Женя вскинула голову и проговорила:
— Я же сказала — не хочу я убирать вестибюль. Не хочу и не буду!
Среди членов штаба пронесся шопот. Шура строго посмотрела на Женю. Мария Михайловна нахмурилась и покачала головой. А Валя Малыгина наклонилась к ней и что-то быстро зашептала на ухо.
И только Тамара Петровна оставалась попрежнему невозмутимой. Она чуть наклонила голову, как бы говоря: «Этого-то я и ожидала!»
Шура поднялась на трибуну:
— Вот мы должны сейчас решить, как нам поступить с Женей Максимовой. Мы никому не позволим обижать наших малышек. Случилось неслыханное…
— Позор! — крикнула с места Майя.
— Но и Женю мы не хотим зря обижать, — продолжала Шура. — Надо решить по справедливости. И вот прошу высказаться.
Шура говорила негромко, четко, будто она была совсем спокойна. А на самом деле она очень волновалась. Она понимала, что ей предстоит нелегкая задача. Но отступать перед трудностями тоже не дело. Надо во что бы то ни стало найти правильное решение. Отступать пионерке не к лицу, да еще если ты начальник штаба.
— Слово имеет Кира Александрович. Пожалуйста, на трибуну, — все так же негромко проговорила Шура.
Обстоятельная, дотошная Кира во всех подробностях доложила о сегодняшнем происшествии, хотя это и так уже всем было известно.
Девочки одна за другой выступали с трибуны. Они говорили по-разному, но смысл был один: Женю надо наказать, а Нину поручить Лиде. Майя, которая всегда горячо стояла за справедливость, произнесла целую речь.
— У нас в Советском Союзе таких вещей быть не может. И прощать нельзя! — закончила она, и все ей захлопали.
Женя с поникшей головой стояла у стола. Она чувствовала, что все на нее смотрят, все ее осуждают — и девочки и воспитательницы. Ни одного ободряющего взгляда, ни одной улыбки.
А почему же Лида молчит? Лида — ее подруга, она ведь все должна понять. Она сейчас должна встать и сказать девочкам: «Это мы обидели Женю. Она не нарочно. Вернем ей Нину. Все равно я больше шефом не буду, раз я Женина подруга!»
Но Лида, видно, и не собиралась выступать. Она все накручивала на палец кончик косы и ни на кого не смотрела.
— Лида, председатель совета, почему ты не выскажешь свое мнение? — обратилась к ней Шура. — Мы хотим его знать.
Лида поднялась:
— Нина и Женя дружили. А сейчас прямо не понимаю, что с ней делается. — Лида посмотрела куда-то поверх Жениной головы. — И потом, что мы напишем дяде Ване? Я повязывала Жене пионерский галстук, а сейчас я считаю… надо ее строго наказать.
Женя, нахмурив брови, смотрела на край суконной красной скатерти. Девочки ждали ее ответа, но она молчала.
Обычно добродушная, уступчивая, Аля вдруг вскочила и сердито крикнула:
— Ее надо исключить из пионеров, раз не признается!
— Неверно! — еще громче крикнула Майя. — Ишь ты, какая быстрая!
— Тише! — остановила Шура расшумевшийся президиум. — Я вот что предлагаю…
Все сразу затихли. Женя впилась глазами в лицо Шуры: что же она сейчас скажет?
Шура встала и негромко, глядя то на красный стол, то на воспитательниц, проговорила:
— Давайте мы ее так накажем: не хочет ничего делать — и пускай не делает.
— Какое это наказание! — засмеялась Аля.
— А вот увидим какое! Женя, ты не хочешь прибирать вестибюль, не хочешь работать? — Шура посмотрела на завуча, точно спрашивая: «Правильно? Так?» — Мы разрешим Жене делать все, что она захочет, и освободим ее от всех ее обязанностей. Пусть живет как гостья.
Так и решили.
Глава тринадцатая. Гостья
Кто-то потянул одеяло и тихо проговорил:
— Вставай! Ты проспишь все на свете!
«А вот и не встану, раз Нину отобрали!» И Женя даже глаз не открыла. Ей вчера Шура сказала: «Ты теперь у нас гостья!» Ну и ладно, пусть гостья! А раз так, она сегодня может делать все, что захочет. Может и на зарядку не пойти.
Девочки давно поднялись. Они уже вернулись с зарядки. Дежурные начали прибирать спальню. А Женя все еще лежала в кровати.
Вот и опять кто-то подошел к ней.
— Аля, не тронь ее! — раздался Кирин голос. — Пусть ее делает что хочет!
А Женя опять задремала. Уж сегодня она выспится! Спать днем она привыкла еще у себя в автобусе. Дядя Саша и наборщики работали ночью, а отдыхать им приходилось днем. Женя тоже бывало до самого рассвета сидит и смотрит, как машина печатает газету. А когда все кругом встают, она спать ложится. И сейчас ее ничуть не смущало, что весь дом давно поднялся на ноги. Вожатая Валя будила ее: «Женя, ты в школу опоздаешь», но Женя и не подумала вставать. И кто знает, сколько бы она еще спала, но голод — не тетка, а вчера она не ужинала. Женя наконец открыла глаза и спустила ноги с кровати.
Вот тебе и раз! Где девочки?
В спальне пусто. Кровати застелены, пол натерт, все давно прибрано. Да она, чего доброго, в самом деле проспала школу!
Женя вскочила, натянула майку и трусы, достала из тумбочки мыльницу с круглым розовым пахучим мылом и побежала в умывальную.
По утрам умывальная была самым веселым местом. Сюда девочки прибегали смеющиеся, оживленные. Они только что под музыку делали зарядку, маршировали, прыгали. А холодная вода словно еще поддает задору! Девочки плещутся под кранами, растирают друг другу спину мохнатым полотенцем. А то кто-нибудь вдруг словно нечаянно как брызнет! Визг, писк, крик, смех — хоть уши затыкай.
Но сейчас в умывальной было пусто и мрачно. Наверху чуть теплилась маленькая лампочка. Из открытой форточки нестерпимо дуло. Женины руки и плечи покрылись пупырышками.
Она поежилась.
Нет, умываться вовсе не хотелось. Она осторожно приоткрыла кран. Кран сердито загудел.
Бррр!
Кое-как мазнув по лицу мокрыми руками, Женя вернулась в спальню. Полотенце и мыльницу швырнула на подоконник — пускай беспорядок! Пускай Лида увидит! Пускай Тамара Петровна узнает! Раз Нину отобрали!.. Надела домашнее платье и побежала в столовую.
В столовой тоже никого не оказалось. Все девочки были уже наверху. Они надевали форменные платья, собирались в школу. И в столовой одни дежурные, стуча тарелками и ножами, торопливо убирали со столов.
— Здрасте-пожалуйста! Это что за небывалое явление? — Майя уставилась на Женю, водя тряпкой по клеенке. — Где же ты была до сих пор?
— Хотела — и спала! — отрезала Женя. — А сейчас есть хочу. Что сегодня на завтрак?
Майя только плечами пожала:
— Пойди возьми хлеба. Нет-нет, сиди! Я забыла — ты ведь в гостях.
Она побежала на кухню и принесла тарелку гречневой каши, хлеб, масло, стакан молока:
— Кушайте, пожалуйста, будьте любезны!
Женя, не обращая внимания на Майкины ужимки, принялась за уже остывшую поджаренную с луком кашу.
Майя все хлопотала:
— Пожалуйста, вот вам ножик… Вот солонка… Кушайте, кушайте, не стесняйтесь!
Женя только плечами пожала: чудачка эта Майка!
Майя вытерла, столы и ушла. Женя осталась одна во всей огромной, сумрачной столовой. Но едва успела она покончить с едой, Майя опять была тут как тут. Схватила Женины тарелки, проворно сунула их в лоханку с горячей водой, сполоснула, вытерла. Вымыла стакан. Со стола смела крошки. Боясь опоздать в школу, она вихрем носилась из столовой в кухню, из кухни в столовую.
А Женя, поднимаясь по лестнице, вспомнила, что еще не заправила свою постель. Вошла в спальню и опешила: кровать уже застелена! Да еще как! Аккуратно, гладко, без морщинки. Полотенце висит на вешалке. А мыло? И мыло на месте — в тумбочке.
Кто же это сделал? Женя подошла к кровати и в недоумении потрогала покрывало. Чудеса!
Во дворе хлопнула калитка.
Женя подбежала к окну и увидела, как девочки, построившись парами, уходили в школу. На дворе уже оставался только хвост колонны. Кто-то крикнул, кто-то засмеялся, Шура Трушина — она шла самая последняя — со стуком закрыла калитку. И на дворе и во всем доме стало совсем-совсем тихо.
Догнать? Нет, опоздала! Ну и ладно!
«Капитан, капитан, улыбнитесь…» — запела Женя и сразу замолчала: голос ее раздавался непривычно гулко в опустевших комнатах.
В этом доме жили сто пятьдесят девочек, и, кажется, никогда здесь не умолкали смех, веселый гомон. И даже в часы, когда все готовили уроки и дом затихал, все же в этих больших комнатах жизнь шла своим чередом: то скрипнет стул, застучит мел по доске, то послышится громкий голос воспитательницы, объясняющей урок, или девочки, читающей слух.
А сейчас и дом и двор опустели. И Женя осталась совсем одна. Только где-то далеко внизу, среди сотейников, противней, дуршлаков и других предметов с не менее загадочными названиями, хозяйничала тетя Оля. Да у себя в кабинете переписывала в ведомость метки девочек Тамара Петровна.
Тишина угнетала Женю. Она почувствовала, что на нее находит какое-то оцепенение. И чтобы ему не поддаться, она, громко стуча каблуками, побежала в зал.
Но что делать одной в пустом зале!
Женя нахмурила брови. Не зная, чем заняться, подошла к роялю. Застучала пальцем по длинным белым клавишам:
«Ведь улыбка — это флаг корабля!»
Рояль откликался каким-то не своим, деревянным голосом. Женя провела рукой по всем клавишам сразу, как это делает Тоня Горбаченко, когда играет свою сонату. Но рояль не запел, а завопил.
Нет, она не певица и не музыкантша! Женя захлопнула крышку.
Но она знает, с кем поговорить, кому можно все рассказать, кто все поймет!
Женя побежала в пионерскую, вырвала листок из лежавшей на столе тетрадки дежурных и принялась писать:
Дорогой дядя Саша!
Мне очень скучно. Все девочки в школе, а я сижу одна…
Она отложила перо. Дядя Саша еще вообразит, что она заболела, и испугается. Нет, нельзя ему сегодня писать. Женя разорвала листок и пошла в библиотеку. На полках теснились новые книги, подаренные шефами к 7 ноября. Они так и манили своими пестрыми корешками!
Женя перебирала книгу за книгой. Откроет первую страницу, но сосредоточиться не может и, пробежав несколько фраз, листает дальше. И все книги показались ей одинаково непонятными и скучными. Скоро и на столе, и на подоконнике, и на стертых ступеньках деревянной переносной лестницы в беспорядке громоздились брошенные книги.
Ни одной интересной! Ни одной! Да зачем же она все их повытаскивала! Женя рассердилась, стала заталкивать книги на полки как попало: Гайдар и Андерсен, Мамин-Сибиряк, Толстой и Жюль Верн — всех подряд.
А она и не хочет читать! Она сейчас пойдет к тете Оле, вот что. Тетя Оля может порассказать такие истории, каких и в книжках не найдешь!
И, вбегая на кухню, сказала:
— Тетя Оля, давайте я вам помогу! Мне скучно одной!
Она взяла нож, достала из огромного бака круглую скользкую картофелину и стала ее разрезать.
С тетей Олей Женя подружилась, когда еще готовилась к экзаменам. И сейчас добродушной поварихе очень хотелось утешить девочку. Но тетя Оля знала про вчерашний сбор, про то, как решили пионерки. И она отняла у Жени нож и картошку и сказала:
— Нет, ты уж не утруждай себя. Пойди прогуляйся.
— Да я уже гуляла.
— Что ж такого. И еще погуляй. А потом придешь и будешь обедать.
Пришлось уйти. И как же она обрадовалась, когда внизу наконец хлопнула дверь, затопали десятки ног, зашумели первоклассницы! Женя выбежала их встречать. Вот с кем она будет сегодня весь день! Они любят ее, они все с ней дружат, им нет дела до пионерского «суда».
— Женя, здравствуй!.. Здравствуй, Женя!.. — смущенно, не глядя на нее, девочки пробегали мимо. Ни одна из них даже не подумала остановиться и рассказать председателю учебной комиссии про свои отметки, про то, что сегодня было в школе.
Возле вешалки Нина щеткой долго счищала снег с валенок. Потом обеими руками пригладила свои взъерошенные волосы. Это Женя приучила ее: «Надо быть аккуратной! Знаешь, как было у нас в отряде — попробуй попадись командиру непричесанная!»
Не шеф? Ну и пускай не шеф! А с Ниной они все равно будут дружить… Никто ее не любит, а Нина любит.
— Нина, — тихо сказала она, — пойдем со мной!
Она взяла Нину за руку и повела в пионерскую комнату. Нина привыкла во всем слушаться Женю и покорно шла за ней.
В пионерской Женя забралась с ней в самый укромный уголок — между колючкой и пианино.
— Нина, не надо на меня сердиться, — шопотом проговорила она. — Я не нарочно, я нечаянно… Давай дружить, как раньше!
— А я ничего… я не сержусь… Будем дружить… конечно, будем!
И Нина вдруг обняла Женю. Да разве она может сердиться на свою Женечку! Нет, Женя не хотела сделать ей больно. А во всем виновата Маринка. Это она рассказала про Пржевальского и верблюдов. А если бы не верблюды, то и не нужно было бы искать воду, Галя Гришина не тронула бы агаву, и никто бы не поссорился.
Женя посадила Нину к себе на колени.
— Прочитать тебе про деда Мороза? — Женя вспомнила, что в библиотеке она видела такую книжку. — Или, хочешь, я сама что-нибудь расскажу. Вот… Мальчик и девочка жили в деревне совсем одни. У них даже хлеба не было. Только ты не думай, они не ревели, как ты: чуть что — в слезы…
— А я уж давно не ревела! — горячо сказала Нина. — Я никогда больше не буду реветь!
— Да, так вот… Ребята жили одни, потому что в деревне были фашисты. Мальчик и говорит:
«Завтра Новый год. Как раньше бывало весело! Папа и мама дома, надарят игрушек. А какую елку приносил дед Мороз!»
А девочка и говорит:
«Вот бы сейчас пришел дед Мороз и привел нашего папу!»
И вдруг правда в комнату входит старик.
Девочка обрадовалась:
«Ты дед Мороз? Отведи нас к себе во дворец!»
«Да, — сказал старик, поглаживая свою длинную седую бороду, — я дед Мороз!»
И повел детей в лес. Они шли долго, устали. Старик вдруг остановился и говорит:
«Вот мой дворец, только он под землей. Партизанит теперь дед Мороз».
Ребята спустились в землянку и увидели своего папу…
— Это все по правде было? — Нина прижалась щекой к Жениной щеке.
— Конечно, по правде!
И Женя стала рассказывать, как партизаны праздновали Новый год. А Нина, непоседливая Нина боялась дохнуть, шевельнуться. Она могла бы хоть до самой ночи сидеть так и слушать…
В открытую дверь донеслись голоса Лиды, Шуры, Киры — из школы вернулись старшие.
Женя спохватилась:
— Ох, заболтались мы с тобой! А про уроки-то забыли!.. Что тебе задано на завтра? Давай после обеда вместе засядем, как раньше.
Нина соскользнула с ее колен.
— Ты куда? — Женя крепко ухватила ее за руку.
— Я сейчас… — Нина выдернула руку и выбежала из пионерской: задыхаясь, она влетела в коридор: — Лида, Шура! Девочки! Она знаете что сказала? Она сказала: «Я нечаянно!» Она больше не будет, простите Женю! Мы сейчас пойдем уроки готовить!
Девочки переглянулись.
— Нет, Нина, — негромко, но твердо сказала Шура, — она уже не перед одной тобой виновата.
— И уроки с ней нельзя учить?
— Нельзя. Ведь так на сборе решили…
Женя все слышала. Растерянная, она осталась стоять в тесном углу. Неужели девочки не разрешают Нине с ней заниматься? Ах, она гостья! Но ведь гостем быть очень весело. Почему же ей совсем не весело?
И встречаться сейчас с девочками Жене вовсе не хотелось. Она так и осталась в углу за колючкой, прижавшись к горячим толстым ребрам батареи.
Только после обеда, когда все разошлись по спальням, Женя украдкой спустилась в столовую. Она думала, что там уже никого нет и вместо обеда она что-нибудь попросит у тети Оли. Но за длинным столом, весело переговариваясь, Майя, Галя и Аля уплетали запеканку с вареньем. Стол их был особенный — стол дежурных. За этим столом можно было перекинуться лишним словечком. Даже Тамара Петровна смотрела сквозь пальцы на то, что порой девочки усядутся там слишком тесно, что порой оттуда послышатся чересчур громкие голоса.
Майя увидела Женю, вскочила, кинулась к столу, заставленному грязными тарелками, заметалась:
— Женечка, садись, я мигом!
И снова, как заправская официантка, подавала одно блюдо за другим.
За длинным столом стало еще веселее: дежурные косились на Женю и порхавшую вокруг нее Майю. Но Галя Платонова быстро спохватилась:
— Ладно, будет вам! Кончайте скорей, убирать надо!
Еще утром Мария Михайловна, проходя мимо, заметила, что Майя что-то слишком весело «обслуживает» Женю, и перед обедом подозвала старших:
— Девочки, наказали вы Женю правильно. Только, я вижу, кое-кого веселит, что она у нас гостья. Но ваши насмешки обижают Женю, а обида помешает ей понять свою вину.
Майя смутилась, а Шура сказала:
— Девочки, давайте будем посдержанней.
И теперь, хоть и трудно было удержаться от смеха, глядя на Майю, девочки заговорили о чем-то другом.
А Женя смотрела на шумливых дежурных, и ей стало еще обиднее и тяжелее.
Аля заметила, что Женя смотрит на нее.
— Женя, — сказала она, — пошли после обеда в рабочую комнату. Я тебе покажу, что задано по литературе. Там стихи…
— Захочу — и сама узнаю! — перебила Женя. Ей хотелось делать все наперекор.
— Смотри, как бы двойку не получить! — солидно произнесла Аля.
— Не твое дело! — осадила ее Женя. — Я завтра не пойду в школу. Мне и дома весело.
И чтобы никто не догадался, как ей тяжело и обидно, Женя с невозмутимым видом кивнула «официантке»:
— Спасибо, Майя!
Когда девочки в рабочих комнатах готовили уроки, Женя снова обнимала горячую батарею.
Разбудил ее какой-то шум. Кто-то бегал по коридору, слышались возбужденные голоса. А внизу, в сенях, девочки стучали и громыхали лопатами, скребками.
— «Ледяной воскресник»! — кричала Аля.
Каток будут делать. Нет, дудки, она больше не желает сидеть одна! И ведь она «ледовый бригадир» — так сами пионерки решили.
Женя быстро надела зеленую телогрейку, меховую шапку и выбежала в сад.
Во всех уголках сада работали метелки, лопаты, скребки. Девочки очищали главную аллею, сгребали снег к забору. Вдоль него уже вырос «горный хребет» со снежными вершинами.
— Раззудись, плечо! Размахнись, рука! — смеялась Аля и ловко вправо-влево размахивала метлой. — Что работаю — все мне спорится!
Весь сад был наполнен радостными голосами, песнями, шумом дружного, веселого труда. И Жене вдруг тоже стало легко и весело. Она побежала по разметенной дорожке, радуясь чудесному, бодрящему морозцу. Эх, сейчас она целый Казбек снега накидает! Как говорит Аля: «Раззудись, плечо!»
На тонком проводе медленно покачивались фонари, и вместе с ними покачивались причудливые тени закутанных в снег деревьев. Повсюду сверкал иней, лед, блестели сосульки.
— Девочки, дайте кто-нибудь лопату! — крикнула Женя. — Я вам покажу, как работать по-нашему, по-фронтовому!
— Лопату? — удивилась Галя Платонова. — Что ты!
А Кира сказала:
— Нет, Женечка, никаких лопат, ты еще можешь устать, белы рученьки заболят! Вот вечером, если хочешь, давай в шахматы сыграем.
— При чем тут шахматы! — Женя посмотрела по сторонам — нет ли где брошенной лопаты или хоть скребка, и споткнулась об Алину метлу.
— Болтаются тут под ногами! — буркнула Аля.
Женя отбежала к беседке. Тут ее обдало тучей белой тонкой пыли. Это Лида лопатой сбрасывала снег с крыши. Хлоп! С крыши снова сорвалась глыба. Хлоп! Хлоп! Хлоп!.. Вокруг беседки поднялась настоящая метель. Женя шарахнулась в сторону и наткнулась на санки с корзиной, полной снега. Корзина свалилась, снег высыпался.
— Женя, давай лучше бабу лепить! — крикнула Майя, скатывая огромный снежный ком.
Женя, нахмурясь, отошла к забору.
— Садись!
Кто-то вдруг подтолкнул ее на санки. Кто-то подхватил веревку и повез санки к беседке. На колени к Жене на ходу села Галя Гришина. На Галю навалилась Нина. Под общий смех Майя крикнула:
— Куча мала!
Санки перевернулись, девочки повалились в снег. Кира подбежала и стала всех поднимать, но сама очутилась в сугробе рядом с Женей.
Все смеялись, а Жене было не до смеха. Вчера на сборе у нее было только одно чувство: не извиняться, не уступить девочкам! Раз она гостья, она найдет себе дело по вкусу. А тут она наконец поняла: вот как они решили ее наказать — чтобы она томилась без всякого нужного дела!
Женя выбралась из сугроба и, не слушая девочек, которые звали ее играть, не отряхнувшись от снега, вышла во двор. И вдруг швырнула в снежную бабу снежком и побежала в дом. Она знает, что делать! Девочки забыли, что у нее есть еще тридцать пять подруг!
Сбросив пальто, Женя поспешила в рабочую комнату. На этажерке лежали портфели пятиклассниц. Женя открыла первый попавшийся портфель, достала тетрадь для домашних заданий «Ученицы пятого класса «В» Аллы Березкиной». Первый — арифметика, задачи № 309 и 311. Второй — литература, повторить: характеристика Гарасима из «Муму». Кажется, кто-то идет… Женя спрятала тетрадь за спину и отскочила от этажерки. Прислушалась. Нет, никого, в доме тихо.
Она снова открыла тетрадь. Так… Последний — история. Всего четыре урока.
Женя сунула тетрадь на место и побежала в пионерскую. Вот она узнала все, что надо, никого ни о чем не выспрашивая. Пусть Аля не воображает!
В уголке за пианино Женя приготовила уроки. Она бы и еще учила и учила, ей даже досадно было, что уроков мало, что все они такие легкие. Потому что ей опять стало нечего делать.
В комнату вошла Шура. Она только что вернулась из Дома пионеров. Ей, как начальнику строительства Города Мира, приходилось там часто бывать — то надо взять планы и чертежи, то посоветоваться с инструкторами.
— Женя, вот тебе. — Шура дала Жене бумажный ромбик — Маринкину записку.
Отчего ты не приходишь и не пишешь? Я прочла «Принц и нищий» и получила пятерку по арифметике. Напиши, какие у тебя и Нины отметки и что ты прочитала. Приходи с Ниной.
М. К.
Непременно надо ответить!
Женя сунула ромбик в карман и открыла книгу. Но она только делала вид, что читает, а сама прислушивалась к тому, о чем говорят пятиклассницы, собравшиеся возле пианино. Они, оказывается, готовят толстый альбом: «Жизнь и творчество А. С. Пушкина». Для школы! В нем будет полно картинок!
Лязгая ножницами, Галя Платонова старательно вырезала из журнала большой, во всю страницу, портрет поэта. «А ведь я столько его стихов знаю! — подумала Женя. — Всего «Руслана» хоть сейчас прочту и не собьюсь.
…Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…»
Жене представился темный, дремучий бор, еле заметная тропинка, и на ней следы диковинных невиданных зверей. Да в таком бору она сама бывала в Партизанском крае.
«Они меня не зовут! — с горечью думала Женя. — Ну и пускай!» Зато в пятом «В» у нее тридцать пять подруг, и уж они-то от Жени Максимовой не откажутся!
— Женя, ты приготовила уроки? — спросила Шура.
Женя хмуро ответила:
— Я заболела. Я в школу не пойду!
Конечно, Жене не терпелось пойти в школу. Она только виду не хотела подать.
Пускай думают, что она и завтра останется дома, пускай!
Глава четырнадцатая. Гнилой грипп
Утром Женя поднялась с таким видом, словно она в школу и не собирается.
Девочки забеспокоились:
— Женя, что с тобой? Надо в школу!
А она отвечала:
— Что хочу, то и делаю.
Девочки уже строились во дворе, а она, одетая по-домашнему, в вестибюле читала «Пионерскую правду». Вот здорово, какой каток открыли! И ледяную гору!
«Пусть они воображают, что я опять не пойду в школу. А я в самую последнюю минуту возьму и прибегу!»
В вестибюль влетела Галя Платонова. Второпях она и не заметила, что ее заснеженные валенки оставляют мокрые пятна на паркете.
— Будет тебе упрямиться! — Она потянула Женю за руку. — Пошли! До урока сорок минут осталось, мы опоздаем! Мы больше не можем тебя ждать! — Галя посмотрела на Женино платье и испугалась: — Да тебе еще переодеваться!
— Захочу, в два счета переоденусь! — сказала Женя.
Галя вышла из себя, крикнула:
— Захочу, и на второй год останусь! — и убежала.
Женя посмотрела на мокрые следы, темневшие на паркете. Видно, девочки и в самом деле беспокоятся, хотят, чтобы она пошла в школу, если Галя из-за нее даже забыла про паркет и пробежалась по нему в мокрых валенках! А ведь вестибюль — это зал дяди Вани.
Женя не выдержала. Она украдкой взяла в коридоре тряпку и, поминутно озираясь на дверь, досуха вытерла мокрые паркетины. Так же украдкой она взяла банку с мастикой, суконку и стала торопливо наводить блеск.
Часовая стрелка показывала семь часов тридцать минут, а Женя все еще терла пол. Тридцать три… тридцать пять… Надо идти, а то она опоздает! Но эта Упрямая паркетина не блестит и не блестит! Семь часов сорок минут… Через двадцать минут звонок… Женя что было сил водила суконкой взад и вперед. Ага, то-то же! Пол так и засверкал.
Женя помчалась в спальню. Раз-два — точно по сигналу «тревога», форменное платье уже на ней. Раз-два — волосы приглажены! Вот она уже схватила портфель, накинула пальто, нахлобучила ушанку и понеслась по тротуару, обгоняя прохожих.
Школа!
Женя кинула пальто гардеробщице и побежала наверх. Влетела в класс и в ту же секунду, словно вся школа только ее и ждала, надтреснуто задребезжал звонок.
— Девочки, здравствуйте! — крикнула Женя и покосилась на Галю.
Вот они, ее подруги, весь пятый «В»!
— Женя, как ты поздно!
— Ты же чуть не опоздала!
А староста Валя Афанасьева крикнула на весь класс:
— Женя, ты почему вчера не пришла? Болела?
— Что ты! Я никогда не болею!
И нарочно громко, чтобы ее услышали все девочки из детского дома, чтобы они не догадались, как ей вчера было тяжело и плохо, как она весь день себе места не находила, Женя сказала:
— Я вчера веселилась. — Она стала складывать учебники в парту. — Я пела, играла на рояле, каталась с горы в Доме пионеров… — И запнулась, покраснела.
Про гору — это у нее вырвалось нечаянно, она и сама не заметила, как это вышло. Она ведь только Гале Платоновой, только своим девочкам хотела показать, что никакая она не «наказанная», не «разнесчастная». И теперь ей стало неловко. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь!
— Ты каталась с горы? Какая ты счастливая! — подбежала к ней Вера Красикова. — Что было в Доме пионеров?
— Там, говорят, Гулливер! — подхватила Света. Икрамова.
Девочки окружили Женю, и ей пришлось рассказать, что было на катке.
— Гулливер выше дома… — Женя наморщила лоб, припоминая, что еще было на снимке в «Пионерской правде», — а кругом фонарики цветные, ветки всякие и вообще… — Она замолчала — почувствовала, что на нее пристально смотрит Галя Платонова.
Тут вошла классная руководительница и объявила, что сегодня арифметики не будет: Надежда Викторовна захворала, у нее грипп. А сейчас…
Что будет сейчас, все и так поняли. В класс вошла. Нина Андреевна и весело поздоровалась:
— Добрый день, девочки!
Она открыла журнал и стала отмечать отсутствующих.
— Женя Максимова, а почему ты вчера не была? Грипп? — ласково говорила Нина Андреевна.
Вчера Галя Платонова, чтобы выгородить подругу, сказала: «Максимова не совсем хорошо себя чувствует».
— Да, уж этот грипп, уж такая это болезнь… — Карелина продолжала писать, — не поймешь, то ли ты болен, то ли ты здоров… А температура как у тебя, нормальная?
Девочки заулыбались.
— Нор…нормальная, — ответила Женя заплетающимся языком.
— Нормальная? — участливо переспросила Нина Андреевна. — А при нормальной опаснее всего. Это гнилой грипп, он дает тяжелые осложнения. — Карелина кончила записывать и закрыла журнал. — И ты зря пришла в школу. Когда температура нормальная, организм, значит, не борется.
Женя окончательно растерялась:
— Нет, Нина Андреевна, что вы… Он ничего… он борется… — пролепетала Женя, сама не понимая, что говорит.
Сказать неправду, да еще Нине Андреевне, к которой она так привязалась! Женя целых два месяца ходила к ней на дом заниматься. И они не только грамматику проходили — они вместе читали Толстого, Тургенева, Пушкина. А сколько раз они вместе писали Наташе в Арктику, дяде Саше на Дальний Восток!.. И сейчас Женя даже побледнела от огорчения, вид у нее стал такой, словно она и впрямь больна. Учительница подошла к ней, потрепала ее короткие тугие косички:
— Дома-то, наверно, скучно было одной? Вот и пришла. Так, что ли?
Нина Андреевна говорила ласково, с таким сочувствием, что Женя позабыла обо всем.
— Ужасно было скучно! — вырвалось у нее. — Так скучно!..
Девочки в недоумении переглядывались, улыбались. Галя Платонова прикрыла лицо рукой. Позади раздался сдавленный смех. Застенчивая, обычно молчаливая Света Икрамова зажала себе рот обеими руками и валилась на парту.
— Икрамова, почему тебе весело? — строго спросила Нина Андреевна.
— Простите, я нечаянно… я просто… — Губы и щеки Светы вздрагивали, она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
Учительница подошла к ней. Класс замер.
— Итак, я жду. Объясни.
Света посмотрела на Женю, которая стояла с виновато опущенной головой. Нет, она не хотела выдавать подругу, у которой организм ни с того ни с сего борется! И Света невольно залилась громким, заразительным смехом. Девочки не выдержали. Смех прокатился по всем партам.
— Икрамова, что с тобой? Если не можешь успокоиться, выйди из класса!
Женя хотела броситься к Свете, крикнуть: «Нина Андреевна, Икрамова тут ни при чем! Это все из-за меня!» Но ведь тогда она должна рассказать все — и даже про то, как ее обидели. А это значит пойти против всего дома… И, не зная, как же поступить, она растерянно смотрела то на учительницу, то на Свету.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |