- Где водка, вражина?
- Там! - Свинья безошибочно указал на дверцу комода.
- Пить пойдешь?
- Пойду!
Рядом с туалетом столпилась кучка народа.
- Эй, мужики, помогите дверь открыть, она там вены вскрывать собралась! - попросил кто то из стоящих, имея ввиду именинницу.
- Не, забейте... - зевнул продолжавший подпирать собой дверь ванной Пицца, - мы раньше тоже думали, что вскроет, дверь ломали, а ни хрена. Это у нее каждый второй день случается.
Друзья прошли на кухню. Заметив валяющееся под столом полуголое тело, подтащили его к дверному проему, забаррикадировав тем самым дверь. Тимон разлил водку по стаканам, и тут Пицца вытащил на свет припрятанные пирожки. Все складывалось довольно неплохо.
- Вот как вы думаете, че с Лерой стало, вроде нормальной девчонкой была? - задумался Дин, вспомнив увиденное.
- Я слышал, у нее с предками какая-то напряженка была. Она из дома уходила... – жуя, промямлил еще не проснувшийся Свинья. - Она тогда стопом куда то уехала, они ее в розыск объявили, причем чтобы в дурку сдать. Я точно не знаю, там какая-то то фигня в законе есть, ей тогда ж еще восемнадцати не было.
- Ну да, - продолжил Тимон, - нас тогда со Свиньей постоянно в РУВД вызывали, думали, мы знаем, где она. Потом она вернулась, пожила какое-то время и опять. Тогда и с хиппарями связалась.
- Все как всегда! - вдруг заорал Пицца, размахивая сосиской. - Ты ищешь опору, лезешь из вязкого болота, состоящего из проблем, разочарования, одиночества, приправленного ночной дождливой мглой. Ищешь жалкую поддержку во всем, в чем угодно! Начиная с уборки по дому и кончая мечтами о будущем, но стоит только покачнуться - и ты вновь оказываешься в этой трясине с головой.
- Причем подножки жизнь ставит все чаще, - заметил погрустневший Тимон, туша сигарету прямо о стол.
Тут тело под дверью зашевелилось.
- Пить будешь? - повторил Тимон свою фразу.
- Буду! - повторило тело фразу Свиньи.
Пицца налил проснувшемуся пареньку водки, и все молча выпили. Новобранец посмотрел на всех дружелюбными глазами, покачнулся и, взбрыкнув ногами, упал на прежнее место. Дверь заскрипела, и на кухню ввалился Белый.
- Валим, там предки приехали, ментами грозятся! Ох, Пицца, Пицца! - покачал головой Белый, - бери свои пирожки! Не пропадешь с тобой! Да и водку не забудьте, еще полночи в подъезде торчать.
После официального праздника началась заурядная школьная дискотека, мальчики разбредались по залу в поисках пар для танца, некоторые пробирались на улицу, выпить для храбрости. Отстраненно Аня наблюдала за происходящим, не сильно понимая, зачем осталась.
Мысли в голове двигались лениво, пока не увели ее в раннее детство.
Аня поежилась, в зале было прохладно. А в детстве почему-то даже зима была не холодной. Они носились по пушистым, сверкающим сугробам, а потом, падая в них без сил, наблюдали за кружащимися в свете фонаря снежинками. Они таяли на лице, хотя с одежды свисали сосульки. А дома ждала горячая ванна и мягкая постель.
Под тихую музыку память забредала все дальше. Огромное жаркое солнце красным диском садилось за крышу их дома, и тень от него медленно ползла по двору. Ей всегда нравилось наблюдать за этим. А иногда, когда она сидела дома, простудившись в весенних лужах, эта крадущаяся тень обозначала непременный приход ласкового майского тепла. Вместе с ней каждый день сползал снег, а на появившемся асфальте уже рисовались мелом «классики», и папа собирал семью на шашлыки. И все тогда было таким огромным, но таким родным!
Вечерняя летняя прохлада, акации у лавочки, клумбы во дворе, а позже такие яркие, слепящие звезды над головой. По вечерам, с подружками, они частенько разглядывали их, сидя на лавочке под ветками цветущей акации. Искренне не понимая носившихся с воплями по двору мальчишек. Они по-детски, испуганно и вполголоса, вслух представляли себе остальной огромный и незнакомый мир. Но их город, вне всяких сомнений, был самым лучшим городом на земле.
Тогда она впервые заметила, что в этом городе летней ночью небо темно-изумрудное. Аня считала так и сейчас, но с ней никто не соглашался, может, это только казалось из-за желтых фонарей на улицах, но ей нравилось думать, что это именно так.
- Можно вас? - оторвал ее от мыслей Женькин голос. Аня непонимающе и с возмущением уставилась на него. Похоже, началась какая-то медленная песня, и тот решил воспользоваться ситуацией. Аня устало покачала головой, краем глаза все же заметив, что не очень расстроившийся Евгений поднял с места ее соседку. Рядом плюхнулась вдоволь натанцевавшаяся Танька.
-Чего пригорюнилась? - выпалила она, заметив невеселый вид подруги. - Иди попляши, что ли, надо же где-то свой талант показывать!
- Покажу еще, не волнуйся...
- «Не обижайся!», помнишь? - хитро промурлыкала Танька.
- Ну конечно! - встрепенулась Аня; после одного случая это было кодовым словом, когда кто-нибудь из подружек начинал грустить.
Тогда родители обеих решили сбагрить дочек по какой-нибудь летней путевке и немного от них отдохнуть.
Маршрут вел в Кавказские горы, в городок, славящийся альпинизмом и местными красотами. Действительно, красота была невероятная, заснеженные вершины, скалы. Насторожило лишь то, что инструктор зачем-то спросил, умеют ли они плавать. На четвертый день любования достопримечательностями они влезли на небольшое плато, окруженное по краям скалами. Увиденное поразило всю женскую половину экспедиции, ибо мужскую заинтересовали раскиданные там и сям ржавые боеприпасы, оставшиеся еще с Отечественной войны, несмотря на строгий запрет инструктора в них не копаться.
Посреди плато была почти круглая впадина, на дне которой находилось чистейшее озеро. Наполненное то ли дождевой водой, то ли горными ручьями. Раскрыв рот, Танька и Аня, стоя на краю обрыва, разглядывали увиденное. Высота над водой была приличная, но и отсюда просматривался каждый камешек на дне.
- А как оно называется? - подала голос Танька.
- Да просто, - пожал плечами инструктор, - «Не обижайся!» - и тут же толкнул обеих в спину. Визжа, полетели подруги вниз, но выбрались все же довольные, вода в озере была прохладная, и очень освежала после долгого путешествия по горам. С тех пор «Не обижайся» стало для обеих воспоминанием, после которого тянуло улыбнуться.
А акации потом вырубили, почему-то вспомнила Аня. Да и после многих войн на Кавказе люди от туда казались теперь наглыми, и неприятно было слышать их гортанные голоса.
***
Компания вывалилась из подъезда, наспех похватав куртки.
Дин и Пицца предусмотрительно засунули свои косухи подальше в ящик комода, как бы кто в них не ушел, все-таки косухи, как и хакинги, были дефицитом. Искать косухи пришлось долго, так что из подъезда они выходили последними.
Когда друзья вышли на улицу, их взору представилась любопытная картина. Паренек, с которым они давеча пили на кухне, стоял на крыше заливающейся сигнализацией иномарки. «Ты хули на меня воешь, сука?!» - орал он, пританцовывая. В этот момент он подпрыгнул, оставив ботинком внушительную вмятину на краске автомобиля.
- Че случилось? - поинтересовался Дин у зевавшего неподалеку Свиньи.
- Да он мимо проходил, а она заголосила...
- А че?! - повернулся к ним парень в балахоне Nirvanы, - правильно все! Совсем охуели, пройти нельзя! А ну-ка, ребята! - Он толкнул впереди стоящих, и ватага бросилась на машину, как стая волков на обреченного оленя. Пропустить веселье не хотелось. Пицца, Тимон и Дин двинулись следом. Свинья уже вовсю скакал на капоте иномарки.
В мгновение ока новый автомобиль был превращен в груду металлолома. Ботинки сделали свое дело. Крыша была промята настолько, насколько позволили спинки сидений, кто-то даже умудрился колесо оторвать, но сигнализация не смолкла, выла, все больше раздражая пьяную компанию. На зов ее так никто и не вышел, «и на хуй ее ставить!», подумал Дин, хотя, вероятно, хозяин вряд ли хотел связываться с этой толпой отморозков.
Дело в том, что это был не первый акт подобного вандализма. Как-то Дин, Свинья и Пицца отправились посреди ночи за алкоголем. Путь их лежал по обочине дороги, Дин шагал ближе к центру. Через какое-то время дорогу им преградил ряд припаркованных автомобилей. Дин беспрепятственно прошел мимо, но для Пиццы со Свином это оказалось преградой. Молча переглянувшись, они вскочили на капот первой машины и невозмутимо продолжили свою прогулку, прыгая с машины на машину. Тогда все тоже обошлось. А слова, вроде: «Вы на них зарабатывали?» - в движении не приветствовались. Если им втроем нужно было беспробудно работать пятьдесят лет, чтобы купить квартиру, то и красивые иномарки нажиты были, это точно, не совсем честным путем.
Слезши с обломков чьей-то гордости, все призадумались, что делать дальше.
- Предлагаю куда-нибудь подальше от места происшествия, - нахмурился Тимон, - отойдем, да найдем какой-нибудь подъезд открытый. И, не дожидаясь ответа он, зашагал в темноту, громыхая хакингами.
Дин отметил, что вид его все же вызывает опасение.
Он вообще немного завидовал Тимону. Сам-то он просто жил, образом жизни являя протест против этой самой жизни, а у Тимоши была идея, какая-никакая, а все же идея! Идея эта, имела отражение и в одежде. Короткий черный бомбер-«штурмовик», недорогие, но подобранные джинсы, подвернутые и свободно болтающиеся над ботинками. Ниже тонкая, затянутая на глухо, высокой шнуровкой хакинга (отчего она казалась даже изящной) лодыжка. Начищенные массивные носы ботинок матово блестели в свете фонарей, тяжелыми подошвами уверенно печатали шаг.
***
Вообще в униформе скинов совмещалась практичность, мужественность и элегантность. Да она просто выглядела красиво. Из-за этого, во многом, из-за внешнего агрессивного вида, в движение стало попадать много случайных людей. Нет, конечно, были и те, кто на рынки ходил без денег, тупо отбирая у торговцев-носорогов понравившуюся вещь, в основном это были уже отслужившие в Чечне ребята. Но и сброда хватало. Как сам с презрением отзывался Тимон о новосибирских бритоголовых. Занимались, по его словам, они только тем, что распивали в центре дорогое пиво, да обсуждали свои новенькие нацарапанные ботиночки.
Сам Тимоша за три дня пребывания в Новосибирске пять раз угодил в милицию. В основном за хамское поведение. Но один раз они с каким-то скином Саней, с окраин Новосиба, хорошенько отделали забредших во дворик, где Тимон с Саней, будучи не вполне трезвы, обсуждали прелести национальной революции, китайцев. После этого они направились в центр города, где собирались модники, и принялись размахивать руками, поднимая всех на вооруженный бунт. Привело это лишь к тому, что парочка набралась спирта с местными панками.
Единственное, что полезного привез из поездки Тимон так это то, что можно ходить в двух бомберах сразу, если холодно, надев их друг на друга, и что новосибирские панки посреди ночи могут неизвестно откуда достать арбуз на закусь.
Кстати, благодаря бомберу, Тимон и ушел незамеченным еще с одной драки, учиненной в столице Сибири. Он, просто вывернул его наизнанку оранжевой стороной.
Дин догнал Тимона, который о чем-то негромко беседовал с Белым, и стал прислушиваться к их разговору.
- Я считаю, что христьянство - рабская религия вещал насупившись Белый. - Народ, основная серая масса, не поднимется ни на какое восстание. Хоть режь их, их сколько веков режут, бьют и грабят. С тех пор как крестили! Это поганая, призывающая к терпенью, религия сделала из Русского Воина - русского – раба! Сильного гордого человека россказнями про мученичество на земле и рай небесный загнала под палки помещиков и дубинки ментов, мол, давай, вьябывай и не бузи и все у тебя после смерти будет в шоколаде.
Вот в Вальхаллу как попадали, с мечом в руке, в битве павши, а в рай? Если сидел тише воды и ниже травы! Да и правительство наше сраное, - как-то странно перескочил Белый с темы на тему, - кормит народ каким-то говном с телеэкранов, лишь бы народ не поумнел вдруг, а то вдруг начнет задумываться, что у нас там правительство делает! Мозги уже у всех в кашицу превратились! Только и надо, чтоб телка была погрудастей, тачка покруче и хата на Рублевке, национальная идея у нас, видимо, такая. И ведь не доходит до народа, что никогда он этого не получит!
- Слышу НБПшные нотки! - оскалился Тимон.
Многие скины действительно проповедовали язычество, но в городе было несколько парней, которые, будучи националистами, умудрялись быть вдобавок кришнаитами. Это была местная достопримечательность. Сели, конечно, пораскинули мозгами, мол, где это видано! А потом рукой махнули, один хрен лысые! А про НБП Тимон вспомнил неслучайно, дело в том, что старший брат Белого как раз в НБП состоял. Национализм был их точкой соприкосновения; о большевизме они старались умалчивать. К НБП скины относились пренебрежительно, считая их горлопанами. Никаких крупных акций отделение в городе почему-то пока не устраивало. И сами фашисты властям нервы портили гораздо больше нацболов. В основном своим маршированием по городу отрядами по шесть человек, патрулируя притихшие дворики. А после нападения на синагогу и вполне успешного нападения на общежитие, набитое разного рода джигитами, администрация зашевелилась, опасаясь угрозы «Русского фашизма в отдельно взятом населенном пункте».
Все чаще в злачных местах рядом с экстремистски настроенными молодыми людьми невзрачный мужичок почитывал газетку, да вызывать кое-кого стали потихоньку в ФСБ.
Многие уже начали понимать, что бороться надо политическими методами, всех по дворам не перепинаешь. Походили на НБ митинги, покивали, покурили, газетки друг у друга почитали - да разошлись.
Пробовали объединяться с красными, но ничего дельного не получилось. Коммунисты считали их уличными оборванцами, бритые, в свою очередь, смотрели свысока на «коммуняк».
***
Дверь подъезда, который они облюбовали, была закрыта, но над козырьком находилась форточка, забитая куском фанеры. Пиццу забросили на козырек, где он без труда фанеру оторвал и просочился в образовавшийся проем.
Через мгновение он со словами «милости просим» открыл дверь изнутри. На лифте поднялись повыше, кто-то сразу завалился спать на расстеленных ковриках, некоторые уселись на ступеньках допивать водку. Пиццыны пирожки немало скрасили ожидание первых автобусов.
***
Разливая водку, вспоминали, как летом они ездили на лесное озеро, на ролевую игру. Свой лагерь тогда объявили «лагерем ихтиандров» и начали там мрачно бухать. Название было выбрано неслучайно, дело в том, что мертвецки пьяный Свинья, ночью, пока все спали, умудрился утопить в озере всю еду. Как он это сделал, он совершенно не помнил и по праву стал считаться главным «ихтиандром» во всем их «ихтиандоровском» клане.
С утра подъехала подмога в лице Тимона, притащившего десять литров чистого спирта. Из закуски оставался только хлеб и помидоры. Все пригорюнились, сидя на бережку и попивая спирт, разбавленный озерной водой, правда, прокипяченной. От этого напиток стал еще злее, так как был еще и горячий.
Положение спас пес по кличке Бим, которого с собой прихватил хозяин, их старый знакомый из «Солнечного». С хитрым видом зверюга разгуливала неподалеку. Такого подленького выражения на морде собаки доселе никто не видел, хотя пес он был не промах.
Случалось, что, гуляя с хозяином и его знакомыми, Бим специально заливался на местных овчарок и доберманов, а когда те обращали на него внимание, прятался за спины, точнее за ноги с ним гуляющих, и оттуда грозно тявкал. Приходилось его защищать, немало было покусано ног из-за Бимовской дерзости.
Однако в тот момент пес деловито удалился в сторону палаток вменяемых участников игры, а через какое-то время вернулся, таща в зубах внушительную палку колбасы. С ликующим гаканьем колбасу у собаки отобрали, впрочем, свою долю он получил.
Так продолжалось три раза, правда, на третий раз Бим, в силу своего характера, решил колбасу заныкать и съесть один, но собаку выследили в ближайших кустах.
По его, собачьему, примеру все решили, что ночью клан «ихтиандров» выходит на тропу войны. Палатку тут же объявили танком, Свинья даже бревно к ней приладил, чтобы на ствол танка похоже было.
Целью диверсионных вылазок, решили они, станут природные ресурсы эльфов, орков, по замечанию Пиццы, просто немцев, а ресурсами будут женщины, алкоголь и жратва.
Камуфляж был только у Тимона, поэтому его честно поделили. Штаны оставили хозяину, куртка досталась Дину, а кепка главному «ихтиандру», так что он стал еще и головой. По той же причине строй решили не менять, то есть ноги, они же Тимон, всегда должны быть справа, Дин в середине, и крайний - голова, чтобы при взгляде справа налево получался, хоть и частями, но целый камуфляжный человек. Решено было, что остальные пойдут так, и все разделились на небольшие группки.
Группки поползли в темноту во всех направлениях, вооруженные далеко не бутафорскими, как у ролевиков, топориками. Вскоре из леса послышались матюги. Видимо, доблестные «ихтиандры» принялись рубить крепления на палатках. Кто-то даже обезвредил целый отряд рыскающих орков, упав на них с дерева с криком «фашизм не пройдет!»
Через какое-то время камуфляжная троица выбралась на тропинку, соединяющую два лагеря, и, крадучись, направилась по ней. Внезапно из кустов раздался треск, и на тропинку выбрался человек не определенной в темноте внешности. «Мужики, сказал человек, я из Кемерова, не знаете, где тут хоббиты? Два часа их ищу!» Голова с ногами переглянулись и вырубили любителя Толкиена двумя точными ударами. Так же, не произнося ни звука, троица аккуратно положила «человека из Кемерова» в канавку рядом с тропинкой.
Когда вернулись в лагерь, выяснилось, что женщин в плен захватить не удалось, зато еды и бухла вынесли немало.
Дальнейшая ночь прошла весело, все делились впечатленьями и рассказывали о своих подвигах, а наутро пришло возмездие.
Сонных «ихтиандров» вытряхнули из палаток, точнее, из танков, где они почивали после бурной ночи, и решили выгнать на хуй с игрушки. Наступавших было намного больше, но храбрые «ихтиандры», оправдывая свое название, залезли по колено в озеро и принялись ожесточенно отбиваться топориками и канистрой со спиртом от злобных орд немецких захватчиков. В конце концов обе стороны плюнули.
Одна по той причине, что при помощи палок и бутафорских мечей этих идиотов из озера не вытащишь, самим мочиться не хотелось, «ихтиандры» же решили гордо покинуть сражение, потому что Пицца заприметил надвигающуюся грозу.
***
- Погоди, нас же не сразу выгнали, - вспомнил Тимон. - Я еще к ним на поляну с утра сходить успел, они там совет держали, обсуждали че-то. Я у девчонки, которая рядом стояла, лук взял и три раза в выступавшего выстрелил. Все три попал. Первый раз попал, он на меня посмотрел так нехорошо, ну, я плечами пожал, извини, мол, случайно. Второй раз посмотрел хуже, а на третий начал орать, что это мы себя ночью некультурно вели и гнать нас надо, сволочей!
- А я успел лягушонка поймать у палатки и пытал его, как вражеского разведчика, - оскалился Свинья, - одного не пойму, зачем второй батальон во главе с товарищем Пиццей выкрал у ролевиков чьи-то грязные джинсы!
- Так трофей... Ну так вот, - продолжил Пицца рассказ, обращаясь к Белому, которого в тот раз с ними не было, - гроза началась, куда деваться? Нашли какую-то дачу, полезли в нее, Свинья стекло высадил и мы на веранду забрались. У нас еще алкоголя немерено, нас человек двенадцать и собака, представляешь себе бригаду! Расположились как-то, выпили, повеселело, мы давай песни орать. А наутро смотрим, на даче, кроме нас, еще кто-то есть, ботинки стоят под дверью. Мы-то туда не заходили, всю ночь на веранде проторчали, там столик, лавочки, удобно! Да и дверь закрыта была, кто-то дергал, думал, укрыться чего найти. Я представляю, какого страха жильцы натерпелись.
- Еще бы, - вставил Дин, - такая свора демонов у них за дверью, на их
же веранде шабаш устроила на всю ночь, да еще вломилась в окно! Кстати, Свин тогда им, когда уходили, записку оставил, что специально приедет и стекло новое заместо разбитого вставит. Че, Свин, руки не доходят?
- Да у меня и ноги не дойдут, далеко! - буркнул тот, разливая. - А так бы вставил, да не, правда! - завертелся он, глядя в недоверчивые лица товарищей.
***
Придя домой, Дин без разговоров завалился спать. Снились мать, Пицца. Потом сон потек как-то совсем хаотично. Приснилась девчонка из ДК. Причем по сюжету сновидения встречались они давно и очень друг друга любили. Вновь появилось чувство безысходности, невозможности что-либо исправить. От него хотелось лезть на стены или расцарапать свою грудь и выбросить проклятое сердце.
Она лежала на кровати, он сидел рядом, держа ее горячую руку. Та же болезнь. Тот же невыносимый взгляд любимых, по-видимому, глаз. Та же ненависть к себе, что он-то, Дин, здоров. Она оторвалась от созерцания потолка, взглянула на него.
-Не переживай! - зашептала она пересохшими губами. - Я знаю, ты любишь. И даже когда меня не станет, ты будешь приходить сюда и ждать меня у подъезда...
Дин вздрогнул, открыл глаза, было холодно, черт возьми, он весь взмок от этого кошмара. В комнате было темно, он проспал весь день.
Дин стал нащупывать на полу сигареты и пепельницу. После смерти матери он курил, где ему вздумается. Он затянулся, дым немного взбодрил загнанный сном разум. В мозгу свербило. Рваным осколком застряла в нем эта проклятая невероятная по своей тоске картина расставания, сердце бешено колотилось. Вокруг осколка стали опухать ткани… И вдруг густая горечь заволокла душу. Он представил, что действительно сидит и ждет ее у подъезда. Под все теми же отчужденными тучами. Один против смерти. Не веря в нее, очевидную! Отрицая ее! Годами ждет свою любимую, которая никогда уже не выйдет! А он не верит. Он уверен, что когда-нибудь это произойдет, дверь откроется, и она улыбнется ему! Одинокая застывшая фигура на лавочке под дождем. Было невозможно, что эта улыбка куда-то исчезнет; не уедет, не уйдет, нет, ее просто не станет.
Дин встал, протопал к окну, закурив еще одну сигарету. Фонарь, мотавшийся за окном, брызгая светом, отгонял ночную мглу. Луч дергался из стороны в сторону, и пятно света плясало на сыром асфальте. Там, где оно оказывалось, мрак отступал, но подкрадывался с другой стороны.
- Нет, я определенно не хочу, чтобы ты умирала... - выдохнул он в стекло табачный дым.
ГЛАВА 7
«Умирающий город спит
Под тяжестью бетонного счастья
И он никогда не простит
Того кто посмеет быть несогласным
В разбитом камнем стекле
Отражается блеск наших глаз
Эй вы! Добрые люди! Кому не хуй делать,
Помолитесь за нас!..»
? Вдовиченко.
Машина плавно затормозила неподалеку от остановки.
- Ну, тут добежите, девчонки? - повернулся к ним Танькин папа. Аня еще раз отметила, что оптимизмом дочка пошла вся в отца. - А я за вами вечером заеду, по рукам?! - добавил он весело, когда они вылезали. Стекла в ДК уже вставили, да и на площади ничего больше не напоминало о батальной сцене.
***
Вчера Аня устроила матери допрос. Чем немало ее удивила.
На улице была противная погода, вновь за окнами страшно качались мрачные деревья. Одной в комнате было неуютно, и она направилась в спальню к родителям. Отец был еще на работе, мать, лежа в кровати, читала книгу. Аня забралась под одеяло, прижалась к ней. Мать улыбнулась в свете ночника и погладила ее по голове.
- А как вы с отцом познакомились? - спросила Аня немного погодя.
- Ты же знаешь, мы учились вместе... - На этот раз мать улыбнулась по-другому. Видно было, что она не прочь вспомнить все еще раз. - Ты знаешь, он ведь такой стеснительный был, - мечтательно продолжила мать, - он приносил огромные букеты черемухи, клал их под дверь, звонил и убегал. Мама моя, твоя бабушка, все ворчала. «Ну и ухажер! Просто герой, хоть бы раз показался!» Мы же тогда совсем молодыми были. Однажды студентами в поход поехали, на лыжах. Он мне свою куртку отдал, хоть и замерз окончательно, обратно принимать отказался.
Слушая мать, Аня слегка задремала. В комнате было тепло, и мягкое одеяло дреме способствовало. Она знала, что у ее отца с мамой была первая любовь, и до сих пор она не проходила. В каком-то роде отношения родителей были для нее идеалом, и она, наверное, даже мечтала о подобном. Впрочем, сейчас она не была в этом столь уверена.
- У тебя все будет еще лучше! - ласково говорила мать, угадав, о чем думает дочка. - Вот увидишь, первая любовь - это самое светлое чувство, и какой бы она ни была, она все равно счастливая! Ты будешь ее всегда вспоминать... - Она перевернула страницу, но уже не читала, думая о чем-то своем. - Да ты уже совсем сонная, как я погляжу… в общем, так: сегодня здесь спишь, а папаню мы на диван положим. Ему полезно на твердом поспать, а то совсем растолстел на своей должности! - еще раз улыбнулась мама, поплотнее укрывая дочь.
***
- Да хрен ли ты мне своим пулеметом сделаешь, - протянул Пицца, жмурясь на редкое осеннее солнышко, - ты пока его в мою сторону развернешь, я тебя из пистолета десять раз покрошу. Пулемет большой, тяжелый...
- Ну, а если у меня пистолет-пулемет, - не унимался Дин, - он же круче твоего пистолета!
- И чем же?
- Ну как чем? Тем, что он пулемет!
- Пистолет-пулемет круче пистолета тем, что он пистолет! - назидательно пробурчал Пицца.
- С дуба рухнул? Как один пистолет может быть лучше другого пистолета тем, что он пистолет?
- Тем, что он пистолет!
- Пулемет...
- Да потому что пистолет! И точка!
- Да причем тут пистолет, он же пулемет! Вот у тебя просто пистолет, а у меня пистолет-пулемет, и чем мой лучше твоего?!
- Пистолет-пулемет хорош тем, что он пистолет! - разозлился Пицца.
- Допустим, у меня кожаные штаны, они лучше твоих тем, что они кожаные.
- С чего ты взял, что у тебя штаны круче, да и не кожаные они у тебя.
- Не, не так, - догадался Дин, - пистолет-пулемет лучше пистолета, тем что он и пистолет и пулемет!
- Верно! - согласно закивал оппонент, и они стали думать, куда двинуться дальше.
Только что они забрали Пиццыну выручку с его работы, и теперь друзья бродили по улицам, не слишком понимая, куда податься дальше.
***
- А может, пивка? - предложил Пицца, - да посидим где-нибудь. Вроде не сильно холодно.
- А где сидеть, - вяло переспросил Дин, - если только... Пошли к ДК, на трубы.
- Да, можно... - Пицца задумчиво помял сигарету, поглядывая на нее, закурил. - Идем-то хоть не зря? Сам-то че о ней думаешь? - неожиданно спросил он.
- О ком? - не понял Дин.
- Ну о той, из ДК.
- Да, не знаю... - Дин выхватил у Пиццы окурок, затянулся и далеко забросил его щелчком пальцев. - Ну пошли, что ли... - закончил он.
***
Пока шли, Пицца вновь пустился в свои рассуждения на излюбленную тему.
-...Борьба с ним кончается пьянством, но спиваться нельзя! - булькал он, делая внушительные глотки пива. - Иначе так просто будет тебя осудить за твои взгляды на жизнь. Алкоголик, скажут, бомж, в общую могилу, под трактор. Им ведь даже крестов не ставят, так, яму выроют, бульдозером трупы туда скинут и им же заровняют. Плевать, что эти люди думали о чем-то, жили, судьбы у всех разные, что кто-то умнее или сильнее общества был, только общество не признает, что оно хуже этих людей, несмотря на то, что обеспечило им такую жизнь и вот такую вот смерть. Никогда не признает!
Толпа это не отдельный человек, это иная форма жизни. Хотя я все чаще вижу существ, рождающихся в этой форме. Даже наедине с собой они неразрывно связаны с массой. Их мысли - это мысли всех, их желания - это желания всех, их потребности и прочее. И в то же время они уверены в своей исключительности! - Пицца по своему обыкновению начал распаляться.
- Отвратительная штука эта толпа, за все времена не произведшая ничего хорошего. Гниющая изнутри и снаружи, сверлящая в себе дыры, чтобы явить свету свои дефекты, тут же вознося их в идеал. Идеалы, воняющие перегаром и генитальными выделениями, тут же находящие оправдания для новых грехов! Ух, уж какую высокую идею не подведут люди под что-нибудь мерзкое. Шлюха для них отброс, хотя не они ли виноваты в появлении этой профессии? Шлюху быть шлюхой заставляет, как правило, нужда, ну рабство, если совсем не повезло. А что, на твой взгляд, хуже, нужда или похоть?
- Это ж вроде несравнимые понятия, они же вроде в разных плоскостях лежат. Ну, в смысле, духовное там, материальное...
- А хрен его знает, что тут откуда растет, может, и напрямую связаны! - отмахнулся Пицца. - Суки! Они все спускают в унитаз, все то, что было еще живо! Все классики, как выяснилось, куча извращенцев. Неважно, что они сотворили, гораздо интереснее то, что они так же порочны, как современный мир, а то и хуже. Люди пытаются сравнять своих лучших представителей с худшими при помощи того же бульдозера, о коем я уже говорил, только сей бульдозер - это зависть и страх! Страх того, что вдруг и ты окажешься в безымянной яме, отвергнутый и неопознанный. А так в общей массе не видать твоих мелких грешков, если даже великие мира грешны.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |