Богат и славен город Кентерлот — столица Эквестрии, за белокаменными стенами которого ни на секунду не замолкает жизнь, в чем вы легко можете убедиться, оказавшись на Трактирной улице, если, 1 страница

Пролог

Богат и славен город Кентерлот — столица Эквестрии, за белокаменными стенами которого ни на секунду не замолкает жизнь, в чем вы легко можете убедиться, оказавшись на Трактирной улице, если, конечно, готовы расстаться с большей частью содержимого вашего кошелька. И нет ничего удивительного в том, что именно Кентерлот стал тем городом, в котором лучше всего ощущается движение прогресса, не просто не стоящего на месте, а несущегося вперед так, словно совсем недавно он разворошил улей диких ос. Нет, конечно, в других городах Эквестрии тоже можно было найти полным-полно новейших изобретений, передовых технологий и заводов по производству всего на свете, но именно Кентерлот стал тем местом, где новомодное будущее встречается с устаревшим прошлым, чтобы показать тому наступление зари нового времени, а также подарить новый слуховой аппарат. Ведь именно здесь, под самым крылом Принцесс, располагаются самые выдающиеся умы, которые изобретают самые передовые машины, на которых работают самые умелые рабочие, чтобы выпустить самые качественные продукты, которые вышеупомянутые самые выдающиеся умы наверняка намажут на тост за завтраком, беседуя о пользе помидоров в производстве шоколадной стали.

А еще Кентерлот находится в самом сердце Эквестрии, из-за чего к нему, словно паутина гигантского паука, со всех концов цветной карты страны протянулись тонкие черные ниточки железных дорог — истинных воплощений того самого духа прогресса, о котором вам охотнее всего поведают жители окраин, ведь стук стальных колес давно заменил им вечернюю колыбельную. И, конечно, именно сюда, на Кентерлотский вокзал, после долгих и трудных путешествий возвращались эквестрийские поезда, чтобы поведать о дальних краях, доставить ценные грузы или просто поболтать ни о чем за тележкой-другой свежего черного угля. А когда они собирались здесь все вместе, то любой житель, которому нечем было занять выходные, мог прийти на перрон и по достоинству оценить всю мощь их паровых сердец, всю силу заключённую в их колесах и все благородство, переданное бликами восходящего Солнца на блестящем металле. Правда, если упомянуть, что паровозов было всего пять, это зрелище немного теряет свою грандиозность. А если при этом еще и присмотреться к самим паровозам, то можно услышать натужный скрип проржавевшей стали, слезавшие с насиженного места кусочки краски и заметить, что начищенный до блеска металл выглядит каким-то уж слишком блестящим и похожим на фольгу. Время величия этих стальных гигантов давно кануло в лету, но они все еще колесили по просторам Эквестрии, доживая свой век в постоянных попытках не развалиться на ходу просто потому, что заменить их было нечем: в стране существовала только одна компания, строившая паровозы и в данный момент находилась она не в лучшем состоянии, о чем красноречиво сообщала табличка “Закрыто”, мерно раскачивающаяся на дверях главного офиса.

В ту самую ночь, когда началась эта история, на железнодорожных путях вокзала коротали время лишь два состава и столько же темных фигур, стоявших прямо перед черной громадой одного из паровозов. Если бы вам в то самое темное время суток удалось оказаться на перроне, то вы наверняка заметили бы, что силуэты фигур напоминают пони, закутанных в плащи с капюшонами, причем та что пониже определенно принадлежала единорогу, а другая внушала мысли о могуществе, о царственности и о том, что выражение “не в том месте и не в то время” вдруг приобрело для вас неожиданную актуальность. Фигуры некоторое время стояли молча и разглядывали паровоз, затем та, у которой из-под капюшона проглядывали локоны странно знакомой разноцветной гривы и блеск золотого украшения, негромко спросила:

— Очень интересный экземпляр, не правда ли, Скокпоскок?

— Да, Принцесса, — единорожка осторожно кивнула. — Этому паровозу давно пора на списание: большинство деталей пришли в негодность и то, что он еще не разваливается, можно объяснить лишь чудом. Ну или тем, что он пока никуда не двигается...

— Какая жалость, — вздохнула другая фигура. — Красивый был паровоз... А какие цветочки нарисованы на третьем вагоне! Сразу видно — копыто приложил настоящий художник...

Она немного помолчала, всматриваясь в темноту и по очереди разглядывая каждый вагон, расцветка которых, судя по всему, содержала такие яркие краски, которых в природе не могло существовать. Во всяком случае, бабочки, видевшие этот состав, потом еще долго не могли избавиться от комплекса неполноценности. Затем Принцесса решила прогуляться вокруг паровоза и внимательно осмотрела его со всех сторон.

— Скокпоскок, — наконец произнесла она, критически заглядывая внутрь кабины машиниста. — Скажите мне, как долго мы еще будем ждать поезда из Сталлионграда?

Скокпоскок запаниковала. Это наверняка был один из тех каверзных вопросов Принцессы, которые она просто обожала задавать своим подданным, изображая, что ответ ей совершенно неизвестен, хотя она совершенно точно знала, о чем говорила. В отличие от бедных подданных, которые не всегда обладали всей полнотой информации. Единорожка вздохнула, собираясь с силами для ответа, который как она надеялась будет хотя бы близок к истине.

— Довольно долго, Принцесса, — наконец сказала она. — Ведь у нас нет ни одного поезда, который ходит отсюда до Сталлионграда и обратно.

— Ах, как я могла забыть! — удивленно воскликнула высокая фигура. — Да, да, разумеется... Интересно, а как же так получилось, что между столицей и таким крупным городом до сих пор нет сообщения, кроме разве что пары телег, приезжающих раз в полгода?

— Я не знаю, Ваше величество, — пролепетала единорожка. — Осмелюсь заметить, что последний завод закрылся совсем недавно, и на нем не было построено ни одного локомотива. Нам только удалось починить старые, хотя кое-где детали просто приклеили друг к другу и...

— Да, мне это известно, — кивнула Принцесса и снова задумалась. — Скажите мне, сколько стоит один паровоз?

— Дорого, Ваше Величество, очень дорого. Не считая основных затрат: на уголь, металл, зарплату рабочим и покупку краски для вагонов, необходимо еще приобрести нужные механизмы и двигатели. Очень многое зависит и от того, где он будет строиться. Например в Эпплузе или Лос-Пегасусе будет дешевле вырубить паровоз из золота, чем построить с нуля новый.

— А он поедет? — вдруг заинтересовалась царственная особа.

— Что поедет, Принцесса? — удивленно переспросила секретарь.

— Паровоз из чистого золота. — пояснила высокая фигура после небольшой паузы. — Он сможет проехать и привезти товар, скажем, из Эпплузы в столицу?

— Вряд ли, Ваше Величество, — осторожно ответила единорожка. — Он будет слишком тяжелым. И слишком блестящим. И, скорее всего, он не доедет до ближайшей станции — по пути его просто распилят на куски. Тем более, что это только метафора, и мы не сможем найти столько чистого золота...

— Поразительно, — пробормотала Принцесса. — Но паровозы, пусть даже не из чистого золота, уже начинают становиться самым популярным транспортом для дальних путешествий по земле. Образно говоря, стук колес паровоза — это стук колес прогресса, а прогресс никогда не стоит на месте, Скокпоскок. Перевезти груз с помощью состава гораздо выгоднее и комфортнее, чем тащить телеги через болота и непроходимые дебри, которые на картах почему-то обозначаются как кратчайший путь. Тем более, что для этого у нас есть все: есть станции, есть дороги, есть ресурсы. Но нет паровозов. Как вы считаете?

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — кивнула секретарь. — Но наши предприятия не способны выдерживать конкуренцию и наладить производство так, чтобы в графе их доходов стояло число хоть немногим больше нуля.

— Чепуха, — царственная особа махнула копытом. — У нас есть все, чтобы строить паровозы, Скокпоскок. Нам не хватает только самого главного.

— Угля? Металла? — попыталась угадать единорожка. — Может быть дверных ручек или розовой краски? Я помню, в прошлый раз поставки задержались и...

— О, нет. Ничего подобного, — заявила Ее Величество. — Я говорю о том, кто по-настоящему смог бы создать для страны пару-другую локомотивов.

Секретарь задумалась. Принцесса определенно говорила не о рабочих и не об инженерах: умелых копыт и светлых голов, отвечающих за развитие прогресса и популярность сидра, в Эквестрии было полным полно. И уж точно она не имела в виду магов, которые если бы и смогли создать целый состав, то никогда бы не подписали гарантию, что он не разлетится тысячей певчих птичек при первом же гудке. Но кто кроме них способен сотворить что-нибудь хотя бы отдаленно напоминающее парового гиганта? Единорожка не имела ни малейшего понятия. Она уже собиралась сообщить об этом Принцессе, но в ту же секунду ей в голову, словно заблудившаяся молния, ударила догадка. Конечно, она была немного нестандартной, но когда Ее Величество задавала вопросы, на которые можно было найти простой ответ?

— Вы говорите о том, кто способен на нечто большее, чем просто работать копытами? — выдохнула свой ответ единорожка, глядя на внимательно слушающий ее капюшон. — О том, кто придет на производство и будет...

— Да, — наконец кивнула Принцесса, видя, что запас воздуха в легких ее подданной не бесконечен. — Я говорю именно о нем. Стране нужны паровозы, Скокпоскок. И страна их получит.

***

А в это же самое время на самой темной улице Кентерлота, в самом темном подвале самого темного дома устроило свое первое собрание самой тайное общество в Эквестрии. У них даже была грамота, подтверждающая этот статус, а о самом его существовании, кроме его членов разумеется, не знал никто. Как о нем в этом случае вообще узнали пони, входящие в это общество, остается загадкой. До этой ночи они ни разу не видели друг друга, и окружающая их чернота не собиралась менять такого положения дел, скрывая в себе фигуры участников, а также всякие странные шорохи, скрипы и стук рассыпавшейся по полу мелочи.

— Проклятье! — раздался из темноты первый голос, разрушив волшебные чары тишины, сковавшие это тайное место. — Целых три бита потерял в этой темноте!

— Тихо, — упрекнул его второй. — И почему тебе спокойно не сидится?

— Три бита, — виновато пробурчал первый. — За такие деньги на рынке можно столько всего накупить...

— Ага, — жизнерадостно поддержал третий. — Вот я помню, ходил вчера за помидорами...

— Да замолчите уже! — шикнул на них второй. — Все о какой-то ерунде болтаете, а собрание-то уже скоро начнется. Кстати, все уже собрались?

Неначавшееся Собрание многозначительно помолчало, осмысливая его слова и пытаясь понять, кто же эти загадочные “все”, сколько их и готовы ли они скинуться на поход в ближайший трактир.

— Я здесь, — с уверенность ответил первый голос. — И вроде бы нашел свой бит... Проклятье! Это всего лишь пуговица.

— Ну раз так, то и я здесь, — добавил третий. — За компанию почему бы и не побыть?

— Я определенно здесь, — торжественно объявил второй.

— А меня здесь нет, — заявил четвертый со стороны предполагаемого угла. — И вряд ли я сегодня приду.

В воздухе опять повисла тишина, пытаясь заполнить пробел между логикой и восприятием мироздания. Пока что со скрипом побеждало последнее. Возможно потому, что это слово было гораздо красивее, умнее и, что самое важное, намного длиннее. Время все тянулось словно подтаявшая ириска, а в непроглядной темноте были слышны только натужные повороты винтов логической мысли собравшихся.

— А тебя точно здесь нет? — с легким оттенком подозрения спросил наконец второй голос.

— Совершенно точно, — не допуская никаких сомнений в собственных словах ответил четвертый. — Нет, не было и никогда не будет. Хотя завтра, я наверное, смогу прийти.

Уверенность с которой он это произнес смогла немного подправить картину окружающей действительности, и следующие десять минут четыре голоса, один из которых отсутствовал погрузились в свои мысли, главной из которых был интерес к тому, о чем же это там думают другие.

— Все это, конечно, очень таинственно, — наконец протянул второй голос. — Но не пора бы уже начинать? У меня вообще-то были еще дела на сегодняшнюю ночь: например, я собирался поспать.

— Мы должны дождаться главного, — наставническим шепотом произнес первый. — Тогда и начнем.

— Да? — скептически спросил третий. — А может, быть главный — это я?

— С чего бы это тебе быть главным? — язвительно осведомился второй. — Если уж кто и будет главным, то это я.

— Кто бы это ни был, — рассудительно добавил четвертый. — Это точно не я. Вот когда приду завтра, тогда и смогу быть главным.

Участники диалога замолчали, пытаясь найти еще пару аргументов в пользу того, что остальные члены никак не могут быть главными, ведь понятно, что этот почетный и пока еще не очень понятный титул может носить только один.

— И это я, — произнес вновь появившийся в темноте голос. Голос этот был не холоден и не зловещ или пугающ, от него не хотелось спрятаться в шкаф или под стол. Что же действительно надо было делать при появлении подобных голосов так это покупать билет на другой конец страны и срочно паковать чемодан, потому что нотки, проскальзывающие в этом тоне были ничем иным, как нотками стали. Закаленной стали власти.

Собрание промолчало.

Несколько секунд голос не произносил ни слова, но каждому из сидящих в небольшом подвале пони показалось, что к нему прикоснулись листом холодного металла, обнажившего все их тайные чувства и мысли о том, что прямо сейчас они могли бы нежиться в уютной кроватке. Наконец настала абсолютная тишина, обволакиваемая непроницаемой темнотой, чернота которой словно загустела, превращая даже сам воздух в густую темную массу. Даже если бы в детстве кто-нибудь из присутствующих питался исключительно морковными салатами, то сейчас он пожалел бы о бесцельно прошедших завтраках, обедах и ужинах. В этой темноте не было видно абсолютно ничего, включая саму темноту. Даже если закрыть глаза, мир вокруг будет гораздо светлее.

— И что? — сухо спросил голос, пытаясь пробиться сквозь непроглядный заслон окружающей тьмы. — Никто не удосужился принести свечки?

Заманчивое предложение

Заманчивое Предложение

Утреннее Солнце сияло нестерпимо ярко, подкрашивая булыжники улицы фальшивым золотом и заставляя слезиться глаза прохожих, снующих вокруг по своим делам. Несмотря на ранний час улицы были просто запружены городскими жителями, приезжими и торговцами всех мастей: начиная от владельцев дешевых забегаловок и кончая мастерами ювелирного дела, от расценок которых простому пони наверняка могла бы понадобиться операция по возвращению упавшей челюсти на прежнее место. “Живой поток подобен лесной реке, — мог сказать какой-нибудь философ. — Никогда не знаешь, где он начинается, безопасно ли из него пить и что из него можно выловить.” Так и сегодня разноцветный калейдоскоп городских закоулков мог подбросить парочку сюрпризов внимательному наблюдателю. Например, на Рыночной площади появилась новая палатка торговавшая воздухом, судя по пустым прилавкам и скучающему взгляду продавца, а в толпе можно было заметить парочку шлемов ночных стражников, которые в это время обычно досматривают третье сновидение. Но еще более внимательный наблюдатель, знавший что именно ему нужно искать, мог найти в пестрой мешанине горожан промелькнувший пламенно-оранжевый хвост, к которому крепилась синешерстная пегаска.

Копыта этой кобылки цокали по твердым камням чуть быстрее копыт остальных пони, но не так стремительно, чтобы можно было утверждать, что она куда-то спешила. Пару раз она с любопытством оглядывалась вокруг, но только самому зацикленному параноику пришло бы в голову, что она высматривает преследователей. И уж конечно, нельзя было даже и заикнуться о том, что она недовольно ворчала себе под нос, а не мурлыкала слова любимой песенки. В общем, самая обычная кобылка, ведущая себя самым обычным образом. И это, естественно, не могло не настораживать.

Если увязаться за ней и не упустить из виду ее пышный яркий хвост, больше похожий на кусок засохшего пламени, проследив ее дальнейший путь, то можно увидеть, что она прошлась по Рыночной площади, заглянула в палатку с овощами, мило улыбнулась торговцу яблоками, о чем-то невинно поболтала с продавщицей меда, уговорив ее дать попробовать пару ложечек. После всего этого она взмахнула гривой и совершенно беззаботно поскакала в небольшой закоулочек, название которого наверняка не помещалось на городской карте, затем безо всякого темного умысла подошла к старому обветшалому домику, отворила небольшую дверцу и совершенно обыденно поднялась на повседневно затянутый паутиной чердак, чтобы забрать оттуда самый простой, ничем не выделяющийся черный мешочек. В самом мешочке не было ничего удивительного, зато его звенящее нутро хранило в себе толику того самого особого волшебства, открывающего любые двери и достающего любую информацию. Короче говоря, самый обычный мешочек.

Пегаска снова вышла на улицу и немного постояла перед дверью, словно бы о чем-то задумавшись. Наконец она кивнула сама себе, чему-то улыбнулась и расправила свои темно-синие крылья, чтобы подлетевший порыв озорного ветра ласково потрепал перья и помог ей подняться в небеса над столицей, который были оживлены ничуть не меньше, чем улицы под ними. Здесь, на высоте, от которой у слабонервных пони начинает кружиться голова, мир выглядел немного иначе, чем снизу: например тут было гораздо меньше домов, зато гораздо больше голубого цвета. Что касается разнообразия и суетности окружающих, то они остались на прежнем уровне: важные пони все-так же сновали по своим важным делам, курьеры разносили посылки, втайне завидуя почтальонам, доставляющим более легкие сумки с письмами, а те, в свою очередь, вздыхали, глядя на пегасов из погодной службы, чья работа, судя по тому, как они проводили время, заключалась в непрерывном безделье и лежании на пушистых облаках. Ну и конечно нельзя не упомянуть вид сверху — он действительно был шикарным, если конечно умудриться одновременно посмотреть вниз и не врезаться в летящего впереди пегаса.

А тем временем трепещущие от дуновений ветра крылья пламенногривой пегаски несли ее все дальше и дальше от начала ее пути, двигаясь по направлению к окраинам столицы, где живописные белоснежные стены охраняли покой жителей города и служили местом для прогулок влюбленных парочек, которых яблоками не корми, а дай только возле чего-нибудь живописного прогуляться. Там же, на окраинах Кентерлота, находились такие столичные достопримечательности, как самые разные памятники с табличками, без которых определить чему посвящена та или иная сцена было трудновато, пока еще не истоптанные газоны, пара приличных и пара не очень трактиров, магазинчик “Все и вся”, в котором каждый день появлялись самые разные ненужные вам товары и, конечно, знаменитый Кентерлотский Вокзал, поражавший приезжих своей пышностью, великолепием и ценами на напитки. Именно его величественное здание и было целью темно-синей кобылки.

Она плавно приземлилась на землю, постаравшись избегнуть встречи с фонтаном на Вокзальной площади, в композиции которого и так было достаточно держащихся друг за друга пони. Вступать в этот застывший хоровод пегаске не хотелось, ровно как и мочить свою гриву, которая, судя по ее длине, высыхать будет очень долго. Кобылка сложила свои крылья и направилась ко входу с огромной табличкой “БИЛЕ”, часть которой была закрыта от взора любопытных мраморной колонной. Календари в тот день красноречиво сообщали, что будни еще не кончились, но на вокзале было ничуть не меньше пони, чем на бесплатной дегустации сидра, поэтому пегаске пришлось основательно потрудиться прокладчиком дорог и распихивателем застоявшихся жителей и гостей столицы. Наконец, разноцветное зрелище грив и хвостов, закрывающих дорогу к заветной надписи, исчезло и перед ее глазами возник огромный дверной проем, в котором она смогла увидеть разукрашенные стены, маленькое окошечко и ужасающе длинную очередь, обещавшую интересное времяпрепровождение до самого вечера, скорее всего завтрашнего. Кобылка нахмурилась — перспектива ночевать на вокзале ее не прельщала, тем более что она не особо любила ждать других. Чаще всего именно другие ждали ее, что пегаску вполне устраивало.

Немного подумав, она все же встала в конец очереди, до которого ей не пришлось долго добираться — он начинался всего в паре шагов от входа. Огромные часы на стене мерно и громко тикали, напоминая о своем существовании и заставляя все чаще смотреть на их циферблат, от чего казалось, что время вообще не двигается. Вообще по шкале раздражения они стояли где-то на уровне закрытых фисташек и уж точно не ниже, чем потерянные прямо перед выходом ключи. После десяти минут знакомства с ними в голове у любого стоящего в очереди могло возникнуть только одно желание, и только то, что эти часы висели довольно высоко, позволяло им продолжать свое тикающее занятие.

Это стало для пегаски последней каплей. Она попыталась выглянуть и посмотреть, сколько пони отделяет ее от окошка кассы, но желающих купить билет было столько, что впору было задуматься о способе изобретения персональных телепортаторов. От нечего делать кобылка начала рассматривать цены на поезда, очевидно прикидывая, какой же билет ей купить, если она все же доберется до кассы в этом году. Цены на проезд в эквестрийских поездах были довольно приемлемыми, в отличие от цен на путешествие в поезде иностранного производства, предназначенных, судя по всему, для пони, привыкших ездить быстро, надежно и достаточно комфортно, чтобы ничто не отвлекало их от сна на шелковых простынях со следами золотой вышивки и дорогого ужина. Тем не менее, возле рейсов эквестрийских поездов то и дело возникали загадочные таблички “Билетов н./с н. п-ми. Увср.”, и с каждым появлением такой надписи очередь серьезно редела — вздыхающие пони подбирали свои чемоданы, взваливали на спины сумки и, продолжая вздыхать и бормотать о везении завтрашнего дня, выходили из здания вокзала.

Пегаска оглянулась на дверной проем, но совсем не для того, чтобы проверить отсутствие слежки, как мог бы подумать очень подозрительный пони, а просто для того, чтобы оценить богатое архитектурное убранство внутренней части вокзала. Очередь все таяла и таяла, как мороженое в сталелитейном цеху, но к окошку кассы кобылка все равно продвигалась со скоростью, которой не позавидовали бы и ленивые улитки, а дешевых билетов же оставалось все меньше и меньше. Цены же на билеты подороже пугали все больше и больше. Пегаска попыталась взять себя в копыта и глубоко вздохнуть десять раз, но, как это обычно и происходит, на третьем вздохе она окончательно взорвалась, и то, что из ушей у нее не повали пар, можно было объяснить только тем, что основную энергию она вложила во взгляд, который должен был расплавить не переставающие тикать часы. Стоит ли говорить, что как и множество пони до нее, она не приблизилась к успеху?

Кобылка не без досады оставила безуспешные попытки и в который раз взглянула на окошечко кассы, находившееся где-то в районе предполагаемого горизонта. Казалось, очередь решила, что законы логики написаны не для нее, и с уходом очередного пони становилась все длиннее и длиннее, во всяком случае для тех, кто стоял в конце. Надежды пегаски рухнули вниз как червивое яблоко, подхваченное ураганом, и она решительно покинула эту очередь, пробормотав нечто неразборчивое на прощание,, а на ее место тут же нахлынул радостный поток пони, которые тут же начали выяснять свои законные места. По предварительным подсчетам получалось, что за ушедшей кобылкой место занимали пятеро, еще троих она обещала пропустить вокруг себя, четырем она сказала, что скоро будет, но пока они должны посторожить ее место, а вдобавок пегаска тут же обзавелась двумя кузинами, тройкой племянниц и одни давно потерянным дедушкой с бородой, подозрительно смахивающей на простыню.

Со стороны было очень хорошо видно, что уходящая кобылка сильно переживает то, что ей не досталось билета, и, понуро склонив голову, уходит домой, чтобы дождаться завтрашнего дня и попробовать удачу снова. И только на одно мгновение любопытному зрителю могло показаться, что она слегка улыбнулась, но любой знакомый с элементарной логикой пони посчитает, что это был случайный солнечный блик или обман зрения, ведь ее грива так и норовит коснуться пола, а в глазах чуть ли не стоят слезы неимоверной грусти и печали. А страдающая пегаска тем временем покинула белоснежный зал и вышла на Вокзальную Площадь, печально цокая копытами по недавно вымытым ступенькам.

Она миновала ряд небольших палаток, торгующих деликатесами, о вкусе которых можно было только догадываться, потому что попробовать хоть один из них означало рискованную игру с неплохими шансами просидеть следующую ночь, изучая интересную структура дерева на двери в очень тесном помещении. Торговцы наперебой расхваливали свой товар, пытаясь перекричать друг друга и рассыпаясь в комплиментах, от которых растаяли бы даже айсберги, но печальная кобылка лишь изредка поворачивала голову в их сторону, причем явно не для того, чтобы одарить продавца обворожительной улыбкой или хотя бы парой монет. Но вот, достигнув ларька со специями, она неожиданно остановилась и полной грудью вдохнула аромат заморских пряностей, от которых в глазах загорается озорной огонек, а во рту самый настоящий пожар. На такой случай возле самых маленьких ящиков стояли огнетушители и таблички с самыми высокими ценами.

— Эй, красавица, — улыбнулся торговец ряд белоснежно чистых, словно отчеты для налоговой, зубов. — Не хочешь попробовать щепотку огненного перца или кусочек имбиря?

— Я... Я не знаю, — смущенно пробормотала она в ответ, пошаркав по земле копытом. — А вот этот черненький порошок, это перец?

— Хо-хо, — присвистнул торговец, подсчитывая, сколько пряностей она сможет с собой унести и сколько денег она готова потратить. Оставалось лишь разместить “все” и “очень немного” на соответствующие места. — Я вижу, о прекрасный сапфир столицы, что твой вкус тонок как шелковая нить, а глаза столь же кристально чисты как бриллианты. Так знай же, что это — “черный порох” из самой Седельной Аравии. Поговаривают, что лишь от одной щепотки его сгорел когда-то дворец султана, а вокруг того места, где его выращивают на тысячу шагов нет деревянных предметов...

— Как интересно! — восхитилась пегаска, немного повернув заинтересованную мордочку к торговцу так, чтобы лучше был виден мешочек, позвякивающий у нее на боку. — А эта оранжевая коробочка? Расскажите о ней, пожалуйста.

— Это, о богиня снов моих, самый жгучий перец с дальних восточных островов, который способен зажечь искру страсти в сердце любого жеребца, но он, конечно, и близко не сравнится с твоими пламенными локонами. Его нашли на острове, где нет пресной воды или деревьев, а растет лишь один кустик подобной роскоши, который дает урожай раз в тысячу пятьсот пятьдесят лет. Но для тебя, бесподобная повелительница моих очей, он будет стоить вполовину дешевле, если ты возьмешь всю коробочку.

— Изумительно! — искрящиеся глаза пегаски можно было теперь использовать вместо маяков темными штормовыми ночами. — А этот маленький разукрашенный ларец? Что в нем?

— О, — торговец помолчал, нагнетая таинственность и цену товара, а затем наклонился поближе к пегаске и многозначительно прошептал. — Это самая загадочная и таинственная из моих находок, о прелестная обольстительница моего сердца. Темной таинственной ночью таинственная зебра передала мне этот таинственный перец цвета таинственной ночной небесной синевы, сказав, что эту таинственную тайну я не должен открывать никому, но перед твоими чарами, о огненногривая волшебница, я устоять не могу. Я сам дерзнул попробовать щепотку из этого ларца, и после этого мне пришлось набирать три полные ванны холодной воды и испить дюжину дюжин стаканов чая, прежде чем восхитительный вкус этого дара природы покинул меня.

— Как таинственно, — кивнула завороженная слушательница, — А здесь, в бумажном пакетике? — кобылка указала копытом на противоположную сторону прилавка. — Там тоже что-нибудь экзотичное?

— Пустяки, — отмахнулся продавец. — Всего лишь обычный красный перец, бит за пачку. О заклинательница струн моей души, поверь, он не достоин касаться изгиба твоих прелестных губ. Даже если бы он вдруг превратился в прекраснейшие розы, он не посмел бы даже украшать твой путь, ибо...

— Я пожалуй возьму его, — тихонько пробормотала она, опуская на прилавок одинокую монетку. — Можно?

— Конечно, — ответил владелец палатки, чья улыбка исчезла быстрее, чем выигрыш в лотерею. — Вот ваш пакетик. Приходите еще. До новых встреч. Не забывайте избавиться от упаковки перед употреблением. Всего доброго.

— Спасибо, — кивнула пегаска и направилась прочь, скрываясь за углом в многоцветной толпе.

Дата добавления: 2015-08-29