Турмалины так покраснели-побледнели-посинели-позеленели, что Диего понял – эффект произведен нужный.
Теперь нужно посмотреть, как они отреагируют на настоящего предшественника Глена, потому что он не настолько неудачлив, не настолько уродлив и не настолько туп, как он обрисовал. В конце концов, не так страшен черт, как его малюют. И он «забыл» сказать, что до него Гвен встречался с самыми красивыми парнями интернатов, в которых жил, из которых его выгоняли именно за аморальное поведение. И в связи с этим он просто не мог быть некрасивым, иначе на него никто бы не посмотрел. Но нужно было успокоить Глена, наладить с ним отношения и заранее настроить всех против новенького.
Таков уж закон Дримсвуда – все назло всем, все по секрету, все исподтишка и без последствий. Это не Стрэтхоллан, где каждый квадратный метр – полигон.
Эйприл рискнул выйти из спальни и сразу же об этом пожалел – к Турмалинам как раз хотел зайти новенький. Именно Эштон Крофт, будь он проклят.
- Что тебе еще нужно? – Кле прищурился, стоя на пороге, держа дверь одной рукой и вцепившись в косяк другой.
- Спросить хотел, - спокойно объяснили ему.
- Спрашивай.
- Тебе нужен был только «хороший» Гаррет, да?
- Мне нужен настоящий. А его нет.
- Настоящий – это я. Гаррет – я, а не только моя хорошая часть, которая делает только приятные вещи. Если хочешь знать, то человека нужно либо целиком воспринимать таким, какой он есть, либо не воспринимать вообще. Нельзя любить только одну часть!
- Значит, я еще недостаточно взрослый, чтобы понять это! – Эйприл окрысился. – И я не знал о том, что тот Гаррет – просто хорошая часть, которую ты так удачно выдумал, чтобы показаться паинькой. Извини, ты прав, не получится у меня любить целиком такого, как ты. Даже несмотря на то, что в тебе что-то есть от него.
- Тогда решай сейчас, что будешь делать. У меня есть два варианта. Или ты просто выделываешься какое-то время и я самоотверженно за тобой бегаю, добиваясь прощения, зная точно, что ты стопудово меня простишь… Или ты прямо сейчас мне говоришь, что тебе это не нужно, что ты не хочешь ничего со мной иметь общего, что ты не просто выделываешься и не хочешь, чтобы за тобой бегали.
- А если второе, то что? – Эйприл метался между вариантами, но дело было не в обиде на слова в раздевалке. Он не просто обиделся и ждал унижений ради его прощения, он в самом деле понял, что это не тот человек, в которого он влюбился.
- То я за тобой больше никогда не стану бегать. Захочешь – будем друзьями, не захочешь – просто не будем общаться. Никаких пакостей, обещаю, - усмешка Эштона была куда приятнее усмешки Гаррета, но действительность это не красило. – Только знаешь, что?
- Что? – Эйприл почти решился. В конце концов, все дело действительно в настоящем характере Гаррета, в этой чужой внешности. Гаррет у Кле ассоциировался с высоченным широкоплечим брюнетом, который делал столько всего приятного и говорил всякие приятные вещи. А сейчас перед ним был сладкий блондин, за которого цеплялись взгляды даже нормальных парней, он намеренно обижал его в раздевалке, он издевался, он хамил. И звали его даже не Гарретом.
- Только не пожалей об этом, - он хмыкнул.
- А ты сам не пожалеешь? Вдруг я решу, что ты не должен за мной бегать, а тебе самому захочется?
- Не захочется, - Эштон прищурился.
- Значит, и сейчас не хочется, - поймал его на этом факте Кле. – Так зачем мне выбирать первое, если тебе просто безразлично, что я решу, и не хочется бегать?
- Ты прав, черт возьми, - Гаррет даже засмеялся. – Ты даже слишком умный для меня. Поэтому тебе не соврать. А я не люблю, когда не соврать, - он двинул бровями.
- Потому что ты – Эштон. Ты удивишься, но я думаю, что это судьба, - Эйприл перестал злиться и обижаться. Да уж, он слишком умный для человека, прожившего на свете двадцать лет и пробывшего привидением еще десять. Гаррет встречал только эмоциональных и не слишком одаренных умом, теперь он столкнулся с умным и вполне адекватным, и это его тоже не устроило.
- Какая судьба?
- Ну, ты можешь больше не строить из себя романтика, которым тебя делал продюсер. Тебе же было странно вести себя «плохо», когда о тебе все думали, как о романтичном идиоте? А теперь у тебя новое тело, новое имя, ты можешь быть таким, какой ты есть.
- Без друзей и парня, - хмыкнул Гаррет.
- Тебе же это не нужно?
- Да, не нужно. В том смысле, что без этого я не умру, - сам пояснил свои слова, сказанные Одри. – Но хочется.
- Не нужно, но хочется, - Эйприл улыбнулся, привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди. Гаррет подумал, что иногда этот парень просто заколдовывает. Но стоит подумать о быте с ним, и становится ясно, что он доведет в пять минут своими уравновешенными речами и аргументами. В такого приятно влюбиться, такого можно любить на расстоянии, но быть с ним очень сложно. По крайней мере, для него. – Ты, как шопоголик. Вот не нужна вещь, а хочется, да?
- Типа того, - Гаррет согласился, посмотрел в сторону, вдоль коридора, увидел у подоконника болтавших Гранатов – Рудольфа и Анжело, сбежавших с ужина еще до звонка. – Но бывает же так, что покупаешь сто тридцатый шарфик, а он становится любимым. Или перчатки нафиг не нужные, а в самый холодный день они оказываются в кармане.
- Мне больше про шарфик нравится. А то перчатки ненужные… Как будто у тебя обязательно есть парень на подхвате, к которому ты бежишь на безрыбье. Не надо так делать, хотя кого я учу.
- Да ладно, лучше и правда шарфик еще один. В общем, если Гаррета больше нет, а есть я… Можешь мне сейчас врезать со всей дури? Только ладонью, ради бога, прям по роже?
У Эйприла отвисла челюсть.
- Зачем?
- Ну, надо. Давай, разозлись посильнее и врежь мне, - Эштон продолжал смотреть на окно, возле которого стояли Гранаты, Эйприл тоже выглянул, увидел их. Анжело пошел по лестнице вниз, Рудольф отправился по коридору к спальне, мимо лестницы на третий этаж.
- А, понятно… Но он же совсем глупый, он же тебе не нравился? – он не понимал.
- Давай быстрее! – Эштон нарочно его схватил за руки и выдернул в коридор из комнаты, Кле размахнулся и со всей силы приложил его по лицу так, что Гаррет сам не ожидал, как легко его новое тело швырнет назад. Он врезался спиной в стенку лестницы, схватился за лицо и охнул. Он не думал, что получится так жестко, Эйприл тоже не ожидал, а потому извиняющимися глазами на него посмотрел и метнулся обратно в спальню, захлопнул дверь. Пусть теперь играет свое кино, как хочет, Казанова-камикадзе.
- Ой, - выдал Рудольф, остановившись прямо перед избитым соседом по команде. – Больно?
- Нет, щекотно.
- Правда? – парень удивился.
- Нет, неправда, - Эштон выпрямился, убрал руку от лица, закрыл глаз, открыл его, проверяя масштабы потерь. Ссадина на щеке точно была.
- Это шутка такая?.. – Рудольф на него посмотрел вопросительно, в то же время немного морщась, представляя, как это должно быть больно.
- Типа того, - понятно вдруг стало, что он и не подозревал, НАСКОЛЬКО глупый шарфик выбрал, чтобы забыть обо всем, что натворил.
- Горит? Может, тебе к медсестре?
- Да ну, пройдет.
- Лучше сходи, хоть обработают.
КАК это было сложно – строить из себя идиота. Но что поделать, к идиотам люди снисходительны, идиотам достается меньше, чем плаксам и нытикам, чем обычным, нормальным парням, чем агрессорам и Казановам… И, тем более, чем умникам, вроде Эйприла, скромникам, вроде Фрэнсиса, ранимым красавчикам, типа Глена… И, конечно, меньше, чем стервам, вроде Анжело.
Рудольф был простым, честным, но решил все это утрировать до предела, чтобы его посчитали совсем не опасным кретином. И к нему не лезли, идея оказалась выигрышной. И это было не так уж сложно, потому что он не прикидывался, просто преувеличивал свою глупость. Сарказм он понимал, юмор – тем более, обижаться не видел смысла, но не общался с теми, кто его обижал.
Но психика у него была больная, это факт, и на роль шарфика для утешения он не очень годился, он хотел либо все, либо вообще ничего.
- Ладно, пошли вместе, подержишь меня за руку, чтоб не щипало.
- Опять шутка, да?
- Да, шутка. Но все равно пошли.
- Я не могу, мне надо с Анжело быть.
- Зачем?
- За ним твой друг таскается.
- Он же его не съест, не парься ты так. Пусть сами разбираются.
- Он не хочет с ним разговаривать и разбираться, - Рудольф медленно уворачивался, не давая взять себя за предплечья.
- А я хочу, поговорить с тобой, поэтому ты идешь со мной, - Эштон взял-таки его за руку и потащил вниз по лестнице. Рудольф послушно спустился, но остановился, как вкопанный.
- Я не хочу идти.
- А чего ты хочешь? – это был коронный вопрос.
- Ничего, - парень пожал плечами. – Иди в медкабинет, а то сейчас закроют уже, скоро звонок.
- Ладно, тогда другой вопрос, - Эштон вдруг к нему подвинулся, загоняя в угол между подоконником и дверью медкабинета. – Что ты любишь?
- Я много чего люблю, - Гранат улыбнулся.
- Например?
- Варенье люблю, - выпалил он первое, что пришло в голову.
Гаррет слегка обалдел, Эштон синхронно с его шоком округлил глаза.
- Варенье? Какое?
- Абрикосовое, - Рудольф улыбнулся, гадая, как этот самоуверенный придурок выкрутится. Выглядело наивно, но он сказал это намеренно, чтобы проверить реакцию. Если бы Гаррет способен был смотреть сквозь внешние эмоции на внутреннюю внешность, то он бы увидел не широко распахнутые глаза и открытую улыбку, а чуть кровожадную ухмылку и не совсем психически здоровый взгляд, подернутые поволокой глаза.
- Ладно, иди обратно.
- Куда «обратно»?
- Куда шел, - Эштон отмахнулся, открыл дверь медкабинета и скрылся за ней.
Рудольф улыбнулся, развернулся и пошел обратно по лестнице на второй этаж. Обратно, так обратно.
Гаррет же подумал, что надо будет выпендриться, как следует. Он же умеет выпендриваться и совершать поступки? Гаррет-привидение же мог совершать приятные поступки? Почему он не может? Эштон тоже может. И если он потом начнет обижать и делать больно, как Эйприлу, то это неважно, конкретно сейчас надо умудриться выпендриться. А потому он после медкабинета пойдет на кухню и попросит у толстой шикарной поварихи чай с абрикосовым вареньем. А если ее там уже нет, придется вылезти в окно на первом этаже, обойти интернат, залезть в окно на запертой кухне, самому сделать этот чертов чай и каким-то образом умудриться дотащить его до второго этажа, не расплескав и не остудив. Но звонка на отбой еще не было, он будет с минуты на минуту…
- Что случилось? – улыбнулась медсестра, врача уже не было, так что некрасивая девушка сидела одна. Она смотрела на ссадину, симпатичный новенький блондин о чем-то сосредоточенно думал, потом посмотрел на часы и буркнул.
- Да нет, ничего, забыл кое-что, - и вылетел за дверь, побежал куда-то. Если успеть до звонка, то хоть одна повариха на кухне еще будет.
***
В спальне Гранатов происходило противостояние, Анжело сидел на кровати Рудольфа, сам Энсор на своей кровати лежал, но согнул ноги, чтобы не мешать «подопечному». Оуэн собственной персоной сидел на кровати напротив, глядя на Мэлоуна в упор, так что того уже по-настоящему трясло.
- Что ты смотришь на меня?..
- Хочу и смотрю.
- А я не хочу, чтобы ты смотрел.
- К сожалению, ты не в том положении, чтобы твое слово было для меня законом, - красиво завернул «эмо».
- Чего-чего?..
- Обломишься, короче.
- Давай ты просто скажешь, что тебе от меня нужно, и покончим с этим?
- Ты действительно дашь мне то, что я попрошу?
- Запросто. Голым ты меня уже видел, я тебя уже ненавижу, что еще ты можешь попросить?
Оуэн открыл было рот, но тут открылась дверь комнаты, и задом наперед вошел его белобрысый «друг». Одри постепенно стало стыдно, что он поругался с Гарретом, но извиняться первым он не хотел, он надеялся, что все наладится само собой.
Правда когда Эштон повернулся и ногой закрыл за собой дверь, Одри понял, что он и правда конченный ублюдок, этот Андерсен. И даже могила, даже другое тело его не меняют.
- Чай с абрикосовым вареньем, - сообщил он, делая вид, что на щеке у него нет ссадины. – Кто хочет?
Анжело ненавидел варенье, Оуэн мрачно смотрел на дружка и молчал, малышня еще не пришла, дожидаясь, пока их из гостиной выгонит лично Магда.
- Я хочу, - Рудольф сел по-турецки, привычно, и протянул руки к Эштону, пошевелил пальцами. – Можно?
- Можно, - хмыкнул тот, отдавая ему блюдце с чашкой. И как только Энсор увлекся чаем, взглядами Гаррет с Одри столкнулись, Боргес одними губами Оуэна сообщил: «Ну ты урод».
Эштон ухмыльнулся. Одри же сам советовал пойти и поиметь этого глупышку Граната, но Гаррет сам будет решать, как именно он это сделает. Может, ему снова хочется построить красивую историю любви, чтобы потом разбить чужое сердце?
- Что смотришь? Тоже хочешь? – он заметил взгляд Анжело, в упор пялившегося на своего защитника. Неужели Рудольф не видел, что его клеят? Эти двое новичков явно «такие», они же просто клеятся ко всем подряд, а он запросто принимает такие подарки?
- Нет, обойдусь, - ответил парень с чувством собственного достоинства, Эштон щелкнул его по носу, Оуэн стиснул зубы. Его игрушка, нельзя ее трогать, хоть ему на Анжело и наплевать. Но он выбрал его своей жертвой, он не делает ничего плохого, так что и Гаррет не имеет на это никакого права.
- Дашь попробовать? – ехидно уточнил он у Рудольфа, тот отнял чашку от губ и облизнулся.
- А ты сходил к медсестре?
- Сходил, - и ни капли не солгал.
- Почему она ничего не сделала?
- Просто антисептиком обработала, - соврал Гаррет, за неимением других вариантов.
- Тогда ладно, - Рудольф протянул ему чашку, но у Андерсена были свои собственные планы, которые исполнять в чужом теле было даже проще, как-то менее стыдно.
- А можно мне попробовать его из твоих губ? – романтично и даже пошло уточнил он.
- Нет, - Рудольф спокойно и честно ответил. – Будешь или нет? – он держал чашку.
- Буду, - Гаррет помрачнел, Анжело заметил, как довольно осклабился Оуэн. Не все так гладко было в отношениях этих новичков.
- Приторно, как ты можешь это пить, - Эштон отдал чашку, едва попробовав.
- Мне нравится, - парень пожал плечами.
- Хочешь сказать, что «из его губ» это было бы не приторно? – не удержался Мэлоун.
На него выразительно взглянули, и он притих, делая вид, что не говорил этого, а Рудольф отставил опустевшую чашку на тумбочку и уставился на новенького с искренним вопросом во взгляде.
- А правда, какая была бы разница, если тебе не нравится абрикос?
- Поймешь, когда вырастешь, - еле слышно буркнул Эштон и полез наверх, на свою полку.
- А Лукас сказал, что ум не зависит от возраста, - поделился Энсор, просто умирая мысленно от дикого хихиканья. Получится ли довести и этого самоуверенного умника до истерики, как Лукаса?
- Твой Лукас сам еще не дорос, - отозвались сверху.
- Ему тоже восемнадцать, как и тебе. Уже исполнилось.
- Да мне тоже уже. Три дня назад.
- Поздравляю.
- Спасибо.
* * *
- Доброе утро, - Эйприлу на плечо опустилась чья-то ладонь, он сонно обернулся. Как ни странно, пока он без плеера держался, почти не жалел о том, что разбил его. Да и выспался лучше, но все равно не до конца.
- Доброе, - он повернул голову и посмотрел влево и чуть наверх, увидел Оуэна.
- Я хотел извиниться.
- За что?
- Не нужно было тебя лапать, - совсем тихо, с заметной иронией пояснили ему, чтобы никто не услышал. Они стояли в раздевалке, Эйприл копался в шкафчике, разыскивая расческу. Он даже улыбнулся очень мягко и сонно.
- Без разницы, я даже сам не заметил.
- Не заметил? – Одри не знал, чего в это вопросе было больше – возмущения, удивления или обиды.
- Нет, я был очень не в себе. С ним мы тоже уже поговорили вчера, разобрались, никаких обид. Я люблю Гаррета, он – не Гаррет, все пучком, - Эйприл принялся раздирать спутанные волосы, только что высушенные феном, достал и баллон с лаком, зажмурился, залил челку. – Так что спасибо тебе, - он убрал баллон обратно, закрыл шкафчик, повернул замок и принялся натягивать форменный бордовый пуловер. Одри за этим наблюдал, надо сказать, Оуэн в форме выглядел куда приятнее, чем он же в «штатском», не было той небрежной отмороженности и «крутости».
- Это правда? – уточнил он, стараясь не показать скепсис слишком сильно.
- Что правда?
- Что тебе наплевать? Будешь любить память о том Гаррете, а настоящий тебе не нужен? – Одри сам не заметил, как его голос стал немного злым, появилась невольная обида за друга, с которым он был неразлучен целых десять лет. Они ругались с Гарретом, бывало до таких криков, как прошлым вечером, но всегда незаметно, неуловимо мирились.
- Это не тот Гаррет, - процедил Эйприл. – Это вообще Эштон.
- Ты же знаешь, что это не так, он такой, какой он есть, его не изменить.
- Я и не пытаюсь.
- А почему?
- Ты же сказал, что не изменить, - пожал плечами Эйприл, глядя перед собой на закрытую дверцу шкафа и больше не поворачиваясь.
- А почему ты веришь мне, а не ему?
Кле затрясло, он даже захихикал нервно.
- Ты что, издеваешься?..
- Нет, почему?
- Ты говоришь что-то, а потом спрашиваешь, почему я тебе верю?.. ЗАЧЕМ ты тогда вообще это говоришь? Лучше заткнись! Ты уже стал, как он, ты знаешь об этом?
- А тебе нужен только идеальный парень, да?
- Не твое собачье дело, кто мне нужен.
Одри поразился, как быстро менялся этот Турмалин. Ему всего семнадцать. Ну, пусть будет восемнадцать через пару месяцев, но он явно неуравновешенный. Или просто старается показаться холоднее и спокойнее, чем он есть.
- Значит, он был прав? Он сказал мне, что он тебе не нужен таким, какой он есть, он просто ПОКАЗАЛ тебе себя, а тебе не понравилось, и ты бесишься, так?
- Веришь ему? – Эйприл ухмыльнулся.
- Почему я не должен ему верить?
- Может, потому что он всех этому учит? Ему же нельзя верить. Сегодня он говорит тебе одно, завтра – другое, сейчас – одно, через час – совершенно другое, сейчас любит, через секунду смеется над тобой, требует возненавидеть! А вчера он попросил меня врезать ему посильнее на глазах у нашей полоумной Жанны Гребаной Д’Арк, чтобы прикинуться перед ним таким бедным и несчастным. Я ему не нужен, он сам сказал, что какой бы вариант я ни выбрал, он все равно не хочет бегать за мной. Но, вроде как, если я выберу первый, то он будет бегать. А мне нахрен не нужны одолжения, у меня будет парень, который будет меня любить и обожать, просто ползать за мной на коленях и целовать пол, понял? А он пошел к черту, хоть там ему тоже долго не продержаться со своими принципами.
- Видимо, тебе не настолько безразличны он и его принципы, если ты так бесишься, - заметил Одри спокойно. Человек в ярости, ему больно, у него в груди осколки, как он сам выразился. Одри верил, что там трещина, словами, вроде «осколки» он бы сам не бросался, но откуда ему знать.
- А я ему больше не верю. И не нужен он мне. И никогда не будет нужен человек, который меня унижает.
- Он «жил» больше тридцати лет, если считать эти десять за жизнь. А тебе всего семнадцать, ты просто не можешь еще понять, что человека не изменить, но сам он поменяться может. Все зависит от тех, кто его окружает. ОНИ его изменить не могут, особенно, насильно, но ради них-то он может поменяться. Я так думаю, честно. И сейчас не вру.
- А тебе я тоже уже не верю. Заколебали вы меня, взрослые, мудрые и опытные. А я – всего лишь малолетка, не думаю, что унижать меня – очень достойное дело для таких крутых и опытных, как вы. Так что оставьте меня оба в покое и валите к своим уродам, ладно?
- Ты считаешь себя красивее Рудольфа? Или Анжело?
- Да, считаю. Я не говорю, что так и есть, но я эгоист, чтоб твой Гаррет треснул от злости, но я эгоист, он угадал. И я считаю себя лучше и красивее всех. Да, я трус, я слабый, я нытик, я влюбляюсь в кого попало, мне не хватает внимания и никогда не хватало, потому я и бросаюсь ко всем подряд. Но он мне тоже навязал этот эгоизм. Для того Гаррета я был лучше всех. А я сам считаю себя красивее ваших уродов. Так что пошел вон, я не хочу тебя видеть, - он повернулся, и Одри увидел, что по ледяному, злому до предела и серьезному лицу градом катятся слезы. Эйприл их злобно вытирал, но они все равно снова лились.
- Я же вижу, что ты хочешь с ним быть, ты понимаешь, что это он. И ты знаешь, что он бывает добрым, все такое.
- Он круто притворяется. Но он же звезда, блин, ему положено.
- Он уже обычный человек. И ты можешь орать на меня, оскорблять хоть меня, хоть кого-то еще, но у тебя на лбу написано, что ты его любишь. Просто прощать не хочешь.
- И не прощу никогда. Пусть навсегда запомнит, как унижать доверяющего ему человека ради смеха, просто ради прикола.
- А какой смысл ненавидеть и держать на расстоянии, если любишь? Может, проще простить и быть вместе, тогда не будет так больно?
- А мне гордость не позволит, - он хмыкнул и двинул бровями, чуть наклонил голову к плечу, улыбаясь мерзко. Одри на него смотрел и думал, что вот кто-кто, а Гаррет точно тупой, но не лишен интуиции. Рыбак рыбака видит издалека, и не заметить в Кле эту чертовщину было сложно. Улыбка с его лица медленно сползла, глаза остыли, лицо просто обрело враждебное выражение, Эйприл прищурился. – Гордость мне важнее какого-то там урода, который, скорее всего, не навсегда и даже ненадолго. Я же не проститутка, меня словами не купить.
- А чем же он тебя купил тогда? – Боргес начал злиться, потому что всегда психовал, встречая таких людей. Кажется, что они слабые, но это так лишь в моменты их настоящей слабости. Их лучше вообще не жалеть, потому что не поблагодарят ни за что на свете, сами справятся. Эйприл ненавидит проигрывать, терпеть не может унижаться, а справляться предпочитает сам, в одиночестве, потому что всегда был один, у него даже друзей настоящих никогда не было, и в Дримсвуде он тоже не смог их завести до сих пор. Ему прекрасно одному, у него есть стимул – его чертова гордость.
- Он меня не купил, он меня обманул, - процедил он в ответ. – Если мне кто-то делает хорошо, я тоже делаю хорошо, это нормально, разве нет? Если кто-то меня целует, я естественно начинаю думать, что я этому человеку нравлюсь, я что, не прав?
- Прав, - согласился Одри, сдувая свои нервы.
- Ну и все. За все нужно платить, Гаррет же это мне пытался разъяснить? Я и сам прекрасно знаю, только он сам не понял, что я – не его бывшие, если меня не любят, от меня тоже ничего не получат. Я не жена государственного преступника, не поеду за ним в ссылку от большой любви, если меня не позовут и не будут умолять это сделать. Благородство и самопожертвование – не мое, - он цокнул языком о зубы, будто его это действительно печалило. – Так что пошел он к черту, твой самоуверенный лучший друг, которого ты так любишь. Вы же спали, да? Он говорил. И почему же вам не встречаться, если вы так тащитесь друг от друга, так понимаете друг друга?
- Потому что он явно не тот, кто мне нужен, - Боргес хмыкнул. – Он нужен только таким, как ты.
- Может быть, - Эйприл не стал спорить. – Только мне все равно гордость важнее.
- Значит, ты еще не дорос до любви.
- Не тебе судить, любовь у всех разная. Я понимаю несчастную любовь, как у Ромео с Джульеттой, но не понимаю безответную, жертвенную. Кому это нахрен сдалось? Один презирает, второй унижается, зачем? А любви без любви не бывает, если ты про настоящую. Ты когда-нибудь видел, чтобы цветы сами вырастали, к примеру? Взял и вырос в пустом горшке с землей, что ли? Нихрена, надо посадить семена, нужно поливать, оберегать, и вот тогда, возможно, что-то получится. А если ты сажаешь, поливаешь, оберегаешь, а потом по приколу выдираешь эту пару листиков, ржать-то ты все равно недолго будешь, а уже ничего не останется.
Одри не нашел, что ответить, но задал свой вопрос.
- Хочешь, чтобы он унизился? Почему тогда сам ему об этом не сказал? Ты же говоришь, он спрашивал вчера, предлагал на выбор дружбу или догонялки эти дурацкие?
- А я не хочу выбирать из того, что он предлагает. Кто он такой, чтобы мне выбор ограничивать? Еще и сказал, что бегать не хочет. Ну и не надо, пусть подавится. Я же не дурочка с переулочка, благотворительностью не занимаюсь.
- Зато ты злопамятный и прощать не умеешь, - заметил Боргес ехидно.
- Не дорос, - развел руками парень, они не заметили, как из раздевалки и душа все ушли, звонок на завтрак уже прозвенел. – Ничего не поделаешь.
- Так ты хочешь, чтобы он унижался перед тобой, или нет?
- Крестьяне на полях тоже перед кем только не унижались, и перед солнцем, и перед ветром, и перед дождем, и перед какими-то мифическими богами… Но если не урожай, то хрен что получится, - он усмехнулся. – Если он так запросто выдирает все, что вырастил, пусть будет готов унижаться ради второго шанса. А то его ждет голодная и холодная зима. Если захочет – будет бегать и сам, без моих просьб и вынужденного выбора. Не захочет – чтоб ему провалиться.
- Не тебе, так никому?
- Да я если захочу, прямо сейчас пойду и оторву этому тупице его долбанную косу, разобью лицо и предупрежу, что еще раз он тронет твоего дуболома, я его утоплю.
- А почему не делаешь?
- Гордость, - повторил Эйприл и ухмыльнулся, Одри уловил его мысль, тоже улыбнулся невольно, кивнул медленно пару раз. – Если я так сделаю, то кайф будет минутный, а твой придурок поймет, что мне не все равно. А я скорее сдохну, чем в этом признаюсь.
- Не боишься, что я ему скажу?
- Мне плевать. Захочешь – скажешь, не захочешь – не скажешь, я-то тебя как остановлю своим хотением? Но если скажешь, то я буду знать точно, что ты предатель, и тебе ничего нельзя рассказывать.
Одри засмеялся, Оуэн обнял парня за плечи и потащил на выход.
- Ты не поверишь, вы с ним похожи. Он тоже сначала дает полную свободу действий, но потом делает такое ма-а-а-аленькое уточнение, что все желание пропадает.
- Досадно… - Эйприл вздохнул, переставая злиться и быковать.
- Даже догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. Мы с ним часами болтали о прошлом, я ему все самые мелкие секреты выболтал, он мне тоже много чего рассказал. И он тоже, когда учился в Стрэтхоллане еще, злился, когда его бросали, психовал и думал… Угадай, что он думал?
- Не знаю, - Эйприл на него посмотрел, обнял для удобства за талию, чтобы не ковылять рядом с высоким Брикстоуном в такой залихватской позе двух пьяных идиотов.
- «Сам еще прибежит…» - выразительно и эмоционально передразнил он Гаррета, Эйприл улыбнулся, но то ли кокетливо, то ли злорадно.
- Так я и думаю. Сам еще ко мне прибежит, а я подумаю, что с ним делать.
- А если не прибежит?
- Ну и хрен с ним, он мне все равно не нужен.
- Но ты хочешь, чтобы он прибежал, значит, нужен.
- Вопрос довольно спорный…
- Не забивай себе башку, будь собой. Ему это сложно дается, все кругом ненавидят и бросают, мстят от души. Даже я ступил вчера, наорал.
- Ладно, я над этим подумаю, - Эйприл вздохнул, они роскошно вошли в столовую, сами того не замечая, здоровый кулак Оуэна в шутку взъерошил моднику волосы, Кле вырвался. – Придурок, - он поправил свою мега-крутую прическу, сел за стол под ехидным-ехидным взглядом Фон Фарте и удивленным – Фрэнсиса. Тео вообще был доволен, как кот, это уже всех начинало пугать, но к этому быстро привыкали.
Гаррет видел картину у входа, Нэнэ на него смотрел, не отрывая взгляда, пользуясь тем, что Магда с Ильзой разговорились. Ильза вообще стала проще относиться к главной надзирательнице, заполучив директора во временное персональное пользование. Нэнэ дожидался, когда же Гаррет начнет орать на Одри, но тот сел, по-прежнему улыбаясь и радуясь неплохому утру, начавшемуся с бодрящего скандала и последующего перемирия.
- Рудольф, - позвал Эштон, парень повернул голову и тут же получил щелчок по носу, схватился за него обеими руками и обиженно на блондина посмотрел.
- За что?.. – прогундосил он.
- Ты просто оч-чень милый, не смог удержаться, - хмыкнули в ответ, Гаррет снова увлекся завтраком, будто ничего и не сделал. Одри начал медленно закипать. Ладно, Эйприла он предал, вырвал с корнями слабый росток их отношений, и плодородная полянка в исполнении Кле негодует. Ладно, сам Гаррет тоже придурок тот еще, не признает собственных ошибок, а если и признает, то таким зверским образом, что обижает еще сильнее своими «извинениями».
Но Рудольф-то, глупышка и одуванчик, в чем виноват? Зачем Гаррет хочет испортить жизнь и ему? Ему не стыдно разбить сердце того, кого обидеть труднее, чем котенка? Ни у кого в интернате не то что рука на него не поднимется, ни у кого даже язык не повернется его оскорбить! А Гаррету закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то по-своему. А интерпретация у него тоже страдает, поэтому страшно представить, как он себе человеческую мораль вообще представляет.
Рудольф промолчал в ответ на этот подозрительный комплимент, но потом все же сказал тихо.
- Мне не нравится, когда так делают.
Анжело растекся в такой улыбке, а малышня так поморщилась, давя смех, что Одри тоже стало забавно. Гаррет немного не ожидал акцента именно на действие, он думал задеть парня словами.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |