- Теть, Ань, вы извините, конечно, так вышло, я обрывок вашего разговора услышал. Вам денюжки нужны? Я знаю, где найти их.
64.
Митька и Настенька уже который день находились в пути. Они, сцепив зубы, шли из последних сил, вперед, вперед и еще раз вперед. Благо у Настены были крохотные сбережения, которых она прежде не касалась, и которые ей удалось надежно спрятать от продотрядцев, и теперь эти скромные средства стали спасением для двух влюбленных беженцев. Самую большую трудность представляло то, что передвигаться из селения в селение нужно было, большей частью в потемках, чтобы не попасться никому по дороге, но это получалось далеко не всегда. Вокруг каждого города, на границе каждой области кружили красноармейцы, пресекая малейшие попытки людей перебраться из одного пункта в другой: накаленная до предела атмосфера восстаний приводила большевиков в состояние не проходящего страха, поэтому власти решили контролировать каждого, дабы не было проблем. Но проблемы были, и в серьезных масштабах.
Несколько раз наши герои сталкивались с такими охранниками границ, но на их счастье люди им попадались сговорчивые. Изнуренный вид путников вызывал жалость и сострадание: какие из них могут быть революционеры? Таких вполне можно и пропустить, разумеется, за определенную плату. Митька и Настя держали путь на юг, а оттуда, если удастся, собирались перейти границу и бежать в другую страну, быть может, там, далеко, им удалось бы обрести, пусть и не безоблачное, но все же счастье и долгожданный, заслуженный покой. Настя неплохо знала польский, ему ее научила в далеком детстве бабушка, проработавшая всю жизнь нянькой у детей богатых купцов поляков. Митька учился у Настены, правда, с трудом, но когда в сердце живет любовь, все океаны трудностей становятся вполне преодолимым препятствием.
- Настен, - после долгого обессиленного молчания в долгой ходьбе, произнес Митька, - Настенька моя, спасибо тебе, что ты есть на свете!
Настя обернулась, посмотрев в глаза своему спутнику, и в этот момент каждый чувствовал, о чем говорит их душа, в каком ритме бьется сердце, эта минута была самой счастливой, мистической.
- И тебе спасибо за то же. – Коротко и ясно ответила девушка, кротко опустив вспыхнувший огоньком взор.
Так они и шагали через лесополосу, взявшись за руки, пока резкий окрик не заставил их вернуться с небес на грешную землю.
- Эй, сволочи, я вам кричу, чаго не останавливаетесь?!
На лошади бешеным галопом к беженцам мчался человек. С ружьем наперевес, в рванном старом кафтане, он сейчас олицетворял зло, таящееся в глубинах русских лесов, эдакий Соловей Разбойник, вздумавший поживиться за счет запоздалых путников. Спустя одно мгновение он настигнул их и резко остановился.
- Куда прёте?! Не знаете что ли, что переход запрещен в этих краях?
- Мы слышали, что запрещен только большими группами, - вставила свое слово Настя, она действительно слышала, что власти следят за массовыми переходами людей, а здесь над ними хотят просто поиздеваться, - поэтому вы не имеете права задерживать нас.
- Ишь, какая бойкая! Да, знаете ли кто я? Мы, победители кулацкой сволочи, и мы теперь на все имеем право. А ну, разворачивайтесь!
Митька долго раздумывал, как им с Настенной поступить в такой ситуации. С одной стороны ему не хотелось наживать новые проблемы, но с другой, этот товарищ явно не собирался уступать, а ими уже был проделан такой огромный путь, что возвращаться было бы самой большой глупостью, да и возвращаться уже было не куда.
- А, ну-ка, товарищ, - прорычал Митька, резко и неожиданно схватив мужичка за ворот его потрепанной фуфайки и так же резко сбросив его с лошади, - некогда нам с тобой тут разговоры разговаривать. Топай отсюдова, пока цел.
Быстро подхватив Настену, и как баскетбольный мяч, забросив ее на лошадь, и также стремительно сев в седло сам, Митька во весь упор помчался прочь с места преступления. Ошарашенный мужичонка еще долго смотрел в след, он не мог понять, как это произошло, что он с позиции сильного и уверенного в себе хозяина жизни превратился в жалкого, брошенного человечка. И как теперь возвращаться домой, и что же говорить начальству, которое в такое тяжелое время уж точно не простит ему потерю лошади….
А наши влюбленные уже были далеко. Лошадка попалась резвая и еще не такая отощавшая, как в совхозах, видимо откормленная для какого-то крупного начальника.
- Мить, смотри, - пропела Настя, - а тут еще и денюжка есть….
Девушка указала на привязанный к седлу мешочек, в котором лежала добротная стопка новеньких рублей, а также краюха белого хлеба. Они спасены. Теперь можно не бояться о том, что беженцы пропадут в дороге. Есть надежда, что все еще будет хорошо.
65.
Антоновское восстание достигло своего апогея, оно, положенное на весы времени, склонялось то в сторону восставших, то в сторону большевиков. Каждый день приносил новые результаты, каждая минута могла стоить чьих-то жизней, каждое мгновенье было наполнено тревогой и ожиданием нового боя. Многие поселения, деревни переходили безоговорочно на сторону повстанцев, некоторые, в меньшинстве, из-за страха оставались с большевиками, но были еще и те, которые всеми силами пытались удержать нейтралитет. Эти люди просто хотели спокойной, тихой, мирной, нормальной жизни, чтобы никто не трогал их, чтобы просто дали жить и работать на своей земле. Для этого такие деревни нейтралы выстраивали свои кордоны из самых крепких мужиков, которые не пускали ни большевиков, ни антоновцев, но с день ото дня сохранять нейтралитет было все сложнее, так как силы обеих воюющих сторон наращивались стремительными темпами. И здесь каждая из сторон вела свою игру, устанавливала свои правила. Большевики, продолжая тактику террора, ставили единственное условие: либо с ними, либо против них. За любое неподчинение, укрывательство информации или же повстанца, за передачу повстанцам оружия или провизии – ждала неминуемая смерть, лютая смерть. Так как огнестрельного оружия не хватало, то большевики выполняли этот приказ так, как сами считали нужным, проявляя находчивость палачей.
Антоновцы ставили аналогичное условие, но поступали более мудро: они не терроризировали и без того напуганное население сел и деревень, напротив, предлагали свою защиту и помощь, тех, кто хотел сотрудничать с восставшими, брали под свою опеку и снабжали оружием, провизией, укрывали от мстящих большевиков. Тех, кто еще метался, не трогали, позволяя сделать обдуманный выбор. Единственно худо приходилось убежденным коммунистам, чекистам, продотрядцам и прочим представителям большевизма, которые уже успели проявить себя с не самой лучшей своей стороны. Встреча таких с антоновцами была равносильна встрече с самой Смертью. И здесь армия Антонова не знала пощады.
В этот день антоновцы захватили еще одну железнодорожную станцию. Бой длился не один час, и красные сражались яростно, остервенело, понимая, что в случае поражения им не стоит ждать ничего хорошего. Но победа в который раз досталась повстанцам, ведь им уже нечего было терять, либо идти вперед, либо погибнуть. Много людей полегло на поле битвы с обеих сторон, но много еще осталось, которые были взяты в плен.
Командир антоновского отряда оглядел задержанных. Это были совсем еще мальчишки, лет по восемнадцать двадцать, еще не понимающие, что к чему, проведенные через многочисленные политучения, на которым им беспрерывно прочищали мозги, внушая, что их участие в гражданской, братоубийственной войне, войне против своих же, против крестьян и бедняков – доблестное дело, заслуживающее почета и славы. Эти мальчишки с упоением слушали больших начальников, наивные, доверчивые, принимающие каждое слово за чистую монету. Сейчас, вдохнув угара войны, они потихоньку стали задумываться над происходящим. И уже многое, что внушалось им прежде, расходилось с их понятиями о совести и морали, с тем, что говорили прежде им родители. Но принять какое-то решение прежде не было возможности. А теперь они пленники.
- Убьют нас, - с горечью вздохнул один из красноармейцев, симпатичный белокурый паренек с синими, как океан, глазами, - надеяться нечего, вон как смотрят на нас, с ненавистью.
- Да, наверное, убьют, но таковы правила войны, - прошептал ему в ответ его друг, высокий темноволосый смуглый мальчишка, которому только два дня назад исполнилось семнадцать, - но и мы шли сюда с этой же целью, а ведь они ни в чем по сути и не виноваты, такие же как и мы, крестьяне, да рабочие, с трудом сводящие конца с концами.
- Да, верно все, конечно, только вот, нам с тобой, Ванек, не видать света белого. Жалко как. А я только вчера Анютке предложение сделал. Вот реветь будет, наверное. Эх!
Парни сжались в комочек, как запуганные, ожидающие неминуемой гибели зверьки. Приказ не мог быть исполнен, пока последнее слово не скажет начальник армии. Так как Антонов создавал свою армию по образцу настоящей, где свой устав, свои разряды и чины, правила и законы, порядок субординации, то всякое нарушение дисциплины строго каралось, проявление самосуда и своеволия, и уж тем более эксцессы у участием антоновцев наказывалось еще строже, чем преступления большевиков. Военные об этом знали, поэтому придерживались существующих правил.
Наконец в здание захваченное железнодорожной станции вошел командир полка, а следом и сам Александр Антонов, оповещенный о произошедшем событии службой разведки, работающей быстро.
- Так, ребятки. – Неожиданно дружественным тоном произнес Антонов. – Что будем делать с вами?
В ответ было только напряженное молчание.
- Ну, что молчите? Нечего сказать? Против своих же пошли, против мужиков и баб, вооруженных вилами. Не стыдно?
Парни опустили головы, они уже давно запутались во всем и более всего хотели, чтобы от них отстали все, и большевики со своей пропагандой и угрозами, и антоновцы, от которых никогда не знаешь, что ждать.
- В общем, так, - подумав, вынес вердикт Антонов, - мы даем вам шанс. Живите. Сейчас каждый из вас получит документ, подтверждающий, что вы находились под арестом. Идите и не дай Бог вам еще раз попасться на нашем пути, не дай Бог вам снова взять оружие против своих же. Тогда уже жалости не будет. – Обратившись к командиру. – Сергей Палыч, выпишите им ведомости.
Вскоре пленные были отпущены. Они не верили собственным глазам, ушам, происходящей действительности. Уже почти подготовившись встретить пулю в висок достойно, они получили свободу, возможность вернуться домой, к матери и отцу, к любимой девушке, к прерванным планам и делам. В руках каждый молодец держал подписанную и проштампованную бумагу, никто толком не понимал, что это такое было.
Вернувшись назад в штаб, к таким же молодым ребятам, собиравшимся на следующий день в бой, бывшие пленные показывали полученные ведомости.
- Так, Серега, что они отпустили вас что ли? – Не унимались два брата, самых бойких в отряде и шубутных солдатика.
- Ну, как видишь… Мы и сами уже не чаяли вернуться.
- Вот так дела творятся….
- Да не то слово.
Этот случай серьезно повлиял на дальнейшее мировоззрение и пленных и тех, к кому они вернулись и рассказали о помиловании. О таком помиловании даже и мечтать не могли те, кто оказывался в руках большевиков и ребята красноармейцы знали это, поэтому и удивлялись.
Конечно, такой поворот событий был не только одним порывом благородства, хотя и это, без сомнения, сыграло главенствующую роль, но здесь был и продуманный психологический ход, который хорошо играл на контрасте с большевиками. Эдакий маневр плохой и хороший полицейский, когда заключенный выбирал хорошего. Большевики потеряли еще одну сотню людей, которая отошла от них, видя жестокость и бессмысленность их методов. Ситуация накалялась до предела.
66.
Франция. Осень, 1920 г.
Мишель сидела в углу стола убитая своим непомерным горем, удрученная, не похожая на саму себя. Провожали сорок дней. Отца, этого удивительного, душевного, доброго и мудрого человека больше не было на этом свете, и вообще у Мишель больше никого не было. Имени Люка девушка более даже слышать не хотела, да он и уехал около двух месяцев назад и даже не знает о произошедшем несчастье его бывшей возлюбленной, Дмитрий оказался человеком опасным, страшным, который лгал ей все это время. И какой толк, что после он пытался объясниться? Мишель больше не верила никому. Она ненавидела этот мир, эту жизнь, все вокруг, и сейчас одним ее желанием было уйти вслед за отцом в мир лучший, где нет этого всепоглощающего зла, подлости, лицемерия и лжи.
Девушка сидела в глубокой задумчивости и даже не слышала, о чем разговаривали многочисленные гости, друзья Жан Поля, коллеги, соседи. Они то и дело обращались к Мишель, но она не отвечала. Люди с пониманием относились к трагедии дочери знаменитого профессора, поэтому решили оставить ее в покое и переключились на общение друг с другом.
- Я пройдусь немного. - Понимая, что более не выдержит этой суеты и шума и просто сойдет с ума от отчаяния, сказала Мишель гостям и быстрым шагом вышла на улицу.
Открыв дверь, она с наслаждением вдохнула свежий прохладный сентябрьский воздух. Поднимался сильный ветер, но именно такая погода сейчас более всего подходила духовному состоянию девушки. Она накинула легкую шаль на плечи и пошла вдаль по улице. Никто из прохожих не встречался ей на пути, было слишком поздно для прогулок, да и погода не располагала. Внезапно кто-то тихо, аккуратно взял ее под руку. Мишель даже не удивилась, она была так подавлена, что все эмоции и даже страх растворились. Но девушка все же обернулась, пытаясь понять, кто посмел нарушить ее уединение.
- Мишель, милая, я знаю, что случилось, я могу, должен помочь тебе в такой трудный час.
Конечно, это был Дмитрий. Забыв о том, что ему уже давно пора возвращаться в Россию, дабы не стать мишенью для подозрений и страшного, мстительного удара, забыв обо всем на свете и о себе самом, он день и ночь проводил вблизи ее дома, следя за окнами, как тоненькая, хрупкая тень мечется из угла в угол за шторой, подсвеченная тусклым сиянием лампы. Долго еще он смотрел в это окно, как завороженный, когда свет лампы гас, и только спустя часа два с грустью уходил на съемную квартиру. Сейчас он понял, что таиться более недопустимо.
- Я более никогда не оставлю тебя, а отец… он сейчас в лучшем мире, и видит тебя, видит твои слезы, не плачь, не плачь так горько, слезами ему ты не поможешь….
Что можно сказать человеку, сердце которого наполнено ядом горечи и боли? Как можно найти слова утешения, когда ни одно из них не может заживить нанесенной бедой раны? Дмитрий вскоре понял, что гораздо правильней в такой ситуации будет не говорить ничего, и замолчал, продолжая поддерживать ослабевшую от переживаний и недосыпа любимую девушку. Мишель не стала прогонять его, но отметила, что он сильно изменился, в лучшую сторону. Растворилась былая бравада, самоуверенность, цинизм. Да и говорить он стал искренней, что не могло пройти мимо внимания Мишель, даже несмотря на то, что ей было сейчас ни до чего, и ни до кого.
- Спасибо, что остался. – Спустя полчаса заговорила Мишель. – Мне так нужна была твоя поддержка.
