- Стой! Условие: ты мне потом перешлёшь рисунок.
- Куда?
- У тебя же личная почта есть. Назови логин, и я пришлю тебе письмо. А уже по имеющемуся адресу ты пришлёшь мне скан рисунка.
Машинально взглянув на принтер, который у меня "три в одном", я кивнула, чуть не выронив трубку, а потом вспомнила, что ему моего кивка не видно, и подтвердила:
- Ладно, будешь моим художественным критиком.
- Ты уже рисуешь?
- Да.
- Хорошо. Значит, наш разговор тебе не мешает. Алёна, у меня просьба: Новый Арбат. С другой стороны площади, перед театром, есть ещё одна тихая улица. Ты ведь со своей подругой часто гуляешь? Когда состояние ноги позволит, сходи туда с Таней, пока все листья не осыпались.
- А что там? - поинтересовалась я, удивлённая его странной просьбой.
- Ничего. - Он усмехнулся, что было очень отчётливо слышно. - Мне хочется, чтобы ты... нет, вы вдвоём там погуляли. Будет такая возможность?
- Будет.
Ответила я не сразу. Несмотря на удивление, вызванное его просьбой, портрет рисовался очень быстро. Я как-то даже не ожидала, что мелок может так мягко скользить по бумаге, лишь изредка застревая на некоторых шероховатостях. Начала с тёмных глаз, чуть прищуренных на меня. Длинноватый нос, потому что Костя сидит, чуть ссутулившись. Небольшой рот с морщинками по краям - мужчина, внимательно глядящий на меня, чуть улыбается. Подбородок с чуть намеченной ямочкой. Волосы назад. Сидит - плечи, обтянутые футболкой, чуть вперёд. Ага, он не на совещании. Поймала себя на том, что улыбаюсь ответно... И лишь позже поняла, что Костя молчит.
- Костя?
- Я здесь, - отозвался он. - Так понял, ты увлеклась рисованием.
- Да... Извини. - Я вдруг даже испугалась, вспомнив, что он звонит из Канады, а значит, это моё молчание влетает ему в копеечку.
- Ничего. Что сегодня было интересного?
Я снова немного помялась, а потом всё-таки рассказала о девушке, которую привели ко мне Женя и Михаил. Костя перебил лишь раз, уточняя что-то, чего не понял. А потом задумчиво сказал:
- Михаил ушёл с Иришкой? Брат у меня влюбчивый, надо бы проследить за ним, чтобы потом ни у кого разочарования не было.
Озадаченная, забыв, что хотела спровоцировать его на какой-нибудь длинный рассказ, чтобы слушать и слушать его голос, я спросила:
- А ты часто вмешиваешься в личные дела брата?
- Звучит укоризненно, - насмешливо ответил он. - Нет. Не часто. Михаил знает за собой такое. Но забывает, когда теряет голову в очередной раз, а потом с ним бывает плохо. Он надолго замыкается в себе, если его бросают. Или страдает сам, когда остывает к очередному объекту страсти. А поскольку он почему-то решил, что я лучше всех в семье его понимаю, то для меня его состояние разочарованности и обиды обычно чревато: он начинает ходить за мной с нытьём и рассказывает - рассказывает в подробностях, как его обидели, или как он не хотел, но так получилось. Портрет закончен?
Он так быстро перескочил на портрет, что я некоторое время не могла понять, о чём он. Затем взглянула на рисунок и улыбнулась.
- Одноцветный получился. Выслать?
- Давай. - А через секунды он спросил: - Тебе точно удобно управляться со сканами, а потом пересылать мне?
- Точно, - подтвердила я: пока сканировала рисунок, успела открыть почту и увидеть там присланную Костей открытку - лежащая куча роз (да что его на кучи-то тянет?!) и подпись: "Солнышку!" - У меня всё готово - пересылаю.
Переслала, затаила дыхание - и внезапно меня бросило в горячечный пот: я же нарисовала его так, как "видит" моё автописьмо! Он же не знает, что я могу написать его таким, какой он сейчас! Надо было футболку переделать во что-нибудь другое!.. И снова озадачилась: или знает? Помнит ли он тот вечер, когда я прибежала к нему под дождём?
- Я... разочарован, - наконец сказал он - и моё сердце упало. - Солнышко, не обижайся... Это моя глупость. Я почему-то решил, что ты пришлёшь рисунок, на котором мы будем вместе. Хотя и помнил, что ты собираешься рисовать только меня. Наверное, потому решил, что ты сказала: я буду глядеть на тебя.
- А тебе правда хотелось бы такого рисунка? - осторожно спросила я, с облегчением выдохнув: всё хорошо с самим рисунком! И облизала пересохшие от напряжения губы: ждала ответа, боясь дохнуть, дыша открытым ртом.
- Конечно. Но сейчас моё свободное время вышло. Обед закончился. Алёна, ты рисуешь быстро. Сделаешь?
- Сделаю! Обязательно! Как сделаю - перешлю!
Он закончил разговор. Я немного разочарованно посмотрела на затихший мобильный: эх, ещё бы немного купаться в звуках его сильного, насмешливого голоса! А потом подумала: а если и Костя хотел того же? Слушать мой голос? У меня даже на душе потеплело от такого предположения.
А ещё... А ещё теперь у него всегда будет возможность разглядывать мои рисунки, где мы вдвоём! И это тоже приводило меня в восторг! Я всё представляла, как он время от времени будет включать свою почту в мобильном - и!.. И глупо улыбалась снова и снова.
Ладно... Значит, мы и по почте можем переписываться. А ведь если у него времени и сейчас мало, он может заглянуть на почту во время поездки по городу и спокойно, не волнуясь, что нужно немедленно отвечать, прочтёт моё письмо! Мне нравится эта мысль!
Смешно, но эта же мысль будто сдёрнула с моих рук сдерживающие их путы. Я глубоко вздохнула, поставила настольную лампу так, чтобы она светила прямо мне на колени, пока сижу в кресле, и начала!
Память подсказывала эпизоды из наших поспешных встреч, и воображение заработало мощно! На середине работы с первым же рисунком, я почувствовала, что отключаюсь от реальности. Как-то не воспринимаю её. Интуитивно поняла: надо мной начало властвовать автописьмо.
Но теперь я не боялась автописьма. Работала без перерыва и только еле успевала замечать, что в процессе рисования смешиваю все мои рабочие инструменты: простой и цветные карандаши, акварельные мелки!
А главное - я видела всё, что рисую!
Первый рисунок: я и он стоим рядом с приподъездной скамейкой, с которой свешивается копна тёмно-красных роз. Второй: мы сидим на скамейке - Костя с предвкушением удовольствия рассматривает грейпфрут. Третий: валяемся на куче парковых палых листьев, заложив руки за голову, смотрим друг на друга и смеёмся. Четвёртый: он стоит за моей спиной, прислонив меня к себе и сцепив ладони на моём животе, а я, полуобернувшись, смеясь, протягиваю ему один из бархатцев из букета, который вот-вот упадёт... Пятый: он за столом - смотрит мои рисунки, я за ним, вишу на нём, обнимая. Шестой лист, седьмой... Меня словно прорвало. Я рисовала сначала в кресле, потом - лёжа на полу. Затем - за столом, вроде неудобно приткнув папку для рисования к краю стола, но на деле шалея от возможности рисовать и ничего и никого не замечая. А может, это не автописьмо? Может, это состояние называется вдохновением?
Пришла в себя от тихого стука в дверь. На пороге стояла мама.
- Дочь, ты знаешь, сколько времени? - испуганно спросила она. - Мы уже спим, а я только-только вспомнила, что ты таблеток не принимала! Пошла смотреть, может - приняла всё-таки, а ты, оказывается, и не спишь! Спать давно пора.
Проморгавшись, я растерянно огляделась.
Сидела уже на кровати, упираясь спиной в поставленную ребром к стене подушку. Одеяло на плечах - наверное, начала мёрзнуть, в последний раз лёжа на полу. В ногах - пригревшийся Мурзила, сонно зевает то на маму, то на меня. По всей комнате - листы с рисунками. А сама ничего не помню.
Мама постояла немного, разглядывая беспорядок, и вошла в комнату.
- Время - второй час, - проворчала она и принялась собирать рисунки - то нагибаясь за ними к полу, то собирая их с подоконника. Вглядываясь (видимо, сочла, что, если я промолчала насчёт разрешения смотреть - значит, можно) в листы, она вздыхала, но всё же улыбнулась.
- Мам, а почему вздыхаешь? - с любопытством спросила я.
- Это красиво - и страшно. - Она сказала, а потом с сомнением посмотрела на меня, наверное, прикидывала, говорить ли всё. - Ты так его любишь... Боюсь спрашивать, но... Уверена ли ты в его любви? Не моё дело, конечно, - торопливо заговорила она, словно страшась, что я обижусь. - Но ведь ты сама сказала, что почти ничего не знаешь ни о нём, ни о его семье.
- Ну, сегодня мы познакомились с главным представителем его семьи, - заметила я. Мою эйфорию сейчас трудно было перебить такой мелочью, как незнание о нём. Тем более кое-что я всё-таки о нём узнала.
- И это меня тоже пугает, - вздохнула мама. - Когда я говорила, что в обществе принимают таких людей, как ты, как художников, я как-то не думала всерьёз, что ты и в самом деле окажешься среди таких людей. Сегодняшнее появление этого Константина Павловича словно показало мгновение, которое позволило заглянуть в тот мир... - Она задумчиво присела рядом со мной, на край кровати. - Возможно, я в этом ничего не понимаю, но что-то мне страшно становится.
- Мама, пока ничего не решено. И потом... Не привезёт же меня Костя в королевский дворец или замок, где надо будет бояться каких-то церемоний! Он будет работать - я тоже. Выходы в свет будут редкими - насколько поняла я его характер.
- Ты говоришь так, как будто всё уже решено. Судишь по его заботе о тебе? - то ли со вздохом, то ли мечтательно усмехнулась мама. И поднялась. - Сейчас принесу таблетки и воды. И - спать!
Только она вышла, как я быстро выскользнула из-под укрывавшего меня одеяла и бросилась к принтеру. Компьютер-то ещё работал. Минут пять на всё про всё у меня есть - пока мама подогреет воду, зная, что я не люблю запивать таблетки холодной... Быстро просканировала листы с лучшими, как предполагала рисунками, - три штуки. Где нас двое. На сегодня Косте хватит, а завтра с утра пошлю ещё!
Представив, как он удивится, получив письмо с рисунками прямо сейчас, я еле удержала улыбку. Он-то, наверное, думает, что я уже сплю. Ведь в Канаде сейчас время ближе к вечеру... Посмотрела на часы - тихо засмеялась. Ничего себе - расписалась! И правда - почти два!
Мама вошла, строго проследила, чтобы компьютер был выключен, чтобы обезболивающие таблетки были выпиты. Спрятала собранные листы с рисунками в папку, положила на полку книжного шкафа, выключила свет в комнате - и ушла.
Стало темно и тихо... Постепенно глаза привыкли к темноте. Стали различать тени от предметов. Но всё это проходило как-то мимо. Я всё ещё была там, в цветных рисунках, где мы с Костей бродили по осенним аллеям.
А я улыбнулась снова: нужны ли эти таблетки? Даже скорчившись в кресле, я почти не чувствовала боли. Хотя на ногу лучше не смотреть - выглядит она сейчас просто угрожающе!.. И не нужны мне эти таблетки, потому что я будто выплеснула из себя что-то, что до сих пор переполняло меня, будоража...
Сон медленно надвинулся на меня. Я снова услышала тихий Костин голос: "Спи, моё солнышко!" И мягко уплыла в тёплый тёмный мир сновидений.
20.
Утро началось с беспокойного солнечного света, который то и дело пропадал в тучах, и в комнате мгновенно становилось темно и тревожно. Но ветер гнал серое марево, как сумасшедший, снова и снова открывая не только ярчайшее солнце, но и прячущееся за бегучими облаками холодно голубое небо.
И мой день начался именно так - с разных лоскутов событий.
Только успела присесть к компьютеру за работу, как зазвонил домофон. Предупреждённая заранее, я было решилась ждать появления Тани на пороге комнаты. Подружка ещё с вечера объявила, что отпросилась с работы до обеда. Но, слушая шум ветра за окнами, я внезапно вскочила со стула и бросилась к шкафу. Впихивая многострадальную ногу с синячищем в штанину джинсов, я быстро соображала, как объяснить Тане своё странное решение, потом бросилась к столу - схватила мобильный:
- Ты где?!
- В лифте!
- Скажи Паше, чтобы подождал нас, - мы с тобой идём гулять!
- Ты что?! - ужаснулась Танюшка. - С твоей ногой?! Ты сама говорила, что...
- А мы эту ногу не возьмём! - машинально сказала я.
- Не пугай меня! - завопила подруга.
- Я хотела сказать, что мы не будем думать о моей ноге, - снова рассеянно сказала я, пыхтя в джемпере, рукав которого, оказывается, слегка вывернулся, запутав меня, и снова напомнила: - Звони Пашке, а то уедет!
Ещё услышала её бессвязный крик и выключила телефон. Некогда. Меня подзуживало страшно сильное желание немедленно попасть на ту улицу - кажется, какого-то Александрова? - посмотреть, что там! Я горела в этом желании, потому что это Костя мне сказал - прогуляйся! А мне теперь стало не под силу выжидать, пока нога перестанет болеть. Я хочу посмотреть, что там, прямо сейчас!
Ну, что... Костёр моего любопытства горел так, что я подожгла им и Танюшку, объяснив, куда именно мы поедем. Теперь загорелись и её глаза! Она только и успела зашвырнуть к нам в прихожую сумку с продуктами для меня болезной, и мы, с трудом протараторив изумлённой нашей скоростью маме наши извинения, помчались вниз. Естественно, я - приволакивая ногу, но уже внизу болезненных ощущений уже не чувствовалось. То ли набегалась - притупилось, то ли любопытство перебило всё.
- Вы куда?! - теперь изумился Паша. - Мне сказали - ты, Алён, вообще безногая!
Подпрыгивая у дверцы, я нетерпеливо ответила:
- Безногая, безногая! Но погулять хочется!
Он удивлённо пожал плечами и пустил нас в машину, на заднее сиденье, где мы могли вволю похихикать, восторженно представляя, что же там, на той улице, а главное - почему мы туда должны сходить вместе. Первое предположение: потому что я ходить одна, без посторонней помощи, не могу, отмели сразу. Мы рассуждали так: если вдвоём - значит, нас ожидает что-то этакое. Но что?!
Паша добродушно косился на нас в верхнее зеркальце и только раз спросил:
- Может, вас на ту улицу проводить? Да и по самой улице прогуляться с вами?
- Ты что?! - замахала на него руками Таня. - А вдруг там такое, такое... Ну, такое, что тебя испугается?
Паша, кажется, чуть руль из рук не выпустил от хохота. А когда он замолк, Таня погладила его по затылку и задумчиво сказала:
- Не мешай нам мечтать, понял? Рули давай дальше!
Он чуть повернул голову - шутливо приласкаться щекой о её ладонь, и снова затих. А Таня снова затараторила про улицу, что может нас там ожидать... Я сидела, затаившись, как мышь, и всё прокручивала перед глазами, как легко подруга погладила мужа по затылку, а он, повернувшись... Костя, долго ли ты будешь далеко от меня?..
Паша оставил нас в начале улицы, которая спускалась затем вниз, к площади. Ещё раз удостоверившись, что нам не нужен провожатый, что Таня вполне может, если что, дотащить меня до скамейки, он попрощался и уехал по делам. А мы медленно двинулись по улице. Точней - по пешеходной дорожке, параллельно дороге. Здесь в основном административные здания да солидные пяти-семиэтажные дома. Людей мало - возможно, потому что утро. Таня, наверное взволнованная даже больше моего, то и дело озиралась вокруг и встревоженно говорила:
- Надо же - придумал! Но что?!
- Тань, успокойся, - не выдержала я и засмеялась. - Если что и увидим, то скоро - улица небольшая, скоро закончится.
- А если ничего не будет? Алён, миленькая, ну убеди меня, что он придумал для тебя что-то потрясающее! Ведь недаром он сказал, чтобы мы пошли вместе!
- Танюш, ну что я тебе могу сказать, если ничего не знаю? Ну подумай сама... Может, мы сейчас всего лишь дойдём до места на дорожке, где будет надпись: "Алёна, привет!" И больше ничего.
- Алёна, ну как ты можешь так говорить? - возмутилась подруга. - Это слишком мелко! Я представляю, что он где-то спрятал настоящий клад!.. Ну конечно, не тот, который обычно прячут. Но что-то такое - потрясающее!
Если честно, то больше хотелось, чтобы Танюшка заткнулась. Здесь, на этой улице, было тихо. Редкая машина проезжала по дороге мимо нас - и я машинально всматривалась в водителя со слабой надеждой, что Костя никуда не уехал, а готовит что-то загадочное... Слева тянулась низкая решётка, за которой застыли английские клёны, их листва под ногами пахло невыносимо сладко, и вскоре даже Таня заметила это.
- Алён, чувствуешь, как здорово тут пахнет?
- Чувствую...
Мы медленно (из-за меня) шагали вниз, и подруга вдруг неожиданно заметила:
- Слушай, а улица какая интересная, оказывается! Я и не думала, что здесь столбики у заборов такие оригинальные! Как старинные!
- Почему - старинные?
- Ну, у них наверху горшки с цветами...
Она что-то ещё говорила, а я вдруг увидела эту улицу иначе и подумала: "Жаль, Женьке некогда. Его б сюда. Здесь такие краски - сплошная мягкая и прозрачная акварель... Наверное, здесь красиво - в дождь". А потом по глазам снова полыхнуло привычным мне в эту осень цветом - багрянцем, и я, удивлённая, заметила, что впереди клёны сменились густой рябиной, стоящей настоящей стеной. Вот уж где листья почти не опали, полыхая тёмным огнём!
- Алёна?
Мы остановились. Через дорогу стоял какой-то парень и улыбался, глядя на нас.
- Мы знакомы? - решилась ответить я. Таня только с ожиданием хлопала глазами.
- Девочки, а вы не могли бы перейти сюда?
Мы, оглядевшись и не обнаружив нигде машин, протопали через дорогу.
Парень, одетый странно легко - почти в летнее: джинсы и рубаху (я скосилась вниз, стараясь сделать это незаметно: и в сандалиях!), - оказался высоким и улыбчивым. Он слегка поклонился нам обеим, а потом спросил у моей подруги:
- Вы - Таня?
- Ага, - чуть осипло откликнулась подруга, снова взволнованно дыша.
- Пойдёмте за мной.
Этот парень оказался очень самоуверенным: нисколько не сомневаясь в нашем послушании, он развернулся к нам спиной и зашагал к какому-то маленькому, полуподвальному пристройчику. Мы азартно переглянулись (неужели сейчас будет то, из-за чего Костя нас сюда позвал?) и поспешили за ним.
И очутились в маленьком кафе! То есть - маленький зал вмещал в себя всего несколько столиков и небольшую стойку с высокими табуретами для желающих что-нибудь выпить на ходу. Здесь, в кафе - явно ресторанного типа, нас приняли, как самых дорогих гостей. Дали каждой меню в бархатной обложке и предложили выбрать, что душа пожелает. Мы снова переглянулись.
- Я сейчас заору! - поблёскивая счастливыми глазами, прошептала Таня. - Ты знаешь, что это за кафе? Да я столько мечтала сюда попасть! Мне про него рассказывали, но я даже не думала, что когда-нибудь... Знаешь, какие тут цены? Улёт! Ура твоему Костику! Не знаю, понравится ли тебе здесь, но я балдею, что уже сижу тут.
- Но мы сможем?.. - Я оборвала реплику на полуслове. Нет. Заплатить за заказанное мы не сможем. Зато заплатил Костя - это понятно, но... Я не такая, как Таня. Меня не прельщают заведения, где можно не столько поесть, сколько бешено поистратиться, а потом важно говорить, в каком "чётком" месте побывала... Нет. Но Костя сообразил, что будет счастлива Таня (откуда только он узнал?..), а значит - с нею и я.
Хватит думать! Почему бы не насладиться атмосферой маленького ресторанчика-кафе, как это делает Таня? А судя по перечню в меню, здесь и блюда стоят внимания.
Только вот...
Подошедшая официантка записала наши пожелания и отошла, а мы в предвкушении принялись осматривать шикарный зальчик, и я сразу увидела того парня, который меня окликнул. Он стоял возле стойки, и я наконец поняла, кто он. Как в той художественной галерее, так и в некоторых кафе (слышала я), есть администраторы зала.
- Тань, подожди немного, - предупредила я подругу и, прихрамывая, хоть и стараясь не подать виду, быстро подошла к нему. Теперь парень выглядел более официально, а на отвороте нагрудного кармашка красовался бейдж - "Виталий".
- Виталий, а как вы поняли, что это мы идём?
- У нас уличная видеокамера компьютеризированная, - сказал он легко. - Нам сбросили ваш снимок и попросили отследить ваше появление здесь в течение нескольких дней. Как только вы появились в поле зрения видеокамеры, компьютер сообщил о вас. Вот и всё. За счёт не беспокойтесь. Мы перешлём его кому надо.
- Спасибо, - растерянно сказала я. Ничего себе - просто тут у них.
И, только дойдя до столика, за которым Таня в упоении рассматривала помещение до последней детали, я вдруг подумала, смеясь над собой: "А ведь Костя уже сегодня получит этот счёт! Узнает, что я не выдержала и понеслась по этой улице, несмотря на свою травмированную ногу... - А чуть позже улыбка сошла с губ. - Лучше б он сказал, когда вернётся..." Но разочарованной себя не почувствовала. Один взгляд на Таню, которая от души наслаждалась и обстановкой, и необычными блюдами - и я снова невольно улыбалась.
Таня выдержала - и провосхищалась всем подряд до самого конца нашего пребывания в этом элитном кафе. Судя по всему, дома она будет взахлёб рассказывать о том, как мы попали сюда и что здесь любопытного она увидела.
- Если бы не на работу, - вздохнула она, когда мы вышли на улицу...
Но странные впечатления остались от этой прогулки.
Танино удовольствие. Сладкий запах белых листьев клёна, усеявших зелёную траву газона рядом с дорожкой. Тот же тёмный огонь рябинового багрянца. Но ожидание чуда померкло. Я даже не запомнила интерьера этого кафе. Наверное, потому, что попала в него без Кости.
А потом было ещё впечатление, что Костя интуитивно (а может, по голосу) понял, что мне не особенно понравилась эту его задумка. Когда я поблагодарила его вечером по телефону за сюрприз, он быстро перевёл разговор на другое.
Неделя до выставки - первая октябрьская неделя - прошла как-то сумбурно, перемежаясь вялыми событиями.
Назавтра, после посещения кафе, на улице зарядил мелкий нудный дождь.
Моё восторженно азартное рисование будто кем-то отодвинуло от меня. Я не могла даже смотреть на белые чистые листы, на карандаши. Может, скучная погода виновата. Воскресенье тоже пролетело бездарно: в дождь на Новый Арбат пришли только оптимисты (мы с Таней в их числе), которые через час промозглого дождя превратились в отчаянных пессимистов, мечтающих лишь о горячем чае.
Закрытое судебное заседание, как и предполагалось, выиграл мой адвокат. Когда он, приехавший к нам домой с отчётом (под конвоем деда Кости), назвал сумму компенсации, мама (отца дома не было) испуганно охнула, а я только и могла ошарашенно хлопать глазами. А потом Константин Павлович как-то незаметно, одним властным взглядом "очистил" мою комнату, в которой остались только он и я. И состоялся короткий, но очень тяжёлый для меня разговор.
- Из-за тебя мой старший внук вынужденно сошёл с линии конкурса, - мрачно сказал дед Кости. - Ты понимаешь, что, выйдя замуж за Костю, ты получишь нищего бездельника?
Я смотрела в эти тёмно-серые глаза скептически. Высказать полностью то, что чувствовала, не могла. Неудобно было. Ну не могу представить Костю бездельником, что бы и кто не говорил! Он само воплощение активного действия! Так что я сказала другое, что прозвучало для этого строгого старика наверняка по-детски:
- Ну, если учесть, что я до сих пор не знаю, где и кем работал Костя, мне эта его безработица не важна.
- Ты - не знаешь, где он работал?! - Константин Павлович с кресла даже подался ко мне всем телом, испытующе всматриваясь в мои глаза. - Хочешь сказать - он ни разу даже не намекнул?
- Михаил как-то проговорился, что Костя работает где-то в строительстве, - пожала я плечами. - И больше ничего я не знаю. Сама у Кости не спрашивала. Всегда думала: надо ему будет - сам скажет.
- Он до сих пор живёт у матери, - недовольно сказал Константин Павлович, откидываясь снова на спинку кресла. А я вдруг хулигански подумала, что дед Кости - выйду замуж за его старшего внука - будет и моим дедом! Вот здорово-то будет! - Поженитесь - собираетесь жить у неё?
- Вы говорите о свадьбе как о решённом деле, - заметила я. - Но Костя мне и предложения ещё не делал. Не слишком вы торопитесь?
Он взглянул на меня как-то дико и, чуть не чеканя слова, высказал:
- Ради тебя он бросил дело своей жизни! Возможно, тебе это трудно понять, потому что ты о нём ничего не знаешь. Но запомни главное: ради тебя он отказался от карьеры, которая светила ему - и довольно блестящая. Он отказался от того, чем жил и дышал! Мой внук никогда бы так не поступил, если бы им не двигали настолько легкомысленные в его положении мотивы! Только учтите - вы, оба! На свадьбу - ни гроша не дам! И пусть он ко мне не приходит, чтобы я поднимал свои связи, чтобы найти ему достойное место работы! От меня он этого не получит! - И уже почти с горечью добавил: - Никогда не думал, что он бросит конкурс в шаге от победы.
Он сказал это несколько выспренно, так отчаянно кривя рот, что я чуть не бросила ему: "Сами виноваты! Нечего было затевать всякие конкурсы внутри фирмы! Между своими же! И обещать то, что назад потом не возьмёшь!" Но посмотрела на старика, уставившегося в пространство перед собой... Он так гордился старшим внуком! Так хотел доказать всем и самому себе, что Костя - достойный преемник!.. А внук - взял и бросил всё ради какой-то девчонки... На самом пике.
Старик ушёл, больше ничего не сказав.
А вечером позвонила Вера.
Её номер был в моём мобильном заблокирован. Но она позвонила с какого-то чужого номера. Я, не подумав, откликнулась.
Она сказала то же, что и дед Кости. Только густо пересыпав слова матом.
- Ты лишила его хорошей работы! - выплёвывала она укоряющие слова. - Ты сломала его карьеру! Он не привык жить так, как хочешь и умеешь жить ты! Ты понимаешь это? Ты сломала ему жизнь!
Разъярённая, я сумела-таки вклиниться в почти незаметную паузу в её продолжительном визгливом вопле.
- Вот когда он сам мне скажет это... - процедила я сквозь зубы, с трудом шевеля напряжённой челюстью. - Вот когда мне сильный тридцатилетний мужчина сам признается, что он слабак, вот тогда я поверю, что сломала ему жизнь!
Она выплюнула в меня матерной очередью и отключилась.
Я же подошла к окну и, не включая света, посмотрела на улицу. Ветром время от времени швыряло в стекло каплями дождя, но дождь был по-прежнему слабый. Глядя на прозрачные потёки, я вздохнула: было бы гораздо легче, скажи мне Костя, что не всё так плохо. Ведь он должен понимать, что о нём могут так думать. Что он сломался. Что его карьера... Фыркнула. Всё равно не поверю, что он будет нищим бездельником. Скорее всего, его дед привык к определённому богатству и считает, что Костя, лиши его привычного, будет нищим. Не верю!
За всю эту неделю почти каждый день, ближе к вечеру прибегали Женя и Михаил. Хотя я им и втолковывала, что у меня нога болит, а не руки, они продолжали читать мне и печатать. Мама как-то задумчиво сказала, что пирожки она, конечно, печь не устала, но откуда у неё впечатление, что они бегают не из-за меня, а из-за пирожков?
Однажды я спросила Женю об Иришке.
Порфирий взял её на работу. Меня тоже восстановил. Вроде всё хорошо. И пробные рисунки лица девушки вроде спокойные, но что-то меня беспокоило. Женя сказал, чтобы я не тревожилась. Он созванивался с девушкой, и та сказала, что у неё всё просто замечательно... Вопреки опасениям Кости, Михаил в Иришку не влюбился. Кажется, ему и в самом деле больше нравилось сидеть у нас дома. И, вспоминая, ворчание деда, я усмехалась: видимо, огромная квартира матери не так тянула даже младшего внука, хоть и была ему домом.
Суббота должна быть днём открытия нашей с Женей выставки.
Нога у меня почти не болела. Хромать я, в общем-то, уже не хромала. С Таней снова побегали по магазинам, накупили мне вещей к открытию. Таня была страшно горда, что у меня выставка. И что её пригласили с Пашей.
Сама выставка у меня никаких чувств, честно говоря, не вызывала. Не было главного в ней - присутствия Кости. По мобильному я пару раз спросила у него, приедет ли он к выставке. Он отнёкивался незнанием.
Вечером в пятницу ко мне приехал Женя.
По домофону, к которому я подошла, его голос мне показался странным.
На пороге квартиры он появился даже в электрическом свете бледным.
Но спокойно поздоровался с мамой, спокойно прошёл в мою комнату. Пропустив меня в неё, плотно закрыл дверь. Помолчал немного и сказал:
- Алёна, ты только не пугайся... - Он отвёл взгляд в сторону, а потом раздражённо оскалился и выдохнул: - Твои листы в галерее порезали. - И снова отвёл глаза, очень злой.
- Что? - не поняла я. - Как это - порезали?
Он помолчал снова, будто собираясь с духом.
- Камеры засекли человека, который взломал замок в тот зал, где устроена наша выставка. Он был в очках, но мы его узнали. Будет новый скандал с этой дурой, но самое страшное она сделала. Она ножом порезала, покромсала все твои рисунки.
Я замерла, когда сначала поняла, а потом представила, что же именно произошло. Все мои рисунки, любовно приготовленные к выставке, изрезаны? Чувствуя, как пол уходит из-под ног, я села, хотя до сих пор стояла у окна. Села, с трудом нащупав спинку стула. Посидела, ничего не соображая, потом посмотрела на Женю.
- Жень, а как же ты? Твои ведь не тронули?
- А смысл? - резко отозвался он. - Я все свои работы сделал под твои. Постепенно, рисунок за рисунком, я менял всю композицию, пока она не стала соответствовать духу твоих работ. И теперь - в зале пусто.
Вот теперь я почувствовала себя виноватой. Может, разговаривать с Верой надо было так, чтобы у неё мысли не возникло отомстить мне? А то, что это месть - ясно без объяснений. И что теперь делать Жене... Я взглянула на папку с последними рисунками. Косте я пересылала их не все сразу, а понемногу. Чтобы он мог проникнуться каждым.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |