Энциклопедия в двух томах 15 страница

В Китае Л. почитался как священное растение ещё до распространения буддизма. В даосской традиции одна из восьми бессмертных, добродетельная дева Хэ Сянь-гу изображалась держащей в руках «цветок открытой сердечности» — Л. или жезл с элементами Л. Цветок Л. олицетворяет в Китае чистоту и целомудрие, плодородие и производительную силу; он соотносится с летом и является одной из восьми эмблем удачного предсказания. Возникновение Л. трактуется как благовещение о рождении Будды, изображения которого имеют лотосовый знак на стопе. Духу Л. жгут благовония с целью изгнания злых духов. Л. играет важную роль в китайском буддийском искусстве, в частности в живописной концепции западного неба, на котором находится лотосовое озеро. Каждый Л., растущий на этом озере, соотносится с душой умершего человека. В зависимости от степени добродетельности земной жизни человека цветы Л. расцветают или вянут. Западное небо изображается в китайской живописи как лотосовый рай («западный рай») с обилием Л. разных форм, размеров и оттенков; среди цветов Л., в окружении бодхисатв восседает Амитабха (Амитофо), будда запада.

Из Египта, Индии и Китая лотосовая символика проникла и в смежные или близлежащие страны Средиземноморья, Ближнего Востока, Центральной и Юго-Восточной Азии. На Ближнем Востоке были распространены медальоны, розетки, орнаменты с образом Л. Л. считался растением, посвященным Гере. В золотом солнечном челне в форме Л. совершает одно из своих путешествий Геракл. Л. многократно упоминается Гомером (Hom. Il. II 766; Od. IV, 603 и др); отмеченность Л. подтверждается включением его в один ряд с такими мифологизированными цветами, как шафран и гиацинт (Hom. Il XIV, 348). В «Одиссее» (IX 80 и след.; XXIII 311) излагается сюжет мифа о поедателях Л. — лотофагах (ср. также свидетельства Геродота — Herodot. IV 177). Отчётливые следы лотосовой символики сохраняют образы лилии и тюльпана в христианской традиции (было распространено представление, согласно которому Л. наряду с лилией посвящен деве Марии).

Наряду с цветком Л. определённое мифопоэтическое значение имеет и т. н. лотосовое дерево (киренейский Л., дерево ююба). В греческой традиции известен миф о нимфе Лотис (Лотиде), которая, спасаясь от преследовавшего её Приапа, превратилась в лотосовое дерево; в лотосовое дерево была превращена и нимфа Дриопа, повредившая дерево, в которое превратилась Лотис (Ovid. Met. IX 326 — 393). В мусульманской мифологии лотосовое дерево помещается на седьмом небе, справа от трона аллаха.

Лит.: Матьe M. Э., Древнеегипетские мифы, М.—Л., 1956, с. 15 — 18; Moret A., Le lotus et la naissance des dieux en Egypte, «Journal Asiatique», 1917, t. 9; Se the K., Amun und die Acht Urgцtter von Hermopolis, В., 1929; Roe der G., Die Kosmogonie von Hermopolis, T. 1, N. Y., 1933, S. 1—27; Kirtikar K. R., Вasu В. D., Indian Medicinial Plants, 2 ed., v. 1, Allahabad, 1933; Rau W., Lotus-blumen, в сб.: Asiatica. Festschrift Friedrich Weller, Lpz., 1954, S. 505—513; Funk and Wagnalls standard dictionary of folklore, mythology and legend, N. Y., 1972, p. 645—47; J о be s G., Dictionary of folklore, mythology and symbols, N. Y., 1962, p. 1014 — 16.

В. Н. Топоров.

ЛОТОФАГИ (лщфпцЬгпй, «поедатели лотоса»), в греческой мифологии (Hom. Od. IX 83—104) мирное племя, питающееся плодами лотоса. К земле Л. бурей прибило корабли Одиссея, посланные им разведчики были встречены Л. «дружелюбной лаской», их угостили сладко-медвяным лотосом, отведав который они позабыли обо всём и, утратив желание вернуться на родину, захотели навсегда остаться в стране Л. Одиссею пришлось силой вернуть их на корабли и привязать к корабельным скамьям. В основе этого мифа лежит распространённый сказочный мотив вкушения пищи, повергающей человека в забвение своего прошлого и родины.

В. Я.

ЛОХАНЬ, алохань (кит. транскрипция от санскр. архат, архан; кор. нахан, арахан; япон. ракан, аракан), в буддийской мифологии человек, достигший наивысшего духовного развития (см. Архат). В Китае, Корее, Японии понятие о Л. как высшей ступени на пути к превращению в будду сливается с даосским представлением о мудром отшельнике (сяньжэнь), достигающем долголетия или бессмертия путём особого регламента и с помощью эликсира долголетия. В Китае, Корее, Японии Л. выступают обычно в составе более или менее обширных групп. Группа в 16 Л. впервые перечислена в «Путешествии на Запад при Великой Тан» Сюань-цзана (7 в.), в неё входят 16 индийских мифологических и легендарных деятелей буддизма, такие, как старший сын Шакьямуни и один из первых его учеников Рахула; Пиндола (кит. Биньтоу), задача которых — хранить учение Будды после ухода Шакьямуни в нирвану до появления в мире Майтреи; Асита (кит. Асыто, Ашидо) — отшельник, живший на горе Гридхракута и ставший последователем Будды после ознакомления с его учением. Группа шестнадцати сохраняется и позже в Корее и Японии. В Китае, однако, более популярной является группа в 18 Л., создание первых образцов описания и изображения которых приписывается поэту-отшельнику 9 — начала 10 вв. Гуань-сю. В этой группе 16 индийских деятелей первоначально были дополнены деятелями китайского буддизма Кумарадживой (конец 4 — нач. 5 вв.), покровителем буддизма императором династии Лян У-ди (Сяо Янь), ставшим в 527 буддийским монахом; в других, более поздних наборах последние двое заменялись Будай-хэшаном, бодхисатвой Гуань-инь, монахом Дхарматратой (в Китае известном под именем Фа-цзю) и др. В поздних смешанных даосско-буддийских культах Л. индийского происхождения всё более заменяются, особенно в народных представлениях, персонажами, прообразами которых были реальные деятели китайского буддизма, такие, как У-кэ, якобы устроивший себе жилище на кончиках ветвей дерева (откуда его прозвище — «воронье гнездо»); поэты-отшельники 8 в. Хань-шань, Фэн-гань, Ши-дэ; один из основателей школы «чистой земли» в Китае Хуй-юань; один из десяти первых учеников Будды Кашьяпа (или Махакашьяпа); великий буддийский поэт, автор «Жизни Будды» Ашвагхоша (кит. Ma-мин); а также Кумараджива, Будай-хэшан. Существуют и другие, гораздо более многочисленные наборы Л. вплоть до 300 Л. и 500 Л., скульптурные или живописные изображения которых нередко заполняют большую часть китайских буддийских и смешанных буддийско-даосских храмов. Изображения эти весьма многообразны: традиционно бесстрастные или улыбающиеся буддийские святые, подчёркнуто характерные отшельники даосского типа, люди в чиновничьей и даже императорской одежде, улыбающиеся, смеющиеся, суровые, отрешённые. Также разнообразны и позы: погрузившиеся в самосозерцание неподвижные фигуры; святые, с грустью взирающие на несовершенство мира; наставники, обращающиеся с проповедью к людям или ведущие задушевную беседу, и т. д. Столь же многочисленны и атрибуты: посохи, жезлы, цветы (чаще всего лотоса), чаши для подаяния и вина, чётки, мечи и т. д. Изображения Л. стали одним из излюбленных сюжетов китайской (корейской, японской) живописи; Л. наравне с даосскими отшельниками часто встречаются в качестве предсказателей, борцов против нечистой силы, поборников справедливости в произведениях простонародной повествовательной литературы.

Лит.: Алексеев В. М., Предисловие, в кн.: Ляо Чжай, Монахи волшебники. Из сборника странных рассказов Пу Сунлина (Ляо Чжай Чжи и), М.—П., 1923.

Л. Н. Меньшиков.

ЛО-ЦЗУ («предок Ло»), Ло-цзу дасянь («великий святой Ло-цзу»), в китайской народной мифологии бог нищих и цирюльников. Считалось, что Л.-ц. — ученик Лао-цзы, вернувшийся в бренный мир и зарабатывающий себе на жизнь как уличный цирюльник. В старом Китае в домах вешали его изображения с красным лицом, голыми ногами и засученными рукавами. В храмах Л.-ц. изображали с книгой по брадобрейному искусству в руках.

Б. Р.

Ло-цзу с мухогонкой в руке. Китайская лубочная картина. 19 в. Ленинград, Музей истории религии и атеизма. Коллекция академика В. М. Алексеева.

ЛО-ШЭНЬ («духи Ло»), в китайской мифологии духи — исцелители глаз, именуются также яньму-сы («управители глаз») и минму-хоу («князья, просветляющие глаза»). Начало их культа связывают с цензором Фэн Энем (16 в.), который попал в немилость и был сослан в Гуандун. Там он увидел, что народ страдает от бесчинств пяти братьев Ло, которые, однако, вдруг раскаялись и покончили жизнь самоубийством. Когда Фэн Энь был помилован и собрался домой, у него появилась катаракта. Однажды во сне ему явились духи пяти братьев Ло, а когда он проснулся, то почувствовал, что зрение восстановилось. Фэн построил храм в их честь, и все, кто страдал болезнью глаз, приходили туда просить исцеления.

Лит.: Хуан Бо-лу, Цзишо цюаньчжэнь сюйбянь (Продолжение полного собрания легенд), Шанхай, 1882, с. 26—27.

Б. Р.

ЛО-ШЭНЬ («божество [реки] Ло»), в китайской мифологии фея реки Ло. Считалась духом Фу-фэй — дочери мифического первопредка Фу-си, которая утопилась (или утонула) в реке Ло. Особую популярность образ Л.-ш. приобрёл благодаря поэме Цао Чжи «Ло-шэнь фу» («Фея реки Ло»), в которой поэт описал любовное свидание во сне своего лирического героя и красавицы Л.-ш.

Лит.: Цао Чжи, Семь печалей, пер. с кит., [М., 1973], с. 141 — 49.

Б. Р.

ЛУ (luu, от кит. лун через древне-уйгурск. luu), в мифологии монгольских народов дракон, владыка водной стихии и громовержец (ср. Хухедей-мерген). Гром — это рёв (скрежет зубов) Л., а молния возникает тогда, когда он быстро свивает и распрямляет свой хвост. Эти представления о громовнике соответствуют восприятию монголами грозы, описанному Рашид-ад-дином (14 в.): молнию вызывает якобы подобное дракону животное, падающее с неба, бьющее по земле хвостом и извергающее из пасти пламя. Громовержец Л. причисляется к небесным богам — тенгри (Лу-тенгри). Иногда Л. выступает локальным и хтоническим духом; чаще, однако, в этой роли фигурирует лус (производная форма от слова «Л.», первоначально множественное число от лу), но чёткое разграничение между этими двумя персонажами отсутствует (в некоторых традициях, в частности в южномонгольских, лус означает лишь «множество Л.»). Лусы (лусут или лусат, лусын, лусан, ло-сон), как правило, — духи-хозяева прежде всего водоёмов, но также и гор, урочищ и других местностей. Представления о связи между Л. и лусом (лусут) и первичности Л. отразились в монгольском предании, согласно которому первый лусут Луван Луин Джалбо (от тибет. kLu dBang kLu-ji rGyal-po, перевод санскр. Нагешвара-раджа, «государь — владыка змей») вылупился из змеиного яйца в виде Л. (дракона), но оставаться им не пожелал и был сделан богами управляющим всеми водами на земле и ханом 77 царств лусутов (число 77 символизирует множественность земных духов, земных слоев и областей, в отличие от числа 99, соответственно относящегося к небесной мифологии), которые, родившись от него, заселили все озёра, ручьи, колодцы и другие водоёмы.

Согласно поздним версиям, Л. — лишь ездовые животные громовержца, который ездит на них летом, а зимой отдаёт их на хранение лусам; здесь нашёл отражение стойкий мифологический мотив: дракон, воплощающий грозу и дождь, зимой спит либо под землёй, либо на дне водоёмов. Связь между грозой, водоёмом, нижним миром прослеживается и в калмыцкой сказке: громовержец Лун-хан, относимый в ней к окружению властелина подземного царства Эрлика, поднимается верхом на чёрной туче из озера, которое при грозе высыхает. У ойратов северо-западной Монголии (дербетов) Лун-ханом называется дух — хозяин местности вокруг Улангома.

Лусы бывают мужского и женского пола (бурят, лусут эхенер, «женщина-лусут», т. е. русалка), подобно людям, родятся, женятся, болеют, стареют, умирают. Лусы сказочно богаты. Обычно Л. не показываются человеку. Считалось, что лусы — это духи, принявшие буддизм, но «чёрные свирепые» лусы (докшин хара лусут) — духи, «не имеющие веры» (ср. Докшиты). По представлениям калмыков, «чёрные лусы» — это вообще силы, или духи природы.

В бурятской мифологии лусы связаны исключительно с водоёмами. По поверьям западных бурят, владыкой водяных ханов (духов-хозяев — ухан хан, ухан хат) является Уха лусан (Уха лосон, Уха лубсан), седобородый старец в белых одеждах, живущий на дне моря в серебряном дворце (ср. кит. Лун-ван).

Иногда лусы выступают как явно хтонические духи: они наделяются эпитетом «нижние», подчёркивается их змееподобие. В южномонгольском шаманском призывании лусы (или их царства) связываются со слоями земли, с царством Эрлика. В монгольском эпосе лусы часто фигурируют как обитатели и хозяева нижнего (подземного, подводного) мира; по большей части они не враждебны герою, являются родственниками его матери или невесты (ср. ойрат-калмыцкое генеалогическое предание о Чоросе).

Встречается и трансформированный образ луса: хтоническое чудовище, олицетворяющее хаос, источающее яд, грозящее гибелью и разрушениями; обитает в недрах земли или мирового океана (ср. Аврага Могой). В одном из мифов Очирвани, приняв облик птицы Гаруды, вытаскивает змея Лосуна из океана, трижды оборачивает его вокруг мировой горы Сумеру, а голову придавливает к вершине камнем, оставив хвост в воде.

На образы Л. и луса оказали влияние представления о лу в тибетской мифологии. Так, по некоторым южномонгольским вариантам, самый главный Л. — золотой (алтан лу; ср. бурятское поверье о царе змей по имени Алтан толь, «золотое зеркало»), за ним следует голубой Л. и белый Л. В южномонгольском шаманском призывании голубым Л. противопоставлены «чёрные свирепые» Л. (или лу-сы?). Многие особенности Л. объясняются установившимся в централь-ноазиатском буддизме прямым соответствием между Л. и нагами, отчего «государь лу» (лу-хан, лун-хан, а также лусын-хан и лусут-хан) иногда адекватен буддийскому Нагарадже («царю змей»), обитающему, согласно ламаистской космологии, в мировом океане и, как его владыка, выступающему в качестве мирового змея.

Лит.: Потанин Г. Н., Очерки северо-западной Монголии, в. 4, СПБ, 1883, с. 228; Бенни гее н А. П., Легенды и сказки Центральной Азии, СПБ, 1912, с. 9; Банзаров Д., Собр. соч., М., 1955, с. 63—64, 266; Михайлов Г. И., Луу и лус в произведениях героического эпоса монгольских народов, в кн.: Краткие сообщения Института народов Азии АН СССР, [т.] 63 — Литературоведение, фольклористика и изучение памятников, М., 1963, с. 75—79.

С. Ю. Неклюдов.

ЛУ (тибет. klu, «те, кто плавают в воде и ползают по земле»), в тибетской мифологии разряд божеств. Л. вылупились из шести яиц, отложенных золотой космической черепахой. Представляются существами с телом змеи и головами рыб, лягушек, головастиков, змей, скорпионов и др. Обитают в прудах, озёрах, источниках, местах слияний рек, ручьёв, на горных пастбищах. Л. ведают погодой, насылают засуху, проливные дожди, мороз, охраняют полезные ископаемые; насылают болезни на людей и животных.

В мифах выделяются восемь лумо (жен. род) во главе с «чёрной якшей, матерью Лумо»; восемь владык Л., хранителей драгоценных камней и металлов; восемь Л., спутников бога богатства Вайшраваны. По внешнему виду различаются пять Л. Это — белые лошадиномордые, жёлтые гусиноголовые, красные мышеголовые, голубые с головой ящериц, чёрные быкоголовые. Известен также чёрный Лудуд (муж. род), вылупившийся из чёрного космического яйца; он меняет ездовых животных по сезону: зимой у него чёрный бык, весной скорпион, летом чёрная змея (осенью божество живёт на альпийских лугах).

В мифологии бон появляется богиня Лумо, упорядочивающая вселенную: из её головы возникает небо, из правого глаза — луна, из левого — солнце, из верхних зубов — планеты; когда богиня закрывает глаза, приходит ночь, когда открывает, настаёт день; из голоса Лумо рождается гром, из дыхания — облака, из слёз — дождь, из ноздрей — ветер, из вен — реки, из тела — земля и т. д.

В Тибете во время засухи в монастырях носили по полям как тома буддийского канона, так и бонские книги Лубум. Л. призывались во время магических церемоний с целью наслать на врага проказу, чахотку, чесотку, а на скот врага — сап, ящур. По цвету облаков, их форме и движению прорицатели определяли, какие обряды в честь Л. следует совершать.

Л. восприняты в монгольской мифологии (ср. Эдзены).

В буддизме Л. контаминировали с индийскими нагами.

Е. Д. Огнева.

ЛУАНЬНЯО, в древнекитайской мифологии чудесная птицА. Л. изображали похожей на петуха, с красными, переходящими в многоцветные, перьями (по другой версии, у Л. преобладал тёмный, сине-зелёный цвет). Л. могла воспроизводить все звуки, по другим источникам, её голос похож на звук колокольчика. Считалось, что Л. появляется только тогда, когда в государстве царят мир и спокойствие. В некоторых древних книгах утверждается, что Л. — это название птенца фэнхуана. Изображения Л. украшали в древности колесницу правителя, а также его стяг.

Б. Р.

ЛУ БАНЬ, в китайской народной мифологии бог — покровитель плотников и строителей. Обычно в преданиях сообщается, что его настоящая фамилия Гуншу, а имя Бань и что он родился 7 числа 5-й луны 606 до н. э. в царстве Лу, по названию которого его впоследствии и стали именовать Л. Б., хотя существуют версии его рождения и в другие эпохи. Имя Л. Б. неоднократно упоминается в древних трактатах. В книге «Мо-цзы», например, рассказывается о нём как об изобретателе «осадных лестниц» для взятия городских стен. Как позднему культурному герою Л. Б. приписывают изобретение различных инструментов (пилы, рубанка, бурава и т. п.). Он научил людей навешивать двери. С его именем легенды связывают строительство в разные эпохи знаменитых архитектурных сооружений: Чжаочжоуского моста в Хэбэе, Хуацяо («Цветочного моста») в городе Гуйлинь, угловых башен Запретного императорского города в Пекине и др. По одной из легенд, Л. Б. ходил к царю драконов Восточного моря и взял у него на время его прекрасный дворец, прикрепил его кольями к земле и оставил так навеки. С тех пор пошла в Китае мода строить дворцы с драконами на крышах. Древнее предание приписывает Л. Б. изготовление летающей деревянной птицы (сороки, коршуна). По одной из версий, он сделал деревянного коршуна, на котором его отец приехал в Ухуэй (современный город Су-чжоу), где люди убили старика, приняв его за оборотня. В гневе Л. Б. смастерил деревянного человека, который указывал рукой на юго-восток, т. е. на Ухуэй, и там началась страшная засуха. Местные жители стали просить простить их. Тогда Л. Б. отрубил у статуи руку, и пошёл дождь. Л. Б. сделал для своей матери самодвижущуюся механическую деревянную повозку. Некоторые легенды приписывают чудесное мастерство и жене Л. Б. Однако, когда Л. Б. минуло 40 лет, он удалился в горы Лишань (провинция Шаньдун), где изучал секреты магии. Ему приписывают постройку дворца для владычицы запада Си-ван-му, ремонт небесных столбов и т. п. При постройке зданий в его честь раньше зажигались ароматные куренья, а даосские монахи читали молитвы в то время, когда рабочие клали балки. Его культ особенно усилился после 1403, когда император пожаловал ему титул Фу-годаши («великий учитель, помогающий государству»). Именем Л. Б. назван трактат «Лу Бань цзин» («Книга Л. Б.») — основное пособие по строительству в старом Китае, содержащее краткое жизнеописание Л. Б. и легенды о чудесном его рождении. Церемонии в честь Л. Б. в Китае устраивались в разное время (особенно пышно в Кантоне), но чаще всего ему приносили жертвы 13 числа 5-й луны и 21 числа 7-й луны.

Крестьяне чтут Л. Б. как создателя деревянного колеса для подъёма воды на поля, а корабелы как изобретателя лодки и весла. Его нередко почитали также кузнецы и гончары. Храмы Л. Б. были по всей стране. В старом Пекине его день рождения (по местному поверью в 6-й луне) справляли в знаменитой Белой пагоде (Байтасы), которую он починил, когда эта пагода во времена династии Мин дала трещину и была готова обвалиться. Обе его жены — одна в чёрном одеянии, другая — в красном, считались покровительницами мастеров лаковых изделий (из чёрного и красного лака).

Лит.: Попов П. С, Китайский пантеон, «Сб. Музея антропологии и этнографии при Академии наук», 1907, в. 6, с. 64; Китайские народные сказки, пер. с кит., 2 изд., М., 1959, с. 189— 202; Bredon J., Mitrophanow I., The Moon year, Shanghai, 1927, p. 364—67.

Б. Л. Рифтин.

Лу Бань. Китайская лубочная картина. Кон. 19 — нач. 20 вв. Ленинград, Музей истории религии и атеизма. Коллекция академика В. М. Алексеева.

ЛУГ, Ллеу (галльск. Lugus, «сияющий», ирл. Lug, валлийск. Lieu), в кельтской мифологии бог (по мнению ряда исследователей, бог света,, связанный с солярным культом). О распространении почитания Л. в Галлии свидетельствуют многочисленные надписи и названия населённых пунктов (Лион, Лан, Лейден и др., от Лугдунум, «крепость Л.»). В ирландских мифологических повествованиях Л. изображался новопришельцем среди богов племён богини Дану, который попадает к ним, доказав свою искушённость (в отличие от других богов) сразу во многих «ремёслах» — в широком смысле слова; за это он получил эпитет Самилданах (ирл. Samildanach, «искусный во многих ремёслах»). Центральный эпизод связанных с ним ирландских мифов — сражение Л. с предводителем фоморов одноглазым Балором (по некоторым версиям, дедом Л.); Л. поражает Балора в глаз камнем из пращи (или магическим копьём племён богини Дану, или чудесным оружием, выкованным божественным кузнецом Гоибниу). С копьём Л., добытым ему «тремя богами ремесла» с таинственного острова Ассал, иногда связывался и другой эпитет бога — Ламфада (ирл. Lamhfada, «с длинной рукой»). Представление о Л. как покровителе искусств и ремёсел подтверждается сходным эпитетом валлийского Ллеу («искусная рука»). В Галлии представление о Л. как покровителе ремёсел было также распространено, если судить по сообщению Цезаря о культе Меркурия (ассоциировавшегося с Л.). Валлийский Ллеу — воспитанник провидца и мага Гвидиона; Арианрод, мать Ллеу, не желала давать сыну имя, не разрешала ему носить оружие и иметь жену, но он при помощи Гвидиона добивается всего этого. Ирландская традиция о Л. как новопришельце может отражать более позднее возвышение этого бога, хотя несомненна его роль в архаической мифологеме поединка сияющего бога (здесь, как и в ряде других индоевропейских традиций, тесно связанного с богом грозы) и его противника (Л. — Балор). В Ирландии Л. был посвящен ежегодный (1 авг.) праздник лугназад. По некоторым версиям, сыном Л. был ирландский эпический герой Кухулин.

Лит.: Loth J., Le Dieu Lug, la terre, mиre et les Lugoves, «Revue archйologique», 1914, t. 24; Even Б., Notes sur le Mercure celtique III: le dieu celtique Lugus, «Ogam», 1956, v. 8.

С. В. Шкунаев.

ЛУГАЛЬБАНДА (шумер.), шумерский мифоэпический герой, полулегендарный правитель первой династии Урука (Шумер, ок. 28—27 вв. до н. э.). По царскому списку — сын правителя Урука Энмеркара и предшественник Гильгамеша; согласно легендарно-эпической традиции — отец Гильгамеша, супруг богини Нинсун. В текстах из Фары (26 в. до н. э.) уже обожествлён и вместе с Гильгамешем упоминается среди богов подземного мира. Согласно шумерскому эпосу, Л. вместе с семью другими полководцами (братьями и друзьями) участвовал в походе воинов города Урука против Аратты (по многим данным, — реальный город где-то на Иранском нагорье, с которым У рук вёл торговлю). В пути Л. заболевает, и войско оставляет его в горах. Излечившись, Л. изобретает хитроумный способ вновь соединиться с войском. Он добивается расположения волшебного чудовища — исполинского орла Анзуда (украсив гнездо и птенца орла ветками священного можжевельника и накормив птенца лакомствами); Анзуд в благодарность наделяет Л. даром скорохода. Вернувшийся к войску Л. отправляется, используя свой дар, гонцом Энмеркара к богине Инанне узнать о причинах неудач урукитов под Араттой и способах победить неприятеля. Он получает ответ: места культа Инанны в Уруке заброшены, Энмеркар должен привести их в порядок, срубить одинокий тамариск, выдолбить из него сосуд, поймать самую большую рыбу и принести её в жертву богине — и победа над Араттой будет обеспечена (на этом текст обрывается). Сказание о Л. близко по характеру и мотивам к мифологической волшебной сказке (помощь птенцу, багодарность птицы, наделение героя чудесным даром).

В. К. Афанасьева.

ЛУК, во многих мифологиях атрибут божеств: хозяйки зверей (греч. Артемида, рим. Диана, груз. Дали, адыг. Мезгуаше и др.); божеств любви и брака (греч. Эрот, инд. Кама и др.), которые стрелой из Л. поражают свою жертву, внушая ей любовь, вожделение и т. п. [с функцией Л. как атрибута божеств любви связано его использование у ряда народов в свадебной обрядности (ср. постоянную формулу в монгольской свадебной поэзии — «натягивайте лук, увеличивайте семью»)]; громовника, поражающего хтонического противника, в результате чего восстанавливается утраченное на какое-то время равновесие: возвращается похищенное (солнце, плодородие, скот, души людей и т. п.); целителя (греч. Аполлон, инд. Рудра), с помощью стрел которого исцеляются недуги (ср. в средневековой Европе изготовление во время эпидемий стрел святого Себастьяна). Л. также — устойчивый атрибут жертвенного ритуала: на медвежьем празднике кетов, у древних майя в обрядах тлакакалистли и школомче и т. п. жертва непременно убивается из Л.

1. Сцена охоты, обнаруживающая связь мотивов охоты и эротической символики. Петроглиф. Неолит. Тиу, Северная Африка.

2. Подвеска «небесный лук» на шаманской парке.

3. Алтайский бубен с изображением вертикальной модели мира. Ленинград, Музей антропологии и этнографии.

Мифологема Л., по-видимому, относится к древнейшим мифологическим пластам, о чём свидетельствует её особенно важная роль в шаманской мифологии и в шаманском ритуале (у сибирских шаманов до появления бубна главным орудием культового действа был Л.; в некоторых традициях обнаруживается прямая этимологическая связь между словами «бубен» и «лук», колотушка для бубна и стрела; в джагатайском, шорском, алтайском языках шаман одновременно означает «стрелок», «лучник»), мифологема Л. как таковая теснейшим образом связана с шаманской космологической схемой (вертикальной моделью мира), запёчатлённой, в частности, на шаманских бубнах. Нижним фрагментом этой идеограммы является «космический Л.» с антропоморфной стрелой.

Тетивой Л. (алт. кириш) называется горизонтальный диаметр рисунка на бубне, соответствующий проекции плоской дискообразной земли (среднему миру в трёхчастной вертикальной модели мира, две другие части которой — верхний мир, небо, и нижний, подземный мир). Точки прикрепления тетивы к корпусу Л. отождествляются с восточными и западными воротами горизонта и соответствующими им фазами суточного солнечного цикла, восходом и закатом, с чем связан, например, такой мотив алтайского фольклора, как натягивание тетивы богатырского Л. «с утра до вечера» или «с вечера до утра»; представление о тетиве, натянутой поперёк космической сферы, прослеживается в мифах об Аполлоне, тетива Л. которого «натянута поперёк дороги Гелиоса — Солнца».

Во множестве мифологических текстов запечатлено отождествление корпуса Л. (в категориях пространства) с нижним миром и (в категориях циклического времени) — с периодом между закатом и восходом (ночь) и синонимическими ему фазами (между смертью и рождением (загробная жизнь), осенью и весной (зима). Корпус Л. Шивы связан с образом Каларатри (букв, «тёмная ночь»), в эпосе и пуранах отождествляемой с Ями, сестрой бога смерти Ямы; в преданиях индейцев Латинской Америки ночь возникает в результате обмена её на Л.; у финнов с изгибом в средней части Л. связано представление об апогее зимы.

Представление о нижнем мире как космическом женском чреве обусловило соответствующую символику Л., что наблюдается, например, у тюрко-язычных народов Сибири. Так, символическим воплощением Умай («чрево матери, послед») является маленький Л. со стрелой и прикреплённой к ней заячьей шкуркой, белой тряпочкой или берёстой (хакасы, сагайцы, шорцы). У алтайцев-бурханистов такой Л. подвешивают на волосяной верёвке к берёзе при испрашивании детей или скота, обращаясь к нему со словами: «белого скота моего зародыши пошли, благословение собственного зародыша (т. е. детей) пошли». В символике упанишад Пранава («Мундака-упанишада» II 2, 3—4) отождествляется с корпусом Л., а в «Шветешвара-упанишаде» — с женскими гениталиями. По-видимому, аналогичен первоначальный смысл Л. — атрибута богинь-родовспомогательниц типа греческих Артемиды, Гекаты, римской Дианы.

Со стрелой Л. (в космологической схеме, соединяющей центр мира с преисподней) связан устойчивый мотив погребения её в толще земли (в вариантах — в пещере, в далёкой северной стране). Например, стрела Л. героя алтайского эпоса Алтай-Бучая, изготовленная двумя мастерами, с восточной и западной сторон, добыта им в пещере на северном склоне горы. Рудименты подобных шаманских представлений обнаруживаются и в классической мифологии. Аполлон после убийства киклопов прячет свою стрелу в стране гипербореев, находящейся «у антиподов между двумя солнцами, закатом и восходом...» (Plin. Nat. hist., IV 26), куда он отправляется осенью и откуда возвращается весной. Семантика Л. как космического женского чрева лежит в основе фаллической символики стрелы, обнаруживаемой в полесских поверьях о лечении бесплодия «перуновой стрелой», в грузинских поверьях о стреле, способствующей возрождению мужской силы (ср. в русских заговорах образ стрелы, нацеленной «в хоть и плоть»; вероятно, в этом же значении стрела употребляется на бурятской свадьбе, совершаемой в отсутствие жениха: невеста, идя к венцу, держит в правой руке стрелу). Остриё стрелы в космологической схеме совпадает с центром преисподней, а в тождественной ей схеме солнечного суточного цикла — с моментом порубежья между закатом и восходом — полночью. В шаманском фольклоре мифологическое тождество преисподняя—полночь= остриё стрелы в достаточной степени обнажено (ср. эвенкийский миф об укравшем день лосе, путь которого ровно в полночь пересекает стрелой богатырь Мани и, отняв день, возвращает его на землю). В классической мифологии оно рудиментарно сохраняется в мотиве поединка с хтоническим противником, поверженным стрелой в преисподней в полночь. В биологическом цикле фазе полночи соответствует момент порубежья между смертью и рождением — реинкарнация, регенерация. Отсюда представления о находящейся на конце стрелы душе, т. е. о том, что остаётся после смерти, и том, что предшествует рождению. Бурят. утха — «остриё стрелы», «душа» и «шаманский корень»; душа Кащея Бессмертного русских сказок находится на острие иглы (стрелы); на острие стрелы Л. пребывает Брахма — мировая душа («Мундака-упанишада», II 2, 3—4). Эмбриональная символика острия стрелы обнаруживается в мотиве яйца, разбиваемого стрелой в космогонических мифах; в обычае саамов устраивать инсценировку охоты в исполнении бесплодных женщин; в эпическом мотиве зачатия героя во время охоты его отца. Таким образом, Л. со стрелой являются ритуально-мифологической метафорой матери-земли и неба-отца, соединённых священным браком.

Дата добавления: 2015-08-28