свой ему приходилось сдерживать, он - человек хорошо воспитанный, а Иринка и
в особенности Бэллочка с ее ухудшающимся зрением далеко не всегда оставляли
сантехнику в идеальном состоянии. Переехав в Москву, он вынужден был
мириться с условиями совместного с чужими ему людьми проживания, но мечту об
отдельном жилье лелеял. И вот мечта уже почти сбылась!
У Наташи было к проблеме принципиально иное отношение. Она прожила здесь
всю жизнь, привыкла, ничего иного не видела. И Иринка, и Бэлла Львовна - не
чужие ей, они давно стали членами ее семьи, Иринка - сестрой, Бэллочка -
бабушкой для ее сыновей, мальчики даже называют ее бабой Бэллой. И убирать
за всеми Наташе вовсе не в тягость, она и к этому с детства привыкла, еще
девчонкой мыла полы и стирала вместо беременной Ниночки и ослабевшей от
пьянства старой Полины. И вообще всем помогала. Для нее такая жизнь - норма.
И еще одно: как же Бэлла Львовна останется одна, если они разъедутся? То
есть однато она, конечно, не останется, Наташа будет приезжать к ней,
привозить продукты, убирать квартиру, стирать, готовить. Но ведь это нужно
будет делать каждый день. А если Бэллочка, не дай бог, заболеет и будет
нуждаться в постоянном уходе? Где взять время и силы? Сейчас Наташа готовит
сразу на всех и времени на переезды из квартиру в квартиру не тратит, а
потом как будет? Нет, нельзя ей разъезжаться с Бэллой Львовной.
- Я нарисовала этим риэлторам полную картину, объяснила, что у вас двое
сыновей и вам нужна квартира из трех комнат, не меньше, - обстоятельно
излагала Бэлла Львовна. - Они сказали, что могут предложить нам две
однокомнатные квартиры и одну трехкомнатную, а если вы согласитесь жить в
отдаленном районе - то и четырехкомнатную.
- Четыре комнаты! Ты слышишь, Наташка? Четыре! Вместо нынешних двух.
Вадим с трудом справлялся с охватившим его возбуждением, ерзал на диване
и радостно улыбался.
- У каждого из мальчиков будет своя комната, они уже большие, еще два-три
года - и они не смогут жить вместе. У нас с тобой будет спальня и общая
гостиная, никто никому не мешает! Блеск!
- Погоди, Вадим, - Наташа жестом остановила его и снова повернулась к
соседке. - В каких районах они предлагают нам квартиры?
- Сказали, что будут подбирать разные варианты и предлагать нам. А эту
квартиру они приведут в человеческий вид, отремонтируют и продадут
состоятельным "новым русским". В нашем доме они уже три квартиры расселяют.
- Хорошо, - вздохнула Наташа, - давайте посмотрим в глаза реалиям. Мы
имеем четырехкомнатную квартиру в историческом центре Москвы, в старом доме
с просторной прихожей, высокими потолками и огромными окнами, внутри
Садового кольца, в двух минутах ходьбы от метро. Здесь развитая
инфраструктура, огромное количество магазинов, ресторанов и кафе, театров и
прочих нужных заведений. Что нам могут предложить взамен? Еще одну
четырехкомнатную квартиру плюс две однокомнатные. Это означает, что квартиры
эти в любом случае будут маленькими и дешевыми и располагаться в районах
дальних новостроек, где нет ни метро, ни магазинов, ни, кстати сказать,
телефонов. Нельзя за четыре комнаты получить равноценные шесть плюс еще две
кухни и два санузла. Мы со своей четырехкомнатной можем оказаться где-нибудь
в Митино, чуть ли не за Кольцевой автодорогой, откуда до ближайшего метро
нужно долго добираться автобусом, который еще и ходит нерегулярно. А вы,
Бэлла Львовна, будете жить на другом конце города, и тоже далеко от метро,
магазинов и поликлиники. Телефон вам поставят лет через пять, если не
больше, и вы даже не сможете вызвать врача, когда заболеете. Как вы все это
себе представляете?
- Не сгущай краски, - заявил Вадим. - Ты забыла о том, что Ире квартира
больше не нужна, она выходит замуж и переезжает к мужу. Риэлторы должны
будут подыскать нам не три разные квартиры, а только две, стало быть, одна
из них может оказаться и подороже за счет приближения к транспортным
магистралям. И потом, можно поставить им условие, чтобы они поселили нас с
Бэллой Львовной в одном доме. Или хотя бы на одной улице. Правда, Бэлла
Львовна?
- Нет, - старая соседка отрицательно покачала головой, - мы не можем
лишать Иру жилплощади. Мало ли как сложится ее семейная жизнь? Ей даже уйти
будет некуда. И потом, нам никто не позволит продавать квартиру, если один
из прописанных в ней жильцов не имеет новой площади, куда может переехать.
За этим следят очень строго. Новых квартир должно быть три, иначе нельзя.
- Ну хорошо, - Вадим легко уступил одну из позиций, - но все равно можно
потребовать, чтобы две квартиры из трех были в одном доме. Я считаю, что это
будет прекрасным решением проблемы.
- Вадик, милый, ты неисправимый оптимист, - Наташа присела рядом с мужем,
ласково положила руку на его плечо, - как ты себе представляешь нашу жизнь
на окраине и без телефона? Сейчас, когда мы находимся в двух шагах от метро,
я ухожу из дома в половине девятого и возвращаюсь не раньше десяти, а что
будет, когда метро окажется в получасе езды на автобусе? Ты меня вообще дома
не увидишь. А мне нужно будет еще продукты покупать и готовить. На что ты
хочешь меня обречь? На каторгу?
- Пожалуйста, бери машину и езди.
- Ты прекрасно знаешь, что я не могу водить машину.
- Глупости! - оборвал ее Вадим. - Это тебе только так кажется. Подумаешь,
взяла всего несколько уроков - и уже выводы сделала. Найди хорошего
инструктора, он тебя в два счета научит.
Наташа действительно пыталась научиться водить машину и получить права,
но очень скоро поняла, что это занятие не для нее. На площадке все
получалось просто замечательно, но как только она оказывалась на проезжей
части, ее охватывала такая паника, что хоть бросай руль и выскакивай из
салона. Она безумно боялась машин и покрывалась холодным потом даже тогда,
когда ехала в качестве пассажира. Никакие уговоры инструктора, что, дескать,
рядом едут нормальные люди, которые ее видят и тоже не хотят попадать в
аварии, Наташу не успокаивали. Она хорошо знала, как много сидит за рулем
пьяных, обколотых или наглотавшихся таблеток водителей, а также тех, кто
купил права за деньги без надлежащего обучения. Нет, ни при каких условиях
она не сможет преодолеть свой страх и вести машину. Ее нервная система к
этому не приспособлена. К тому же у нее есть еще один врожденный дефект -
плохое ощущение правой и левой стороны, а вернее, полное отсутствие
такового. Она даже цепочку на шее не может застегнуть и расстегнуть наощупь,
заведя руки назад, обязательно переворачивает ее замочком вперед, чтобы
видеть. Однажды Вадим подарил ей коротенькую, под горло, красивую витую
цепь, замочка которой Наташа никак не могла видеть, даже перевернув.
Расстегивать ее наощупь она еще кое-как могла, а вот застегивать, глядя в
зеркало, никак не удавалось, она мучилась, пыхтела и не могла сообразить,
почему ей кажется, что она двигает рукой назад, а оказывается - вперед. Во
время движения такая же ситуация, только во много раз более опасная,
складывалась с зеркалами заднего вида. Наташа хронически ошибалась, не
понимая, сокращается расстояние между ней и идущим сзади автомобилем, или,
наоборот, увеличивается, и справа этот автомобиль или слева. В конце концов
она оставила затею с получением прав, разумно решив, что лучше ездить на
метро, чем тратить бесконечные деньги на ремонт своей и чужих машин, при
этом с риском оставить сыновей сиротами, а мужа - вдовцом.
- Вадим, я не буду водить машину, это даже не обсуждается. Давай исходить
из того, что есть. К слову замечу, что сейчас мы живем рядом с Киевским
вокзалом, с которого ты каждый день ездишь на работу в Обнинск. И даже при
этом ты встаешь в пять тридцать, а выходишь из дому в шесть утра. Ты готов
вставать в четыре?
- Встану, - коротко ответил Вадим. - Во сколько нужно, во столько и
встану.
- И на чем ты будешь добираться до вокзала? Автобусы в четыре утра еще не
ходят, - заметила Наташа.
- На машине поеду.
- И оставишь ее на целый день на площади перед вокзалом? Вадик, это
несерьезно. Если поставить ее на платную охраняемую стоянку, то это выйдет
слишком дорого, мы за неделю истратим всю твою зарплату. А если оставить
просто так, то рано или поздно ее угонят. Я понимаю твое желание переехать в
отдельную квартиру, но ты должен понимать, что издержки могут оказаться
неизмеримо больше, чем выгоды. И еще одно: мы с тобой оба очень много
работаем, рано уходим и поздно приходим. Сейчас за мальчиками присматривает
Бэлла Львовна, и накормит, и проследит, чтобы уроки сделали. Когда мы
останемся одни, Сашка и Алеша останутся полностью безнадзорными. Не забывай,
сколько им лет. Одному двенадцать, другому - тринадцать, они еще не
настолько взрослые, чтобы вести себя разумно и ответственно, а возраст
опасный, и через пару лет станет еще опаснее.
- Но если Бэлла Львовна будет жить с нами в одном доме, она сможет каждый
день приходить, сидеть у нас и присматривать за ребятами. Ведь так, Бэлла
Львовна? И вообще, я не понимаю, что мы обсуждаем, перспективу получить
отдельное новое жилье или причины, по которым мы должны отказаться от этого?
У меня складывается впечатление, что не первое, а именно второе.
Конечно, второе, а не первое, подумала Наташа. Бесплатный сыр бывает
только в мышеловке. Невозможно улучшить ситуацию, ничем за это не заплатив.
А плата в данном случае может оказаться слишком высокой. К такой плате
Наташа не готова.
- А почему молчит уважаемый Марк Аркадьевич?
Вадим внезапно повернулся к Марику и уставился на него сердитыми глазами.
- Я бы хотел услышать и ваше мнение, ведь речь идет и о вашей матушке
тоже, а не только о моей семье.
Наташин слух больно резануло это разделение "вашей матери" и "моей
семьи", она давно уже не воспринимала Бэллу Львовну как нечто отдельное.
Бэлла Львовна оставлена была Мариком на ее попечение так же, как и Иринка, и
Наташа немедленно зачислила ее в члены своей семьи, в круг тех, о ком она
должна заботиться, за кем должна ухаживать.
Марик на протяжении всего разговора сидел молча, ни единым словом не
давая понять, чью сторону принимает в этом споре. Справедливости ради надо
заметить, что и Бэллочка своего мнения не высказывала. Получалось, что
спорили только Наташа с Вадимом, а точка зрения соседки в расчет не
принималась.
- Видите ли, Вадим, я не считаю возможным навязывать вам свое мнение,
потому что я через два дня уеду, а вам оставаться и жить. Поэтому имеет
смысл обсуждать только ваши аргументы, а никак не мои.
Ну что ж, вполне обтекаемо. Ни да - ни нет. Точка зрения Марика и без
слов понятна, он боится оставлять мать без ухода и помощи и, конечно, хотел
бы, чтобы все оставалось, как есть. Но ему, давно живущему по западным
стандартам, в то же время совершенно очевидно, что две комнаты для четверых
- слишком мало и неудобно. Похоже, Вадим это понимал, потому что резко
поднялся с дивана и сделал шаг к двери.
- Я предлагаю разойтись и как следует подумать. Бэлла Львовна, как вы
договорились с риэлторами?
- Они придут через пару дней, чтобы узнать о нашем решении.
- Вот и хорошо, значит, время для обсуждения еще есть. Спокойной ночи.
Наташа молча ужинала, Вадим, отвернувшись, смотрел телевизор. И только
когда начали стелить постель, снова вернулся к проблеме переезда.
- Я тебя не понимаю, Наташа. Неужели тебе не надоело жить в этой коммуне,
всех кормить, всех одевать и обстирывать? Ты что, нанималась в домработницы
к этим двум нахлебницам? Одна - молодая свистушка, тарелку за собой не
вымоет, другая - слабеющая старуха, которая и делала бы все, что нужно, да
уже не всегда может. Объясни мне, почему ты против того, чтобы жить в
отдельной квартире, где будет только наша с тобой семья, понимаешь, наша!
Наташа плотнее запахнула халат и присела на краешек дивана. Ну как ему
объяснить, если он сам не понимает!
- Вадик, миленький, Бэллочка уже много лет является членом нашей семьи,
неужели ты этого не видишь? Да, я понимаю, ты двенадцать лет жил отдельно от
нас и много не знал или не видел... Но теперь-то ты здесь, уже почти два
года мы живем вместе, и ты до сих пор не понял, что я не могу оставить ее.
Ну не могу я! - почти выкрикнула Наташа. - Можешь ты это понять? Я многим ей
обязана, ей и Марку, только благодаря им я стала тем, чем стала. И когда
Марк уезжал в Израиль, он взял с меня слово, что я не брошу его мать, не
оставлю ее без заботы и опеки. А она с каждым годом нуждается в этой заботе
все больше и больше, она ведь не молодеет, Вадичек, миленький, ты сам
видишь, у нее и зрение падает, и сама она слабеет, и болеет все чаще и чаще.
Когда моя мама уехала с Люсей, Бэллочка заменила нашим сыновьям бабушку. Как
же я могу уехать от нее? Я люблю ее, я к ней привыкла. И к квартире нашей я
привыкла, я прожила в ней всю жизнь. А ты хочешь все это сломать?
- Я хочу иметь свой дом и быть в нем хозяином, - горячо возразил Вадим. -
Неужели тебе это непонятно? В конце концов, меня с Бэллой Львовной ничего не
связывает, для меня она - совершенно чужой человек, к тому же не особенно
опрятный. Почему я должен терпеть ее присутствие рядом с собой? Почему мы
вчетвером должны ютиться в двух комнатах, если можем жить более комфортно?
- Ты не должен так говорить...
- Нет, именно так я и должен говорить. А тебе пора сделать выбор между
твоей соседкой и твоим мужем.
Он взял чашку, из которой пил чай, сидя перед телевизором, и вышел на
кухню. Наташа сидела на диване, не в силах пошевелиться. Вот так, выбор
между соседкой и мужем. Ну зачем он так сказал? Зачем ставит ей ультиматум?
Ведь делать выбор между двумя людьми, каждый из которых дорог и любим,
невозможно. Остаться доброй и порядочной и выбрать Бэллу? Или остаться
преданной женой и сделать выбор в пользу мужа? В первом случае есть риск,
что Вадим с этим не смирится, отношения испортятся, может быть, даже до
разрыва дойдет. Разрушится семья, сыновья останутся без отца. Если сделать
так, как хочет Вадим, то семья, безусловно, сохранится, но с Бэллой Львовной
без постоянной помощи и присмотра может случиться все, что угодно, и она не
проживет столько, сколько могла бы прожить, будь Наташа всегда рядом с ней.
Да и сама Наташа измучается, разрываясь между двумя домами. Она попыталась
представить себе эту новую квартиру и невольно скривилась. В ее воображении
возникла картина чего-то стерильно-белого, безжизненного, бездушного. А
здесь, в этой коммуналке, все имеет свой цвет, комната Бэллочки - синяя,
комната мальчиков - охряная, теплая, похожая на расписной глиняный кувшин,
Иринкина обитель больше похожа на старое гобеленовое полотно, с одной
стороны - по-молодежному нарядная, с другой - словно покрытая пылью разрухи
и дряхления. А в ее с Вадимом комнату только что вернулся красный цвет
взаимного недовольства и раздражения, которого здесь давно уже не было, с
тех пор, как заболел и попал в больницу Наташин отец. В этой квартире все
наполнено цветом и жизнью, воспоминаниями и эмоциями. Может быть, поговорить
с Иркой? Если она переедет к мужу, комната не будет ей нужна, и Наташа
вполне может ее занять. Случись что и Ира захочет вернуться - комнату всегда
можно освободить за несколько часов. Остается проблема Бэллочки. Вадим не
хочет с ней жить, не хочет терпеть плохо вымытую ею сантехнику, ее шаркающие
шаги, ее слишком громкие и долгие разговоры по телефону. Но Бэллочка же не
виновата, что плохо видит и начинает понемногу глохнуть, это участь всех
пожилых людей, и сам Вадим станет когда-нибудь таким же...
Наташа спохватилась, что Вадим что-то долго не возвращается. Она
приоткрыла дверь в коридор и услышала доносящиеся с кухни голоса. Один
принадлежал мужу, другой - Марику. Сделав несколько осторожных шагов, Наташа
остановилась и прислушалась.
-...вы спокойно уехали к новой, лучшей жизни и оставили свою мать одну.
- Мама не захотела ехать с нами. Я долго ее уговаривал, но она
категорически отказывалась. Разве Туся вам этого не говорила?
- Это не довод, уважаемый Марк Аркадьевич, - в голосе Вадима Наташа
услышала нотки раздражения. - Вы не должны были устраивать свою жизнь за
счет потерь, которые несут другие люди. Вы видите, к чему в конце концов все
пришло? Все заботы о вашей матери легли на плечи моей жены, она двадцать лет
тащила на себе эту тяжесть, а теперь не может разъехаться с Бэллой Львовной.
То есть моя жена, чужой, в сущности, человек, не может поступить так, как в
свое время с легкостью поступили вы.
- А что я должен был сделать? - Марик, наоборот, ничуть не раздражен,
разговаривает спокойно и даже будто бы с недоумением, словно не может взять
в толк, чего от него добивается Вадим. - Я просил ее уехать с нами, она
отказалась. Вы считаете, я должен был увезти ее силой, не спрашивая
согласия, как тряпичную куклу или как увозят маленьких детей, душевнобольных
или выживших из ума стариков? Ну объясните же мне, Вадим, как я должен был,
по-вашему, поступить? Я уговаривал ее полгода, каждый божий день, я объяснял
ей, что там, за границей, ей будет лучше. Вы считаете, что я недостаточно
старался и не нашел нужных слов, чтобы убедить маму уехать?
- Нет, Марк Аркадьевич, я считаю, что в этой ситуации вы должны были
остаться.
- То есть как - остаться?
- Вот так, остаться. Никуда не уезжать и не оставлять вашу матушку одну.
- Вы хотите сказать, что я должен был пожертвовать своей жизнью,
карьерой, жизнью, благополучием и образованием своих детей...
- Да, именно это я и хочу сказать. Вы должны были пожертвовать СВОЕЙ
жизнью, а не жизнью моей жены, на которую вы взвалили непосильную обузу. Вы
проявили и продолжаете проявлять чудовищный эгоизм, вы думали и думаете
только о себе, о своих благах и выгодах. Вам же наплевать на то, во что
обходится нашей семье ваш эгоизм. Я вынужден жить в коммунальной квартире,
от которой меня тошнит, только потому, что вы навязали моей жене вашу мать.
Наташа - добрый человек, порядочный, ответственный, у нее золотое сердце, и
вы прекрасно это знали, когда подсунули девочку вашей матери вместо себя.
Еще бы, вы были уверены, что за Наташиной спиной Бэлла Львовна не пропадет!
И вы даже ни на секунду не задумались над тем, что пройдет несколько лет,
Наташа станет взрослой, у нее появится своя семья, и ей придется совмещать
заботу о вашей матушке с заботой о собственной семье. Вы не дали себе труда
задуматься, во что это в конце концов выльется. Вы думали только о том, как
бы поскорее убраться из страны, и вам было абсолютно все равно, кто, как и
чем впоследствии будет расплачиваться за этот ваш поступок.
- Вы не имеете права так говорить, Вадим, вы не были евреем в стране
воинствующего антисемитизма и вы никогда не сможете понять тех, кто бежал от
этого унижения. Что вы знаете о моей жизни? О том, как меня, отличника,
сдавшего все вступительные экзамены на "пятерки", не приняли в институт, в
котором я хотел учиться, меня лишили возможности заниматься наукой, которую
я любил, меня лишили всяких перспектив на карьеру. О том, как родители моего
одноклассника, когда нам было по восемь лет, запретили своему сыну дружить
со мной, потому что я - еврей, а все евреи, по их мнению, были вредителями и
врагами народа, начиная с Троцкого и заканчивая небезызвестными врачами. О
том, как мальчишки дразнили меня "жиденком", подкарауливали во дворе и
избивали. О том, как я, когда стал школьным учителем, поставил несколько раз
"двойку" по физике одному оболтусу, папа которого был каким-то начальничком,
и этот папа прискакал к директору школы жаловаться на меня и требовать,
чтобы меня выгнали, а на мое место взяли другого педагога, только непременно
русского, потому что я, видите ли, член сионистской мафии, которая намерена
на корню истребить лучших представителей подрастающего поколения. И как
потом этот директор школы, пряча глаза и мучительно потея, просил меня быть
более снисходительным к мальчику и не ставить ему "двойки", потому что
выгонять меня он боялся - оснований не было, дело могло и до суда дойти, но
папу-начальничка он тоже боялся до смерти. Вы не имеете права осуждать меня
за то, что я стремился уехать отсюда, от этого постоянного, ежедневного
унизительного прозябания. Я, способный, если не сказать талантливый, физик
должен был учить детей в школе.
- Мы говорим о разных вещах, Марк Аркадьевич. Вы мне объясняете, почему
вы хотели уехать. Ваши доводы убедительны и весомы, и я не собираюсь их
оспаривать. Но я, со своей стороны, пытаюсь объяснить вам, почему вы не
должны были уезжать. Вы должны были остаться здесь, рядом со своей матерью,
заботиться о ней, ухаживать, помогать ей, а не перекладывать свои сыновние
обязанности на плечи семнадцатилетней девчонки, которая по врожденному
великодушию дала вам обещание, но и представить себе не могла, что ее ждет в
будущем. Если бы вы остались, мы сегодня не стояли бы перед проблемой, у
которой нет устраивающего всех решения. Бэлла Львовна жила бы с вами и вашей
семьей, и никто не мешал бы моей семье устроить свою жизнь так, как я считаю
разумным и правильным. У вас был выбор: искалечить собственную жизнь или
испортить чужую. Вы приняли решение в свою пользу. И сегодня моя жена стоит
перед выбором: спокойная старость вашей матушки или спокойная семейная жизнь
с мужем. Какое решение она должна принять? Такое же, какое когда-то приняли
вы? В свою пользу? Оставить стареющую нездоровую женщину на произвол судьбы?
Или пойти на обострение отношений в семье, на открытый конфликт, потому что
я хочу жить в собственной квартире без посторонних и буду настаивать на этом
до конца. Ну же, Марк Аркадьевич, не молчите, скажите, как следует поступить
моей жене.
- Простите, Вадим... Не знаю даже, что вам и сказать. Давайте не будем
обсуждать прошлое, вы не были в моей шкуре и не сможете понять моих
поступков. Может быть, в чем-то вы и правы. Может быть... У вас есть
конкретные предложения, как можно разрешить сложившуюся ситуацию, или вы
просто выплескиваете на меня свое негодование?
- Есть, Марк Аркадьевич. У меня есть предложение, только боюсь, оно вам
не понравится.
- Вы хотите, чтобы я увез маму с собой? Я сам об этом мечтаю, и в каждом
письме предлагаю ей приехать, но она и думать об этом не хочет. Бесполезно
даже заговаривать с ней на эту тему.
- Это я уже понял, Марк Аркадьевич, и имею в виду совсем другое.
- Надеюсь, вы не собираетесь отправлять мою маму в дом престарелых?
- Разумеется, нет, я не настолько бессердечен. Я предлагаю вам, Марк
Аркадьевич, вернуться в Россию.
- Что?!
- Я предлагаю вам вернуться, - спокойно и даже чуть насмешливо произнес
Вадим. - А что? Вы - человек состоятельный, деньги у вас есть, вы можете
купить прекрасную квартиру, достаточно просторную, в которой вам не будет
тесно. Или даже дом за городом, если вы отвыкли жить в городских
многоэтажках. Бэлла Львовна будет жить с вами, вы будете о ней заботиться и
освободите от этой обязанности мою жену. А мы, в свою очередь, останемся
здесь. Наташа не может водить машину, и для нее особенно важно, чтобы рядом
была станция метро. При таком решении никто не пострадает, все только
выиграют.
- Как это никто не пострадает? А я? А моя семья? Вы их в расчет не
принимаете?
- Вам вовсе не обязательно привозить сюда супругу и детей, они могут
остаться в Штатах. Возвращайтесь один, живите рядом с матушкой до ее
последнего часа, проводите ее в последний путь, потом уезжайте обратно к
семье.
- Вадим, мне кажется, вы не понимаете, о чем говорите. Моей матери всего
семьдесят три года, и я надеюсь, что она проживет еще очень долго, лет
пятнадцать. Вы мне предлагаете, чтобы я на пятнадцать лет оставил жену и
детей одних? Или я чего-то не понял?
- Да нет, вы все поняли правильно. Но я не понимаю, от чего вы пришли в
такой священный ужас. Что страшного или невероятного я вам предлагаю? Вы не
колеблясь оставили свою мать одну в нищей тоталитарной антисемитской стране
на двадцать один год. И ничего, как видите, не произошло. Почему бы вашей
семье, состоящей из трех человек, не пожить несколько лет без вас в
процветающей и благополучной Америке? Уверяю вас, они там не пропадут. А
если они приедут сюда с вами, так тоже ничего страшного не случится, здесь,
кстати, жизнь намного дешевле, вы сможете даже что-то сэкономить.
Повисло длительное молчание, и Наташа вдруг испугалась, что на кухне
слышен стук ее бешено колотящегося сердца. Она никогда не думала, что Вадим
может быть таким безжалостным. Может быть, это оттого, что в ее присутствии
он общался в основном с друзьями, а не с подчиненными, а сейчас впервые за
много лет ей довелось услышать, как ее муж разговаривает с человеком,
который ему неприятен, с которым его ничего личного не связывает и который
все равно через два дня уедет, жить бок о бок с ним не придется. В такой
ситуации люди говорят то, что думают, и в выражениях не стесняются. Сейчас
Наташа слышала совсем другого Вадима, такого, какого прежде не знала.
"Господи, - мелькнула пугающая мысль, - еще чуть-чуть - и окажется, что я
живу с совершенно незнакомым человеком, с которым у нас нет ничего общего,
кроме детей. Мы жили в разных городах, у нас были разные профессии, разные
интересы, разные друзья. А потом мы поселились вместе, ни о чем не
задумываясь, потому что были к этому времени двенадцать лет женаты, у нас
было двое сыновей, и это как бы само собой предполагало, что мы - родные и
близкие люди. А так ли это на самом деле?"
Ей стало тошно и одновременно тревожно, и Наташа поняла, что не может
дослушать до конца разговор Вадима с Мариком. При первых же звуках голоса,
доносящегося из кухни, она повернулась и на цыпочках прокралась в комнату.
Аккуратно притворила дверь, стараясь не щелкнуть замком, и улеглась в
постель. Через несколько минут вернулся Вадим, но Наташа сделала вид, что
уже уснула.
Десятого декабря Марик улетел в Нью-Йорк, а вечером неожиданно взбрыкнула
Бэлла Львовна, заявив, что не поедет к Иринке на свадьбу.
- Но почему, Бэлла Львовна? - в отчаянии кричала Ира. - Мы же
договорились, мы же все решили...
- Деточка, ну что я там буду делать? Все кругом чужие, все незнакомые,
все значительно моложе меня. Нет, и не упрашивай, я твердо решила остаться
дома. И потом, кто я такая? Мама, бабушка? Я - просто соседка, и на меня все
будут коситься, дескать, чего это я приперлась на чужое торжество. И
настроения у меня нет никакого.
- Ну Бэллочка Львовна!...
Ира разрыдалась, бессильно колотя кулачками по диванному покрывалу.
Наташа поняла, что пора вмешаться.
- Бэллочка Львовна, я очень прошу вас пойти. Я понимаю, что вам это в
тягость, вы плохо себя чувствуете, но мы с вами уже давно решили, что от
нашей квартиры обязательно должен кто-нибудь быть. Ну посудите сами, девочка
рассказывает о себе, что она сирота, что с детства рядом с ней были только
бабушка и соседи. Бабушка давно умерла. Остались одни соседи. Если никто из
них не придет на свадьбу, может сложиться впечатление, что Иринку в нашей
квартире никто не любит и никто за нее не радуется. Сразу встанет вопрос:
почему? Почему такую чудесную, красивую, умную и воспитанную девушку не
любят соседи? Ответ напрашивается сам собой: она вовсе не чудесная, не умная
и не воспитанная, она в нашей квартире всех достала своим поведением и
своими выходками. Уверяю вас, люди подумают именно так. Разве вы хотите,
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |