героев Старик с черными сухими кошками в возрасте нескольких тысяч лет,
Человек с двумя поцелуями, Женщина со слезой и пр.). Первым значительным произведением Маяковского, обратившим на него внимание современников, стала поэма «Облако в штанах», вышедшая в 1915 г. Маяковский гово
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ 433
рил, что это четыре крика: «долой!» буржуазному обществу. (Долой вашу любовь! Долой ваше искусство! Долой ваш строй! Долой вашу религию!) В начале
1916 г. появилась вторая поэма Маяковского «Флейта-позвоночник». В это
время поэт уже был мобилизован в армию и служил чертежником в Военной
автомобильной школе. В 1916 г. Горький в своей «Летописи» опубликовал
отрывки из его третьей, антивоенной, поэмы «Война и мир» (целиком поэму
не пропустила цензура).
Февральскую и Октябрьскую революцию Маяковский принял без всяких
колебаний — сразу и безоговорочно. («Принимать или не принимать? Такого
вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было, — писал
он. — Моя революция».) 25 октября 1917 г. он находился в самом центре
революционных событий — в Смольном. Вскоре он приехал в Москву. Здесь
У футуристов имелось свое «Кафе поэтов», с эстрады которого Маяковский
каждый день читал завсегдатаям свои стихи. Возвратившись в Петроград,
Маяковский сотрудничал в газете «Искусство Коммуны», заседал в коллегии
изобразительных искусств Наркомпроса, читал лекции, снимался в кино, рисовал рекламные плакаты, много выступал на митингах, перед матросами и
солдатами. (Митинговый ритм звучит во многих его стихах, и прежде всего в
одном из популярнейших стихотворений тех дней «Левый марш»: «Разворачивайтесь в марше! Словесной не место кляузе. Тише, ораторы! Ваше слово,
товарищ маузер. Довольно жить законом, данным Адамом и Евой. Клячу истории загоним. Левой! Левой! Левой!».) В том же году Маяковский написал
первую из своих больших пьес «Мистерия-буфф». Она была поставлена Мейерхольдом в Театре музыкальной драмы к первой годовщине Октябрьской
революции и была с большим интересом принята новыми зрителями — простым народом: рабочими, солдатами и матросами. Множество выражений из
пьесы вошло в разговорный обиход, разнеслось на пословицы и поговорки.
Весной 1919 г. Маяковский переехал в Москву, где стал работать в Художественном отделе Российского телеграфного агентства. В то время яркие
красочные плакаты РОСТА (их называли окна РОСТА) с короткими рифмованными подписями заменяли петроградцам газеты и сатирические журналы.
Маяковскому принадлежали почти все тексты «Окон». В иные дни ему приходилось писать до восьмидесяти тем в день. «Вспоминаю, — писал Маяковский, — отдыхов не было. Работали в огромной нетопленой, сводящей морозом мастерской РОСТА. Придя домой, рисовал опять, а в случае особой срочности клал под голову, ложась спать, полено вместо подушки, с тем расчетом,
что на полене особенно не заспишься, и, поспав ровно столько, сколько необходимо, вскочишь работать снова». Сам он нарисовал около трех тысяч плакатов. Приемы и образы, наиденные в них, Маяковский перенес в большую
поэму «150 000 ООО», напечатанную в 1920 г.
После окончания Гражданской войны окна РОСТА перестали выходить,
но вплоть до 1922 г. Маяковский делал плакаты для Главполитпросвета. Он
писал о продналоге, о борьбе с голодом, о новых тарифных ставках, о кооперации и развитии торговли. Позже он сочинил много рекламных стихов, вроде: «Лучше сосок не было и нет — готов сосать до старости лет» (реклама
сосок); или: «Даете солнце ночью! Где найдешь его? Купи в ГУМе! Ослепи
тельно и дешево» (реклама электролампочек). Веселые двустишья Маяковского тогдашние москвичи находили на обертках конфет, на цибиках чая, на
папиросных коробках. Вообще, для Маяковского не существовало «непоэтических» тем. Он считал, что поэт — это чернорабочий революции («Я, ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный...», — писал
он о себе), и его должны вдохновлять не «вечные», отвлеченные проблемы, а
насущные, те, которые в данную минуту стоят перед страной. («Я буду писать
про то и про это, но нынче не время любовных ляс...») Маяковский стал
настоящим новатором в поэзии. Он беспредельно раздвинул ее границы и
заговорил в стихах о таких вещах, которые еще недавно казались совершенно
невозможными в искусстве и недостойными художественного изображения.
Трепетное отношение к поэтическому творчеству было ему чуждо и смешно.
Задачи творчества, считал он, диктуются жизнью — поэт получает социальный
заказ и выполняет его со всей возможной добросовестностью. Маяковский
говорил: «Я от партии не отделяю себя и считаю себя обязанным выполнять
все постановления большевистской партии». Поэзия — это тоже производство, и, как любое производство, она не терпит халтуры. («Поэзия — та же
добыча радия. В грамм добыча, в год труды. Изводишь единого слова ради
тысячи тонн словесной руды».) И действительно, у Маяковского не найдешь
стертых трафаретных образов, избитых рифм, вставленных для размеров слов,
скучных, повторяющихся словосочетаний. Он никогда не позволял себе писать плохо и не отдавал в печать скороспелых, незаконченных стихотворений.
Стих, в его понимании, — это оружие (Он писал: «В курганах книг, похоронивших стих, железки строк случайно обнаруживая, вы с уважением ощупывайте их, как старое, но грозное оружие»). Ему так же было непонятно, что
такое отсутствие вдохновения. Сам он мог писать («делать») стихи в любом
месте и в любой обстановке. Он в полном смысле слова работал беспрерывно: мог сочинять в поезде, в вагонах трамвая, в сутолоке редакций, даже
между выступлениями. В любой момент он умел сосредоточиться на стихотворстве, а потом снова разговаривать и шутить. Писал он обычно на ходу в
маленьких записных книжках. Причем черновики его почти не имеют поправок — стих формировался у Маяковского в голове, а потом сразу ложился на бумагу.
В то время шли горячие споры о том, каким должно быть новое социалистическое искусство. Сложилось несколько группировок писателей, по-разному отвечавших на это вопрос. Маяковский включился в этот спор, организовав в 1923 г. выпуск своего журнала «Леф» (то есть «Левый Фронт»). Всего
вышло семь номеров. Среди прочего здесь были опубликованы поэма Маяковского «Про это», несколько стихотворений и первая часть поэмы «Владимир Ильич Ленин». В 1925 г. из-за дрязг и разногласий издание журнала
прекратилось. Кроме «Лефа» Маяковский сотрудничал еще в десятке газет и
журналов. Печатали его много и охотно, в том числе в центральной прессе.
Сборники его стихов выходили регулярно. (Говоря в поэме «Во весь голос» о
«ста томах» своих «партийных книжек», поэт нисколько не преувеличивал.)
Обычно, прежде чем опубликовать какое-нибудь новое произведение, Маяковский много раз читал его с эстрады. Постоянное живое общение с потенциальными читателями было для него жизненно необходимо, и он много ез
ИОСИФ БРОДСКИЙ 435
дил по стране со своими выступлениями. Сам Маяковский писал, что продолжает этим прерванную традицию «трубадуров и менестрелей». Эти выступления — ярчайшая часть его биографии. Обычно вечер начинался докладом на
какую-нибудь тему. Например: «Мое открытие Америки» — о поездке в Америку или «Даешь изящную жизнь!» — о борьбе с мещанским бытом. Или:
«Как делать стихи». Потом шло чтение стихов и ответы на записки. Но часто
программа нарушалась. Уже во время доклада Маяковский начинал читать
стихи, парировал реплики в зале. Его выступление больше всего напоминало
митинг.
Во второй половине 20-х гг. поэтический талант Маяковского достиг своего
расцвета. К десятилетию Октябрьской революции он написал поэму «Хорошо!», которую считал программной вещью, вроде «Облака в штанах» для советского времени. Но, славя социалистические преобразования, Маяковский никогда не закрывал глаза на многочисленные «темные стороны» действительности, на всяческие проявления «мещанства» и «буржуазности». В разные годы им
было написано огромное количество сатирических стихов, в том числе и высмеивавших новую коммунистическую бюрократию. Самое известное из них,
«Прозаседавшиеся», напечатано весной 1922 г. Кроме него было много других:
«О дряни», «Взяточники», «Служака», «Столп» и т.д. — целая сатирическая
галерея советских бюрократов.. Борьбу с мещанством и бюрократизмом Маяковский продолжал и на театральных подмостках. В 1928 г. он написал сатирическую комедию «Клоп». Пьеса была поставлена в театре имени Мейерхольда.
Музыку к ней написал Шостакович, а декорации были выполнены Кукрыниксами. В 1929 г. появилась еще более острая пьеса — «Баня».
К несчастью, жизнь Маяковского оборвалась на взлете: в апреле 1930 г. он
неожиданно для всех покончил с собой. О причинах его самоубийства было
высказано множество предположений, но единой версии по сей день не существует.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Иосиф Бродский родился в мае 1940 г. в Ленинграде, в семье скромного
советского служащего — отец его работал фотокорреспондентом. Во время
блокады семья эвакуировалась, а потом много лет жила в коммуналке — бывшей квартире Мережковского. В 15 лет, после окончания семилетки, Иосиф
пошел работать. В последующие годы он сменил несколько профессий: был
фрезеровщиком на заводе, смотрителем маяка, кочегаром в котельной, санитаром в морге, коллектором в геологических экспедициях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане и в Казахстане. «Мне было все интересно, — вспоминал он позже, — я менял работу потому, что хотел как можно
больше знать о жизни и людях». Одновременно Бродский с увлечением занимался самообразованием — изучил английский, польский и сербохорватский
языки. Он много читал, сам стал писать стихи и переводить. Кроме русских
поэтов (Баратынского, Цветаевой и др.) Бродский многому научился у англоязычных, особенно у Джона Донна и Уистена Одена.
В эти годы, вскоре после XX съезда
партии, поэзия переживала небывалый
расцвет. Явилось множество новых, мо- 's
лодых и талантливых поэтов. И Броде-1
кий был одним из них. С 18 лет начались 1
его публичные выступления со своими 1
стихами — главным образом в студенчес-1
ких аудиториях, где он пользовался не-1
изменным и полным успехом. Говоря о|
себе и своих друзьях, он позже признавался: «Мы все пришли в литературу Бог
знает откуда, практически лишь из факта своего существования, из недр, не то,
чтобы от станка или от сохи, гораздо дальше — из умственного, интеллектуального, культурного небытия... Мы кого-то
читали, мы вообще очень много читали,
но никакой преемственности в том, чем
мы занимались, не было. Не было ощущения, что мы продолжаем какую-то традицию, что у нас были какие-то воспитатели, отцы. Мы действительно были если не пасынками, то в каком-то роде
сиротами...» И действительно, ни по темам, ни по духу многие тогдашние
поэты не укладывались в жесткие каноны советской поэзии. Прежде всего это
касалось самого Бродского. Чрезвычайное своеобразие его поэзии заключалось в том, что он сумел соединить в своих стихах, казалось бы, несоединимые
вещи: он скрестил авангард (с его новыми ритмами, рифмами, строфикой,
неологизмами, варваризмами, вульгаризмами) и классический подход (велеречивые периоды в духе XVIII века, тяжеловесность, неспешность). Даже короткие стихотворения Бродского поражали громоздкостью и сложностью речевых конструкций, синтаксической запутанностью, нагромождением придаточных, обилием обособленных обстоятельств и определений. (Не случайно
поэт Александр Кушнер уподоблял стих Бродского снежной лавине, обвалу в
горах.)
И хотя в стихах Бродского не было ничего антисоветского, они не нравились литературным чиновникам, потому что и советского в них тоже было
очень мало. Нелюбовь к себе властей юный поэт почувствовал очень рано. В
начале 60-х гг. его подвели под статью Указа «Об усилении борьбы с лицами,
уклоняющимися от общественно-полезного труда» В 1962 г. Бродского как
не числящегося ни при какой определенной работе, в первый раз вызвали в
милицию и предупредили об ответственности за тунеядство. Через год последовал второй вызов, а в 1964 г. Бродский был арестован На обвинения судьи
в тунеядстве Бродский отвечал, что он не бездельник, а поэт. Когда же его
спросили: «Кто зачислил его в поэты?», он отвечал' «Я думаю, что это от
Бога». Несмотря на протесты многих деятелей культуры Бродский был осужден и приговорен к пятилетней ссылке «с применением обязательного труда».
По этапу его доставили в глухую деревню Норинское Архангельской области.
ИОСИФ БРОДСКИЙ 437
Однако дело его вскоре получило большую огласку и вызвало множество протестов как в СССР, так и за рубежом. В связи с этим через полтора года
Бродский был освобожден. Но вернувшись в Ленинград, он по-прежнему
ощущал недоброжелательность властей. Печататься ему не давали. Зато большой интерес к его поэзии проявили зарубежные издательства. В 1965 г. в
США вышла первая книга Бродского «Стихотворения и поэмы», а в 1970 г.
вторая — «Остановка в пустыне». Бродский оказался перед выбором: либо
остаться в Советском Союзе и всю жизнь писать в стол, либо уехать на Запад
и сделаться диссидентом. Он выбрал второе и в июне 1972 г. навсегда покинул
родину.
Оказавшись за границей, Бродский отправился в Австрию к любимому им
Одену. Тот принял горячее участие в судьбе своего русского поклонника и
переводчика, помог ему сделать первые, самые трудные шаги и обустроиться.
Вторую родину Бродский нашел в США. В течение 24 лет он работал преподавателем в американских университетах: начал в большом Мичиганском и
Колумбийском, а в 1980 г. принял постоянную профессорскую должность в
Пяти колледжах в Массачусетсе. По свидетельству всех, кому пришлось с ним
общаться в это время, как преподаватель Бродский был явлением совершенно
необычным. Собственно и опыта на этом поприще у него не было никакого.
До отъезда из СССР он не только не преподавал, но и не учился в университете (он и среднюю школу, как уже говорилось, не окончил), а все свои колоссальные энциклопедические знания приобрел самообразованием. Надо также
отметить, что работать ему приходилось не с европейскими, а с американскими студентами, то есть с людьми, имевшими о европейской (а тем более русской) культуре самые поверхностные представления. Его коллеги, американские профессора, были достаточно терпимы к этим недостаткам, но Бродский
не желал с ними мириться. С первых занятий он предлагал своим слушателям
восполнить пробелы знаний как можно быстрее и делал это в довольно агрессивной форме. Американских студентов, которых никто никогда ни в чем не
упрекает и не стыдит, он ошеломлял заявлениями вроде такого: «Народ, который не знает своей истории, заслуживает быть завоеванным». Одна из студенток Бродского вспоминала: «В первый день занятий, раздавая нам список
литературы для прочтения, он сказал: «Вот чему вы должны посвятить жизнь
в течение двух следующих лет»». Список открывался «Бхагавадгитой», «Махабхаратой», «Гильгамешем», Ветхим Заветом. Далее шел перечень 130 книг,
включавший в себя Блаженного Августина, Фому Аквинского, Лютера, Кальвина, Данте, Петрарку, Боккаччо, Рабле, Шекспира, Сервантеса, Декарта,
Спинозу, Паскаля, Локка, Шопенгауэра и т. д. Отдельно шел список величайших поэтов XX века, который открывался именами Цветаевой, Ахматовой,
Мандельштама, Пастернака, Хлебникова, Заболоцкого. Все занятия Бродского были уроками медленного чтения текста. При этом глубина прочтения
любого произведения была поразительной. Если Бродский, к примеру, разбирал стихотворение Пушкина, то к разговору о строке, строфе, образе или
композиции привлекались тексты Овидия, Цветаевой или Норвида, а если он
читал Томаса Харди, то сопоставления могли быть с Пастернаком, Рильке,
Кавафисом или Вергилием. Все тексты Бродский всегда читал по памяти, без
шпаргалки, поражая слушателей своей поэтической эрудицией. Он блестяще
знал и очень любил англо-американских поэтов и умел завораживать американских студентов, разбирая жемчужины их поэзии. При всей его доброжелательности заниматься у Бродского было очень трудно. Однако студенты не
бунтовали против его интеллектуального прессинга и прощали Бродскому то,
что другому преподавателю вряд ли сошло бы с рук.
Между тем слава Бродского как поэта росла с каждым годом. Регулярно
выходили и переводились на иностранные языки сборники его русскоязычных стихов. Он пытался писать их и на английском, но неудачно. Гораздо
более он имел успеха как прозаик. Его первый сборник эссе «Less Than One»
(1986) получил в США премию как лучшая критическая книга года, а в Англии был признан «лучшей прозой на английском языке за последние несколько лет». В 1987 г. Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе.
К несчастью, Бродский отличался слабым здоровьем. В эмиграции он перенес две сложные операции на сердце, однако, вопреки настоятельным
просьбам врачей, так и не бросил курить. Пристрастие к сигарете (которую он
шутя называл «своим Дантесом») в конце концов свело его в могилу. Умер
Бродский в январе 1996 г.
Михаил Глинка — Петр Чайковский
Дмитрий Шостакович
Мироощущение русского народа насквозь музыкально, и
его разнообразный исторический опыт выразился прежде
всего в бесконечном множестве музыкальных тем и песен. Возникшая на этой богатой основе русская классическая музыка влилась в уже звучавшую мировую симфонию (мировую музыкальную культуру) своим особым, неповторимым, пронзительным напевом, без которого общее созвучие никогда бы не обрело ни исчерпывающей полноты, ни красоты гармоничного целого.
МИХАИЛ ГЛИНКА
Михаил Иванович Глинка родился в мае 1804 г. в селе Новоспасское Смоленской губернии. Отец его, капитан в отставке, был помещиком средней
руки. Начальное образование Глинка получил дома, причем музыка с детских
лет играла в его жизни огромную роль. Все Глинки были очень музыкальны.
В соседнем с Новоспасским имении Шмаково, где жил дядюшка Афанасий
Андреевич Глинка, содержался небольшой крепостной оркестр. Там часто устраивались музыкальные вечера. «Во время ужина, — вспоминал Глинка, —
обыкновенно играли русские песни, переложенные на 2 флейты, 2 кларнета и
2 фагота — и эти грустно-нежные, но вполне доступные для меня звуки мне
чрезвычайно нравились... и, может быть, эти песни, слышанные в ребячестве,
были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную русскую музыку». Когда Глинка подрос, его отправили
продолжать образование в столицу и осенью 1817г. поместили в Благородный
пансион при Петербургском Педагогическом институте. Учась там, он одновременно брал уроки музыки у лучших петербургских учителей того времени;
скрипача Франца /Бема, пианистов Джона Вильда и Карла Майера. Под их
руководством исполнительское мастерство Глинки достигло высокого совершенства. Однако в то время у него не было даже мысли о том, что музыка
когда-нибудь станет главным делом его жизни.
В 1822 г. Глинка окончил пансион. Отец хотел пристроить его по дипломатической части, но этот план не осуществился. В 1824 г. будущий композитор
начал служить помощником секретаря в Главном управлении путей сообщения. В свободное время он много и с упоением музицировал, начал сам сочинять фортепьянные пьесы и романсы. Одним из его первых признанных шедевров стал романс на стихи Баратынского «Не искушай меня без нужды». В
1828 г. Глинка подал в отставку, а в 1830 г. уехал для поправки здоровья в
І
Италию, где прожил три года. Среди
произведений этого периода особенную известность имел его романс «Венецианская ночь» на стихи Козлова,
плавная, качающаяся, как спокойные
волны, мелодия которого вся проникнута светлой радостью и негой. Тогда
же у него появилась мечта написать
русскую национальную оперу. («Тоска по отчизне, — вспоминал он впоследствии, — навела меня постепенно
на мысль писать по-русски».) Но
Глинка еще не считал себя достаточно подготовленным к этому трудному делу и потому по пути в Россию в
1833 г. провел несколько месяцев в Берлине, изучая у Зигфрида Дена технику
КОМПОЗИЦИИ.
Вернувшись в 1834 г. в Новоспасское, Глинка начал работу над оперой.
Дело это было новое и необычное, потому что национальной оперы, подобной всемирно известным произведениям Моцарта, Россини или Вебера, в
России в то время еще не существовало. То, что было создано в этой области
в XVIII — начале XIX века — комические, сентиментальные или сказочные
оперы, — занимало весьма скромное место в репертуаре даже самой России,
не говоря уже о других странах. Между тем Глинка чувствовал себя способным создать произведение, не уступающее лучшим европейским образцам. В
одном из писем он так писал о своих надеждах и затруднениях: «У меня есть
Проект в голове, идея... Мне кажется, что... я мог бы дать нашему театру
достойное его произведение... Главное состоит в выборе сюжета. Во всяком
случае я хочу, чтобы все было национальным: прежде всего — сюжет, но и
музыка тоже — настолько, чтобы мои дорогие соотечественники чувствовали
себя дома, а за границей меня не сочли хвастунишкой, вороной, которая вздумала рядиться в чужие перья». Подобающий сюжет вскоре был найден — по
совету Жуковского, Глинка решил сделать центральным событием своей оперы известный подвиг Ивана Сусанина. Этот образ сразу определил все произведение: отдельные мелодии и образы, возникавшие прежде в голове композитора, теперь сразу слились в единое целое. Глинка начал работу с огромным
воодушевлением и сочинил почти всю оперу, не дожидаясь слов. Трудная и
новаторская задача — воплотить образы в подлинно национальной по звучанию музыке — получила в опере совершенное воплощение. Причем Глинка
не стремился заимствовать в своей музыке расхожие народные темы и напевы, но он так проник в их характер и так сумел слить свои мелодии с духом
народной музыки, что ему удалось создать совершенно оригинальную и в то
же время подлинно русскую, национальную музыку. К сожалению, либретто
было далеко не так совершенно. Поначалу его предполагал написать сам Жуковский, но, загруженный другими делами, отказался. Глинка предлагал взяться
за него Соллогубу и Кукольнику, но и тут дальше разговоров дело не пошло.
После всех этих неудач судьба свела Глинку с бароном Розеном, в котором он
МИХАИЛ ГЛИНКА 441
наконец нашел дельного и понимающего сотрудника. «Ему предстояло немало труда, — писал Глинка. — Большая часть не только тем, но и разработки
пьес были сделаны, и ему надлежало подделывать слова под музыку, требовавшую иногда самых странных размеров; барон Розен был на это молодец;
заложишь, бывало, столько-то стихов такого-то размера, двух-трехсложного и
даже небывалого, ему все равно — придешь через день, уж и готово...» Правда, и стихи Розена были весьма далеки от совершенства, но выбирать Глинке
не приходилось. В начале 1836 г. начались хлопоты о постановке оперы в
Большом театре. Чтобы легче добиться разрешения, Глинка посвятил ее Николаю I. По желанию императора опера получила название «Жизнь за царя».
Премьера состоялась в ноябре 1836 г. и стала настоящим культурным событием. Присутствовал весь высший свет во главе с самим императором. Налицо был и весь цвет тогдашней русской литературы, включая Пушкина,
Жуковского, Вяземского. Как и следовало ожидать, слушатели отнеслись к
творению Глинки неоднозначно. Многих поразило непривычное (как многим
показалось, излишне «простонародное») звучание музыки. Необычным было
также и то, что здесь впервые оказались поднятыми до высокой трагедии
переживания простых русских крестьян. (До этого в операх русских композиторов персонажи из народа появлялись только в бытовых, комических сценах.) Постановка породила самые разнообразные отзывы. «Помню хорошо то
колебание, — писал один из современников, — тот разлад, которые появление ее (оперы) произвело в петербургском артистическом мире и в тогдашней
публике. Музыкальные педанты, пользовавшиеся тогда большим авторитетом, говорили о новой опере, презрительно пожимая плечами, и лишь немногие беспристрастные любители и знатоки утверждали, что Глинка большой
самородный талант». Впрочем, государю опера понравилась. Он громко аплодировал, пригласил Глинку в свою ложу и выразил ему одобрение. Все истинные ценители искусства также были в восторге от произведения Глинки. После премьеры известный театральный критик князь Одоевский пророчески писал:
«Этой оперой решался важный вопрос для искусства вообще и для русского
искусства в особенности, а именно: существования русской оперы, русской
музыки... С оперою Глинки... в искусстве... начинается... новый период —
период русской музыки». Успех принес Глинке широкую известность и способствовал его карьере — император пригласил его руководить хором своей
Придворной певческой капеллы. Эта почетная, но хлопотливая должность
отнимала много времени, требовала разъездов и обязывала присутствовать на
всех придворных праздниках в Аничковом и Зимнем дворцах. Глинка поначалу горячо отдался новым заботам, но потом начал ими тяготиться.
В 1835 г. Глинка вступил в брак с Марьей Петровной Ивановой. Он женился по любви, однако его семейная жизнь сложилась неудачно. Жена, женщина капризная и далекая от всех интересов и увлечений мужа, вскоре начала
открыто изменять ему. Постоянные ссоры и семейные сцены стали для Глинки тяжелым жизненным испытанием. Некоторое отдохновение он обрел в
своих чувствах к Екатерине Ермолаевне Керн, горячее увлечение которой он
пережил во второй половине 30-х гг. Ей Глинка посвятил знаменитый «Вальсфантазию» (легкий, трепетный ритм вальса как будто рисовал прелестный
облик девушки, ее воздушную походку и быстрые движения — это был порт
рет, нарисованный звуками). Она же вдохновила его написать романс «Я помню чудное мгновенье» на стихи Пушкина. В 1839 г., уличив жену в неверно
сти. Глинка начал с ней бракоразводный процесс, который растянулся н,
много лет (брак был расторгнут только в 1846 г.) и отнял у композитора мног<
сил и нервов. «Все петербургское бабье, — писал позже Глинка в своих «За
писках», — восстало против меня, и злословию их не было пределов. Я во
избежание неприятных посещений не допускал к себе никого, кроме немногих самых искренних приятелей». Тогда же он подал в отставку из капеллы.
Освободившись от служебных обязанностей и семейных неурядиц. Глинка
в 1840 г. с головой ушел в работу над второй своей оперой — «Руслан и Людмила», создаваемой по известной поэме Пушкина. Либретто для нее, по просьбе
Глинки, написал поэт-любитель Михаил Ширков. Отбросив шутливый тон
поэмы. Глинка развил заложенное в ней эпическое начало. По глубине мысли
опера Глинки значительно превосходит юношеское творение Пушкина. Композитор много потрудился над созданием углубленных образов своих героев и
сумел средствами музыки удивительно ярко и точно показать их психологию.
Точно так же по ходу оперы с поразительным мастерством переданы малейшие движения чувств: страх, робость, гнев, удивление. Настоящими жемчужинами стали музыкальные вступления перед началом действий: каждое из
них — это маленькое чудо и по изяществу, и по точности музыкальных характеристик. Многие музыкальные темы, например, марш Черномора, баллада
Финна, партия Головы — принадлежат к шедеврам мировой музыкальной
культуры.
Опера была закончена летом 1842 г., а премьера состоялась в конце ноября
того же года. Из-за плохой постановки и несыгранности артистов она была
неудачной. (Николай I покинул театр еще до окончания спектакля.) Но уже
на третьем представлении положение начало выправляться — состав актеров
был несколько изменен, да и сами они постепенно входили в роль и начинали
от раза к разу играть все лучше. Как в свое время поэма Пушкина, опера
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |