Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Тарантас для длинных туч 8 страница



Сначала разглядывала фотографии.

Изба, просёлочная пустая дорога, собака, воющая на следующую избу, туманно скрытую синим дымом… Ни единого человека.

Плакат – «Родной – лучший город детства». Женщина, весело бегущая с ребёнком, прихваченным за руку. На плакате. Чёрный дым пожарища по всей ширине неба за домами. Женщина, бегущая с двумя детьми, схваченными за руки. С рюкзаком на спине.

Красная площадь Москвы. Люди, идущие в дыму на фоне собора Василия Блаженного.

Окраина леса. Сгоревшие кресты кладбища. Валяющиеся фотопортретики, обгоревшие, с потрескавшейся керамикой.

Пять деревень, сфотографированные с самолёта, пылающие огнём, несколько пожаров в лесах вокруг и вплотную к ним…

Сгоревшая под самой Москвой военная база…

Чёрная дорога. Чёрный лес, весь сгоревший. Лес без травинки, летом.

Сгоревшие на месте деревни легковые машины, трактора. Ярко тлеющие остатки брёвен домов.

Малинное пламя в ночи, до самого верхнего неба.

Милиционеры и жители в горящей деревне. Ни одной пожарной машины, ни единого пожарника. Люди передают воду из какой-то канавы вёдрами.

Пылающее поле пшеницы. Как при фашистах в сорок первом.

Лес, подсвеченный от земли золотом широкого пламени.

Чёрное поле сгоревшего, чего-то посеянного здесь.

Женщина с ребёнком на руках. Чёрный дом, без сгоревших в пожаре окон и крыши.

Печные трубы. Собака, опустившая голову, бредущая между них. Ни одного человека. Ни одного дома с уцелевшими стенами.

Мужчина, держащий на руках обиженную, обгоревшую шерстью кошку.

Изогнутые сильнейшим огнём железки. Земля в копоти. Полуобрушенная печная труба на месте бывшего дома. Сидит русский мальчик, на корточках. В маечке. Коротко остриженный, широкий лоб… Я тут живу, - говорит глазами. – Я тут живу.

Как он будет жить? Где родители его, ведь всего – лет шесть, возрастом…

Кошка, оставшаяся от всего имущества, от всего хозяйства не сошедшего с ума человека, мальчик, спокойно показывающий – я тут живу, на пожарище играю железками…

Научиться не переживать, чего бы в стране кошмаров не происходило?

А когда здесь, в России будет нужнейшее, называющееся словом коротким, - «хорошо»?

Жить, и оставаться в такой стране – человеком? Поступающим по-человечески?

Видеоролик. Министр, безглазо идущий по сгоревшей деревне с подхолуйниками позади. Для министра уже приготовлена высокая площадка с лесенкой, даже в сгоревшей деревне. Женщины, стоящие тут и начинающие кричать – «Долой такое правительство! Долой такое правительство, вы нам ничем не помогли! Мы стали нищими, из-за вас, долой правительство»!



Подхолуйская охрана, широко расставленными руками отстраняющая женщин…

Люди и нелюди, люди и нелюди…

Маленький мальчик в маечке, на пепелище показывающий молча, глазами, - «я здесь живу»…

Зато не имеющий специального образования министр сел в самолёте на место командирское, первого пилота, и телекамера в тесной кабине с показом – вот вам начальник из начальников, лично тушит пожар с воздуха, - но почему начальник из начальников по всей стране не организовал работу и чиновников – с их личной ответственностью за неумение работать, - всех пожарников и добровольцев, за страну переживающих?

Нате вам прокатушку по воздуху, нате вам «да какой я замечательный»…

Кошку гладит, полуобгоревшую, тот мужчина, настоящий на своей земле…

Что маленький, одинокий мальчик ест среди пепла домов деревни и скрюченных огнём железок? Кто нальёт ему тарелку супа?

Где для него вода?

Спать ему – на чём?

Летой повторяющейся накалённостью воздуха повернулось против людей.

Пробуя оторваться от отупляющей, повторяющейся каждый день тоски болотной, - такой же бездонной, без упора в дно прочное, - созвонились и пошли к Фарафоновым на весь вечер.

Прижало – откуда не ожидали, и как уйти в сторону от происходящего – не понималось нормальными головами.

- Когда мы ехали с реки, я думала – ну, два-три дня жары, её мы на реке легко пересидели, вернёмся в город и работать начну легко, а погляди, муж мой, шестнадцатые сутки по ночам плюс двадцать шесть, днём тридцать четыре, тридцать шесть, жарища без продыха, и вдобавок пожары в лесах со всех сторон города. Форточки нельзя открыть, - посмотрела Елизавета на то же самое Солнце, вчерашнее, повторимостью.

С самого утра небо в окне квартиры развесилось тусклым, серо-коричневого цвета, с круглым Солнцем без лучей, каким оно получается при явлении затмения. И стена соседнего девятиэтажного дома за дымом, в улицах не исчезающим, выглядела серой, тёмной, поздневечерней – с утра.

Заставляя задуматься, - а как жить в повторяющемся кошмаре? Чем дышать?

- Да, горит Россия от Архангельска до Кавказа, от Белоруссии до Урала, а там по всей Сибири тоже. Голова тяжёлая постоянно, выспаться не получается. У нас на западной окраине города горят химические отвалы, от них и горькая вонь по всем улицам. А кабинетные воры выясняют, частный владелец должен тушить чёртову химию или они, видимо, взятку с владельца завода выжимают. В филармонии все концертные выезды в районы запретили, из-за опасного положения, северные районы в пожарах, в остальных пожары ждут.

А возле магазина вин, на пути к Фарафоновым, Елизавета наконец развеселилась, увиденной вывеской.

- Надо же, что осталось от прославляемого прежде советского писателя. Сочинял толстенную книгу «Вечный зов» про сибирских лохматых мужиков. Книгу забыли, магазин назвали – «Вечный зов».

- Очень точно назвали, по вечной теме для народа. Купим бутылку водки и красное вино.

Почти звезда Грета – сама себя возвела в звёзды с переменой родного имени Варвара на Грета, - Фарафонова зарабатывала на местном телевидении скучнейшем, собирая на улицах ответы прохожих на любые бытовые вопросы. Зато постоянно снимала кадры для авторского, своего документального кино, и лихо умела подработать на выборах, из косноязычных ответов кандидатов в депутаты делая понимаемое.

Убедившись, пришли они, Грета встретила лихо, - в коротеньком кухонном фартучке, а обернулась, зазывая за собой проходить в гостиную – бледной лазурности тонкие трусики в пару пальцев ширины на тесноте бедра и напоминанием прикрытости удлинённых половин высокого зада над прямыми ногами, высокими. Вместо блузки – сетка, с торчащими грудями без лифчика, под ней.

- Друзья, виду не удивляйтесь, по банной жаре дома принуждена ходить так, в любой одежде как в брезентовой куртке. - Нравится? – повернулась и так, и так, и приподнявшись на пальчиках ног. – Елизавета, на тебе шортики? Да хотите - раздевайтесь тоже, сегодня предложение раздеться можно понять в самом точном варианте, как на пляже. Мой Вадим в одних трусах ходит.

- Муж мой, а ты разрешаешь? – посмотрела Елизавета и беспокойно, и с желанием попробовать.

- Делай, я и сам сделаю, как предложено.

Грета смотрела с любопытством на снимающую шортики и блузку Елизавету, на тонкие белые трусики с полупрозрачным кружевом впереди и тонкий белый лифчик, и показала, куда снятое прибрать.

- Мы все окна закрываем мокрыми простынями, нам соседи подсказали, и форточки не открываем, от дыма спасаемся.

- А у нас окна закрыты зимними одеялами, вроде легче, с ними.

- И вы принесли выпить? Боже, упьёмся? Заканчиваю готовку, будет тушёное мясо с малосольными огурцами. Муж, отрывайся от телика, к нам явились гости. Жить работой невозможно, на телевидении испортилась какая-то техническая фигня размерами со шкаф, от жары перегрелась. Всех разогнали по домам, пока новую не привезут. Техника с кондиционерами не выдерживает, а людям, людям как выдержать? Вы не подскажите? Вот ведь, тоже не знаю.

Вадим заулыбался и протянул руку Александру, поздороваться.

В тонкой раме на стене висела крупная фотография, цветная и забавная, - стоящий спиной генерал с красными лампасами, за ним оператор с камерой на плече, дальше Фарафонова с микрофоном и с прижатыми к форменным брюкам руками полковник перед ней, чего-то рассказывающий в микрофон. Но ветром задрало зелёную юбку Фарафоновой, но генерал пригнулся головой и рассматривал её голую половину попы, - ветер, ветер пошутил.

- А-а-а, моей новой хронике улыбаетесь? Класс кадр, скажите? Помощник оператора успел, хитрюга. Взяла с него слово – в Интернет не отправит. Мне господин генерал на ней мил, ну очень ему любопытно, любопытно, - Вадим, на кухне после готовки жара, тут будем сидеть, носить помогай, чего по тарелкам разложила.

Выпили.

- Кто знает, как жить? – потребовала быстрого ответа Грета. – Кто научит, чем дышать? Жара и леса горят вокруг города, жара и леса горят, пожары круглыми сутками. На небо смотреть страшно, днём какая-то чернота – ночью в северной стороне красно. Чем дышать? Эти козлы из дурдома чиновников решили, что мы Ихтиандры? Тот под водой дышал, а мы должны – гарью?

- Друзья, я звонил Павлову. Говорит, Вадим, они платить не хотят. Павлов собирает добровольцев на тушение пожаров, взрослых, крепких мужиков. В городе полно крепких мужиков, безработных. Спрашивают, питание обеспечите? Платить пусть бы по тысяче в день будете? Павлов – звонок тем, кто тушить должен. Так и так, помощь вам огромная идёт, платите. Не хотят. Ждём, отвечают, когда деньги на добровольцев из Москвы придут. А из Москвы сам мэр куда-то за границу смылся, министры не отвечают насчёт денежного обеспечения работы добровольцев, так мужикам на что ехать? На питание у них денег – и то нет. Наливай по второй, Александр, к чёртовой матери, одно расстройство.

- Пушкин предсказал, как быть. Я вспомнила, - отвела от правого уха густые волосы Грета. – Есть упоение в бою… как дальше… у бездны на краю… Мы и дожили до края, дальше бездна. У нас в черте города отвалы химзавода вспыхнули, дожили.

- Я заметила, в городе люди сделались раздражёнными, - продолжила Елизавета. Мы ехали в город от реки – день, думала, два жара постоит и на дожди переменится. Нет, давит. Люди не высыпаются, воздух отравлен постоянными дымами пожаров, сплошняком присутствует углекислый газ, на здоровье горожан начало сказываться. Люди не в себе, запросто может в городе паника начаться.

- Ага, а губернатор до того страдалец за народ – улетел плавать в море в Италию и сам объявил в Интернете. Друг мой один тут же написал в Москву кремлёвцам: вы отменили выборы, вы нам прислали губернатора, так что немедленно доставьте его назад и заставьте работать на тушении пожаров. И чего? И ответили по московским теленовостям, завтра утром доставят. Смылся, а мы – гори ярким пламенем. Сегодня власти верить нельзя, врут, будто бы меры принимают. Несколько десятков деревень сгорело в области, люди погибли. Напиться хочу, - махнула рукой Грета, - у самой бездны на краю куда нам ещё? Напиться и не помнить!

- Генерал запомнил, - подкинул шутку Тарнов.

- Какой генерал? А, на фото? Пускай разглядывает, выразительное показать – не переживательно. Сижу перед вами, как деревенская хозяйка, - повесила на подлокотник дивана Грета кухонный фартучек, расстегнув до пупка сетчатую белую блузку с тёмно-малиновыми сосками под ней. И без лифчика торчливые, груди круглотами наполовину вытряхнулись от скорых движений. – Вадим, компьютер ты не выключил? Сейчас вам прочитаю, что в Москве и около неё творится, - перешла к экрану. – «Высокий уровень загрязненности воздуха, как одно из последствий лесных пожаров, стал веским поводом для эвакуации сотрудников посольств этих стран и членов их семей. Окончательное решение о незамедлительной эвакуации иностранных дипломатов из России было принято после того как глава МЧС Шойгу заявил, что «в Брянской области из-за пожаров может повыситься уровень радиации» (там почва до сих пор очень сильно заражена от Чернобыля). Искушенные дипломаты сразу поняли привычный для них эзоповский язык и бросились укладывать чемоданы, сообщают русские СМИ. Рано утром бегство иностранных дипломатов из России приняло повальный характер. Возможно, что дипломаты через разведывательные службы своих стран знают нечто, что пока еще не известно широкой публике». Из Интернета сегодняшние новости, мать их…

- Грета, Вадим, я занимаюсь психологией, я знаю, у каждого человека любое состояние начинается от его психики. Мы видим, психика людей в результате многочисленных пожаров придавлена, начинаются повороты в растерянность, в неправильное поведение. Уточняю, массовое неправильное поведение. Когда человеку не выспаться, не отдохнуть… гаснет желание сопротивляться, жить…

- Согласна, хотеть – основа жизни. А у меня состояние тоже какое-то загасшее. Вот выпила водки – от неё хорошо, от неё хотение в меня возвращается. Страшное на сторону уплывает, давайте пить, забываться насчёт пожаров и всего и - катись оно к той самой матери! До самой бездны на краю…

- А нас всех не предали? – посмотрел Вадим на Александра. – Пожары тушат сами жители деревень вёдрами и лопатами, армию на помощь не привлекают, где помощь от государства? От такого государства – где? Одну разруху видим. У нас в машину загружены необходимые вещи и четыре канистры бензина, документы держу наготове. На местных тварей, начальников области, надежды никакой, смоются первыми, когда город загорится. Такие твари первыми бежали из Москвы в октябре сорок первого года, правильно их Сталин расстреливал, сейчас бы нам его. Страна горит – кремлёвцы в Сочи отдыхают, как издеваются над нами, в открытую. Может, они заказ американцев выполняют, по уничтожению России вместе с населением, люди то в сгорающих деревнях гибнут, в Москве и то резко подскочили вверх хронические заболевания, отравленным воздухом дышать народ наш не приспособлен. Из Москвы начальник города в Австрию тоже смылся.

Зазвонил домашний телефон, Фарафонова слушала, упираясь на слушаемое, вращая глазами, ища, куда деться… Положила трубку, зная, ждут все.

- Елена Павловна звонила, её верить сто процентов можно, у нас на новостях сидит главной. В городке ближайшем частная идиотка, укравшая фанерную фабрику, запустила в главную реку области отраву, химический реагент, трубу у неё ржавую прорвало. Из реки пьёт воду весь город, и девять сельских районов, водозаборы на ней. К полночи отрава доплывёт до города, тварь из местных руководителей сейчас будет врать по местному радио – вода не опасная. Твари будут врать и выжимать из той идиотки взятку за увода её из-под суда, сами знаем. Ну? Полный идиотизм? Жара, воду в реке отравили, маленьких детей купать запрещено, взрослым не рекомендуется, а по радио враньё сейчас польётся – бегите срочно на берег, пейте гранёными большими стаканами, вода стала кристальнее родниковой! Ну – дела! Ну – страна! Какие козлы руководят нашими жизнями, какие сволочные козлы! На любом несчастье людей найдут способ поживиться, хапнуть миллионы рублищев! Твари поганые, ненавижу! Вадим, чего будем делать?

- Воду из ларька я запас. Наливать и пить будем. В смысле водку, вино, наливать и пить, до следующей подвижки к самой бездняке. Не бойтесь, друзья, шут с ним, с таким разворотом, как мужики говорят – не жили хорошо и нечего начинать. Грета, ты на водку перешла?

- Мне – хочется.

- На здоровье. Мне после яиц тоже хочется, – положил ладонь на середину ноги, упруго выгнутой поверх, начал сжимать и отпускать, надавливать и отпускать, - мм-мя! – как выжатый из выпуклого бедра получил поцелуй жены, ответом.

- Куриных яиц?

- Я ему на рынке покупаю свежие бычьи семенники, отвариваю, он есть. После сам для меня быком делается, прёт и прёт, ужас как страшно и нравится, от него по комнатам бегать начинаю. Действует на мужское способности получше всяких рекламных дряней.

- Согласен, мне нравится подкреплять себя бычьими семенниками, они и вкусные, между прочим. Хочешь, Елизавета, мужа твоего накормлю?

- У него спрашивать надо, ведь не мне съедать?

- Понял, да, у него.

- После водки лучше становится, друзья, - воспарила Грета, загасшее пропадает и вырваться в хотение тянет, уловить бы, во что и куда. Берите селёдку холодного копчения, она с долькой лимона сразу за глотком водки – прелесть, друзья мои, - передвинула селёдочницу ближе к ним, приподнявшись с дивана.

Вадим выпил и осерьёзнился, не забыв прихватить левую грудь пересевшей к нему на колени.

- Если город от химзавода ночью загорится и ехать нам неведомо куда, - а чего мы в жизни хорошего видели? Чего?

- Нас, молодых и прекрасных дев, - выпрямилась плечами Елизавета. – Есть упоение в бою… Да провались она, такая жизнь…

- Так, не спорю. А остальное? Чего ради живём-то?

- Ради нас, с нами – счастливее.

- Права ты, права, а страна вся горит, может, нас специально погубить придумали, пора разобраться по-настоящему.

- Ладно тебе в политику заворачивать, лучше бы на меня, привлекательную, полностью переключился настроением, - крутанула глазами на мужа Грета, – Елизавета, скажи? Стоящий мужчина не должен при нас мозгами в политику утыкиваться, так – скучно. Мужчины! Добавим вина! Любите нас, красивых дев, любите нас, вам покорных, но и зыркающих по сторонам…

- Я тебе позыркаю! Забыла, на моих коленях сидишь?

- Меня, звезду, меня, деву неповторимую, начинают любить, - ура, ура, - поместила дольку мандарина в губы и потянулась, так, к губам близким…

- Товарищ генерал, - отмахнула тонкой рукой в сторону фотографии, - обратите внимание сюда, разглядите, разглядите сцены новейшие, меняющие. Вы, там, на фотографии, меня не слышите разве?

И шлёпнула мягкой сливой, попав точно в лампасы.

- Грета, дай и мне сигарету?

- Ты ведь у нас не куришь, вся примерная-разпримерная, согласна, Елизавета?

- Ага, я стеклянная, я хрустальная, сдувайте с меня мусоринку лёгким дуновением, дотрагиваться нельзя. Я не курю, не целуюсь, водку выпить не умею, врезать крепким словом хаму в рожу – нет, и по всем пунктикам – нет, нет...

- Поняла, не обижайся...

- Елизавета, желаете – я вам трубку набью табаком? – предложил заботливо Вадим. – Со вкусом вишни табак, у меня.

- Разок попробовала, слишком крепко. Мне бы чашечку кофе под рюмку коньяка, нравится.

- Так сейчас принесу, что за дела? – Шевельнула бровями Грета. - С сахаром? С лимоном?

- Просто кофе, покрепче. От бесконечного уличного дымаря зевота начинается.

- Ты – наша, - прихлопнул по коленке, не себя, Вадим. – Раз пошла гульба такая, исполняем все свои желания, а то чёрт знает где может очутиться завтра, на самом деле.

- Не хочется, из такого смешного города. На днях сижу на банкете новых купцов, надо было поприсутствовать. Соседу по столу вежливо предлагаю: - берите мясо с овощами, вкусное. Он, тут же, - да у меня десять поросят в загородке дома бегают! Обалдеть... И как элегантно связать праздничный стол и десять живых поросят?

- Заелся купец, чего понимать…

- А веселиться? А развлекаться? – поставила чашечку кофе, прищурилась Грета хулиганисто, настроением делаясь сюрпризной. – Спросим у них, Елизавета, а хотят ли они вместе с нами увидеть других женщин? У меня целая коллекция, есть чего обсудить вместе. Мне интересно её посмотреть вместе с мужчинами. Хотите?

- Давай, когда сидим перед бездной, говоришь…

- Не переживай, Вадим, дальше своей земли не окажемся, - протянул в его сторону бутылку Тарнов, - и тебе обновить...

Всех уместив на длинном диване, Грета развернула сюда широкий экран компьютера.

- Хочу кино сделать о женщинах, да надо бы поразмышлять, с какой стороны проскочить и мимо скучной нудиловки, и мимо знаемого другими... Меня всё беспокоит, что же такое женщины, кроме красоты тела? И почему они только телом себя и проявляют в жизни, в основном? Пока коллекцию фото собрала, скоро снимать начну некоторые эпизоды с ними, всякими по возрасту и общей их жизни. И сделаю вставки, фотографиями.

Нажала показ кадров.

Колокольно расширенная книзу от зауженных боков живота крепостью бёдер и упёртостью расставленных ног, приподнявшись на пальчики, Грета стояла на фоне зелени кустов, как полушагнув и испугавшись, и как отпрянув от пугающего, прикрыв лицо руками. Кривоватая чёрточка чистейших, безволосо сдвинутых тугостей внизу… Блескучая фитюлечка, вколотая в пупок…

На фотографии, первой показанной.

- Да, в бёдрах ты на треть шире, чем в талии... Вроде женщиной в теле становишься, вроде девой остаёшься, - удивившись, - она на снимке, сразу спросил муж, - а кто снимал? Перед каким мужчиной разделась без моего согласия?

- Ай, да ни перед каким, Нина наша снимала, знаешь её, фотографирует толково.

- Против её ничего не имею, согласен.

- А против нас, что мы смотрим? – приулыбнулась Елизавета.

- Так тут-то так, ты за мужа переживай, а мне-то что? Влюбится он в мою, как назад его вывинчивать?

- Не влюбится, от меня другую не ищет.

- Да я не посердился, я – так, для разговора компанейского.

Грета, сидящая здесь же, дома перед компьютерным столом, вся обнажённая, густо закрывшая волосами лицо полностью...

- Так и у нас Нина фотографировала? Лучше сядь к тому столу, себя покажи?

- Попозже, если просишь.

- Выразительный снимок. Грета, лицо зачем закрыла?

- Я звезда, Елизавета, известная в городе, на экранах каждую неделю присутствую. Не хочу – попадёт случайно в интернет? Не хочу, не нужно. Лучше такой буду, стеснительность изображать. У тебя такие фото есть?

- Не с собой. Есть.

- Покажешь, если к вам придём?

- По настроению...

- Я настрою, я настойчивая. Смотрим дальше?

Появилась картина Боттичелли, «Рождение Венеры». Тонкая, светлая дева, смотрящая в сторону, прикрывшая лобок низом волнистой косы, слева одетая женщина по воздуху несущая для ней ткань, чтобы укрыть, слева молодой бог, несущий по воздуху обнажённую деву и вдувающий в Венеру струю жизни...

- Друзья, любимая моя картина. Я когда была маленькой девчонкой, любовалась, мечтала вырасти на неё похожей и пусть бы кто-то, воспринимаемый силой жизни, вдувал в меня оживляющее...

- Такое впечатление, что все замечательные художники остались в прежних веках.

- Елизавета, они своими работами и заставляют знать замечательное, без отворота в ерунду.

- Конечно, муж мой, - прижалась плотнее, задавливая остаток сигареты в пепельнице.

- У меня груди долго оставались похожими, точь в точь, теперь покрупнели, давайте сравним, - убрала с себя сетку Грета.

- Нравятся, мне нравятся, а были меньше, согласен, - подтвердил Вадим. – Надо тебе сняться в такой, точно в такой позе, тоже сравним. Мы согласны, вставай в её позу, снимай трусики и – изобрази?

- Вадим, ты понесёшь под рукой по воздуху голенькую деву, вместо того, слева?

- Всё ты правильно понимаешь, Елизавета, почему и легко с тобой,- уважаю.

Как заснувшая, безмятежно лежащая спиной на закругленном большом камне, солнечно-тихая, настоящая взрослая коричнево-волосяным лобком...

- Что думаем, мужчины?

- Такую сфотографировать – удача.

- Ты, Вадим?

- Чего думать? Тут прыгать надо, помнишь анекдот?

- Подожди прыгать. Ты понимаешь, её достигнуть она? Понимаешь её высоту? Чем она затягивает в поклонение?

- Не допрашивай, дойдёт – расскажу.

- Елизавета, ты так снялась бы?

- Да. Только не из зависти к ней...

- Само собой, едем дальше.

Стоящая на песке у реки русская девушка, с открытыми грудями, приспустившая трусики немного, приспустившая лицо скромностью приопущенных верхних век, улыбкой защитной...

- Хорошо, над трусами волосы всё равно видно, - показал всей рукой Вадим.

- А тебе лишь бы их видеть?

- Так я чего? Любой мужик первым делом туда смотрит, скажи Грете, Александр? Не знаю почему, - сразу туда.

- Природное, - подсказала Елизавета. – Женщины, кстати, поступают так же, при обнажении мужчины. Первый взгляд не на ширину плеч, а на него самого, понятно, да?

Грета подумала пару секундочек и кивнула, к ней обернувшись.

Опущенная на колени, снятая почти сзади, выдвинувшейся ближней ногой показывая закруглённые толстые губы, выбритостью утянутые меж ног...

- Хм, тут на лицо не смотришь, а только сзади...

- А эта? – спросила у всех Грета.

Прилёгшая на траву, раздвинувшая ноги и показываемая сзади и верхними, и обычно спрятанными под верхними складками потоньше...

- Наталкивает на схожесть с животными, как будто корова на лугу лежит.

- Точно? – переспросила Александра. – По первому впечатлению – точно? Надо же, я так же думала, для творчества чуть-чуть не то – конец, красота сваливается в безобразное. Спасибо, наши впечатления схожи. Топаем в продолжение?

Ноги разведены на стороны, между ними раскрылось, из раскрывшейся обритой как вывалилось...

- Редкое, случайно добыла.

- Грета, подожди? Сделай крупнее? Как интересно у неё всё сильно вынесено наружу... На петушиный гребень похоже, - улыбнулась Елизавета, оглянувшись на мужа и Вадима.

- Таким имуществом ей за мужика можно с женщиной сработать, - впечатлился Вадим, - напоминает, как у некоторых выглядят оттопыренные уши.

- И не возбуждает вас, мужчин?

- Всё тебе, Грета, узнать не терпится!

- Поняла, тут небольшая ошибка природы, можно в анатомический музей пособием для студентов, медиков. А вот будет – насколько догадываюсь, больше психика? Женская?

Крупным кадром только лицо, красивые глаза. Восторг. Красивый рот, и вплотную ко рту твёрдый мужской, со вздутым набегом синеватой сквозь тонкую кожу крови. Восторг, жаднейшее блещенье глаз...

- Вот погляди, Елизавета, сущность женская выражена предельно? Что столько радости-то?

- Чего хотела – нашла, - подсказал Александр. – Я в детстве думал, красивые женщины никогда с мужчинами не бывают, они природой назначены для потребности мужчин достигать их возвышенности красотой...

- Хотят одинаково, что неприметная, что красивая, - утвердил Вадим с уверенностью, как узнавший разных.

- Грета, на самом деле, сущность тут видна, запрятываемая для посторонних, яркая минута захвачена... Повезло ей, не добавить, - и постаралась не ойкнуть, неожиданно заметив – та рука Греты, свободная от компьютера, поглаживала скрытое, известное в трусах Вадима. Грета, продолжением, от найденного там ярчела...

Крупная женщина, расставившая ноги, приподнявшая свои груди, вторая спиной перед ней, отклонившаяся назад, прижавшаяся лицом под низом...

- Страсть, отмечена страсть, - как о подарке сообщила Грета. – Вот посмотрим...

Навзничь лежащая на полу молодая дева, ногами к фотоаппарату, запрокинутое лицо не видно, где оно должно быть – вздутые торчащие груди...

- Красивые груди? Тело красивое, мужчины?

- Да конечно, нам бы налить под такие переживания да обострить впечатления...

- Наливайте, сейчас обновим.

- Елизавета, - спросил муж, - а почему женщины любят фотографироваться обнажёнными? А почему им нравится раздвинуть ноги и обязательно навстречу фотику выставить полураскрытые влагалища? Почему тогда гордо улыбаются?

- Ну... ну... попробуем по порядку... Все вы видите, женские тела красивы сами по себе. А что для женщины может стать достижением? Показать свою красоту.

- Это ведь наслаждение, когда показать есть чего, - добавила Грета, взмахнув в воздухе обеими руками и глянув вниз, где по её трусикам бродила ладонь мужа, ощупывающая. – По рюмочке, под замечательный разговор?

- А ноги раздвигают и обязательно показывают промежность с полураскрытыми влагалищами, - не забыла ответить полностью Елизавета, - по-моему, вся предназначенность женщины тут, и все её самые сильные наслаждения, и возможность родить жизнь... Ну что женщине показывать? Хозяйственную сумку как основной подарок природы? Основное своё предназначение? Снимок девушке, лежащей на полу – замечательные груди разве не гордость для неё? Снимаются, пока увядания нет и поблизости.

- Я и хочу в своём фильме показать бытовое на фоне и близко не похожего, - подсказала Грета, жарковатым голосом. Помня и о втиснутой под трусики руке и лишне не шевелясь...

- Крайние кадры посмотрим?

Дача, майское цветение деревьев, плодоносных для будущего, зелень особенно яркая, майская, бочка для поливной воды, теплица, к дверке её видом сбоку наклонилась обнажённая она, Грета, наслаждающаяся показываемой красотой своего тела, и возле угла дома дачи обернувшись доверчивым лицом, главным в кадре оставляя солнечной облистости нежные тягости высокого зада, и присевшая одной ногой на невысокий камень второй на траву, круглоту колен в стороны отклонив, со спокойным достоинством показывая всю себя спереди и тут же - розовым гладчайшим лобком девы...

С выпирающим из приоткрытости треугольничком малиновым...

Ярчайшая, новой весенней жизни трава, листва густейшая деревьев и кустов...

- Ну, друзья наши, терпеть сколько можно? – сбоку обнял Вадим Грету, полукругло закрыв её левую грудь рукой. – Прямо предлагаю, здесь расположимся все вместе или вы в другую комнату уйдёте? Ковёр на полу широкий, уместимся?

Елизавета подтянула губы в полуулыбке, хотящая освободить груди от лифчика и тут их показывать Грете наперегонки, обернувшись, видя и руку Вадима в трусиках сидящей рядом, наверное, точно нашедшего там малиновый вспухший треугольничек и требующего его приближения плотнейшего к телу нужнейшему, - видя и глаза мужа, решающие возможность ответа с правильностью для неё...

Грета глубоко и протяжно затягивала «оооо, ооо», как утопая согласно и окончательно, стонала, нарываясь требованиями подскока на нависшее над ней тело. Подвернулась нужнее. Блестела под люстрой задранными ляжками. И выкрики её выдёргивали из стеснительности молчания в пристанывания неожиданнейшие для себя самой, для немедленной требовательности жить острейше...


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.034 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>