CЛОВО 35
О покаянии.
Покаяние, тяжкое и страшное для грешника, есть исцеление прегрешений, истечение слез,
уничтожение неправды, дерзновение к Богу, оружие против диавола, меч, отсекающий
ему голову, надежда на спасение, отнятие отчаяния. Оно открывает небо, вводит в рай,
побеждает дьявола. Поэтому, я не перестану возбуждать относительно него слово, чтобы
ты не отчаивался в грехах, а поступая право, не гордился. "Посему, кто думает, что он
стои'т, берегись, чтобы не упасть" (1 Кор. 10:12), - чрезмерная уверенность
действительно приводит к падению. Ты праведен? Не падай. Грешник? Не отчаивайся. Я
не перестану натирать вас этим лекарством, потому что я не знаю, есть ли какое оружие
против диавола, чтобы вы не отчаивались. Если ты грешен, не отчаивайся. Я не перестану
говорить тебе следующее: если ты каждый день грешишь, каждый день кайся. То же
самое, что мы делаем в ветхих домах: когда они разрушаются, мы убираем
разрушающееся и поправляем новым, никогда не переставая заботиться. Если сегодня ты
пришел в ветхость от греха, восстанови себя назавтра покаянием. Но можно ли, скажут,
спастись покаянием? Да, обязательно. Неужели я, всю жизнь проведший в грехе, если
покаюсь, получу спасение? Да. Чем это доказать? Человеколюбием Господа. Могу ли я
питать доверие к твоему покаянию только? В состоянии ли твое покаяние уничтожить
столько зла? Если бы было одно покаяние, - тогда ты в самом деле должен трепетать. Но
когда к покаянию примешивается Божие милосердие, мужайся. Нет меры Божию
милосердию; никаким словом не выразить Его благости. Есть мера для твоей порочности,
но для исцеляющих средств нет меры. Твоя порочность, какая бы она ни была, есть все-
таки человеческая порочность; милосердие же Божие неизреченно. Мужайся, потому что
твое зло побеждено. Представь себе искру, упавшую в море. Она не может держаться или
светить. Что для моря искра, то для милосердия Божия – грехи; и даже не то, но гораздо
менее. Море, как оно ни велико, имеет все-таки меру, милосердие же Божие безгранично.
Я говорю это не затем, чтобы сделать вас легкомысленнее, но чтобы вы стали усерднее. Я
часто убеждал не ходить в театр: ты выслушивал, но не исполнял, снова шел в театр;
пропускал мимо ушей мое слово, чтобы не стыдно было снова придти и слушать. Я
выслушал, скажут, и не исполнил: как мне идти и слушать? Между тем ты знаешь, что не
исполнил, стыдишься, краснеешь, сдерживаешься, в то время, когда никто не обличает
тебя; мое слово пустило в тебя корни, мое учение очищает тебя и тогда, когда меня нет.
Ты не исполнил? Но ты себя осудил? Ты исполнил наполовину, если не исполнил, но
сказал: я не исполнил. Осудивший себя за то, что не исполняет, склонен к тому, чтобы
исполнять. Ты был на зрелище? Совершил грех? Пленен блудницей? Возвратился из
театра? Пришел в себя? Тебе стало стыдно? Приходи в церковь. Ты огорчен? Воззови к
Богу. Но не останавливайся на следующем: горе мне! я выслушал и не исполнил! как мне
идти в церковь? как снова слушать? Потому особенно и иди в церковь, что ты не
исполнил, чтобы, выслушавши снова, исполнить. Если бы тебе было предложено
лекарство, и оно не очистило бы твоего тела, не возьмешься ли ты за него на другой день
снова? Допустим, дровосек хочет срубить дуб. Он берет топор, подрубает корень; давши
один удар, разве он не даст другой, если дерево не упадет? Разве не даст третий,
четвертый, пятый, десятый? Так и ты делай. Блудница есть дуб, неплодное дерево,
приносящее желуди, пищу неразумных свиней. Он пускал корни в твоей душе в
продолжение долгого времени; опутывая совесть твою своими ветвями, он захватил ее.
Слово мое, это - топор; ты уже однажды слышал это. Но разве может упасть в один день
то, что врастало своими корнями столько времени? Если оно не упадет за два раза, за три,
за сто, - и то неудивительно. Сруби хотя одно дурное, но имеющее над тобой власть дело,
хотя одну дурную привычку. Иудеи ели манну и требовали лука, который - в Египте:
"хорошо нам было в Египте" (Числ. 11:18). Вот как крепка и какое зазорное дело –
привычка! Если ты чрез десять дней сделаешь достойный поступок, если чрез двадцать,
чрез тридцать, как мне не полюбить тебя? Как не быть благодарным? Как не обнять? Ты
только не уставай, но стыдись и осуждай себя. Я снова заговорил о любви: ты выслушал,
но отошедши совершил хищение, не оправдал слово делами своими. Не стыдись однако
опять придти в церковь; стыдись, когда грешишь, не стыдись каясь, но греша. Выслушай,
что сделал с тобою диавол. Существует две вещи: грех и покаяние. Грех, это - рана;
покаяние - лекарство. В грехе - стыд, в грехе - позор; в покаянии - дерзновение, в
покаянии - свобода, в покаянии - очищение от греха. Выслушайте со вниманием. За
грехом следует стыд; спутником покаяния является свобода. Но сатана извратил порядок
и соединил свободу с грехом, а стыд - с покаянием. Я не перестану говорить об этом до
вечера, до тех пор пока не разрушу это. Есть рана и есть лекарство. В ране - гниение,
лекарство обладает средством очищать гниение. Разве в лекарстве - гниение? Разве в ране
спасительное средство? Не имеет ли это свой порядок, то - свой? Можно ли переменить
это на то, а то - на это? Но обратимся теперь к грехам души. В грехе есть стыд, в грехе -
позор, его удел - бесчестие. В покаянии - свобода, в покаянии - пост, оправдание. Глаголи
ты беззакония твоя прежде, да оправдишися. ("Говори ты, чтоб оправдаться")
Праведник себе самого оглагольник в первословии ("Праведник в первой речи своей
обличает себя") (Ис. 43:26; Притч. 18:17). Диавол, видя, что в грехе стыд (а этого
достаточно, чтобы отвратить грешника от греха), в покаянии же свобода (что в состоянии
привлечь кающегося), видя это, извратил порядок, соединив стыд с покаянием и свободу с
грехом. Вот в чем дело, говорю я. Сильное вожделение влечет кого-нибудь к публичной
женщине. Он делается пленником блудницы, приходит в публичный дом, без стыда, не
краснея, соединяется с блудницей, совершает грех. В это время нет в нем ни стыда, ли
упреков. Но стыд является с концом греха: он стыдится покаяться. Безумец! Когда
соединялся с блудницей, не стыдился, а когда идешь на покаяние, тебе стыдно? Стыдится
сказать, что совершил прелюбодеяние, краснеет. Совершая самое дело, не краснеет, а от
слова краснеет? Дьяволовы это козни. Он позволяет ему в то время, когда грешит, не
только не стыдиться, но делать это на глазах всех, потому что знает, что он убежит от
греха, если ему будет стыдно; в покаянии же он заставляет его испытывать стыд, потому
что знает, что, стыдясь, он не станет каяться. То и другое производит зло, задерживает
раскаяние, влечет ко греху. Что же ты стыдишься потом? Когда творил прелюбодеяние, не
стыдился, когда же предлагают лекарство, стыдишься? Когда очищаешься от греха, тебе
стыдно? Ты должен был тогда стыдиться; тебе тогда должно было быть стыдно, когда ты
грешил. Когда становился грешником, не стыдился, когда же принимаешь оправдание,
стыдишься? "Говори ты, чтоб оправдаться". О, милосердие Господне! Не сказал: чтобы
тебе не принять наказание, но: "чтоб оправдаться". Прекрасно. Но обрати внимание на
слово: Он оправдывает его. Но как же Он делает это? А вот что случилось с разбойником:
довольно было, чтобы он сказал: "или ты не боишься Бога", и затем своему товарищу: "и
мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли", как Он
говорит: "ныне же будешь со Мною в раю" (Лк. 23:40, 41, 43). Он не сказал: освобождаю
тебя от наказания и осуждения, но Он вводит его в рай. Видишь ли, как он оправдался
исповеданием? Бог человеколюбив. Он не пожалел Сына, чтобы пощадить раба; Он
предал Единородного, чтобы искупить неблагодарных рабов; кровь Сына Своего Он
сделал ценой их свободы. О, человеколюбие Господне! И не говори еще: я много
согрешил, как могу я спастись? Ты не можешь, но Господь спасет тебя. Он так уничтожит
грехи твои, что от них не останется даже следа. С телом этого нельзя сделать. Если бы
врач десятки тысяч раз пытался сделать это; если бы он клал на раны лекарства, - рана
зажила бы, но рубец не уничтожился бы. Этому препятствуют слабость природы,
бессилие искусства, несовершенство лекарств. Но Бог, изглаждая грехи, не оставляет
рубца, не позволяет, чтобы остался какой-нибудь след; вместе со здоровьем Он дает также
и благообразие, освобождая от наказания, дарует также правду и согрешившего
уравнивает с несделавшим греха. Но не может ли грех привести к отчаянию или победить
милосердие Божие? И как погиб Иуда? Как? Ведь покаяние не может быть
принудительным. Выслушай, что говорит ему учитель: что Мне сделать с тобою, Иуда?
Ты не знаешь, что намерен сделать. Я знаю, но не хочу. Качество грехов требует этого,
величие же милосердия удерживает. Что Мне сделать с тобою? Пощадить тебя? Но ты
станешь еще нерадивее. Наказать? Но Мое милосердие не дозволяет Мне этого. Что Мне
сделать с тобою? Не поступить ли мне с тобою как с Содомом, не поразить ли как
Гоморру? Но Я - Отец, и Отец милосердый. И мы, зная об этом милосердии, не будем
отчаиваться, но не будем также предаваться беспечности: то и другое - погибель.
Отчаяние не позволяет встать лежащему, беспечность заставляет упасть вставшего. То
имеет свойство лишать дарованных благ, это не позволяет освободиться от окружающего
зла. Нерадение низвергает с самого неба, отчаяние приводит к бездне зла, подобно тому
как сохранение мужества заставляет сейчас же спасаться оттуда бегством. Взгляни на
силу того и другого. Диавол прежде этого был благ, но, вследствие нерадения и отчаяния,
ниспал в такую бездну зла, чтобы потом уже не встать. Что он был благ, выслушай, что
сказано: "Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию" (Лк. 10:18). Уподобление
молнии указывает на сияние прежнего состояния и на скорость падения. Павел был
хулитель, преследователь, гонитель. Но так как он имел ревность и не отчаивался, то он
восстал и сделался равным ангелам. Иуда был апостол, но по нерадению стал предателем.
Разбойник затем, - так как он не отчаялся, даже после того как совершил столько зла, -
вошел в рай прежде всех. Фарисей за то, что был самонадеян, ниспал с высоты
добродетели; мытарь же, - так как не пришел в отчаяние, - был за это так возвышен, что
превзошел того. Хочешь, я покажу тебе, как то же самое случилось с целым городом? Так
был спасен весь город ниневитян. Приговор привел их, конечно, в уныние. Ведь пророк не
сказал, что, если покаются, будут спасены, но просто: еще три дня, и Неневия будет
разрушена. И однако, несмотря на то, что прещение исходило от Бога, и что говорил
пророк, и приговор был без отсрочки и ограничения, они не пали духом и не изменили
добрым надеждам. А он потому не прибавил ограничения и не сказал: если покаются,
будут спасены, - чтобы и мы, слыша решение Божие, не имеющее ограничения, не
приходили в отчаяние, глядя на этот пример. Ничто не дает диаволу такого надежного
оружия, как отчаяние. Поэтому, мы не так радуем его, когда грешим, как тогда, когда
отчаиваемся. Выслушай же, как в случае с совершившим блудодеяние Павел боялся
отчаяния больше, чем греха. Пиша к коринфянам, он говорил так: есть верный слух, что у
вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, на которое не осмеливаются и
какого не слышно даже среди язычников (1 Кор. 5:1). То, что для тех невыносимо назвать
даже по имени, вы осмелились осуществить самым делом: "и вы возгордились" (ст. 2).
Он не сказал: и он возгордился, но, оставив согрешившего, говорит со здоровым, как
делают врачи, которые, оставив больных, говорят больше с теми, кто их сопровождает. Но
во всяком случае и они были повинные в его безумии, - в том, что не высказывали ему ни
обличении, ни порицаний. Он сделал обвинение общим, чтобы лечение раны стало легче.
Ужасно грешить, но еще ужаснее гордиться грехами. Если гордиться правдой есть
лишение правды, то тем более, относясь к грехам, эта гордость нанесет нам последний
вред и будет виной большей, чем самые грехи. Поэтому и говорится: "когда исполните
всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие" (Лк. 17:10). Если
сделавшие все должны быть смиренными, тем более следует плакать, считая себя среди
самых последних. Указывая именно на это, апостол и сказал: "вместо того, чтобы лучше
плакать" (1 Кор. 5:2). Что говоришь ты? Другой согрешил, а я должен плакать? Да,
говорит, мы все связаны друг с другом в наказании по телу, и по членам. По телу: если
нога получит рану, мы видим, как поникает и голова. Что может быть выше ее? Однако во
время несчастия она не показывает своего достоинства. Так и ты делай. Поэтому, и Павел
убеждает радоваться с радующимися и плакать с плачущими. Но посмотри, как Павел
боится (как я уже сказал) отчаяния, как великого оружия диавола. Сказавши: "прошу вас
оказать ему любовь", он указал и причину: "дабы он не был поглощен чрезмерною
печалью" (2 Кор. 2:8-7). Овца, говорит он, в пасти волка. Поспешим же, отобьем ее,
прежде чем он пожрет ее и погубит член наш. Корабль теперь захвачен бурей. Поспешим
же спасти его прежде крушения. Как корабль затопляется, когда море бушует, и волны
вздымаются со всех сторон, так и душа, когда уныние отовсюду постигнет ее, скоро
задыхается, если у нее нет руки, которая бы поддержала ее. Печаль о грехах спасительна,
но она приносит гибель, если она неумеренная. Павел, зная, что сделал диавол с Иудой,
боялся, чтобы и здесь не случилось того же самого. А что же он сделал с Иудой? Иуда
покаялся: "согрешил я", - говорится, - "предав кровь невинную" (Мф. 27:4). Дьявол
слышал эти слова. Он увидел, что тот начинает путь к лучшему, идет ко спасению, и
испугался перемены. У него есть ведь милосердый Господь: Он плакал о нем, когда он
имел намерение предать Его, и убеждал его бесчисленное количество раз: тем более не
примет ли Он его теперь, когда он кается? Когда он делал недостойное, Он привлекал его
и призывал к Себе: тем более не будет ли Он звать к Себе теперь, когда он исправился и
сознал свой грех? Ведь Он для того и пришел, чтобы Его пригвоздили. Что же сделал
диавол? Он навел на Иуду ужас, он ослепил его чрезмерным унынием, он гнал его,
преследовал, пока не довел до петли, пока не отнял у него эту жизнь и не лишил желания
раскаяться. А что он был бы спасен, если бы остался жить, это доказывается примером
тех, кто пригвоздил Господа ко кресту. Если Он спас тех, кто возвел Его на крест, и,
будучи уже на самом кресте, молил Отца, прося простить им их преступление, то
очевидно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если бы он по
установленному закону совершил покаяние. Но он, подавленный чрезмерной скорбью, не
дал подействовать лекарству. Павел, боясь этого, и настаивает пред коринфянами вырвать
человека из пасти диавола. Да что говорить о случае с коринфянами? Петр, после участия
в таинстве, трижды отрекся, но слезами загладил все; блудница слезами приобрела
благоволение Господа; Павел, после исповедания грехов, сделался учителем кающихся.
Пользуясь этими средствами, станем лечить раны свои, говоря: исцели меня, Господи, и
исцелею; исцели душу мою, потому что я согрешил. Приняв нас, Врач скажет: Аз есмь
заглаждаяй беззакония твоя, и не помяну ("Я, Я Сам изглаживаю преступления твои
ради Себя Самого и грехов твоих не помяну") (Ис. 43:25). Посмотри сколько лечебных
средств приготовил для тебя Врач, избери какое хочешь; разнообразную помощь Он
указал применительно к разнообразию твоих ран. Если не можешь поститься, как
ниневитяне, тогда омой, как блудница, слезами грехи твои. Если не в состоянии дать
милостыни, раскрой грехи твои и прибегни к милосердию Божию вместе с Давидом,
говоря: "помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей" (Пс. 50:3). Ведь это не
укушение ехидны, чтобы я стал накладывать на укушенное место лекарство, и не грязная
нечистота, чтобы я стал омывать ее водою; это - рана от укушения диавола, она нуждается
в сострадании Твоего человеколюбия. Подходи, прося только об одном, да ниспошлет
милость Свою Человеколюбец, Который сказал: если обратится беззаконник от злого пути
своего, не помяну беззаконий его, которые он сотворил (Иез. 18:21-22). Обратимся же и
мы, воззовем, омоем слезами нечистоту греха, будем бить себя в грудь и лицо,
почувствуем грехи свои, чтобы и нам услышать от Господа: сегодня будете со Мною в
раю. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне, и в бесконечные веки. Аминь.
СЛОВО 36
Похвала св. апостолу Павлу.
Благодать Духа оставила нам описание жизни святых и их поведения, чтобы, научаясь,
как люди, имеющие одинаковую с нами природу, выполнили все, относящееся к
добродетели, мы и сами возбуждались к упражнению в ней, возгревая в себе горячее
стремление любви к ним. Но как же это случится? Если мы постоянно будем
прилепляться к тем мужам и будем держать их в своей памяти, мы усвоим и их образ
жизни. И в этом Бог имеет быть прославлен больше, чем во всем остальном. Если небеса
поведают славу Божию, сами не издавая звука и только располагая других к этому своим
видом, то тем более будут прославлять Бога, хотя бы и молчали, те, кто ведет достойную
удивления жизнь, потому что другие прославляют чрез них Бога. Небо, которое видят
столько времени, недостаточно убеждало удивляться пред их Творцом; блаженные же
апостолы, проповедуя немного времени, покорили весь мир. Небо пребывает, сохраняя
свой закон и уставы. Высота души их стала выше всех небес, красота же была так велика,
что сам Бог засвидетельствовал это. Ангелы удивлялись звездам, когда они были
сотворены. Красоту же души их восхвалил сам Бог, говоря: "вы - свет мира" (Мф. 5:14).
Это небо часто закрывается облаками; душа же их не затемняется никаким искушением,
но сияет от этого еще ярче. Поэтому и Павел говорил: "благодушествую в немощах, в
обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа" (2 Кор. 12:10), а затем
филиппийцам: "потому что я имею вас в сердце в узах моих" (Флп. 1:7), и в другом
месте: чтобы вы слышали, я в узах, всюду предан узам. Я настойчиво буду говорить о них,
потому что они возбуждают мое сердце и поселяют во мне желание поставить Павла пред
лицом всех, - Павла, который потрудился более всех остальных, о котором сам Христос
говорит: "он есть Мой избранный сосуд" (Деян. 9:15). Когда началась проповедь, он
опустошал церковь, врываясь в домы, влача мужей и жен. Но в то время как он
приближался к Дамаску, его внезапно осенил свет, и он ослеп. Но ослепление его
сделалось просвещением вселенной. Так как видимое представлялось ему дурным, Бог,
чтобы он мог видеть это в правильном виде, ко благу ослепил его, являя вместе и
собственное Свое могущество, и предуказывая способ проповеди, - именно, что следует
везде следовать за Ним, оставив все свое и закрыв глаза. Указывая именно на это, Павел и
воскликнул: "Если кто из вас думает быть мудрым (…), тот будь безумным, чтобы
быть мудрым" (1 Кор. 3:18). Не может кто-либо смотреть правильно, если он не ослеплен
прежде к своему благу, если не отбросил смущающие его мысли и не доверился во всем
своей вере. Но пусть никто, слыша это, не подумает, что это призвание было
вынужденным. Он снова мог вернуться туда, откуда пришел. Многие, видя другие,
большие чудеса, опять возвращались в прежнее состояние, в ветхом и новом заветах,
например Иуда, Навуходоносор, Елима маг, Симон, Анания, Сапфира, весь иудейский
народ. Но не Павел: он, получивши зрение, устремился к нетленному свету и был
возвышен до самого неба. Если же станешь спрашивать, ради чего он был ослеплен, то
выслушай его слова: "Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я
жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, и преуспевал в Иудействе более
многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих
преданий" (Гал. 1:13-14). Так как он был так стремителен и необуздан, то тем тверже
нужна была для него узда, чтобы увлекаемый потоком своей ревности он не оттолкнул
того, что ему сказано. Поэтому, укрощая его безумие, Бог сначала чрез ослепление
успокаивает волны его бурной стремительности, и уже тогда начинает говорить с ним,
показывая недоступность своей мудрости и превосходство ведения, чтобы он научился,
что он не в состоянии вынести Того, с кем борется, не только тогда, когда Он наказывает,
по даже когда благодетельствует. Не мрак причинил ему вред, но преизбыток света
ослепил его, вместе с тем подняв его на такую высоту, что даже одежды его внушали
страх демонам. Но я не удивляюсь этому, как не удивляюсь тому, что болезни изгонялись
тенью Петра. Удивительно то, что он являлся творящим великое даже прежде получения
благодати, с самого начала, с самых первых своих путей. Не имея той силы и не приняв
рукоположения, он был так воспламенен ревностью ко Христу, что возбудил против себя
весь иудейский народ. Видя себя в такой опасности, что даже город был в осаде, он
спустился чрез окно по стене. Избежавши опасности, он не впал при этом в
нерешительность, в боязнь, в страх, но обнаружил большую ревность, пошел своим путем,
снова взяв крест, уклоняясь от опасностей ради домостроительства, но никому не уступая
в учительстве. Пошел, имея пред глазами близкий еще пример Стефана, видя, как иудеи
дышат против него более всех убийством, как они жаждут насладиться (гибелью) его тела.
Но как же он не впал в опасности, оставаясь без всяких предосторожностей, и, избегая их,
не потерял решительности? Без сомнения, он ценил настоящую жизнь за приобретение,
которое можно получить от нее; но конечно он и презирал ее по своей философии,
которая приводила его к презрению, - иными словами: потому что он стремился уйти к
Иисусу. Что я всегда говорю о нем и не перестану никогда говорить, - это то, что никто
так не умел, встречаясь с противоположными вещами, с тщательностью удовлетворить
той и другой; никто так не умел ни любить настоящей жизни (никто даже из тех, кто
горячо привязан к жизни), ни презирать ее (никто даже из тех, кто умирает с восторгом):
так он был чист от всякого желания и не увлекался ничем из настоящего, но всюду
следовал в своем желании воле Божией! Он то говорил, что жизнь для него нужнее даже,
чем быть со Христом и беседовать с Ним, то - что она так тяжка и несносна, что он
воздыхает о разрешении и стремится к нему. Он желал только того, что дает ему
приобретение, согласное с волей Божией, - желал, хотя бы и случалось, что это
противоречит совершившемуся ранее. Он отличался разнообразием и
разнокачественностью, не притворяясь - да не будет! - но будучи всем вся, что было
необходимо для проповеди и спасения людей, подражая этим своему Господу. Так и Бог
являлся в образе человека, когда следовало в нем явиться; являлся некогда и в огне, когда
этого требовали обстоятельства; являлся то в виде облеченного в доспехи воина, то в виде
старца, то в тихом воздухе, то как путник, то даже как истинный человек - и таковым Он
не отказался принять даже смерть. Когда же я говорю: следовало явиться, пусть никто не
подумает, что это - необходимость событий; нет, необходимость одного только
милосердия. Он восседает то на троне, то на херувимах. Но все это Он делал сообразно
целям домостроительства. Поэтому и чрез пророка Он сказал: Я умножил видения и в
руках пророческих я уподобился. Так и Павел, подражая своему Господу, не считал для
себя бесчестием быть то иудеем, то как бы вне закона. Он то соблюдал закон, то нерадел о
нем; то прилеплялся к настоящей жизни, то презирал ее; то требовал имущества, то и от
данного отказывался; приносил жертвы, остригал волосы и снова анафематствовал
делающих это; то обрезывал, то отвергал обрезание. То, что случалось с ним, было
противоположно, но намерение и мысль, из которой это вытекало, были страшно
последовательны и верны себе: он одного искал, - спасения слышащих и видящих это.
Поэтому, он то возвышает закон, то уничижает его. И не только в том, что он делал, но и в
том, что говорил, он обнаруживал разнообразие и разнокачественность; обнаруживал не
изменяя своему плану и не становясь с одним один, с другим другой, но все сказанное
приноравливая к настоящей нужде. Поэтому, не было бы ошибки, если бы кто-нибудь
назвал душу Павла лугом добродетелей и раем духовным: такою он блистал великой
благодатью, показывая вместе с тем и философию души своей, достойную благодати. Так
как он был сосудом избранным и так как надлежащим образом очистил себя, то обильные
дары Духа излились на него; из них он источил и на нас достойные удивления реки, но не
четыре только, как было в райском источнике, а гораздо больше: они истекают каждый
день, орошая не землю, но возбуждая души человеческие к плодоношению. Но чтобы вы
выслушали не из наших уст о подвигах блаженного Павла и о доблести, которую он
ежедневно показывал ради проповеди благочестия, необходимо выслушать собственные
его слова. Когда обманом лжеапостолов он был поставлен в необходимость объяснять
свое (учение), он, сказавши многое другое, начал так: Служителие ли Христовы суть? Не в
мудрости глаголю, паче аз. В трудех множае, в ранах преболе, в темницах излиха, в
смертех многащи. От иудей пять краты четыредесять разве единый приях. Трищи
палицами биен бых, единою каменьми наметан бых, трикраты корабль опровержеся со
мною, нощь и день во глубине сотворих. В путных шествиих множицею, беды в реках,
беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градих, беды в пустыни, беды
в мори, беды во лжебратии. В труде и подвизе, во бдениих множицею, во алчбе и жажди, в
пощениих многащи в зиме и наготе, кроме внешних ("Христовы служители? (в безумии
говорю:) я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах
и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без
одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел
кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в
путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от
единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях
в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в
изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе.
Кроме посторонних приключений,") (2 Кор. 11:23-28). Сказавши: "Кроме посторонних
приключений", он намекает, что опущенное может быть больше, чем то, о чем сказано.
Затем он говорит: "у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах" (ст. 28).
Видишь широту души? Видишь величие ума? Как солнце, посылая свои лучи, проходит
всю землю, - такую заботу и попечение имел и блаженный Павел. Поэтому он и говорил:
"кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не
воспламенялся? " (2 Кор. 11:29)? О, какая любовь у этого мужа! Какое бодрствование!
Какое попечение! У какой матери терзается так сердце в то время, когда сын ее, больной
лихорадкой, лежит на ложе, как блаженный Павел болел за страдающих в каждом месте и
разжизался за соблазняющихся? Какое слово достаточно для его подвигов? Какие уста в
состоянии обнять его похвалы? Когда одна душа имеет в себе собранным все, что есть
прекрасного в человеке, и все с избытком, и не только в людях, но и в ангелах, то можем
ли мы допустить преувеличение в похвалах? Однако ради этого не будем молчать,
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |