Но все знали, что опоздают.
Женя потянула платье из машины.
Лида рассердилась:
— Не трогай, не мешай! Нам и так не успеть!
Не унывала одна Аля. Она вертелась возле Лиды, давала советы, которых никто не слушал.
В двадцать часов сорок пять минут Лида вынула платье из машины. Жене стало жарко, когда все портнихи в один голос объявили, что тут еще столько работы…
Ничего не поделаешь, придется платье показать таким!
Все девочки стали помогать Нине одеваться. Лида торопливо прикалывала пуговицы, Галя что-то приметывала, Тоня что-то отпарывала.
— Ладно, сойдет! — Галя откусила нитку. — Только ты, Нина, не вертись. Главное, руки не поднимай… Не размахивай руками! И что у тебя за привычка!
Женя последний раз осмотрела пышный, нарядный сарафан с карманами:
— Пошли!
По коридору двинулась целая процессия. Впереди шла Женя. За ней выступала Нина — осторожно, боясь, что новое платье вот-вот свалится с нее. За ней следовали с булавками и иголками Лида, Тоня. Галя и Шура. Позади всех плелись малышки.
— Можно к вам? — спросила Женя.
Мария Михайловна сидела за столом; перед ней лежали большие листы бумаги, сверху донизу исписанные цифрами. Она подняла голову и с недоумением посмотрела на девочек.
Нина, вытянув шею, замерла посреди кабинета. Женя, точно телохранитель, стала позади. Остальные девочки толпились в дверях.
— Готово?.. Уже готово? — Мария Михайловна поднялась из-за стола.
Разглядывая платье, она одобрительно покачивала головой:
— Так… так… Подними руки… Руки по швам!..
Нина двигала руками неловко, не сгибая локтей, точно они вдруг стали деревянными.
— И пуговицы какие пришили! Покажи-ка!
Нина не шелохнулась. Никакие силы не заставили бы ее сделать хоть один шаг. Но Мария Михайловна сама к ней подошла.
Нина замерла. Она даже не дышала. Ей казалось: если она вздохнет — пуговицы, как горох, так и посыплются к ногам директора.
Мария Михайловна потрогала пуговицу, и она осталась у нее в руке. Приподняла пелерину и увидела огромные белые стежки.
— А это что еще такое? — сказала она, нащупав большую булавку на спине. — Обманщицы этакие!
Нина заморгала глазами, слезы потекли по ее щекам. Женя виновато потупилась.
Мария Михайловна пригладила Нинины вихры, обняла Женю:
— Кончайте, теперь уж пустяки остались… Нина, не плачь, пойдешь в Ботанический с Лидой и Женей. Можете даже завтра идти. — Она с минуту подумала. — И Алю с собой возьмете, она там всё знает.
«Не сердится! — обрадовалась Шура. — Значит, выручили Нину. А все эта новенькая, Женя Максимова!»
— Молодцы вы у меня, девочки, — продолжала Мария Михайловна. Она сняла очки, спрятала их в широкий кожаный футляр, похожий на ножны. — И помните: кто сегодня в малом не отступил, тот завтра и в большом не подведет. Вот тебе, Кира, и еще поговорка!
Глава одиннадцатая. Настоящий лес
Нина сбросила одеяло и, протирая заспанные глаза, босиком зашлепала к окну. Невеселая картина: небо в тучах, на тротуаре лужи. Асфальт стал совсем черный. Тамара Петровна, чего доброго, не пустит!
Весь сон разом соскочил с Нины. Скорей надо собираться, успеть выйти до дождя.
Осторожно надев уже готовый синий сарафан, Нина побежала в спальню старших. Женя вчера сказала: «Кто раньше проснется, тот всех будит».
Нина на цыпочках вошла в спальню. Женя крепко спала и даже похрапывала.
— Вставай, вставай — поздно!
Женя мигом вскочила, надела тапки и заторопила:
— Буди девочек!
Лида промычала: «А?.. Что?..» — и поднялась. А вот с Алей было похуже. Нина трясла ее за плечи, тянула за ноги, щекотала.
— Не просыпается! — Нина развела руками.
Женя сдернула с Али одеяло, а Лида вытащила из-под ее головы подушку.
— Не мешайте! Никуда я не пойду! — пробормотала Аля и, не открывая глаз, стала шарить рукой по кровати.
Но одеяла ей не отдали, и в конце концов Аля тоже встала.
В вестибюле хлопнула дверь. Это пришла Тамара Петровна. Она сегодня дежурная. Девочки выскочили к ней навстречу. Она, конечно, очень удивилась — что это они поднялись ни свет ни заря?
— Мы сегодня в Ботанический! — выпалила Нина.
Тамара Петровна, ничего не отвечая, сняла калоши, повесила на вешалку свой зеленый плащ, зонтик. Девочки поняли, что завуч почему-то не хочет их отпускать.
Нина шмыгнула носом, Аля надула губы, Женя сдвинула брови.
Тамара Петровна и в самом деле была недовольна. Она не любила, чтобы девочки отлучались одни. «Правда, — подумала она, — Лида Алексеева — девочка толковая, дисциплинированная, и на нее можно положиться. Мичуринец Аля Березкина отлично знает Ботанический. И все ведь уже решено». А Тамара Петровна старалась не менять раз принятые решения.
— Уж пустите их! — вмешалась тетя Даша. Она пришла вместе с завучем и старательно вытирала ноги о резиновый коврик. — Сегодня они у нас заслужили.
— Заслуженные! — подхватила Аля. — Тетя Даша верно сказала.
— Хорошо, идите, — сказала наконец Тамара Петровна. — Что обещано, то обещано.
И сразу после завтрака девочки отправились в Ботанический сад. Жене хотелось посмотреть Москву, и они поехали в троллейбусе самым длинным путем, через центр.
Троллейбус был голубой с желтым, совсем новенький, как игрушка. В открытые окна задувал ветер. Концы разноцветных билетных лент на груди кондуктора трепетали, точно бабочки.
Неугомонная Аля, выглядывая из окна, десятый раз объясняла:
— Сначала кольцо «А» Бульварное, потом «Б» Садовое. Понятно?
Женя уже отлично поняла: центр — это Кремль. От него, точно лучи от солнца, во все стороны расходятся улицы. Их пересекают улицы-кольца: Бульварное, Садовое…
На Кузнецком мосту девочки пересели в другой троллейбус. Но смотреть на улицы из окошка Жене наскучило, и возле Сретенского бульвара подруги вышли и весело зашагали по улице. Нина шла между Лидой и Женей. Нине казалось, что все прохожие смотрят на ее новый, нарядный сарафан, и она старалась вести себя, как большая, как Лида. Лида чинно шла, помахивая левой рукой, — и Нина тоже чинно выступала и с важностью помахивала левой рукой.
Вдруг Женя остановилась:
— Девочки, а знаете, чего нет на этой улице?
— Чего? — в один голос спросили Аля с Лидой.
— Ворот, вот чего! Смотрите, сколько мы идем, а вой только первые ворота. И то какие-то странные. — И она показала на низкие, похожие на тоннель ворота, над которыми высилась колокольня.
Девочки стали озираться. И верно, больше ворот нет. Сколько раз они ходили по Сретенке и ничего не замечали, а Женя как пришла, сразу увидела, что эта улица особенная, безворотная.
Незаметно за разговорами вся четверка подошла к темнозеленому забору Ботанического сада. Сторож открыл для них калитку — они оказались первыми посетителями.
Девочки степенно пошли по аллее. Женя с любопытством оглядывалась по сторонам: так вот он какой, Ботанический! Елка голубая, акация какая-то плакучая… Гортензия разрослась огромными кустами… А какие растения возле стеклянного дома! И у каждого дерева, у каждого кустика есть паспорт — дощечка с именем.
Девочки с любопытством разглядывали «золотое» дерево. У него были глянцевые, словно вощеные, листья с желтыми пятнами, как будто их золотой дождь обрызгал. Росло здесь и железное дерево и даже чортово дерево. Нина обежала вокруг него.
— Где, где чорт? — кричала она.
Огромная агава, как чудовищный спрут, извивала свои мясистые листья. Вокруг нее выстроились злые колючки, точно часовые в панцырях. «Агавы и кактусы — колодцы пустыни!» — с важностью объяснила Аля и потащила девочек в «субтропики» — к пробковому дубу, лаврам, кипарисам, оттуда на «крайний север», в «тундру», где расстилались мхи и лишайники. Потом поднялась на альпийскую горку. Там жарко горели желтые и красные маки, пробивались среди камней какие-то совсем особенные, очень крупные, темносиние васильки.
Аля не забыла и про японский садик с крошечными деревцами.
— «Дуб японский», — прочитала она вслух надпись на дощечке. — Ему двести лет.
Нина засмеялась и приставила к дубу свою ногу — макушка была чуть пониже ее колена.
— Вот тебе и растет-цветет зеленый дуб в могучей красоте! Лида, а почему он такой… лилипутистый?
— Такой вывели.
— А зачем такой вывели? Ведь большой лучше!
Хотя Лида много раз предупреждала — нельзя Нину дразнить, она не виновата, что так говорит, Женя не удержалась:
— Эх ты — «вучше»! И когда ты научишься!
— Никогда! — сказала Нина с отчаянием. — Я такая неспособная!
Жене стало стыдно, она обняла Нину:
— Что ты, я же просто так, я не смеюсь… У меня ведь сестричка тоже не выговаривала «л», когда маленькая была.
— А она где, твоя сестричка? — спросила Нина.
Женя промолчала. Тут Аля объявила, что оранжереи открыты, и девочки вместе с экскурсией ребят, одетых в форму с буквами «РУ» на пряжках, очутились в «пальмовом» лесу.
— Это финиковая пальма, гостья с Канарских островов, — стал рассказывать экскурсовод. — Она отлично чувствует себя у нас в Сухуми…
Он говорил долго — у каждой пальмы была своя, удивительная история, и ребята внимательно слушали. Вдруг Нина, расталкивая ремесленников, пробралась к экскурсоводу:
— А вы про такие, про быстрые деревья расскажите… которые быстро растут… — Она запнулась.
Лида, сделав страшные глаза, прижимала палец к губам. Но Женя улыбалась, и Нина, тряхнув головой, опять затараторила:
— А то мы вот посадили деревья весной, а они, знаете, очень тихо растут. А нам хочется, чтоб быстрее!
Вокруг засмеялись.
— Что ж, можно и про быстрые, это ты остроумно заметила, — ответил экскурсовод. — Австралийское дерево эвкалипт за год вырастает на полтора-два метра. Растет он и у нас — на Кавказе.
Аля с Лидой заглядывались на каждое дерево, на каждый кустик, на каждый цветок. Особенно их восхищали пальмы. Какие листья! Веера! Нет, точно опахала египетского фараона!
Но Жене все эти пышные, красивые, надменные растения казались чужими, какими-то безжизненными — толстые листья будто из зеленой кожи.
— Нина, ты оставайся, а я пойду искать настоящий лес, — негромко сказала она и стала пробираться к выходу.
Нина уцепилась за ее пояс:
— Я с тобой… я тоже хочу настоящий!
— Вы куда? — спросила Лида.
— Никуда. Мы вас в беседке подождем или у пруда.
Погода понемногу разгулялась. Сквозь просветы облаков показалось синее небо, выглянуло солнце. На аллеях играли ребята. Старушка-няня катила в коляске спящего мальчугана. Молоденькая мамаша вела за руку девочку, которая несла в желтой сетке огромный красный мяч.
Женя с Ниной вышли на тропинку. Да тут словно в чаще настоящего леса! Вековые вязы, дубы, лиственницы… В густой, сочной траве цветы на высоких стеблях…
Женя сделала несколько шагов и прислушалась.
— Чего ты слушаешь? — удивилась Нина.
— А я в лесу всегда так — иду и прислушиваюсь.
— И что? — У Нины глаза стали круглые.
— Ничего. А то кого-нибудь и встретишь…
— Кого встретишь?
Женя молчала.
— Женечка, кого?.. Кого? — не отставала Нина.
Она споткнулась о сухую ветку. Подняла ее и с размаху, боком, как мальчишка, кинула далеко в сторону.
— Да мало ли кого… Вот один раз в таком темном, густом лесу я шла и встретила…
— Волка?
— Нет, не волка. И при чем тут волк? Оттуда все волки поубежали.
— Почему?
— Потому что там были сильные бои. — Женя помолчала. — Я тебе не про волка — я тебе про партизанку, про девочку расскажу — как она в таком густом лесу была. Хочешь?
— Хочу! Очень!
Женя, словно что-то припоминая, начала:
— Да, так звали девочку Катя. Вот она идет лесом. Тропинка узкая, еще поуже этой. Ее чуть видно, уже сумерки. Кате надо торопиться. И вдруг она слышит — за деревьями кто-то стонет. Жалобно так… Человек какой-то. Катя к нему свернула. А кто знает — друг он или враг? Всякий может быть в лесу. Враг может еще другом прикинуться…
— И это был… враг? — выдохнула Нина.
— А ты не перебивай… Свернула она, значит, с тропинки и видит: земля усыпана сухими иглами, а трава кругом примята. На земле лежит раненый. Волосы у него густые, черные, и на них кровь. Раненый что-то бормочет быстро-быстро. Это у него бред. Все про часовых говорит. Ему мерещится, что они в него стреляют. Катя догадалась, что он советский солдат и убежал от фашистов из плена.
— А дальше? Что дальше?
— Раненый стонет: «Пи-и-ить!» Катя пошла искать воду. Видит — под корнями старой березы тоненькая струйка. Ручей бежит. Только зачерпнуть-то нечем — у нее нет ни банки, ни кружки. Она оторвала кусок платья и намочила в роднике. А раненый все стонет: «Пи-и-ить!» Катя выжала ему воду на губы. Губы у него черные, сухие. От жара запеклись. А потом совсем стемнело и настала ночь…
Женя точно снова услышала эту тревожную тишину ночного леса, полную шорохов и неясных звуков. Не умолкая, шепчутся беспокойные осины. Они напоминают: «Катя, пора уходить!» Торопят старые березы: «Катя, опоздаешь! Беги, скорее беги!»
А раненый стонет жалобно: «Пи-и-ить!..»
В потемках, спотыкаясь о корни деревьев, Катя идет к роднику.
Ветер клонит верхушки сосен.
Раненый спрашивает:
«Кто тут? Свой или чужой?» Он ничего не помнит, он только что очнулся.
«Не бойся, свои. — Катя нагибается над ним. — Дяденька, я тебя к своим сведу. Только подымись скорее, уйдут они».
Напрасно раненый пытается встать. Ноги не слушаются, голова кружится.
«Обопрись, обопрись на меня… Я сильная! — Катя тянет его. — Немцы в лесу шныряют, того гляди на нас наткнутся!»
«Нет, не могу я! И ты брось меня, слышишь, девочка? Прочь уходи, не то погибнешь здесь со мной».
Ветер шелестит в сухих листьях.
Катя прислушивается. Немцы?.. Нет, никого…
А раненый рассказывает, что он сержант, что зовут его Василием Павличенко. Немцы захватили его, когда он из горящего танка выскочил…
Рассвело, и снова настал день. За деревьями мелькают автоматы, фашистские каски.
Павличенко и Катя притаились. Заметят или не заметят? Что они могут сделать против десятка автоматчиков! Ведь оружия у них нет. А фашисты всё ближе, ближе…
Катя шепчет: «Только не стони, дяденька, миленький…»
Фашисты уже в двух шагах. Вдруг Катя услыхала:
«Ребята! Самаринов! Сюда!»
«Наши!» — вскрикнула Катя и кинулась к ним навстречу…
— И что? Что? — Нина затеребила Женю за рукав.
— …Лейтенант в фашистской форме подошел к ней, козырнул. Рыжий такой, весь в веснушках. А Катя ему и говорит: «Как вы меня нашли? Я же далеко от дороги ушла». А он смеется. Это был наш, партизанский разведчик, Петя Самаринов. Он нарочно переоделся фашистом. Он и говорит: «Очень даже просто, Катюша. Командир приказал — мы пошли и нашли!» Раз надо, все у него было «очень даже просто».
Женя замолчала. Ей все еще чудился густой, темный лес, раненый Вася Павличенко, весельчак и лихой разведчик Самаринов. Петя Самаринов!.. Она сама видела, как он погиб. Она тогда за ранеными ухаживала. Кто-то, видно, партизан выдал, и фашисты прорвались к палаткам санчасти. Петя бросился навстречу врагу с криком: «За Сталина! За…» — и упал, обливаясь кровью. Фашистская пуля сразила его насмерть…
Притихла и Инна. Она думала о девочке-партизанке, которая спасла раненого танкиста. И как Женя всегда интересно рассказывает! И ведь все это на самом деле было!..
Девочки медленно шли по тропинке. Перелетая с цветка на цветок, жужжала оса. Задорно чирикнув, из травы выпорхнул воробей. Оса засуетилась на синих лепестках цветка; длинный, тонкий стебелек его так и гнулся.
Нина вдруг обрадовалась:
— А я знаю! Ты про свою сестру говорила? Да? Ее зовут Катя!
— Нет, с чего ты взяла? Мою сестру зовут Зина.
— А где она, твоя сестричка?
— Не знаю где. Она… потерялась.
— Потерялась? Насовсем потерялась?
— Да, пока не нашлась. Она потерялась еще маленькая, ей четыре года было. А теперь она уже, наверное, такая вот, как ты. И такая же беленькая, и глаза голубые…
Дорожка оборвалась, и девочки остановились.
Нина стала гладить Женины волосы, лицо, руки:
— Ты… ты ничего… она найдется…
— Я тоже так думаю, — тихо проговорила Женя. — Я ее обязательно найду!.. Ну, да хватит об этом!
Она посмотрела на Нину и вдруг подбежала к раскидистому дереву с толстым морщинистым стволом:
— Хочешь, залезу?
Женя ухватилась за сук, подтянулась на руках и стала ловко карабкаться вверх, с ветки на ветку.
Нина опешила:
— Женечка, куда ты?
— Ничего, я сейчас! — донеслось с верхушки дерева. — Ты не бойся!
Одной рукой Женя крепко держалась за замшелый, сучковатый ствол. Узорчатые, с острыми краями листья щекотали лицо. Под ногами чуть потрескивала гибкая, гнущаяся ветка. Женя опять почувствовала себя партизанкой, разведчицей. Правда, вместо птичьих голосов сюда с улицы доносились гудки машин и звонки трамваев, а кругом высились многоэтажные дома.
Вдруг из-за деревьев раздался грозный голос:
— Это что еще такое?
И перед девочками на тропинке появился сторож.
Женя сверху как ни в чем не бывало спросила:
— Разве нельзя? Я же ничего не делаю, только вот «крылатку» хотела. Для нее. — И, переступив с ноги на ногу, Женя показала вниз. Ветки под ней затрещали, стали раскачиваться.
Сторож был вне себя:
— Слезь, говорю, немедленно! Вот уж будут тебе «крылатки»! Чтоб в Ботаническом — и по деревьям лазить… Да я такого отродясь не видывал! Обломаешь ветки, попортишь дерево… У нас клен не простой, а научный матерьял, поняла?
Не простой? Кто-кто, а Женя отлично знала, что этот клен — самый обыкновенный. В Белоруссии такие на каждом шагу попадаются. Но она и без того уже поняла, что в Ботаническом по деревьям лазить не положено. Сунув «крылатки» в карман, она начала спускаться. И хотя ей было смешно, что сторож боится, как бы клен не подломился, Женя теперь с опаской прикасалась к его скрытым густой листвой толстым веткам.
— Я же не знала. Вы не сердитесь, я сейчас!
Под ней еще оставалось много веток, но Женя повисла на руках и ловко спрыгнула прямо наземь.
— Как не стыдно, а еще девочки! — ворчал сторож.
Тут Нина набралась храбрости. Она подошла к сторожу, посмотрела снизу вверх и громко сказала:
— А вы на нее не кричите, раз ненарочно. Она не знала!
— Идите, идите отсюда! — не унимался сторож, яростно размахивая метлой во всю ширину аллеи. — Знаем мы, как вы «не знали»!
Глава двенадцатая. У киоска «Мосгорсправки»
Лида с Алей долго бродили по оранжерее вокруг бассейна. Они были на «берегу тропической реки», заросшем какими-то растениями с яркими полосатыми листьями. Диковинная виктория круциана распластала на воде огромные круглые листья с загнутыми краями.
Вдруг Лида спохватилась:
— А где девочки? Пошли скорее, они нас заждались!
Лида с Алей выскочили из оранжереи и побежали по аллее, где садовник латал какое-то дерево — «пломбировал» дупло. Вот и пруд. Вода в нем казалась густой, морщилась от ветра и была похожа на зеленый кисель с пенкой. Возле пруда под гигантской ивой — ее ствол и впятером не обхватишь — играли ребята.
— А где же наши? — Лида с тревогой озиралась по сторонам. — Ты, Аля, иди направо, а я пойду к тем деревьям. Встретимся здесь.
Лида пошла по тропинке. Она увидела за кустами знакомый синий сарафан, услышала сердитый голос сторожа. Прибавила шагу и очутилась возле старого, раскидистого клена. В его тени стояли Женя с Ниной, а сторож их отчитывал:
— Отправляйтесь домой, нечего тут… Погуляли, и ладно!
Лида испугалась:
— Нина, что ты опять натворила? — Она повернулась к сторожу: — Что случилось?
Старик посмотрел на Лиду из-под седых бровей:
— Да вот лазят, куда не положено. Хуже мальчишек, ей-богу!
Лида повела девочек к пруду, где их уже ждала Аля.
— Выкладывай, Нина, что случилось?
— Это не Нина, — наконец произнесла Женя, которая все время молчала, — она тут ни при чем. Это я.
И Женя рассказала, как она забралась на клен.
Выслушав ее, Лида еще больше рассердилась:
— Хуже маленькой!.. И пошли скорей, к обеду еще опоздаем. Тамара Петровна нам покажет, где раки зимуют!
Вся четверка вышла из Ботанического. Женя насупилась, держалась позади, особняком.
А Лида сердилась и даже не оглядывалась.
На улице было почему-то особенно оживленно. Люди спешили к Колхозной площади. Туда же на мотоциклах торопились милиционеры в белых кителях с золотыми пуговицами.
— Женя, что ты плетешься! — не выдержала Лида. Она очень беспокоилась о своих девочках, старалась, чтобы все они были на виду, тут, подле нее.
Но Женя упрямо шла поодаль.
Так они вышли на Колхозную площадь. Широкий тротуар был запружен людьми. Все смотрели влево, в сторону Садово-Спасской, откуда, блестя на солнце серебряными трубами и медными тарелками, приближался военный оркестр.
Лида с Ниной и Алей успели перейти на ту сторону, а Женя засмотрелась на раздувавших щеки трубачей, на барабанщика, который с важностью колотил по туго натянутой коже, и осталась на этой стороне.
Может, Лида ей и кричала что-нибудь, может звала, но за шумом оркестра Женя ничего не слышала. Да ей не до того сейчас было.
За оркестром рядами шагали знаменосцы. У каждого на груди сверкали золотая звезда и множество орденов и медалей. Это шли Герои Советского Союза.
Знамена плыли над площадью, точно огненные паруса.
— К параду готовятся, — проговорил кто-то позади Жени.
— Скажите, пожалуйста, а почему сегодня парад? — спросила Женя у высокого милиционера в белых перчатках.
— Это еще не парад, дочка, это еще подготовка к параду Победы. Видишь, со всех дивизий самые геройские герои собрались!
— А из нашей гвардейской, ордена Суворова тут есть? — Женя даже номер дивизии назвала.
Милиционер с удивлением посмотрел на Женю:
— Уж этого я тебе не скажу. Должны быть.
Женя во все глаза смотрела на колонну. Вдруг ей показалось, что там, справа, с самого края, шагает дядя Саша. Ни о чем не думая, Женя бросилась за ним. Она долго бежала по тротуару вдоль шеренги милиционеров, через площадь, опять по тротуару… Наконец ей удалось протиснуться к самой колонне.
— Дядя Саша… — начала было Женя и запнулась.
Широко улыбаясь, на нее смотрел чужой майор, только издали напоминавший дядю Сашу.
Женя остановилась. Куда она зашла? Где девочки?
Автобусы, троллейбусы, трамваи сновали вдоль и поперек этого шумного перекрестка. Трамвайных остановок было несколько, и номера трамваев все незнакомые.
Порыв ветра пузырем надул Женину юбку, пробежался по лужам, выжимая на них лунки, зашелестел на заборе, стараясь сорвать отставший край афиши. Посыпался дождик — мелкий, еле заметный.
Из магазина вышла женщина с большой клеенчатой сумкой, из которой выглядывали румяные батоны и консервные банки.
— Скажите, пожалуйста, как мне на Фурманный попасть?
Застегивая на ходу ворог своего прозрачного розового плаща, женщина ответила:
— Не знаю, это где-то далеко. Надо троллейбусом или трамваем. А что там, учреждение?
— Нет, — сказала Женя, — я там живу. В детском доме.
Женщина остановилась, поставила сумку на тротуар:
— В детском доме? А что ты здесь делаешь? И почему ты одна?
Женя объяснила, как она потеряла девочек.
— А деньги-то у тебя есть? — вдруг спросила женщина.
Женя покраснела. Денег на билет у нее не было, они остались у Лиды.
— Ничего, — сказала Женя, — может, меня кто подбросит — машин много. Мне бы только дорогу узнать.
Женщина с удивлением посмотрела на нее.
— Нет, так не годится. — Она вынула из кошелька мятый рубль, сунула его Жене в карман: — Вот, бери. И надо толком узнать, как тебе скорее добраться.
Она снова взяла сумку и перешла на другую сторону, где виднелся киоск. На стеклянном окошке было написано крупными белыми буквами:
СПРАВОЧНОЕ БЮРО МОСГОРСПРАВКИ
За стеклом сидела девушка в пестрой косынке.
— Фурманный переулок? — переспросила она. — Сейчас.
Девушка полистала потрепанный справочник и стала записывать на маленьком листочке: «Трамвай 37, троллейбусы «Б» и «10».
— У вас все трамваи и троллейбусы переписаны? — Женя с любопытством взглянула на справочник.
— Это что! Она адреса всех жителей Москвы знает, — улыбнулась женщина, доставая из кошелька монету, чтобы заплатить за справку.
— Мы и адреса иногородних, по всему СССР узнаем, — проговорила девушка.
Дождь припустил. Над Жениной головой пронесся скрипучий черный зонтик, и она испуганно пригнулась. Мимо пробежал мальчишка. Он смаху ступил в лужу и забрызгал Женины белые носки. Лужи подступали со всех сторон, и только у самого киоска еще оставался сухой островок. С крыши капало. Женщина с сумкой и Женя притиснулись к киоску.
— Вот видишь карточку? — И девушка показала карточку, которая лежала у нее на столе под стеклом.
Это была почтовая открытка, на каких пишут письма. Нет, это были две открытки сразу. На одной из них Женя прочитала:
Запрос в адресный стол милиции.
Прошу сообщить мне адрес, по какому в городе проживает граждан….. 1. Фамилия…..2. Имя….3. Отчество…..
На карточке было объяснено, как сделать запрос. Справку можно навести в любом городе или районном центре СССР. И совсем просто — надо только заполнить карточку и бросить в почтовый ящик. Адресный стол непременно ответит. Для этого и предназначается вторая открытка. На обороте ее напечатано:
По сведениям адресного стола граждан…. проживает по улице…. в доме №….
— Вот здорово! — проговорила Женя. — И у вас их много?
Девушка отобрала карточку:
— Нет, только одна. Образец. А продаются карточки на улице Кирова, двадцать шесть, Главный почтамт.
Она протянула Жене листок с номерами троллейбусов и трамвая.
— Девочка, надо подождать — ишь как льет, — сказала женщина, стараясь укрыть сумку от дождя.
Но Женя торопилась:
— Нет, мне надо домой!
Она взяла листок, поблагодарила и побежала к трамваю.
Глава тринадцатая. «Поручите мне Нину»
На плотном белом листе альбома Шура Трушина выводила синей краской:
Юноше,
обдумывающему
житье,
решающему —
сделать бы жизнь с кого,
скажу
не задумываясь:
— Делай ее
с товарища
Дзержинского.
В. Маяковский
Рядом за столом Галя, Майя и Кира просматривали кипы старых газет и журналов со снимками из жизни товарища Дзержинского.
Вот и еще фото — Феликс Эдмундович у московских железнодорожников. А вот он на Украине, около домны. Вот он среди ребят в детском доме.
Девочки готовили альбом для своей библиотеки. На заглавном листе Лида своим самым лучшим почерком еще несколько дней назад «напечатала»:
«Когда… вспоминаешь весь пройденный путь тов. Дзержинского — тюрьмы, каторгу, ссылку, Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, восстановление разрушенного транспорта, строительство молодой социалистической промышленности, — хочется одним словом охарактеризовать эту кипучую жизнь:
горение.
…Он сгорел на работе во имя интересов пролетариата, во имя победы коммунизма.
И. СТАЛИН»
А сейчас Шура обведет эти слова красивой рамкой, для которой она придумала совсем особенный, сложный орнамент.
Девочки все утро писали, Срисовывали, наклеивали. Но сейчас, после обеда, работа застопорилась. На Шуриной кисточке и краска-то давно засохла. Шура вот уж сколько времени смотрит в окно, за которым сеется мелкий дождь. Почему-то Лида, Женя, Аля и Нина к обеду не вернулись.
— Девочки, а наша четверка все еще не пришла? — спросила Тамара Петровна, входя в пионерскую комнату.
Она казалась спокойной, как всегда. Но на самом деле она тревожилась. Где девочки? И ведь чуяло ее сердце — нельзя было их отпускать одних. Женя еще новенькая, мало ли что может случиться…
— Пока нет, Тамара Петровна!
— Тамара Петровна, — поднялась Шура, — позвольте, я схожу в Ботанический.
— И я тоже! И мы поедем! — в один голос сказали Кира и Майя.
В это время дверь отворилась, и в комнату вошла Женя.
— Наконец-то! Почему так поздно? — мягко спросила Тамара Петровна.
Она никогда не начинала с выговора. Сначала надо проверить, так ли уж девочки виноваты. Москва велика — мало ли что могло их задержать!
А Женя вместо объяснений положила кленовые «носы» на стол возле Шуры, которая снова взялась за кисточку.
— Это я Нине! — объявила Женя. — Они перезимовали на дереве, и если их посадить в землю, могут вырасти настоящие клены.
— Так уж сразу и вырастут! — усмехнулась Галя. — Это совсем не просто!
— Сразу не сразу, а вырастут.
— Погодите, девочки. — Тамара Петровна строго посмотрела на Женю: — А где Нина, где Лида? Она самая старшая, она должна дать мне отчет. Где девочки?
— Как «где»? — испугалась Женя. — Неужели их еще нет?
— А разве вы не вместе были? — спросила Тамара Петровна, с шумом опуская на стол кипу журналов, которые она достала из шкафа.
Шурина рука дрогнула. Кира застыла с ножницами в руках. Галя и Майя переглянулись.
— Я бы от них не отстала, но тут парад… И я бы их нашла потом, только я очень далеко зашла… — сбивчиво объясняла Женя.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |