Александра Витальевна Соколова 36 страница

Лека с удовольствием разглядывала бы их всех дальше, но вернувшаяся Ася подтолкнула ее вперед.

– Ксюшка, смотри, кто приехал! – Весело сказала она, и Ксюха, которая, Лека зуб давала, заметила ее с самого начала, лениво вылезла из-за стола и полезла обниматься.

– Привет, – сказала она в Лекино ухо, – прости за это сборище. Скоро они разойдутся, и сможем поговорить.

Но разошлись не скоро. Сначала Ася шумно ее со всеми знакомила. Потом ее заставили сказать тост, потом что-то съесть, потом спеть песню под гитару… И только после длительного рассказа о серфинге оставили в покое и позволили откинуться в кресле уставшей спиной и немного помолчать.

Ася была очень веселой и радостной. Она суетилась, стараясь, чтобы у всех в тарелках была еда, а в бокалах вино, чтобы всем было весело. А Ксюха мрачнела на глазах – она сидела с прямой спиной, исподлобья глядя на гостей и грызла свою неизменную зубочистку.

– Покурила бы ты уже что ли, – тихо сказала ей Лека, перебираясь поближе, – а то только зубы стачиваешь.

Ксюха хмыкнула, но ничего не ответила. И вдруг – Лека глазам своим не поверила – к ней подошел Кирилл.

– Ксюш, – тихо сказал он, – можно тебя на два слова?

Она подумала, прежде чем согласиться – позерка! Но извиняюще пожала плечами в сторону Леки и вышла из комнаты.

– Интересно, узнала ли меня Ирка? – Подумала Лека, оглядывая оставшихся гостей. – Видимо, нет – даже не смотрит в мою сторону, никакого интереса. А ведь когда-то говорила, что наш секс был лучшим в ее жизни. Вот и верь после этого женщинам…

Краем глаза она смотрела на балкон, где лицом к лицу Ксюха разговаривала с Кириллом. Они махали друг на друга руками, эмоционально жестикулировали, а потом – о боже! – обнялись, и стояли так, прижавшись друг к другу, целую вечность.

– Леночка, может, ты хочешь лечь? – Ася неожиданно появилась слева, и Лека дернулась от ее голоса.

– Ась, – закипая от злости начала она, – а что у вас тут происходит?

Асины глаза дернулись в сторону балкона, и стали очень грустными.

– Идем, – сказала она, – поможешь мне на кухне.

Лека была уверена, что это только предлог, но Ася и правда поручила ей помогать – нарезать гигантский торт и разложить кусочки на блюдо. Сама она занялась завариванием чая.

– Я скоро уезжаю, Лена, – сказала она, отвечая на вопросительный Лекин взгляд, – и все мы немного из-за этого нервничаем.

– Куда уезжаешь? Надолго? – Лека начала понимать, о каком "времени" шла речь, но ответ еще больше сбил ее с толку.

– В Краснодар. Скорее всего навсегда.

Ася сполоснула чайник горячей водой и насыпала заварки. А Лека застыла с ножом над тортом и боялась пошевелиться. Значит, у них тоже? Значит, и они не смогли?

– Вы что, расстались? – Грубо спросила она. – Мне казалось, что уж вы-то точно никогда…

Ася долила воды под самое горлышко и, будто силы разом ее покинули, села на стул. Только сейчас Лека заметила, какое уставшее и печальное у нее лицо.

– Помнишь, ты говорила мне, что Ксюша устала все делать сама? Что мне нужно снова стать сильной, подняться после удара? Вижу, что помнишь. Именно это я сейчас и делаю– расправляю плечи, чтобы дать возможность Ксюше жить полноценной жизнью, встретить любимого человека и быть счастливой.

– Но ты же любишь ее! – Воскликнула Лека.

– Очень, – просто ответила Ася, – и именно поэтому уезжаю.

Больше она ничего не сказала – велела нести блюдо в комнату, и ушла, прихватив с собой чашки.

А Лека уже не хотела ничего праздновать. Она решительно не понимала, что происходит, и разговор с Асей только добавил вопросов. Если любит – почему уезжает? Может, Ксюха ей изменила? Или разлюбила? Да нет, едва ли – Лека видела, как та на нее смотрела: так смотрят только на самых важных, самых любимых, без которых и жизнь не жизнь.

– Где тортик? – В кухню просунулась Ирина голова. – Народ требует сладкого.

– Уже несу.

За чаем Лека еще более внимательно наблюдала за Ксюхой и Асей. Они вели себя так, словно ничего не происходит, словно все хорошо и чудесно – улыбались, смеялись, поддерживали беседу, и в то же время – Лека теперь знала это точно – медленно умирали.

– Как давно вы вместе? – Спросила вдруг она, на полуслове перебив вещающего какую-то чушь мужчину.

Ксюха только зубы оскалила, а Ася ответила:

– Практически всю жизнь.

И вернулась к разговору.

Три миллиона разных "почему" носились в Лекиной голове. Она едва дождалась, когда разойдутся гости, и Ася отправится на кухню мыть посуду, чтобы затащить Ксюху на балкон и вцепиться в нее мертвой хваткой.

– Не смей меня посылать, – сразу предупредила она, – все равно не отстану. Какого лешего у вас тут происходит?

Ксюха сузила глаза и достала из кармана джинсов зубочистку.

– Ася уезжает скоро, – сказала она, прикусывая кончик, – вот и все.

– Но почему она уезжает? – Не отставала Лека. – Вы так любите друг друга, и расстаетесь – почему? Почему ты ее отпускаешь?

– Именно потому что люблю.

– Бред какой-то, – потрясла головой Лека, – я не понимаю, правда…

– А кто ты такая, чтобы понимать?

Лека шагнула назад, испуганная. Ксюха наступала на нее – сильная, властная, холодная.

– Что ты знаешь о нашей жизни? Обо мне, о ней, о том, через что нам пришлось пройти?

Она цедила все это сквозь зубы, будто выплевывая.

– Ты была там? Была в моей шкуре, в ее? Что ты вообще можешь знать?

Лека сверкнула глазами и шагнула навстречу.

– Я не знаю только по одной причине: ты не хочешь рассказывать! – Вызывающе заявила она. – За все это время не ответила ни на один вопрос!

– А тебе не приходило в голову, что я не хотела отвечать? – Подняла бровь Ксюха. – Кто ты мне? Мать, сестра, подруга? С какой радости я должна быть откровенной с тобой?

– Но я была…

– Это был твой выбор. А мой – не доверять тем, кто еще не заслужил доверия. А с тебя вообще спрос особый – как и со всех, кто предавал.

Она говорила медленно, постепенно повышая голос. И вскоре они почти кричали друг на друга.

– Когда я тебя предавала? – Округлила глаза Лека.

Ксюха расхохоталась, и от этого смеха у Леки мурашки по коже пошли.

– А ты забыла? – Процедила она. – Вспомни институт, и твою любимую Светлову. Что ты мне тогда сказала? "Поигрались и хватит"? Что это по-твоему?

– Но я…

– Ты всегда и во всем видела одну свою любимую Женечку. Женечка то, Женечка се. Женечку обидели. Женечку бросили. Когда ты от нее ушла – мы вокруг нее сутками прыгали, вытаскивали. А кто вытаскивал меня? Когда ты МЕНЯ бросила? Никто. Правильно – какое вам дело было до нас, обычных людей… У вас же драмы, трагедии, надрывы. А мы так – в сторонке порыдали, кулаки покусали, да и успокоились со временем.

Она била сильно, наотмашь, и знала – Лека видела, знала – что делает очень больно.

– Так что не надо иллюзий, Лена. Я вижу тебя насквозь, всю твою натуру. Подлую, эгоистичную, жестокую. Ты переступаешь через людей как через игрушки. Как маленький капризный ребенок. И я не доверяю тебе. Ни на грамм.

– Почему…

– Почему тогда я пустила тебя в свой дом? Почему начала помогать? Потому что ты, как и любой человек, заслуживаешь помощи. Но нет, тебе захотелось большего. Ты начала лезть в мою жизнь. Ты хоть раз услышала, когда я сказала, что НЕ ХОЧУ ничего рассказывать? Нет. Ты перешагнула через это, и начала распрашивать дальше. Ты полезла к Асе. Ко мне. А зачем, Лена? Зачем тебе лезть в наши отношения? Зачем тебе знать, что и почему у нас происходит?

– Я хотела помочь, – прошептала Лека.

– А кто тебя об этом просил? – Отрезала Ксюха. – Ты как маленький ребенок, лезешь туда, куда тебя не просят, и обижаешься, когда не пускают. Хочешь помочь? Дождись, когда тебя попросят о помощи, а не суй эту помощь людям под нос. Да и не в помощи дело, я полагаю. А скорее просто в том, что, не умея строить отношения, ты постоянно, неуклонно, лезешь в чужие. Так вот, милая. Предупреждаю последний раз.

Она нагнулась к Леке вплотную, сверкая яростными глазами.

– Не лезь.

– Но вы же любите друг друга! – В отчаянии закричала Лека.

– Любим? – Угрожающе воскликнула Ксюха. – Да что ты знаешь о любви? Ты хотя бы раз делала что-то не для себя, не для своего комфорта и радости, а для любимого человека? Ты хотя бы раз отдавала себя без остатка, ни на что не надеясь взамен? Ты ждала кого-нибудь хотя бы год, два, три? Не для того чтобы дождаться, а просто так! Просто так, слышишь? Потому что любишь! Ты отказывалась от самого важного, что есть в твоей жизни, лишь бы любимый человек был счастлив? Да ты понятия не имеешь, что такое любовь. Только носом крутишь всю жизнь. Одна тебе не подходит, вторая, третья, сто сорок восьмая. Разве это любовь? Любовь – это верить. Любовь – это отдавать. Любовь – это прощать и верить снова. И отпускать. Сжав зубы, разбив в кровь кулаки, отпускать, потому что любишь. Вот что такое любовь, Лена. И не нужно говорить мне о том, чего не знаешь.

Повернулась, и вышла с балкона.

В тот же день Лека ночным поездом уехала в Питер.

Сидя внизу, на полке плацкартного вагона, она смотрела в окно, а в ушах ее набатом продолжали звучать Ксюхины слова.

Нет, нет, все это неправда, не могло быть правдой. Да, она, конечно, совершала неверные поступки. И предавала, и делала больно. Но ведь было же и что-то хорошее! Зачем-то ведь все эти люди хотели быть с ней.

И любовь… Разве то, что она чувствовала к Женьке – не любовь? А Саша? Разве не отпустила она ее? Да, через годы после ее смерти. Да, может быть, не до конца, но отпустила же, отпустила…

Она сидела, пока за окном не забрезжил рассвет, и не показались снаружи пригороды Питера. И чем больше сидела, тем яснее и четче перед ней во весь рост становилась правда. Неприкрытая ничем, голая. Правда на грани отчаяния.

В Питере ее никто не встречал – наверное, Яна не получила ночную смс, или просто не захотела приехать. И Лека поехала сама – на метро, сунув в уши наушники от плеера и покачиваясь в такт движению вагона.

Вышла на станции Комендантский Проспект, и долго шла пешком, обдуваемая холодным питерским ветром. Внизу, у подъезда, остановилась, и вытащила телефон – забыла номер квартиры. Но не успела нажать и кнопки, как дверь подъезда распахнулась, и прямо навстречу ей выскочила… Женька.

***

– Да потому что я не хочу так! – Крикнула Марина, хватая со стола чашку и изо всех сил швыряя ее в стену. – Не хочу так, слышишь? Не хочу!

Она кричала, и по щекам ее катились слезы. Волосы растрепались, домашний фартук съехал куда-то в сторону.

– Почему опять? Ну почему опять? Только все стало налаживаться, и ты снова собираешься это сделать!

Женька стояла у подоконника молча, ей нечего было сказать. С момента когда позвонила Яна прошло два часа. С момента как Марина начала кричать – полтора. И все эти часы она не знала, что ей сказать.

– Зачем она приехала? О, я знаю, знаю, зачем. Опять устала быть одна, опять вспомнила о тебе, сволочь, и помелась через полконтинента тебя искать. Ну сколько же можно,а?

Она рыдала, уперевшись руками в стол, и оттолкнула протянутую Женькой руку.

– Я же знаю, знаю, как все будет. Она позовет тебя опять. Опять к себе. И ты согласишься, потому что что я могу противопоставить этой вашей вечной любви? Свою? Но она проще, она спокойная, она другая. Куда там нашим двум неделям против ваших пятнадцати лет! Куда там моей любви против ее страстей и яростных эмоций. Что стоит моя любовь по сравнению с ее? Что стою я по сравнению с ней?

И Женька не выдержала. Сделала шаг, еще, и тихо-тихо сказала:

– Мариш. Остановись.

Марина сглотнула и послушалась. Она смотрела на Женю глазами, плавающими в слезах, дрожащая, словно маленький детеныш, напуганный кем-то жестоким.

И Женька обняла этого детеныша, притянула к себе и обняла, укрывая руками от всех бед и невзгод, от всех несчастий.

– Глупыш, – шепнула она, чувствуя, как продолжает дрожать в руках любимое тело, – твоя любовь стоит все. И ты для меня – все. Моя девочка, моя любимая девочка.

– И ты не уйдешь к ней? – Марина подняла лицо, и столько надежды было в ее теплых глазах, что у Жени защемило сердце.

– Нет, – просто сказала она, – я никуда не уйду.

Села на стул, усадила Марину к себе на коленки и начала укачивать как маленькую.

– Ленке плохо, – говорила она тихим голосом, – наверняка плохо, иначе она едва ли вот так бы приехала. Пойми – она дорога и важна для меня, и я не могу оставить ее без помощи, без поддержки. Но я больше не хочу с ней любви, я хочу только дружбы.

– Правда? – Всхлипнула Марина.

– Правда, – улыбнулась Женя, целуя ее в подбородок, – я с тобой, только с тобой, всегда с тобой, слышишь? А Ленка… Ее кусочек в моем сердце остался за ней. Но это больше не значит так много, как значило раньше. А ты значишь много. Почти все.

– Хорошо, – Марина развернулась на коленях и уже не плача посмотрела Женьке в глаза, – иди, если считаешь, что это нужно. А я буду тебя ждать. Здесь. Хорошо?

– Я вернусь, – кивнула Женя, – очень скоро вернусь.

До Яниного дома дошла пешком – хотелось немного проветрить голову, и успокоиться. Марина разбередила что-то в ней этим утром, растревожила. Впервые она видела ее такой ранимой и напуганной.

Дверь ей открыла Кира, с маленькой Лекой на плечах.

– Мама! – Немедленно завопила Лека. – А я уже не сплю!

Женька взяла дочь на руки и проследовала на кухню. Там, с чашкой кофе и сигаретой, уже сидела облеченная в халат Яна.

– А Лека где? – Спросила она хриплым со сна голосом.

– То есть? – Не поняла Женька.

– Лека. Ты что… Ее не встретила?

Минута ушла на то, чтобы разобраться, кто виноват и почему так вышло, что Леку никто не встретил. Еще одна – на то, чтобы уложить дочь в кровать. И вот уже Женька понеслась вниз по ступенькам, сжимая в кулаке ключи от Яниной машины и ругаясь сквозь зубы. Выскочила из подъезда, и со всего маху налетела на Леку.

Они долго обнимались, стоя под холодным ветром и моросящим дождем. Женька улыбалась, гладила Леку по щекам, плечам, всматривалась в ее губы и синие глаза, в которых по-прежнему можно было различить маленьких чертят. Вот только грустными они были сегодня, эти чертята. Грустными и печальными.

– Пойдем где-нибудь посидим, мелкая, – предложила Лека, когда они наконец смогли сделать шаг друг от друга, – я так рада тебя видеть.

– Я тоже рада, чудовище. Но сидеть мы пойдем к Янке, не зря же она встала в такую рань. Леке к Янке идти не хотелось, но она подчинилась. И улыбалась, и здоровалась, и умилялась Леке-младшей, а потом с видимым облегчением уселась на кухне и покосилась на закуривающую Женьку.

– Опять куришь? – Спросила с неодобрением.

– Опять, – согласилась Женя. – Давай так. Пока Яна одевается, рассказывай то, что при ней нельзя, а то потом поздно будет.

– Почему поздно? – Удивилась Лека. – Посидим тут, и пойдем к тебе, там и расскажу.

Женька только засмеялась.

– Нет, чудовище, ко мне мы сегодня не пойдем. Я, видишь ли, тебя не ждала, и у меня совсем другие планы.

Лека молча сглотнула и хмыкнула про себя.

– Ну так что? – Спросила Женька. – Как твои дела? Как Диана? Ты мне совсем мало писала, бессовестная.

– Диана так и не смогла меня простить, – сказала Лека, пожимав плечами и ероша собственные волосы. Она почему-то смотрела куда угодно, только не на Женю. – Фильм провалился, друзья от меня отказались за то, что я такой предатель… Вот в двух словах и все.

– Подожди… – Удивилась Женька. – Как отказались? Все?

– Все.

Лека слезла со стула и села на пол, положив голову на Женькины колени. Вздохнула глубоко и тяжко. И Женька запустила ладонь в ее волосы, и стала гладить, потихоньку перебирая пряди.

– Ничего, чудовище. Все это пройдет. Все обязательно будет хорошо.

Глава 13. Тринадцать.

В кухню вошла заспанная, с красными глазами и наскоро умытым лицом, Яна. Посмотрела на Леку, сидящую на полу у Женькиных ног, и с наслаждением зевнула.

– Ну что, дорогая? Приехала отбивать подругу у старой любви?

Женька улыбнулась даже, настолько двусмысленно это прозвучало. А Лека вспыхнула и, разозлившись, вползла на стул.

– Если ты о Марине, то она никогда не была моей любовью. И не собираюсь я никого отбивать.

– А чего приехала тогда? – Спросила Яна, и принялась разливать кофе. Женька видела, что она тоже сердится, но почему-то впервые в жизни ей было наплевать. Хотят злиться – пусть злятся. Она их успокаивать и мирить не собирается. Поболтает, попьет кофе, заберет Леку и отправится домой, где нервничает и носится по квартире Марина, игде лежат билеты в аквапарк, три маленьких пластиковых листочка, по одному на каждую.

– Приехала, потому что соскучилась, – услышала Женя, и вздрогнула – а тут, я вижу, мне не слишком рады?

Ощущение дежавю было острым и пугающим, Женька даже оглянулась испуганно, не сидит ли рядом Шурик, не морщит ли лоб Кристинка, и не улыбается ли ехидно Ксюха.

– Дура, – коротко ответила Яна, – наоборот, я буду даже рада, если ты вправишь этой идиотке мозги и объяснишь, в какую задницу она снова лезет.

"Идиотка" на это только вздохнула. А Лека, встрепенувшись, с удовольствием включилась в разговор.

– Я уже писала ей письмом, что это идиотская идея. Марина – это средоточение всех людских грехов в одном человеке, и надо было безумной, чтобы после всего что случилось, снова начать с ней отношения.

– Вот и я о том же, – кивнула Яна, – это еще Серега с Максом не знают.

– Вы, вроде, говорили о том, почему Ленка приехала, а не почему я с Мариной, – лениво заметила Женька, – предлагаю продолжить.

– Мелкая, погоди, – Лека развернулась на стуле и схватила Женю за руки, – просто скажи мне: почему? Ну почему?

Женя смотрела на нее и молчала. Синие глаза, выгоревшие на солнце волосы, морщинки в уголках глаз, и около губ. Таких любимых и таких далеких. И глядя на нее, глядя на дорогие черты, она вдруг поняла: не поймет. Что бы она сейчас ни сказала – не поймет. И не потому что не захочет понять, а просто потому что не услышит, не захочет услышать.

– Хочешь познакомиться с тезкой? – Ласково улыбнулась она вместо ответа. – Она скоро проснется.

Лека заволновалась, занервничала, заморгала глазами.

– Конечно, – быстро сказала она. И повторила еще раз, – конечно.

И Женя снова мучительно поняла: не хочет. Не интересует ее Лека, да и вообще Женькина жизнь ни капли не интересует. Не за этим она приехала, ой не за этим.

– А ты надолго приехала? – спросила вдруг она.

– Не знаю, – пожала плечами Лека, – поживем-увидим.

И в эту секунду Женьке стало страшно.

За пустой болтовней они допили кофе, Женя разбудила дочку, и, забыв об идее знакомства, не прощаясь уехала домой. Встретила улыбкой вопросительный взгляд Марины, и после быстрого завтрака увезла обеих в аквапарк.

Катая Леку на горках и плескаясь в бассейне, она не могла отделаться от навязчивой мысли: что-то не так. Что-то царапало сердце, мешало мыслить внятно и получать удовольствие от выходного. И только когда Лека, утомленная, заснула в шезлонге у бассейна, а Марина грациозно нырнула в воду, поняла. Поняла, и нырнула следом.

– Скажи, – попросила она, выныривая и останавливаясь рядом, – скажи.

Сердце ее колотилось как заведенное, а близость полуголого, мокрого Марининого тела, только добавляла шума в ушах и тяжести в сжатых висках.

– Что сказать, котенок?

Вспышка ярости пронзила ее с головы до пят.

– Почему? Скажи мне – почему?

– Что почему? – Испугалась Марина. Ее рука легла на Женино плечо успокаивающим жестом.

– Почему ты была с ней?

Дрогнула рука, соскользнула с плеча в воду, и Марина тяжело втянула в себя воздух.

– Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? – Спросила она, пытаясь выиграть немного времени.

– Просто ответь, – сквозь сжатые губы приказала Женька, – я хочу знать.

Марина оглянулась по сторонам, но вокруг никого не было, и не было возможности как-то сослаться на отсутствие интимности, на присутствие рядом чужих людей. Она молчала, а Женя чувствовала: от того, что она сейчас скажет, будет зависеть очень многое, если даже не все.

– Я была влюблена в нее, – выпалила Марина, – сначала я просто играла, мне нравилось ее дразнить. А потом влюбилась.

Женька кивнула, чувствуя, как ледяной кулак разжимается, отпуская сердце.

– Я говорила уже тебе, – продолжила Марина, – вы с ней очень похожи. Наверное, я искала тебя в ней. Не могла забыть, не получалось – вот и нашла…

– Но почему ты не искала тогда меня? – Вырвалось у Женьки с болью. – Столько лет, Марина! Столько лет врозь, вместо того чтобы быть рядом. Если ты любила, если ты помнила – почему не искала?

– Господи, да как ты не понимаешь? – В голосе Марины зазвучала плохо скрываемая злость. – Думаешь, это так просто – понять, принять, уговорить себя рискнуть? Ты ушла тогда от меня, ты меня бросила, ты ушла к другой женщине и жила с ней, а меня оттолкнула, когда я попыталась все исправить! Думаешь, после этого мне было легко решиться?

– С какой другой женщиной я жила?

– С Олесей! – Марина уже почти кричала. – Я приезжала несколько раз к Яниному дому и видела вас вместе! Думаешь, это было легко? Видеть, как ты ее обнимаешь, целуешь,улыбаешься? Представлять, как спишь с ней ночью?

Она наступала на Женьку прямо по дну бассейна, мокрая, горячая, растрепанная. А Женя делала шаг за шагом назад, к бортику, и мысли в ее голове метались вспуганными птицами.

– А потом я решилась, все равно решилась, и нашла тебя, и просила вернуться! А ты сидела в этой своей дурацкой машине, холодная и чужая, и твердила про одну Олесю, да про вашего ребенка. Что я могла тогда сделать? С этой твоей новой любовью? Что?

– Да я любила всегда только тебя! – Не выдержав, заорала Женька. – И с Олесей я никогда не спала! Она была моим другом, только другом, и она выталкивала меня из ада, вкотором я оказалась, всеми силами выталкивала! Ты хоть понимаешь, что после тебя у меня фактически никого не было?

– Как? – Ахнула Марина.

– А вот так! – Глаза ее налились слезами, губы дрогнули от боли и злости. – Я не жила после тебя, а тащила себя по жизни, делая вид, что все еще будет. Но ничего не было! Невозможно жить без огромной части себя, а моя часть навсегда осталась в Питере, с тобой! Хочешь расскажу, сколько раз после тебя у меня был секс? Просто банальный секс? Несколько раз с Лерой – по-дружески, для здоровья, пока я не поняла, что она влюбилась в меня. Пару раз с Лекой – когда она приехала в Таганрог замаливать старыегрехи и раны зализывать. Один раз с Лешкой – по пьяной лавочке, по дури, от огромного, ужасного одиночества. И снова с Лекой – там, на Бали. Не секс даже, не любовь, а прощание, обычное прощание с мечтой. И все, Марина! Видишь? И все! Никаких отношений, никакой любви, никакой радости. Мое сердце осталось здесь, с тобой, и все эти годы было здесь!

Теперь они плакали обе. Не рыдали, не всхлипывали, просто смотрели друг на друга полными слез глазами.

– Но я же этого не знала! – Крикнула Марина. – Откуда мне было знать? Я думала, ты забыла меня, ты живешь, ты счастлива…

– Счастлива? – Перебила Женька. И расхохоталась. – Счастлива? О да, я была очень счастлива! Как зомби ходила на работу, с работы, общалась с друзьями и воспитывала дочку! А сама каждое утро думала – сколько часов осталось до вечера? До вечера, когда можно будет перестать делать то, что надо, и начать то, что хочется – залезть с головой под одеяло и выть в подушку, до утра, пока все не начнется по новой.

– Но если так, – теперь перебила уже Марина, – если все это так, почему ты не вернулась сама? Почему не нашла меня?

– Потому что я тебя ненавидела! – С яростью закричала Женя. – Я была уверена, что ты не любила, а всего лишь играла со мной. Что ты виновата в смерти Олеси. Что вся твоя любовь была фикцией и сказкой.

Она кричала, разрывая легкие и взбесившееся сердце, и в первую секунду не поняла, что Марина – плачущая Марина – подошла к ней совсем близко и взяла ладонями за щеки.

– Тише, – попросила она, – посмотри на меня.

Женька, все еще задыхающаяся от ярости, вдруг послушалась. Посмотрела.

– Я тоже боюсь, – шепнула Марина прямо в ее дрожащие губы, – правда, очень. Но я хочу сделать все, чтобы у нас получилось. Потому что я очень, очень сильно тебя люблю.Очень.

– Но мы… – начала Женька, но Марина не дала ей закончить.

– Вот именно, мы. Мы вместе, мы здесь, мы хотим одного и того же. И мы знаем, что это будет нелегко.

Женька вдохнула и почувствовала, как успокаивается безумное сердце, снова пуская в себя тепло и нежность любви.

– Марусь, – хрипло сказала она, – а что если у нас не получится?

– Получится, – Марина обняла ее за шею и поцеловала в мокрую щеку, – обязательно получится. Наши чувства сохранились через столько лет и такой боли, котенок. Они дорогого стоят. Закаленный металл, понимаешь? Он уже закалился. Осталось только выплавить из него то, что мы хотим.

– И она не разлучит нас? – Всхлипом вырвалось у Женьки.

– Нет, котенок, – улыбнулась Марина, – раньше я сомневалась, а теперь знаю точно: не разлучит.

И стало легко. Женька обняла Марину, и, прижимая к себе ее мокрое тело, закрыла глаза.

Какое счастье, что рядом есть человек, с которым можно говорить. Какое счастье, что рядом есть человек, который боится так же, как и ты. И какое счастье, что вместе бояться гораздо, гораздо легче…

***

– А почему вы не купите снова большую квартиру? – Спросил Леша, делая глоток коньяка из бутылки и закусывая его сыром. – Боишься, как бы снова разменивать не пришлось?

Инна взяла из его рук бутылку, и тоже отпила немножко. Они сидели в кустах, на которых уже практически не было зелени, сидели прямо на земле, постелив одеяло, и периодами испуганно поглядывали в сторону дачного домика. А там вовсю шло веселье – праздновали юбилей Лизиного отца, и по этому поводу собрали всех друзей и знакомых, включая Лешиных и Инниных родителей.

Лиза исполняла роль послушной дочери – помогала подавать закуски, относила на мусорку пустые бутылки и через силу улыбалась отцу, а Леша с Инной, едва поздоровавшись с гостями, ухватили бутылку коньяка, кусок сыра, и сбежали в любимые кусты – подальше от шумного застолья.

Оба сидели, одетые в джинсы и куртки – приближалась зима, и дыхание осени уже не согревало, а холодило голые пальцы.

– Ну так как? – Не дождавшись ответа, снова спросил Леша.

– Не торопи, – попросила Инна, – я думаю, отвечать тебе, или нет.

Леша поморщился и сделал еще глоток. С тех пор как Инна с Лизой помирились, с ней творилось что-то странное: она как будто еще глубже ушла в себя, и светилась не счастьем, но легкой туманной теплотой, происхождения которой Леша никак не мог понять. Лиза везде ходила за ней хвостом, не отпуская ни на секунду, если бы могла – и сейчас бы с ней сидела, наверное. Но что-то было между ними, что-то новое, непонятное.

– Я приехал тогда, когда мне позвонила твоя подруга, – сделал он еще одну попытку, – но тебя уже не было дома.

– Знаю, – улыбнулась Инна, – Ольга увезла меня к Лизе, и я забыла тебе позвонить. Прости.

– Да нет, не в этом дело. Я просто хотел знать – что тогда произошло?

Инна раскинула руки и потянулась.

– Думаю, мы обе многое поняли тогда, – тихо сказала она, – как дороги и важны друг другу, как связаны сильными и глубокими чувствами, и самое главное – что любовь это еще не все.

– В смысле?

– Понимаешь, Леш, мы на каком-то этапе словно успокоились, остановились, замерли. Дошли до какой-то точки, сочли ее комфортной для обеих, и решили в ней остаться. А жизнь тем временем продолжала развиваться, меняться, двигаться. И Лиза двинулась за ней первой.

– Инна, пожалуйста, – воскликнул Леша, – не начинай не оправдывать!

– А мне не в чем ее оправдывать. Ответственность пополам, Леш. Половинка ей, половинка моя.

– И в чем же твоя, интересно?

– В том, что я увлекалась движением внутри, и не учла, что Лизе нужно совсем иное движение. Я не мастер ухаживать, Леш, и не мастер устраивать сюрпризы. Но теперь я понимаю, что не это ей было нужно.

– А что? – Леша вздрогнул всем телом. – Что?!

Инна мечтательно посмотрела на небо и расплылась в улыбке.

– Полет. Тайна. Загадка. Влюбленность. Жизнь, Лешка. Просто жизнь.

Это совершенно ничего не объясняло, и Леша попытался снова.

– И как ты собираешься ей это дать?

– Думаю, мы дадим это друг другу. Она ведь тоже была во многом права, Леш. Я немного увлеклась своими правилами и четко выстроенными задачами. Я всегда знала, что хорошо, и что плохо. А теперь…

– Теперь?

Инна повернулась и просмотрела на него светящимися, детскими глазами, полными веселья и радости.

– А теперь я понятия не имею, как правильно, Лешка. И даже думать об этом не хочу. Знаю, чего мне хочется, знаю, чего хочется моей жене и моей дочери. И этого достаточно.

– Но получается, что ты меняешься ради нее, – снова попытался Леша.

– Вовсе нет. Я меняюсь, потому что созрела на то, чтобы измениться. В том числе и с ее помощью тоже. И она меняется рядом со мной.

Леша поморщился и пожал плечами. Он-то как раз никаких изменений в Лизе не увидел, но Инне виднее, конечно.

Дата добавления: 2015-09-28