Дмитрий не ответил ничего, но только крепче сжал ее тоненькую руку и приложил ее к губам. Эти минуты, проведенные вблизи Мишель, он пытался запечатлеть в своей памяти. Он уже не надеялся, что когда-нибудь будет еще слышать ее голос, идти с ней рядом и надеяться… надеяться, что они все же будут вместе, несмотря на многочисленные преграды.
67.
Говорят, время лечит. Нет, одно время не в силах залечить глубокую рану, наоборот, от первого воспоминания, боль будет еще сильней, чем прежде. Время может лечить только, если оно смешано в одной волшебной микстуре с лекарством по имени любовь. Только это целебное зелье может творить настоящие чудеса. Такое снадобье было предложено Мишель, и она приняла его из рук судьбы с благодарностью.
Прошел почти месяц с той поры, как она сумела понять и простить Дмитрия. Теперь они были неразлучны, и думалось, что уже ничто не вправе разрушить этой установившейся идиллии. Позади остались бурные признания, мольбы и откровения. Сейчас два сердца бились в унисон в ровном такте счастья.
Он и она медленно шли вдоль аллеи парка. Оба вспоминали, как здесь впервые увидели друг друга, она с умилением, он с угрызением совести и одновременно, с радостью, ведь если бы не то спецзадание, ему бы до конца своих дней оставаться циничным, бессовестным зверем, способным на любую подлость, ради карьерных замашек, ради выполнения долга перед спецразведкой, службой в которой очень гордился. Дмитрий не был намерен возвращаться в Россию, его там не ждало ничего хорошо. Он надеялся закрепиться здесь, во Франции, стране романтиков и поэтов, которая ему так нравилась, мужчина уже придумал себе дело, которым собирался заниматься всю жизнь, он всегда интересовался антиквариатом, вот и думал открыть антикварную лавку, благо нужные средства у него имелись.
Вот в таких разговорах о будущем и радужных мыслях, пара шла навстречу поднимающемуся в зенит осеннему солнцу. Наконец, установилась тихая пора бабьего лета, и можно было насладиться уходящим теплом, таким хрупким, и потому, таким драгоценным. Неожиданно кто-то коснулся плеча Дмитрия:
- Пройдемте с нами. – Прозвучал, как гром средь ясного неба, холодный, безэмоциональный голос.
Дмитрий резко обернулся. Перед ним стояли два человека, один из них быстро показал Дмитрию корочку, по которой все стало ясно. Это каратели, из России. Дмитрий ожидал, что его могут найти, но чтобы вот так в наглую, днем в людном месте, в парке?..
- Что вам нужно? – Также твердо и холодно спросил Дмитрий, бережно отстранив от себя Мишель, и инстинктивно прикрывая ее от исходящей от незнакомцев опасности.
- Вы арестованы. – Металлическим голосом робота отчеканил человек.
- По какому праву? Мы не в России, вы, наверное, забыли, что это Франция, самое сердце ее, Париж….
- У нас есть разрешение местных властей. Они в курсе, они дали добро на ваш арест, показать бумагу?
- Покажите, - цепляясь за последнюю соломинку бросил Дмитрий, но сердце уже больно сжалось, понимая, что это не пустая бравада, иначе эти люди бы не рискнули действовать так открыто, напором.
Дмитрию протянули документ, подписанный высшим руководством Франции. Все верно, ошибки не было. Его, как и многих других, тех эмигрантов, которым довелось бежать сюда во время кровавой революции, тех, кто по тем или иным причинам оказались неугодны французским властям, так как проявляли активность мыслящей и действующей личности, предали, подло, мерзко ПРЕДАЛИ. Это было в духе европейцев. Стоит вспомнить случай предательства иностранцами Колчака, которые обманом передали генерала в руки большевиков, прекрасно зная их жажду крови. Так было и в этот раз.
- Беги! – Неожиданно крикнул Дмитрий Мишель, свалив мощным ударом одного и подставив подножку второму.
Мишель оказалась проворной и тотчас умчалась в неизвестном направлении. Зная, что ловить двоих зайцев, бегущих в разные стороны, всегда сложнее, чем одного, Дмитрий бросился в противоположную сторону. И, правда, на несколько мгновений, каратели растерялись. Им нужны были двое, а они стремительно удалялись, петляя, как настоящие зайцы. Но смятенье длилось не долго, в ходе секундного обмена репликами, было решено поймать девушку, а горе шпион вернется сам.
Как ни старалась Мишель бежать быстрее, ей не удалось обхитрить русских карателей. И уже через десять минут, бившись пойманной птицей, задыхаясь от отчаяния и бессилия, девушка поняла, что и она сама, и Дмитрий, пропали.
68.
Дмитрий всегда славился ловкостью и быстротой реакций. Сколько раз это качество спасало его жизнь. Сейчас он наивно надеялся, что удалось выйти из воды сухим и теперь.
- Лишь бы Мишель тоже удалось удрать от этих тварей! – Ежесекундно думал он, пробираясь по узким улочкам Парижа.
Сердце вырывалось из груди от долгой беготни по городу и переизбытка эмоций. Казалось, еще немного, и оно остановится. Поэтому, чтобы хоть как-то перевести дух, Дмитрий остановился в безлюдном переулке. Дыхание постепенно приходило в норму, силы возвращались, а вместе с ними и возвращалась способность рационально, логически мыслить. Сейчас самым важным было найти Мишель, и нужно бежать с ней из Франции, быть может, в Америку, или еще куда, главное подальше отсюда, чтобы не нашли. Только где же искать Мишель? Вполне возможно, что ее поймали, тогда… тогда каратели сделают все, чтобы он узнал о ее местонахождения и пришел туда. Он, конечно же, придет, но хорошо подготовленный. И дорого продаст свою жизнь, очень дорого. Дмитрий готовился к бою.
День клонился к вечеру. Солнце, окрасив улицу теплыми багряными красками, не спеша уходило за горизонт. То тут, то там начали загораться уличные фонари. Город приобрел мистический вид, таинственный, романтичный. Как прежде Дмитрий любил гулять по ночному городу, особенно рука об руку с Мишель. Сейчас эта ночь пугала его, она чудилась ему зловещей ведьмой, притаившейся за поворотом, чтобы всадить острый нож по самую рукоять в сердце. Мужчина напряг все свое внимание и двинулся вперед. Если Дмитрий правильно понимал намерения карателей, они могли ожидать его в его же квартире. Туда Дмитрий и пошел.
Подойдя к дому, в котором проживал уже несколько месяцев, Дмитрий сразу увидел, как в окнах мелькают тени.
- Значит, ждете уже… гады… отлично, я иду. Готовьтесь.
Собравшись с духом, Дмитрий шагнул в темноту подъезда. В два прыжка минув ступеньки до квартиры, он бесшумной кошкой прокрался внутрь. Дверь была открыта. Благо дверные петли не скрипели, Дмитрий как чувствовал, накануне хорошо смазал их, чтобы соседи не знали, когда он приходит и уходит. Старая привычка шпиона, быть незаметным везде и во всем.
Дмитрий замер в коридоре. Комнат было две, чужие люди могли находиться в обеих, и стоило быть готовым к тому, что их будет немало. Но где же Мишель? Дмитрий сделал шаг по направлению к залу. Уставший от долгого напряжения взгляд не сразу различил знакомый силуэт, но когда глаза привыкли к темноте….
- Мишель, это ты! – Не сдержавшись почти что выкрикнул Дмитрий, кинувшись в дальний угол комнаты, в котором связанная по рукам и ногам, полусидела, полулежала его Мишель. – Сейчас, сейчас милая, я освобожу тебя. – Сбивчиво шептал он.
Дмитрий только успел развязать прочные веревки и встретиться глазами с переполненными ужасом глазами девушки, как почувствовал сильнейший удар. Надолго его сознание погрузилось в болезненное забвение, мечась средь темноты узкого тоннеля.
69.
Россия, осень 1920.
Анна, Валентина Григорьевна и Сережа весь день провели в дороге. Они и сами не знали толком, куда едут, но это была их единственная надежда на спасение. Ведь, чтобы вырваться из того страшного круга, в который они попали, нужны средства, а их у бедной учительницы и кладовщицы не было. Рассказ Сережи о том, что умершая почти что на его руках бабушка, спрятала в надежном месте клад вернул надежду, что, быть может, все еще наладится. В общем, решили бежать всем вместе, Сережа тоже больше не мог оставаться в приемной семье, в которой его каждый день ждали только побои, ругань и унижения, еще бы немного, и этот груз просто сломал бы парнишку. И сейчас трое путников молились в душе о том, чтобы рассказ бабушке не оказался агоническим бредом.
Вот и указанное место. Деревня. Озеро. Холм. Сережа прокрутил в памяти весь тот разговор, который после повторял, как таблицу умножения, чтобы не забыть. Кажется, все сказанное бабушкой было еще живо в его памяти.
- Вот здесь копать нужно! – После нерешительных колебаний провозгласил Сережа.
Две женщины и мальчик, предусмотрительно захватившие лопаты, принялись за работу. День стоял прохладный, срывался промозглый осенний дождь, который, если бы не тяжелая физическая работа, уже давно бы вынудил наших кладоискателей отказаться от своей затеи.
Спустя несколько часов, почти что выдохшись, Аня, Валентина Григорьевна и Сережа измождено упали на землю. Сил копать дальше не было, а никаких признаков клада не было и в помине.
- А вдруг, там и нет ничего, а мы только силы тратим попусту? – Высказала мысли всей компании Валентина Григорьевна.
- Не знаю… - задумчиво произнесла Аня, - но у нас нет другого выхода, как надеяться… пока эта надежда не умерла окончательно.
Собравшись с последними силами, девушка продолжила работу. Она взяла чуть правее того места, в котором рыла до этого. Вдруг лопата уперлась во что-то жесткое, будто бы налетела на камень. Девушка заволновалась, даже сил прибавилось. С удвоенной энергией она начала выбрасывать лопату за лопатой промерзшей мокрой земли. Еще минута и она увидела, о что наткнулась. Да, это был действительно камень, огромный булыжник. Сердце Ани упало. Это была последняя надежда.
Сами того не заметив кладоискатели провели на пустыре значительную часть дня. Пора было собираться назад, если они не хотели остаться ночевать под открытым небом и под проливным дождем.
- Отбой. – Полушепотом объявила Аня. – Вряд ли здесь есть хоть что-то, кроме камней и глины.
- Да…. Жаль. – В голос подтвердили Валентина Григорьевна и мальчик, он расстроился больше всех, ведь это он привел их сюда, окрылил надеждой, а теперь… что теперь?
- Вон, кого-то еще принесло в нашу сторону! – Настороженно добавила Аня, указав рукой на приближающихся людей, видимо, деревенских, которые забеспокоились, увидев неизвестных в своих краях. В последние годы люди стали очень подозрительными и недоверчивыми, даже не верилось, что еще совсем недавно на Руси было принято принимать запоздалых путников на ночь. После революции об этом даже речи быть не могло. Человек человеку стал враг.
- Эй! Кто вы такие? Чего тут копошитесь весь день? – Проскрипел недовольный голос одного из деревенских.
- Мы уходим уже. – Взяла за всех слово Аня.
- А что забыли тут?
- Да… так… хотели трав насобирать, корешков разных…
- Трав? Какие тут травы могут быть, если только бурьян какой. А ну пошли прочь отсюдова. Еще проблемы какие принесете. Отправляйтесь восвояси по добру по здорову.
- Конечно, конечно. – Упавшим голосом уверила людей Аня и стала собирать немногочисленные вещи. Обращаясь к увлекшемуся чем-то Сереже. – Сереж, бросай все. Нет ничего и так понятно. Пойдем, а то еще поколотят нас, вон как смотрят, как на убийц каких.
- Иду, иду уже.
Аня с мамой поспешили прочь от этого недружелюбного места. Чуть отстав, но вскоре нагнав их, устало семенил Сережа. Кладоискатели молча прошли сквозь тернии колючих взглядов местных жителей. На душе было также промозгло и уныло, какой и была сегодняшняя погода. Хотелось быстрей добраться до дома и… раствориться, исчезнуть, переместиться во времени и пространстве, в другую Россию, не эту, поверженную силами зла, а свободную, счастливую, сильную… было ли когда так в полной мере? А будет ли?..
На станции было безлюдно. И это хорошо, наши путники и не хотели сейчас встречаться взглядом с кем-либо.
- Теть Ань. - Как-то не по ситуации весело и игриво пропел Сережа.
- Что Сереж?
- Посмотрите сюда?
Аня нехотя повернула голову. Сил не было уже даже на то, чтобы просто дышать, а каждое малейшее движение давалось с трудом. Все-таки почти весь день в непривычной для хрупких плеч физической работе давал себя знать. Аня посмотрела на мальчика, цветущего жизнерадостной улыбкой, не поняла причины его радости, потом взор ее упал на какой-то сверток в его руках, грязный, непонятного содержания.
- Что ты там откопал, друг ты мой? – Еще не понимая, безэмоционально спросила Аня.
- Клад! Клад теть Ань. Он все-таки был там. Бабушка сказала правду. И мы его нашли. В самый последний момент нашли! Когда люди те подошли, я как раз на него набрел и незаметно вытащил. Вот так!
Последнюю фразу услышала Валентина Григорьевна и расцвела той же счастливой изможденной улыбкой, что и этот такой необычный, забавный мальчуган.
70.
В небольшом доме в селе Туголуково, которое теперь стало штабом повстанческих сил, шел оживленный спор.
- Ефим Иванович, вы опять хотите поступать по-своему! – С укором бросил командиру 1-го Каменского повстанческого полка почтальон, принесший инструкции от самого Антонова. – Ведь Александр Степанович сказал разделяться и идти пока в Самарскую область, нужно затаиться ненадолго, а потом действовать с утроенной силой.
- А я сказал, что поступлю так, как считаю нужным. Я тоже не на помойке себя нашел. У меня тоже есть и свое мнение, и свой здравый смысл!
- Но ведь это же банальное упрямство, которое может свести к нулю усилия всех этих месяцев, да как же вы не понимаете? Ну, что вы не поделите с Александром Степановичем? Вы же с юных лет вместе!
- Тоже мне, с Александром Степановичем! Фу ты ну ты, важная птица какая! – Передернул плечами Ефим. – Не Александр Степанович, а Шурка. Я его знал, как Шурку и буду относиться, как к Шурке, а не как к начальству. Нет у меня начальства, и все тут!
Почтальон только развел руками, не зная, какие еще доводы добавить к вышесказанному, чтобы вразумить этого тщеславного, амбициозного человека, прежде называвшего себя другом Антонова, а теперь, почувствовав власть и силу, не желавшего делить ее с ним.
- В общем, так! – Вынес вердикт Ефим. – Вы поступайте сами, как знаете, а я буду бороться с большевиками самостоятельно. Надеюсь, мои ребята не подведут меня и не бросят.
Под «моими ребятами» Ефим Казанков имел в виду два эскадрона, состоящих из каменских мужиков, переквалифицировавшихся из крестьян и работяг в не знающих страха и пощады воинов.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |