-Какая я августейшая особа, блин. Была бы августейшая, не заставляли бы меня делать всю эту ерунду, которую я так не люблю. Бумажки таскать, отчеты с места на место перекладывать, скукота, - проговорил он в пол, скорее себе, чем собеседнику. Однако, тот все равно его прекрасно услышал, парень понял это по его смешку. – А вы кто?
- Много будешь знать, скоро состаришься, – Донесся до Вильгельма голос, перерастающий то ли в старческий кашель то ли снова в смех. - Наверное, хорошо ты дядьку довел, что он так тебя.
Вильгельм невесело хмыкнул.
- Я очень старался … Кто кого, еще неизвестно, правда. - Парень сел, прислонившись спиной к стене, обнимая свои колени. Как никогда еще он был зол. Почему-то это чувство вдруг показалось таким острым – он был в бешенстве на себя за свою оплошность и на Давида, который не имел никакого права обращаться со своим племянником вот так. Не понятно даже на кого больше. - Я ведь совсем не этого хотел. Я…
Слова застряли у Вильгельма в горле, их вдруг стало слишком много, чтобы выразить вслух все, что он думал. Все эти мысли, так долго копившиеся в нем вдруг собрались в его голове в один мощный клубок, просящийся наружу. Они роились и роились, как пчелы и Вильгельм с трудом мог поймать хотя бы одну, чтобы высказать все, что было на его душе. Ему хотелось намного большего, чем прозябать в этом скучном месте, вечно нагретом солнцем и пропахшим приторным пыльцовым ароматом лета.
Он столько слышал от Дарии про другие замечательные места, про то, что бывает не только свет, но и абсолютная непроглядная чернота и тогда в бесконечном небе появляются миллиарды светящихся точек, которые назывались звездами. Он знал, что снег, который здесь тоже был, на самом деле может обжигать кожу холодом, что бывает не только жарко, бывает еще и ледяной ветер, от которого надо прятать лицо в многие слои одежды. И что когда минусовая температура, самое лучшее средство на свете - выпить горячего шоколада. Она даже пыталась как-то принести этот самый шоколад на территорию Рая, но к тому времени он был уже холодный и противный и Вильгельму пришлось отколупывать его от бутылки и есть прямо так, как было, наслаждаясь, тем не менее, процедурой не смотря ни на что. Хотя он ничем не отличался принципиально от того шоколада, что готовили тут, но сам факт!
Дария рассказала ему, что иногда можно почувствовать боль, если порезать руку и тогда оттуда потечет красная жидкость. Вильгельм с трудом себе это представлял, но верил, бесконечно радуясь этим историям, хотя и редким, которые вносили в его существование хоть какое-то разнообразие. Он бы дорого, наверное, отдал, чтобы однажды ощутить хотя бы что-нибудь из этого в реальности, но пока все, что в его жизни не было ничего интересного, изо дня в день все одинаково: скучно и уныло. Все самое нужное Вильгельм узнавал из книг и рассказов бывалых Демонов. И теперь его страшно бесил тот факт, что он так нелепо попался в лапы дяди, возможно, надолго перекрыв для себя этот доступ к этому источнику кислорода.
-Знаю я, чего ты хочешь. Только здесь тебе этого не найти! Я как ты был, такой же. Сорванец, в поле ветер, в … Ну, в общем, не важно, люди так говорят. – Собеседник закашлялся. – Ты думаешь, будешь на нервах у Давида играть и полегчает сразу? Только неприятности себе наживешь да и все.
Вильгельм пропустил эти слова мимо ушей, порцию воспитательных бесед он уже получил с утра от Дарии и больше ему не хотелось выслушивать. Вместо этого он уцепился за другую часть фразы.
-Вы бывали в том мире? - Вильгельм заинтересованно слушал, напрягая слух по предела.
Он редко сталкивался с упоминанием о людях, тут про них никто особенно не любил говорить, так что услышать про это от Ангела или кто бы он там ни был, было еще менее ожидаемо, чем от Дарии. Хотя это и волновало Вильгельма, он столько раз спрашивал, выискивал и разузнавал о них, что однажды заснул на книге по человеческой истории. Разбудил его тогда, естественно, знакомый визг прямо над ухом и ему немедленно впаяли за чтение неугодной еретической литературы, отобрали книгу и обыскали для верности все его рабочее место, ликвидировав у него все, чего там быть не должно.
Вильгельм поморщился от этих воспоминаний и заодно от мерзких трелей арфы, которые были прекрасно слышны, не смолкающие ни на минуту и доводящие его до белого каления все то время, что он просидел тут.
-Бывал. Меня Моисей звать, слышал когда-нибудь?
Вильгельм, разумеется, слышал.
-Еще бы. – Он изумленно поднял черные брови. - А почему вы здесь?
-Отдыхаю я тут. От них. Ничего хуже людишек нет, помяни мое слово, парень. Мелкие, подлые, отвратительные крысы. Я их сколько раз спасал, и в результате не получал ничего хорошего. Меня и отправили к ним-то присматривать. Был я там у них Ангелом – хранителем одно время, очень давно. Но не выдержал, надоело до смерти – вот и сбежал, попытался самовольно удалиться со службы. Поймали. Теперь тут живу. Век свой доживаю. – Из камеры послышалось ворчание, как будто человек с трудом переворачивался с боку на бок.
- Вы были Ангелом- хранителем? - Вильгельм про такое слышал впервые. Вообще, он думал, все Ангелы так или иначе являются хранителями, все те же светлые Стражи, которые без конца летали на землю, как раз были такими, у всех у них было одно и то же задание – охранять людей. Наверное, Моисей имел в виду что-то подобное. – Это как? – поинтересовался Вильгельм, выразив свою мысль вслух.
-Это, сынок, когда ты должен охранять людей, отводить от них всякие неприятности. Стараться сделать так, чтобы они прожили свою жизнь долго и счастливо и прошли свой путь до самого конца.
- Они ведь рано или поздно все умирают. – Вильгельм пожал плечами. - Так какой смысл.
-Да. Умирают. Но задача Ангела – хранителя не дать человеку умереть раньше времени, обитатели Нижней Палаты только и дожидаются, как бы понабрать себе побольше душ. Если человек умирает раньше времени, его Ангел – хранитель тоже может пострадать. Нелегкое это занятие, скажу я так. Хлебнул я горя в том мире, ох хлебнул… - Тяжело дыша, жаловался Ангел.
Вильгельм понял, что это был его шанс. Все равно, делать ему было больше нечего, а пока этот Моисей был в состоянии ностальгии, можно было хотя бы узнать у него кое-что интересное.
- Расскажите мне про них, какие они, люди? – Вильгельм сцепил руки на коленях.
- Да чего ты переживаешь-то так, парень. Увидишь еще, может и сам. – Моисей добродушно усмехнулся.
-Да где мне теперь, Давид меня в жизни никогда отсюда не выпустит. Моя жизнь и так была похожа на сплошной Ад. А теперь еще тут сидеть, – от этой мысли хотелось откровенно завыть.
-Ты одаренный мальчик, приключения на свою голову найти тебе никогда не составляло труда,- хрипло прокаркал голос. – Думаю, они уже и сами идут к тебе. Я слышу в коридоре чьи-то шаги.
Вильгельм резко вскинул голову. Он был готов был слушать рассказ и дальше, однако договорить загадочный невидимый собеседник не успел, в коридоре действительно послышались шаги.
- Удачи тебе, парень, – загадочно пожелал ему голос.
Ответить младший Ангел уже не успел.
- Вильгельм! - перед решеткой неожиданно возник злополучный Давид. За его спиной немой и суровой горой возвышался Сакий и рука Вильгельма немедленно начала пульсировать в том месте, где его схватила огромная обезьянья лапа Стража, при одном лишь взгляде на гориллоподобного охранника.
Давид всегда появлялся невовремя.
Вильгельм в страхе попятился от решетки. Он понятия не имел, что там задумал верховный Апостол, но в любом случае ничего хорошего, скорее всего, как обычно пришел выедать мозги тупой ложкой. Вид Давида и Сакия не сулил лично ему ровным счетом ничего хорошего, он думал, что хотя бы сейчас, бросив за решетку, эти двое оставят его в покое. Но такой уж был сегодня день, они никак не хотели дать ему и минуты тишины.
Однако, одна язвительная мысль все же посетила его голову, глядя на раздосадованную рожу охранника. Все-таки, им не удалось никого схватить. Скорее всего, как и обычно, Дария отделалась легче, чем все остальные, что не могло не радовать. Значит, у них все еще не было никаких доказательств.
Вильгельм сложил руки на груди и нарочно повернулся к пришедшему навестить его родственнику спиной, продемонстрировав тем самым все свое пренебрежение и безразличие к его персоне.
- Вильгельм. – Еще раз позвал его Апостол, ожидая, что с ним заговорят. – Я хочу с тобой поговорить.
Никакой реакции не последовало.
-Вильгельм. – Давид слегка повысил голос.
- Я занят, зайдите попозже. У меня неприемные часы! – Глухо отозвался младший Ангел, сжав руки сильнее. Видеть рожу Давида он сейчас хотел еще меньше, чем представлять, что ему нужно будет просидеть в камере еще черт знает сколько. – Вся аудиенция для таких, как ты только по пятницам тринадцатого, когда они совпадают с полным солнечным затмением. В месяце Хренобырь! – Гневно выдал он.
Давид и Сакий устало переглянулись.
- А что, есть такой месяц, Ваше Превосходительство? – Громким шепотом спросил охранник.
-Нет конечно! – Прошипел Давид. – Это он шуточки шутит, думает мы посмеемся. - Вся его уверенность в том, что он обнаружит мальчика бледным, забившимся к дальней стенке клетки, рыдающим от испуга таяла на глазах. Парень и не думал раскаиваться в своем поведении, он был колюч, как терновый венец Всевышнего и как всегда сверкал своим черным взглядом направо и налево. Впрочем, такой поворот дела Давид тоже ожидал.
Пальцы Вильгельма отбивали гневную дробь по предплечью, на котором они лежали.
-Даю тебе последний шанс рассказать, что произошло. Самый последний. – Мрачно пообещал ему Давид, теряя весь свой дипломатический настрой и намекая своим нервным тоном на то, что он тоже сейчас находился не в том состоянии, чтобы идти на попятный. Давид уже пожалел, что рядом нет Сирин, магия которой могла бы помочь, весь его добрый настрой, наколдованный птицей, начал медленно таять.
- Мне нечего тебе сказать. И еще у тебя нет оснований меня тут держать! – Повернувшись вполоборота процедил сквозь зубы темноволосый Ангел. - Это нарушение правил! – Острым, режущим, как бритва, тоном, заметил он.
- У меня есть все основания, начиная с того, что твое поведение уже давно вышло за рамки. И заканчивая тем, что я верховный Апостол. – Сакий опасливо покосился на Давида. Тот уже начал цедить слова сквозь зубы и это был нехороший признак.
- Прекрасно. Тогда сделай, пожалуйста, одолжение. – Вильгельм повернулся, глаза его были совершенно черными от злости. – Съебись от моей решетки, и иди будь верховным Апостолом где-нибудь от меня подальше. Я не стану с тобой ни о чем говорить. Ты меня посадил сюда – наслаждайся, здесь мое поведение доставать тебя не будет.
Значение глагола, который использовал племянник, верховному Апостолу было непонятно. Вильгельм часто использовал слова, которые в Раю кроме него никто не знал, но отчитывать его сейчас еще и по этому поводу Давид не хотел. От злости, которая закипала в нем с каждой секундой все сильнее и сильнее, у него уже начали сами собой сжиматься руки.
- Значит, это твое окончательное решение? – прохладно отозвался Давид, проигнорировав его выпад.
Вильгельм поджал губы в тонкую струнку.
- Да. Катись ты, Давид, куда подальше. Вместе с Сакием. И вместе со своим Раем. Видеть вас всех не могу! - cнова теряя самообладание, звонко отрезал он, словно в подтверждение своих слов снова отворачиваясь от дяди.
- Как же с тобой сложно. Почему ты всегда доводишь до крайности, мальчик? – Давид устало, держа себя в руках из последних сил, прижал руку ко лбу, прикрыв глаза.
- Потому, что мне тут скучно! Ты мне никогда не давал шанса даже показать, на что я способен. Ты сваливаешь на меня всю грязную работу! – Вильгельм снова повернулся и сжав кулаки, гневно выплюнул эти слова в лицо Давиду. – Лучше я уж тут посижу, хотя бы не буду видеть твою рожу! И делать всю эту бесконечную хренотень, никому не нужную.
Лицо Давида нервно дернулось за решеткой. Его самообладание упорхнуло, как испуганная птица, в одно мгновение, шумно хлопнув крыльями от звука этого голоса.
- Шанс хочешь? – тихо и зло прошептал Апостол из-за решетки. – Прекрасно. – Губы его побледнели от бешенства. Он был уверен каких-то несколько секунд, пока шел к камере племянника, что с ним можно будет поговорить нормально. Но сейчас, при виде этих черных глаз, встрепанных угольных волос и упрямо сжатой челюсти, он окончательно понял, что его надежды были напрасны. – Сакий, отопри решетку!
Страж кивнул, хотя несколько озадаченно. Подобная просьба была очень необычной, верховный Апостол еще недавно не хотел видеть племянника, а сейчас сам рвался к нему в камеру. Сакий торопливо зазвенел ключами. Вильгельм удивленно дернулся, когда дверь в камеру распахнулась и Давид вошел внутрь.
-Убери от меня свои руки. – зашипел младший Ангел и начал отходить в угол, выставив руку перед собой. – Пошел к черту! – Неожиданно выкрикнул он, и Сакий за спиной Апостола отпрянул назад, как от больного страшной заразной болезнью. Охранник растерянно посмотрел на Давида, который тоже обернулся, чтобы взглянуть на верного Стража, словно спрашивая, что делать дальше с таким оборотом дел.
Это уже было слишком, Вильгельм понял, что сморозил только тогда, когда Давид обернулся. Его глаза метали громы и молнии. Он сделал еще шаг в камеру. Вильгельм почувствовал спиной, что идти дальше ему уже некуда, он уперся в угол и Давид медленной грозовой тучей надвигался на него.
-Вильгельм, твое поведение недопустимо. Ты перегибаешь палку и рано или поздно она должна была сломаться.
Вильгельм гордо запрокинул голову.
-В каком месте начинать бояться? - заинтересованно осведомился он, продолжая играть обломками той самой палки и совершенно не сбавляя оборотов.
Вместо ответа Давид достал из кармана яблоко.
-Ты знаешь, что это?
Вильгельм посмотрел на него, как на юродивого. Еще бы ему не знать, они мельтешили у него перед глазами каждый отчетный день, такой, как сегодня даже тогда, когда он закрывал глаза.
- Это? Очевидно это надвигающийся старческий маразм… Я угадал? – Вильгельм уже не смотрел на дядю, окончательно уверившись, что тот сошел с ума. Он теперь панически оглядывался по сторонам, прикидывая, как бы взлететь так, чтобы прорваться в двери камеры и свалить подальше от этих двоих, нажравшихся какого-то непонятного вещества и явно серьезно им отравленных. Но там молчаливой колонной высился Сакий, весьма затрудняющий решение этой проблемы.
-И ты знаешь, что будет, если съесть такое яблоко, растущее в нашем саду? - елейно поинтересовался Давид, делая Сакию знак, чтобы тот стоял там, где стоит.
Вильгельм молчал, вжимаясь в стену, хотя дальше уже было некуда. У него не было никакого выхода из этой ситуации.
-Если кто-то, кто живет в Эдеме съест его, - Не дожидаясь ответа, начал рассказывать Давид. - Он немедленно попадет на землю. В мир людей. Наши яблоки нельзя есть, именно поэтому они так строго охраняются. Сегодня этот закон был нарушен. По правде, - Давид улыбнулся племяннику, - Закон был нарушен дважды. Ты провел на нашу территорию кое-кого, – Апостол вертел Райский плод в руке, и взгляд Вильгельма был прикован лишь к его красному боку.
-Я никого не проводил, я же уже сказал. - поспешно выпалил он, понимая, впрочем, что все его отмазки теперь не имеют никакого смысла. Глаза его расширились от страха, и он прикладывал все свои силы, чтобы не выдать себя с потрохами. Не сдаваться до последнего – значит, не сдаваться до последнего, проклятый Давид будет сам узнавать все как хочет, но от него он не допросится ни слова, Вильгельм твердо решил, что не раскроет своего рта больше ни на секунду.
-Как знаешь, но мы поймали одного из них, когда наша стража прочесывала территорию.
«Поймали вы, как же. Не может быть» - Желудок Вильгельма скрутило. «Она не могла… Давид блефовал, он сказал одного, а не одну, а значит, это не может быть правдой. Раскусить меня пытается, гад»
- Тебе есть что сказать на это? – Давид не терял надежды, давая племяннику последний шанс.
Вильгельм лихорадочно соображал, но не сказал ничего вслух. Он посмотрел на Давида.
-Их сожрал единорог. Здоровый. Повалил меня копытами, оглушил. И тут же исчез, все как ты и говоришь, испарился без следа. Ты же не видел рядом со мной единорога? –Вильгельм тяжело дышал. – Я могу быть свободен?
Глаза Давида были полны бешенства. Он проигнорировал находчивую исповедь племянника, на одном из надкушенных яблок совершенно точно был след зубов не животного.
- Я принял решение. Ты временно покинешь эту территорию. – Давид, поняв, что кирпичная стенка была более, чем тверда, хмуро свел брови. – Ты хотел не видеть меня? У тебя теперь будет такая возможность.
Сакий со звучным скрипом повертел пальцем в ухе. Ему показалось, что он ослышался. Он был уверен, что по дороге, когда Давид только шел сюда, он говорил, как будто читая молитву: «Я поговорю… Я с ним только поговорю… Ты, главное, держи меня за руки, Сакий» Кажется, момент был самый подходящий.
- Ваше Превосходительство. Мне уже пора вас держать? – поинтересовался Страж, несмело делая шаг в комнату.
- Конечно держи его, ты что, Сакий, не видишь, у него слюна с клыков капает и пена изо рта идет! - в панике заметался младший Ангел, прижимаемый в угол. – Сделай что-нибудь, вспомни все хорошее, что нас с тобой связывает, блин, он же меня сейчас сожрет! - упавшим голосом прохрипел Вильгельм, округляя глаза.
Сакий очень напрягся, но все, что он помнил о Вильгельме, были лишь годы лишений, обид и неприятностей. Давид ухмыльнулся племяннику какой-то совсем уж нехорошей улыбочкой.
- Не вижу причин для паники, отправишься куда ты так хотел. Отсюда подальше. Ты же все выступал, что тебе надоело жить в Раю? Ну, вот и будет у тебя шанс изведать новые места. - Мстительно осклабился Давид. - С этого момента нам придется временно лишить тебя полномочий Ангела. И твоих крыльев. Сакий! - Позвал Давид.
-Моих крыльев? – задохнулся от возмущения Вильгельм и захлопал огромными белоснежными с черным крыльями, когда Сакий, все еще не очень понимая, что сейчас будет, сделал шаг его сторону. Вильгельм попытался проворно рвануть в сторону, но охранник, наученный горьким опытом, оказался быстрее, он подлетел к своему подопечному и в момент ока скрутил его так, чтобы тот больше не мог двигаться. В стороны полетели белоснежные перья, смешанные с серенькими пестрыми перьями крыльев охранника, раздались крики и сдавленные вздохи и через минуту узник был окончательно скручен, усмирен и усажен на кушетку. Давид молча достал маленький серебристый кинжал и отрезал от яблока небольшой кусочек. Вильгельм в ужасе понял, что собирается сделать его родственник. И если то, что он сказал про Эдемские плоды, было правдой, значит …
-Открывай рот! - Давид поднес отрезанное яблоко к губам племянника.
-Отвали от меня, дебил! – прорычал, все так же слабо трепыхаясь Вильгельм, стиснув зубы нарочно.
-Сакий, мне почему надо обо всем просить дважды? – Давид раздраженно махнул головой в сторону мальчишки.
- Простите, мастер Вильгельм. – виновато потупил глазки Страж. Он молча надвинулся на узника и сжал своей рукой его челюсть так, что там почти хрустнуло что-то. Вильгельм невольно приоткрыл рот и яблочный вкус немедленно наполнил его рот.
-Глотай! Так будет лучше всем нам. – Давид блеснул глазами. – То, в какую ситуацию ты чуть не втянул всех нас нам всем теперь разгребать еще долго по твоей милости. И я собираюсь этим заняться без тебя и твоих постоянных пакостей!
Вильгельм против своей воли сделал глотательное движение, потому, что Сакий держал ладонь на его губах. Он в ужасе смотрел на Давида, но тот почему-то расплывался перед его глазами. А потом и Сакий за его спиной стал уплывать. А затем и стены комнаты. Через секунду младшего Ангела накрыла непроглядная темнота, лишь из соседней камеры раздалось веселое хихиканье, которого Вильгельм уже не услышал.
ОТ АВТОРА: Если нравится, комменты, лайки, приветствую. Плюс, если встретятся ошибки, не забывайте их мне отправлять!
Глава 4. Больше никогда.
-Ну чего там чувак, готов?
Том поднял глаза.
Диджей вопросительно посмотрел на него, осторожно пройдя по бортику сцены, и спрыгивая с нее прямо перед Томом, едва не зацепив своим неловким движением шнур от усилителя.
- Я всегда готов, что за вопрос. - парень раздраженно дернул за провод. – Поосторожнее, ты мне сейчас усилок с мясом вырвешь.
Курт поднял вверх большой палец, проигнорировав его последние замечание.
-Да ничего. Ты просто какой-то загруженный. – он хлопнул Тома по плечу и, подмигнув ему, начал пробираться сквозь толпу народу на свое законное место у диджейского пульта, находящееся по левую руку от сцены, на небольшом возвышении.
- Нормальный я. – бросил Том уже ему в спину, прекрасно понимая, что Курт, разумеется, уже не услышит его за этим жутким грохотом и ревом пребывающей толпы. Тому не было слышно даже своего собственного дыхания, не то что чьих-то слов.
Он немного покривил душой, сказав, что с ним все было в порядке, это было не совсем так. Он, конечно, был почти готов к своему выступлению, стоя за сценой, задумчиво задрав одну бровь и смотря куда-то в одну точку в конце помещения, периодически переводя рассеянный взгляд на двери, возле которых тусовался Нейт. Тот уже открыл их и постепенно начал запускать народ внутрь - толпа все прибывала и прибывала, заполняя помещение. Как обычно, народу под вечер обещалось быть много.
Том потеребил ремень от гитары, стараясь получше разместить его на плече. Ему казалось, что как ни крути, он лежал неудобно, то врезаясь в кожу через ткань футболки, то окончательно сползая и вообще всячески мешаясь и отвлекая от важного дела – нервного хождения из стороны в сторону вдоль края сцены, за которой он стоял в ожидании своего номера.
Он на всякий случай проверил колки, тронул струны, хотя делал это не для того, чтобы решить техническую сторону вопроса, ему попросту нужно было хоть чем-то занять руки, чтобы они не болтались без дела, как две бесполезные плети. Его, как и всегда немного потряхивало от волнения, хотя играть перед публикой для него привычным занятием. Это было не первое его выступление в клубе и уж точно не первое выступление перед толпой. Том даже и не мог припомнить теперь сколько раз бывал тут с того самого момента, как устроился работать в этот бар несколько месяцев назад.
И все равно каждый раз было одно и то же, как только стрелка на часах приближалась к половине седьмого и Курт плавно начинал приглушать музыку, у Тома автоматически включался синдром взмокших ладоней и учащенного, сбивчивого, как после долгого бега, дыхания.
Том вспомнил, тот день, когда Кит забрел к своему другу Петеру в студию просто поздороваться и спросить совета по поводу ведения дел в своем клубе. А получилось все еще лучше, чем ожидалось, в результате вышел оттуда полный энтузиазма и с миллионом идей о том, как сделать свой тогда еще маленький и никому неизвестный клуб немного популярнее. Когда Кит заметил Тома, гитаристу было вообще ни до чего – он был такой уставший, что даже не смотрел по сторонам. Он уныло тащился по коридору в сторону выхода с единственным намерением - выйти, наконец, из проклятой и надоевшей ему студии и проветрить немного свою начинающую уже опухать от духоты голову.
Кит и Петер о чем-то негромко переговаривались в сторонке, посмеиваясь между собой, и глаза продюсера упали на бредущую мимо них одинокую фигуру. Парень медленно полз в их сторону, в обнимку со своей с гитарой, путаясь от усталости в широченных штанах и запинаясь нога об ногу. Его тогда одолевали разные совершенно немузыкальные мысли - ему надо было сделать еще так много вещей: добежать до института, не померев от усталости где-нибудь прямо по дороге, тупо заснув в автобусе, протянуть оставшуюся неделю на те деньги, что у него еще были в запасе, оплатить счета за квартиру… Он раздумывал, как бы ему хотелось новую гитару, ведь старая уже разваливалась на глазах по причине того, что лет ей было, как эпохе динозавров. Теоретически все музеи мира, специализирующиеся на раритете, просто могли бы передраться из-за нее, однако на те скромные шиши, что ему приходилось получать иногда лишь по воле счастливого стечения обстоятельств, мечтать ему приходилось разве о том, чтобы хоть как – нибудь хватало на еду.
И тогда-то взгляд Петера упал на парня.
Кит и пришел к своему знакомому, знаменитому на весь Магдебург продюсеру Хоффману в студию именно за этим, чтобы тот посоветовал ему какого-нибудь молодого талантливого музыканта, не важно, девушку или парня, умеющего хорошо заводить зал.
Петеру почему-то подумалось, что Том мог бы справиться с этой задачей очень легко. Он оказался прав.
Георга и Густава в тот день не было в студии, они нашли какого-то очередного пацана, теоретически подходящего на роль солиста и поехали на встречу с ним, чтобы посмотреть, что он из себя представлял. Тому, который не особенно рвался за своими друзьями, выпала недостойная роль репетировать новые гитарные партии в студии в гордом одиночестве. А заодно на него возложили миссию мозолить глаза Петеру и дефилировать перед ним периодически фотомодельной походкой от бедра, как выразился Георг, чтобы продюсер, чего доброго, не забыл, как они вообще выглядят. Георгу, видите ли, не хотелось бы чтобы Хоффман подумал, будто они раздумали воплощать в жизнь свою идею с группой. Том, конечно, зыркнул тогда на друга черными от злости глазами и сказал, что, если Георгу так надо, пусть сам ходит и крутит жопой, где ему вздумается, на что получил единственный ожидаемый ответ: «Тогда ты пойдешь вокалиста смотреть!».
Инцидент был исчерпан.
- Эй, - ткнул Петер своего друга Кита в бок, - вон смотри, видишь того высокого парня, с дредами?
Кит кивнул ему в знак согласия. Том стоял неподалеку от них, замотанный до самого носа в огромный вязаный шарф, и убирал свою старую гитару в чехол. Его рабочий день уже был закончен и он знал, что его, наконец, ждет дорога домой, в их захламленную под самый потолок квартирку, в которую они с Георгом и Густавом как раз только что закончили перевозить свои вещи. Еще он знал, что спокойствие не светит ему и дома - там его ждали бесконечные коробки и их нужно было разбирать, и мысленно он уже был в них, соображая, куда рассовывать теперь все эти сокровища, которых было явно больше, чем места во всей их квартире.
Весь день Том делал, что было велено. От бедра, он, разумеется не умел, но в кабинет к продюсеру в то утро зашел раз двадцать, используя в качестве предлога любую мелочь - то пожаловаться на нехватку напряжения в амплифаере, то его не устраивал кошмарный звук в студии и он требовал поменять ее на другое помещение, то ему потребовался микрофон с глушителем. Причем Том даже не потрудился придумать - для каких целей, в группе все равно не было солиста, который мог бы заметить разницу.
В итоге Петер уже смотрел на него таким странным взглядом, что гитарист понял – он немного передернул с выполнением своего задания. А потому решил исчезнуть на всякий пожарный от греха подальше … Он послонялся по студии еще примерно полчаса и засобирался домой. На сегодня он, кажется, таки натер Хоффману мозоли на мозгу до такой степени, что тот, наверное, не забыл бы его прекрасные карие глаза, даже если бы перед ним вдруг возник небезызвестный черный туннель со светом в его конце. Светлый лик гитариста преследовал бы его и в том мире, немым укором напоминая о всех тяготах жизни простого музыканта. И Том с чувством выполненного долга и очищенной совести, надевал теперь свою куртку, готовый выйти на улицу.
- Это Том. Сложный парень, жизнь у него сложилась не самым радужным образом... - Грустно пробормотал Петер. - Мальчик отличный гитарист, но недавно его отец, мой друг, разбился в аварии. Он с трудом приходит в себя. Я знаю наверняка, что ему сейчас очень нужны деньги. Присмотрись к нему, может и выйдет чего? Сцена его любит...
И Кит, задумчиво глянув на странного парня в огромных черных джинсах и черно- белой толстовке, решил, что, может, игра и стоила свеч. В тот же день он подошел к Тому и попросил его сыграть что- нибудь. Том крайне удивился тогда, переводя взгляд на Петера, молчаливо стоящего за спиной этого невысокого мужика средних лет, которого гитарист не видел никогда раньше. И когда тот одобряюще подмигнул ему, Том лишь пожал плечами, расчехлил свою гитару, собранную в футляр лишь наполовину и прямо в коридоре заиграл любую пришедшую ему тогда в голову мелодию, не беспокоясь о том, что неплохо бы пойти в звукоизолирующую комнату, настроить аппаратуру и подключить микрофон. Он тогда слишком устал, чтобы думать, и его вообще мало волновало, что там вдруг взбрело в голову Петеру.
Том просто сделал то, что его попросили, сыграл первое, что ему пришло на ум, и если бы его спросили сейчас, он вряд ли вспомнил, что это было.
Но это сработало.
Кит с удивлением посмотрел на него. Что-то словно кольнуло под лопаткой, Том был такой харизматичный и талантливый, даже стоящий в коридоре, простой, растрепанный и уставший, он все равно он погружался в свою музыку, будто купаясь в ней, совершенно отдаваясь этой магии. И Киту показалось грехом упустить этот шанс. Тем более, что парню была нужна работа, а у него тогда как раз уволился бармэн и появилась свободная вакансия на полставки…
В общем, домой Том уже не плелся, как с утра, чиркая по асфальту носом и размышляя обо всяких малоприятных житейских ужасах и кошмарного размера счетах за квартиру. Он летел в эйфории, включив третью космическую скорость, перепрыгивая через сугробы, ступеньки на лестничной клетке, обгоняя прохожих и едва не распевая гимн Германии от радости. Он точно знал: Георг вечером просто сдохнет.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |