы же любили Володю… Давайте встретимся, мне нужно вам рассказать…
— Не звоните сюда… — Она бросила трубку.
Лютый еще несколько минут вслушивался в короткие гудки, затем, ничего не понимая, опустил трубку телефона на рычаги.
— Ну, что, дозвонился? — поинтересовался сидевший за столом комендант общежития.
Лютаев посмотрел на него пустым взглядом и спросил:
— Кому?
— Ненормальный ты какой-то, парень, — сходу поставил ему свой диагноз комендант. — Лечиться надо…
— Сам урод, — машинально ответил Лютый, повернулся и пошел прочь.
Придя в себя, он сообразил, что нужно делать. Бегом вылетел на улицу и прыгнул на подножку уже отходившего от остановки трамвая. Олина улица недалеко, остановки три всего.
Нужный дом — пятиэтажная хрущоба — стоял фасадом на проезжую часть. Обежав дом вокруг, Лютый нырнул в последний подъезд. Здесь, на четвертом этаже, и была семьдесят первая квартира. Здесь жила Оля. Зачем он ее ищет и что скажет при встрече, Лютый не думал. Может, просто расскажет, как погиб ее любимый человек?
Он нажал на кнопку звонка. За дверью что-то упало, дверной глазок вспыхнул и погас: кто-то смотрел в него на Олега с другой стороны, но открывать не торопился. Он снова утопил кнопку звонка. Нет ответа. И он еще раз позвонил, длинно, протяжно.
Наконец, дверь отворилась. На пороге стояла Оля. Ошибиться Лютый не мог, хотя видел ее только мельком на сборном пункте военкомата перед отправкой в учебную часть. Мало того, это была та самая девчонка, которую он вытащил в вагоне поезда из-под гаишника! Вот это номер. Два года назад у нее была короткая стрижка, а теперь длинные волосы, поэтому он ее тогда, в купе, сразу не узнал.
А в дембельском альбоме ее снимка не было. Когда Воробышек подорвал себя, фотка невесты была у него в нагрудном кармане, на сердце, и ее разорвало осколками в красные клочья.
— Здравствуйте, Оля, — сказал он, волнуясь. — Я Олег Лютаев, сослуживец Володи.
Его слова не произвели на девушку того впечатления, на которое он рассчитывал. Сначала она вздрогнула, судя по всему, узнав в Олеге своего непрошеного спасителя. А потом застыла на месте, бледная, расстроенная, скрестив руки на груди, словно закрывая Олегу этим скрещеньем путь в свою душу.
— Зачем ты пришел? Я же тебе сказала — даже не звони сюда.
— Ну почему? — удивленно спросил Лютаев.
— Потому что не надо. Я не хочу никого видеть. Я устала от всех. И тебя не хочу видеть.
— Меня? Кажется, я тебе тогда, в поезде, ничего плохого сделал? Ну, запустил подушкой в голову. Что здесь такого?
— Не хочу никого видеть и слышать, а тебя в первую очередь. Уходи отсюда.
— Оля, тебе плохо? — спросил Лютаев, заметив, что выглядит девушка не лучшим образом. — У тебя какие-то неприятности?
— Уходи немедленно! — пронзительно закричала она на весь подъезд. — Вон отсюда! Вон, урод!
Лютаев открыл рот от удивления, когда перед носом с грохотом захлопнулась дверь. Еще и обзывается. Он еще какое-то время прислушивался к доходившим из-за двери звукам. Кажется, она стучала рукой то ли по стене, то ли по полу, и плакала навзрыд. Или не рукой?
Нет, ну и кто здесь ненормальный — он или эта психованная девка? Жалко, ее не видит комендант общежития. Интересно, какой бы он диагноз ей поставил? Олег обругал себя за то, что должностное лицо при исполнении уродом назвал. Теперь вот и ему бумерангом обломилось. Ладно, в конце концов, он не доктор, здесь нужна консультация специалиста. Олег развернулся и медленно пошел вниз по лестнице. Видать, не ко двору пришелся. Бывает.
«Эх, Оля, Оленька… — думал Лютый, когда стоял на остановке и ждал трамвая, чтобы ехать в обратную сторону. — Что ж ты такая нервная, девочка? Надо бы разобраться…»
У самого общежития Олега остановили трое парней, с которыми он познакомился недавно в клубе «Амальгама».
— Братишка, погоди! — сказал примирительным тоном один из них, — рыжий. А лысый и тот, что с обожженным лицом, помалкивали, но тоже смотрели на Лютого вполне дружелюбно. — Разговор к тебе есть.
— Разговор? — переспросил Лютый. — Так мы вроде обо всем перетерли.
— Да нет, — покачал головой лысый. — Не обо всем. Садись в машину, прокатимся. — Голос у него не соответствовал внушительной комплекции — гундосый и тонкий, как у Петрушки.
Он показал рукой туда, где метрах в двадцати от общаги стоял все тот же джип «паджеро».
— Не бзди, афганец, ничего с тобой не случится.
Они погрузились в машину, проехали несколько кварталов и остановились возле маленького уютного ресторанчика «Чайка». Здесь парней знали и сразу же принялись накрывать для них стол.
— Быстрей-быстрей-быстрей! — подгонял официантку испуганный кооператор — немолодой поджарый мужичок в очках с обмотанной синей изолентой дужкой. — Не видишь, что ли. У нас гости!
Пацаны, в отличие от работников ресторана, никуда не торопились. Они расположилась за столиком в дальнем углу зала, откуда можно было контролировать вход в заведение.
— Это, братан, наш кабак, — гордо заявил Лютаеву танкист, вешая на спинку стула свою куртку.
— Ваш? Вы здесь что, работаете?
Трое братков громко заржали.
— Ага! — отсмеявшись, сказал танкист. — Работаем! Посуду моем на кухне в свободное от рэкета время, на жизнь, блин, зарабатываем!
— Мы этот кабак крышуем, — вполне серьезно пояснил Лысый и, догадавшись, что Олег отстал от жизни и не знает этого модного словечка, продолжал: — Проблемы решаем по мере поступления. Ну, если там конкуренты наши накатят или кто другой давить начнет, мы подскакиваем по звонку вон того буржуя, — он показал пальцем на хозяина заведения, — и даем всем по рогам. За это доброе дело с кабака приличную долю имеем — десять процентов от прибыли. Немалые деньги — сечешь?
— А он что, к ментам за помощью обратиться не может?
— Куда? — парни принялись ржать еще громче. — Да менты сами из него деньги тянут, как пылесосы! Ну, ты даешь, братишка!
— От меня чего надо? — спросил Лютаев, любивший все конкретное.
— A-а, ничего! — махнул рукой лысый. — Давай сначала похаваем.
На столе появились разные блюда — от запеченной по-монастырски свинины до красной лососевой икры. Посреди этой композиции официантка поставила большой запотевший графин.
— Нет, пацаны, — решительно отказался Лютаев, увидев на столе горючее. — Спасибо, я уже обедал. Говорите, что надо, и я пойду.
— Ты вообще когда-нибудь улыбаешься? — спросил его танкист. — Что ты с такой каменной рожей по городу ходишь?
— Не всегда, только по пятницам — как раз сегодня. Так что не повезло вам с днем недели.
— Ладно, не температурь, — посоветовал ему рыжий. — Мы ведь с тобой — одной крови, можно сказать. Ты тоже Афган прошел, должен же понимать, что к чему! Мы ведь к тебе всей душой, пойми, чудак-человек.
— Иди к нам в бригаду, — посоветовал лысый. — Не пожалеешь. Парни все свои, все Афган прошли. Мы с тобой такие дела замутим…
— Не будет у нас никаких общих дел, пацаны, — хмуро сказал Олег. — Вы людей грабите, а мне папка мой еще в детстве запретил с криминалом связываться, так что, как говорил один мой знакомый хохол, звиняйте, батьку, нам в разные стороны.
О том, что отца он никогда не видел, и поэтому тот ему ничего запретить не мог, Олег, само собой, умолчал.
— Да каких людей? — взвился танкист. — Кого ты людьми называешь? Вот этого барыгу? — он показал пальцем на хозяина заведения. — Это же частник, он кровь сосет из народа, эксплуататор херов. С него сам бог велел стружку снимать!
— И не одной мы крови, — продолжал Лютаев, как будто не слышал его слов. — Вы на Быкалова пашете, жопу ему лижете, по его команде «фас» любого, не раздумывая, порвать готовы. Значит, псы вы цепные, и никто больше. Собаки. А я сам по себе, — сказал, как отрезал, поднимаясь из-за стола.
И — понеслось. Трое братков, как по команде, кинулись на Олега. Но к нападению тот был готов, потому что приехал не на свиданку, а на самый обыкновенный бандитский сходняк. Заранее просчитав ситуацию, он резко перевернул перед собой стол, накрыв им сверху одного из противников. Второго — справа — достал ударом кулака в челюсть. Третьему повезло больше. Он успел влепить Олегу ногой в живот. Лютаев кубарем улетел к стене и больно ударился спиной, хорошо хоть успел напрячь мускулы пресса и хоть немного компенсировать пушечный удар. А трое благородных разбойников уже бежали к нему, чтобы затоптать, разорвать на куски, размазать по полу.
— Пидарас штопанный! — орал лысый. — Зубами порву, сука!
Остальные братки тоже не стеснялись в выражениях. Посетители испуганно повставали со своих мест и, тревожно оглядываясь, трусцой ретировались к выходу. Повара и обслуживающий персонал закрылись в кухне и подсобках, чтобы не попасть под шальной выстрел — в ресторане уже не раз происходили разборки с применением огнестрельного оружия. Хозяин заведения присел на корточки за стойкой бара, прикидывая грядущие убытки. Гибель в грохоте и треске очередного стола или стула он переживал, как личную трагедию.
Очухавшись после мощнейшего удара, Лютаев вскочил на ноги. Н-на! Засадил лысому с разворота стопой в лоб. Тут же подхватил лежавший на боку стул и с размаху опустил его на рыжего. Стул — вдребезги, рыжий — в нокауте. А танкист взялся за нож!
— Ага! — оскалился Лютый. — Хочешь крови? Иди сюда!
Выпад! Лезвие полоснуло Олега по груди, разрезало куртку с рубашкой и довольно глубоко царапнуло кожу.
— Придурок, брось ножик, — сказал Лютый грустно. — Порежешься ведь, будет пальчик бо-бо.
— Убью! — крикнул танкист и сделал в броске еще один резкий выпад.
На этот раз клинок сверкнул у самого горла Лютого. Но замах оказался слишком сильным, по инерции атакующего развернуло к Олегу боком. И он не упустил момента, тут же вмазал ребром ладони по шее. Соперник, даже не охнув, повалился на пол.
— Порядок в танковых войсках! — констатировал Лютаев и подошел к бару. — Хозяин, ты где?
Из-за стойки показалась голова кооператора: на лице ужас, очки смешно перекосились на вспотевшем от волнения носу.
— Смотри, какой бардак! — с укором обратился к нему Олег, показывая на перевернутые столы и стулья. — Разве так можно? Приберись тут, ладно?
Подмигнув эксплуататору трудового народа, Лютый бросил свою порезанную куртку на пол, снял со спинки чудом устоявшего во время погрома стула целую — кажется, танкиста, — и вышел, помахивая ею, на улицу…
Полковник Гапонюк снова вызвал к себе Устрялова.
— Ты проходи-проходи, капитан, не стесняйся.
Войдя к начальнику управления милиции, Устрялов заметил, что здесь же находится еще один человек, с которым раньше оперативнику уголовного розыска встречаться не приходилось.
— Присаживайся, капитан, — вновь заговорил Трофим Захарович. — И докладывай, что у тебя нового по бригаде Быкалова?
Устрялов недоверчиво покосился на незнакомца — ему не хотелось обсуждать этот вопрос при постороннем.
— Ах, да! — Спохватился полковник. — Это капитан Кормухин, Денис Витальевич. Познакомьтесь. Переведен к нам из транспортной милиции для усиления. С сегодняшнего дня назначен моим приказом на должность старшего оперативного уполномоченного. Службу будет проходить в твоем отделе. Ну, давай, не тяни, что у тебя по Быкалову? Нарыл чего или снова на месте топчешься?
— Вот вы, товарищ полковник, недавно сами говорили об усилении оперативной и агентурной работы в отношении гражданина Быкалова.
— Ну, говорил. И что?
— Есть, на мой взгляд, такая возможность.
— Что за возможность? Выкладывай.
— Появился в городе уволенный в запас солдат. Злой, как черт. Волевой, только по прямой ходить умеет. Воевал в Афганистане, в воздушно-десантных войсках. Почти вся его рота погибла, я наводил справки, а он выжил. Детдомовец.
— Сирота? — спросил Гапонюк.
— Нет, мать его жива-здорова, проживает в Красноярске, но он с ней не общается. Она его когда-то сбагрила в детдом, он простить ей этого не может, поэтому живет в рабочей общаге.
— А зачем ты мне про солдата этого рассказываешь? — поинтересовался полковник.
— По агентурным данным, на него Быкалов глаз положил. В свою бригаду пристроить хочет! Солдат — ни в какую! Упертый, как бык… Не хочет он с бандитами связываться! Он даже драку, по данным информатора, с ними устроил в кафе, не побоялся!
— Так-так-так. Давай отсюда поподробнее. — Полковник заметно оживился.
— Фамилия этого дембеля — Лютаев. Устроился на КрАЗ учеником литейщика. Живет в заводском общежитии. На заводе его хвалят, говорят, толковый. Хотя, конечно, со своими афганскими прибабахами.
— Лютаев? — впервые подал голос капитан, переведенный из транспортной милиции. — Так я его знаю!
— Откуда? — удивился полковник.
— Ну, — Кормухин ухмыльнулся, — как бы это проще объяснить… В общем, Лютаев попал ко мне в отдел в качестве задержанного в первый же день по приезде в Красноярск.
— За что задержали? — поинтересовался Гапонюк.
— Ехал из Ташкента в одном купе с офицером ГАИ. Ну и морду ему начистил от души.
— Кому? — удивился полковник. — Офицеру милиции?
— Офицеру ГАИ, товарищ полковник, — уточнил Кормухин с нажимом.
— Да какая разница?
— Есть разница, Трофим Захарович, и вы это прекрасно знаете. Лично я с гаишником на одной грядке рядом не сяду…
— Но-но! — одернул его Гапонюк. — Не выражаться в моем кабинете. Ну, ладно. Говори, Устрялов, что дальше?
— А дальше вот что, товарищ полковник. Если Быкалов хочет заполучить этого солдатика к себе в бригаду, пусть он его и получит. Предлагаю провести вербовку Лютаева и способствовать внедрению его в преступную группировку.
— Правильно мыслишь, капитан. Одобряю. Вот только надо подумать, кого на контакт с Лютаевым послать? Кто вербовать его будет?
— Разрешите мне, товарищ полковник, — с готовностью вызвался капитан Кормухин. — Кажется, я смогу найти с этим парнем общий язык…
В конце смены огромный завод, словно море во время прилива, выплескивал из себя тысячи усталых, мрачных людей. Работяги, кто молча, а кто с матерком, не спеша топали к трамвайным и троллейбусным остановкам. По дороге скидывались — все больше на троих, на водочку, чтобы расслабиться после напряженного рабочего дня.
— Слышь, Лютый, — рядом с Олегом в толпе шел Васька Клепиков, — я сегодня в профкоме был, анкету заполнить вызывали. Так там народ треплется, что через год нас всех на помойку выкинут.
— Как это на помойку? — вклинился в разговор шедший следом старик Пахомыч.
— А вот так! Сокращать нас будут почти наполовину.
— Брешут, — уверенно заявил Пахомыч. — Не может такого быть при советской власти.
— Да нет, не брешут, — возразил Клепиков. — В профкоме перспективный план сам видел. Объем производства на будущий год — в три раза ниже текущего. Как это вам нравится? На хера начальству столько народу держать при мизерном выхлопе?
За разговором они дождались трамвая, с трудом втиснулись в него и покатили к общаге.
— Лютый, может, сегодня вмажем по маленькой? — предложил Клепа. — Как никак, а у тебя круглая дата.
— Какая еще круглая дата? — недовольно переспросил Олег.
— Ну, ты же ровно месяц, как на КрАЗе работаешь! Такое событие нужно отметить!
— Нашел, блин, что отмечать, — усмехнулся Лютаев. — Не хочу я пить. Устал.
— Вот и правильно! — одобрил Пахомыч. — Нечего водку пьянствовать! Здоровье, как мать и отец, раз в жизни человеку дается. Об этом, понимаешь, смолоду думать надо.
— Да ладно тебе, педагог-наставник! — отмахнулся Клепиков. — Слышал я от ветеранов, как ты сам раньше бухал.
— Вот и пробухал все на свете, — горько усмехнулся Пахомыч. — Жена ушла, дети родные отвернулись от пьяницы. Квартиры лишился — теперь вот с вами, мудаками, в общаге прозябаю. Чего хорошего от той пьянки? И рад бы теперь семью вернуть, да не хотят они со мной знаться…
— Эй, Лютый! — окликнул Клепиков Олега, увидев, что тот не собирается выходить на их остановке. — Уснул, что ли? Выходим!
— Вы идите, — сказал Лютаев. — Мне дальше — по делам еще нужно.
— Да по каким таким делам? — Клепиков потянул его за рукав. — Пойдем, вмажем!
— Отвали, я сказал! — Лютый выдернул руку и подтолкнул Клепу к выходу.
— Чокнутый! — Клепиков покрутил пальцем у виска и выскочил из трамвая у общаги вслед за Пахомычем.
Проехав еще несколько остановок, Лютаев вышел возле дома Ольги, но заходить в подъезд не понадобилось. Оля сама шла навстречу, неся в обеих руках продуктовые сумки, набитые макаронами, картошкой и луком.
— Оля! Здравствуй! — Лютаев подошел ближе. — Дай, я тебе помогу. — Он потянулся к сумкам.
— Снова ты? — девушка глядела на него исподлобья, с неприязнью, словно он был ее личным врагом. — Убери руки! — Она не отступила, а, скорее отпрянула назад. — Почему ты меня преследуешь? Отстань от меня! Не прикасайся к сумкам!
— Оля, Оля, Оля! Успокойся! — Лютый выставил перед собой обе раскрытые ладони, как бы защищаясь. — Я и не думал к тебе приставать. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого!
— Милиция! — неожиданно закричала Ольга и забежала в подъезд, хлопнув дверью.
Вот это номер! Обескураженный и сбитый с толку Лютаев присел, где стоял, прямо на бордюрный камень, закурил сигарету. Может, у нее с головой не в порядке? Похоже на то!
Прежде, чем истлела сигарета, в Олиных окнах зажегся свет. Он видел, что она подошла к окну и осторожно — из-за шторы — выглянула на улицу.
Перед тем, как уйти, он повернулся к ней, помахал рукой и подумал, что она чем-то неуловимо напоминает Белоснежку!
Второй секретарь горкома партии товарищ Шапкин, слывший в народе настоящим принципиальным коммунистом и правильным мужиком, крайне заботился о собственной репутации, а потому встречи с Быкаловым всегда назначал за городом, в лесном охотничьем домике, подальше от посторонних глаз.
— Привез? — он испытующе посмотрел на прибывшего партнера.
— А как же, Вениамин Борисович! Вот они, родненькие! — На стол перед чиновником лег черный кожаный дипломат.
Открыв крышку, Шапкин с удовольствием погладил ладонью лежащие внутри кейса пачки стодолларовых купюр.
— Нет, ну нет в жизни справедливости! — Шапкин сделал трагическое лицо. — Посуди сам, денег пропасть, а потратить я их не могу. Слишком много товарищей вокруг, которые только и ждут, чтоб завалить меня и сесть на мое место. Даже «волгу» поганую не могу свободно купить, не говоря о «мерседесе».
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |