редкостный, я стараюсь его избегать. Свои постановления о проведении
экспертизы всегда сам привозит и дотошно начинает объяснять, что его
интересует. Ведь все его вопросы в постановлении сформулированы, там все
написано, так нет, будет стоять над душой и два часа долдонить, как будто мы
все тут пацаны и девчонки зеленые, не разберемся, что к чему. А потом
приезжает с конфетами и опять два часа благодарит. Такой, знаете ли, зануда,
но трогательный в своей любви к работе. На него невозможно сердиться, но и
общаться с ним тоже невозможно. Приходится искать компромиссы и прятаться от
него.
- А почему конфеты нужно нести в приемную?
- Пусть там лежат. Будет праздник какой-нибудь или день рождения у
кого-то из сотрудников - все вместе чайку выпьем. У нас такая традиция - все
подношения в общий котел. Зато на совместные чаепития можно не тратиться,
всегда есть и конфетки вкусные, и печенье импортное.
- Флора Николаевна, у меня дурацкий вопрос, но это от безграмотности...
- Ну-ну, - подбодрила его Григорян.
- Что такое "кызы"? Я ни в одном словаре и ни в одном пособии по
криминалистике не встречал такого слова.
Звонкий смех Флоры Николаевны заполнил собой все небольшое пространство
кабинетика.
- Господи, Руслан... Ой, вы меня уморили! "Кызы" в азербайджанском языке
означает "дочь". "Оглы" - сын, а "кызы" - дочь. Натигоглы это все равно что
Натигович, а Натигкызы - Натиговна. В обычной речи так и говорят, а в
официальных документах полагается писать правильно, как в паспорте записано.
У меня очень сложное для России имя - Патимат Натигкызы, я его для простоты
переделала во Флору Николаевну, так меня все и называют. А в заключении
приходится указывать настоящее имя, вот Лариска наша, бедненькая, и не
привыкнет никак, она всего неделю работает, думает, что "кызы" - это мое
второе имя, вроде как Жан-Жак или Жан-Поль.
Да, Дед Мороз, любишь ты фокусы показывать, да только не знаешь, в каком
месте у тебя настоящий фокус получается. Руслан ошарашенно глядел на
красивую шестидесятилетнюю женщину и никак не мог смириться с мыслью о том,
что это и есть тот самый Патимат Григорян, которого он уже заочно
представлял жадным до легких денег армянином и заранее ненавидел.
- Надо же, - наконец выдавил он, - а я почему-то думал, что Патимат -
мужское имя.
- Да бог с вами, самое что ни есть женское! Моя мама абхазка, в Абхазии
это имя очень распространено, примерно как имя Лариса в России. Мама вышла
замуж за бакинца, азербайджанского армянина, вот я и получила такой комплект
- фамилия армянская, имя абхазское, а отчество азербайджанское. Сама я вышла
замуж за сибиряка, приехала к нему в Кемеровскую область и привезла в
качестве приданого свое экзотическое имя. Фамилию мою люди выговаривают
легко, а на имени-отчестве все время спотыкаются, ни произнести, ни написать
правильно не могут.
- А почему вы его поменяли на Флору? Сменить Натиговну на Николаевну -
это мне понятно, созвучно, да и на одну букву начинается. Но вместо Патимат
было бы логичнее стать, например, Полиной, Пелагеей, - продолжал недоумевать
Руслан.
- Видите ли, у имени Патимат есть вариант "Фатима", у татар, например, у
узбеков, таджиков. А от Фатимы Флора отстоит не так уж далеко, согласитесь.
Начинается на ту же букву.
- Да, конечно, - рассеянно ответил Руслан, судорожно пытаясь сообразить,
что ему теперь делать. Такой прекрасный случай подвернулся начать
расспрашивать эксперта о ее жизни, семье и так далее, постепенно выводя
разговор на 1984 год. Но ведь это не входило в его планы, он хотел сначала
собрать сведения о жизни доктора Григорян, проанализировать их, сделать
выводы, а потом уже приступать к вопросу о судебно-медицинском исследовании
трупа Михаила Нильского. Так как же поступить, действовать по намеченному
плану или на ходу менять схему?
- Простите мне мою бестактность, Флора Николаевна, а почему вы не уходите
на пенсию? Не отпускают?
- Откуда такой странный вопрос? - удивилась Григорян. - Вы хотите
сказать, что я выгляжу древней старухой, из которой песок сыплется?
- Нет, что вы, вы великолепно выглядите. Просто женщины обычно стремятся
поскорее уйти на пенсию, как только возраст позволит, чтобы заниматься
домом, детьми, внуками.
- Моими внуками заниматься не нужно, - снова засмеялась Флора Николаевна,
- в нашей семье приняты ранние браки и ранние дети. Я сама вышла замуж в
восемнадцать, а в двадцать один год у меня уже было двое детей, которые,
следуя традиции, сделали меня к сорока двум годам трижды бабушкой. Внук
сейчас в армии, обе внучки - студентки. Муж, хвала Господу, много
зарабатывает, так что у нас есть возможность держать домработницу, и мои
хлопоты по дому никому не нужны. Так что я - счастливый человек, могу
заниматься своим любимым делом, которому отдала всю жизнь.
Так, значит, муж хорошо зарабатывает. Интересно, чем это он занимается?
Зарабатывает столько, что семья имеет возможность держать домработницу.
Нехило, господа медики! А может быть, дело не в том, сколько зарабатывает
муж доктора Григорян, а в том, сколько денег приносит домой она сама? Иными
словами, дело, может быть, в том, что уважаемая Флора Николаевна, она же
Патимат Натигкызы, за деньги изготавливает липовые результаты вскрытия
криминальных трупов, подгоняя их под естественную смерть или под несчастный
случай, наступивший вследствие неосторожного поведения погибшего,
находящегося в состоянии сильного алкогольного опьянения. А, Флора
Николаевна? Может ведь такое быть? И вы действительно счастливый человек,
потому что ваше любимое дело приносит вам не только профессиональное
удовлетворение, но и немалую прибыль. Уровень преступности в последние годы
сильно вырос, количество убийств возросло многократно, в стране идет передел
собственности, криминальные группировки дерутся друг с другом, пытаясь
отхватить себе кусок пирога пожирнее, и в такой обстановке куда как важным
становится превращение очередного убитого конкурента в жертву его же
собственной неосторожности или подкачавшего здоровья. С этого и следователи
свой навар имеют, и судьи, и уж конечно эксперты, устанавливающие причины
смерти.
- А муж ваш чем занимается? - спросил Руслан, утаскивая из блюдечка еще
одно шоколадное лакомство.
- Муж? - она как-то странно взглянула на Руслана, с трудом подавив
улыбку. - Он, видите ли, музыкант. На виолончели играет.
- В симфоническом оркестре?
- Да нет...
Все ясно, лабух он, а не музыкант, играет с группой таких же, как он,
неудачников, на свадьбах и юбилеях, теперь среди новых богатеев модным стало
приглашать на свои банкеты не попсу всякую, а тех, кто может исполнять
популярную классическую музыку, чтобы как на приемах в Кремле было. Платят
за это, надо полагать, немало. Но это сейчас. А в восемьдесят четвертом
таких денег в семье Григорян не было и быть не могло. Интересно, как они в
то время жили? Тоже услугами домработницы пользовались? И на какие,
позвольте спросить, шиши?
- Трудно вам, наверное, было, - с сочувствием забросил Руслан очередной
крючок. - Муж - музыкант, ему нужно место, чтобы репетировать, заниматься, а
тут дети, внуки...
- Было такое время, - согласилась Флора Николаевна, - только оно давно
позади. В семьдесят шестом году мой муж был вместе с симфоническим оркестром
на гастролях в Австрии, он исполнял "Вариации на тему Рококо" Чайковского.
Его игра произвела настоящий фурор, его стали приглашать за рубеж постоянно,
он выступал с лучшими оркестрами и лучшими дирижерами. Когда-то он учился у
самого Растроповича.
Руслан слушал ее, и истина постепенно стала доходить до его отравленного
подозрениями сознания. Муж Флоры Николаевны - знаменитый виолончелист
Сорокопольский. Гордость Кузбасса, его имя известно каждому жителю региона.
Особую любовь Герман Сорокопольский снискал тем, что не переехал ни в
Москву, ни даже в столицу области - Кемерово, остался там же, где родился и
прожил всю жизнь - в Анжеро-Судженске. И хотя гастрольная жизнь требовала от
него постоянных поездок по всему миру и в России он находился куда реже, чем
за границей, но возвращался он всегда сюда, где жила его семья. В начале
восьмидесятых он был весьма состоятельным, по советским меркам, человеком,
выстроил за городом огромный дом с собственным минизалом, где давал концерты
для близких и друзей. И хотя в те времена нельзя было строить дома площадью
больше пятидесяти квадратных метров, для Сорокопольского власти сделали
исключение. Трудно поверить, что его жена - рядовой судебный медик - брала
взятки. Зачем мараться? Зачем рисковать и потом нервничать и бояться, когда
дом и без того - полная чаша? Да, насчет взятки Руслан, пожалуй,
промахнулся. Но могла ведь быть и угроза. От денег можно отказаться, а от
жизни? От своей жизни или от жизни близких, мужа, детей? Все-таки надо бы
покопаться в этой стороне жизни доктора Григорян. А кстати, почему наша
Флора Николаевна осталась Григорян, а не превратилась в Сорокопольскую?
Спросить, что ли? Или окольным путем узнать?
Наталья
Шли дни, возвращение матери вместе с Люсей и племянницей Катюшей
неотвратимо приближалось, и в квартире напряжение наливалось каменной,
чугунной тяжестью. На сообщение о звонке свояченицы Вадим отреагировал,
вопреки ожиданиям, глухим молчанием. Наташа ждала всплеска возмущения,
негодования, даже ярости, но муж только пожал плечами.
- Начинается совсем другая жизнь, да? - криво усмехнулся он. - Все пошло
под откос, сначала моя служба, а теперь и наше жилье. Куда мы придем еще
через пару лет? Хорошо хоть мы разъехаться не успели, здесь места много. Как
бы это все выглядело, если бы Людмила Александровна свалилась нам на голову
вместе с ребенком в малогабаритную "трешку"? Я только хотел спросить, а
какова позиция твоей мамы? Она тоже считает, что ее старшая дочь поступает
правильно? Она не считает нужным отговорить ее от этого шага? Ведь,
насколько я понимаю, прописываться Людмила Александровна будет именно к ней,
к своей матери, а не к тебе.
- Даже если бы и ко мне, это ничего не изменило бы. Я не могу отказать
Люсе, - честно призналась Наташа. - Если бы она потребовала, чтобы я ее
прописала на своей площади, я бы это сделала.
- Ну да, чего еще от тебя ожидать. Никому не можешь сказать "нет", хочешь
для всех быть хорошей. Для всех, кроме меня, твоего мужа. Почему-то мои
интересы для тебя на последнем месте находятся.
- Вадик, не надо так, ты не прав. Ты очень много значишь для меня, ты мой
муж, я тебя люблю. Но я не могу оттолкнуть родную сестру. Маму я обязана
забрать к себе, она совсем старая, а здесь медицинское обслуживание лучше,
чем в Челнах. Если я откажу Люсе, она останется совсем одна в чужом городе,
с ребенком на руках, без мужа, без матери. Вадичек, ты вспомни, насколько
Люся старше меня, на целых семнадцать лет. Мне уже тридцать девять, а ей -
пятьдесят шесть. Ну каково это - в пятьдесят шесть лет остаться совсем одной
среди чужих? Жалко ее, она и без того несчастная, неудалая какая-то, пусть
хоть вторую половину жизни проживет рядом с родными, в родном городе. А,
Вадичек?
- Ты так меня спрашиваешь, словно от моего ответа хоть что-то зависит, -
равнодушно ответил Вадим.
Он был прав, от его ответа не зависело ничего. Ничего, кроме душевного
спокойствия самой Наташи, которой, конечно, хотелось бы, чтобы муж разделял
ее точку зрения и не сердился. А он сердился, это было очевидно.
Теперь Вадим каждый день уходил на занятия в свою Академию информатики и
статистики, возвращался не так поздно, как прежде, когда работал в Обнинске,
и даже успевал несколько раз в неделю отвезти сыновей в бассейн на
тренировку и привезти их обратно. Мальчишки были счастливы оттого, что папа
проводит с ними куда больше времени, вместе с ними смотрит до позднего
вечера боевики и триллеры, а по выходным дням увозит их подальше за город и
учит водить машину.
Однажды он вернулся домой задумчивый и одновременно взбудораженный.
Сначала ничего не говорил, молча поел, потом взял Наташу за руку.
- Натка, мне надо с тобой поговорить. Очень серьезно.
Плечи у нее опустились. Ну вот, сейчас снова заговорит о Люсе и о
невозможности так жить дальше... Но ошиблась.
- Я сегодня случайно встретил в метро своего сослуживца. Он уже давно
уволился, обосновался в Москве, у него собственное дело. И он пригласил меня
к себе.
- В гости? - глупо спросила Наташа, радуясь, что речь пойдет не о
квартире.
- Нет, на работу. Я сказал, что должен подумать. Но деньги он обещал
хорошие, если буду стараться, смогу зарабатывать до ста долларов в день.
- Сколько?! - ахнула Наташа. - Сто долларов? Это же немыслимо! Двести
шестьдесят тысяч рублей. Твоя месячная зарплата.
- Примерно, - кивнул Вадим. - Мы договорились, что в эту субботу я приду
и попробую, получится или нет. Он сказал, что я могу работать по субботам и
воскресеньям, пока учусь в Академии, а потом, если понравится, буду работать
каждый день.
- А как же твой налоговый диплом?
- Никак. Пусть будет, он есть не просит. Меня никто не обязывает работать
в налоговой системе, просто Министерство обороны оказывает мне на прощание
любезность и дает возможность получить гражданскую специальность, чтобы я
мог трудоустроиться после увольнения.
- Господи, хорошо-то как! - обрадовалась Наташа и вдруг спохватилась: - А
что ты должен будешь делать?
- Вот это и есть самое... как бы тебе сказать... - замялся Вадим.
- Самое пикантное. Я буду торговать верхней одеждой.
- Ч-что? - запинаясь спросила она. - Как это?
- Обыкновенно. На вещевом рынке. Ну что ты на меня так смотришь?! -
внезапно вскипел муж. - Разве я виноват, что офицеры с моим образованием
больше не нужны? Я ничем себя не запятнал, не уронил честь мундира, мое
личное дело забито блестящими аттестациями, а что толку, если все это больше
никому не нужно и нас сокращают? Если я не могу больше приносить пользу
Родине, то я буду хотя бы приносить пользу своей семье, деньги буду
зарабатывать. Если Юрка не врет и я действительно смогу зарабатывать пусть
не сто, но хотя бы пятьдесят долларов в день, то посчитай сама, за какое
время мы скопим деньги на новую квартиру, чтобы отселить твою обезумевшую от
собственного эгоизма сестру. Галина Васильевна, разумеется, останется с
нами, это твоя мать и она нуждается в постоянном уходе, а вот Людмилу
Александровну и ее дочь я намерен выселить отсюда при первой же возможности.
Не думай, что я смирился и буду терпеть рядом с собой эту захребетницу. Я
куплю им маленькую двухкомнатную квартирку на окраине, без телефона, далеко
от метро, это обойдется тысяч в двадцать долларов. Четыреста дней работы,
чуть больше года, только и всего. А если прибавить к этому те деньги,
которые она получит от продажи своей квартиры в Челнах, то еще меньше.
- Вадик, что ты говоришь... - растерянно забормотала Наташа, огорошенная
его словами. Ее муж будет торговать на рынке! Морской офицер в четвертом
поколении собирается встать за прилавок и продавать одежду. И только потому,
что она - слишком слабая, чтобы сопротивляться наглости и нахрапистости
собственной родной сестры.
- Натка, - его голос потеплел, пальцы сильнее сжали ее кисть, - перед
нами стоит задача, иными словами - проблема. Ты согласна?
- Да, - послушно откликнулась она, чувствуя себя маленькой и глупой
девочкой, которой большой взрослый дядя сейчас будет объяснять простые
истины.
- Проблему можно проигнорировать, смириться и мучиться. А можно поставить
перед собой цель ее решить. Правильно?
- Да, - снова кивнула она.
- Решить данную проблему можно, поскольку неразрешимых проблем не бывает
в принципе, бывают только решения разной степени сложности и приемлемости.
Решение первое: понести огромные моральные издержки, пойти на скандал с
твоей родней, добиться через суд признания твоей матери недееспособной,
лишив ее, таким образом, права на ходатайство о прописке Людмилы
Александровны и ее дочери в эту квартиру. Ты становишься ответственным
квартиросъемщиком и сестру не прописываешь. Другими словами, захлопываешь
дверь перед ее носом и отправляешь назад в Челны или в любое другое место.
Это очень неприятно, это безумно тяжело, но это решит проблему. Решение
второе: пойти на финансовые издержки, пустить Людмилу Александровну сюда
ровно на то время, которое понадобится, чтобы мы с тобой совместными
усилиями накопили денег на ее отселение. Я знаю тебя не один день и понимаю,
что на первый вариант ты никогда не пойдешь. Значит, остается второй. Натка,
пойми, моя карьера закончилась, морской офицер капитан первого ранга Воронов
умер, еще месяц - и его больше никогда не будет. У меня остается только моя
семья. И я готов встать за прилавок и торговать шмотками ради того
единственного, что у меня осталось в жизни. Ну Натка, милая моя, любимая, ну
что ты плачешь... Не надо, пожалуйста, у меня сердце разрывается, я не могу
смотреть на твои слезы.
Она и в самом деле плакала. От благодарности к мужу, от того унижения,
которое он, должно быть, испытывал, и от пронзительной ненависти к себе
самой. Это она во всем виновата, только она. Она не смогла выстроить свои
отношения с сестрой так, чтобы та не посмела вести себя подобным образом.
Она, Наташа, больше всего дорожит родственными отношениями, может быть,
оттого, что в детстве не все было гладко и вместо любимой старшей сестры
рядом с ней был пусть и любимый, но все равно чужой сосед Марик, а вместо
мамы, которая должна была бы воспитывать, наставлять, помогать с уроками и
вкладывать в детскую головку разумное отношение к жизни, а потом, спустя
годы, помогать растить малышей, этим занималась тоже любимая, но тоже чужая
соседка Бэлла Львовна. Еще совсем девчонкой Наташа твердо решила, что
никогда так не поступит ни с мамой, ни с сестрой. Люся одинока и несчастна,
ей плохо, ну разве можно не протянуть ей руку, оттолкнуть, захлопнуть перед
ней дверь? Нет, немыслимо. Но почему Вадим должен расплачиваться за ее
чувства к сестре? Не должен. Однако другого варианта Наташа пока не видит.
Разве что бросить работу на телевидении, отдать программу кому-то другому и
самой встать за прилавок. Но тогда им не на что будет жить. Ведь нужно не
только деньги на квартиру для Люси и Катюши зарабатывать, нужно еще и
кормить и одевать всех, кто соберется под этой крышей. Пенсии Вадима хватит
только на продукты для него самого. А всем остальным, вероятно, придется с
голоду пухнуть.
Через месяц, в конце осени, Вадим получил диплом налогового работника и
начал муторную процедуру увольнения. Помимо двадцати окладов, полагающихся
ему как уволенному в связи с сокращением штатов, ему причитались еще
невыплаченные ранее пайковые, а также денежная компенсация за
неиспользованное обмундирование. Суммы набежали огромные, Вадим умел носить
форменную одежду на редкость аккуратно и давно уже не получал на складе ни
китель с брюками, ни рубашки с галстуками, ни головные уборы, ни верхнюю
одежду, регулярно брал только обувь. А еще мелочи всякие вроде погон,
значков, носков, теплого белья, - их он тоже не брал, а ведь их выписывают,
и они тоже денег стоят. Однако получить эти деньги оказалось не так-то
просто. Бухгалтера в отделениях продовольственного и вещевого снабжения все
подсчитывали и выписывали бумажки, а финансисты разводили руками и говорили:
- Денег нет. И когда будут - неизвестно.
Вадим каждый день звонил, а раз в три дня являлся лично, чтобы выслушать
один и тот же ответ. Наконец кто-то из сослуживцев дал ему совет:
- Ты, небось, в дверь стучишь, прежде чем войти к начфину? Дурак. Дверь
надо ногой открывать.
- В смысле - вести себя по-хамски? - уточнил Вадим. - Я так не умею.
- При чем тут хамство? Ты открываешь дверь ногой просто потому, что тебе
нечем постучать, у тебя руки заняты. Дошло?
Верить в это не хотелось, но пришлось. Заняв руки подношениями в виде
дорогого спиртного, Вадим ввалился к финансисту, и дело сдвинулось. Но все
равно не так, как он предполагал. Ему ясно дали понять, что если он хочет
получить полагающиеся ему денежные суммы, то должен рассчитывать только на
пятьдесят процентов от них. Иначе денег для него по-прежнему не будет до
второго пришествия. Вот такой простой выбор: или половину, или вообще
ничего. Он согласился на половину.
Полностью рассчитавшись с Министерством обороны, Вадим окончательно встал
за прилавок. За тот месяц, пока он еще учился и работал на рынке только по
выходным, финансовая ситуация стала более ясной. В удачный день
действительно можно было заработать девяносто-сто долларов, но в неудачный
не продавалась ни одна вещь, и Вадим, получавший заранее оговоренную сумму с
каждого проданного костюма, пиджака или куртки, не зарабатывал,
соответственно, ничего, за исключением трех долларов, которые хозяин в лице
бывшего сослуживца Юрия платил в любом случае за выход на работу. Таким
образом, перспективы скорой покупки квартиры для сестры Люси выглядела уже
не такой радужной, но и не безнадежной.
Вадим, склонный к основательности и методичности во всем, чем бы ни
занимался, начал вести детальный учет проданных вещей по размерам, цвету,
фасону, по дням недели, декадам и месяцам.
- Я хочу, чтобы на моем прилавке лежало не то, что мне выдаст хозяин, а
то, что будет пользоваться сегодня спросом у покупателей, - объяснял он
Наташе по вечерам, аккуратно заполняя собственноручно разработанные таблицы
и схемы. - Какой смысл стоять за прилавком, если на нем лежит то, что не
пользуется спросом? Москвичи приходят на рынок в свой выходной день и
покупают одно, а приезжие приходят тогда, когда бывают в Москве, чаще всего
это будние дни, и покупают они совсем другое. Я должен уловить эту разницу,
чтобы каждый день на моем прилавке лежало то, что именно сегодня будет
востребовано.
Наташа с уважением и трепетом относилась к его стараниям, но результат
пока что был невыразительным: за полтора месяца ежедневной, без выходных,
торговли Вадиму удалось заработать восемьсот долларов. В масштабах зарплаты
государственного служащего это были огромные деньги, но в масштабах
двухкомнатной квартиры, даже плохонькой и маленькой, - каплей в море.
- Что слышно от Людмилы Александровны? Когда она соизволит нас
осчастливить?
- Она заканчивает оформление продажи квартиры, - объяснила Наташа. - Я
сегодня с ней разговаривала, скорее всего, недели через две они приедут.
- Какое счастье! - скептически фыркнул Вадим, но, увидев ее изменившееся
лицо, тут же сменил тон. - Натка, не обращай внимания, это я так шучу. Мы с
тобой все решили и приступили к выполнению, так что долой эмоции.
Чем ближе подступало неизбежное событие, тем страшнее становилось Наташе.
Ей не хотелось делиться своим настроением с мужем, он и без того не в
восторге от предстоящего уплотнения, и Наташа все чаще и чаще заходила к
Бэлле Львовне специально для того, чтобы, как она выражалась, "выговориться
по проблеме".
- Бэллочка Львовна, я просто разум теряю от ужаса, - говорила она. - Ну
как это так? Мама будет жить у вас, Катюша - с мальчиками. Не по-человечески
это. Но если я поселю маму в нашей с Вадимом комнате, он взбеленится. У
него... потребность... ну, в общем, вы понимаете, о чем я... потребность
очень высокая, он без этого не желает обходиться, а как же мы будем
заниматься любовью, если мама будет рядом спать?
- Золотая моя, в том, что твоя мама будет жить со мной, как раз ничего
страшного нет. Две старушки - мы всегда найдем чем заняться и о чем
поговорить. Болячки обсудим, телевизор посмотрим, почитаем друг другу вслух.
Знаешь, в старину была прелестная традиция - домашние чтения. Вот мы ее и
возобновим. А вот то, что с твоими мальчиками будет жить девочка, это
непорядок. Они хоть и двоюродные, но по сути совершенно чужие друг другу, с
тех пор, как мы похоронили твоего папу, Люся ни разу не приезжала в Москву и
не привозила сюда свою дочку. А ведь ей уже пятнадцать лет. Ни в коем случае
нельзя допускать, чтобы она жила в одной комнате с твоими сыновьями.
- А где же ей жить?
- Пусть живет вместе со своей матерью в Ирочкиной комнате. Это будет
справедливо.
- Да ну что вы, Бэллочка Львовна, - отмахивалась Наташа, - Люся ни за что
не согласится, она хочет иметь отдельную комнату и жить одна. Она, наверное,
возьмется сочинять что-нибудь бессмертное и не захочет, чтобы ей мешали.
- Ты должна проявить твердость, - настойчиво повторяла Бэлла Львовна. -
Один раз в жизни ты можешь отстоять свою позицию в отношениях с сестрой или
нет? Она не имеет права распоряжаться жизнью твоих сыновей. Это твои
сыновья, Наташенька, золотая моя, и кто же защитит их интересы, если не ты,
мать? Кроме того, есть и интересы этой девушки, Катюши. Пятнадцать лет - это
вполне солидный возраст, она уже не ребенок, не девчонка, и каково ей будет
жить в одном помещении с двумя мальчиками четырнадцати и тринадцати лет? Об
этом должна была бы побеспокоиться ее собственная мать, но твоя сестра, судя
по всему, умеет беспокоиться только о себе самой.
- Ой, Бэлла Львовна, - Наташа вздыхала и хваталась за голову, - и что я
ей скажу? Как я объясню это Люсе, если она сама не понимает?
- А ты ничего не объясняй, золотая моя, ты просто поставь ее перед
фактом, - советовала соседка. - Открой дверь в Ирочкину комнату и скажи
спокойно и приветливо: "А вот здесь, Катюша, будете жить вы с мамой. Здесь
как раз два спальных места. Надеюсь, вам здесь будет удобно." И посмотри,
что в ответ на это сделает твоя дражайшая сестрица.
- Что сделает, что сделает. Скандал закатит, как тогда, когда мама с
папой хотели, чтобы мы с ней вместе переехали в комнату Брагиных.
- А это мы еще посмотрим, - загадочно усмехалась Бэлла Львовна. - Теперь,
золотая моя, расклад сил совсем другой. Тогда ты была маленькой и права
слова была лишена, зато была мама, которая всегда и во всем стояла на
стороне Люси. Сегодня же, заметь себе, твоя мама слишком стара, чтобы
вступать в открытые конфликты с людьми, на иждивении которых она собирается
жить. Она больше не боец в Люсиной армии. Ты стала взрослой и жесткой, ты
только вспомни, как ты отшила ее с ее гениальными романами, которые она
хотела навязать тебе для сценариев. С тех пор прошло десять лет, а я очень
хорошо помню эту историю. И последнее по счету, но не по степени важности:
теперь рядом с тобой стоит Вадим. А уж ему-то палец в рот не клади, Марик
мне рассказывал, как твой муж его отчитывал на кухне.
- Неужели рассказывал? - ахнула Наташа.
Боже мой, ей-то казалось, что Вадим оскорбил Марика до глубины души и что
Марик никогда ни с кем не поделится деталями этого разговора. Ведь и сам
Вадим ни словом ей не обмолвился, а Наташа так и не призналась, что
подслушивала. Сама тема казалась ей постыдной и горькой, предназначенной
только для ушей тех, кто обсуждал ее тогда на кухне поздним вечером. Она не
могла себе представить, как это Марик придет к Бэлле Львовне и скажет:
"Знаешь, мама, сосед отчитал меня за то, что я тебя бросил в Москве на
иждивении чужих людей." А оказывается, Марик смог поделиться этим. Он,
наверное, совсем другой, не такой, как Наташа, он мыслит иначе, и чувствует
иначе. То, что ей представляется стыдным и оскорбительным, для него -
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |