685
имени Облород, известного врача, или, как сказал Златбег, «костоправа», чтобы тот осмотрел обожженные ступни.
Э-хе-хе! удовлетворенно вздохнул Зудень. — Боюсь укоротят мне ноги но колени ничего иного и ждать нечего! Вот увидите, — и остался в постели.
На завтрак была яичница-болтунья с поджаренными хлебцами. и Юстсйс набросился на еду так, будто на ночном пиру нс съел ни крошки.
Пот что я вам скажу, сын Адама, — молвил фавн, с некоторым страхом наблюдая за тем, как Юстсйс набивает рот.- Всроятно. нс следует так уж поспешать. Полагаю, кентавры еще не завершили утренней трапезы.
Значит, они тоже проспали? — спросил Юстейс.— Готов поспорить, сейчас уже часов десять.
О. нет, - отвечал Златбег. — Они поднялись до зари.
Ага. значит, завтрак был не готов, — сказал Юстсйс.
О нет, они приступили к трапезе, как только пробудилась.
Вот это да! — Юстсйс даже перестал жевать. — Ничего себе завтра чек!
Ах. сын Адама, разве вы нс знаете? У кентавров два желудка - один человеческий, другой лошадиный. И оба, прошу прошения, нужно набить. Поэтому на первую перемену кентаврам подастся овсянка, почки, бекон, омлет, холодная ветчина. хлебцы, мармелад, кофе и пиво. Вторая перемена у них лошадиная — час-другой они пасутся на травке. А на десерту них пареные отруби, овес и мешок сахара. Вот почему пригласить кентавра в гости на день-два — весьма серьезное мероприятие. Уверяю вас, весьма серьезное.
В этот момент по камням загрохотали копыта, всс оглянулись и увидели у входа двух кентавров, одного с черной бородой, ниспадающей на мощную грудь, другого — с золотистой. Пригнув головы, кентавры заглянули в пещеру. Тут наши герои притихли и быстренько покончили с завтраком. Ведь кентавров не назовешь благодушными существами. Они торжественны, величавы, преисполнены древней мудрости, полученной от звезд; они редко смеются, редко гневаются, но гнев их ужасен, как волна прибоя в бурю.
До свидания, милый Зудень, — Джил подошла к постели лягвы-мок росту па. — Я была нс права, считая тебя занудой.
— И я тоже,— сказал Юстсйс.— Ты — лучший в мире Друг.
— Надеюсь, мы еще встретимся,— добавила Джил.
— Боюсь, этому не бывать, — отвечал Зудень,— Боюсь, я никогда уже нс увижу мой старый вигвам. И королевич, он, конечно, хороший малый, но нс кажется ли вам, что здоровье у него никудышное? Столько лет провести под землей — ничего иного и ждать нечего. Выглядит — краше в гроб кладут.
— Ах ты, Зудень! — воскликнула Джил. — Ах ты, старый притвора! Вид постный, как на похоронах, а сам счастлив. Ты всегда говоришь «боюсь, боюсь», а иа самом деле отважен, как Лев.
- Боюсь, насчет похорон... — начал было лягва, но Джил, услышав, как кентавры перебирают копытами, удивила его - обняла за тощую шею и поцеловала в грязно-серый лоб. Юстсйс пожал перепончатую руку. Потом они выбежали из пещеры, а лягва-мокроступ, откинувшись на вересковое ложе, сказал сам себе: «Боюсь, об этом я и нс мечтал. Даже при том, что я нс то чтобы нс красавец».
Ездить верхом на кентавре, вне всяких сомнений, великая чссть (кроме Джил и Юстсйса таковой чести, насколько известно, нс удостаивался никто из живущих под небом), однако сидеть на нем очень неудобно. Никто, кому дорога жизнь, нс рискнет ссдлать кентавра, а скакать без ссдла — нс слишком приятное дело, особенно если вы, подобно Юстсйсу, никогда нс учились верховой езде. Кентавры были чрезвычайно осторожны, вежливы и добры, и покуда скакали по нарнианско- му лесу, нс поворачивая головы, рассказывали своим ссдокам о целебных свойствах трав и корней, о влиянии планет, о девяти именах Эслана и что каждое означает, и обо всем таком прочем. Хотя было и больно, и тряско, но многое дали бы наши герои, чтобы эта поездка повторилась: снова увидеть поляны и склоны, укрытые искрящимся свсжим снегом, снова услышать от зайцев, белок и птиц пожелание доброго утра, снова вдохнуть воздух Нарнии и насладиться голосами нар- нианских деревьев!
Спустились к реке, ярко синеющей под зимним солнцем, и переправились на пароме — единственный мост остался много выше по течению, у городка Беруна, знаменитого своими красными черепичными крышами. Паромщиком оказался лягва-мокроступ, потому что всеми водяными работами и рыбной ловлей в Нарнии занимаются именно лягвы. Потом
ехали по ю*ш»му берегу реки до самого Кэнр-Паравела шомиядя в лимку, уиислн скользящий по реке яркий ллАшЙ птице, корабль — тот самый, что стоял у причала,'koJ* да опт только явились в Марии». Весь королевский двор со бркжя на прибрежном лугу встречать короля Касниана. Ко. роле МП же Рнлпан, сменивший черные одеяния на алый плат я серебристую кольчугу, стоял без головного убора у самой нам я ждал. Намести як гном Трампкин был рядом с ним в своей пояодке, запряженной ослом. Пробиться к королевичу сквозь толпу казалось невозможным, да и неловко было. По- тому иави героя попросили у кентавров разрешения поси- дпъ еще немного на ях спинах, потому что сверху лучше видно. И копиры разрешили.
Звук серебряных труб с палубы корабля разнесся над рекой; мореходы бросили конец, крысы (конечно, это были го* аюряяшс крысы) я лягвы мокроступы быстро закрепили ка- иат иа пристани, корабль пришвартовался. Оркестр, нс видимый в толпе, заиграл торжественную, триумфальную музыку. Были спущены сходни
Л* ял ждала, что вот сейчас спустится старый король. Но что-то там было не так. Вместо короля на берег сошел придворный с бледным лицом я преклонил колено перед королевичей я наместником Какое-то время они, сблизив головы, перегова- рниались. я никто яе мог расслышать, о чем. Музыка гремела, но встречающие насторожились. Потом на палубе появились четыре рыцаря с ношей на плечах. Когда они стали спускаться по сходням, вое увидели, что это носилки, на которых лежит старый король, бледный и недвижимый. Носилки установили на пристани Королевич пал па колени и обнял отца. И было видно, кая король Кас пиан Десятый поднял руку, благословляя сына. В толпе раздались приветственные клики, но нс очень-то дружные. - все чувствовали, что радость неуместна. Вдруг голова короля откинулась на подушки, оркестр смолк, наступила мертвая тюяииа. Королевич, припав к груди отца, заплакал.
Толпа зашушукалась, задвигалась, и Джял увидела, как в единый мят исчезли шапки, шляпы, шлемы и капюшоны - все обнажили головы, я Юстсйс тоже. Что-то зашелестело, жахлопало над замком. Джил оглянулась: большой штандарт с золотым Львом медленно сползал вниз по флагштоку. И вновь аашучал оркестр, застенали струны, зарыдали трубы — от этой медленной беспощадной музыки разрывалось сердце.
|
СЕРЕБРЯНОЕ КРЕСЛО |
Дети слезли с кентавров, а тс и нс заметили.
Нам пора домой, — сказала Джил.
Юстейс молча кивнул.
— Я здесь, — прозвучал глубокий голос.
Они оглянулись. У них за спиной стоял Эслан, Великий Лев, столь светлый и могучий, что все остальное по сравнению с ним как-то сразу поблекло и растворилось. В единый миг Джил забыла о Нарнии, об умершем короле, а в памяти всплыло, как по се вине Юстсйс упал с утеса, как из-за нее прозевали почти всс знамения, как она сердилась и ссорилась. Ей хотелось сказать «простите меня», но она не могла выговорить ни слова. Лев взглядом подозвал ребят, склонил над ними голову и, лизнув каждого в бледное лицо, промолвил:
— Нс думайте больше об этом. Я не сержусь. Вы ведь сделали то, зачем я посылал вас в Нарнию.
- Эслан, — сказала Джил,— можно нам домой?
Конечно. Я для того и пришел, чтобы отвести вас,—
ответил Эслан.
Лев широко разинул пасть и выдохнул. На ссй раз не было полета по небу, нет, им показалось, что они стоят на месте, зато и корабль, и почивший король, и замок, и снег, и зимнее небо — все будто сдунуло, все растаяло, как дым на ветру. И вот они уже стоят, в самый разгар лета, на лужайке под могучими деревьями возле журчливого ручья на Горе Эслана, на высочайшей выси в запредельном краю того мира, в котором находится Нарния. Однако траурная музыка по королю Каспиану звучала и здесь. Ребята двинулись вслед за Львом вдоль ручья, и Джил хотелось плакать — оттого ли, что Эслан столь прекрасен, оттого ли, что музыка столь печальна...
Эслан остановился, и дети увидели: там, на дне ручья, на золотистом каменном ложе, под водой, подобной текучему стеклу, лежит король Каспиан, и его длинную белую бороду колышет течение. И все трос заплакали. Даже Лев, Великий Лев ронял слезы, и каждая была драгоценнее любого алмаза, даже будь тот алмаз размером с Землю. И Юстейс плакал. Но не так, как плачут маленькие дети, и нс так, как плачут мальчишки, желающие скрыть свои слезы, но так, как плачут взрослые мужчины. Во всяком случае, так показалось Джил, хотя на этой вершине ни возраст, ни время ничего не значат.
— Сын Адама, — сказал Эслан, — пойди в лес, отыщи там колючку и принеси мне.
ЮгтеЙс помшонажл. Кошчка была.tittmni и остро#, кш
рвиира
Воткни колючку юг с юла. с мм Адама, — сказал Лев
яротяяув Юстсйсу правую перелнюю лапу
Я додагя воткнуть сс а лапу? — спросил Юстейс.
- Да, - отвечал Эслан.
Тогда ЮпеЙс, стиснув зубы, юнш шип. Из рапы вьлгша капля крояя. такой красной, что к расист яг бмяаег я представить лбе невозможно. И капля та пала а ручей на мертвое тело короля. И я тот же мяг траурная музыка смолкла. И мертвая королевская плоть стала преображаться, Седая борода по* темнела, стала серо#, потом желтой, потом укоротилась и вс* везде совсем, щеки зарумянились, иоршянм разгладились, глав открылись, губы тронула улыбка, я вот он уже поднялся ■ предстал перед ними; то ля юноша, то ля мальчик, трудно сказать, потовту что а стране Эслана возраста ист. Да я в наше*? мире только очень глупые дети выглядят совсем полет- скв, а совсем по взрослому выглядят только очень глупые взрос* лыс. Каспяая подбежал к Эслану, крепко обнял его могучую явею я запечатлел иа львином лике крепкий королевский по* целуй. Эслан же ответил ему поцелуем вольного Льва.
Потов! Каспиан глянул на наших герое» и удивленно засмеялся,
- Неужели это ты. Юстсйс? — вскричал король. — Мой Юстсйс' Стало быть, ты а конце концов достиг пределов мира! А что сталось с моим мечом, который ты преломил о морского змея?
Юстсйс. раскрыв объятия, шагнул ему навстречу и вдруг, изменившись в лице, отпрянул.
- Постой! Это асе...— Он запнулся, — очень хорошо. Но ты... разве ты?..
Нс будь ослом, Юстейс, — воскликнул Каспиан.
- Л все-такн,— Бяка глянул на Эслана. — разве он... того... вс умер?
Умер,— а тихом голосе льва послышался смешок. - Конечно, умер. И знаешь, многие уже умерли. Даже я. Тех, кто еяае не умер, гораздо меньше.
Ну, конечно! — воскликнул Каспиаи. — Я понял! Ты боишься, что я — призрак или что-нибудь в этом роде. Чушь! Пойми, если бы мы сейчас встретились в Нарнии, я бы точно предстал перед тобой призраком, потому что больше нс принадлежу тому миру. Но в своем собственном мире быть бес*
плотным? Так нс бывает. Неизвестно, каким я оказался бы в вашем мире. Однако ведь ваш мир уже и нс ваш, потому что сами-то вы - здесь.
Сердца наших героев забились чаше, но Эслан покачал косматой головой и молвил:
- Нет, мои милые. Нс сегодня. В следующий раз вы останетесь тут навсегда. А пока вам нужно вернуться.
— Эслан, мне всегда хотелось хоть одним глазком взглянуть на их мир. Это дурное желание?
— Теперь, сын мой, когда ты умер, у тебя не может быть дурных желаний, - отвечал Лев. — И ты увидишь их мир — пяти минут хватит, чтобы понять, что там к чему.
И Эслан объяснил Каспнану, куда возвращаются Джил и Юстсйс, а также всс про Экспериментальную школу; оказалось, он знает и про это.
— Доченька,-- обратился Эслан к Джил, — Сломи*ка вон ту веточку, — она послушалась, и в се руке ветка обернулась отличным гибким хлыстом. -- А теперь вы, сыны Адама, обнажите свои мечи. Но только ради устрашения, ибо тс, на кого я вас посылаю,— не воители, а дети и трусы.
— Ты пойдешь с нами, Эслан? — спросила Джил.
— Нет. Но они увидят меня — со спины.
Он быстро повел их через лес; несколько шагов, и вот уже перед ними ограда Экспериментально!’! школы. Эслан взревел так, что солнце дрогнуло в небе, и кусок стены, шагов в тридцать длиной, рухнул наземь. В пролом стали видны кусты лавра на задворках и крыша школы, а над ней унылое осеннее небо — ничего нс изменилось с тех пор, как наши герои покинули Англию. Эслан обернулся к Юстсйсу и Джил, подышал на каждого и лизнул в лоб. Потом улегся в проломе стены, обратившись золотистой спиной к нашему миру, а ликом — к своему. И в тот же миг Джил увидела тех, кого знала слишком хорошо. Они выскочили из зарослсй лавра, вся шайка: там были и Адель Псннифсзер, и Чолмондсли-старшин, и Эдит Винтсрблотт, и прыщавый Сорнср, и вел11 ковозрастный Баннистер, и эти противные близнецы Гарреты. Они выскочили и вдруг застыли на месте. Выражение подлости, тщеславия, жестокости и трусости исчезло с их лиц и заменилось одним — ужасом. Они увидели льва размером со слона, возлежащего на месте рухнувшей стены, и трех сверкающих воителей с мечами наголо, мчащихся прямо на них. Во имя Эслана Джнл
угостила дсвни хлыстом, а Каспиан и Юстсйс мальчишек - чечлми (конечно, плашмя) пониже спины. И минуты нс прошло. а вся шайка уже катилась вниз сломя голову с воплями: «Караул! Убивают! Львы! Мы так нс играем!» Прибежала директриса, увидела льва, проломленную стену, Каспиана, Юстсйса и Лжил (своих учеников она, разумеется, нс признала) и бросилась звонить в полицию. Она кричала в трубку что-то про льва, который бежал из цирка, и бандитов, которые разрушили стену и бегают с ножами. Среди всей этой суеты Джил и Юстсйс беспрепятственно проскользнули в спальни и переоделись, сняв с себя яркие нарнианскис платья, а Каспиан возвратился обратно в свой мир. И стсна по слову Эслана восстановилась. Прибывшая полиция нс обнаружила никакого льва, никакого пролома в стене, никаких преступников, а только директрису, которая походила на сумасшедшую. Началось расследование; вскоре многое из того, что творилось в Экспериментальной школе, вышло наружу, и человек десять старших учеников выгнали. Тогда друзья директрисы поняли, что директриса в директрисы нс годится, и устроили се главным инспектором над другими директорами. Когда же выяснилось, что она и на это нс способна, ее протолкнули в Парламент, где она счастливо пребывает и по ссй день.
Темной ночью Юстсйс закопал нарнианскую одежду на школьных задворках, а Лжил украдкой увезла свою домой и щеголяла в причудливом платье на балах. С того дня дела в Экспериментальной школе пошли на лад, и она стала вполне пристойной школой. А Лжил и Юстейс навсегда остались друзьями.
Далеко-далеко, в Нарнии, король Рилиан, как должно похоронил своего отца. Каспиана Десятого, Мореплавателя, и должное время носил траур. Воссев на престол, Рилиан правил мудро, и страна его процветала, хотя лягва-мокроступ по имени Зудень (чьи ступни, кстати сказать, недели через три стали как новенькие) часто говаривал, что ясное утро - к ненастью, а счастливые времена — нс вечны. Дыра в косогоре так и осталась незаделанной; летними днями нарнианцы спасаются в ней от жары, катаются на лодках с фонарями по темному подземному морю, поют и рассказывают друг другу
о городах, оставшихся глубоко на дне. Если вам когда-нибудь повезет, и вы сами окажетесь в Нарнии, нс забудьте заглянуть в те пещеры.
ПОСЛЕДНЯЯ
БИТВА
|
Калормсм |
Глава 1 Иа озере Чан
В |
последние дни Нарнии на западной ее окраине, далеко-далеко за Фонарным углом, или урочищем, и со-
I всем неподалеку от большого водопада жил-был Обс- зьяныч. И был этот Обсзьяныч столь стар, что никто уж НС помнил, когда и откуда он появился в этих краях. И был он самым умным, самым безобразным, самым морщинистым из всего обезьяньего рода — таким он был самым-са- мым, что и представить себе невозможно. Жил Обсзьяныч на дереве, в хижине из сучьев и листьсв, а прозывали его Глумом. И никто из местных лесных жителей нс желал иметь с ним дела — ни животные, ни люди, ни гномы,— если нс считать одного ишака по прозвищу Глуп. Глум и Глуп жили по соседству и были друзьями. То есть так они друг друга называли, а на самом-то деле, если посмотреть со стороны, Глуп для Глума скорее был слугой, чем другом. За двоих работал ишак. Скажем, пойдут они по воду на реку: Глум наполнит бурдюки, а Глуп их тащит. Иль понадобится что-то на базаре (а базар неблизко, в городе Каменный Брод, ниже по реке): ишак с пустыми корзинами на спине топает туда, а обратно — с полными и тяжелыми — он же. Принесет ишак вкусненького, а Глум всс сожрет один, приговаривая:
Видишь ли, друг мой Глун, я нс ты: нс могу я прокормиться травой да чертополохом, а ты можешь. Только и
© В. Воседой, перевод, 2000
миг цель нужно поддерживать чем-то свое бренное тело? Стало быть, всс у нас по справедливости.
Глуп на это отвечал неизменно:
— Ну конечно. Глум, конечно. Я понимаю.
И никогда не сетовал, потому что знал: Глум вон какой премудрый; для простого ишака водить дружбу с таким мудрецом — чссть великая. Когда же Глуп вдруг начинал артачиться. Обсзьяныч ему выговаривал:
Послушан. Глуп, ведь я умнее тебя, нс так ли? Нои ты. Глуп, достаточно умен, чтобы понять, что ты глуп, j
И Глуп всегда соглашался:
- Да. да. Что правда, то правда. Глуп и впрямь глуп.
После чего, вздохнув, делал всс, как велел ему Глум.
Однажды ранним вешним утром эта парочка прогуливалась по берегу Чана. (Чан — было такое озеро в западной Нарнии и лежало оно у подножия гор. Вытекала из него нарнианская река Великая, а впадал в него горный поток, низвергаясь грохочущим водопадом с высоченного скалистого уступа. Вот почему вода в том озере всегда кипела, пенилась. коловращалась, будто варево в чане. Оттого и назвали озеро Чаном.) Так вот, гуляли друзья по бережку (а было то ранней весной, когда в горах диких западных земель таял снег и водопад набух полой водой), любовались бурлящим озером, и вдруг Глум ткнул своим темным морщинистым пальцем в сторону водопада:
— Погляди! Что это там?
— А что там? — спросил Глуп.
Что-то желтое. В водопаде. Вон, опять! Гляди-ка, плывет по озеру. Обязательно нужно выяснить, что это за штука.
Обязательно? — переспросил Глуп.
— Конечно, — отвечал Глум. — А вдруг штука полезная? Будь другом, Глуп, сплавай и принеси. Тогда мы сможем разглядеть се как следует.
— Сплавать и принести? — переспросил ишак, шевеля длинными ушами.
- Конечно. А иначе как мы узнаем, на что она годится, если ты ее нс достанешь? — удивился Обсзьяныч.
Но... но... — задумался Глуп, — а сам бы ты нс мог бы... э... сплавать? Потому как это тебе хочется знать, что это за штука, а мне вовсс нс хочется. И потому как ты со*
всем как человек или гном — у тебя есть чем хватать и держать, у тебя руки. А у меня только копыта.
- Вот как? — воскликнул Глум. — Нс ожидал я от тебя такого. Нет, нет, никак нс ожидал!
— А чего? — спросил ишак упавшим голосом, уж очень обиженный у Глума был вид.- Я вссго-то и сказал...
- Ты сказал, что я должен лезть в воду,— подхватил Обсзьяныч. — Как будто тебе нс известно, сколь слаба обезьянья грудь и как легко мы простужаемся! Что ж, прекрасно! Я полезу! Я и так уж продрог на ветру. Брр... Но я полезу. И, скорсс всего, умру. И ты еще поплачешь на моей могилке...— Голос Глума пресекся, будто он сам вот-вот разрыдается.
- И-йа, не надо! Пожалуйста, нс надо! Прошу тебя, не надо,— с надрывом проревел ишак.— Я ничего такого нс думал. Правда, правда, нс думал. Ты же знаешь, какой я глупый — у меня в голове больше одной мысли не умещается. Вот я и забыл про обезьянью слабую грудь. Я с удовольствием сплаваю. А тебе никак нельзя. Обещай мне, Глум, что ты туда нс полезешь.
Глум обещал, а Глуп — цок-цок-цок — зацокал всеми четырьмя копытами по скалистому берегу туда, где полегче спуститься к воде. То, что вода в озере студеная, это еще полбеды, а вот буруны и водовороты — нс шутка. Стоял Глуп, дрожал и никак нс мог решиться. Тогда Глум, стоявший позади, задумчиво так молвил:
- Давай-ка я слазаю, Глуп, у меня это лучше получится.
А Глуп, услышав слова Глума, воскликнул:
— Нет, что ты! Ты же обещал. Я сейчас...— И плюхнулся в озеро.
Он ушел с головою в пену, хлебнул воды и ничего нс видел. Пока барахтался, его отнесло от берега, и попал он в самый водоворот. Понесла быстрина его по кругу, по кругу, всс быстрее, быстрее, а потом бросила прямо под самый водопад. Поток обрушился на него всею мощью и потащил вниз, на дно, в такую глубь, что Глуп успел даже подумать - воздуха ему нс хватит. Однако вынырнул. И совсем рядом с той самой штуковиной, которую должен был достать. Но схватить не успел — водопад уволок се на дно. А когда она вынырнула, ишака отнесло совсем в другую сторону. Но в
копит кон nos уставший до смерти, измочаленный и продрогши*? Глуп ухитрился ухватить эту штуку зубами и поплыл к берегу, волоча ее и подталкивая. А штука оказа- уась большущая - размером с ковер перед камином,- да к тому же тяжелая и скользкая, и путалась в ногах, мешая плыть.
И вот. бросив ос к йогам Глума, стоит Глуп весь мокрый, дрожащий и никак не может отдышаться. Л Обсзьяныч даже не взглянул на друга, не посочувствовал. Обезьянычу было нс до ишака он ходил вокруг штуковины, щупал, тискал и нюхал се. В глазах его блеснул злой огонек.
— Это нс штука, а львиная шкура, - сказал ои. «
Па. иа. неужели? Глуп никак нс мог прийти в себя после купания.
Интересно... интересно... интересно,*- бормотал Глум, что-то обдумывая.
Интересно, интересно. — повторил Глуп немного по- годи. — кто убил этого бедного льва? Его нужно похоронить. Мы должны его похоронить.
Хс. - возразил Глум." Лев-то был не говорящий. Наверняка Там, выше водопада, в диких западных землях нет говорящих животных. Эту шкуру носил бессловесный дикий Лев.
Между прочим, так оно и было. Человек-охотник убил дикого льва и сиил с него шкуру далеко-далеко в диких эсмлих. и случилось это несколько месяцев тому назад, и... Но не будем отвлекаться, то совсем другая история.
Все равно. Глум. — заупрямился Глуп,— даже если Лев был дикий в бессловесный, разве мы нс должиы похоронить его с почестями? Потому что разве нс всс львы... я хочу сказать, всс львы священны. Потому что Великий Лев, ом тоже... Разве нс так?
Нс забивай себе голову всякими глупостями, Глуп,- от чах нуле я Глум.— Ты же сам прекрасно знаешь, что ты глуп. А из этой шкуры мы справим тебе отличную теплую зимнюю одежку.
Не а.— покачал головою ишак. — мне думается, не надо Потому что это будет похоже... ну, потому что другие подумают... а мне не хочется...
Нс пойму, о чем ты,— хмыкнул Глум, по-обезьяньи дочесываясь.
|
— Потому что нехорошо глупому ишаку рядиться в львиную шкуру, — пояснил Глуп. — Потому что это насмсшка над Великим Львом, над самим Эсланом.
— Хватит тебе, нс спорь! - поморщился Глум.— Что может ишак понимать в таких материях? Уж позволь мне думать за нас двоих, коль скоро сам нс умеешь. Разве я лезу в твои дела? Нет. Потому что знаю: вовсс нс всс мне по силам. Потому что понимаю: кос в чем ты меня превосходишь. Вот, к примеру, почему я согласился, чтобы именно ты полез в озеро за этой шкурой? Потому что знал, у тебя это лучше получится. Но ведь кое-что у меня получается лучше, чем у тебя. Или, по-твосму, я вообще ни на что нс годен? Будь справедлив, Глуп. Пусть каждый делает свое дело.
Ну, конечно, конечно, если ты так полагаешь, — кивнул ишак.
— Да, я так полагаю,— продолжал Глум.—* А еще я полагаю, что сейчас тебе лучше всего сбегать в Каменный Брод, поглядеть, нет ли там на базаре апельсинов или бананов.
— Ох, Глум, я слишком устал, — заупрямился Глуп.
— Разумеется. Но кроме того, ты промок и замерз. Тебе надо согреться. Пробежка в таких случаях очень полезна. А если учесть, что сегодня в Каменном Броде базарный день...
И Глуп, как всегда, дал себя убедить.
Глум, избавившись от ишака, по-обезьяньи — то на двух ногах, то на четвереньках — доковылял до своего дерева, а там — с ветки на ветку — до своей хижины, и всю дорогу, ухмыляясь, балабонил что-то себе под нос. Взял иглу, моток ниток и большие ножницы (столь премудр был Обсзьяныч, что умел даже шить — научился у гномов), сунул моток за щеку, словно леденец (а нить в мотке была толстая, как бечевка, и щека у Обезьяныча раздулась, будто шар), иглу зажал в губах, ножницы — в кулаке, спустился с дерева и поковылял обратно к львиной шкуре. Присел над нею на корточках и принялся за работу.
Глум сразу прикинул, что львиное тулово длиннее ишачьего, зато шея у Глупа дольше. Потому, вырезав из середины шкуры кусок, он скроил из него высокий ворот и вшил между львиной головой и плечами. А потом приладил множество завязок, чтобы можно было свести края шкуры на животе и ногах у Глупа. А когда над ним пролетала какая-либо
L А
UM________________________________ ^
птица. Глум бросал работу и с тревогой провожал пернатую рзглядом. Никто нс лол жен был знать, чем он занят. И ему повезло — ни олна ил этих птиц нс была говорящей.
К вечеру возвратился Глуп. Он нс бежал ни трусцой ни вприскочку, а. как истинный ишак, терпеливо плелся нога за могу.
Нс было там апельсинов, и бананов тоже нс было. И ох, как я устал! — сказал Глуп и лег.
Ну-ка. вставай! Примерь свою прекрасную львиную обнову. — приказал Глум.
Нс-а. — помотал головой ишак. — Ну се, эту старую шкуру. Завтра утром примерю. Я слишком умаялся.
Это несправедливо. Глуп. - обидслся Обсзьяныч. - Ты устал, а я. по-твоему, что, нс устал? День-деньской, пока ты гулял себе вдоль речки да обратно, я трудился из последних сил — и всс ради тебя. Вот. гляди, я и ножниц в руках удержать нс могу — вот как устал. А ты мне даже спасибо не хочешь сказать... даже посмотреть не хочешь... это бессердечно... это... это... это...
Дорогой мой, милый Глум! — вскричал Глуп, вскакивая иа ноги. — Прости меня, если можешь. Я ужасно гадкий. Разумеется, давай примерим. По-моему, одежа роскошная. Я хочу надеть се. Сейчас же. Немедленно. Ну, пожа- луЙста...
- Так и быть, — согласился Обсзьяныч. — Стой, не шевелись.
Шкура была слишком тяжела для Обезьяныча, но в конце концов, пыхтя и отдуваясь, с превеликим трудом он напялил ее на ишака, запахнул края на животе и завязал веревочные тесемки, то же проделал на ногах и на хвосте. Серый нос и морда ишака чуть выглядывали из-под львиной головы. Конечно, кто видел настоящих львов, тот нм за что нс обманулся бы. А вот кто в глаза львов не видывал, мог бы и обмишулиться, приняв Глупа в львиной шкуре за льва. Конечно, если только издали да в полумраке, да если глупый ишак нс заревет нс вовремя и ме застучит копытами.
— Ты выглядишь великолепно, просто великолепно,- воскликнул Обсзьяныч. — Всякий, тебя увидев, сразу поду* мает, вот ом, Эслан, ВслмкиЙ Лев.
— Это очемь плохо, — сказал Глуп.
— Нет, совсем наоборот,— сказал Глум.— Всякий станет делать то, что ты прикажешь.
— He-а, потому что я никому ничего не хочу приказывать.
— Да подумай ты хорошенько, ишачья твоя башка, каких дел мы вдвоем натворили бы! — настаивал Глум.— Я бы давал тебе советы. Да, да, и советы мои, как всегда, были бы мудрыми. И всс нам подчинились бы, даже король. И мы навели бы в Нарнии порядок.
— Порядок? — удивился Глуп.— А разве в Нарнии нет порядка?
— Какое там! — взревел Обезьяныч.— Хороши порядки — ни бананов, ни апельсинов!
Видишь ли,— сказал Глуп,— не так уж много таких... то есть, я так думаю, потому что не всем они нужны, а только... только тому, кому нужны.
- Между прочим, сахара у нас в Нарнии тоже маловато,— заметил Глум.
- Да-а,— согласился ишак.— Сахара и впрямь надо бы побольше.
Вот и прекрасно,— обрадовался Обсзьяныч.— Ты будешь Эсланом, а я буду подсказывать, что ты должен говорить.
- He-а, не-а, не-a,— испугался Глуп. — Не говори так. Потому что это нехорошо, Глум. Я, конечно, глупый, но даже я понимаю. А вдруг придет настоящий Эслан — что он с нами сделает?
- Полагаю, он одобрит, — почесался Глум. — Полагаю, он-то и послал нам львиную шкуру, чтоб мы навели тут порядок. Кроме того, он нс придет. Никогда. Во всяком случае, нс в наши дни.
И едва Обсзьяныч произнес эти слова, как с неба грянул чудовищный удар грома и земля под ногами заходила ходуном. Приятели нс устояли и пали ниц.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
