Примечание к части 18 страница

«Какого хрена он пристал ко мне с этим Уэем? Я что, самый крайний? Или на мне написано красными буквами: «главный лох, ответственный за Уэя»?!».

Я впервые был настолько зол, о, я просто кипел! Я шёл, впечатывая ноги в лужи, налившиеся после прошедшего недавно дождя, с таким остервенением, что вскоре и кеды, и штанины почти до самого колена стали мокрые и грязные. Внутри меня клокотало, и я не знал, что это: воздух, заблудившийся в лёгких, желудочный сок, кислота или просто слишком накалённые эмоции.

Я вернулся домой, поднялся на чердак и с силой швырнул в стену попавшуюся под горячую руку стойку, а она неведомым образом отскочила от неё и с хрустом впечаталась в лежащую на колонке любимую гитару... Я замер на секунду, а потом, в один прыжок подскочив к инструменту, взвыл безумным голосом: от места удара через всю деку шла уродливая, так дико и неуместно смотревшаяся там трещина...

Это было последней каплей.

Я обессиленно съехал по стене и уткнулся в рваные колени джинс, и глупые, глупые, но от этого не менее солёные и горькие слёзы градом повалили из глаз, попадая на кожу в разрывах ткани. Я ревел, наверное, как девчонка, просто позволил себе вылить всю свою злобу, напряжение последних дней, всё моё накопившееся непонимание чувств Джерарда, обиду и невозможную жалость к испорченной любимой гитаре в виде слёз. Во всём доме было тихо, где-то за стеной у соседей работал телевизор, мамы не было, и именно поэтому я сидел, привалившись к стене, и взахлёб, с хрипами перехватывая воздух, рыдал. Не знаю, сколько я просидел так. Помню только, что колени стали насквозь мокрые, а нос опух и почти не дышал. Наверное, меня привела в сознание хлопнувшая внизу входная дверь.

И мне стало лучше. Голова прояснилась, словно это море мутных слёз внутри моего черепа давило на мозг и мешало быть адекватным, обычным добродушным Фрэнком. Мне на самом деле полегчало, я отпустил, откинул всю эту гадость, что заставляла меня тревожиться и чувствовать себя моральным уродом.

Рука нежно трогала нетронутую трещиной деку лежащей рядом гитары, и мне было просто грустно, без всяких дополнений.

«Идиота кусок. Как можно было так неосторожно вести себя тут? - я гладил лакированное дерево и жутко сожалел о своей вспышке ярости. - Прости, милая, прости. Я обязательно что-нибудь придумаю, хорошо? Может, тебя можно починить?».

Конечно, ответа не последовало, но я хотя бы перестал испытывать чувство жгучего стыда по отношению к ни в чём не повинному инструменту. Остались только сожаление и грусть.

Следующая неделя снова подкинула мне переживаний.

В понедельник, немного задержавшись с Майки после уроков в классе, обсуждая какую-то сложную задачу по физике, мы вышли из школы немного позже обычного. С Джерардом я сегодня пересекался в коридоре, но мы только перекинулись приветствиями и парой слов. Я бы расстроился этому, особенно если учесть, что все выходные я провёл дома, размышляя, как реабилитировать покалеченную гитару. Я просто свихнулся на этой идее настолько, что даже не выходил на улицу. Но я не расстроился. Я подумал, что он уже не сможет больше меня расстроить, хрен ему. В конце концов, я — не кисейная барышня, я — мужик.

«Вот так, Фрэнки, лицо спокойнее, молодец. Голос — пофигистичнее. Можешь ведь, когда захочешь?»

Знал бы я, как ошибался, предполагая, что Джерард не сможет ещё больше вывести меня из состояния равновесия. Если бы знал — прогулял бы школу в тот день, честно!

Мы выходили с Майки, в кои-то веки не исчезнувшим Рэем после занятий, из главных дверей, как у меня развязался левый кед. Нам пришлось отойти чуть в сторону, и, оказавшись за углом школы, я присел, пытаясь негнущимися пальцами вернуть узел с бантиком на место. Всё было бы хорошо, не вздумай я повернуть голову в сторону стены. Там за поворотом кто-то стоял, почти полностью скрытый вечнозелёными кустами какой-то неведомой мне хрени. Я бы посмотрел и забыл, если бы не странное расположение хорошо видной мне обуви — так могла стоять только обжимающаяся парочка. А ещё сама эта обувь... Мало того, что обе пары явно были мужскими, судя по размеру и модели, так одна из них принадлежала не кому иному, как Джерарду долбаному Уэю, только он носил траурные чёрные кеды с ярко-розовыми длиннющими шнурками.

Сказать, что я тихо прифигел — всё равно что промолчать. Майкл беззаветно тараторил что-то по теме физики, я перестал его слушать уже тогда, когда увидел знакомую обувь. Поднявшись с корточек, я чуть отошёл, чтобы лучше разглядеть, какого хрена там происходит, и просто оторопел...

Какой-то довольно высокий блондинистый парень нагло прижимал Джерарда к стене, достаточно откровенно притянув его к себе за задницу. Из-за своего роста казалось, что он нависает над Джи, а тот выглядел смущённой девочкой-старшеклассницей, выкручивая пуговицу на груди верзилы и что-то ему мило бормоча.

В горле пересохло, я опрокинулся в состояние шока... Смотрел на эту дохера странную картину и не знал, что мне делать. Было бы идеальным улыбнуться Майклу, переспросить у него что-нибудь и уйти с ним домой, сразу и начисто забывая увиденное. Но «идеально» - это явно не про меня. Больше всего мне хотелось кинуть чем-нибудь вонючим в кусты — дохлой крысой или чем-то подобным. Меня выворачивало от этого всего, и я мечтал в тот момент треснуть Уэя первым попавшимся под руку предметом по голове. И больше никогда, никогда не верить его затуманенным глазам и мягким влажным губам. Чёртов придурок...

Отчего-то я стал шарить взглядом по окнам классов, выходивших на ту сторону. Мне вдруг стало страшно, что кто-то увидит их. Я такой идиот! Ну какая мне, к чёрту, разница? Это ведь не я там стоял и обжимался с парнем... Я вглядывался в окна и неожиданно заметил на втором этаже девушку с тёмным каре, смотревшую на улицу. Она была довольно близко и явно наблюдала за происходящим за кустами. Мне могло показаться, но на её лице застыла обида вперемешку с каким-то мерзостным непониманием. Я снова уставился на парочку, и меня чуть не выкрутило наизнанку: высокий парень, кажется, лез к Джерарду с поцелуями, а тот как-то пассивно, но всё же уклонялся. Вся эта ситуация не вызывала желания пойти и вмешаться — в ней явно не было насилия. Эти двое смотрелись как кто-то, давно и хорошо друг с другом знакомый.

- Фрэнк? Ау, приём! - бодрые телодвижения Майкла прервали моё разглядывание. Всё это время друг ничего не видел — он стоял спиной к кустам, а я наблюдал через его плечо.

- Не вопи, чувак. Лучше медленно обернись и скажи мне потом, что это за херня там происходит.

Майкл послушался и обернулся, а потом, взяв меня за рукав куртки и выглядя каким-то сконфуженным, будто это он виноват в поведении Джерарда, потянул куда-то вперёд.

- Что это было, Майки? - не унимался я, при этом механически переставляя ноги по асфальту. - Не думай, мне всё равно, чем твой брат занимается в свободное от нашей дружбы время, но прямо у школы — это, блять, верх безголовости...

Майкл передёрнул плечами, но темп нашего марша не замедлил. Он начал говорить таким странным тоном, будто оправдывался передо мной за что-то:

- Это Бернард. Кажется, его зовут так. Он командир волейбольной команды школы. Учится в параллельном с Джи классе. И он влюблён в брата уже около года, что ли. Ты не пугайся, Джерарда иногда переклинивает, и он начинает метаться между плохим и хорошим, между мальчиками и девочками, не в состоянии решить, что же его привлекает больше. А Бернард очень настойчивый, в прошлом учебном году они даже пытались встречаться по-тихому, типа как пара...

- Чёрт, избавь меня от подробностей, а? - не выдержал я и прервал друга, резко выдёргивая рукав из захвата Майки.

- Да нет никаких подробностей. Нифига у них толкового не вышло, и летом как-то всё заглохло само собой. Потом Бернард участвовал в каких-то сборах, потом уезжал на соревнования, потом какое-то время лечил вывихнутую кисть и только недавно снова начал ходить в школу. Да какая нафиг разница? Джерард — он и есть Джерард, что бы он ни творил — его суть от этого не меняется, - со злостью закончил Майкл. - Ты же понимаешь, что это дофига большая тайна? Могила?

- Могила... Делать мне больше нечего, как о твоём брате трепаться. Пошёл он, - как-то чересчур горько выдохнул я и, обгоняя Майкла, пошел к дому.

Тем вечером мы просидели у меня до самой ночи, потому что я наотрез отказался идти к Уэям. Мы бесконечно пили чай и поедали мамину овощную лазанью. Читали комиксы, которые несколько дней назад дал мне Майки, и дурачились, как укуренные. Потом даже умудрились успокоиться и порешали несколько задач по физике, которая давалась мне хуже всего.

И только ночью, уже лёжа в своей постели голым, я вспомнил всю эту хрень у школы и в очередной раз понял, как же меня достал этот придурок. Он снова вывел меня, снова заставил моё сердце проламывать рёбра, а кровь в ускоренном режиме бегать по венам. Я ревновал Уэя! Одно дело, когда он был холоден со мной. Ну, не то чтобы холоден — просто обычен. Это противно, неприятно, обидно, но можно пережить. Но когда он позволял кому-то другому прижимать себя к стене...

Я с силой зажмурился, вызывая перед глазами цветные круги. Этот Джерард задолбал меня!

А во вторник Рэй поймал меня после занятий и объявил, что с завтрашнего дня мы начинаем репетировать новую программу. Мою реакцию трудно передать — я запрыгнул на Торо с криком индейцев Северной Америки и повис на нём мёртвой хваткой, как рыба, пиранья. О, это была первая новость, которая сделала меня счастливым, за всё время с моего дня рождения.

- Эй, чувак, полегче! - смеялся Рэй, пытаясь снять мою тушку с себя, но у него ничего не получалось — я был слишком счастлив от услышанного. - Ты как из дикого леса, Фрэнки.

- Я не из дикого леса, я без репетиций одичал.

- Ты же сам недавно молил о пощаде и отпуске не меньше чем на месяц? - удивлённо вскинул брови Рэй.

- Ага, ты меня больше слушай. Я уже через несколько дней начал с ума сходить. Так что можешь на меня рассчитывать! - наобнимавшись, я отстал от друга и принял человеческое положение: стоя рядом, ногами на полу.

Рэй похлопал меня по плечу, и мы, дождавшись Майки на улице — он что-то брал из библиотеки, — отправились вместе по домам. Репетиции начинались уже завтра — и я был неимоверно, разрывающе счастлив от этого. Снова появится больше дел, больше музыки, больше драйва, и совсем не останется времени страдать ерундой.

- Нам нужно будет продумать каверы к новогоднему и рождественскому выступлениям. Если очень повезёт — то я договорюсь с каким-нибудь клубом, может, нам разрешат спеть несколько песен на вечеринке. - Рэй говорил так увлечённо, что я сам проникся этой его надеждой и какой-то уверенностью, что у нас всё получится.

- Что собираетесь исполнять? Уже решили? - спросил Майкл.

- Ещё пока нет. Завтра соберёмся и обсудим с ребятами. Кстати, принимаются заявки, - Торо улыбнулся.

- Ого! - обрадовался Майкл, и я тоже с ним за компанию — надо будет внести свою лепту в будущую программу. - Значит, можно предложить несколько песен?

- Не можно, а нужно, - ответил Рэй и легко толкнул Майкла в бок. - Только сильно не тяни, на этой неделе надо будет точно решить, что мы будем играть, и определить объём и график репетиций.

- Ха, чувак, перестань, когда ты говоришь все эти слова типа «объёмы» и «графики», это заводит, так что полегче, - Майкл уже ржал, и я смеялся вместе с ним, потому что серьёзный, увлечённый Торо на самом деле был очень забавным и милым — с этими своими растрёпанными кудрями во все стороны и горящими глазами.

Рэй немного сконфузился, от чего стал выглядеть ещё забавнее, и мы, совершенно довольные собой и друг другом, разошлись по домам.

На следующий день у меня никак не получалось сосредоточиться на учёбе — все мои мысли уже были там, в полу-подвальном помещении, где после уроков должна была начаться репетиция. Я почти не мог усидеть на месте, и мне казалось, что даже со стороны заметно, как я предвкушающе подпрыгиваю на заднице, будто вместо стула у меня была раскалённая конфорка. Но видел это только Майкл, и он изредка посматривал на меня из-за соседней парты, многозначительно и хитро ухмыляясь.

Едва прозвенел звонок, я понёсся вниз, к ребятам, и что вы думаете? Мы играли? Ха! Нет, мы несколько часов трындели, обсуждая песни, которые стоит включить в репертуар и то, каким образом сделать аранжировку и кавер на них. Когда я робко спросил: «А может, поиграем немного?», на меня посмотрели, как на идиота. Все были уже до того уставшие от долгих обсуждений, чирканий на бумажках и прочей подготовительной работы, что брать в руки инструменты никто не хотел. Кроме меня, ага... Нет, конечно, я понимал всю важность планирования. Просто у меня зудели пальцы поиграть в команде — это было бы так здорово! Но в тот вечер моя творческая ломка осталась неудовлетворённой...

После этой недорепетиции я зашёл в туалет и после, уже собираясь выйти на улицу, заметил, что у шкафчиков кто-то стоит. Я неслышно подошёл поближе и устроился недалеко, облокотившись на подоконник. Девушка увлечённо что-то писала, как оказалось, на шкафчике Джерарда. Не спрашивайте, конечно, я знал, где его шкафчик. И где шкафчик Рэя и Майкла. Это была та самая девушка с тёмным каре, и сейчас, со спины, я узнал её — мы с Майки видели, как она выходила с Джерадом из дома Уэев как-то раз. Видимо, одна из тех, с кем этот парень встречался. Блин, сколько же их?

- И что ты делаешь? - поинтересовался я негромко. Девушка вздрогнула и обернулась. В руках у неё была помада, а на шкафчике красовалась надпись: «Грёбаный педик, катись ко всем чертям». Экспрессивно...

- А тебе не пофиг ли? - зло поинтересовалась она, пряча помаду в рюкзак. Наверное, тоже старшеклассница, я как-то не особо старался запомнить их всех.

- Мне — пофиг. Просто пахнет порчей школьного имущества и выговором директора.

- Да пошёл ты! Какая порча имущества? Это просто помада. Надеюсь, завтра все полюбуются на это, посмотрим, насколько этот придурок будет доволен.

- Какой придурок? - сделал я непонимающий взгляд.

- Этот долбаный Уэй старший. Совсем сдурел от вседозволенности. Пора отвечать за свои действия.

- А ты ему кто? Мама? - спокойно поинтересовался я, и девушка вспыхнула яростью. Кажется, она хотела заплакать, но только зло выдавила:

- Я думала, что я его девушка! - сказала она и затопала по коридору к выходу из школы.

Дождавшись, когда двери за ней закроются, снова сходил в туалет и вернулся с обрывками туалетной бумаги. Не знаю, какого хера на меня нашло, но я стал остервенело, с полной самоотдачей стирать дрянную надпись с дверцы шкафа. На самом деле, это было серьезное обвинение. Никто не любил и не понимал гомосексуалистов, это вызвало бы кучу лишних разговоров и ненужного внимания. Хоть я и был зол на Джерарда, я не мог желать ему подобного, даже если он и заслуживал этих проблем.

Я размазывал и размазывал гадостные слова, с одной стороны размышляя, сколько в них правды, а с другой — будто надеясь стереть их с самой сути Джи. Изведя всю принесённую бумагу, я остался доволен результатом и, утопая в задумчивости, не в силах уже обижаться на него, отправился домой.

Но самое странное и неожиданное случилось в пятницу. После школы я лежал дома на кровати в наушниках, слушая тяжеляк, и ни о чём не думал, как вдруг через окно в мою комнату ввалился довольный взхлохмаченный Джерард. Он светился, как начищенный пятак, и я, кинув на него косой взгляд, нестерпимо захотел дать ему по морде.

Он, совершенно не вникая в моё настроение, навис надо мной и нагло содрал наушники. Пару секунд, с такой улыбкой, будто видел меня впервые (вот же двуличный мудак!), заглядывал мне в глаза, а потом выдал:

- Привет, Фрэнки! Чего киснем? На улице — красота, солнце светит, поехали кататься!

Я правда был близок к тому, чтобы дать ему в глаз.

- Свали, Джи, нет настроения, - и я попытался повернуться на бок, чтобы не видеть это светящееся радостью лицо.

- Эй, эй, что случилось, Фрэнки? Я так хотел исполнить твою просьбу и прокатиться с тобой на великах...

- Не знаю, о чём ты говоришь. Я тебя ни о чём не просил. А если хочешь покататься — предложи Бернарду, или как там его. Кажется, он не будет против.

Всё это вылетело из меня прежде, чем мозг успел сработать. Просто вырвалось, и было поздно что-то менять, поэтому я заткнулся и стал ждать реакции.

Джерард замер, и его как-то даже перекосило от моих слов. Он мигом растерял всю радостную дурашливость и спросил тихо и сдавленно:

- Откуда ты знаешь про него? - а потом, чуть злее: - Майки рассказал?

- Нет. Точнее, да, но сначала я увидел вас за школой, а уже после вытряс подробности из Майкла. Он ни при чём, и так всё было понятно.

- Нихрена тебе не понятно, понял? - шепотом прохрипел Джерард, чуть сжимая мой локоть. - И не будет никогда понятно, потому что только я могу знать правду. А ты всё решил, даже не спросив меня.

Я взбесился. На самом деле. Я просто взбесился от его слов. Оттолкнув Уэя, я сел на кровати и почти заорал:

- Да какого хрена я должен тебя о чём-то спрашивать? Ты ведёшь себя со мной так, словно я просто друг, даже меньше, обычный приятель! А перед этим ночью позволяешь себе такое, чего я ни с одной девчонкой даже не делал! Ты сам подумал обо мне? Думал обо мне хоть раз?

Я смотрел на его ошарашенное лицо, видел, как трепетали его вздёрнутые ноздри от дыхания и чуть дёргались губы — будто он хотел сказать что-то, но не позволял себе раскрыть рта.

Мы смотрели друг на друга, как два барана, он — стоя посередине моей комнаты, а я — сидя на кровати, спустив ноги на пол и упираясь руками в покрывало. Оба тяжело и глубоко дышали, оба были на взводе. Я чувствовал, что снова сморозил какую-то херню, но честно, уже даже не мог дословно вспомнить, что именно я сказал — это были чистые эмоции, превращённые в слова, я выплюнул их, и мне полегчало. А ещё я утопал в темнеющих, как грозовая туча, глазах Джерарда.

Наконец, он выдохнул, как-то сдулся, что ли, и, взяв со стула мою тёплую толстовку, кинул её мне в лицо.

- Одевайся, поехали.

Это был обычный, чуть уставший голос Уэя старшего, к которому я так привык. Любимый голос. Я смог только тупо спросить:

- Куда поехали?

- Поедешь — узнаешь. Если ты думаешь, что я пёр два велосипеда от нашего дома до твоего и теперь позволю тебе остаться дома — то ты глубоко ошибаешься.

Сейчас он смотрел на меня спокойно, ровным и прямым взглядом, и я как-то сразу понял что, чёрт, он не отстанет от меня. Натянув толстовку, я встал и пошёл к окну. На заднем дворе, недалеко от калитки, на самом деле стояли велосипеды Уэев. Я обречённо вздохнул и выбрался через окно на улицу.

Мы ехали молча. Джерард — чуть впереди, он довольно быстро вел велик по одному ему известному маршруту. А я — за ним, то разглядывая его затылок и спину, то с наслаждениям окунаясь в летящий мимо воздух. Я не знал, куда мы едем, и смогу ли я повторить эту дорогу, чтобы вернуться домой. Просто ехал за ним и ни о чём не думал.

Джерард на велике был крут. Иногда, чуть оборачиваясь назад, чтобы проверить — там ли я ещё? — он привставал с седла и ускорялся несколькими сильными движениями, стоя на педалях. В эти моменты моё сознание мутилось, потому что вся его фигура, весь он с ног до головы выглядел так притягательно, что сладкая волна, мгновенно расплывающаяся по моему телу, вымывала из него мозги напрочь. Я хотел смотреть на него такого бесконечно, я ещё не мог тогда оценить степень своей зависимости, но она определённо уже была.

Я не понял, как он сделал это, но когда я вернулся в реальность, то вдруг обнаружил, что мы едем по набережной. Справа шло довольно оживлённое шоссе, чуть скрытое зелёными насаждениями, а слева, за ограждением, плескалась река Гудзон.

А за рябью воды, распускаясь огненными цветами редеющих с каждым днём крон, проплывали мимо деревья, невозможно прекрасные в своей осенней раскраске и какой-то готической унылости. Наверное, её добавляли оголённые уже ветки, торчащие тут и там, но от этих чёрных ломаных штрихов производимое впечатление было только полнее, глубже и ярче. Вот оно, моё желание? Я ведь так хотел проехаться у реки и посмотреть на осенний Гудзон, и не раз предлагал это ребятам...

«Чёрт, Джерард...».

Я не мог оторваться от этого пейзажа, повторяющегося мерцающими мазками в речных волнах, и если бы Уэй затормозил в это время передо мной — я бы совершенно точно налетел на него, потому что полностью ушёл в созерцание этой невероятной красоты на том берегу. Изначально светлое небо сейчас оттеняла огромная сизо-лиловая туча, которая неожиданно и резко пришла откуда-то из-за наших спин.

Она выглядела устрашающе, и я уже хотел было крикнуть Джерарду, что надо поворачивать домой, как вдруг над нами просто разверзлись хляби — я не знаю, как ещё описать это. Крупные, частые косые стрелы влаги посыпались на нас сверху, будто кто-то включил душ на максимум, заливая одежду и волосы за несколько секунд. Я натянул на глаза капюшон, которого у Джерарда вообще не было, но он вымок так же быстро, и с ткани надо лбом безостановочно лились струйки воды. Дождь был холодным, особенно на скорости, но Джерард не останавливался. Я понял, куда он гонит, только когда он заехал под навес пустынной трамвайной остановки.

Меня уже колотило от холода, я был насквозь, до нижнего белья мокрый, и Уэю, похоже, было не лучше. Мы слезли с велосипедов и прислонили их к стеклянной стенке. Я трясся и пытался отжать воду с еле снятой толстовки. Не знаю, зачем делал это. Хлопчатобумажная кофта с длинными рукавами облепляла моё тело, и холодный воздух, проходя по ней, доставлял ужасные дискомфортные ощущения. Джерард тоже копошился, но мне было не до него — мы ведь так и не разговаривали.

Когда я вернул мокрую и совершенно не поддающуюся толстовку обратно на плечи, Джерард подошёл ко мне сзади и с силой, крепко притянул к себе, обхватывая руками поперёк груди. Я замер сначала, а потом попытался вывернуться из этих объятий — ну что за нахрен, сколько можно? Но Джерард снова с силой дёрнул меня, впечатывая в свою грудь так, что даже выбил часть воздуха из моих лёгких.

- Отвали, Джи, - начал было я, но он прервал меня, сказав у самого уха:
- Заткнись, Фрэнк. Просто выдохни, окей? И так холодно. Ещё неизвестно, сколько ждать этого трамвая.

И мне пришлось выдохнуть. Меня била дрожь от холода, но Уэй оказался прав — уже через некоторое время я почувствовал, что со спины стало немного теплее. Он устроил свою голову на моём плече, и я не стал ничего говорить — черт с ним.

Казалось, мы стояли так целую вечность. Только мы вдвоём, укрытые неверными, размывающимися рамками стеклянной остановки, а вокруг бушевала стихия. Частые и сильные струи дождя создавали вокруг другой, параллельный, лишённый видимости мир, и я ощущал нас, как каких-то потерпевших крушение летчиков, затерявшихся в невообразимых просторах космической пустоты. Я чувствовал спиной тепло тела Джерарда и был совершенно точно уверен в том, что никто не придёт нам на помощь. Что воздух кончается, а нашу тесную капсулу уносит всё дальше и дальше от красивого голубого шара планеты. Это было очень страшно и захватывающе.

Но мы были вместе, и это успокаивало и дарило чувство не сравнимого ни с чем блаженства.

Я чувствовал себя неловко. Мыться в душе Уэев, намыливаться тем же мылом, что и Джерард... было очень странно. Но я с радостью держал почти онемевшее от холода тело под тугими струями горячей воды. Нужно было согреться.

Нас спас трамвай. Мы добрались на нём до остановки недалеко от дома, а потом еще немного проехали на великах, уже совершенно замёрзшие и окоченевшие. Джерард заставил меня подняться к себе и, пока я негнущимися пальцами расправлялся с мокрой одеждой, ускакал в душ первым. Он был там не очень долго, но вышел раскрасневшийся, довольный и явно согревшийся. Чего никак нельзя было сказать про меня.

- Иди уже, в тепле дораздеваешься, - сказал он, протягивая мне какую-то одежду и полотенце. Я был благодарен ему, молча кивнул и уковылял в душ.

Как же это хорошо! Господи, это так хорошо, что невозможно рассказать словами. Блага цивилизации ценишь именно в такие моменты — когда горячая вода, льющаяся из душа, спасает тебя от переохлаждения и наполняет совершенно замёрзшее тело вожделенным теплом.

Помывшись и вытеревшись, я развернул вещи. Футболка и домашние штаны Уэя... Притянул их к носу... Чёрт, они пахли Джерардом. Этот запах я узнал бы из тысячи, мне кажется. Он что, не мог дать мне что-нибудь неношеное, или это очередной своеобразный стёб с его стороны?

Надевая их, я чувствовал, как меня вставляет. Было очень странно и неловко натягивать вещи Джи на голое тело. Они были мне велики: футболка — в плечах и болталась, а штаны оказались очень длинными. А ещё было очень хорошо видно, что под ними я без белья. Чёрт! А чего я хотел? Чтобы Джерард дал мне погонять свои семейники?

Улыбаясь и пытаясь унять колотящееся сердце, я вышел из ванной и пошёл к нему в комнату. Кажется, он обещал горячий чай с виски.

Я толкнул дверь. Джерард полулежал на кровати и сразу посмотрел на меня, как только я вошел. Он опирался на отставленные назад локти, а колени были широко расставлены в стороны. Весь его вид - мокрые волосы, свободная одежда, какая-то расслабленная и расхлябанная поза, - был чересчур эротичным. Я сглотнул и остановился, не успев отойти далеко от двери. Честно, мне захотелось развернуться и выйти из его комнаты, потому что резко стало как-то душно и вообще неловко.

Джерард тихо рассмеялся, выводя меня из замешательства.

- Ты смешной, - улыбаясь, сказал он.

Я как-то обиделся даже, потому что не понял, что же в моём поведении смешного.

- В смысле, моя одежда. Забавно смотрится. Но тебе идёт, - вдруг спохватился он.

Я продолжал стоять и молча смотреть на него, чувствуя, как сильно бьётся моё сердце, и понимая, что у меня нет никакой возможности его успокоить. В воздухе висело напряжение, и я был уверен, что не смогу больше сделать и шага — просто взорвусь.

Джерард с улыбкой наблюдал за мной, а потом его лицо резко изменилось — стало вдруг серьёзным, требовательным, незнакомым. Желающим...

- Иди сюда, Фрэнки...

Дата добавления: 2015-10-24