О чём молчит Рэй Торо.

Он всегда его опекал. Сколько помнил себя, всегда. Это какая-то безусловная реакция организма, странный рефлекс.

Ноги упруго отмеряли шаги до дома Уэев, и местами обледенелый от низких температур асфальт словно цеплялся за кеды каждый раз, соприкасаясь с ними.

Вот и тогда. Тогда он врезал своему хорошему другу. Его брату. Потому что тот совсем безголовый идиот. Потому что Майки избили, и когда он случайно встретил их, плетущихся навстречу по безлюдной улице… Когда разглядел под синяками и ссадинами черты лица, когда увидел пыхтящего под тяжестью Фрэнка… Он почувствовал, что может взорваться сию же минуту. Никто не смел обижать его друзей. Никто не смел трогать Майки.

Кулак чесался. Он почти не содрал кожу, но это незабываемое ощущение, когда твои кости встречаются с чужой скулой… О, это был первый раз, когда он вообще поднял руку на кого-то. У него были старшие братья. Старшие братья с детства решали за него все вопросы, которые даже не успевали появляться на горизонте.

Обычно хватало знания, что вот у этого мальчика есть два взрослых брата, они гитаристы и вообще крутые парни. На младшего Торо часто смотрели с суеверным интересом. Как на диковинную зверушку. И только Уэям было плевать – казалось, им кроме друг друга вообще никто не был нужен.

Они познакомились случайно, в младшей школе.

– Твои волосы такие, словно ты засунул пальцы в розетку. А мне мама не разрешает. Как у тебя получилось это провернуть?

Он никогда не забудет, как тогда разозлился. Никто ещё не смел подходить к нему с настолько тупыми и глупыми вопросами. Развернулся. Встретился глазами с открытым взглядом пухловатого мальчишеского лица. В нём столько интереса и искренности, что хватило бы на пятерых таких, как Торо. Ни издёвки, ни намёка на шутку. Оказывается, этот пацан пришёл к своему брату – тот учился на класс старше Рэя. Вон он, стоит неподалёку, увлечённо грызёт карандаш.

Гнев тогда опал так же быстро, как пенка с молока, убранного с огня.

Эти двое были странными. Самодостаточными какими-то. Иногда он шёл рядом и даже не мог понять, о чём они так увлечённо говорили, размахивая руками.

Он быстро сошёлся с Уэями. Мальчишки интриговали, вызывали интерес. Хотелось стать прямым участником их разговоров, а не молчаливым слушателем. Сошёлся-то быстро. А вот завоёвывать их доверие пришлось очень и очень долго. Но оно явно стоило того.

Джерард удивлял всегда, сколько Торо помнил дружбу с ним. Он так мастерски сочетал в себе беспечность, пофигизм с нежностью и ответственностью по отношению к брату, что у Рэя кружилась голова. Джерард был подобен калейдоскопу. В одной форме уживалось такое противоречивое содержание! Но под каждым углом проглядывало что-то необычное. Даже красивое порой. Он обрушился на Торо со всеми своими идеями, мыслями, странным поведением сразу, как только упала стена отчуждения. Рэй чуть не захлебнулся от Уэя-старшего, но сумел выплыть. И до сих пор гордился собой. Прежде всё это доставалось только Майклу, и теперь он в каком-то смысле породнился с младшим, разделил его груз. От этого было тепло.

Однажды он зашёл к ним после школы, на стук никто не открыл, но дверь подалась. Братья сидели на диване в гостиной. Точнее, Майки сидел, смотря мелькание картинок какого-то мультфильма, а голова Джерарда лежала у него на коленях. Старший дремал, опустив веки, и его тёмные ресницы иногда подрагивали. Майки машинально перебирал пальцами не слишком короткие чёрные волосы, а когда увидел друга, то удивился на секунду (о нет, рука в волосах даже не думала останавливаться!), а потом приложил палец свободной руки к губам и тихо похлопал рядом с собой по пустому краю дивана. Рэй молча сел и просидел в этой странной душевной тишине около получаса. Потом так же молча собрался и отправился домой. Всё это время Майкл не переставал гладить волосы брата и только иногда улыбался, мельком глядя на Торо.

Он был поражён. В тот вечер Рэй испытал очень странные ощущения. Эти двое вызывали у него такую гамму новых непонятных чувств, что было сложно ухватить за хвост хоть одну.

Наверное, он завидовал. Потому что его братья были старшими. Старшими до мозга костей. И из-за этого их отношения совсем не блистали теплотой. В них царили соревнование и мужская гонка на выживание. Рэй был младшим. Он всегда плёлся где-то в конце колонны. Это иногда убивало его, потому что весь его потенциал так и оставался нераскрытым. И тут Майкл с Джерардом. Три года разницы, как у него со средним братом, но как же по-другому вёл себя Уэй! Эти двое были равными друг другу. Джерард держал себя с Майклом так, словно тот – просто часть его, а никак не младший непутёвый брат. Без зазрения совести втягивал во все авантюры, как опасные, так и не очень. Не опекал, не жалел. Был на одном уровне. Они держались друг за друга, как корявая горная сосна держится ловкими пересохшими корнями за мёртвую плоть каменной породы. И после каждого удара, после каждого порыва ветра событий оставались в этой жёсткой сцепке нетронутыми, невредимыми.

Как же Рэй завидовал этим двоим в детстве! Он искренне жалел, что не мог стать для них чем-то большим. Он любил их так сильно. И мечтал стать третьей силой, без которой им никак не обойтись.

Однажды время настало. Это был тяжелый, переломный момент для Уэев. Торо ещё мало что понимал в том, что происходит у них дома. Но когда заплаканный Майкл позвонил и сказал, что Джерарда увезли на скорой с каким-то вирусным воспалением и высокой температурой, а он боится ночевать один в пустом доме. «Один? В пустом доме? Но ведь родители…» – и тут он споткнулся. Тема родителей всегда грамотно сворачивалась братьями, и те представали работающими допоздна замотанными деловыми людьми. За несколько лет дружбы он видел их лишь несколько раз и те – мельком. Всё было так странно, и варианты понимания холодком сосали под ложечкой.

Покрасневший от плача двенадцатилетний Майкл был у двери его дома через какое-то смешное время. Запыхавшийся, измотанный. С горячечными глазами. Мама Торо старательно отпаивала его каким-то морсом и заставила выпить пару таблеток: успокаивающего и противовоспалительного, на всякий случай. Отец уже спал, братья в общей комнате громко храпели. У Рэя не было своего угла, и они на цыпочках поднимались наверх, в общую детскую, где стояли три кровати, две из которых были заняты. Старшим надо было рано вставать на учёбу, отцу – на работу. Он до сих пор помнил, как боялись шуметь, боялись разбудить. Как ложились на одну довольно жёсткую кровать, укрывались одеялом. Насколько холодными были ноги и руки Майкла, и как он дрожал всё то время, пока не уснул. Как храп братьев мешал ему самому забыться. Тогда он ничего не стал расспрашивать – просто проявлял себя, раскрывая свои желания. Быть для кого-то старшим, быть опорой. Чтобы за него хотелось спрятаться или просто попросить о помощи. Посреди ночи Майкл стал метаться по узкой кровати. Ему явно снилось что-то дурное, и Рэй, проснувшийся рядом от удара руки, не знал, что ему делать. Уэй явно мучился во сне. Пришлось сжать его, пригвоздить к кровати. Шептать успокоительные «тише, тише, Майки», гладить по волосам.

В ту ночь Торо сошёл с ума в первый раз. Майкл бредил и звал Джерарда. Не маму, не папу. Он звал брата. Рэй уже совсем растерялся, было страшно, что они разбудят братьев. Он с усилием перевернул спящего в кошмаре Майкла к себе лицом и горячо, надрывно зашептал: «Тише, Майки! Успокойся. Я тут, я рядом. Это просто сон». И спустя несколько секунд сонный, ничего не соображающий, покрытый испариной Майкл прижался к нему всем лицом, обронил только глухое «Рэй» и спокойно, недвижно замер.

Торо не спал всю ночь. Разглядывал в темноте проступающие черты мальчика. Скулы, ресницы. Выразительный нос. При этом глаза его съезжались к переносице – Рэй боялся пошевелиться, почти не дышал. Их лица были так близко, что они касались носами, а дыхание щекотало губы. Теперь сам Торо покрывался испариной и был в бреду. Никогда в жизни никто не был так близко к нему. Тем более, такой беззащитный. И это накрывало обжигающим чувством счастья. Это оказалось тем, в чём он нуждался.

Майкл рассказал их историю много позже. Про родителей в разъездах. Про одиночество вдвоём. Недоверие ко всему и всем, про головные боли Джерарда. Про тот страшный зимний вечер, когда тот впервые увидел перед носом ствол сорок пятого калибра и практически наделал в штаны. Как Джерард изменился, как его сломило это. Никто в пятнадцать не способен сам справиться с таким грузом. Как в их с братом идиллии начали появляться первые трещины. Как Джерард пытался спасти свою психику, отдаляясь от Майкла, убегая от ответственности.

И тогда у Торо щёлкнуло. Это был шанс. Был шанс стать старшим братом для Майкла. Был шанс осуществить свою мечту, почувствовать себя иначе, чем в хвосте процессии. И он стал им. Стал другом, стал братом. Стал тем супер-клеем, который первое время удерживал Уэев от окончательного развала. До тех пор, пока у них само всё не срослось и не покрылось неровной, напоминающей коркой шрама. У него вышло. Майкл так сильно привязался к нему. Так сильно, что Рэй кожей чувствовал, насколько он нужен.

Сначала он был рад. Счастлив до танцев ежей в животе. Потом запоздало начало приходить осознание. Осознание того, какой груз и ответственность он взвалил на себя. Нет, он был только рад, правда. Рядом с Уэями Рэй чувствовал себя так хорошо, как никогда. Но чёрт, Майки… Этот подросток становился таким обидчивым, мнительным, ревнивым. Он желал обладать всем вниманием Торо. Он скандалил с девушками, которые пытались сблизиться с Рэем, он ревновал до коликов. Торо переживал. И хоть всё это происходило за его спиной, хоть Майкл никогда не говорил ему прямо об этом, его красноречивые действия, взгляды и тон означали многое. А этот обмен оттопыренными средними пальцами с его, Торо, первой девушкой? Он до сих пор вспоминал эти дни с горькой улыбкой. Торо скатился до того, что встречался с ними тайно. Спал, иногда думая во время секса про Майкла. Представляя, что было бы, если бы он знал, видел. Получая от этого новые приливы возбуждения. Всё это было странным, но не слишком волновало Торо. Он стал старшим братом. Он был готов к чему угодно.

И только через месяц Майкл как-то выпалил ему, что Рэй такая же свинья, как и Джерард. Что брат стал пропадать, что стал водить домой девушек. И вот теперь друг делает так же. Все они одинаковые, все – кидают. Никому нельзя верить.

Старший брат Торо уже давно поступил в колледж, средний вырос настолько, что иногда ночевал вне дома. Рэй не помнил, как успокоил разошедшегося Майкла в тот раз. Но отчётливо запомнил вторую его ночёвку. Теперь уже в пустой комнате, в одиночестве. Но почему-то всё так же тесно прижимаясь друг к другу на кровати у Торо. Майкл тихо плакал, никак не успокаиваясь. Рэй только молча лежал и делал вид, что спит. Он принял решение. Майкл был дороже встреч с девушками. По крайней мере, для него. Торо был в ответе за этого пятнадцатилетнего подростка. Он сам стремился к такому положению вещей, он получил желаемое. А отвечать за свои действия его учили с раннего детства и отец, и братья.

Через полчаса Уэй успокоился. Тихо поднялся с кровати и ушёл в ванную. В ней давно была сорвана защёлка: братья часто донимали друг друга тем, что торопили с водными процедурами и без спроса врывались посреди оных для того, чтобы отлить. Дверь не закрывалась до конца. Косая полоска света пересекала угол комнаты. Рэй не хотел подслушивать, но шум воды и сдавленный стон напугал его. Тихо поднявшись, он подошёл к щели как можно тише.

Голая напряжённая задница и стянутые до колен трусы Майкла стали неожиданностью. Он стоял с опущенной головой, наблюдая за процессом. Дышал тяжело, словно через силу. Его правая рука ходила рваными движениями, и поняв, что к чему, Рэй отпрянул от двери, словно ошпаренный кипятком. Он явственно ощущал обжигающие струи, вязко стекающие по телу, и сполз по стене. Даже сквозь шум воды из крана он слышал, как жарко дышит друг, и ничего не мог с собой поделать. Стало стыдно, стало душно. Лоб покрылся испариной, когда дыхание за дверью ускорилось и начало вырываться хрипами. Горячие струи сменились ледяными. Майкл не очень-то старался быть тихим, то ли надеялся на шум воды, то ли Торо так хорошо притворялся спящим.

Шум слива в унитазе привёл Рэя в чувство. Как можно тише юркнув под одеяло, он с замиранием сердца ждал Майкла. Тот вышел из ванной и как ни в чём не бывало лёг рядом, укрывшись и придвинувшись к спине Торо. Как-то по-детски выдохнул в лопатки и быстро уснул. В отличие от Рэя, всю ночь ворочавшегося на своём краешке кровати. Вид занятого собой Майкла никак не желал исчезать из его головы.

С появлением Фрэнка в их компании произошли приятные изменения. Майкл то ли сам по себе вырос и изменился, то ли общество Фрэнка как-то уравновешивало его, оттягивало на себя часть внимания. Айеро вообще был каким-то чудом. Взять хотя бы то, как он налетел на Джерарда вместо нормального знакомства. Даже смешно, насколько их компания собрала в себя странных, неформатных, порой чудаковатых людей. И как им хорошо, комфортно друг с другом. Будто так было всегда.

****

– Почему у меня нет девушки, Майки?

Майкл давится чаем, но делает вид, что не слышит его, и приходится повторить вопрос.

– С девушками можно потрахаться. Иногда задалбывает играть в руку, – продолжает Торо, пытливо разглядывая отрешённое лицо размышляющего над ответом друга и какие-то стремительно темнеющие глаза. Он не знает, зачем поднял этот разговор. Он уж точно не собирался вываливать на Майкла свои мысли и переживания по этому поводу. Просто с языка сорвалось…

– Всё просто, Рэй… – отвечает Майкл, но Торо даже и не думает слушать дальше. Как же верно подмечено, всё просто!

Всё просто, Майки. Потому что у меня есть младший братишка, который не переваривает моих девушек. Потому что порой сам ведёт себя, как девушка. Потому что не нужны никакие девушки, когда рядом есть Майки. Стрёмно, но, кажется, ему придётся продолжать играть в руку.

Наверное, это не слишком большая плата за такого друга рядом?

– Будешь моей девушкой, Майки? – не думая, кидает Рэй в спину Уэю, и лицо обернувшегося младшего в этот момент достойно быть запечатлённым в сердце Торо навсегда.

Глава 24.1.

Почти через неделю, убитую на ежедневные репетиции (Торо, сгори в пекле, ты слишком жесток!), наступил вечер Рождественских танцев в нашей школе. Это было то время, когда все вокруг бегают на грани истерики, кто-то – с костюмами, кто-то – с украшениями для зала, но у каждого единственное выражение на лице – «когда же этот ад закончится?».

Меня это всё жутко забавляло, потому что ирония жизни так и сквозила во всём этом. Впадать в истерику и рвать задницы, чтобы устраивать праздник, который никому не нужен. Хотя нет, я всё-таки вру. Когда всё было приведено к должному виду, когда огромный спортивный зал сиял гирляндами и фонариками, в углу красавица ёлка расправила свои искусственные иглы и нарядилась в блестящие шары, когда под потолок повесили несколько зеркальных шаров и провели электричество к светомузыке… Когда недалеко от ёлки оборудовали небольшую сцену для участников вечера – мы, к слову, закрывали его своим небольшим выступлением из шести треков – вот именно тогда можно было сказать, что вся эта суета и истеричность не пропала даром. Не знаю как, но ребятам из оргкомитета удалось это – создать непередаваемую атмосферу предчувствия чуда. Атмосферу, от которой, лишь заглянув в подготовленный зал, у меня сладко сжималось сердце.

Не было страшно. За неделю прогонов я вымотался так, что мог бы сыграть и с закрытыми глазами. К Рождественскому выступлению мы подобрали лёгкую танцевальную музыку. Три кавера были просто инструменталками, и ещё три песни пел Рэй, а я помогал с бэк-вокалом. Я не лез в солисты, мне нравился этот мягкий высокий голос Торо, он был подвижным и приятным, мы хорошо сливались, когда пели вместе. Я бы точно не хотел отбирать у друга лавры – они достались ему заслуженно. Перед выходом, когда из-за импровизированных временных кулис я увидел огромную толпу в зале, подсвеченную разноцветными огнями и бликами, у меня затряслись руки. Тому было всё равно: его склад личности позволял не обращать ему внимания на такие мелочи, как толпа перед тобой. Дерек так же явно волновался, и наш выход не обошёлся без успокоительной фляжки Торо. Наверное, это был хреновый ритуал, да и не мог один глоток водки решить наши проблемы и убрать комплексы. Это больше самовнушение, что алкоголь расслабляет. А ещё, если бы нас увидели с фляжкой учителя – Рэю бы крепко досталось. Поэтому мы пили так аккуратно, как только могли, похихикивая от нервного напряжения, в тесноте «закулисья» то и дело соприкасаясь локтями и задницами.

Подбодренные дозой алкоголя и дружеских объятий, мы вывалились на небольшой помост, сегодня выступавший сценой. Весь наш огромный спортивный зал, который мы терпеть не могли по урокам физкультуры, был заполнен старшеклассниками. Не только нашими – школа приглашала ребят из дружественных заведений, у которых не было такого большого помещения. Эта масса шевелилась, мерцая бликами на платьях, темнела строгими брюками и бабочками галстуков. Все они были красивы. А мы сподобились надеть белые рубашки и брюки, которые я вообще еле нашёл после переезда. И я верил, что все четверо были очень даже ничего.

Едва Том запустил счёт палочками, и я ударил по струнам, вплетая ритм своей гитары в несложную подвижную мелодию, на меня снизошло что-то. Сердце застучало как бешеное, я не мог успокоить радостно подпрыгивающие кишки. Хотелось носиться по всей сцене, хотелось прыгать из стороны в сторону, мотать головой и вытворять какие-нибудь странные вещи. Наблюдая за покачивающейся под звуки музыки толпой со смазанными лицами, я чувствовал себя частичкой чего-то огромного и необъятно волшебного.

Меня накрыло драйвом так сильно, что я не помнил, как очутился после всего в той комнатке, что отвели нам под «гримёрную». Принесённое откуда-то зеркало, стоящее прямо на полу, угол; целиком заваленный матами, спортивный инвентарь… Я не знал раньше, что в ведении спортивных клубов столько помещений. Они неплохо устроились! Наши вещи и гитары были аккуратно сложены в другом углу, и мы собирались переодеться, сменив мокрые насквозь рубашки, а затем присоединиться к общему празднику.

– Вы молодцы, ребята. На самом деле неплохо отыграли. Даже в сложных местах я не слышал особой лажи. Здорово! – Торо вытирался полотенцем, стоя в одних брюках. Дерек только снимал свою рубашку, а я лично вообще не хотел двигаться, чувствуя, как всё тело ноет. Наступали отходняки… Развалившись на стуле, принял усталые объятия Дерека и Рэя, Том же не слишком жаловал все эти знаки внимания и поддержки внутри группы.

Вдруг Дерек как-то странно, с опаской начал склоняться надо мной, будто присматриваясь.

– Стоп, Фрэнки, не двигайся… У тебя в волосах что-то, – он потянулся рукой, а я напрягся. – Чёрт, это паук, сейчас я его…

– Что?! – заорал я и почти подпрыгнул на стуле, чувствуя, как волоски на спине приходят в движение. – Убери его! Убери его нахрен!

Я не заметил, как Том вздохнул и начал рыться в карманах, а Торо стал выглядеть смущённо и виновато. Сердце понеслось неровным галопом, я до приступов боялся пауков. Так вышло, травма детства. Потом некоторые благодетели в младшей и средней школе постарались, чтобы я этого не забыл. Я надеялся, что в новом городе и этой школе никто не узнает, но сейчас выдавал себя с головой, и хрен с ним, лишь бы Дерек поскорее убрал эту жуть с моих волос.

– Всё, чувак, уже убрал, спокойнее. Его больше нет там, Фрэнки, это же просто паук, – тараторил удивлённый Дерек, отступая на шаг.

– Просто паук?! – всё ещё на повышенных тонах говорил я, пытаясь отдышаться. – Да ты не знаешь про «просто пауков» и доли того, что знаю я. Ты можешь представить, что один мелкий паучок совершенно неприметной серой раскраски убьёт тебя в девяноста случаев из тысячи одним укусом! Я не собираюсь умирать, я боюсь пауков, и мне плевать, если это кого-то веселит, – я негодующе смотрел на ухмыляющегося Томми.

Барабанщик подошёл к Дереку и всунул в его руку десять баксов. Я не понимал, что происходит.

– Прости, Фрэнки, без обид. Мы поспорили, правда ли ты боишься пауков. Их же только девчонки боятся. Ты не сердись, – он отошёл ещё на шаг, потому что я чувствовал, как мои глаза наливаются кровью, а кулаки непроизвольно сжимаются.

– Поспорили? – сказал я тихо и встал со стула. – Но откуда вы…

– Прости, друг, – наконец, ожил Рэй, и я всё понял, – я случайно проболтался. Пытался убедить, что боязнь сцены – это ерунда, ну, знаешь, хотел сказать, что у всех есть свои страхи, и проговорился. Не злись?

Я посмотрел на смущённого Рэя недобро, и он тоже отошёл на шаг назад.

– Ах ты засранец! – взвизгнул я и запрыгнул на него с ногами, имитируя удушение. Я больше дурачился, злость отпускала, я был уверен, что Торо не специально выдал мой секрет. Такое со всеми бывает: что-то слетит с языка случайно, и потом не знаешь, куда себя деть. Но, видимо, я выглядел очень натурально, поскольку Рэй вцепился в мои руки, пытаясь убрать их от своей шеи, и подскочил Дерек, попытавшись стащить меня с Рэя, даже Том не остался в стороне.

– Да ты бешеный, успокойся, Фрэнк! – Дерек не на шутку испугался, в то время как Торо уже понял мои намерения и решил подыграть: высунув язык набок, он закатил глаза и засипел. Я же наоборот сильнее сжал его бёдра ногами и имитировал жестокое удушение с самым маньячным и жестоким лицом, на которое был способен.

– Эй, ты же убьёшь его! – даже Тома пробрало, я был не так уж и плох. Он обхватил меня за талию и с силой тянул назад, а Дерек с ужасом пытался расцепить мои руки на шее Рэя. И в какой-то момент я просто разжал их, по инерции отпуская захват ног и с грохотом заваливаясь на Тома, утягивая за собой и басиста, и ещё какую-то спортивную хрень, стоящую тут же в углу. Ох, скрученная волейбольная сетка, мило…

Я хохотал, Том подо мной охал, Дерек матерился, мотая руками и ещё больше увязая в ячейках сетки, а Рэй, единственный устоявший на ногах, тёр шею и улыбался.

– Вы похожи на обкуренных мух, запутавшихся в паутине, – сказал он и начал надевать свежую рубашку взамен мокрой и потной.

– Помог бы, – сдавленно просипел Том откуда-то снизу, а потом уже более уверенно. – Слезьте с меня, бараны, тяжело же.

Мне было так смешно. Эти чудики и в самом деле думали, что я задушу Торо… Ох господи, как не взорваться от смеха?

– Шуточки у тебя, Айеро, – пробормотал Дерек, справившись наконец с сеткой и вставая на ноги. Он даже подал мне руку, и я принял её, поднимаясь с Тома. Тот выглядел слегка помятым, даром, что уже переоделся.

– А нехрен спорить на чужие фобии, – наставительно ответил я и снова уселся на стул недалеко от зеркала. Вот ведь, только отдышался, и снова не могу совладать с дыханием. Чёрт. – Я надеюсь, вы не будете трепать языками? А то придётся по-настоящему придушить кого-нибудь.

– Боимся-боимся, – Дерек явно нарывался, и я уже сделал вид, что сейчас встану и наброшусь на него. – Ладно, парень, мы всё поняли, рот на замке, – он изобразил застёгивающуюся молнию у рта. – Только держи свои грабли при себе.

– Я серьёзно, чувак, – строго сказал я, – для меня это не шутки.

– Да поняли уже, Фрэнки, – подал голос Том. – Пойдёмте в зал, может, пива раздобудем?

Рэй кивнул, вопросительно глядя на меня. Из-за двери помещения доносилась громкая музыка: там включили треки для танцев, и наверняка подростки пили и расслаблялись. Вопрос был только в том, сумел ли хоть кто-нибудь пронести пиво внутрь школы, или придётся радоваться безалкогольному пуншу.

– Я сейчас спущусь тоже, только одежду сменю, – сказал я Рэю, и они втроём вышли из комнатки, оставляя меня в одиночестве. Надо было переодеться, пока я снова не простыл, сидя в мокрой потной рубашке.

В рюкзаке была чистая одежда, я вытащил её и положил на стул, а сам начал тянуть влажную ткань вверх, не расстегивая, чтобы снять. И именно в эту секунду, когда я ничего не видел и стоял спиной ко входу, дверь, громко долбанув по стене, распахнулась, кто-то вбежал внутрь, шумно дыша, закрылся на щеколду и – верх странности! – выключил свет. Я оказался в полной темноте с кем-то запыхавшимся поблизости. Замер. Голый, без рубашки, и мне становилось холоднее с каждой секундой. Где там мои вещи?

Переступив с ноги на ногу и неудачно задев стул, я наделал шуму.

– Эй? Кто здесь? – знакомый голос… Очень знакомый. Неужели он меня не заметил, когда влетал сюда?

– Джерард?

– Фрэнки? – явное облегчение в каждой букве. Я улыбнулся. – Что ты делаешь тут? Мне показалось, что вы уже спустились вниз, я видел Рэя.

– Они спустились, а я ещё нет, – я продолжил искать рукой приготовленные майку и рубашку, шаря в темноте, как вдруг Джи нашёл меня, ткнув пальцами в бок.

– Осторожнее, – вздрогнул я. Прикосновение прохладных пальцев было щекотным.

– Прости, – негромко ответил он. – Я тоже ничего не вижу, просто шёл на голос. Почему ты голый? – он снова провёл рукой по моей коже, и чёрт, меня закоротило. Это было уже не так, как секунду до этого. Он сделал это намеренно.

– Вообще-то я переодевался. Знаешь, когда играешь перед толпой, то волнуешься и потеешь, – в горле пересохло и говорилось с трудом. Но я был упрямым и старательным, силой воли заставляя язык касаться зубов. – Может, ты включишь свет?

– Я буду искать выключатель вечность в этой темноте, – странным голосом сказал Джерард, а в то время его ладонь гоняла мурашки по моей мёрзнущей спине. – Одевайся, ты уже дрожишь.

– Угу, – только и буркнул я. Ты думаешь, я дрожу от холода? Чёрт, просто перестань трогать меня. – Сам-то что тут делаешь? И зачем выключил свет, если не можешь его найти теперь?

Он не отвечал какое-то время, его рука нагло переместилась на грудь, он встал совсем близко, и я рвано выдохнул – чёрт, Джи делал какие-то бесстыдные вещи, а у меня просто отнимался язык, меня колотило от движений подушечек его пальцев по своей коже. Будто на каждой из них находилось по мини-Джерарду, и он всматривался в меня, скользил по мне, вылизывал. Ох чёрт… В такие моменты, чтобы не потерять связь с реальностью, голова отключалась и срабатывал автопилот, я начинал нести какой-то бред, просто чтобы говорить, говорить хоть что-то, чтобы делать вид, что ничего странного не происходит.

– Да так… Скрывался от представителей спортивного клуба, – он случайно проехался пальцем по моему соску и я прикусил себе губу, чтобы не издавать странных звуков. Чистые рубашка и майка мертвыми шкурами висели в моих безвольно опущенных руках. И я мечтал, чтобы этот театр абсурда не заканчивался. – У тебя так сердце колотится, – с любопытством проговорил он. – Это нормально?

Блять, нет. Да. Я не знаю. Возможно. Ох, чёрт, просто продолжай.

– И… и что ты… Чёрт. И зачем ты бегаешь от них снова? Мне показалось, мистер Блом поговорил с ними, и они больше не будут лезть ни к тебе, ни к нам, – как бы я ни старался, мой голос становился странным. Сердце колотилось так громко, что я практически слышал эхо, отражающееся от стен комнаты. Я дрожал и одновременно чувствовал, что плавлюсь. Ладони начинали потеть от напряжения, а запах резковатого лосьона, или не знаю, что это там у него было, навязчиво заползал в ноздри, заставляя закрывать глаза и нервно сглатывать.

– Ты можешь выйти и сказать им об этом, – прошептал Джерард, делая шаг навстречу, оттесняя меня, заставляя отступать. До тех пор, пока я не наткнулся спиной на что-то у стены сзади, – но я бы не советовал. Они выпили и ищут приключений. А мистера Блома нет сейчас в школе, дежурят другие учителя, которым плевать на нас.

Он говорил, прижимаясь ко мне плечами и дыша в ухо. Его нос был холодным, а в мои голые лопатки что-то впивалось. Но я не обращал внимания ни на что, кроме его руки, неуверенно, но очень целенаправленно спускающейся по коже вниз, к краю ремня. Я так нервничал и при этом получал небывалое извращённое удовольствие от предвкушения. В голове стоял настолько плотный туман, что на нём можно было прыгать, как на батуте. Я не мог размышлять на тему того, правильно ли происходящее и что вообще происходит. Внизу живота тугим клубком ворочались змеи, член подёргивался от каждого возобновления движения прохладной руки.

Это был Джерард. Джерард, с которым я толком не общался целую неделю. И я хотел. Этих двух фактов оказалось достаточно, чтобы меня унесло.

Рубашка с футболкой тихо прошелестели вниз, а пальцы ногтями впились в штукатурку стены, когда он, наконец, сжал меня через мягкую ткань брюк. Вот так. Да… Вот так это ощущается, когда его рука находит твой член, Фрэнки. Неплохо, да?

Это было так долгожданно и при этом столь же неожиданно, что если бы кто сказал мне утром, что сегодня Джерард будет трогать меня так, я бы схлопотал истерику. От неверия или предвкушения – не знаю. Я уронил голову и уткнулся ему в плечо, тяжело, возбуждённо дыша.

– Фрэнки… – произнёс моё имя и тут же сжал пальцы, от чего я сладко вздрогнул, – Фрэнки. Чёрт.

– Что ты делаешь, Джи? – зачем-то открыл я свой идиотский рот. Будто бы меня волновало, что он делает. Да что угодно, лишь бы не останавливался…

– Я пришёл сюда вместе с Майки. Смотрел выступления, м-м-м… – он прошёлся своим вздёрнутым прохладным носом по моей щеке и продолжал: – Ваше было лучшим. Мне понравилось, как ты сегодня скакал по сцене. Потом выпил пива, которое пронёс одноклассник… Выкурил в туалете косячок, на выходе столкнулся с парнями из спортивного клуба… Потом бежал. Снова бежал, и вот я…

– Ох… – вздохнул я, чувствуя, как осторожно он поглаживает меня через ткань. А потом меня вдруг облило ледяной, вот прямо с мороза, водой. – Постой… Так ты обдолбан? Твою мать… – я схватил его руку и отстранил от своего паха. Было настолько чертовски обидно, что я чуть не заплакал. Мне самому хватало одного косяка, чтобы у меня встало на что угодно. Я был слишком восприимчив. И вот он… Я попался под горячую руку. Просто так вышло, что это оказался я, а не какая-нибудь девчонка, которой можно засадить, не раздумывая.

– Эй, Фрэнки? Что такое? – непонимающе спросил он, не решаясь на что-либо, замирая пальцами в моей руке. – Что случилось?

Я молчал и сумбурно искал в себе силы, чтобы удержать себя в руках. Глаза стремительно увлажнялись, но я мужественно не издал ни звука при этом.

– Ты пьян и обдолбан, – сухо сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– И что? Это не та причина, чтобы… – он замолчал на несколько мгновений. – О господи! Ты думаешь, что я… Идиот, для меня банка пива и косяк всё равно что ничего, неужели ты подумал, что я настолько под кайфом, что мне… Ну ты даёшь! – он смело перехватил мою руку и раньше, чем я успел сообразить хоть что-либо, прислонил к груди.

– Чувствуешь?

Я молчал. Под моей рукой, под слоем одежды – я ведь так и не видел, в чём он был сегодня, – гулко и стремительно колотилось его сердце. Практически в том же темпе, что и моё.

– Я… м-м-м… Это не потому, что я обдолбан, – он повёл мою безвольную, но от этого не менее жадную кисть вниз, пока не оставил её на своей твёрдой горячей ширинке.

Не вынеся этого издевательства над своей психикой, я повернул голову так, чтобы добраться губами до его щеки. Сегодня со мной творилось странное. Я был робок. Я хотел услышать что-то искреннее от него, но он ничего так и не сказал. Он предпочитал просто делать со мной все эти странные вещи, а я предпочёл заткнуться и получать удовольствие.

Щека, уголок губ. Он улыбается. Я теряюсь, уплывая по темноте, видя нас красными пульсирующими точками посреди Ничто. Я не могу так же раскрепощённо трогать его, но я держу свою ладонь там, где он её оставил, и чувствую его целиком: как он реагирует, находя в черноте воздуха мои губы, как дёргается, когда я долго не впускаю его внутрь. Как сильнее вжимается в мою руку, едва я расслабляю челюсть.

Конечно, он не обдолбан настолько, чтобы бросаться на любое движение. Но травка однозначно сделала своё дело. Или причина всё-таки во мне?

– Эй, Уэй! Мы знаем, что ты тут! – в дверь громко, со всей силы заколотили. Я оторвался от Джерарда, впечатываясь в стену. Наши губы, разъединённые слишком быстро, издали характерный звучный чмок. Я испугался. – Хватит бегать от нас, как девчонка! – звонкий разноголосый гогот, их там человек пять, не меньше. А тут двое нас с неоспоримыми доказательствами ниже пояса… Ах ты ж мать твою… – Хоть раз поведи себя как мужчина, а не педик, – рука Джерарда непроизвольно сжалась на моём плече, и я вздрогнул.

– От-кры-вай! От-кры-вай! – скандировали из-за двери, ритмично сотрясая её ударами.

– Ты всё ещё хочешь что-нибудь сказать им? – холодно и расстроенно спросил Джерард, отходя от меня. Я разочарованно вздохнул.

– Эй, какого чёрта вы шумите? – Рэй! Это голос Рэя! Может, у него получится разрулить?

– А ты проваливай отсюда, пока не попал под горячую руку, – сказал самый смелый. Торо было сложно запугать, он и сам мог вмазать как следует. Но предпочитал разнимать и решать всё словами.

– Мне всё равно, но вы почти сломали дверь, а это уже порча школьного имущества. И когда оргкомитет спросит, кто сломал дверь в эту комнату, я не буду прикрывать ваши тупые задницы.

– От тупой задницы слышу! – прокричал кто-то, но энтузиазма у спортсменов явно поубавилось. – Иди уже, стучи кому надо, раз собирался.

– Вы не поняли, – спокойно отвечал Рэй. – Я не собираюсь стучать. Но если меня спросят про порчу имущества и про драку пятеро на одного, я не буду молчать.

Прошло ещё несколько секунд в тишине и негромких, едва различимых переговорах, как кто-то из спортсменов прогудел: – Ладно, народ, расходимся.

После шорохов и шагов за дверью стало тихо. Затем я услышал совсем рядом негромкое, но отчётливое:

– Джерард? Фрэнки?

– Надо открыть, как думаешь? – тихо спросил я Джи, шаря по полу руками в поисках футболки и рубашки, что собирался надеть. – И свет включить.

– Угу, – судя по звуку, он уже направился к двери.

Через минуту мои глаза почти ослепли от вспыхнувшей в темноте тусклой лампочки.

Я, наконец, увидел его. Извечные тёмные джинсы, белая футболка и сверху тёплая рубашка стандартного клетчатого принта. Мило, но так по-обычному…

– Прикройся, что ли, – сказал Джерард, кидая на меня быстрый взгляд. Я смутился и начал быстро одеваться. Майка, рубашка навыпуск. Ох, ну вот, теперь ничего особо не видно.

– Ребята? – снова спросил Рэй из-за двери. – Вы там живы?

Джерард улыбнулся и отодвинул щеколду, приоткрывая дверь.

– Вот вы где. Мы вас потеряли все. А… – он обвёл нас пристальным взглядом. Честно, я не хотел представлять даже, как мы выглядели сейчас. И как это вообще могло выглядеть в глазах Торо. – А что вы тут делали?

– Разговаривали, – невозмутимо ответил Джерард, присаживаясь на стул напротив.

– А… – глубокомысленно изрёк Рэй и постарался увести тему. – Пойдёмте вниз. Я оставил вам по пиву.

****

Мы просто стояли рядом, тесно прижатые друг к другу, пили пиво, болтали, глядя на раскачивающийся под музыку народ.

– Так что, где отмечаем Рождество? – заинтересованно спросил Майкл, поглядывая на меня.

– Я дома, – ответил Рэй. – У меня брат приедет, так что сугубо домашние посиделки...

– А мы к бабуле укатим, пожалуй! – Джерард был таким довольным, что это резало глаз. – Фрэнк, присоединишься?

– Не в этот раз, парни, не в этот… Мы с мамой уезжаем на несколько дней за город, я сам не в восторге, но у меня не было права голоса.

– Обидно, – ответил он, быстро подъедая с ладони нападавшие туда снежинки крошек. – Почему ты мне не сказал, Фрэнки? – зашептал он. А я не знал, что ответить. Но мне было приятно, что для него это важно. Я бы тоже очень хотел быть вместе с ними на Рождество.

Уже вечером, кое-как волоча ноги по мостовой вчетвером, мы договорились встретиться с Рэем завтра у школы на автобусной остановке. Возьмём инструменты и поедем на другой конец города, в клуб. Остальные придут в то же время.

Я еле стоял на ногах, поддерживаемый в непростом и шатком равновесии Джерардом и Майки. Я хотел бы лечь прямо тут, на пожухлую траву, кое-где припорошенную снегом, а ведь нас ждал завтра первый концерт...

Дата добавления: 2015-10-24