Глава 18 (Sasuke|Naruto, Sasuke|Kiba, Naruto|Kiba, Kakashi|Itachi, Kakashi|Naruto, Naruto|Sakura намеками etc.)
Кибе не удалось уйти от Наруто сразу после разговора. Наруто начисто игнорировал раздраженную медсестру, которая пару раз заходила в палату и всем своим видом демонстрировала недовольство. Напрямую возразить она не могла – статус высокооплачиваемой клиники позволял такие вольности, Цунадэ постаралась свести все неудобства к минимуму, настояв на переводе Наруто из обычной городской больницы сразу же в день поступления.
Шизунэ заикнулась было об обращении в правоохранительные органы и необходимости расследования, но сестра быстро поставила ее на место.
- Если Наруто скажет, где он находился и кто с ним это сделал, я подниму все знакомства и мы найдем этих нелюдей!
- Наруто не скажет, - отрезала Цунадэ. – У него характер…
- Какой у него характер? – вспылила Шизунэ. – Какой характер будет покрывать преступление?
- Спроси у него сама, - посоветовала Цунадэ. – Только, боюсь, ответ тебе не понравится.
Когда Цунадэ ушла, Сакура, до этого тихонько сидевшая в уголке, ласково обняла узкие плечи Шизунэ и разрыдалась вместе с ней. Ей, как никому другому, была понятна боль близкого человека, которому ничем не можешь помочь и который упорно отвергает любые попытки сближения.
Наруто прекрасно знал о состоянии матери, но упрямо отказывался от любых попыток завязать разговор. По его версии, он был «нигде», с ним случилось «ничего», и сделал это «никто».
Казалось, он совершенно не понимает, насколько серьезные травмы получил. Особую тревогу вызывали кардиограммы, и Шизунэ часто подсаживалась к спящему сыну, осторожно укладывала ладонь на его грудь и всем своим существом впитывала такой важный для нее стук его сердца.
Она проводила в больнице каждую ночь, и каждую ночь вслушивалась в тишину и вскакивала в ужасе: то ей казалось, что Наруто не дышит; то он, неудачно повернувшись, вскрикивал от боли, и ее собственное сердце заходилось в паническом ритме.
Первое время его беспрестанно тошнило, и он, измученный жаждой, до скрипа сжимал зубы, морщился, борясь с отвратительным комом, то и дело подступавшим к горлу. Шизунэ пыталась отвлечь его, садилась рядом, пересказывала прочитанные книги, новости и свои мысли о Сакуре и его будущем, но Наруто, измотанный и утомленный, лишь досадливо закрывал глаза.
Шизунэ видела, что ему невыносимо больно, плохо, но не могла сказать даже слов утешения – Наруто не жаловался.
Ей вспоминалась другая больница и другой Наруто – пятилетний ребенок, льнувший к ее боку, цепляющийся за ее одежду, стоило ей только подняться с кровати.
Тот Наруто, маленький, теплый, ласковый, остался в прошлом, а теперь перед ней лежал взрослый парень с изменившимися чертами лица, со своими тайнами, упрямый и непонятный.
Шизунэ пришлось признаться себе в этом – да, непонятный. С тех пор, как она согласилась на уговоры Цунадэ дать мальчику свободу хотя бы на пару недель, все пошло наперекосяк. Неизвестно, что заставило Наруто за полгода из домашнего ребенка превратиться в неуправляемого и бесконтактного. На все расспросы о нем Сакура отвечала довольно сухо: ни с кем конфликтов не было, ни с кем не ссорился, никто его не обижал.
Шизунэ пришлось ей поверить. Она чувствовала, что эта милая девочка – единственный ключ к разгадке сына, поэтому держала ее при себе, стараясь понравиться, стать ей близкой.
Сакура ничего не имела против. За то время, пока Наруто лежал в больнице, она проявила себя с лучшей стороны. Шизунэ нравился ее характер – ранимый, но отзывчивый. Сакура точно так же, как Шизунэ, любила порядок, была аккуратной, много внимания уделяла себе, обладала легким милым юмором, часто улыбалась и под конец, проявив полную солидарность в вопросе рыданий на кухне, очаровала Шизунэ совершенно.
Единственное, что тревожило Шизунэ в присутствии Сакуры, озвучено быть не могло и старательно игнорировалось – Шизунэ не могла смотреть на девушку, не думая о том, что Наруто целовал эти розовые губы, касался этих округлых плеч, небольшой высокой груди…
Думать дальше Шизунэ боялась, не в силах сопоставить своего мальчика с рисующимися ей картинами.
- Ревнуешь? – спросила как-то Цунадэ, внимательно проследив за взглядом сестры.
- Дура! – Шизунэ впервые выговорила что-то настолько резкое, но слова Цунадэ задели ее настолько, что нервы не выдержали. – Думай, что говоришь! Просто он так быстро вырос… Не думала, что сразу начнет отношения с девочками.
- Это ты дура, - парировала Цунадэ. – Скажи спасибо, что не с мальчиками… А то был у меня один такой…
Эту историю Шизунэ слышала раз двадцать, но решила, что лучше вытерпеть повторение, чем продолжать поднятую тему.
- Какой парень был… - вздохнула Цунадэ, закуривая тонкую изящную сигаретку. – Такой талант… И всех, зараза, подставил. Меня, брата своего… Какаси ушел из-за него, а таких тренеров еще поискать, - подумав, она добавила: - Красивый был. От него я уж точно не ожидала. Видела недавно похожего мальчишку, но точно не он. Глаза неживые совсем… Люди так не меняются.
- Мне в больницу пора, - сказала Шизунэ, поднимаясь.
- Да что ты там все время сидишь? – рассердилась сестра. – Не действуй ему на нервы, там все оплачено!
…Все было оплачено, поэтому недовольные взгляды медсестры не возымели на Наруто никакого действия. Дождавшись, пока она выйдет, он прижался к Кибе, поднял голову.
- Расскажи мне о нем еще.
- Что например? – отозвался несколько сбитый с толку Киба.
Рассказывать об Учихе было сложно и неприятно, но в глазах Наруто светилось такое нетерпение, что Киба сдался.
- Что рассказать? – повторил он.
- Да что угодно… Какую-нибудь чушь.
Киба пожал плечами, чуть переменил позу, высвободив затекшую руку.
- Чушь… Если Саске некому кормить, то он питается полуфабрикатами, - вспомнил он наконец. – То ли готовить не умеет, то ли не хочет.
Кибе казалось, что Наруто, получив такую информацию, поймет бессмысленность своих расспросов и успокоится, но Наруто молчал, ожидая продолжения, крепко вцепившись пальцами в рубашку Кибы.
- Хотя и полуфабрикаты – роскошь, - вспомнил Киба. – С него станется прожить на том, что в барах перехватил. Или чипсах.
- А еще? – спросил Наруто, выждав некоторое время.
Киба посмотрел на него. В синих глазах, потемневших под янтарным светом маленьких светильников, появился лихорадочный блеск, пересохшие губы раскрылись.
- Наруто, - озабоченно сказал Киба, коснувшись ладонью его лба. - У тебя температура.
- У меня всегда ночью так, - отмахнулся Наруто. – Не обращай внимания…
Киба повернулся на бок, и Наруто прижался к нему, прижался каким-то отчаянным порывом, в котором не было ни малейшего сексуального подтекста, а лишь неосознанное желание получить тепло – его трясло, губы побелели.
Киба положил ладонь на его чуть влажную спину, прикрытую тонкой тканью футболки, с трудом подавил зародившееся желание.
- Может, позвать медсестру? – спросил он. – Что ты мучаешься?..
- Я вообще не думаю сейчас об этом! – почти простонал Наруто. – Ну что ты тянешь…
- Ты совсем на нем повернулся, - с неудовольствием заметил Киба, но, увидев знакомое упрямое выражение синих глаз, продолжил: - Ладно… Саске терпеть не может беспорядок. Он за какую-нибудь неубранную кружку убить готов…
Наруто подумал немного, сказал нерешительно:
- Я с ним спал однажды… - Он жестом показал, как именно спал – подложив ладонь под голову и закрыв на секунду глаза. – В джинсах и водолазке. Вроде, обошлось.
- Тебе повезло, - мрачно сказал Киба. – Но не исключено, что потом Учиха сжег диван.
- А еще? – нетерпеливо спросил Наруто.
Киба вздохнул. Ну что с ним делать? Никакими силами не вытравить из него эту нелогичную любовь, которой, видимо, делать было нечего, или забрела на огонек спьяну, а потом раскрылась, распустила яркие лепестки, заполонила его душу, ослепила свежестью красок…
Киба отодвинулся подальше – ему становилось все тяжелее контролировать себя, контролировать начавший подрагивать от невыносимой горечи голос. Ну как же так? Ну почему Саске? Что в нем, в Саске?
Саске… Если Саске дома, то обязательно снимает футболку, оставаясь в одних джинсах. Если Саске за компьютером, то играет в симулятор боев. Если Саске смотрит телевизор, то закидывает руки за голову. Если Саске берется читать книгу, то бросает на середине. Если Саске вызывает такси, то никогда не спрашивает стоимость проезда. Если Саске перебирает со спиртным, то мучается бессонницей. Если Саске в плохом настроении, то уходит в парк.
Саске спит на спине. Саске не любит кофе.
У Саске резкий, быстрый почерк. У Саске третий мобильник за год. У Саске шрамы.
- Шрамы? – тихо спросил Наруто.
Он молча слушал, уткнувшись Кибе в грудь. За окнами синела умирающая зима, деревья застыли, словно тоже вслушиваясь, облокотившись ветвями на покатые карнизы.
- Да… - проговорил Киба.
- Здесь, - сказал Наруто, проведя ребром ладони по левой стороне живота.
- И здесь. – Киба положил ладонь на затылок. – Под волосами. Широкий белый шрам. Как будто на него стекло упало.
- Просто так этот шрам не увидишь, - утвердительно сказал Наруто.
Киба ощутил, как под ладонью напряглись мышцы его спины, вздохнул.
- Блин, Наруто… Мы с ним знакомы три года. Не всегда все проходило так, как я тебе рассказал. Было и по-другому, было время, когда я сам хотел добиться от него нежности.
- И как он реагирует на нежность? – сдавленно спросил Наруто.
- Дергается, - подумав, ответил Киба, спохватился. – Не вздумай ревновать. Только этого не хватало.
- Я не ревную, - переведя дыхание, ответил Наруто. – Я просто только что понял, что мне мало просто знать, что он есть. Я его хочу. Себе. Всего.
Киба ушел под утро, несмотря на все возражения Наруто предварительно найдя и отправив медсестру в его палату. Та посмотрела так, что стало ясно – по ее мнению, если бы не Киба, пациент спал бы крепким и здоровым сном.
Наруто не слышал, как она вошла в палату. Его сознание полностью утонуло в обрывочных тревожащих образах: ему виделось медленное движение руки, отводящей черные пряди волос с белоснежной шеи, виделся широкий шрам. В своей полудреме Наруто раз за разом наклонял голову и приникал губами к этому шраму, трогал его языком, вдыхая горьковатый запах кожи. Он видел, как Саске изгибается под его лаской, видел его глаза. Чувствовал под ладонями тепло вздрагивающего крепкого живота, притягивал на себя красивое обнаженное тело, обнимал, водил пальцами по спине, мучительно долго сосредотачивался на своих ощущениях, и никак не мог их понять. Ему было хорошо, настолько хорошо, что жгло и болело в груди, туман вокруг плавал жарким маревом, дышать становилось все труднее, но все равно было безумно хорошо…
Он боялся отпустить Саске даже на секунду, прижимался к нему, но постоянно терял ощущение связующего тепла, всхлипывал, уткнувшись в прохладное плечо, а время все тянулось и тянулось бесконечной лиловой лентой, а Саске все так же молчал, и Наруто почему-то снова возвращался в самое начало – отводил волосы с его шеи и снова целовал тот шрам…
Все начиналось заново, и Наруто изнывал от этой цикличности, пытался разорвать лиловые ленты, что-то изменить, плакал уже в открытую, всерьез, но запутавшееся в бреду сознание отбрасывало его в самое начало, и он прижимался лицом к шее Саске, растворяясь в жарком «хорошо», точно зная, что будет дальше, но неспособный ничего изменить.
А потом ему стало легче – жар отступил, сознание прояснилось, и Наруто обнаружил, что уже утро, что он лежит на исполосованной солнечными полосами постели, вцепившись в мятые мокрые простыни.
Потеревшись лицом о подушку, он с наслаждением повернулся навстречу солнцу – так давно не видел его лучей… Потянулся и впервые не почувствовал болезненного отклика тела.
Солнце бушевало вовсю. Вчерашние внимательные слушатели-деревья выпрямились и постройнели, прихорашиваясь под первым теплом. Небо забралось повыше, сменив зимние повседневные одежды на праздничную задорную синь. Из окна палаты были видны белые высотные новостройки, на которые Наруто раньше не обращал внимания, и которые теперь вдруг оказались вместилищем рассыпающегося по улицам света, отражая в своих стеклах яркие слепящие блики.
- Весна в городе, - сказал Наруто вслух.
Весна, где бы она ни была, всегда тащит за собой коробку-обманку, коробку, оклеенную хрустящей фольгой и синей бумагой. Из ее коробочки на волю рвется неукротимая сила возрождения, и от нее перепадает каждому. Перепало и Наруто.
Он чувствовал себя словно заново родившимся и не мог сдержать улыбку. Весна отполировала его сомнения, превратив их из бушующего шторма в округлые иссиня-зеленые волны, подернутые мрамором пены.
Сидя на подоконнике, Наруто жмурился и млел под солнцем, все так же улыбаясь.
С Саске нужно было начинать все заново, забыть и свое глупое прошлое и его – нетронутое. Так уж получилось, что судьба ткнула носом именно в Учиху, от которого по определению радости мало, но разве кто собирается с ней спорить? На это раз Наруто спорить не собирался. Ее, эту насмешливую судьбу, легко обмануть, приняв ее издевательство как подарок.
- Девочка, - шепотом сказал Наруто, проводя пальцами по стеклу. – Любимая девочка.
Если раньше эти слова заставляли его вздрагивать от острого чувства недозволенности, смешанного со страхом – какая из Саске к черту, девочка? – то теперь они просто наполняли душу осознанным ласковым теплом. Причина была проста – Наруто больше не боялся Саске. Хуже, чем было, по его разумению, быть уже не могло. Больнее, чем было, уже не будет, страшнее, чем было, уже не будет. Пугать больше нечем. Угроза изнасилования?
- Да не вопрос, - хмыкнул Наруто, отвечая собственным мыслям.
Увольнение?
- Надо будет снять деньги со счета… как только выберусь отсюда.
«Лонгин» не обманывает, «Лонгин» платит за свои удовольствия. Наруто понял, зачем Пейну нужна была ксерокопия его паспорта, только получив sms с номером счета и проставленной суммой, значение которой пришлось довольно долго осмысливать.
Равнодушие?
Это Саске умеет, но если его особо не слушать, то можно справиться и со страхом оказаться в зависимости от его слов и взглядов.
- Это просто слова, - убедил себя Наруто и слез с подоконника. – Он же о чем-то думает… другом.
Впервые за две недели не болело сердце, зато теперь Наруто почти физически ощущал вживленную в него нить, тянущуюся куда-то через город, крепкую, цепкую. Любое неосторожное движение заставляло эту нить впиваться крепче, и сердце тянуло сладко и безнадежно. А еще нить натягивалась временем, словно кто-то на том конце пытался смотать ее в клубок, и Наруто не находил себе места. Его тянуло к Саске непреодолимо, и никакие объяснения и увещевания не успокаивали строптивую нить, поэтому Наруто все чаще нетерпеливо поглядывал на часы – каждая минута отдавалась внутри томительным чувством неприкаянности, словно без Саске Наруто не мог быть собой, не мог быть целостным и беззаботным.
Эта неприкаянность преследовала его с неделю, несмотря на частые посещения матери и Сакуры, под чутким руководством Цунадэ превратившейся из девочки-потеряшки в кокетливую юную леди.
Наруто, впервые увидев ее в бежевом деловом костюме – узкой строгой юбке, прикрывавшей колени и приталенном коротком жакете, удивленно покачал головой.
- Она слишком молодая, чтобы привлекать внимание декольте и мини-юбками, - сказала Цунадэ, любуясь своим «произведением». – Ты этого не слышал! – чуть позже спохватилась она, увидев, что Наруто смеется.
Сакура сделала шутливый реверанс и подсела к Наруто, блестя ласковыми зелеными глазами.
- Я нашла работу, - сообщила она. – Точнее, Цунадэ предложила мне работу.
- Да, - откликнулась Цунадэ. – В одном из моих клубов не хватает медсестры.
- Но я еще не нашла квартиру, - продолжила Сакура, - поэтому пока живу у тебя…
Наруто неопределенно пожал плечами, не зная, что на это ответить, поймал внимательный взгляд тетки и окончательно смешался.
Он боялся ее проницательности, боялся ее холодного логического ума и привычки рубить с плеча. Мысль о том, что когда-нибудь придется объяснять причины вымышленной «любви», заводила его в тупик.
Наруто как-то прокрутил в голове фразу, которая звучала бы максимально честно и пришел от нее в ужас. «Сакура сбежала от парня, которого я люблю, потому что он, по ее мнению, никчемный извращенец».
И опять тихонько-сладко заныло сердце. Как и всегда, когда вспоминалось о Саске.
Эти же воспоминания заставляли ныть и совсем в другом месте. Наруто изводился от желания, укладывался на живот, стараясь забыться, брался за повторение таблицы умножения, но потом обнаружил, что ее явно недостаточно и перешел к неправильным французским глаголам. Глаголы тоже оказались не особо эффективны, и Наруто кусал подушку, тихонько постанывая, точно зная, чего и как он хочет. Ему хотелось чувствовать Саске обнаженным телом, быть с ним медленным, услышать его дыхание, его голос, понять его вкус.
Теперь упущенная возможность справиться «по-быстрому» вызывала у него раздражение. Надо было соглашаться, думал он, и в процессе заставить Саске поменять планы.
Шло время, и все эти ощущения сплелись в тугой ком, вытеснивший дыхание. Наруто начал страдать физически, болеть душой, выпадать из реальности.
Не спасали уже ни Киба, который единственный был готов разговаривать о Саске часами, ни редкие посещения Шикамару, который обладал ценным качеством – убивать страдания едкими, но всегда верными замечаниями.
- Вернешься – не обращай на него внимания, - посоветовал он. – Учиха не успокоится, пока не умудрится как-нибудь доказать себе, что он сильнее. Я не удивлюсь, если он заявит тебе, что по статистике блондины тупее брюнетов и будет злорадствовать на этой почве.
- Сомневаюсь, что он этим ограничится, - с сомнением сказал Наруто.
- Ты прав, - отозвался Шикамару, захлопывая ноутбук. – Но ему больше нечем крыть. Ты его сделал.
Такого же мнения придерживался и Суйгецу. Наруто долго раздумывал, прежде чем ответить на его телефонный звонок, но не пожалел о том, что все-таки снял трубку.
- Если он будет тебя доставать всякой ерундой, переходи ко мне.
- Опять? – Наруто не смог сдержать улыбки.
- Я ничего такого не имел в виду, - обиделся Суйгецу. – Извращенец хренов… С тобой нормально разговаривать нельзя, все мысли через жопу…
- Сука ты, - задохнулся от возмущения Наруто. – Но за предложение спасибо…
Сай, меланхоличный, задумчивый, поставил точку во всех метаниях Наруто.
- Ты его фактически убил, Наруто… Мало кто это замечает, но он совсем не в себе. Если ты хотел победить ради него, то ты ошибся. Ты победил ради себя.
- И что делать? – еле выговорил Наруто, не в силах представить, что значит – «Саске не в себе».
- Мертвые любви не сопротивляются, - ответил Сай. – Твое счастье…
***
Мертвые ничему не сопротивляются. Стоит только осознать, что тебя больше нет, как количество волнующих вещей резко сокращается. Остается только голод, жажда и потребность во сне – но и это не дает ощущения жизни.
Даже боль переходит на иной уровень восприятия – Саске равнодушно сравнил свою боль с ощущением от ожога кислотой и поставил на этом точку.
Весеннее солнце пришлось ему не по душе, и он задернул шторы. Ему перестали сниться сны, теперь он просто проваливался куда-то вечером и возвращался утром – такой же уставший, как и накануне. Ощущение собственной значимости пропало. Саске уже не мог определить, где начинается его «я» и где существуют его границы, конфликтующие с внешним миром. Мир влился в него сквозь ощущение содранной кожи, поселил в нем неопределенность и мерзкую общность, смешал с массой ничего не значащих людей, отказал ему в праве быть собой, и Саске так же равнодушно принял этот факт.
Теперь он и впрямь ничего не значил. Он был всем и никем одновременно. Людские потоки заливали дорогу к метро, и Саске просто участвовал в этом непреодолимом движении, иногда даже не понимая, куда идет. Порой эти потоки выносили его на незнакомые станции и незнакомые улицы, и он бродил по ним, ожидая еще одного потока, способного изменить его путь.
Денег не осталось – все, что было получено в «Лонгине», он отдал Сакуре еще в тот вечер, когда Наруто нес какую-то чушь о крови.
В этих условиях звонок с предложением вернуться на прежнюю должность оказался очень своевременным.
На складе Саске с облегчением нашел кипу неразобранных документов и взялся за работу, с каким-то садистским наслаждением ощущая себя ценной и полезной единицей социума – каких миллионы. Эти миллионы оберегали его толстым серым слоем, у них не было особых проблем, они жили, трахались, ссорились, мирились и текли по миру бесконечными лентами.
Никто.
Саске часто повторял про себя это слово, вызывая новые приливы терзающей боли, которой теперь питался.
Никто.
Жил-был мальчик, который хотел многого, и который на проверку оказался трафаретом, по которому жизнь вырисовывала еще сотни и сотни таких же…
…Саске ненавидел его, ненавидел эти утомленные, запорошенные наркотическим пеплом глаза. Ненавидел все, что его окружало – стены, запахи, звуки. Ненависти было столько, что дышать приходилось через раз, резало и ворочалось в груди, так больно, что к губам подступал соленый вкус крови.
- Зачем ты подставил его под меня? – Собственный голос звучит издалека, тревожным эхом.
- Садись, - повел рукой Пейн.
Саске шагнул вперед, наклонился и локтем прижал шею Пейна.
- Зачем ты подставил его под меня?
Пейн поморщился, кинул короткий взгляд куда-то за спину Саске, и безмолвный охранник моментально оказался рядом, осторожным и сильным движением подхватил руки Саске, заведя их ему за спину в жестком болезненном «замке».
Щелкнул холодный металл. Охранник отступил назад, а Пейн удовлетворенно кивнул и поднялся.
Он обошел Саске кругом, тронул пальцами стальные браслеты наручников.
- А в чем проблема? – спросил он, прищурившись. – Ты еще скажи, что не мог драться с ним в полную силу. Что такое, Саске? Не умеешь проигрывать? С чего такая спесь? Ты разве особенный?
Особенный, хотелось ответить Саске. Да, блядь, я особенный, иначе почему всю жизнь мучаюсь ощущением потерянной цели, не нахожу себе места, ненавижу прошлое и не вижу будущего?!
Он промолчал, борясь с желанием вцепиться Пейну в глотку зубами.
- Ты не особенный, - мягко сказал Пейн, проводя пальцами по его напряженной спине. – Тебя в детстве перехвалили. Надо же было как-то стимулировать ребенка?
Его пальцы добрались до плеча Саске, прошлись по шее.
- Ты не умеешь стоять на ногах, - вдруг сказал он. – У тебя короткое дыхание. У тебя было девять минут на то, чтобы свалить новичка. Ты проиграл, Саске, проиграл не потому, что Наруто для тебя важен, а потому что ты уже ничего из себя не представляешь. Тебя даже нет смысла держать в этом подвале – кому интересен такой боец? Ты даже мне не нужен, Саске. Даже мне… Ты еще на что-то надеешься? Ты все еще рассчитываешь на то, что кто-то увидит твой «талант»? Тебе двадцать два, ты безнадежно опоздал.
- Руки убери, - зло ответил Саске.
- Бедный мальчик, как жестоко тебя обманули в детстве, - шепнул Пейн ему на ухо. – Ты никто.
Кислота. Разъела, смыла кожу. Саске стоял молча, опустив голову, уже не обращая внимания на издевательски-нежные поглаживания Пейна.
Фары такси освещают дорогу стонущим светом, рыжие полосы мелькают перед глазами.
Если ты никто – тебе никто не поможет и не спасет. Иди по своим улицам один или следуй за толпой. Ничего не изменить, и та часть, которая еще способна на бунт, наивно полагает, что, может, все пройдет, все кончится, но она ошибается.
Зимняя ночь холодна и бездушна, чужие голоса и скрип тормозов – ее надрывное простуженное дыхание. Погода больна воспалением легких, и отхаркивает серую мокроту прямо под ноги. Оскальзываясь, иди по улицам один или смешайся с толпой – тебе уже ничего не поможет.
Возле японского ресторанчика неживая электрическая сакура. В ресторанчике тепло и накурено так, что режет глаза – свободных мест нет. Согреться не удастся. Под морозными поглаживаниями воздуха ткань куртки твердеет и начинает похрустывать.
Иди по своим дорогам один.
Под каменными парапетами разлита черная тушь, на поверхности которой покачиваются призрачные огоньки. Саске кажется – посмотри он сейчас вниз, и увидит, как стекающая с него кровь смешивается с чернотой реки и исчезает навсегда.
Или следуй за толпой.
Рассвет приходил неслышной поступью, вытаскивал Саске из тьмы, заставлял его умываться, одеваться и идти на работу. Все то, что он говорил и делал, теперь принадлежало кому-то другому – настоящий Саске притих, обессилено опустился на колени и закрыл глаза.
Иногда тот, настоящий Саске, вспоминал о причине своего падения – о Наруто, кривил губы и улыбался.
Когда сможешь подняться, иди по своим дорогам один, Саске.
Иди один.
***
Наруто все-таки не выдержал. Он набрал знакомый номер и, еле дыша от нетерпения, парой слов дал понять, что ему нужна помощь.
Какаси не стал спрашивать, какого рода помощь ему нужна. Просто однажды утром остановил машину возле здания клиники.
Наруто, теплый и растрепанный, вцепился в него мертвой хваткой, не дав сказать ни слова. Он тянулся к его губам, целовался жадно, кусался, как встревоженный кот, терся головой о грудь Какаси, возбужденный и порывистый.
- Я уже не могу, - хрипло сказал он. – Устал с собой врукопашную справляться.
- Наруто, - предостерегающе ответил Какаси, пораженный таким поворотом дела. – Ты меня за этим звал? Поговорить не хочешь?
- О чем? – настороженно спросил Наруто.
Какаси отвел его руки, и Наруто послушно вернулся на кровать, сел, опустил виноватые глаза.
Солнечные блики добавили ему, похудевшему, какой-то хрупкой призрачности. Запертый в палате, окруженный вниманием и заботой, он все равно таял с поражающей быстротой. У уголков глаз появились синеватые тени, пересохшие губы искусаны в кровь.
Какаси, который был готов высказать ему все, что об этой ситуации думает, смягчился. Парню и так серьезно досталось. У Саске, как у маньяка, свой «почерк». Список травм в карте Наруто будто списан с больничной карты Итачи, и тот тоже долго не мог прийти в себя после неожиданной вспышки агрессии брата. И, конечно же, в больнице Саске не появлялся – не его это дело, не умеет он думать о других, только о себе, о своей боли. Свою боль Саске готов засунуть под музейное стекло на бархатную подушку и любоваться ей до потери пульса, а всех желающих развернуть его к ней спиной, готов убить, словно все, что у него есть ценного в жизни – эта самая боль.
Не получается у него по-другому. Характер.
- Тебе придется о нем забыть, - жестко сказал Какаси. – Ты не понимаешь, на что он способен.
Наруто удивленно наклонил голову.
- Ты-то откуда знаешь?
- Знаю, - коротко ответил Какаси. – Он мой боец, и я сам сделал из него… это.
Губы Наруто болезненно дрогнули.
- И бросил?
Начинается. Не бросил, Наруто, а отпустил, выпустил из рук кусающегося, зараженного бешенством волчонка, с которым не смог справиться даже родной брат. Как тебе объяснить, что нормальные люди в смертельные игры не играют? Так было лучше всем, включая самого Саске. Только как тебе это объяснить?
Какаси сел рядом с Наруто, вытянул поврежденную ногу, тронул пальцами колено.
- Мы думали, что Саске повзрослеет и все забудет, - признался он. – Раньше он был другим… Очень эмоциональный парнишка, привязчивый. Я считал, что он ищет во мне замену отцу, поэтому позволял постоянно тереться рядом, и в это время он был счастлив. Я не знаю, что случилось с ним потом, но вся его любовь в один день превратилась в ненависть, и он в ней захлебнулся. Подростковый максимализм – или все, или ничего. Даже не знаю, чем он живет сейчас при такой тяге бросаться в крайности. Видимо, эту привычку он не оставил – раз сначала терроризировал тебя, а потом сунулся следом под подъемник.
Какаси почувствовал, как плечо Наруто дрогнуло, повернул голову.
Наруто сидел, прикусив губу, глядя прямо перед собой.
- Лучше, да… - проговорил он глухо. – Все-то вы знаете… все-то вам известно… Повзрослеет и все забудет…
Какаси с тревогой тронул пальцами его вздрагивающую руку, но Наруто отстранился, а потом и вовсе поднялся, выпрямился.
- Суки вы, вот что, - сказал он. – Сделал из него «это»? Любовь в ненависть у него превратилась? Вдруг? С нихуя?
- Ты со словами поосторожнее, - сухо заметил Какаси. – И подумай еще вот над чем: у тебя здоровья не хватит его добиваться.
На это Наруто отреагировал неожиданно: коротко размахнулся, и Какаси удалось перехватить его руку в последний момент, так и не позволив удару достигнуть цели.
- Еще раз, - прошипел Наруто, вырывая руку, - кто-нибудь скажет мне, что я весь такой больной и немощный – будет плохо.
В доказательство своих слов он плотно прижал коленом колено Какаси, угрожающе заглянул в его глаза.
- Это ясно?
- Договорились, - легко согласился Какаси, сдерживая улыбку.
Наруто кивнул, расслабился и позволил обнять себя за плечи, а потом и вовсе прижался лбом к плечу Какаси.
- Все-таки, хочу тебя, - выдохнул он, помолчал немного и добавил жалобно: - Отвези меня к Саске, а? А я взамен обещаю подумать над этой историей… Может, ты и был в чем-то прав, я пока не знаю…
- Ты за этим меня звал? – спросил Какаси, ласково поглаживая его золотистые волосы.
- Да. Кто еще мне поможет, если не ты?..
…Саске. Очень изменился. Какаси вспомнил, что ему уже двадцать два года, положил скрещенные руки на руль, под защитой тонированных стекол задумчиво рассматривая бывшего ученика. Высокий, с идеально выверенными линиями тела – ни малейшей дисгармонии, словно выточен умелыми руками мастера, вложившего в него весь свой многолетний опыт. В нем чувствуется порода, вдруг вспомнил Какаси подходящее определение. Неудивительно, что Наруто почувствовал к нему влечение: в Саске сила сочетается с уверенной сексуальностью. Этим пропитаны все его движения и жесты… Увидев Наруто, он развернулся и остановился, широко расставив ноги, заложив руки в карманы джинсов. Идеально белая легкая куртка приподнялась, и невольно хочется увидеть линию бедра полностью, но и такая незаконченная картина вызывает желание наблюдать за ним дальше.
Какаси вздохнул. Вот и все, что осталось… В нем не узнать некогда близкого мальчика, разве что по любимому им белому цвету… Связь давно потеряна, невольно смотришь на него другими глазами: красивый парень, представляющий опасность для Наруто, но уже совсем не Саске, не тот Саске…
Какаси выпрямился, насторожившись. Наруто подошел к Саске вплотную, поднял голову – он ниже ростом, ему приходится смотреть снизу вверх. Такое близкое расстояние опасно, Наруто… черт бы тебя взял. Куда ты лезешь?
Если Саске сделает хоть одно резкое движение, придется вмешаться, и чем это закончится, неизвестно.
Какаси моментально переключился с созерцательности на внимательное наблюдение. Что бы там Наруто о себе ни думал, он в постоянной опасности, его собственный организм может предать его в любой напряженный момент.
…Наруто, впервые за долгое время выбравшийся под солнце, совершенно не чувствовал весенней прохлады – прозрачный ветер влился в его легкие, и сердцу стало нежно-свободно, оно забилось быстрее, увереннее.
Он стоял напротив Саске, пытаясь сказать о том, что рад видеть свое отражение в его глазах, что не может без него, что его накрепко сковала непреодолимая тяга, и выхода нет, но пока Саске рядом, он может дышать без боли.
- Саске. Я…
- Любишь меня, – сказал Саске. – Знаю.
Наруто опустил голову, на долю секунды прижавшись лбом к прохладной ткани его куртки, но Саске тут же отступил на шаг, раскинул руки.
Пропитанный солнцем ветер рванул его волосы.
- На, люби, - со злостью сказал Саске. – Люби, как тебе там нравится! Я не против! Только ты же не знаешь, как это делается! Что тебе еще для счастья надо? Спать со мной?
Наруто поежился: только сейчас он вспомнил, что стоит на мартовской улице в одной футболке и джинсах. А весна-то еще ранняя, и солнце просто кажется теплым, и ветер обманчив…
Саске прищурился:
- Люби, тебе никто не запрещает. Только не трогай меня.
Он опустил руки, поправил ремень сползшей с плеча сумки, развернулся и пошел по подтаявшей искристой улице.
Наруто остался на том же месте, проводил его взглядом до поворота и вернулся к машине.
- Все нормально, - ответил он на вопросительный взгляд Какаси. – Надо же, он такой чудной, когда злится…
Какаси промолчал, не очень хорошо понимая смысла появившегося в глазах Наруто выражения смазанной, печальной нежности.
Всю обратную дорогу Наруто молчал, кусая крепко сжатый кулак, невидящими глазами провожая рекламные щиты и дорожные знаки.
- Интересно, что я сделал не так? – наконец сказал он, и за его вымученным спокойствием Какаси уловил страшную сухую горечь подступивших слез.
Пришлось остановить машину и обнять его, измотанного этим коротким диалогом, обессилевшего.
А еще пришлось подумать над тем, как объяснить ему, что он сделал не так.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |