Зимогор убрал папку назад в ящик, ступая осторожно, вернулся на место -
показалось, начальник партии засыпает.
- Костяника! - вдруг подскочил он, - Надо есть костянику! Меня интуитивно
потянуло... Я как собака, чую, чем лечиться... Дай мне пакет! Ты принес
пакет с ягодой?
Это напоминало бред, однако Зимогор нашел пакет, впопыхах брошенный в угол
за сапоги, поставил на грудь больного.
- Ешь... Вдруг и правда поможет, - и сам взял горсть ягоды.
- А как это делают? - спросил Ячменный.
- Что - делают?
- Как мозги пересаживают?.. - вымолвил он и мгновенно уснул, будто умер.
Зимогор несколько минут послушал ровное дыхание, осторожно достал из его
кармана ключи от кернохранилища и отправился на буровую, где все еще
находился Гнутый.
Этот великовозрастный ребенок, у которого отчего-то прорезались и росли
новые зубы, человек, возможно, получивший смертельную дозу облучения, этот
мастер двадцать первого века сидел за компьютером и с восхищением играл -
загонял разноцветные кубики в прямоугольный сектор.
- Не верится мне что-то в радиацию, - понаблюдав за игрой, сказал Зимогор.
- Полторы тысячи рентген... И вы ходите тут живые и здоровые?
- А ты видел, как умирают от облучения? - спросил Гнутый.
- Не видел, но представляю...
- Это не дизентерия и не грипп. Человек живет в приподнятом настроении,
отличное самочувствие... И сгорает за пару часов.
- Почему у тебя зубы растут?
- Мутация...
- Можешь замерить общий радиационный фон над устьем скважины? - помолчав,
спросил Зимогор.
- Над устьем могу, - нехотя отвлекся тот от игры. - А в скважине - нет.
Датчики установлены под шпинделем, я разобрался. Когда поднимаем
колонковую трубу с керном, автоматически идет считывание информации.
Около получаса Гнутый манипулировал с пультом, менял режимы, однако на
мониторе стабильно высвечивалось семнадцать микрорентген - на московских
улицах фон бывал повыше. Тогда Зимогор взял с собой мастера и пошел в
кернохранилище: это оставался последний способ проверить, что за черный
песок выбурили из скважины и была ли действительно подмена керна. Если в
ящике какое-то время находилось радиоактивное вещество с сильнейшим
излучением, то дерево да и все кернохранилище будет звенеть. Начальник
партии гарантировал, будто заменили только сам керн, а тара осталась
настоящей, изготовленной на участке из специальных комплектов досок,
которые ни с чем не спутать: из желания блеснуть перед заказчиком,
Аквилонов достал из старых запасов и пустил на ящики пиломатериал,
используемый теперь лишь для элитной мебели - мелкослойную карельскую
сосну, которой разжился, когда несколько лет работал в Карелии.
Они принесли на буровую последний ящик, где, по уверениям Ячменного,
лежала пластиковая бутыль с песком, а теперь - запаянные в черный
полиэтилен столбики "чужого" керна, подставили его под шпиндель, к
датчикам, и начали замеры. Прозванивали все в целом, затем отдельно керн и
сам ящик. Радиационный фон столбиков монолитной лавовой породы был даже
ниже общего, чуть выше он поднимался, когда проверяли древесину, но это за
счет того, что все долгорастущие, мелкослойные породы деревьев способны
накапливать радиацию. Зимогор ничего не объяснял Гнутому, однако тот
сообразил сам, предлагал свои варианты исследований, и чем яснее
становилось, что в этом ящике никогда не лежало ничего радиоактивного, тем
улыбчивее делался мастер, с надеждой ощупывал подрастающие пилочки
передних зубов и одновременно приходил в ужас.
- Не может быть! Электронику не обманешь, она бесчувственная! Она же
записала рост радиации в скважине! До полутора тысяч рентген! - искал в
памяти компьютера данные, тыкал пальцем в экран. - Вот же! Ну что? Каждый
подъем трубы с керном зафиксирован! Полный радиационный контроль! И вот,
зашкалило даже! Это на песке... Не я же все это придумал!..
Зимогор вернулся в избушку и с порога увидел, что впечатлительный поэт
Ячменный лежит со сложенными на груди руками и открытыми неподвижными
глазами - точно покойник.
- Рано умирать собрался, - пробурчал Олег. - Ты сначала в тюрьме
насидишься, ущерб выплатишь за счет гонорара, если хватит, а я тебе лично
язык отрежу, чтобы в следующий раз не врал и не вводил в заблуждение. А я
ведь почти поверил, что керн подменили!..
- Вы спрашивали, что со мной происходит, - словно умирающий лебедь,
приподнял он голову. - Там, в кедровнике... У меня страшнее, Олег Павлович.
- Что - страшнее?
- То, что со мной происходит! Если бы только стихи!.. Творится невероятное!
- Вставай, пошли на буровую! Тебе вообще пить нельзя!
- Да не в том дело! Не в том!.. Я же воспитывался сначала в Доме ребенка,
потом в детский попал, на Украину, - продолжал Ячменный. - Я же подкидыш,
Олег Павлович! Люди меня в поезде нашли, "Киев - Москва"... А что я вам
про морошку рассказывал?! Про рыжики?! Откуда это?.. Блины с грибами
помню, деревню свою помню - Мардасово, не так далеко от Вологды... И
матушку помню... И фамилия моя не Ячменный. Это в Доме ребенка дали, по
фамилии проводника, который сдавал... Рыжов фамилия настоящая! Олег
Павлович, у меня что, крыша поехала? Я не мог этого знать! Не должен!
Зимогору стало не по себе: начальник партии не бредил, говорил осознанно и
горько, делая небольшие паузы, словно собираясь с духом.
- Я все вспомнил, Олег Павлович! Матушку азербайджанцы подпоили! Она от
своего мужа, то есть от моего отца сбежала, с бригадой шабашников... Она
влюбилась в одного... А эти сволочи подпоили - матушка была простая и
доверчивая... С собой взяли на какую-то стройку. Шабашить поехали на
Украину. А я потерялся по дороге, выбрался из вагона на станции и
остался... Матушка сейчас в Элисте живет.
- Ты успокойся, - посоветовал Зимогор, чувствуя неприятный озноб от слов
начальника партии. - Можешь поспать, это пройдет. Переутомление, вот и
разыгрались фантазии...
- Это не фантазии, Олег Палыч... Мне женщина сказала - у тебя пробудится
память.
- Какая женщина?
- Ну та, цыганка, которая отстегнула меня от колеса и увела... Она
спросила, какое у меня есть желание, самое сокровенное. И знаете, когда
тебя так спрашивает полуобнаженная женщина, да еще и ласкает при этом, у
мужика должно быть одно желание... А я сказал, что хочу узнать, где я
родился, откуда я... Она говорит, хорошо, пройдет немного времени и ты все
вспомнишь. И я вспомнил... А вы - ничего не происходит!
- Не знаю, как в отношении истории с матушкой, но историю, как подменили
керн, ты придумал, - отвернувшись, сказал Зимогор, по-прежнему испытывая к
нему зависть при одном упоминании о празднике Радения. - То есть собрался
доказывать то, чего не было, да? Хороший прием, продуманный.
- Не верите?! Что керн подменили - не верите?!
- Я проверил: в керновых ящиках радиоактивного материала никогда не
лежало. Так что передо мной не валяй дурака, не прикидывайся. Ты поэт! И
научился сочинять.
- Это я прикидываюсь?! - завращал он глазами. - Если бы прикидывался!..
Лучше б зубы выросли. Или рога... И беда, что не фантазии! Реальность!
Натуральная! Я же все очень четко осознаю, помню и понимаю!.. Ну-ка
откройте вон тот ящик!
- Твои стихи я уже видел! И завещание получил!
- К черту стихи! Открывайте!
- Зачем? Лежи! Проспишься- откроем... Ячменный вскочил, откинул крышку
вьючника.
- Я должен признаться... Чтоб вы поверили. Я ничего не фантазирую! И с
керном, и с женщиной, и с матушкой... Нате вот, смотрите! Я вру! Ввожу в
заблуждение! Язык мне отрежете!.. Смотрите!
Он вытряхнул на колени коробку из-под чая, разворошил беспорядочный ком
рыболовных снастей и достал туго набитый запаянный пластиковый мешочек,
похожий на палец от медицинской перчатки, бросил на стол перед Зимогором.
Мешочек стукнул по столешнице, словно внутри лежал тяжелый молоток.
Зимогор взвесил его в руке, не спеша разрезал и высыпал на ладонь
содержимое - тяжелый иссиня-черный крупнозернистый песок. Объем в половину
спичечного коробка весил граммов триста...
Ничего, более весомого держать в руках не приходилось...
- Смотрите! - не без удовольствия сказал Ячменный. - Опять скажете -
придумал? Или, может, я сам сделал этот песок? Тогда скажите, из чего,
если он раз в восемь тяжелее золота! В таблице Менделеева подобного
сверхтяжелого металла нет! Если это не веский аргумент, тогда не знаю!
Тогда вы просто не геолог и не честный человек!
Зимогор щупал, разгребал, ворошил пальцем крупицы неведомого металла,
напоминавшего старинный дымный порох, и ощущал легкое жжение ладони. Он не
страдал радиофобией, однако придвинул блюдце и ссыпал песок - на коже
осталось золотистое, словно от солнечного загара, пятно.
И разглядывая его, он случайно зацепился взглядом за стрелки наручных
часов...
В первое мгновение не понял, что с ними происходит, и тупо смотрел на
циферблат, пока не обнаружил, что секундная стрелка движется в обратную
сторону...
В самолете он еще ничего не почувствовал: две стюардессы в белом разносили
сок, вино и легкие закуски, сопровождающие спецрейс вербовщики спокойно
подремывали возле пилотской кабины, внизу стелилась поблескивающая озерами
тундра. На подлете к Астроблеме - об этом объявили по внутреннему радио -
Опарин ощутил непривычное тяжелое волнение и, как всякий новичок, прилип к
иллюминатору - город, стоящий вдали, на миг захватил мысли, изумил и
обрадовал, как если бы он, будучи космонавтом, обнаружил его на Марсе.
Город сверху напоминал компас на старинных картах, и все его восемь улиц
были точно сориентированы по частям света: Северная указывала на северный
полюс, Южная- на южный. Во время строительства учли розу ветров и
производственные корпуса вынесли на юго-западную окраину.
Колючую проволоку Опарин заметил, когда Як-40 пошел на посадку. Не ту,
привычную, растянутую на столбах, а белую, современную, свитую в спирали,
которые были уложены друг на друга, образовывая ажурную трехметровую
стену. И все-таки он сначала решил, что обнесли колючкой только сам
аэродром, расположенный с восточной стороны города и примыкающий к нему
вплотную, обезопасили его от проникновения угонщиков и террористов:
народ-то сюда свозили всякий, что у кого на уме... Но когда откинулся трап
и пассажиры вышли на бетон, все иллюзии окончательно исчезли. Веселая,
горлопанящая толпа завербованных повалила было к зданию аэропорта, над
которым теперь красовалась размашистая надпись "Белый Город", однако на
пути возник человек с мегафоном.
- Внимание! Всем стоять! - приказал он. - Прекратить движение! Построиться
в колонну по три!
- Блин, и тут - построиться! - вякнул пассажир, которого Опарин запомнил
еще в аэропорту Латанги.
С двух сторон к толпе выскочили четверо с короткими помповыми ружьями,
встали поодаль, навели стволы - все в белых марлевых повязках, одни глаза
торчат.
- Внимание! - еще раз повторил тот, с мегафоном. - Всем сохранять
спокойствие и слушать внимательно. В городе введен режим строгого
медицинского контроля. Все вновь прибывшие обязаны пройти карантин! Это
было оговорено в условиях контракта. Сейчас всем построиться! Следуем
пешим порядком в баню, затем в карантинную зону. Вопросы есть?
- А почему и здесь менты? - задиристо спросил знакомый.
- Менты остались на Большой земле, как и ваше прошлое! - с долей юмора
известил мегафон. - А перед вами бойцы внутренней охраны, исполняющие
отдельные полицейские функции. Вы люди разумные и отлично представляете,
что может случиться, если в наш закрытый и весьма тесный город проникнет
инфекция. Друзья мои, ну зачем же тащить дизентерийный понос в двадцать
первый век?
В толпе послышались смешки, но кто-то за спиной проворчал:
- Не знаю, как насчет поноса в будущем, но менты в настоящем мне очень не
нравятся.
Выстроили в колонну, подравняли, повели вольным шагом. Охранники двигались
с двух сторон, впереди - человек с мегафоном, сзади ехал УАЗ с
тонированными стеклами, куда сели вербовщики. Туча крупных таймырских
комаров повисла над колонной и понеслась, как знамя; плотность насекомых
была такой, что лица рядом идущих, а тем более отдаленные предметы,
растворялись в сером, мельтешащем тумане. Дышать следовало осторожно,
носом или сквозь стиснутые зубы, бесконечно обметать лицо, шею и руки, у
непривыкших к такому гнусу обычно через несколько минут начинался нервный
срыв, истерика, но, судя по молчаливому пыхтению в строю, люди здесь
подобрались северные, бывалые. Едва миновали пропускной пункт аэропорта,
как стало ясно, что весь город обнесен валами из колючей проволоки - даже
не проволоки, а тонкой жестяной полосы со сдвоенными заусенцами.
- Из огня да в полымя, - тихо выматерился знакомый, давя комаров. - Они
что, козлы, зону тут сделали? Как тебе нравится? Белый Город, мать его!..
- А мне нравится городок, - отозвался Опарин, озираясь. - Чем-то на Питер
смахивает.
- Да все ничего, но конвой и колючка... Улицы были пустынными, но дома
вроде бы обжиты, по крайней мере, сняты с окон ставни-щиты, открыты
подъезды и лишайник на асфальте вышаркан колесами. Жизнь какая-то
чувствовалась, однако скрытная и, как многое вокруг, необъяснимая. Зачем
братья Беленькие купили этот город, Опарину было пока не совсем ясно,
поскольку он имел иные представления о существовании Беловодья, по крайней
мере, без охраны с ружьями, зековского построения и уж точно без колючей
проволоки.
Сначала новоприбывших завели в баню, где всю их новую, недавно полученную
одежду прожарили в шкафах, а самих перед помывкой тщательно осмотрел врач
и нескольких человек сразу же изолировали от остальных. После бани всех
остригли наголо, выдали солдатское белье, явно с армейских складов,
спасительные и долгожданные накомарники и начали фотографирование и
регистрацию. Каждый мог назвать любую фамилию - никто документов не
проверял и не спрашивал, так что Опарин зря прятал свой паспорт под крышку
столика в баре аэропорта. Еще в Латанге, подписывая странный, почти пустой
контракт, он назвался Титовым - псевдонимом, под которым изредка
публиковал скандальные материалы, и свою первую, деревенскую профессию
вспомнил, с которой возьмут несмотря ни на что - кузнец.
Сейчас, в порядке живой очереди он подошел к регистратору, сидевшему за
компьютером, тут же был снят "Полароидом", после чего взяли отпечатки
пальцев на прозрачную пленку, натирая подушечки бесцветной мазью, и через
полминуты вручили ядовито-желтую визитную карточку с фотографией,
закатанную в толстый пластик и имевшую прочный зажим, чтобы цеплять к
карману куртки.
Вместо фамилии и профессии было лишь два ярко-красных номера: первый
четырехзначный, второй - трехзначный, начинавшийся с нуля.
Мужики, собранные с северных аэропортов и вокзалов, многие из них
забичевавшие, не имеющие ни кола ни двора, попросту обыкновенные бомжи и
бродяги, продавшие и пропившие свои квартиры, ничуть не унывали и разве
что шутили с веселой злостью относительно колючей проволоки и охраны, -
тут же, сдавая отпечатки и получая безымянные карточки, вдруг присмирели и
насупились. Кто-то еще попытался объяснить такой оборот, мол, на флоте так
принято давно, и каждый моряк на корабле носит подобный номер, однако не
утешил публику. Матросу этому посоветовали заткнуться, и от бани колонна
пошла, напоминая похоронную процессию. Радиальная улица выводила прямо на
купол, и это грандиозное, невиданное сооружение казалось чем-то
инопланетным, нереальным и совершенно бессмысленным здесь, на земле; вид
его действовал настолько впечатляюще, настолько давил человека, делая его
маленьким и пришибленным, что все посматривали вперед с легким страхом.
- Ничего себе крытый рынок отгрохали, - проговорил сосед слева.
- Это не рынок, - поправил его Опарин. - Грандиозное сооружение...
Космическое!
- Тогда аквариум...
Что это на самом деле, никто не знал, но скоро начали догадываться, потому
что за стеклом, плюща носы и упираясь в него ладонями раскинутых рук,
вдоль всего периметра стояли десятки людей, и глаза их, искаженные в
гранях, как в кривых зеркалах, казались круглыми, выпуклыми и совершенно
неподвижными, как у рыб.
Вездесущий лишайник достал и купол, исхитрился прилипнуть, врасти в
шлифованную поверхность и теперь медленно полз от синеватого бетона по
стеклу, напоминая морозные узоры.
В куполе, с легкой руки соседа названного рынком, оказался карантинный
блок. Новоприбывших остановили перед тамбуром с тройными дверями, отворили
две первых, загнали в накопитель, включили обдув, чтобы отсечь комариную
тучу, и после этого открыли автоматический замок последней.
Пол был забран металлическим настилом, как на временных военных
аэродромах. Глубоко вчеканенный в землю, он напоминал брусчатку Красной
площади и так же монолитно отзывался под ногами. Весь купол делился на три
отдельных, но не разгороженных блока. Ровные ряды солдатских коек тянулись
вдоль стеклянных стен; составленные спинка к спинке, они тоже образовывали
радиальные улочки, сбегающиеся к центру купола. Отдельно от спальни точно
так же были установлены длинные обеденные столы со скамейками, в торце -
длинный ряд умывальников, сверкающих белизной; и третья часть пространства
была просто свободна, как плац или спортивная площадка.
И если все это, начиная от аэродромного настила, можно было натащить сюда
и установить, то посередине оказалось ни на что не похожее сооружение: на
высоком бетонном постаменте торчал просторный стеклянный колпак, чем-то
напоминающий будку-фонарь ГАИ у городских перекрестков. Там, за пультом,
виднелась фигура охранника в камуфляже с белой повязкой на лице, и еще
трое таких же, с резиновыми палками и наручниками, стояли внизу -
встречали новеньких. Только изнутри стало видно, что люди стояли, упершись
в стекло, не по своей охоте: пятый охранник прохаживался мимо них, не
давая обернуться и посмотреть, кого же это привели. Под куполом гнуса не
было вообще. Когда входная дверь захлопнулась за последним, людей от стен
отпустили и они теперь смотрели на новеньких глазами
замороженно-оловянными и не подходили близко. Жителей в куполе было
десятка два, плюс тридцать прибывших, а кроватей, как в хорошей казарме, -
сотни две, то есть остальные находились где-то на работе. Всех выстроили в
три шеренги на "плацу", лицом к центру, после чего все охранники поднялись
в свой колпак.
- Руководство компании приветствует вас в Белом Городе - городе будущего,
- понесся из динамиков приятный женский голос. - И приносит свои извинения
за строгость порядков, принятых исключительно для вашего блага. Некоторые
неудобства, связанные с санитарной дисциплиной в карантине, окупятся в
будущем здоровым телом и духом. Вспомните, какие страшные, гибельные
заболевания охватили Россию - рак, инфаркт миокарда, туберкулез, целый
букет венерических болезней, чума двадцатого века - СПИД. Но для вас все
они в прошлом! Осталось совсем немного - один карантинный месяц и вы
свободные, здоровые люди. За этот период каждый из вас пройдет полный
комплекс медицинских обследований в специальном клиническом центре,
оборудованном самой современной диагностической аппаратурой. При
обнаружении заболеваний вам гарантируется высокоэффективное лечение до
полного выздоровления.
Опарин слушал и медленно обводил взглядом пространство. Оно было огромным
и все-таки замкнутым...
-...Каждый, кто изъявит желание остаться здесь более чем на полгода и
подпишет долгосрочный контракт, - продолжал вещать женский голос, -
получит отдельную бесплатную квартиру и полное довольствие за счет
компании. По его желанию в любом банке мира может быть открыт
накопительный счет, куда будет переводиться заработная плата...
Еще не поняв, куда он попал, у него уже, как у всякого тюремного сидельца,
возникла мысль о побеге...
- Теперь посмотрите на свои кодовые номера, - лился с высот
эротически-комсомольский голос. - У кого он в сумме составляет четное
число - завтра с семи утра готовится к медицинскому обследованию. То есть
не принимают завтрак и не ходят в туалет. Все имеющие нечет - получают
спецодежду и идут на свои рабочие места. Распределение по бригадам
состоится завтра во время раскомандировки. Прошу обратить внимание на
второй, трехзначный, номер на ваших визитках. Это обозначение вашей
профессии. Все, у кого он начинается с нуля - инженерно-технические
работники. Они автоматически вводятся в группу по поддержанию внутренней
дисциплины и порядка в карантине.
- У тебя тоже настроение- рвануть когти? - тихо спросил знакомый по
Латанге.
- Нет, - отозвался Опарин, делая вид, что слушает условия проживания в
карантине. - Мне все очень интересно.
- А что головой вертишь?
- Осматриваюсь...
- Не понимаю тебя... Видишь, это же зона! Сухой закон, ходить строем, жить
под замком... Ты сидел?
- Сидел, - признался Опарин. - Зато здесь бесплатно лечат... Ты же сам
сказал, санаторно-курортные условия.
- Думал, тут воля, - он скрипнул зубами, - Под конвоем в двадцать первый
век... Даже с хорошей поджелудочной... Не пойду.
После объявления распорядка дня новоприбывшим и тем, кто уже был в куполе,
- как выяснилось, завербованным на Украине и доставленным сюда спецрейсом,
- раздали по комплекту туалетных принадлежностей и по картонной коробке,
где был упакован цивилизованный ужин - заливай кипятком и ешь.
- Прошу к столу, господа, - проворковал ласковый голос в динамиках,
закрепленных на штангетах.
Не успели они толком размочить макароны в стаканчиках, как прозвучало
объявление, что до конца трапезы осталось четыре минуты. И стало ясно,
почему такая спешка: одновремено по трем улицам, которые отлично
просматривались из купола (весь город отсюда был как на ладони), шли три
колонны в сопровождении охраны в марлевых повязках. А доесть быстро
огненную пищу, да еще пластмассовой ложкой, с которой все скатывалось,
оказалось невозможно, поэтому ужин продлили еще на пять минут. И все это
время колонны стояли в затылок к друг другу, на комарах, ожидая, когда
откроют тамбур. Мало того, новоприбывшие неправильно уложили грязную
разовую посуду в коробки, и с электрокаров - раздаточных тележек - все
посыпалось. Пока собирали и укладывали, прошло еще несколько минут, затем
отужинавшую команду поставили лицом к стеклянным стенам и впустили
ожидающих.
Их было полторы сотни, не меньше. Молчаливые, усталые, - сразу видно,
пришли с работы, - они привычно выстроились на "плацу", и электрокары,
управляемые надзирателями, с тихим жужжанием поехали между шеренгами. Люди
брали коробки с ужином и оставались в строю, ожидая следующей команды,
посматривая на новоприбывших с тихой ненавистью. Опарин осторожно
рассматривал старожилов, дабы не раздражать их любопытством: "закрытые"
лица, взгляд внутрь себя, каждый поодиночке, сам за себя.
Зрелище странное, неприятно знобящее, словно в стаю попал...
И вдруг задержался взгляд - знакомое лицо! Незабываемое лицо - Эдик
Безбожко, с которым вместе сидели в мордовском лагере политзаключенных.
Койки стояли голова к голове, и сколько сотен ночей были отданы страстным
и душевным разговорам, сколько новых, оригинальных замыслов родилось по
переустройству России! И не виделись больше после лагеря - вот будет
радости! А главное, он теперь не один!
Безбожко сидел по тяжелой статье: за террористический акт против
ответственного партийного работника, и срок имел солидный - двенадцать
лет...
Новоприбывшие тем временем сидели между своих кроватей и изнывали от
свирепой страсти - хотелось курить, однако на территории Белого Города эта
дурная привычка наряду со многими другими была строго запрещена. Наконец,
из фонаря спустился надзиратель с коробкой и стал раздавать курящим куски
специального пластыря, объясняя, куда нужно приклеить, чтобы избежать
табачной наркотической ломки. Мужики клеили, ждали эффекта и тихо
матерились, пока не прозвучал отбой.
Безбожко вместе со всеми почистил зубы разовой зубной щеткой и,
склонившись к умывальнику, показал спину: на солдатскую камуфляжную куртку
был оранжевый ромб нашит - туз бубновый! И еще у двух-трех старожилов
такой же... Опарин запомнил койку, на которую улегся бывший солагерник, и
лишь после этого с удовольствием разделся и залез в постель.
Незаходящее полярное солнце висело над горизонтом, простреливало купол,
как мыльный пузырь, слепящий свет бил в глаза, и можно было бы повернуться
к нему головой, однако тогда его ноги оказались бы возле головы соседа. И
заслониться рукой невозможно - не хватало и двух сложенных вместе ладоней,
чтобы накрыть рдеющий диск. Поэтому Опарин ждал, когда огромное солнце
оторвется от горизонта, пойдет в высоту, и пока слушал тихую
завораживающую музыку, можно сказать, колыбельную для взрослых.
Надзиратели удалились в свой фонарь, откуда просматривался весь спальный
сектор купола, и в огромном пространстве его наступило полное состояние
неподвижности. Даже пыль в солнечных лучах не клубилась, как обычно, а
висела мерцающими точками.
Наконец лучистая корона засветилась ярче, набрала силу и пошла вверх,
ослепив надзирателей в фонаре: теперь нижний мир купола скрылся в
контрастных сумерках. Опарин осторожно подобрался к кровати Безбожко и
присел на пол у его изголовья. Бывший террорист спал сном младенца, но от
легкого толчка мгновенно проснулся.
- Здорово, Эдик, - прошептал Сергей. - Я тебя узнал.
Безбожко почти не изменился, разве что взгляд стал бегающим, и сам будто
слегка пришибленный, - видно, нелегко дался остаток срока, после того как
расстались. А может, подействовала обстановка города всеобщего счастья...
Эдик уставился на Опарина- не узнал, мельком глянул на визитку.
- Кто такой? Я тебя не помню... Уходи.
- Неужто трусливый стал, Безбожко? А помнишь, как целыми ночами говорили?
Голова к голове...
- Серега? Опарин?..
- Вот, оказывается, помнишь...
Ночное солнце наполовину спряталось за дальние сопки - все, что осталось
от высоких бортов кратера, растертых ледником. Бывший солагерник пригнул
голову Опарина, прошептал:
- Лезь под мою кровать, засекут. И спустил ему подушку. Сергей закатился в
тесное пространство под солдатской койкой, спросил оттуда:
- Тут какое-нибудь общение предусмотрено? В ленинской комнате, например, в
красном уголке?
- Шутник ты, Серега... Ты почему здесь-то? Твои статьи читал, молодец. А
может, дурак...
- А ты как сюда?
- Мне деваться было некуда. Или новый срок лет на двадцать пять по новому
кодексу, или в будущее.
- Опять рванул секретаря?
- Хуже, брат... Но лучше об этом молчать, - не сразу сказал Безбожко. - И
ты молчи, если хвост в той жизни остался.
- Не осталось вроде хвостов...
- Смотри... Из Белого Города никого не выдают, тут своя епархия. Но
стукачей кругом тьма, каждый второй. А у нас на зоне - помнишь? Только
каждый пятый. Нет, конечно, жить можно. Кормят хорошо, лечат на самом деле
бесплатно, зубы вставляют, у кого нет... Но отсюда не вырваться! Слышишь
голос?.. Это они дают установку, на сонные мозги давят - не пить, не
курить, не нарушать дисциплины... Слышишь? Вот тебе все общение.
И в самом деле, из-под купола струился едва различимый, шуршащий голос-
какой-то несвязный набор слов, сопровождаемый такими же несвязнымими
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |