Хроника выживания. Роман. 2 страница

«А за трудодни в колхозе и тридцать рублей пенсии, это не рабы? А за сто сорок после института, за сто пять после техникума, это не рабство? Платили столько, чтобы человек не сдох с голоду, и не вышел на улицу голым. Жировали лишь торговые, партийное и советское руководство, высшее чиновничество. Вот такое Отечество», – этих мыслей майора не услышали солдаты.

– Сейчас уборка территории, спален, столовой. Это наш дом до мая, пока спортсмены не приедут. Будет здесь уютно или «гадюшник», от нас зависит. Лейтенанты, командуйте, вечером проверю. Р-разойдись! Капитан, пойдёмте со мной.

В сторожке вскипел чайник.

– Ну, что, капитан, работать будем, или как?

– Или где.

– Точнее.

– Будем, куда денемся.

– Нет, ты скажи, если тебе несподручно с нами работать, можешь ехать домой, замену пришлют, не сомневайся.

– Это мой батальон.

– Это легко исправить.

– Кончай, майор, без тебя тошно.

– В кого? – майор осмотрелся нарочито.

– Просто пацаны расслабились в дороге. Ты знаешь, как мы штурмовали предыдущий объект, чтобы сюда попасть? По двенадцать часов, без передыху! Жопа в мыле. Дембиля с ног валились, не то, что «зелень».

– Ты из меня слезу не дави. Я спрашиваю: работать будем?

– А то.

– Один раз запах почую, пойдёшь нужники чистить личной зубной щёткой. Доводилось?

– Мы все училище кончали, не дави, майор. Премию пацаны получили. Для них переезд, как для тебя Сочи. Отдохнули малость. У меня батальон работящий, сам увидишь.

– Долгостроя не будет, капитан, не тот случай. Порасслаблялись и будя. Объект на жёстком контроле. Понимаешь, что значит сие?

– Не маленький.

– Договорились?

– Замётано, – капитан ушёл.

Майор наладился пить чай. Достал тушёнку, сгущёнку, галеты. Сделал бутерброд – галету с мясом, открыл рот... Дверь на шоссе отворилась, вошёл, слегка прихрамывая на левую ногу, белобрысый майор в полевом камуфляже. Высокий, жилистый, мощный, на несколько лет моложе Юрия.

Без тени улыбки вытянулся по стойке «смирно» перед несколько удивлённым начальником строительства.

– Майор Кузьмин, командир батальона спецохраны, представляюсь по случаю перехода моего подразделения под ваше командование.

– Вольно, – принял игру Швец, не моргнув глазом, – Я, товарищ майор, человек простой. Я сижу, чай пью, и ты садись, чай пей. Я бутерброд ем, и ты садись, чай пей.

– Разрешите доложить?!

– Докладывай, – Соломонович, важно.

– Согласно Вашему приказу, в распоряжение начальника спортбазы выделено три единицы колёсной техники, типа грузовик с тремя грузчиками-сопровождающими в каждой. Люди обеспечены сухим пайком на весь день. Жду дальнейших указаний!

– Благодарю за службу, присаживайтесь, – небрежно, снисходительно.

Кузьмин сел с некоторым усилием.

– Чапай значит, да? – пристально, без смеха смотрел на строительного начальника.

– Нет, просто я тоже простой человек, – скромно-наиграно потупился Юрий.

– Это похвально, а теперь объясни.

– Ты действительно дал транспорт?

– Конечно.

– И людей?

– Естественно.

– Не ожидал.

– Почему?

– Ну, мы стройбат, отребье так сказать, недоразумение советской армии. Вы элита, только Москве и подчиняетесь. Говорят, покруче десантуры спецохрана будет, так?

– Смотря какой командир.

– А ты, какой?

– Я хороший, – серьёзно без смешков.

– А ты знаешь, я тоже, – после недолгих раздумий ответил строитель.

– Верю. Только поправка маленькая: это не мы в армии элита, вы.

– Поясни.

– Мы лишь разрушать обучены, а вы созидаете.

– Ах, в этом смысле.

– В этом.

– Ну, тогда мне ещё УАЗик нужен, на целый день, и пожрать чего-нибудь. Мой транспорт в пути, вот такие дела.

– Нахал? Уважаю. Бери. Водитель с возвратом. Он у меня на балансе. Пулю пишешь?

– По копеечке?

– А по три, слабо?

– Боюсь, мой оклад таких растрат не выдержит.

– А воровать не пробовал?

– Не получается, как-то.

– Сработаемся – Кузьмин протянул руку...

Так это начиналось. А потом был год каторжных работ: бессонных ночей, конфликтов, маленьких побед и больших разочарований. И всё-таки он Это сделал, санаторий сдали в срок.

1. ДЕТИ – ЭТО НАШЕ ВСЕ.

Утро разродилось чудо-погодой, под стать празднику. Небо пронзительной голубизны – ни облачка. Изумрудная «зеленка» вдоль узкого, но хорошего шоссе удивляла сочностью и богатством оттенков. Шоссе не петляло, повторяя контуры отрогов гор, а безжалостно вгрызалось в них то пандусом, то каньончиком, то тоннелем. Очевидно строители, срезая углы, денежку не жалели. Справа от дороги, вдаль и ввысь громоздились Кавказские горы. Сначала зеленые, выше пегие, зелено-коричнево-серые. Еще выше и дальше зелень исчезала и в поднебесье, на пределе видимости, сверкала белизной снежная ушанка.

Кортеж на большой скорости проскакивал мостики и дамочки с трубами для стока воды под ними. По каждому междугорью то стремительно, то лениво несли свои воды ручейки и речушки, вливаясь в уже настоящую реку, шумливую на порогах, задумчиво-неспешную в заводях, стремящуюся в обратном движению кортежа направлении, на запад.

Водители опустили солнцезащитные козырьки, солнце било прямо в глаза. В переднем, не считая ГАИшной «канарейки» с мигалкой, правительственном ЗИЛ111, предоставленном министру крайкомом партии прямо на военном аэродроме, расслабились двое военных в парадных мундирах.

– Да, некстати эта поездочка, перед праздником столько работы, шутка ли, День Победы, – маршал недовольно жевал губу, – а теперь еще и ЭТО.

– Бабахнуло от души, вероятный противник отдыхает. Я своих со всего Союза туда гоню.

– Повезло же Мише на взлете с этим Чернобылем. Хоть в петлю.

– Этот не полезет, стрелочники найдутся, будьте покойны. Так, может, все-таки диверсия?

– Нет, мои глубоко рыли. А, хотя, если наше всегдашнее головотяпство считать диверсией, то да, диверсия. Почти семьдесят лет – одна сплошная диверсия, – министр рассеяно смотрел на то приближающуюся, то отползающую на пару-тройку километров реку, завораживающие своей монотонностью, плавные горки проводов высоковольтной ЛЭП.

– Послали бы со мной зама, мы бы справились.

– Нельзя, наш Идеолог перестроечный этот пансионат с большой помпой раскрутить желает. «Народу позитив нужен». Там телевизионщики уже три дня сидят, часовую программу готовят. А мне вот речь написали, – маршал постучал по лежавшей на коленях папке, – Да и тебе, Петр Андреевич, речь толкнуть придется.

– Я не готов! – вскинулся генерал, – Да и не мастак я блудословить.

– Словоблудничать.

– Один черт, – генерал обречённо махнул рукой.

– Не строй из себя сироту казанскую. Слыхивал я, как ты трехстопным ямбом полковников с генералами кроешь. Красноречия тебе не занимать.

– То генералы, а то дети.

– Я официоз выдам, а ты уж сам, своими словами: спасибо мол сынки за труд... Ну и так далее.

Генеральский взгляд ушел в себя, старый служака прокручивал неожиданно свалившуюся на него речь. Долго ехали молча.

– А это, что? – маршал указал на серые железобетонные глыбы корпусов, возникшие справа, в глубине очередной долины, из-за очередного отрога.

– О, уже почти приехали, – очнулся генерал, – Это и есть наш щебневый заводик. Это на нем практически всю породу с нашего Объекта в щебень да отсев перемололи.

– Ничего себе «заводик». Я на Урале горно-обогатительный комбинат видел, так этот, пожалуй, не меньше будет. Ну-ка, Коля, останови, – приказал шофёру шеф, – Разомнёмся малость, ноги затекли.

Следом за ведущим замерла и вся кавалькада. Из чёрных тёзок великой русской реки высыпала разнокалиберная военная братия в чинах не ниже полковника, штатские в одинаковых, будто с конвейера, строгих костюмах, пара особей близкого к женскому пола, из Минздрава.

Из ближнего к генеральскому автомобиля явилось миру главное партийное и советское начальство автономии. Неуловимо похожие, хоть были абсолютно разными и по росту и по комплекции и по одутловатости морды лица. Подошли к генералам. Тут же, как черт из табакерки, явился молодой полковник, референт министра. Вопросительно, услужливо «ел глазами» начальство.

– Мальчики налево, девочки направо. Пятнадцать минут, – бросил маршал, не оборачиваясь, но точно зная, что, кому надо, услышат и в точности исполнят.

Щеголеватый референт улыбнулся в аккуратные усики, показывая, что понимает тонкий юмор шефа и исчез, оставив за собой легкое облачко пыли и «Шипра».

– Ну, Петр Андреевич, в двух словах, что сейчас с этим комбинатом? Он у нас на балансе?

– Пока, да, – генерал поморщился.

– А он нам нужен?

– Как геморрой, Пётр Устинович.

– Ну, так отдай.

– Кому?

– Так вот им и отдай, – маршал кивнул на первого секретаря автономии, – или не возьмёте?

Первый сердито зыркнул на «своего» председателя Совета, крякнул с досады.

– Мы бы всласть, так хто ж нам дасть. Москва всё под себя гребёт.

– Так это только курка от себя, – порадовался собственной шутке маршал, – потому и в бульоне а не в шоколаде. На кой Москве ваш щебень? Это автономный уровень, если не районный.

Первый партиец открыл было рот, но генерал поднял предупреждающе руку.

– Позвольте, я объясню, товарищ министр. Километрах в сорока на юго-восток, в горах, разрабатывали месторождение железохромовой руды. Гора целая.

– Эка невидаль, да у нас этих железных месторождений по Союзу, за тысячу лет не выгрести.

– Руда не простая, Пётр Устинович. Там, кроме железа, хрома процентов двадцать. Кроме того: никель, вольфрам, молибден и чёрт его знает, какие ещё редкоземельные элементы. Горку эту за полста лет срыли, считай до основания. Обеднённую руду возить на обогащение стало нерентабельно, и в начале шестидесятых этот рудник прикрыли.

– Какая связь? – маршал нетерпеливо шаркал ножкой.

– Вы же знаете: и на Урале уже немало горок срыли, редкоземельных поубавилось, а наш среднемаш требует их всё больше и больше.

– Знаю, – министр постепенно терял терпение.

– Так вот, горняки посчитали, что теперь уже опять рентабельно возить эту руду на обогащение даже в Приуралье. А, когда пронюхали, что наш заводик загружен лишь на десять процентов, такую волну в ЦК подняли, мама не горюй! Ведь его нетрудно переоборудовать в горно-обогатительный комбинат. Из ЦК приказали – отдай. Мы документы готовим, на передачу, но тут «радиоактивные» вписались, им тоже наш заводик приглянулся. Конечно! Кто ж от такой халявы откажется? Оборудование – самое современное, когда строили, деньга ещё водилась, не жалели. А теперь ещё местные «перестроились», – мотнул головой на Первого, – «На нашей земле, нам отдайте!». В общем, я все документы в Совмин передал, пусть теперь у них голова болит. Мне всё равно, кому отдать, лишь бы с рук сбыть этот «вспомогательный объект».

Все смотрели в сторону многострадального комбината. Оттуда доносился солидный гул камнедробилок.

– А где же они сырьё берут? Мы, вроде, почти закончили.

– Да, проходка по третьему «ковчегу» завершена. Всего один проходческий участок работает. Запасные выхода, вентиляцию добивают. Скоро монтажников сюда посылать. Оборудование завозим.

– И всё-таки, откуда камень берут? – министр взглянул на часы.

– «Великую китайскую стену» продолжают строить, – генерал показал на отвесные скалы, вздымавшиеся слева от комбината.

– Так это они гору, под которой «Ковчег», ковыряют?

– Не боись, Петр Устинович, Объект под соседней горой. Под этой только танкоремонтный заводик. Я разрешил вдоль межгорья долбать эту гору до тех пор, пока отвесная стена не достигнет высоты сорока, пятидесяти метров. В общем, едят гору вдоль хребта, вглубь горного массива. За пять лет более трех километров сожрали. Просились карьер заложить, я запретил. Пусть гору кушают. А я каждый год рапортую: «Приняты дополнительные меры безопасности для исключения проникновения посторонних лиц в пределы охраняемого периметра вокруг объекта «Ковчег», – с удовольствием процитировал главный военный строитель западной трети страны.

– Вот лисяра, – усмехнулся маршал, – а я всё гадаю: за что это его ЦК каждый год дополнительно премирует? А он тут себе маленький гешефт устроил.

– Так зачем же карьеры рыть, потом с них воду откачивать? Они гору рванули, порода сама с неба посыпалась. Только знай, собирай, да вези дробить. И технология проще, и мне «усиление мер безопасности».

«Автономные» понимающе заулыбались. Опытные партийно-номенклатурные бобры печёнкой чувствовали: когда лизнуть, когда гавкнуть. Сейчас, почти ничего не понимая из разговора Московских бонз, предпочитали отмалчиваться.

Материализовался референт, деликатно покашлял.

– Чёрт, заболтались соасем, – снова взглянул на часы маршал, – во сколько митинг?

– В двенадцать.

– Поехали, поехали.

Кортеж, резво набирая скорость, помчался дальше, вдоль высокой отвесной стены, которую отделяла от шоссе только железная дорога, сопровождавшая их на всём пути от ближайшего посёлка, и являлась как бы его продолжением, от чего шоссе казалось гораздо шире. Вместе с ним она ныряла в тоннели, пробегала по насыпям, и вдруг, её ответвление, повторяя изгиб стены, резко ушло вправо в очередное горное ущелье.

– Притормози, – бросил министр водителю.

Машина остановилась напротив въезда в очередное межгорье.

– Вот добрались и до танкового. А что это за постройки? Раньше, вроде, не было, – указал на группу строений за высоким бетонным забором в полукилометре от входа в горную долину. Что, батальон охраны себе таких хоромов понастроил?

– Спортбаза ЦСКА, Пётр Устинович. Недавно построили. Со мной согласовали, я не возражал. И дополнительное прикрытие для Объекта, и пацанам, говорят, в горах тренироваться нужно, чтобы на равнине легче дышалось.

– И инфраструктура вся на блюдечке. Небось и сауна есть?

– А, как же, и бассейн, и сауна, нужно же спортсменам перед соревнованиями вес до кондиции доводить. И гостиница приличная и коттедж для особо дорогих гостей.

– Так генералы тут пацанов тренируют, или бордельеры с девками в сауне устраивают?

– Насчёт девок не знаю, но охота и рыбалка здесь знатные. Почитай двадцать километров в окружности ни одного жилого дома. Санитарная зона.

– Да, постарался Горец под занавес, всех выселил. Этот проект ещё в сорок шестом задумали, сразу после Хиросимы.

– Помню.

– Ну, а охрана где?

– Сразу за базой. Вон, справа от забора шлагбаум и сторожка, возле железной дороги, видите?

– Нет. Я не «Соколиный глаз». Ладно поехали, трогай Коля. Сколько еще?

– До поворота семь километров осталось…

Шоссе свернуло в следующую горную долину. Ещё через несколько километров кортеж миновал украшенную флагами «триумфальную арку», дежурный бронзовый бюстик Ленина на мраморном постаменте, посреди большой цветастой клумбы. По широкой, сверкающей недавно уложенным асфальтом дороге проследовали мимо футбольного поля с ярко окрашенными невысокими трибунами, баскетбольной и волейбольной площадок, теннисного корта забранного сеткой рабицей, свернули налево и выкатились на высокую бетонную дамбу.

– Останови посередине, – приказал маршал.

ЗИЛ послушно остановился посередине дамбы, военные вышли. Министр неспешно огляделся. Пейзаж ошарашивал зелёно-голубой красотой. Дамба, высотой более пятнадцати метров, протянулась на полторы сотни метров, перегородила речушку, создавая узкое, длинное озеро. Справа и слева его опоясывала узкая аллея, обсаженная яркими цветами.

Справа, повыше аллеи, в обрамлении зелени деревьев, яркими разноцветными пятнами блестящей на солнце эмали выделялись трёхсекционные домики детских спален. Между ними – одно и двухсекционные вкрапления коттеджей для персонала. Слева – не более десятка одно и двухсекционных домиков у самой воды. Выше угадывались крыши каких то строений из красной черепицы.

Маршал свесился над перилами, заглянул в близкую воду озера.

– Какая глубина?

– Возле дамбы — почти пятнадцать метров, – нарочито небрежно ответил генерал.

Табунчик сопровождающих восторгался у въезда на дамбу.

– Что-то в смете я эту дамбу не припомню, – в голосе министра чувствовался металл.

– Ну, как же, – сплошная невинность, – эта дамбочка прошла у нас как взрывные и землеустроительные работы.

– Дамбочка? – гроза приближалась, – и этот «Днепрогэс» ты называешь дамбочкой? Это ж повыше хрущёвки будет! Бетон откуда? Колись, старый пройдоха!

– Петр Устинович, – примирительно начал генерал, – вы же сами приказали: чтоб не хуже Артека!

– Какой, к чёрту, Артек! Да если эту «Швейцарию» кто-то уполномоченный по документам пролистает... – маршал выразительно чиркнул себя ладонью по горлу.

– Так это ж не для себя, для деток, больных деток наших офицеров. Вы сами говорили, что дети это... Это наше всё!

Буря похоже утихла, так и не разразившись.

– Ты мне зубы не заговаривай, товарищ, головой материально ответственный. Говори: где столько цемента добыл? – стукнул кулаком по поручням из нержавейки министр, – Что, где-то поблизости цементный заводик смастырил? На территории камнедробильного комбината, угадал?

– А хороша идея, – мечтательно протянул Строитель, – я не додумался к сожалению. Хотя и нужды в том не было. Вы тогда, два года назад, нам хвоста накрутили с этим санаторием: чтоб, не хуже Артека, и чтоб недорого, в державе, мол, денег нет, помните?

– Помню, – совсем успокоился и даже скупо улыбнулся, припоминая, министр.

– Что мне было делать? Я по Союзу, по всем округам и даже воинским частям клич бросил: «Для детей военнослужащих с заболеваниями опорно-двигательного аппарата и прочими нервными болячкам будет строиться на Северном Кавказе санаторий-профилакторий». Поплакался – денег нет. Если сами стройматериалы соберём – быть санаторию на шестьсот, а в будущем и на восемьсот мест, если нет – будет заурядный пионерлагерь. Соловьём пел: грязь на Кавказе такую нашли, что в неё человека заносят, а на берег он уже своими ногами выходит.

– Вот жук, – усмехнулся маршал, – и поверили?

– Конечно. Человек должен верить в чудо, иначе жить страшно. Впрочем, грязи здесь и впрямь чудотворные. Местные абреки, говорят, с незапамятных времён об их целебных свойствах знали. И путёвок на пять лет вперёд наобещал.

– Так ты же ими не распоряжаешься. Как отдавать собрался?

– А я три тёхсекционки для нашего ведомства строю, почти готовы уже, – тоном кота из Простоквашино ответствовал генерал, – Валерий Иванович у себя на заводе спальные блоки во всю гонит. Полагаю, к июлю, аккурат к третьей смене, смонтируем. Во-он видите, в начале озера четыре строительных вагончика стоят, особнячком. Там два десятка стройбатовцев оставил. Фундаменты доливают, дорожки асфальтируют, воду гонят, канализацию, кабели. Так что, будет у меня как бы лагерь в лагере, на сто человек! Все долги по путёвкам раздам.

– Ты Андреич, смотрю, совсем из ума выжил. Да кто ж тебе позволит? Заберут на баланс и всего делов! – укоризненно качал головой министр.

– Кто заберёт? – задиристо вскинул подбородок генерал, – Они все сверхплановые! По документам их нет, понимаете? Не-ту! За счёт внутренних резервов, исключительно. Кто заберёт? Не отдам. Костьми лягу.

– Так я и заберу. Ты о своём ведомстве печёшься, а я за всю армию думать должен.

Генерал как-то сразу осунулся. Стало видно, какой он уставший и старый.

– Не режь мечту по живому, Пётр Устинович, – почти прошептал.

– Ладно, генерал, не кисни, может, как-нибудь, за особые заслуги оставим тебе с полсотни мест. Должен же ты как-то долги отдавать. Негоже генералу пустобрёхом слыть. Подумаем.

– И думать нечего! – оживился генерал, – Я вам сколько хочешь таких домиков... А эти не тронь!

– Опять ты меня заморочил. Всё же, что там с цементом?

– А, что с цементом? Я когда клич бросал, не очень то и надеялся. Адрес танкоремонтного по округам разослал, как пункт приёма материалов, и забыл. Замотался. А через некоторое время звонит мне Коган, в панике: все склады, мол, битком, а стройматериалы всё идут и идут. Что делать? Складируем под открытым небом. Я ему: прокат, рифлёнку присылают? Хоть завались, говорит. Строй, говорю, временные ангары. Так он там такого понастроил... В общем, второй завод появился, только на поверхности. Зато потом моноблоки пёк, как батоны. Почти конвейерное производство. Дополнительный штат под это дело выбил. А цемента столько нагнали – ещё таких два, как вы говорите, «Днепрогеса» построить можно.

– Чем же ты расплачивался за всё это? – вкрадчиво вопросил министр.

– Зачем расплачиваться? – на лице генерала прорезалось удивлённо-невинное выражение. Я и за транспорт не платил, всё сами поставщики. А за что платить? Всё списано давно, неучтёнка. Как за списанное уплатишь, если его, по документам, и в помине нет? Могли по дачкам растащить, ан нет, детям отдали. Не перевелись ещё хорошие люди на Руси.

– Хорошие люди? Ворьё, анархисты! Страну растащат, мигнуть не успеешь, заразы... Дальше пошло непечатное, но тихо, почти про себя.

– А куда ж ты средства, на стройматериалы отпущенные, дел?

– Так, людям платил: командировочные, сверхурочные, премиальные. Потому, что они по двенадцать часов вкалывали, почти без выходных. Да я, если хотите знать, – закусил удила генерал, – и солдатам стройбата платил, за сверхурочные, как вольнонаёмным. А, куда деваться с такими сроками драконовскими?

Маршал тяжело облокотился о перила, опустил голову. Долго молчали.

– Под трибунал пойдёшь, – тихо, тоскливо вымолвил, – за махинации в особо крупных... Статья подрасстрельная, это ты понимаешь? И опричников своих за собой потащишь. Деятели!

– А и пойду, Пётр Устинович, чего мне, старику бояться? Зато, это всё детям останется. Новые пришли. Много они для детей понастроят? Себе дворцы будут возводить. И хапать будут, хапать, хапать. Хаос грядёт, Петя, чувствую я. Развал, анархия.

– Ну, ты загнул, Анреич! Ладно, не до тебя им сейчас. Утрясётся, как-нибудь. У нас победителей не судят. Пошли, показывай, чего вы тут ещё наваяли. Мне вот только обидно, почему от меня свои художества утаил?

– А вы бы одобрили?

– Нет, конечно.

– Так вот, потому.

Перешли дамбу, нырнули в тень аллеи поднимавшейся вверх, к видневшемуся впереди фундаментальному сооружению. Через пару сотен метров вновь оказались на солнцепёке, на прямоугольной площадке, по периметру которой широкой лентой чернел асфальт. Посередине алела цветами огромная клумба в виде пятиконечной звезды, в центре которой возвышался флагшток без знамени. Вдалеке, на противоположной стороне площадки громоздилась высоая трибуна для высоких гостей. Неподалёку, напротив – наспех сбитая из досок вышка с телекамерой нацеленной на трибуну. Вокруг суетились телевизионщики.

– Это «линейка» называется. Построения тут у них по утрам. Флаг подымают.

– Знаю, сын в пионерах хаживал.

Мимо военных, в разных направлениях деловито сновали дети, подростки, взрослые. Все в парадной форме: «белый верх, чёрный низ». Было очевидным, что дети нездоровы: кто прихрамывал, кто неестественно горбился, кто подёргивал головой или рукой. Замечались деформированные или опухшие суставы, неестественные выверты рук. В тени, обособленной группкой, расположились «колясочники».

Неспешно пересекли площадку, подошли к ступенькам здоровущего двухэтажного дома, где их поджидала встречающая троица. Вперёд ступил низенький плотный человек.

– Коломиец Илья Ильич, главврач санатория, – представился.

Поручкались. Подтянулись сопровождающие. – А это, – обернулся военврач, – те, кто сотворил это чудо: начальник строительства майор Швец Юрий Соломонович и главный инженер завода, который все наши великолепные коттеджи изготовил, Коган Валерий Иванович.

Вновь рукопожатия.

– Знаю я этих деятелей, и о деяниях сих святых наслышан, – министр напустил строгости, но глаза не злые, – Прохвосты, – тихонько, себе под нос. «Прохвосты» слегка побледнели.

– «Раскололся дед», – тоскливо подумалось майору, – «Интересно: в лейтенанты или на лесоповал»?

– «Вот, брехун старый», – думал Коган, глядя на подмигивающего ему генерала, – «Знал бы, не связывался».

– Что же, зодчие, удивляйте меня дальше. Я уже на «дамбочке» изумился до сырости в штанах.

– Пусть Юрий Соломонович показывает, он всё Это печёнкой выстрадал, – предложил военврач.

– Прошу, – Швец уже подымался по лестнице розового здания.

Маршал вошёл следом и оторопело остановился. Столовая переливалась всеми оттенками жёлтого и бежевого. Крашеных поверхностей не было вообще. Дубовый пол отциклеван как паркет и представлял собой гладкую, без швов, сверкающую лаком поверхность. Стены, от пола до потолка, покрывал полированный кедр. Древесина имела редкую по красоте фактуру, подчёркнутую бесцветным лаком. Мебель – тоже дерево, никакого алюминия, хрома и дешёвого пластика. На зеркальном потолке – необычной формы массивные светильники.

– Чешское стекло, западная группа войск расстаралась, – проследив взгляд министра, гордо отреагировал генерал.

– Симфония дерева и стекла, – позволил себе прокомментировать первый секретарь автономии.

– Теперь я вижу, как можно делать. Холку готовь, не слезу, пока у меня так не сделаешь, – генералу, – Это ведь кедр? Где взял?

– Сибиряки несколько вагончиков кругляка подогнали. Прямо с лесоповала. Говорили: ЗК лучшие брёвна выбирали.

– Почему мне не выбирают? – маршал грустно.

– Объяснить? – генерал, ехидно.

– Сколько такой красоты осталось? – кивнул на стену «нарком».

– Смотреть нужно, – вписался Коган, считавший остатки материалов собственностью завода.

– Не смотреть, а всё, до последней дощечки оприходовать и сдать. У меня «Варшавский договор» в сосновой бане парится, а они тут... Да, майор, можешь. Не зря, я слышал, наш генералитет к тебе в очередь стоит, чтоб с дачкой подсобил. И прораб, и архитектор, теперь вижу – и с внутренним убранством ты на «ты», – скаламбурил.

Осмотрели кухню, «симфонию нержавейки и кафеля», киноконцертный зал на втором этаже. В полуподвал спускаться не стали, выбрались на воздух. Процедурный корпус, спортзал, гостиницу и прочее не инспектировали – дети уже стояли на «линейке». Генералитет и еже с ним поспешили на трибуну.

– Очень прошу, товарищи, покороче, дети долго стоять не могут, – попросил главврач.

– Чёрт знает что. Программная речь на съезде, а не приветствие детям. Писаки! – министр открыл папку, с сомнением полистал машинописные листы.

– Есть, покороче! – обрадовался генерал.

Подошёл к телевизионщикам, о чём-то переговорил, те согласно закивали, заулыбались.

Главврач дал отмашку, торжественная часть началась. Заиграл оркестр. Дети выстроились поотрядно, по периметру поля. Под пионерский салют подняли на флагштоке знамя.

Выступил министр, поздравил детей и персонал с открытием санатория. Говорил минут пять. Затем, столько же, благодарил строителей за ударную работу генерал.

Состоялось награждение. Генерала и обоих «прохвостов» наградили орденами Трудового Красного Знамени «за многолетний самоотверженный труд, и в связи с Днём Победы».

Взял слово «автономный» Первый. Судя по тому, из какого далека он начал, поглядывая в камеру, говорить собирался около часа. Маршал, вежливо улыбаясь, наклонился над его ухом.

– Кончай трепаться, это дети, а не твой парт-хоз актив.

Первый смешался и скомкал речь в дежурные пять минут.

Медик, на камеру, поблагодарил строителей, родную коммунистическую партию и лично Михаила Сергеевича Горбачёва.

Молодое поколение несколько раз проскандировало: Ленин! Партия! Гор-ба-чёв, и отправились в столовую. Гости потянулись к сходням.

– Минуточку, товарищи. Детей отпустили, давайте работать. Займите свои места пожалуйста, – маршал подошёл к микрофону, открыл папку. – Пишем?

Режиссёр-телевизионщик кивнул.

Сорок минут «челядь» улыбалась пустой площадке, пока министр зачитывал речь, полную оптимизма и уверенности в светлом будущем.

2. ВАНЯ.

Праздник был настоящий. На линейке, хоть и стояли недолго, в дистрофичной левой ноге начала пульсировать боль, но не сильно. Повели на обед. Он действительно оказался праздничным. Вместо борща или горохового супа Ване достался настоящий куриный бульон на потрошках, в котором, кроме картошки, плавал целый «пупок»! На второе – настоящая свиная отбивная в манке и величиной с две Ваниных ладошки, да ещё с пюре и половинкой свежей помидоры! Вместо хлеба – пирожки, вместо компота – виноградно-яблочный сок (одна виноградина на одно яблоко, но без воды).

Съесть все эти вкусности оказалось непросто, но малыши одолели потому, что сок и пирожки разрешили взять в спальни. В послеобеденный «мёртвый час», в честь праздника, младшим группам разрешили не спать, а просто полежать один час, и даже разговаривать. Но некоторые, после сытного обеда, всё-таки уснули и проспали два положенных часа. Старшие вообще не ложились.

Жизнь напоминала сказку. Вот, каждый день бы так!

После «мёртвого часа» полдник: молоко, пирожок с маком, две конфеты «Мишка». Их старшие пацаны называли «Михал Сергеичами». Индифферентный к политике, Иван не понимал в чём юмор, но тоже смеялся. Дальше, почти до ужина, всякие процедуры, кому, что доктор прописал: грязи, радоновые ванны, УВЧ, иная «физика», а для самых несчастных – уколы, их, даже в честь праздника, не отменили. Ужин и вовсе оказался удивительным, «шведский стол» назывался. Столы сдвинули по периметру, на них расставили кувшины, графины, банки с разными соками, блюда с пирожками, колбасой, сыром с дырками. Начались танцы.

Дата добавления: 2015-08-28