Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Фендом: Naruto Дисклеймер: Kishimoto 56 страница



 

Сил только не хватало. Омои чувствовал – теряет силы, слишком густо и беспощадно ложатся на нервы новые ощущения, и лимит исчерпан. Он устало прижался к Наруто, вынуждая его остановиться и молча, дрожа, переводил дыхание. Наруто понял и это.

 

- Ложись на спину, - сказал он. - Еще не все...

 

Позволил лечь, но придерживал руками под поясницу – заставив остаться чуть выгнутым.

Омои откинулся было на диванную низенькую подушку, но тут же взвыл, запрокинув голову. Где-то внутри его тела словно лопнула копилка всех острых ощущений – и по осколкам, проникающим невыносимо приятными спазмами – в легких, в глотке, в крестце, - прошлась, надавливая, тяжелая чужая плоть.

 

- Ага, - сказал Наруто. – Нравится?

 

Омои говорить не мог. Забывшись, кусал руки, не понимая – свои, или Наруто – боли не чувствовал – его смяло, разжало, обнажило...

 

Много времени не потребовалось – несколько быстрых глубоких движений, и обессиленный Наруто опустился, ловя губами подтекающие быстрые струйки спермы, сбегавшие по члену Омои. Его собственный член истекал так же – и так же сжимало, сминало, обнажало...

 

С последствиями справлялся Наруто. Омои лежал на диване, уткнувшись лицом в сгиб предплечья, и молчал. Наруто открыл окна, убрал в бар бутылку ликера и стаканчики, сходил в душ, а Омои принес теплое влажное полотенце.

 

Себе постелил на противоположном парном к первому диванчике, Омои накрыл

флисовым пледом.

 

Ему казалось, что не стоит трогать Омои сейчас и не стоит ничего обсуждать – не лезть ему в душу и не требовать каких-то разговоров, дать спокойно все обдумать.

 

Омои думал иначе, поэтому, когда Наруто поднялся, чтобы погасить лампу, повернулся и спросил:

 

- Может, дашь мне денег и отвезешь обратно на шоссе?

 

Наруто с облегчением рассмеялся, щелкнул кнопкой на подножии лампы и улегся рядом с Омои, заставив его поделиться пледом. Обнял широкие плечи, поцеловал теплую ямку за ухом.

 

- Я думал, что в этом процессе участвуют как минимум, презервативы, - сказал Омои, поворачиваясь к нему.

 

- Я проверялся, - ответил Наруто. – Или ты намекаешь, что...

 

- Нет, все в порядке.

 

В отличие от еще одного твоего друга... О котором теперь нужно рассказать – обязательно. Но это утром, утром... Омои положил ладонь на затылок Наруто и закрыл глаза.

 

Наруто, набравшийся, наконец, тепла, с облегчением вздохнул, и через пять минут его дыхание стало ровным.



 

Он заснул, измотанный, еще не зная, что человек, которому на поле боя оторвало ноги, продолжает по инерции бежать куда-то на обнаженных культях, не чувствуя еще ни боли, ни страшной потери.


Сакура в полной мере ощутила себя принцессой из известной сказки с той лишь разницей, что ощущала под собой не горошинку, а целую могильную плиту. Спрятанные под матрацем листы то жгли до костей, то погружали в зимний холод. Сакура маялась, ворочаясь на своей постельке, путаясь в легкой газовой ночной рубашечке и чуть ли не кусая недавно нарощенные ногти. Поглядывала на часы, поднималась, чтобы посмотреть в окно, на чернеющую вдали гребенку леса, и мучительно долго ждала рассвета, чтобы посмотреть – будет ли Наруто утром искать потерянный конверт.

 

А знает ли он о нем? Скорее всего, он выпал из куртки Омои – у того косые неглубокие карманы, а Наруто ходит в лонгиновской куртке, с широкими молниями-затежками. Но откуда у Омои этот конверт? Он встречался с Саске, и тот отдал его для передачи Наруто?

Глупость. Саске бы так не сделал.

 

А нужен ли этот конверт Наруто? Или он специально от него избавился? Еще глупее – не в собственной же прихожей!

 

Если так дальше мучиться и не высыпаться, то появятся круги под глазами, а кожа станет желтоватой...

 

Начало светать. Сакура решительно натянула легкий шелковый халатик, завязав поясок красивым бантом, достала листы и вышла из комнаты. Дом, притихший, сонный, с неудовольствием выслушал ее торопливые шажки.

 

Хамство, конечно, вот так врываться, но... может, это будет важно для Наруто. Если он все еще любит Саске, этот конверт – ему ножом по горлу, но и возможность стать, наконец, счастливым...

 

Сакура заглянула в кабинет – никого. Вторая комната, где обычно ночевал Омои, тоже пуста. Наруто нашелся в третьей, маленькой гостиной, из которой в будущем получилась бы отличная детская...

 

Нашелся спящим, прижавшимся щекой к плечу Омои. Рука Омои на его плече, расслабленная в увядшем защищающем объятии.

 

Окна раскрыты, холодно, но им двоим плевать – так тесно сплелись, так отчетливо-жарко...

 

Сакура тихонько прикрыла дверь, ринулась вниз по лестнице и кинулась на кухню, где смяла листы в плотные комки и швырнула в помойное ведро, прикрыв сверху пустым пакетом из-под сока.

 

До утра она выпила четыре чашки кофе и выкурила несчетное количество сигарет, от дыма которых, видимо, и слезились глаза...

Склад. Глава 43

Корабль Тесея — парадокс, также известный как парадокс Тесея. Звучит парадокс так:

«Если все составные части исходного объекта были заменены, остаётся ли объект тем же?»

Согласно греческому мифу, пересказанному Плутархом, корабль, на котором Тесей вернулся с Крита в Афины, хранился афинянами до эпохи Деметрия Фалерского, и ежегодно отправлялся со священным посольством на Делос. При починке в нём постепенно заменяли доски, до тех пор, пока среди философов не возник спор, тот ли это ещё корабль, или уже другой, новый? Кроме того, возникает вопрос: в случае постройки из старых досок второго корабля, какой из них будет настоящим?

 


***

 

Она сидела на корточках спиной к Омои. Белый короткий пиджак туго обтягивал прямую спину и узкие плечи – ни единой складочки. Короткая белоснежная юбка – бедра.

Каблучки бархатных туфелек впивались в рыхлый тропический перегной. Кольца жестких волос улеглись на затылке в обдуманно небрежном узле. Между ее ног собралась лужица вязкой крови, и капало еще и еще.

 

Омои отвел рукой хрусткий глянцевый лист-опахало и осторожно обошел женщину, уже узнав ее и поняв, что происходит. Женщина, полосатая от ярких лучей солнца, проникающих под полог южного леса, вдумчиво и уверенно кусала бесформенный мясной ком, пачкая тонкие пальцы в густой крови. Губы ее, накрашенные той же кровью, кривились. Женщина перевернула недоеденный кусок, подхватила свисающий клок то ли вены, то ли жилы и принялась за него с другого бока.

 

- Мам, - позвал Омои и вышел из-под укрытия древесных нагромождений.

 

Она подняла глаза и, узнав Омои, гневно и скоро выпрямилась – безупречная, красивая.

 

Недоеденный кусок мяса прижала к груди.

 

- Все хорошо, - успокоил Омои. – Я тебя не подведу. Доедай.

 

Она стрельнула подведенными глазами и покачала головой.

 

- Мам, - просительно повторил Омои. – Я ошибки правилом не делаю.

 

Ее пальцы вновь утонули в мясной сочащейся мякоти...

 

- Спасибо, - с облегчением сказал Омои и отвернулся, зная, что в этом сне последует дальше.

 

Она доест этот свой кусок и отправится к озерцу отмывать руки и лицо. Тонкая свистнувшая в воздухе проволока развалит ее тело пополам, и вниз по течению поплывут окровавленные бедра, в ставшей алой юбке, и ком внутренностей, волочащий за собой голову.

 

Омои давно смирился – в прошлое не вернуться и ничего не изменить, и только сны... Сны о женщине, которая поразила врачей – в родильном зале выхватила из рук акушерки послед и, не раздумывая, вцепилась в него зубами.

 

Никто не смог ей воспрепятствовать, и она доела послед до конца, облизывая пальцы и давясь.

 

Явившемуся психиатру она, уже чистенькая и умытая, указала на дверь с брезгливой гримаской на лице: шляются тут всякие. А мужу сказала шепотом: это обязательно.

Послед нельзя бросать где попало, иначе хищники учуют кровь и мясо, и придут по запаху – придут сожрать младенца.

 

Она оказалась права – за Омои ни разу в жизни не увязывался ни один хищник. Он всегда вовремя уходил с их троп.


То, что он понял во сне, утром оформилось в слова.

 

- Это не мое, - решительно сказал Омои Наруто. – Физически – да, интересно, но если у меня в башке дискомфорт, значит – не мое. Избавился от предрассудков и хватит...

 

Наруто поднял на него глаза, с утонувшей в синей глубине странной льдинкой, но ничего не ответил.

 

Сакура сидела внизу, закинув ногу на ногу, в глянцевом шелке халатика, ехидно-собранная. Омои кинул на нее короткий взгляд и понял – она знает.

 

- Мармеладку будешь? – спросила Сакура, пристраивая за ухо выпавшую прядку волос. – Или тебе леденцов отсыпать пососать?

 

- Спрячь когти, домохозяйка, - отозвался Омои. – Если у тебя и имеется конкуренция, то точно не в моем лице.

 

- Мне не до конкуренции, - огрызнулась Сакура, подавая ему маленькую синюю чашку кофе. – Меня интересует, когда мои услуги начнут оплачиваться.

 

- Тебе чего-то не хватает? – удивился Омои.

 

- Омои, - ласково сказала Сакура. – Не строй из себя дурака. У меня есть все, пока я тут сижу, кормлю вас и стираю ваши обкончанные простынки. Если я вдруг решу заняться собственной жизнью, мне придется уйти и все начинать с нуля. А кто мне оплатит эти три года?

 

- Ух ты. – Омои откинулся на спинку стула, с интересом посмотрел на Сакуру. – Да, мать... По какому тарифу брать собралась?

 

- Минимум – по тарифу горничных. За три года там неплохо набежало. А есть еще и максимум – дизайн, к примеру...

 

- Я думал, ты его любишь, - равнодушно сказал Омои.

 

Сакура вскочила, зацепившись пояском халатика об угол стола – тот дрогнул, и кофе выплеснулось на кремовую чистенькую скатерть.

 

- Я – его? Да хрен! Деньги я его люблю, Омои, и...

 

- Себя, - закончил Наруто, вдруг оказавшийся у нее за спиной. – Наконец-то. Позвони Конан, пусть она подготовит документы. Подпишем договор о найме. Посчитай заодно, сколько я тебе должен... И работай хорошо, Сакура.

 

Сакура ответить не успела – закончил фразу и вышел.

 

- Со стола вытри, - заметил Омои. – Ты чего бардак развела, горничная хренова? Повезло еще, что Наруто не заметил, а то уволил бы нах, за что тебе только деньги платят...

 

Он допил остывший кофе, поднялся и тоже вышел.


Дни шли простенько, мелкими шажками. Омои маялся бездельем, возил демонстративно послушную Сакуру за продуктами, разглядывал карты, вновь и вновь обдумывал свои идеи, но к Наруто не подходил, а тот не звал. Между ними образовалась невидимая упругая полоса отторжения, похожая на воздушную подушку.

 

В чем была проблема, никто из них не знал. Омои казалось, что Наруто должен понять и принять в расчет его мнение, Наруто же вовсе об этом не задумывался. Рана остыла, и он вновь ушел в себя.

 

Бродил по навесным тропинкам над ледяной рекой, всматривался в фигурные навершия елей, искал признаки отцветшего лета.

 

Ходил по улицам поселка, наблюдая за людьми, прислушиваясь к чужому смеху.

Останавливался поболтать с соседями, улыбался, шутил, но походил на фотографический слайд самого себя.

 

Время, когда внешняя апатия являлась для него отголоском апатии внутренней, прошло.

Наруто просто экономил силы на внешних проявлениях, мозг же его работал деятельно и непрерывно – отказавшись от сна и лишней информации, сотни раз прокручивал встречу с Саске в голове, находя новые оттенки собственных реакций и притягательно-новое – в Саске.

 

Пришлось понять – те люди, которые встретились на городских прудах, были люди прошлого. Тот Саске – Саске-три–года-назад и тот Наруто-три-года-назад. И договориться они не смогли потому, что никогда не могли договориться.

 

Но эти три года, думал Наруто, останавливаясь на глинистом пустынном берегу реки, не могли пройти зря. Оба тщательно упаковали новоприобретенное умение думать и понимать глубоко внутри, заранее приготовившись к обороне.

 

Но – Саске не тронул Омои. А что сделал ты, Наруто?

 

Показал ли ты ему хоть жестом, что эти годы не прошли для тебя зря?


Пока Наруто шлялся по окрестностям, Сакура ревностно исполняла обязанности оплачиваемой хозяйки дома, намеренно и напоказ выставляя свои действия.

 

Утром вытащила сонного Омои из постели.

 

- Поедем платить за услуги, - помахала извещениями, - купим чай, кофе, сахар, стиральный порошок... Потом закинешь меня на курсы и заберешь через пару часов, потом заедем к Шизунэ, потом...

 

- Да это же на весь день, - скорбно сказал Омои, застегивая молнию джинсов.

 

- Тебе платят? – сладко поинтересовалась Сакура.

 

- Ну все! – качнул головой Омои. – Уперлась...

 

Сакура торопила, но сама одевалась и собиралась медленно и со вкусом. Омои пришлось полчаса стоять внизу у заведенной машины и размышлять, стоило браться с нервов за сигарету или нет. Вроде, бросил же... но курить теперь хотелось нестерпимо.

 

Мелкая серая морось реяла в воздухе. Небо наклонилось, тоже серое, разваленное пополам тучным грязным облаком, похожим на отслужившую свое подушку, которую бог решил выпихнуть на землю.

 

- Сегодня обещают снег, - сказала Сакура, спускаясь по ступенькам крыльца.

Внимательно осмотрела свои высокие малиновые сапожки.

 

- Подержи сумку, пожалуйста.

 

Сунула в руки Омои малиновую же сумочку и убежала назад в дом. Вернулась через пять минут, завязывая на шее маленький шарфик, в бордовых тонах на пепельном узорчатом поле.

 

- Цвета не хватало, - объяснила она, закидывая распущенные волосы за плечи. Белая слабая шея светилась. – Теперь можно ехать.

 

Омои открыл перед ней дверцу «Хонды».


Первые полчаса езды Сакура молчала, пристально рассматривая выученные наизусть знаки и указатели. Мягкие ресницы подрагивали.

 

Омои не стал заводить разговоров, сосредоточился на дороге, думая – под тропу эту влить укрепитель. Раствор. Нигде не сказано, что аварийную трассу нельзя приводить в божеский вид. Если тропу укрепить, то она выдержит перегруз болида, и проект будет завершен.

 

- Омои, - тихонько позвала Сакура. – Я ведь тебе нравилась? Почему получилось так...

 

Омои кинул на нее быстрый взгляд. Красивая. Очень. Нежное лицо от выражения задумчивости приобрело скорбный оттенок, присущий мадоннам. Губы влажно и розово блестят.

 

Эта женщина никогда бы не защитила своих детей от хищников, уничтожив запах крови и сырого мяса. Таких женщин вообще больше нет.

 

- Не хотелось тебя обманывать, - подумав, сказал он. – Сама же знаешь, как я живу. Меня либо нет, либо я говорю, что нет, а на самом деле есть. Ты не та девушка, которой мне хотелось бы нервы мотать.

 

- Понятно, - сказала Сакура. – Но почему с... Наруто? Это-то зачем?

 

- Дурь, - нехотя ответил Омои. – Я не хочу на эту тему разговаривать...

 

Сакура пожала плечами, поправила кончики шарфика, добавила спокойно:

 

- Саске вернулся.

 

- Да. - Омои насторожился.

 

- Ты не заметил, что конверт пропал? – так же равнодушно спросила Сакура, расстегивая сумочку. – Ты его от Наруто прятал, да? Я подумала – ревнуешь... Но раз не в ревности дело, то почему ты не показал ему конверт? Он теперь проект ваш забросил совсем, с тобой не разговаривает...

 

Омои помолчал, глядя вперед остановившимся взглядом. История с конвертом совершенно забылась за всем остальным. Сакура была права – проект под угрозой срыва.

Наруто потерял к нему интерес, а впихивать его в таком состоянии в болид – преднамеренное убийство.

 

- Я боялся, что он все бросит, - выдохнул Омои. – Бросит все ради него.

 

- Красивый он, да? – спросила Сакура, вытаскивая из пачки тонкую сигаретку. – Могу тебя утешить – нет такого человека, который смог бы с Саске жить, и Наруто не исключение. Они друг друга не понимают и не поймут. Но Наруто имел право знать, что он отдает ему лично в руки, как ты думаешь?

 

- Что было в конверте? – спросил Омои после недолгого раздумия. – Это может повлиять на Наруто? Мы и так уже все сроки пропустили, проект под угрозой, денег туда ушло немерено, анонсирование спустили на тормозах, Конан злится. Пиздец, в общем.

 

- Саске послезавтра в городе уже не будет, - меланхолично сказала Сакура, затягиваясь. –

Он вложил в конверт копию авиа-билета.

 

- И все?

 

- И копию контракта... – она напрягла память, вспоминая слова. – Как это объяснить... не знаю.

 

- А куда ты его дела?

 

- Выкинула.

 

- Дура. Что за контракт?

 

- Наемные войска, - подобрала нужное определение Сакура. – Продление предыдущего договора на два года, с повышением оплаты за опыт и безупречное исполнение...

 

- Подписанный?

 

- Я не обратила внимания...

 

- Сакура, ты... меня выносишь просто! Разницу чувствуешь? – Омои от огорчения оторвал руки от руля и сделал короткий негодующий жест. – Подписанный контракт – сообщение. Неподписанный – шантаж. Блядь, да что у вас всех с мозгами... Эта информация для меня теперь нулевая, соображаешь? Никак не использовать.

 

- Используй, - коротко сказала Сакура, - иначе я расскажу сама... Саске не сунул бы в конверт подписанный контракт. И не ори на меня!

 

- Да я даже голос не повысил. Куда мы первым делом?

 

- В банк.

 

- Так... а на курсах – два часа.

 

- Да.

 

- Отлично, - глаза Омои загорелись, аналитический ум вывел план действий. – А я кое-кого навещу...

 

Остановив машину у банка и высадив Сакуру, он набрал номер Наруто и сказал:

 

- Я нашел последнего. Недзи, да? Он в хосписе. Хосписе. Это медицинское заведение для смертельно больных людей. Поедем? Вечером. У меня сейчас на шее Сакура со своими порошками...


Здание хосписа, приземистое, длинное, белело, опутанное сплошной паутиной черных облетевших деревьев. Аккуратно выметенные аллеи отличались строгой планировкой.

Кучки золотистой пожухшей листвы громоздились на задворках. Видно было, что хосписом управляет рачительная и хозяйственная рука.

 

В окнах казенного здания неожиданно и странно смотрелись разноцветные подвязанные занавески и горшки с домашними цветами. Детская площадка, спрятанная в глубине сада, тихая и безлюдная, тоже была в полном порядке. Выкрашенные в зеленый и желтый деревянные лошадки, низенькие качели.

 

За площадкой виднелись столики, обитые железом, узкие лавочки.

 

Там, где штукатурка стен осела и отвалилась, наружу выступили старые красные кирпичи, похожие на прессованное мясо. Луковица небольшой церквушки бросала вызов насупленным серым небесам – весенне-синяя, яркая глубиной цвета.

 

Наруто остановился возле крыльца, положил руку на перила. Тишина на территории хосписа стояла невероятная – туманная, застывшая, словно и не было за его воротами живого деятельного пригорода. Даже оставленная за пределами машина казалась теперь несуществующей, как несуществующими были мысли и страхи.

 

Его встретили. Маленького роста девушка, черноволосая, с серыми глазами, напомнившими Наруто цвет меха серебристой рыси. Пришлось напрячь память, чтобы вспомнить – такого же цвета глаза у Недзи, но только не было в них этого живого блеска.

Рядом с девушкой стояла высокая женщина, так напряженно выпрямленная, что казалось – ее растянули на дыбе.

 

Красивая, с пышной фигурой, тугими правильными кольцами темных волос.

 

- Ты без сопровождения, - сказала она. – Отлично. Я боялась камер и позерства.

 

Наруто оглянулся на пожавшего плечами Омои.

 

- Да, о камерах я не позаботился, - сдержанно сказал он и встретил любопытный взгляд девушки.

 

- Замечательно, - сказала женщина тоном учительницы, отчитывающей нашкодившего первоклассника. – Сначала я покажу тебе наши палаты, игровые комнаты, общий зал.

Потом столовую, комнату отдыха...

 

- Я друга хотел увидеть, - оборвал ее Наруто.

 

Девушка сделала ему малопонятный знак, потом извинилась:

 

- Куренай считает, что ты должен сначала понять, как устроен быт наших больных.

 

- Быт?

 

- Да, - сказала девушка. – Они же здесь живут...


Жизнь. Возможно, она и присутствовала в этих стенах, но Наруто обостренным восприятием видел лишь пародию.

 

Он видел жалкие осколки обыденности – те самые домашние занавесочки, посуду в синий горох, китайские чайнички с розами. Видел старательно раскрашенную стенгазету на первом этаже – один ее уголок чуть завернулся, и Куренай походя поправила, вжав погнувшуюся кнопку в полотно стенда. Полосатые диванчики, пустую в этот час игровую комнату, где на полу лежали разноцветные кубики, а по шкафам – мягкие игрушки, неловко нарисованные открытки, желтые гербарии, маленькие абажуры с шелковой бахромой, немаркие клетчатые скатерти, забытый в коридоре мячик.

 

Сквозь весь этот уют, как скелет сквозь подгнивающее мясо, проступали люди.

 

Бредущие куда-то тени, тени с алюминиевыми кружками в руках и теплых халатиках, тени, увлеченно переставляющие шахматы на потрескавшейся доске, тени, собравшиеся возле широкоэкранного телевизора.

 

- Мы не лечим, - говорила Куренай, выбивая уверенный шаг по приглушенным коврами коридорам. – Мы уже опоздали или бессильны. Мы обезболиваем, предоставляем психологическую помощь, уход высокого качества, поддержку. Выполняем желания наших пациентов, стремимся приблизить их образ жизни к привычному. Их окружают любимые вещи, и в любой момент, если потребуется что-то еще – ищем, привозим. Люди очень привязчивы к мелочам. Чашки, шкатулки, рисунки, книги.

 

- Недавно мы искали живого кролика, - подала голос Хината с другой стороны.

 

В ее голосе проскользнула веселая нотка, легкая, детская.

 

- Кролика? – спросил Омои, разглядывающий красочно оформленный стенд с надписью

«Помним» и сотней фотографий, обведенных фломастерами в желтые, розовые и голубые рамки. Под фотографиями разными почерками громоздились пожелания и последние нежные слова.

 

Наруто молчал, полностью подавленный.

 

- Белого кролика. Теперь он живет в комнате отдыха. Может, так у нас со временем наберется живой уголок.

 

Не все тени проскальзывали мимо. Наруто вывели в комнату, напоминающую школьный класс с той лишь разницей, что не было обязательной доски и парты расставлены полукругом. И там он пропал. Тени – тени в обличие детских тел и глаз, завладели им полностью. Машинально отвечал на вопросы, собирая глубоко внутри себя нервную дрожь и контролируя ее усилием воли.

 

Собирал слова в предложения, улыбался, стараясь не смотреть на куски пластыря, прикрепленные к тонким шеям, на прозрачную кожу, под которой пеклась отравленная кровь, на трогательные хохолки на макушках мальчиков и стеснительность девочек.

 

- Мы смотрим каждую программу.

 

- А машины вы сами делаете?

 

- Мама говорит, что вы тоже умрете – это правда?

 

- А вам тоже операции делали?

 

- Мне из-за вас разрешили кататься на велосипеде!

 

Их было немного – пять или шесть человек, но Наруто не успевал реагировать, все чаще улыбался, все меньше говорил и, в конце концов, растерянно прижался к стене.

 

Омои, заметив его бледность, потянул за рукав Куренай.

 

- Хватит уже...

 

- Пусть, - нежно сказала она, наблюдая за детьми. – Им это нужно. Девочкам - принцессы, мальчикам – герои.

 

Но все же она хлопнула в ладоши и объявила хорошо поставленным голосом:

 

- Наруто приедет к нам еще. Прощайтесь.

 

В руку Наруто легла прохладная маленькая ладошка.

 

- Прощай.

 

- До встречи, - ответил Наруто, глядя в недетские большие глаза.

 

Выходя из комнаты, зацепился плечом за хрупкое плечо Хинаты, повернул голову и рассмотрел ее внимательнее – тонкие застенчивые черты.

 

Хината взгляд не выдержала, вспыхнула и отвернулась.

 

- Хорошенькая, - сказал Омои чуть позже. – На наших баб не похожа.

 

Наруто молчал, кусая губы.

 

- Эти все шторки-кружки... – выдавил он. – Это же обман? Иллюзия жизни.

 

- Если у тебя есть предложения получше, я выслушаю, - согласилась Куренай. – Не забывай – ты по сравнению с ними можешь считаться полностью здоровым. Им лучше знать, что требуется для уюта, не так ли?

 

- Так.

 

- Жаль, что ты болен не смертельно, - добавила Куренай. – Твое воздействие на наших пациентов усилилось бы.


- Я тебя ненавижу, - сказал Недзи.

 

В его комнате не было домашних растений, пледов и украшений. Казалось, этот человек не хотел себя связывать ничем при жизни и не желал себя утешать при смерти.

 

Он, стройный, в белой водолазке и черных джинсах, выглядел статуэткой из мела и антрацита. Серые глаза выцвели окончательно, черные волосы сильно отросли.

 

На тумбочке у его кровати лежал раскрытый блокнот, чистый, без единой записи, будто все мысли и ощущения, которые Недзи держал в себе, требовали выхода, но не могли оформиться.

 

Наруто остановился перед блокнотом, онемевшими пальцами провел по гладким страницам.

 

- Я тебя ненавижу еще со склада, - сказал Недзи. – С того момента, как ты полез под подъемник за куском картона, я понял, что тебе безразличны все правила, и ты полезешь дальше и наглее. Не ошибся же. Что у тебя? Эпилепсия? Добавь насморк, будет трагичнее.

Деньги? Купи очередную тачку, дорогую блядь, какой-нибудь наркоты и веди себя прилично. Ты... есть предопределение, Наруто. И тебе, видимо, суждено сдохнуть в канаве, а не на твоих шоу. Так и случится, и это будет тебе лучшим наказанием за проебанные больным людям мозги. Ты не имеешь права ставить себя в пример, несчастный педик с неожиданным папашиным кредитованием.

 

- Недзи, - позвал Наруто, закрывая блокнот. – Ты лучше знаешь – чем я могу помочь всем этим людям? Посоветуй.

 

Недзи перевел дыхание, сел и несколько минут молчал, глядя куда-то сквозь Наруто.

 

- Деньгами в первую очередь, - ответил он. – У нас всего два хосписа на город, если я все правильно помню... система не налажена, все держится на добровольных начинаниях.

Детского хосписа нет вообще, держат по два маленьких отделения. Нужно здание, персонал... Для Куренай непосильная задача. Хочешь откупиться?

 

- А что это – предопределение? – спросил Наруто, игнорируя его вопрос.

 

- Возможность рассчитать свои силы на отпущенный срок.

 

- Понял, - сказал Наруто. – Чем больше борешься, тем сильнее мучаешься?

 

- Да, - ответил Недзи. – Поверь мне. Я знаю точно. Я пробовал.


Он пробовал, рассказывала потом Хината, водя Наруто по потемневшим уже аллеям, безмолвным, пустым. На территории загорелись фонари – не желтые, как в городе, а круглые, сине-зеленые, словно гигантские светляки.

 

После нелепости, приведшей его к страшному диагнозу – он пробовал. Целительные силы оптимизма оказались преувеличением, дружелюбность общества отражалась лишь на рекламных плакатах-социалках.

 

В реальности же у него не осталось ничего – ни работы, ни надежды закончить учебу, ни смысла ее заканчивать.

 

Мир вокруг Недзи стал слишком красив и желанен – пришлось научиться его ненавидеть.

 

Дружба и любовь испытания не выдержали, потому что Недзи научился заодно подменять зависть той же ненавистью.

 

Благополучная семья потеряла его еще четыре года назад – он окончательно ушел, не оставив координат, и никому не сказав ни слова. Позвонил только недавно – ей, сестре, взял слово молчать и позвал к себе.


Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.065 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>