Предыстория «Донской армии» 3 страница

На Дону общий уровень грамотности населения был выше среднероссийского. Сам город Новочеркасск по количеству учащейся молодежи в процентном отношении превосходил Оксфорд. Кроме юнкерского училища и кадетского корпуса, готовивших профессиональных военных, здесь находились политехнический институт, учительский институт, духовная семинария, несколько гимназий, сельскохозяйственное и землемерное училища, коммерческое училище и т. д. Вот из этого контингента и стал формировать Чернецов свой отряд. Первым записавшимся был кадет Кутырев из Донского корпуса[107].

Через несколько недель после начала формирования, перед Рождеством, корреспонденты, побывавшие у Чернецова на станции Щетово, описали его отряд следующим образом: отряд состоял примерно из 140 бойцов, организационно напоминал пешую сотню и делился на 4 взвода. 1-й взвод назывался «вольноопределяющийся», 3-й – «кадетский», 4-й – «непромокаемый». О названии 2-го взвода ничего не сказано, упоминается, что состоял он из казаков и крестьян и был пополнен студентами. Своего рода чужеродным элементом, привлекшим внимание корреспондентов, стали два казака-фронтовика, какой-то седоусый дед и лакей киевского кафешантана. Среди командиров названы старший офицер сотни поручик Василий Курочкин и хорунжий Григорий Сидоренков.

Часть бойцов носила свою форменную одежду – студенческую, гимназическую, часть была переодета в солдатскую форму, получила захваченные у какого-то эшелона шинели и папахи.

Вновь прибывшие проверялись на знание ружейных приемов, на что уходило 5 минут. Ситуация облегчалась тем, что в годы 1 мировой войны учащиеся прямо в учебных заведениях обучались простейшим строевым и ружейным приемам. Бойцы отряда настойчиво демонстрировали свою принадлежность к казачеству, отряд назывался «сотней», при каждом удобном случае пели казачьи песни и даже здороваться старались по обычаю – «Здорово ночевали» - «Слава Богу!» и пр.

Сам Чернецов, судя по сохранившимся фотографиям и описаниям, был среднего роста, коренаст, мускулист, смугл, румян, коротко стрижен «бобриком». Зимой 1917-18 гг. он носил полушубок без погон, крытый синим сукном, и цветную фуражку мирного времени.

Он сам творил свою легенду, называл себя «Угольных дел мастером», «Донским Рененкампфом», «энергичным комендантом без сердца и жалости»; вышло так, что достоянием прессы стало его высказывание: «Я люблю красивую жизнь и строю ее по-красивому». И журналисты подхватили эту волну – «Но проснулся донской Степан Разин, сын степей, есаул Чернецов». А вскользь, без деталей, брошенная фраза: «А татарочку помнишь? Ее уже нет. Вчера она застрелилась»[108] придавала образу «энергичного коменданта» толику демонизма.

В боях за Ростов начавший формироваться отряд Чернецова не участвовал, он двинулся по железной дороге на север от Новочеркасска и занял крупнейший шахтерский поселок Александровск-Грушевский. Севернее, на станции Горной, отряд понес первые потери – погиб семинарист Федор Никонов. Затем Чернецов вышел на границу Дона и Украины и занял станцию Щетово на ветке Зверево-Дебальцево на украинской территории.

Война велась «эшелонная». Как писал один из первых историков гражданской войны, «небольшое количество активных вооруженных сил, которыми располагали обе стороны для решения задач местного значения, и слабость их первоначальной организации привязывали эти силы к линиям железных дорог… «Армии» в несколько сот человек, разъезжая в эшелонах и быстро, благодаря этому, сосредотачиваясь на совершенно неожиданных направлениях, в несколько дней решают судьбу самых сложных и обширных операций»[109].

Бои велись за узловые железнодорожные станции. Две-три сотни бойцов подкатывали на поезде к станции, высаживались, рассыпали цепь. С платформ поезда начинали бить пушки. Противник, если он был силен, отбивался и заставлял нападающих погрузиться в эшелон и убраться, если же оказывался слабее, срочно грузился сам. На следующей станции повторялось то же самое.

Примерно три недели, с первых чисел декабря и до Рождества больших боев не было. Большевики подтягивали силы к границам Дона. С севера, от Воронежа на Чертково выходил отряд Г. Петрова (одного из будущих 26 бакинских комиссаров) в 3000 штыков при 40 пулеметах и 12 орудиях. В Донбассе сосредотачивались отряды Р. Сиверса (1165 штыков, 97 сабель, 14 пулеметов, 6 орудий) и Ю. Саблина (1900 штыков, батарея, 8 пулеметов). 22 декабря отряд Сиверса, идущий из Харькова, соединился с донецкими рудничными красногвардейцами. Отряд Саблина расположился в Луганске. На помощь Сиверсу и Саблину шли снятые с германского фронта солдатские полки. По дороге они разлагались, митинговали, пьянствовали, разбегались. Конечной целью их было – добраться до дома. Драться с казаками они особо не рвались. И Чернецов на рожон пока не лез. «Поводов для кровопролития каждый день много, но у меня в отряде юнкера, кадеты, гимназисты. Их матерям я клятвы давал беречь их сыновей. И берегу»,- говорил Чернецов[110].

Но на второй день Рождества командующий советскими войсками Антонов-Овсеенко решил нанести решающий удар по сходящимся линиям, по сходящимся веткам железных дорог. Петров должен был ударить вдоль Юго-Восточной железной дороги от Воронежа через Чертково на Миллерово, но у Чертково увяз в переговорах с донскими регулярными разлагающимися полками. Саблин от Луганска должен был выйти по ветке на важнейшую узловую станцию Лихая в самом центре Донской области. Сиверс должен был, прикрывая Саблина с юга, двигаться по параллельной ветке из Никитовки на Дебальцево, Щетово, Зверево. Этим ударом Сиверс и Саблин разрезали бы Юго-Восточную дорогу пополам и отрезали бы север и восток области от административных центров. Но Сиверс, получивший подкрепления с германского фронта, ввязался в бои с 46-м Донским полком и, увлекаемый этими боями, двинулся не на восток, на Зверево, а на юг, на Таганрог.

Воспользовавшись образовавшимся разрывом, донское командование решило нанести удар в стык между колоннами Сиверса и Саблина на Дебальцево, по той самой ветке, по которой должен был идти, но не пошел Сиверс. Наносить удар должен был отряд Чернецова.

Налет на Дебальцево был не по силам одному необстрелянному отряду, хотя Чернецов и говорил о своих партизанах: «У них так горят глаза, что я с ними сделаю все». Чернецовцы должны были сыграть роль авангарда, поскольку не боялись идти за границу Дона (вообще ничего не боялись) и могли увлечь за собой более многочисленные регулярные части.

Всего были стянуты две сотни10-го Донского полка, сотня 58-го Донского, семьдесят партизан 1-й Донской добровольческой дружины, пулеметная команда 17-го Донского полка и артиллерийский взвод.

В первый же день Рождества до Чернецова донеслись слухи об активизации большевиков и о появлении противника на станции Колпаково. Чернецовцы сразу же заняли эту станцию, но слухи оказались ложными. 26 декабря от Колпаково на Дебальцево была послана конная разведка. А на следующий день партизаны, купив билеты, выехали на проходящем поезде № 3 из Колпаково на Дебальцево (как тут не вспомнить поездки донских казаков «повоевать» в Приднестровье и в Абхазию в 90-е годы?). В аппаратных на проезжаемых станциях оставляли караулы, блокируя связь.

Поезд остановился у дебальцевского семафора, где чернецовцы разоружили часового и идущую к нему смену. Отсюда, развернув цепь, двинулись на станцию. Большевики, не ожидавшие нападения, открыли огонь, когда чернецовцы были в 200-х шагах от станционных построек. 20 минут длилась перестрелка, затем партизанская артиллерия, успевшая сгрузиться, первой же очередью сбила с вокзальной крыши большевистский пулемет, и чернецовцы поднялись на «ура».

Станция была захвачена, после чего к ней подошел поезд № 3 bis с казачьими сотнями, которые и «закрепили» территорию. Потери чернецовцев – 2 убитых, кадет 7 класса Полковников и учащийся высше-начального училища Пятибратов. Трофеи – 5 пулеметов, вагон винтовок, патроны…

Переполошившиеся большевики стали стягивать силы к Дебальцево и временно остановили наступление на донскую территорию. Они остановились на границе, разлагались и разлагали все вокруг себя.

После Нового года чернецовцы были отведены в Новочеркасск и с 5 января несли в городе караульную службу, сменив студенческую дружину.

Вслед чернецовцам из угольного района неслись проклятия и обвинения во всех грехах. Чернецов в лучших традициях обратился с письмом в редакцию донского официоза «Вольный Дон» с опровержением обвинений и приложил четыре документа, в том числе свидетельства от начальника станции Щетово, помощника начальника станции Дебальцево и рудничного инженера Фанина (скрепленного подписью представителя от рабочих), что никаких обид и притеснений жителям района нанесено не было[111].

Общая ситуация не улучшилась. Призывы Чернецова к офицерам не дали результата, хотя Новочеркасск был переполнен людьми в погонах. Роман Гуль, прибывший в город в это время, вспоминал: «На тротуаре трудно разойтись: мелькают красные лампасы, генеральские погоны, разноцветные кавалеристы, белые платки сестер милосердия, громадные папахи текинцев.

По улицам расклеены воззвания, зовущие в «Добровольческую армию», в «партизанский отряд есаула Чернецова», «войскового старшины Семилетова», в «отряд Белого дьявола – сотника Грекова».

Казачья столица напоминает военный лагерь.

Преобладает молодежь – военные.

Все эти люди – пришлые с севера. Среди потока интеллигентных лиц, хороших костюмов иногда попадаются солдаты в шинелях нараспашку, без пояса, с озлобленными лицами…»[112].

Донская столица, действительно, лишь «напоминала военный лагерь», а не была им. Из многих тысяч военных лишь 2 тысячи к этому времени записались в Добровольческую армию, а партизанские отряды, возникшие под впечатлением чернецовских подвигов, имели «едва ли 400 человек». Многие из них предпочитали бороться с «внутренними врагами», а не ехать на границы области.

Угнетающе действовала политическая неопределенность. Донские верхи пытались продемонстрировать добрую волю, но многие, как ни странно, увидели в этом полное отсутствие воли.

Стараясь сгладить конфликт между казаками и донскими крестьянами, Каледин и его окружение пошли на создание «паритетного» коалиционного правительства с привлечением местной «демократии». Решение принесло Каледину больше потерь, чем приобретений: донские крестьяне так и не поднялись против большевиков, а казаки новому правительству не доверяли, опасались, что, опираясь на него, крестьяне потребуют уравнительного передела земли. Кроме того новое правительство совсем уже некстати потребовало вывода Добровольческой армии из Новочеркасска, и штаб «добровольцев» перебрался в Ростов.

Добровольцы прикрыли Таганрогское направление, оставленное казаками. Сил у них было мало. 10 января полковник Кутепов телеграфировал в Новочеркасск: «Между ст. Иловайская и Таганрогом ни одной казачьей части нет… Если сегодня к вечеру Матвеев Курган не будет занят 16-м Донским полком, я снимаю ответственность за город Таганрог»[113].

Венцом всех калединских несчастий стала фактическая измена двух дивизий – 5-й и 8-й – и гвардейской бригады, прикрывающих область с северо-запада. Большевики подговорили их разогнать Войсковое правительство, обещали, что прекратят тогда войну.

Казаки перехитрили сами себя, заявив, что будут защищать Дон, но без офицеров. «Долой погоны!». 10 января 1918 года по инициативе дивизионного комитета 5-й донской дивизии в ст. Каменской собрался «Съезд фронтового казачества», объявивший себя властью на Дону. Участники съезда больше всего на свете хотели мира и требовали роспуска «добровольцев» и «партизан», которые, как казалось, одни желают воевать.

Бытует мнение, что в Каменскую буквально на следующий день после начала съезда прибыл по приказу Каледина 10-й Донской полк с целью разогнать съезд. Однако 10-й полк в этот период проходил демобилизацию в станице Великокняжеской и отдельными эшелонами отправлялся на родину кружным путем через Царицын – Поворино – Лиски – Миллерово[114]. В Каменскую с севера (но никак не от Каледина) могли прибыть лишь отдельные эшелоны этого полка, и вряд ли они имели приказ разогнать съезд.

Вожди новой «каменской власти» вступили в контакт с большевиками (те, собственно, и подбили их объявить себя властью), от их имени два возвращавшихся с фронта полка – 8-й и 43-й Донские – захватили важнейший перегон Зверево-Лихая, соединяющий две узловые станции. Именно сюда, к этим станциям, стремились Сиверс и Саблин…

Тогда Каледин поднял по тревоге стоявший в Хотунке под Новочеркасском отряд Чернецова, чтобы хоть кем-то прикрыть донскую столицу с севера…

Отряд Чернецова выезжал вслед за делегацией Войскового правительства, отправившейся уговаривать каменских мятежников. Сам Каледин провожал его.

Но «каменские власти», назвавшие себя Донским Ревкомом, не хотели воевать и с Войсковым правительством. Начались переговоры. Они сразу же зашли в тупик, так как Донской Ревком (Подтелков, Кривошлыков, Скачков, Лагутин…) требовал полноты власти на Дону. И сил, которые разогнали бы этих самозванцев, не было. Ни один донской казачий полк в то время не выступил бы против своих братьев-фронтовиков.

Вот телеграмма от 11 января 1918 г. из Новочеркасска в Кривянскую, командиру 16-го Донского полка: «Сегодня ночью большевики заняли ст. Каменскую, с которой в настоящее время связи нет. Продвижение вооруженных банд из Макеевского района на Ростов продолжается, и там большевиками уже занята ст. Успенка. Положение области становится чрезвычайно серьезным. Войсковой атаман верит, что все истинные сыны Дона исполнят свой долг, и поэтому приказал 16-му полку, не медля ни минуты, грузиться в Новочеркасске для отправления в Матвеев Курган. Эшелоны уже поданы. Об исполнении ожидается донесение. Нач. штаба походного атамана полковник Сидорин»[115].Т.е. полк посылается туда, где не может столкнуться с такими же казачьими полками.

Но даже в случае столкновений не с казаками, а с Красной гвардией, если дело доходило до стрельбы, донское командование избегало отдавать конкретные приказы. Вот телеграмма от 14 января в Мечетинскую полк. Быкадорову: «Большевики заняли Матвеев Курган, идет артиллерийский бой. Войсковой Атаман рассчитывает [: ] 58 полк выделит [из ] своего состава дивизион с пулеметами и срочно выдвинется [в ] Таганрог. Походный атаман ген. Назаров»[116].

Казачьи полки от исполнения приказов уклонялись и «расчеты» Войскового Атамана игнорировали.

Единственной силой, способной противостоять большевикам и своим мятежным казакам, оставались партизанские отряды.

Помимо отряда Чернецова под рукой у Каледина оставался партизанский отряд войскового старшины Семилетова (официально существовал с 1 января по 1 июня 1918 г.)[117].

Эммануил Федорович Семилетов (1872-1919) – донской офицер, в довоенное время оставил армию по состоянию здоровья, был товарищем председателя «Донского сельскохозяйственного общества». В 1914 году добровольцем поступил на службу, заслужил в боях три внеочередных производства, «Георгиевское оружие» и орден «Св. Георгия» 4-й степени[118]. В конце войны Семилетов командовал сотней особого назначения на Румынском фронте и с этой сотней, собрав вокруг себя группу недовольных новой властью офицеров-фронтовиков, он прибыл на Дон. Костяком его отряда стали казаки сотни «и те, кто пришел с ним из Румынии… вплоть до летчиков»[119].

Отряд формировался в Новочеркасске и численно равнялся казачьей сотне. В здании Донского кадетского корпуса начала формирование 2-я сотня отряда. В ее составе – «офицеры, одинокие юнкера и даже кое-кто из старых казаков, но главная масса партизан состояла из учащейся молодежи»[120].

Не имея других сил, донское командование бросило на помощь «добровольцам» отряд Семилетова. 14 января. «Походный атаман приказал спешно, по возможности без остановок, отправить из Новочеркасска [в] Таганрог партизанский отряд войск. старшины Семилетова. Нач. штаба походного атамана полк. Сидорин»[121].

Двух партизанских отрядов для спасения ситуации было явно недостаточно, а новые еще предстояло сформировать. Был отдан приказ по Войску № 14. 12 января в полки были разосланы условия службы в партизанских отрядах.

Казакам полагалось жалование 30 рублей в месяц

Полувзводным 40

Взводным 50

Вахмистрам 60

Конным за коня ежемесячно – 20 рублей и на снаряжение по 1 рублю в сутки.

Во время военных действий после 4 месяцев – пособие в 100 рублей, после 8 месяцев – 200 рублей, после 12 месяцев – 500 рублей.

Время, проведенное в госпитале по ранению, засчитывается за выслугу.

Уволенному из-за ранения – пособие 500 рублей.

Семье убитого – 1000 рублей.

Офицеры служат на общих основаниях.

Обмундирование и снаряжение – казенные.

Партизанам предъявлялось одно требование: «Служба несется на основах строгой дисциплины, беспрекословного исполнения приказаний»[122].

Ответы в большинстве своем были отрицательными. «В 13-м полку партизанская сотня не формируется в виду отсутствия в полку желающих»[123], в 42 и 48 полках «желающих кроме офицеров почти не было»[124]. Зачастую формирование тормозилось чисто бюрократическими проволочками. Генерал Потоцкий сообщал с Хопра 13 января, что формирование задерживается из-за того, что нет разрешения платить казакам по 2 рубля суточных, в результате не открывается кредит[125].

15 января Каледин установил для партизан суточные по 1 рублю и по 3 рубля за дни боев, 16-го он разрешил принимать в добровольческие отряды казаков переписи 1914-1918 гг. включительно, т.е. казаков из наиболее крепких «первоочередных» полков[126]. Дело двигалось очень медленно. Начали формирование отряды полковника Быкадорова в Константиновской, войскового старшины Хорошилова в Елизаветинской, полковника Бородина в Котельниково, сотника Суворова в Новониколаевской, отряд в 70 казаков был создан в 9-м Донском полку в ст. Кагальницкой[127].Но как показало будущее, эти отряды так и не сформировались.

В Новочеркасске окружным атаманом Черкасского округа стала формироваться «из непригодных к строевой службе, но способных к труду казаков Черкасского округа 1-я пешая казачья дружина для несения гарнизонной службы». Командовать ею был назначен полк. Попов. От стоявших вокруг Новочеркасска полков затребовали для этой дружины урядников, по 4 от полка…

Но пока подтелковская делегация вела переговоры с Войсковым правительством, казачьи полки держали нейтралитет.

Такое положение не могло длиться вечно. Переговоры были прерваны, так как телеграфисты перехватили переписку Подтелкова с большевиками, в которой тот просил 2-3 миллиона на свержение Войскового правительства.

Пока подтелковская делегация не вернулась к своим, и Донской Ревком был «без головы», Чернецов получил приказ действовать. 14 января 1918 года начался его последний поход.

ГЛАВА 4. ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД ЧЕРНЕЦОВА.

Формально Чернецову противостояли казачьи полки, провозгласившие и признавшие власть Донского Ревкома (таких набиралось больше двадцати) и большевистские войска Петрова и Саблина. Но Красная гвардия была рассредоточена на нескольких направлениях и имела, как считали сами ее вожди, «ничтожную организацию для ведения полевой войны», а снятые с фронта солдатские полки разбегались по домам. «Все уезжают из-за самых жалких побуждений, предавая интересы свободы»,- жаловался Сиверс[128]. «Революционные» казачьи полки тоже, «вообще говоря, не желали ни с кем воевать»[129].

Чернецову с его двумя сотнями штыков была придана 4-я рота Офицерского батальона Добровольческой армии (50 штыков) под командованием подполковника Морозова, состоявшая в основном из прапорщиков военного времени, в прошлом – студентов Донского политехникума, народных учителей; кадровых офицеров в ней были единицы. Основные силы «добровольцев» в это время перебрались в Ростов. Появись они среди казачьих станиц против «революционных» казачьих полков Подтелкова, и те впрямь могли стать революционными. По данным В.Е. Павлова, 4-я рота выдвинулась на станцию Зверево еще 9 января[130].Донской артиллерист Е.Ковалев вспоминал, что вечером 11 января 50 офицеров в офицерском собрании в Новочеркасске отобрал сам Чернецов, поскольку часть его отряда была распущена по домам, и на фронте, по словам Каледина, было всего 67 штыков[131].

В первый же день выступления (11 января) чернецовцами были без боя заняты Александровск-Грушевский, Сулин, Горная, головная группа заняла станцию Черевково. Серьезного сопротивления можно было ожидать на узловой станции Зверево, где стояли эшелоны 8 и 43 Донских полков и сотня 2-го Донского запасного полка, наиболее преданного Донскому Ревкому.

Предполагая возможность столкновения с ними, Чернецов вернулся в Новочеркасск за артиллерией. 12 января вечером он прибыл в юнкерскую батарею Миончинского и просил 2 орудия. На батарее уже был некомплект, так как 13 юнкеров были посланы на ст. Чир в распоряжение полковника Мамонтова, и Миончинский отослал Чернецова в штаб Добровольческой армии. Чернецов ответил: «Если мы будем делиться на казаков и «добровольцев», то через два дня здесь будут красные, и не останется ни тех, ни других», после чего поехал к генералу Алексееву.

Корнилов приказал передать Чернецову 1-й взвод юнкерской Михайловско-Константиновской батареи (2-й взвод был послан на Таганрогское направление к Кутепову). 13 января была назначена погрузка, но Чернецов получил известие, что Донской запасной артдивизион, протестуя против увоза их орудий, идет громить Атаманский дворец, и вывел юнкеров к дворцу. Опомнившись, казаки послали делегацию с повинной, а юнкера и орудия снова направились на погрузку.

Эшелон был составлен следующим образом: впереди товарная платформа с орудием, затем паровоз тендером вперед, на нем пулеметы, далее классные вагоны с людьми и товарные с лошадьми, за ними паровоз с пулеметами и платформа с орудием.

14 января эшелон прибыл на станцию Каменоломня, где уже стояли две сотни партизан.

Весь день 14 января чернецовцы переговаривались с казаками, стоявшими в Зверево, по телеграфу. В сумерках чернецовский эшелон подошел к станции. Своих партизан Чернецов предупредил: «Не курить! Соблюдать тишину! Перед нами казаки. Попробуем уладить мирным путем»[132]. Казаки стали собираться в ожидании митинга, но чернецовцы внезапно открыли пулеметный огонь над головами митингующих. 8 и 43 полки разбежались по домам, сотня 2-го запасного сдала оружие.

Проходя узловые станции и двигаясь вперед, на Каменскую, чернецов неминуемо подставлял фланг и даже тыл под удар большевистских эшелонов со стороны Украины. Поэтому захваченные станции приходилось закреплять, оставляя гарнизоны. Эту роль Чернецов отводил офицерам из Добровольческой армии, так как их появление в передовой цепи чернецовского отряда могло озлобить казачьи полки Донревкома.

В Зверево с полуротой (56 офицеров) остался есаул Лазарев[133]. Остальная часть отряда, не выходя из вагонов, двинулась на станцию Замчалово. И тут боя не было. Пропущенные вперед подтелковскими казаками красногвардейцы бежали. На самой станции чернецовцы поймали двух «комиссаров», один из которых оказался однофамильцем знаменитого Дыбенко.

Подошли к Лихой, снова начали переговоры с казаками. Дали 15 минут на размышление, время истекло. После двух выстрелов шрапнелью и слабой перестрелки вступили в Лихую. Противник отошел на Каменскую. В Лихой осталась объявившая нейтралитет 5-я сотня Атаманского полка, которую все же разоружили. В столкновении за Лихую чернецовцы потеряли одного убитого – сотника А.Н. Туроверова из офицерской роты.

В Лихой переночевали. Здесь планировалось оставить офицерскую роту, чтобы прикрывать ветку на Украину, на станцию Дуванная. В Каменскую был послан ультиматум сдать станицу, срок его истекал в 12 часов 16 января.

Задолго до истечения срока ультиматума, 15 января в 6 часов вечера на ст. Зверево со стороны Харькова вышла большевистская колонна с блиндированным поездом. Чернецовцы и подошедший им на помощь из Новочеркасска взвод 1-го Офицерского батальона отбивали атаки пулеметным огнем. В 10 часов вечера, когда пулемет заклинило, офицеры, потеряв 1 убитого (сотника В.В. Алифанова) и забрав с собой 5 раненых, прорвались сквозь охватившие Зверево большевистские цепи и ушли на ст. Черевково, к Новочеркасску.

Большевики все же чувствовали себя неуютно меж Черевково и Лихой, занятых партизанами и «добровольцами», и на ночь ушли из Зверево. Станция гордо объявила себя нейтральной.

16-го бой за Зверево возобновился. Чернецов с 4-й офицерской ротой и 1 орудием капитана Шперлинга вернулся от Лихой. С юга, от Черевково, нажал срочно высланный из Новочеркасска весь 1-й Офицерский батальон. Потеряв 1 убитого и 7 раненых, Чернецов восстановил положение, закрепил за собой Зверево.

В это время срок ультиматума, посланного в Каменскую, истек. Была перехвачена телеграмма (приводится с сохранением орфографии): «Скажте там чдо сигодня 12 часов дня ожидается бой подкаменской Чернецов подходит такчдо может быт придтся закрыт кантру прапаст. Паняли? Нач рвлюционый камитет ограбив казначейство кажс скрылся ктя комисар говоритчдо ен назтанции но я был вштабе камитета и там сидят палтара человика тильку штаб занимается прыврженцеми првительзтва…»[134]. Не дожидаясь исхода боя у Зверево, в 3 часа пополудни 16 января эшелон чернецовцев под командованием Миончинского вышел на Каменскую, но у станции Северо-Донецкая его встретили цепи противника.

Чернецовцы высадились из вагонов, юнкера спустили с платформы орудие, их наблюдатель без всякого прикрытия вскарабкался на телеграфный столб. Цепь двинулась на цепь…

С 15 до 20 часов 16 января шел бой. Руководил им поручик Курочкин. На правом фланге противника были цепи Красной гвардии, на левом – цепи лейб-гвардии казачьего полка. Лейб-казаки почти не стреляли. От их цепи прискакал парламентер, герцог Лейхтенбергский, и предупредил, что лейб-казаки сражаться не будут и уйдут в Каменскую. Лейб-казаки действительно ушли, их сменили цепи красногвардейцев. По другим данным, парламентером прибыл сотник Атаманского полка с двумя урядниками. Он предложил чернецовцам вернуться в Новочеркасск. В ответ Миончинский предложил всем казакам, которые противостояли чернецовцам, собраться вправо от пути (на их левом фланге) и обещал, что по ним стрелять не будут[135]. До темноты красногвардейская батарея обстреливала чернецовцев, но не принесла им особого вреда. Около 20 часов, когда от Зверево вернулся Чернецов, партизанские цепи поднялись на «ура», сбили противника и захватили Северо-Донецкое.

Потери партизан были ничтожны, поскольку красные весь огонь сосредоточили на эшелоне и на орудии. Погибли 2 юнкера, еще 2 юнкера и 1 офицер-пулеметчик были ранены.

Ночь с 16 на 17 января передовые части Чернецова провели на полустанке Северо-Донецкое.

Утром 17 января части Донского Ревкома, подкрепленные прибывшими еще 16 числа воронежскими красногвардейцами, двинулись из Каменской в наступление.

Чернецов в это время в Лихой встречался с подтелковской делегацией, которая, возвращаясь с переговоров из Новочеркасска, догнала откатывающуюся на север «линию фронта».

Партизанская разведка донесла, что от Каменской наступает Красная гвардия, донские гвардейские полки, 6 и 30 Донские батареи. Приказав арестовать и запереть подтелковскую делегацию, Чернецов отбыл в Северо-Донецкое.

Батареи противника не успели даже развернутся. Стремительной контратакой партизан революционные войска были опрокинуты и побежали к Каменской. Донской Ревком в панике бежал на север, на станцию Глубокая, успев связаться по телеграфу с Харьковом и официально признать власть СНК во главе с Лениным.

Преследуя «революционных» казаков и Красную гвардию, чернецовцы прошли Каменскую, перебрались через Донец и вечером 17 января заняли Глубокую, отбросив противника дальше на север, на Миллерово. Противник, выявленный в Глубокой, оценивался чернецовцами в 1500 штыков Красной гвардии (помимо казачьих полков), 4 батареи, 20 пулеметов. В самой Глубокой чернецовцами было захвачено 10 пулеметов.

В суматохе боя и наступления о подтелковской делегации забыли, и ей удалось бежать кружным путем на Миллерово.

На ночь основные силы чернецовцев были отведены в Каменскую, туда же перебралось командование отряда. В Каменской развернулось формирование еще одной сотни отряда (разные источники называют ее 2-й, 3-й или 4-й) из местных реалистов и офицерской дружины из офицеров Атаманского полка и других казачьих полков. Командиром новой сотни был назначен есаул Дынский, командиром 1-го взвода – сотник Брыкин.

Тогда же Чернецову стало известно о новых планах противника.

Во время «беспорядков» в Каменской не потерявший головы штаб 5-й Донской дивизии организовал среди «революционных» казаков агентурную разведку. С этой целью полковником М.М. Поляковым в среду «комитетчиков» был заслан есаул М. Попов. «…Кроме того в мою задачу входило агитировать в казачьих революционно настроенных частях за разъезд казаков по домам»,- вспоминал «агент»[136].

Начальник 5-й донской дивизии генерал Усачев получил от засланного есаула и передал Чернецову донесение, помеченное 17-м января, следующего содержания: «Из революционно настроенных казаков 27, 44, лейб-казачьего, Атаманского и 2-го запасного полков войсковой старшина Голубов спешно сколачивает боевую конную группу, которая через несколько дней при поддержке уже подошедшей из Луганска и Воронежа красной пехоты двинется на Новочеркасск. Пехота со станции глубокая по полотну железной дороги, по льду через Донец на Каменскую; конница – через хутор Караичев Гундоровской станицы ударит на ст. Лихая, обходя с тылу полковника Чернецова с его отрядом в Каменской и выходя на прямую Лихая – Новочеркасск, сто с лишним верст, - что равносильно гибели Новочеркасска, так как кроме Чернецова на этой короткой линии уже никто не сможет удержать Голубова от вторжения в него»[137].

Дата добавления: 2015-09-29