Сай мало изменился. Чуть вытянулся, чуть повзрослел, и черное строгое пальто с поднятым над белым шарфом воротником смотрелось на нем как на преуспевающем клерке. Короткие черные волосы оттеняли умное усталое лицо с провалами красивых сумрачных глаз. Вытянутые в неулыбчивую нитку губы серели.
Он поджидал Наруто у знакомых парапетов набережной, сложив руки на ледяной каменной поверхности. За его спиной менялись и спешили разноцветные фигурки прохожих, и его строгая неподвижная фигура казалась единственной необходимой в блеклом осеннем пейзаже.
Омои слегка подтолкнул замешкавшегося Наруто.
- Иди, любимый.
Наруто подошел, почему-то стесняясь своей оранжевой куртки и спрятанных под козырьком бейсболки глаз. Бейсболку он, впрочем, снял и сцепил пальцы на ее неподатливой жесткой ткани.
Сай посмотрел на него без удивления и без проблеска дружелюбия, так, как смотрят на человека, с которым проводят многочасовой перелет на соседних сидениях.
Наруто протянул руку и пожал протянутую в ответ – узкую, с мягкими сочлениями пальцев. Омои остановился поодаль, по неожиданно всплывшей привычке ища в карманах пачку сигарет. Не нашел, вспомнил – сплюнул.
- Хорошо, что ты обо мне вспомнил, - мягко сказал Сай, отворачиваясь и пряча лицо в воротник пальто. – Но странно.
- Ничего странного, - сказал Наруто, становясь рядом с ним и тоже опираясь о парапет.
Внизу плыли маслянистые городские волны. - Я хочу разыскать всех.
- Всех? – Сай повернул голову и вгляделся в лицо Наруто оттененными густыми ресницами глазами. – Абсолютно всех?
Омои нашел развлечение – завалявшуюся в кармане аптекарскую резинку и принялся было запутываться в ней пальцами, но на этих словах насторожился и оставил забаву.
- Да, всех, - спокойно ответил Наруто. – Тебя, Кибу, Недзи, Шикамару.
- Еще Сакура, - тихо сказал Сай, близоруко рассматривая рукав своего пальто. – В смене было шесть человек.
- Сакура... о ней мне все известно. – Наруто решил не вдаваться в подробности, положил на парапет бейсболку и прижал ее локтем, защищая от порывов сырого ветра.
- Красивая девушка, - вдруг сказал Сай. – Ей просто не повезло. Надеюсь, ее жизнь наладилась.
Наруто вспомнил об одинокой хозяйке большого дома, о замках и шлагбаумах охраняемого поселка, покачал головой.
- Не уверен, Сай, - ответил он. – Хотя... не жалуется.
- Она тебя любила, - продолжил вспоминать Сай. – Еще с зеркал.
- Пудрениц.
- Извини. Да, пудрениц. В девушках любовь видна очень хорошо, она выходит за пределы их тел. Она много фантазировала, многого хотела... Жаль, что ты думал совершенно о другом...
- Это не от меня зависело, - остановил его Наруто. – Кстати, ты с кем-нибудь связь держишь? Мне было бы проще искать.
- Зачем? – улыбнулся Сай. – Как сам видишь, людям, которым осталось только вспоминать об общем прошлом и не о чем поговорить в настоящем, встречаться незачем.
После твоего ухода наша смена продержалась недолго. Месяца два. Потом все разошлись кто куда.
- Не я же вас всех держал, - возразил Наруто.
- Не ты, - согласился Сай. – Не ты был причиной. О чем еще поговорим?
- Ты... все еще самоубийца? – неловко спросил Наруто, невольно ища глазами шрамы на его запястьях под приподнявшимися рукавами.
- Ты тоже, - безразлично сказал Сай. – Между нами нет никакой разницы.
- Вот не надо, - вмешался Омои, уронив резинку. – Никто ему умереть не даст.
- Мне тоже не дают, - спокойно сказал Сай. – И я тоже по-своему благодарен. Наруто, у тебя еще вопросы? – он зябко повел плечами, и Наруто заметил, что пальцы и губы у него начали синеть.
- Если это одно и то же, - медленно сказал он, - то и причины должны быть одинаковы... Зачем я это делаю?
- Не знаю, - честно ответил Сай. – Мне непонятно желание решать вопросы такой направленности. Лучше спроси у себя что-нибудь по настоящему интересное. Почему небо синее, к примеру... Или – смог бы ты простить человеку убийство. Вот здесь есть над чем подумать... А думать о том, зачем ты сделал уже сделанное... Глупо.
- Умник, - процедил Омои, становясь за спиной Наруто. – Небо синее, потому что все остальные цвета спектра находятся на том участке неба, который заслонен от нас горизонтом.
- Сам придумал? – участливо спросил Сай.
- Нет, конечно...
- А ты придумай что-нибудь сам. Может, твой ответ окажется справедливее, чем остальные.
Он повернулся к Наруто, поправил худой рукой свой шарф.
- Я пойду.
- Да, - ответил Наруто. – Спасибо.
- Не за что.
Наруто еще долго смотрел вслед его строгой черной фигуре, на которую изредка ложились яркие желтые пятна облетающей листвы.
- Будем считать, что первый блин комом, - нарушил молчание Омои. – Что это за сектант, мать его? Что за пудреницы?
- Долгая история, - отозвался Наруто, не отрывая взгляда от опустевшей аллеи. – Омои... смог бы я простить человеку убийство?
- Тьфу, блядь, - сказал Омои.
Кибу найти не удалось. Маленький домик, так запомнившийся Наруто, был пуст. Пуст – абсолютно. Во дворе, по которому когда-то метались псы, встречавшие жильцов лаем, теперь валялись ржавые остовы кроватей и битые трехлитровые банки. Маленький огород оказался завален автомобильными шинами, скомканными тряпками и мятой алюминиевой посудой.
Дверь была открыта. Узкий коридорчик с ободранными обоями и угольными матерными надписями на стенах угрожающе кренился. Доски пола ныли и визжали. Сбитый половичок лежал в углу, прикрытый старыми газетами.
На кухне еще остались гвоздики и крючки, на которые хозяйка развешивала пучки ароматных трав. Мебели не было. В бывшей комнате Кибы Наруто тронул носком кроссовка какое-то красное пластиковое кольцо, запрокинул голову, не давая вылиться подступившим слезам.
Омои присел на корточки, сгреб ладонью мелкие зубчатые диски, присмотрелся.
- Это от часов... – сказал он выпрямляясь и отряхивая руки. – От будильника, что ли...
- От времени, - со злостью сказал Наруто и вышел.
Омои нагнал его уже во дворе, обнял одной рукой.
- Это будет белое пятно на нашей карте, - пояснил он. – Не дергайся ты... Я нашел еще одного.
- Ты как раз вовремя, - заявил Суйгецу, втаскивая Наруто в квартиру.
Омои нашел его новое место жительства – на окраине города, неподалеку от Дамб.
Странный двухэтажный кирпичный дом, расползшийся аж на четыре подъезда. Сальные зеленые стены, заплеванные лестницы и закопченные потолки. Возле дома в чахлых кустах лежала огромная груда битого камня и угля, немало озадачившая Омои.
Ободранная дверь, болтающийся на проводе короб электрического звонка, и сам хозяин – спаленный внутренним нездоровым жаром, с блеклой сиреневатой кожей.
Суйгецу неподдельно обрадовался, засуетился, громыхая на кухне кружками и металлическим зеленым чайником с черными алюминиевыми сколами. Под чайником зашипели синие лепестки газа, внутри чайника плавали куски ржавчины.
- Пожрать вот нечего, - расстроился Суйгецу, хлопая дверцами пожелтевших шкафчиков. - Ты как? Ты... я читал, Наруто. Молодец... Так их всех, сук ебаных...
Слова он выплевывал быстро, словно маленькие обкатанные камешки, но понять его было сложно, словно в дикцию вплелся отчетливый перестук и прищелкивание этих камешков.
Губы у него оказались высушены до язв. Такие же пористые язвы синели на сгибах руки, и толстые рыхлые вены выступали с неестественной пугающей рельефностью.
Омои, пристроившийся за тарахтящим холодильником, задумчиво перелистывал лежащую на нем книгу.
- «Американский психопат», - негромко озвучил он название на вопросительный взгляд Наруто.
- Да, - сказал Суйгецу, вытирая ладонью клеенчатую скатерть. – Слушайте, вам точно чай нужен?.. Мне уже впадлу его делать.
- Точно нужен, - твердо сказал Наруто, наблюдая за его суетливыми движениями.
- Я не могу, - ответил Суйгецу и сел на табурет. – Не хочу больше. Я устал...
Он вдруг сомкнул ладони чашечкой и окунул в них лицо. Наруто увидел невероятное – скрылись глаза, подбородок и изъеденные губы, и осталось сидеть худое, вздрагивающее безголовое тело.
- Не давай им спуску, Наруто, - глухо сказало тело. – Не останавливайся... Убей их всех...
Омои щелкнул пальцем по обложке книги, присел перед Суйгецу на корточки.
- Ну ты даешь...
Наруто поднялся, аккуратно притушил все еще горящую конфорку, попросил, не оборачиваясь:
- Тут магазин за углом... Сходи. Купи пожрать что-нибудь... Так, чтобы ему на неделю-другую хватило.
- Я тебе вол, что ли? – возмутился Омои, но поднялся.
- И водки, - неожиданно сказал Суйгецу, высвобождая лицо из ладоней и снова превращаясь в человека.
- И водки... – повторил Наруто, глядя куда-то вдаль, за мутноватое окно, за которым пылал осенний золотой пожар.
После выпитых ста грамм Суйгецу успокоился. Его движения снова стали ровными, глаза осмысленно заблестели. Он вытащил откуда-то серую выглаженную футболку и надел, расправив на худых плечах. Помогал накрыть импровизированный стол, под который пришлось приспособить тумбочку, выдвинув в центр комнаты. Пил жадно, а ел нарочито медленно, словно стесняясь своего голода, и порой окидывал показательным равнодушным взглядом толстые ломтики ветчины и красной рыбы.
Омои сомневался, стоит ли к нему присоединяться, но Наруто, не спрашивая, разлил водку по трем стаканам.
- Я тебя спутал, - извинился Суйгецу. – Тебя и парня из той книжки. Сейчас разобрался...
Ты же у нас кто? Знаменитость. Всегда путаюсь. Что знаменитость, что герой книжки – один хуй. Нереальные чуваки. И те, и другие – полная бессмыслица, а ведь цепляют чем-то...
- Я – бессмыслица? – удивился Наруто, рассматривая глубокие трещины на стенах, прикрытые вздувшимися обоями.
Суйгецу поймал его взгляд.
- У меня раньше приличнее квартирка была, - сказал он. – Бабкина. Поменял вот на эту. В конце концов, какая разница, где жить...
- Как жить, - сказал Наруто.
Суйгецу задумался.
- Нет, здесь разница есть, - ответил он. – Вот когда у меня бабла было немерено после обмена, я жил лучше. Да что я тебе говорю... Сам понимаешь... На складе-то больше не въебываешь, а?
Он потянул было сальные руки к штанам, но вовремя отдернул и принес из кухни маленькое полотенце.
- Новый ебырь? – спросил он, кивнув на Омои. – С Саске так и не помирился?
Омои удержался от того, чтобы не грохнуть книжкой по его растрепанному затылку только потому, что поймал взгляд Наруто. Тот смотрел на Суйгецу с застывшим болезненным выражением.
- Не помирился, - наконец ответил Наруто. – Наливай. Сменим руки, чтобы завтра опять пить зарекся...
- Не помогает, - авторитетно сказал Суйгецу, но послушался. – Я сам Саске сто лет не видел. Предпоследний раз мы с ним пили... а в последний раз он мне какого-то кота принес и заставил бухать с его друганом.
- Кота? – спросил Омои, взяв из его рук свой стакан.
- Дурак, - беззлобно сказал Суйгецу. – Не кота друган, а Саске. А перед этим он мне звонил... не помню. А! Как раз он с тобой поцапался и тянул меня куда-то жрать, но я старался в завязку уйти, поэтому просто к нему приехал. Он сказал, что ты блядь последняя и вроде успокоился.
- Кто блядь? – запутался Омои.
- Я, - спокойно сказал Наруто. – Я блядь. Блядь такой.
- Угу, - кивнул Суйгецу, – да, была у него такая фразочка...
Он тревожно посмотрел на пустеющую бутылку.
- А я так и не завязал... – выдохнул он. – Все как-то отодвигал. Потом перешел с пойла и пороха на белый. Пока деньги были... Теперь денег нет, винт пользую...
- Ты Кибу не видел? – спросил Наруто.
- Кибу? Мне он самому как воздух... – Суйгецу провел ребром ладони по шее. – Не отказался бы по старой дружбе... Не видел.
- Помочь? – спросил Наруто. – Омои?
- Есть нормальная клиника, - откликнулся Омои, потянувшись за телефоном. – Был у меня такой опыт с одним товарищем. Ничего – вытянули.
Суйгецу искоса посмотрел на Наруто, потом на свои посиневшие руки.
- Нет, - тихо сказал он и поднял глаза. – Я ведь у тебя даже денег не прошу, Наруто, а ведь мог бы... Не надо за меня решать и покупать мне чужую жизнь. Договорились?
Наруто молча взял стакан.
Он молчал всю обратную дорогу, глядя за окно автобуса с безразличностью поддатого человека. По обочинам стелились серые лужи, а над ними пронзительно желтела ненасытная осень.
- Не думай ты о нем, - посоветовал Омои, имея в виду Саске.
- Он мне и другом-то не был... – ответил Наруто. – Почему же так больно? Тупик.
- Его выбор, - сказал Омои, поняв, о ком идет речь.
- Все, что меня окружает – такая хрень, - с отвращением сказал Наруто и умолк.
И Омои снова понял, о чем идет речь, но не знал, что ответить.
Омои больше не пытался выполнить возложенное на него поручение полностью, и только после предоставить отчет, поэтому на следующий же день заявил, что нашел Шикамару.
- С ним я не особо контачил, - признался Наруто, набирая телефонный номер. – Но... Сказал же – хочу найти всех.
Они нашли Шикамару, но полноценной встречей произошедшее назвать было нельзя. Тот согласился подъехать к условленному месте, и подъехал на недорогой, но добротной иномарке, вышел из машины, застегивая молнию на кожаной куртке.
В салоне машины осталась красивая девушка с пышными пшеничными волосами.
Девушка смотрела на Наруто и Омои сквозь лобовое стекло с непримиримостью, присущей всем женщинам, наладившим жизнь и быт, и не терпевшим каких-либо неожиданностей.
Встреча Шикамару с Наруто явно входила в список незапланированных неприятных неожиданностей.
- Темари, - сказал Шикамару, кивая на нее. – Моя жена. Ты извини, мы торопимся... Но лишить себя удовольствия посмотреть на нашего грузчика я не мог.
Он выглядел уверенным, настоящим, неотвлеченным. От него веяло размеренностью и тем цинизмом, которым часто пользуются люди, добившиеся всего, чего хотели.
- Как жизнь? – спросил он.
- Нормально, - ответил Наруто, внимательно глядя на него. – Соберем новую модель, рванем покорять горные тропы. Так что пожелай удачи.
- Удачи, - ухмыльнулся Шикамару. – Но ты меня не понял. Я спросил – жизнь как, а не работа.
- А в чем разница... – Наруто явно растерялся.
- И жизнь тоже в норме, - вмешался Омои, обняв Наруто одной рукой. – Правда, любимый?
- Ну, тогда бывай, - хмыкнул Шикамару, пожав плечами. – Придурок из-под подъемника...
На прощание он махнул рукой и быстрым шагом пошел к припаркованной на обочине машине.
- Зачем тебе это, Наруто? – спросил Омои, увидев, как темнеет неподвижный взгляд друга. – Может, к черту? Чем дальше, тем хуже.
- Зато правда, - ответил Наруто и отвернулся к ряду маленьких ларьков, выстроившихся вдоль дороги. – Хочешь шоколадку?
Его плечи окаменели.
Следующий адрес Омои Наруто сообщать не торопился по простой причине – адрес принадлежал одному из загородных хосписов, и неизвестно было, что мог сказать умирающий парень человеку, который добровольно ставит свою жизнь на розыгрыш смерти. Наруто ждал, а Омои молчал, раздумывая.
- Слушай, не виси над душой! – сердился он. – Выберись куда-нибудь! Ты мне мешаешь.
Наруто послушался, натянул свою оранжевую куртку и ушел, прихватив таблетки и маленькую коробочку. Омои знал, что в ней, и стиснул зубы, но делать было нечего.
Выбор Наруто...
Выбор Наруто привел его в «Лонгин». Вывески давно уже не было, старые тяжелые двери принялись скрипеть, коридоры покрылись пылью. Из-за дверей давно уже не слышалось ни голосов, ни звуков, и все запахи исчезли, кроме запаха горечи театрального лака.
Неизменными остались камеры, одной из которых Наруто улыбнулся. Он знал, что здесь его ждут, и не ошибся. Конан вышла навстречу, закутанная в синее боа, пышными кольцами обернутое вокруг округлой шеи. Ее каблучки стучали уверенно, тяжело. К шерстяной короткой юбке прилипли перышки завитком.
- Ребенок мой, - с патетической нежностью выдохнула она и рассмеялась, доказывая, что это приветствие – простая шутка.
Но обняла, прижав голову Наруто к маленькой упругой груди, защищенной лацканами пиджака. На ее пальцах в ряд леденели серебряные затейливые кольца.
- Ты был у мамы? – строго спросила она. – А фиалку оповестил?
- Не спрашивай, - отмахнулся Наруто. – И так с Омои прячемся, как ящерицы. В бейсболках этих... Если какая-нибудь газета докопается до того, что я здесь, Шизунэ мне голову отъест. Как она, кстати?
- Она меня не любит, - глубокомысленно сказала Конан. – Она говорит, что за педофилию в нашей стране сажают.
- Мне двадцать два!
- Я об этом забыла, - призналась Конан. – Поэтому просто сказала, что женщины тебя не интересуют.
Наруто сначала прикусил губу, потом рассмеялся.
- Я тебя люблю, - нежно сказал он. – Держи.
Конан подставила ладошки и получила маленькую черную коробочку, в которой могли поместиться максимум дамские часики.
Вместо часиков в обитом кожей углублении лежал сияющий белой сталью сомкнутый в треугольник нож.
- Ой, - сказала Конан. – Ой. Смертельно красиво.
- Ага, - Наруто тоже посмотрел на нож. – Выкидушка. Если прижать к телу и нажать кнопку, лезвие пробьет сантиметров семь мяса. Уникальная игрушка.
- Я могу связать тебе свитер, - задумчиво сказала Конан, рассматривая подарок. – Я умела
когда-то вязать... Хочешь?
- Я отдохнуть хочу, - серьезно сказал Наруто. – Я хочу, чтобы мне душу ничем не трогало.
Конан кивнула, захлопнула коробочку.
- Иди.
Наруто столкнулся с вопросом: что считать настоящей жизнью? Тот круг, из которого стремился вырваться, те мечты, что были исполнены, болезнь, которую пытался победить и, казалось, одолел – привело ли все это к настоящей жизни, за которую после не станет мучительно больно?
Голос, казавшийся незнакомым, издевательский голос... Может, это и был голос настоящей жизни? И она – не рядом с умело накрашенными девушками, умеющими подать себя по-королевски даже в условиях атомной войны? Не рядом с торопливыми репортерами, белыми крыльями самолетов и не аналог сумасшедшей дозе адреналина, выплеснутой в кровь? Не аналог эйфории, окутывающей после того как – смог, прорвался, победил, сумел?
Может, из нее, настоящей жизни и ушел, ушел от алюминиевых чайников, опустевших домиков, от неразрешенных вопросов о небе...
Наруто не мог сразу осознать своей ошибки, да и боль, преследующая его постоянно, усилилась. Устал рассудок, зачерствели мысли, утомилась душа.
Он набирался сил для нового рывка, потаенно понимая, что не хватает кого-то важного – того, что расставит все точки и подскажет самый простой ответ...
Такого человека не существовало, и не к кому было прийти, уткнуться лицом в колени и попросить правды.
В мире творился сумбур, и Наруто впервые остро почувствовал недостачу в нем правильных схем.
У него был другой человек. Человек, чей разум спал в пыли прошедших тысячелетий, а тело вело медленное существование в реальности, лишь изредка позволяя пробудиться острому уму.
Пейн был несчастен, но принимал свое несчастье, как рябиновую настойку, смакуя и со вкусом. У него не было желания осознавать причины и искать следствия, он казался осколком скалы, сброшенным с неба для того, чтобы наблюдать за закатами.
Конан любила в нем эту истинную первоначальность и верила в то, что закаты не оставляют скалу равнодушной.
Наруто верил в то, что Пейн перестал ощущать боль, но все еще чувствителен к ласке.
Наруто было проще – он давно нашел подход, поняв, в чем заключается слабое место Пейна. Тому, утомленному галлюцинациями и течением времени, скучно было изображать из себя страшного сильного самца в спальне жены. Ему куда проще было поддаться ласкам молодого парнишки. И он поддался, сохраняя свое превосходство, основанное на запечатанной в нем силе.
Затемненный зал с рингом, утонувший в темноте за металлическими перилами, Наруто уже давно не интересовал. Его уже не пугали шприцы и дорожки порошка, странные книги и дым кальяна. Он давно не боялся Пейна, но начинал всегда одинаково – усаживаясь на полу у его ног. Терся лбом о его колени, пальцами проводил тонкие нитки тепла по лежащим на подлокотниках ледяным запястьям.
- Я нашел почти всех, - сказал он сдавленно, поднимаясь выше и осторожно прикусывая зубами ткань брюк, под которыми уже выпрямлялся огромный член Пейна. – Остался только Недзи, но Омои что-то мутит и молчит, как ведьма на приеме инквизитора.
- Он может быть мертв, - сказал Пейн, наблюдая за кончиком розового языка, скользящим по тонкой молнии его ширинки.
- Нет, - ответил Наруто, отрываясь от своего занятия. – Это бы Омои сказал. Там что-то другое.
- Ты решил разыскать всех?
- Да.
- И Саске?
В голосе Пейна прорезались живые насмешливые тона, окрасившие серое напыление его равнодушия в стальной опасный цвет.
- Я помню, где он живет, - сказал Наруто. – Но...
- Что будет, если он живет не один? – продолжил Пейн. – Если он все-таки обходится без тебя куда спокойнее, чем ты обходишься без него?
- Да просто видеть не хочу, - отрезал Наруто. – Растрепал нервы? Я же отыграюсь...
Отыгрался, расстроенный неудавшейся попыткой притормозить душевную боль и создать себе бесстрастный вакуум.
Не обошел вниманием ни одной металлической планки, ни одного кольца, вцепляясь зубами в пробитое пирсингом ухо, губы, переносицу, соски. По головке члена прошелся – зубами, тут же, впрочем, зализав причиненную боль, но не размыкая жестких пальцев, прихвативших яйца.
Пейн запрокинул тяжелую голову, закрыл глаза. Под тонкими веками бегали выпуклые глазные яблоки, словно у спящего. Он наслаждался своей болью и молодым упругим телом, жар которого нарастал, становился все отчетливее, наливаясь дурманящей влажностью.
- Раком, да? – спросил Наруто, укладывая пальцы между сведенных еще ягодиц, заставляя
Пейна расслабиться и впустить его пальцы поласкать привычный к вторжению анус.
А потом почему-то замер и засмеялся нервным жалобным смехом.
- Я чуть не сказал – «девочка», - выговорил он. – В этом городе я схожу с ума, честно...
Склад. Глава 41
Воздух светился желтым фосфором. У солнца не было лучей, жар стекал с него, словно густой мед и цеплялся за верхушки скал, окрашивая их в бордовый. Горизонт дрожал, выгибаясь. Согнутые фигурки людей суетились внизу, рядом с квадратиками расстеленного брезента. Саске сидел, прислонившись к раскаленной каменной стене, сложенной из давно выветрившихся неровных булыжников. Из таких же камней был сложен круг мертвого колодца с тяжелым растрескавшимся воротом.
На колодец люди поглядывали со смешанными чувствами – символ дома, символ жизни, он был безнадежно пуст и сух.
В фляжках плескалась теплая водка, в полевых сумках таял завернутый в вощеную бумагу горький шоколад.
Казалось, ветер пахнет осточертевшим шоколадом и дешевым спиртом. Навязчивые запахи заставляли желудок заходиться в спазмах. Тошнило всех. Тошнота преследовала так настойчиво, что утомленные ей люди то и дело бросали работу и отходили в сторону, чтобы, нагнувшись, вложить два пальца как можно глубже в глотку. Отпускало.
Был и другой запах, тяжелый, тоже сладкий, но словно обернутый в гнилые тряпки. От него мутило не меньше, но он был привычнее.
Комплектовкой Саске сам не занимался уже давно, поэтому и сидел у стены, уложив на колено планшет и обыкновенный тетрадный листочек.
Застывшими глазами смотрел прямо перед собой, испытывая знакомое многим людям чувство неловкости перед чистым листом. Прежде чем начать писать, нужно было снова привести мысли в порядок, и из них, понятных и обычных, вычленить то, что не произносимо, то, что можно только написать.
Помедлив, Саске отложил чистый лист в сторону, прижал его маленьким камешком, расстегнул крепления планшета и вытащил из-под толстой стопки карт тщательно завернутые в пленку конверты.
Конвертов накопилось много, около десятка. Пухлые, потертые, они рассыпались в пальцах, треща. Ни один из них не был подписан и ни один не был запечатан. Самые первые пришлось подклеивать кусками пластыря.
Чтобы начать писать новое письмо, нужно было перечитать прежние. Перечитывая, Саске начинал лучше понимать себя и уверялся, что способен исписать еще хотя бы один лист.
«...Бумага, конверты. Целый год орали мне на ухо: бумага, конверты, почта завтра, почта утром, забираем, привозим… Бумага-конверты-пишите-своим-не-забывайте-что-письма-проходят-цензуру. Видел я потом эти письма, вырезают все, что может указать на местонахождение и текущее положение. Они в руках на клочки рассыпаются. Если я и возьмусь писать письма, то не буду их отсылать».
Конверт и бумагу Саске впервые взял лишь спустя год. Поразмыслил – писать некому, но все же пристроился как-то у разбитого подоконника и написал короткий ничего не значащий абзац.
Собственный почерк и запах чернил напомнили ему о другом Саске, о Саске, который когда-то учился в школе... Позабавило. Не снимая с плеча ремня автомата, то и дело его поправляя, он снова наклонился над бумагой, вглядываясь в ровные строчки. Под рубчатыми подошвами тяжелых ботинок хрустело битое стекло.
Заодно прикинул – окошко-то отличная снайперская точка, весь двор как на ладони...
Второй абзац написал две недели спустя, спешно, прижав лист к колену.
«...То ли презирать, то ли ненавидеть. Еще не выбрал».
Перечитывая эту строчку, вспомнил, как сидел на корточках, зажимая липкое от льющейся беспрестанно крови запястье, жалкое и глупое без продолжения – кисти и пальцев. Кисть и пальцы валялись рядом в густой пыли, напитавшейся алым. Парень, которому принадлежала кисть, не мог вдохнуть, и все порывался до нее дотянуться, пока
Саске, которому надоело его удерживать, не откинул оторванную руку носком ботинка.
А ведь предупреждали – не зариться на дармовую технику и не хватать, что ни попадя...
Детства захотелось? Наушники в уши, и весь мир под твои римейки? Лучше бы тебе башку оторвало, неудачник...
Саске выбирал между ненавистью и презрением, отмывая руки под скупой струей тепловатой воды. Вода розовела и расплывалась по рукавам и запястьям.
Охотника за плеерами уже оттащили в прокопченный жарой и запахом горячего металла вертолет.
- А где остальное? – спросил тощий медик, приняв пациента.
- А надо? – спросил Саске.
- Не надо, - согласился медик, почесав нос. – Но он будет просить.
- Вода еще есть?
Тощий медик кивнул, нырнул в недра вертолета и вытащил пластиковую литровую бутылку.
Презирать людей или ненавидеть их?
«В них нет логики. В их поступках нет логики. Слабый импульс сталкивает их с пути. Калеки по дурости, трупы по идиотизму».
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |