Из всего предсказания Морриган больше всего меня обеспокоила ветка вереска, которая явно обещала, что воин-который-скоро-умрёт сильно удивится, прежде чем рухнет в пыль. Не думаю, что у Энгуса получится повергнуть меня в шок, а вот ковен ведьм вполне на это способен. Просто ходячий сюрприз. Сначала они ни с того ни с сего захотели лишить Энгуса мужской силы. Затем лгали в лицо о том, что не заключали с ним никаких союзов. Оставили мне капли крови Радомилы с полной уверенностью в том, что либо ведьмы смогут выкрасть ту бумажку, либо что я ей не воспользуюсь в своих целях. И весь этот цирк устроили только три мадамы — так что же будет, если мной заинтересуется весь ковен? И сейчас рядом со мной тоже есть ведьма — сидит в голове Грануэйль и клянётся в одиночку уложить на лопатки всех Сестёр Трёх Звёзд, если заполучит рубиновое ожерелье, за которое другие ведьмы грызться готовы. Стоит ли мне дразнить эту злобную свору?
Грануэйль остановилась передо мной и перегнулась через барную стойку, чтобы привлечь моё внимание.
— Ладно, Аттикус, сейчас я выпущу Лакшу. Будь милашкой.
Она проказливо усмехнулась, и тут её голова обвисла, словно девушка расслабила все мышцы, а потом поднялась. Выражение лица стало загадочным, и словно тени прожитых лет чужой жизни стянулись вокруг изумрудных глаз и рта. В речи появилась ритмичность тамильского языка и характерный акцент, а каждое слово стало подчёркнуто чётким из-за обрезанных гласных и согласных звуков.
— Я ждала нашего разговора, друид, — сказала она. — Я, Лакша Куласекаран, приветствую тебя с миром.
Превращение молодой смешливой американки с ирландскими корнями в древнюю индийскую ведьму было настолько ужасно и неестественно, что мне стало всё равно, сколько слов о мире слетит с её губ. Так что я пребывал в том состоянии, которое Сэмюэль Клеменес (* настоящее имя Марка Твена) называл эмоциональным взрывом.
Глава 20
— Надеюсь, мы подружимся, — сказал я ведьме, засевшей в голове Грануэйль. — Ты не хочешь рассказать мне, как докатилась до такого?
— Я родилась в 1277 году в Мадурае, и мое рождение пришлось на время правления властителя города Пандья, Мараварамбатана Куласекарана, чье имя я взяла в знак величайшей чести, — сказала Лакша. — В возрасте шестнадцати лет я повстречалась с Марко Поло и после его рассказов осознала, насколько велик окружающий меня мир, раз может вместить в себя людей, подобных этому путешественнику. Я вышла замуж за брахмана (*представитель высшей касты Индии) и при нем играла роль послушной жены. Когда он уходил, я заигрывала с королевством демонов. Для женщины, заключенной в рамки каст, я не видела другого способа освободить себя. Жуткие вещи я узнала — ракшасы не могли предложить мне ничего заманчивого, а трюк с перемещением души из одного места в другое я узнала из разговоров с веталами. Ты слышал о них?
— Да, — ответил я. — Ведические демоны. Вселяются в мертвых.
— Именно так. Тот же метод я применяла для того, чтобы наполнить душой камень или, например, человека.
— Так ты можешь переселяться куда угодно?
Похоже было, что Лакша удивилась вопросу.
— Наверное. Нематериальное тело может уместиться где угодно, но я бы не стала проверять возможности древней магии на чем-то хрупком или обыкновенной дешевке. А вот драгоценности вытерпят все.
— Ага. Расскажи, как ты оказалась на дне морском в рубине.
Лакша пожала плечами Грануэйль.
— Я хотела новой жизни — нового мира. И решила покинуть Индию. В 1850 году я купила место на клипере «Резвый», который перевозил опиум в Китай. Хозяева корабля хотели нажиться на «золотой лихорадке» в Калифорнии, и потому нагрузили трюмы дорогими шелками, коврами и другими роскошными вещами, чтобы продать их в Сан-Франциско. Такую возможность я не имела права упустить. Америка — это страна того самого нового мира, в котором женщина может сама вести дело, так что я взяла билет и дотуда… подкупив капитана прелестями своего тела в обмен на то, чтобы мое имя исчезло из списков пассажиров. В постели он был прост как заноза и вонял, к тому же. Видимо, он чувствовал мое к нему отвращение, потому что когда корабль сел на рифы около нынешнего Мендосино и начал тонуть, он не взял меня в свою спасательную шлюпку. Шлюпки достались всем, но мне пришлось делить посудину с матросами-китайцами, которым не было до меня никакого дела и которые не разговаривали ни на одном из известных мне языков. А среди океана, не имея места для проведения ритуала, я совершенно беспомощна. Пока четверо мужчин гребли к берегу, я заметила, что остальные пялятся на мое ожерелье и переговариваются. Они наверняка думали, что меня, безымянную жертву кораблекрушения, никто не хватится, и потому продать камни в Сан-Франциско и разделить выручку им никто не помешает. Но что бы они там не хотели сделать, их опередил их же товарищ: выхватил нож и вонзил его мне в спину, пока другой пытался сорвать ожерелье с моей шеи. Я пыталась спастись от ножа, от застилающей глаза боли, и потому внезапно вскочила с места и перевалилась через борт, увлекая за собой воришку-неудачника, который все еще воевал с украшением. Я чувствовала, что умираю, и не смогу уплыть — как и мой противник, к счастью. Ему удалось стянуть ожерелье с шеи, но не вырвать из рук, и вор в панике рванулся к поверхности, где ему бы помогли. Зрение уже начинало отказывать, и мне пришлось выбирать между смертью и тем, чтобы переселить свою душу в камни — хотя и не доверяла методу ветал в воде. Итак, я сделала свой выбор, и теперь я здесь.
Она не улыбнулась. Оборвала рассказ и стала ждать моей реакции.
— Хорошо, и что теперь?
— Вернуть ожерелье и найти новое тело.
— Ага, только давай будем последовательны. Почему тебе так важно вернуть его? Мы можем хоть сейчас купить в ювелирном магазине подходящий рубин.
— Нет. Мое ожерелье магического происхождения и сработано демоном. Оно преумножает мои силы. Разве твой амулет не делает то же самое? — она указала на моего красавца и насмешливо покачала головой.
— Его создал не демон, но в остальном ты права, — ответил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос прозвучал небрежно; все это время стрелка моего ведьминого страхометра упорно продвигалась к красной отметке, а слова о том, что некая вещь создана демоном, отбросили ее далеко вправо.
Остановиться? Или задать по-настоящему жуткий вопрос?
— Расскажи мне, как ты собираешься получить новое тело. Что ты будешь делать?
— В прошлом я только лишь одалживала тела на некоторое время, но теперь мне не свойственны такие моральные сентенции.
— Одалживала? Прошу пардону, конечно, но ты имеешь в виду живых или мертвых?
— В моей ситуации — любые.
— То есть, то тело на дне моря… ты не родилась в нем?
— Конечно же нет! Я не знаю, как продлить век смертного тела.
— Конечно же нет, да, — покачал я головой, улыбаясь. — Идиотский вопрос, извини.
Стрелка страхометра нервно билась в правом углу. Интересно, если бы я рассказал ей, как в течение тысяч лет сохранял тело юным и невредимым с помощью особого чая, она бы съела мои мозги? И слышала ли ведьма, как Грануэйль рассказывала о травнике Эрмид?
— Прости мою невнимательность, — продолжил я, — но что станет с душой, когда ты отнимешь тело живого человека?
— Это вопрос, который веками не давал человечеству покоя.
— То есть, ты убиваешь их?
— Я позволяю им вернуться на круги рождения и возрождения.
Я изо всех сил старался сохранить самообладание и не выдать отвращения к действиям Лакши и их ужасающе рациональному объяснению. Не думаю, что у меня получилось, потому что ведьма начала угрожающе хмуриться.
— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Если ты просто выпихиваешь души из тел вместо того, чтобы дать им умереть, то они могут все еще бродить по земле как неприкаянные духи.
— Может, и так. Поверь, я страшно ошибалась. У меня было достаточно времени, чтобы задуматься над своими поступками, совершенными за последние 160 лет, и я поняла, что как я охотилась за невинными людьми, так и моряки-китайцы охотились на меня. Карма вернулась бумерангом, и это лишь толика искупления за век греха.
— Разве ты не отплатила за все и сразу, сидя в рубине, или тебя ждет долгая дорога к полному очищению?
Ведьма с удивлением вздернула брови, а потом, услышав вопрос, нахмурилась.
— Мне кажется, ты сомневаешься в моих добрых намерениях.
— Я прекрасно понял твой рассказ о себе. Ты стала почти бессмертной благодаря дьявольскому перемещению души из одного тела в другое, а еще ты связалась с демонами.
— Связалась! — Лакша, похоже, расстроилась, хотя и смирилась со своими «дьявольскими экспериментами» по выбиванию душ из родных тел. Зато я вспомнил, как сам немногим ранее смотрел на Флиду, которая обвинила меня в связях с вампирами, точно такими же глазами. Вот это-то я и ненавижу в ведической карме: как только кто-нибудь заговаривает о ней, так я ее сразу начинаю видеть везде.
— Хорошо, хорошо, беру свои слова обратно, — поспешно сказал я, примирительно махнув рукой. Не хочу сейчас отвлекаться на такие мелочи. — В этом мире слишком много ненужного балласта, и я его точно так же терпеть не могу. Хочу пояснить свою позицию — мне тяжело доверять и помогать тебе — человеку, который водится с ведическими демонами и использует злую силу. Я надеюсь, ты простишь мне мою откровенность, но я привык говорить прямо.
Лакша усмехнулась и кивнула.
— Я уважаю такую принципиальность, потому что сама люблю говорить начистоту. Так что давай проясним кое-что. Я могла бы отобрать тело Грануэйль силой, как в прошлые года, и так было бы намного проще. А захоти я, так и вовсе прыгала бы из тела в тело любого из тех, кто прогуливается по улице или сидит в баре. Но я больше не желаю поступать так и потому попросила разрешения у Грануэйль разделить с ней скучную жизнь в одной оболочке — и она согласилась. Поэтому я стремлюсь вернуть ожерелье с помощью друзей и ради общего блага, совершенно не преследуя никаких злых или эгоистичных целей. Я хочу обогатить мир своими дарами, а не преумножать хаос и разруху.
— Неужели? А что случится с Радомилой, если я помогу тебе?
— Карма. Она обрушится на чью угодно задницу.
Пусть будет так.
— Как ты найдешь себе новое тело?
— Грануэйль предложила заглянуть в больницы, где лежат глубокие коматозники и «овощи». Тела живы, но души почти покинули их. Возможно, мне удастся попользоваться ими, если я подниму активность головного мозга до приемлемого уровня. Я много чего узнала о мозге за те года.
Мой мобильник запищал, но я выключил звук.
— А что если душа все еще связана с телом, пусть и совсем слабо?
— Я предложу им свою помощь, ведь я способна вернуть им угасающий разум. Их много, тех, кто захочет ожить. Я помогу им и вернусь к Грануэйль, чтобы и дальше искать бесхозное тело или душу, которая захочет уйти. Тогда я смогу занять человеческую оболочку без зазрения совести.
— Итак, ближайшее будущее для тебя выглядит так — пожалуйста, поправь, если я ошибаюсь: я соглашаюсь взять Грануэйль в ученики и помогу вершить суд кармы над Радомилой. Потом, получив ожерелье, ты вселяешься в подходящую тушку в больнице. Так?
— Так.
— Пока мне кажется, что я несколько выбиваюсь из этого сценария.
— Я избавлю тебя от Радомилы. Она же тебе как заноза в заднице, правда?
— Как и в твоей. Если подсчитать твою выгоду от этого дельца и мою, то плюс явно перевешивает в твою сторону.
— Что ж, — усмехнулась ведьма. — Я учту это. Чего ты хочешь?
— Видишь меч за моей спиной? Это очень могущественная магическая вещица.
— Да? Я не вижу его. Покажи?
Я осторожно перекинул ножны через голову и положил их перед собой на стойку бара. И потянул за эфес ровно настолько, чтобы была видна полоска остро блеснувшей стали. Лакша внимательно изучила меч — между бровей Грануэйль пролегла глубокая морщина — и вопросительно взглянула на меня.
— На нем чары, которые не позволяют разлучить его и хозяина, а в остальном выглядит как обычный меч.
Хорошо. Она не только не могла проследить мои чары, но еще и ощутить их силу.
— Мило. Все потому, что Радомила наложила на него волшебный покров. Я хочу, чтобы ты сняла его. Если ты сможешь.
Сам-то я мог в любой момент снять заклинание при помощи моих слез — как клялась Радомила, но что-то я больше не доверяю ее слову, — а еще я хотел посмотреть, на что способа Лакша. Те последние три слова, что я произнес, давали абсолютную гарантию того, что если ведьма умеет — то она сделает. Лакша не желала признавать, что Радомила лучше ее в магическом ремесле.
— А, теперь я поняла, о чем ты. Минутку, — ведьма опять принялась изучать лежащий перед ней меч, уже на ладонь вынутый из ножен, но потом остановилась и подняла на меня глаза. — Можно?..
Я кивнул, и она продолжила. Потянула за рукоять меча и вперилась взглядом в крестовину. Этого оказалось недостаточно, потому что Лакша закрыла глаза и приложила черен клинка ко лбу на несколько секунд. Сосредоточенность ушла, и ведьма улыбнулась, вложив меч в ножны.
— Магические покровы привязаны к определенной вещи так же, как обыкновенный плащ — к чьей-либо шее. Проще всего зацепить его за крестовину, как Радомила и поступила. И сделала все очень и очень хорошо, так, что покров укутывает весь меч и не дает утечки магии. Чем ты ей заплатил за такую услугу?
— Ну, поехал в Мендосино за неким ожерельем.
Лакша откинула голову назад и рассмеялась. Не обнадеживающе.
— Ты дал ей мое ожерелье в обмен на покров! Я-то думала, она стрясет с тебя что получше.
— Ей же все равно скоро карма в темечко ударит, не так ли?
— Именно так, — кивнула Лакша.
— Ты можешь снять заклинание?
— Да, это дело буквально десяти минут.
— Замечательно. И еще одно маленькое дельце, чтобы наш обмен услугами был равным.
Изумленное выражение лица Грануэйль вмиг стало деловым.
— Еще одно. Говори.
— Когда все это закончится, когда ты вернешь ожерелье и получишь смертную оболочку, ты уедешь на восток, за Миссисипи, и больше никогда не пересечешь границу Аризоны без моего ведома.
— Могу я спросить, почему?
— Вполне, — ответил я. — Я уважаю твою силу, Лакша Куласекаран, и восхищаюсь твоим решением добродетельно жить и делать добро начиная с этого самого дня. Ценю твою внимательность к Грануэйль — и ко мне. Но, случись непредвиденное, ты опять обратишься к демонам, а мне спокойнее, когда такие дела становятся чужой проблемой далеко-далеко от меня.
Она смотрела на меня так долго, словно собиралась играть в гляделки двух допотопных чудаков. Но, наконец, Лакша опустила глаза и кивнула.
— Сделаю, — сказала она. — Свяжись с Грануэйль, когда решишь расколдовать меч. Мне понадобятся время и уединенная обстановка. И когда придет время идти за Радомилой — тоже.
— Скажу. Спасибо тебе.
Голова барменши опять скатилась набок как у нарколептика (*нарколепсия — заболевание центральной нервной системы, которое сопровождаемся постоянной сонливостью), а затем вернулась на свое законное место, как помпон на шапке, неся в себе настоящую хозяйку — Грануэйль.
— Привет, Аттикус, — сказала она, улыбаясь до самых ушей. — Все еще ждешь выпивку?
Я посмотрел на полупустой стакан и одним быстрым глотком осушил его.
— Ага, — поддакнул я и поставил стакан на стойку. — Хорошо, что ты вернулась. Я успел соскучиться.
Я задержал дыхание и выдохнул, наслаждаясь огненной работой виски, когда напиток начал выжигать напряжение и стресс. Девушка еще раз наполнила мой стакан и предупредила, что ей надо отлучиться к другим клиентам-выпивохам.
Мне так и не довелось насладиться последними глотками «воды жизни», потому что в этот момент на пороге Rúla Búla возник альфа-самец Темпской стаи Гуннар Магнуссон и, точно баржа, рассекающая воды портового городка, двинулся ко мне сквозь публику паба. За его спиной маячила большая часть оборотней, и доктор Снорри Йодурсон, в том числе.
— Где Хал? — зарычал на меня вожак.
— Он ушел примерно час назад, — ответил я.
— Что-то не так, — сказал Магнуссон. — Ты не проверял свой мобильник?
— Нет, — честно признался я, но вспомнил, что звуковое оповещение было.
Я вынул телефон из кармана. Дисплей высветил сообщение от Эмили, самой младшей ведьмы из Сестер Трех Звезд. Текст гласил: «У меня твой поверенный и собачонка тоже! Принеси мне меч, или они оба умрут. Эмили».
Давненько мне не хотелось причинить боль другому человеку. У меня богатый опыт общения с придурками, и я привык утешаться мыслью, что я переживу любого, кто меня бесит. Лично для себя я переделал расхожую фразу «И это тоже пройдет» в «И ты тоже умрешь», что помогало избегать конфликтов. Признаюсь честно, я не испытывал такой, резонирующей в самых костях, злости со Второй мировой войны, но коротенькое СМС подняло из неведомых мне глубин застарелую ярость.
Она крадет моих друзей, держит их ради выкупа и позволяет себе шутки в стиле Волшебника страны Оз?
Боги свидетели, я ненавижу ведьм.
Глава 21
Будучи не в силах произнести что-либо вразумительное, я показал сообщение Магнуссону. Он заворчал и передал телефон мне. Я заметил, как дыбилась щетина на загривках других оборотней от тех слов, что передавал им силой мысли вожак.
— Ты позвонишь ей? — спросил Магнуссон, едва сдерживая ярость. — Я хочу знать, где они держат Хала. Он был без сознания некоторое время, но теперь очнулся. Они завязали ему глаза, так что Хал не может сказать, где он.
— Разумеется, — ответил я. — Сидите тихо, когда я буду звонить. Так она не узнает, что вы подслушиваете.
У оборотней не возникнет проблем с тем, чтобы расслышать каждое её слово.
Магнуссон коротко кивнул, и я набрал высветившийся на экране номер.
— А тебе многовато времени потребовалось, — промурлыкала в трубку Эмили после одного единственного гудка. — Может, собака тебе не так уж и нужна, как мы думали.
— Докажи мне, что он ещё жив, — вымученно сказал я. — Иначе я не стану говорить дальше.
— В этом тебя заверит твой юристик, — был ответ. — Подожди.
Послышались шорох и ворчание, и затем я услышал голос Эмили. Она рекомендовала Халу заверить меня в своей полнейшей сохранности.
— Аттикус, — тяжело выдохнул Хал с явным напряжением в голосе. — Я заметил половину ковена в лесу. — Трубка издала глухой звук и рычание, а потом откуда-то издалека на оборотня заорала Эмили, чтобы тот говорил только то, что ему велено. — Мы прикованы к деревьям. Серебряными цепями. Оберон невредим.
— Достаточно! — завизжала ведьма; она вернула телефон, но я успел расслышать жалобный плач Оберона.
Живой…
— На восточных склонах гор Суеверий найдёшь тропку через Призрачный каньон к Хижине Тони, — начала объяснять она. — На некоторых картах она помечена как Ранчо Тони — без разницы. Приходи один после наступления темноты. Не забудь меч. Мы же приведём пса и волка.
— Если с головы хоть одного из них упадёт волос, я не забуду перерубить твою шейку, и плевал я на последствия, — мой голос вонзился в трубку. — Ты поняла меня, ведьма? Ты связана со мной своей кровью. Убьёшь их, и можешь быть уверена, что я и вся стая Феникса устроим на тебя облаву. Ты не можешь представить, что тебя ждёт.
— Да ладно? Подозреваю, что я обращусь к моему другу Энгусу Огу. Он покажет тебе, червь, твоё место.
— А теперь спроси себя, ведьма: если я для него всего лишь червь, то почему он не сокрушил меня за последние две тысячи лет? И почему он чувствует острую необходимость в твоём ковене, если со мой так просто справиться?
— Две тысячи лет? — переспросила Эмили.
— Две тысячи лет? — изумился вожак.
Чёрт. Вот поэтому я не люблю злиться. Злость развязывает язык и заставляет выдавать вещи, которые всеми силами стремишься спрятать от посторонних. Я не мог допустить, чтобы ведьма использовала мой возраст против меня, так что его использовал я — в качестве молота.
— Всё верно, малышка, ты конкретно влипла. Твой единственный шанс выжить этой ночью — привести моих друзей целыми и невредимыми.
Я сбросил вызов прежде, чем она смогла ответить.
— Ты не пойдёшь туда один, — немедленно сказал Магнуссон; он слышал каждое слово.
— Я рассчитывал на то, что вы тоже пойдёте, — ответил я.
— Они напялили ему на голову мешок, — продолжил оборотень, — но прежде, он успел заметить шестерых ведьм. Пёс с ними. И Хал учуял ещё кого-то, но не увидел его.
— Чем он пах?
Глазные яблоки вожака опасно закатились — так Магнуссон вспоминал запах.
— Дуб и медвежий мех, и… влажные перья. Какая-то птица.
— Лебедь, — уверенно сказал я. — Одна из звериных форм Энгуса Ога.
— Что это за Энгус Ог?
— Долгая история, — с неохотой ответил я. — Проще сказать так: он — бог, и он призвал демонов, которые теперь главенствуют над одним ковеном. Расскажу больше по дороге. В итоге, мы все в одном котле теперь варимся. Но мы можем привести с собой того, кого они не ожидают встретить.
— Кого?
Я повернулся, чтобы взглянуть на огненноволосую сирену, которая в этот момент наливала пожилому посетителю пинту пива.
— Грануэйль! — позвал я, едва вытащив из кошелька деньги для оплаты всего мною выпитого. — Я назову тебя своим учеником, если ты признаешь во мне своего наставника. Ты всё ещё хочешь стать посвящённой?
— Очень! — кивнула она и улыбнулась мне, поставив перед клиентом кружку.
— Тогда скажи своему боссу, что ты увольняешься, немедленно, — продолжил я. — Теперь я твой наниматель. Надо уходить сейчас, так что давай живее.
Глазки девушки стрельнули в сторону сгрудившихся за моей спиной оборотней, которые забили всё фойе паба.
— Что-то случилось, да?
— Да, случилось, и нам очень скоро понадобится твоя подружка, — поторопил я барменшу и прикоснулся к своему лбу, как бы давая понять ей, о ком именно мы говорим. — Это шанс и для неё, и для тебя, так что пошевеливайся.
— Ага, — выдохнула вмиг преобразившаяся девушка и поскакала ко входу на кухню — только дверь успела размашисто крутануться за ней.
— Эй, Лиам! Я увольняюсь!
Потом она перевалила свою тушку через барную стойку, перемахнула ноги, перелетев сразу через несколько стульев, и оказалась рядом со мной.
— Вот так девочка, — причмокнул пожилой посетитель, поднимая в честь Грануэйль пинту пива.
Мы быстренько покинули паб пока Лиам, кем бы он ни был, не прочухался и не осознал, что только что потерял классного бармена.
Мы уместились в машины стаи, припаркованные напротив железнодорожной станции, и покатили до Университетской улицы. Потом взяли правее, потом — левее, на Рузвельт-стрит, и притормозили около дома вдовы.
Всех — кроме Грануэйль и Гуннара — я отправил подрезать грейпфрутовое дерево и пропалывать клумбы. Раз уж темпская полиция всё ещё торчала у меня дома, а сам я привёз с собой целый выводок оборотней, пребывающих на грани скорого превращения в четырёхлапые машины смерти, мне казалось лучшим вариантом сдержать данное вдове обещание и заодно удержать стаю в человеческом обличии.
Пока пожилая мадам была полностью поглощена видом поджарых парней и прекрасных девушек, занятых вылизыванием газона, я отвёл бывшую барменшу и Магнуссона на задний двор.
— Попроси Лакшу убрать покров сейчас, — сказал я Грануэйль, передав ей на руки Фрагарах и отозвав ту волшебную нить, которая нас связывала. — А ты, — обратился я к альфе, — позаботишься о том, чтобы она не смылась с моим мечом.
— Ты думаешь, Лакша способна на такое? — сверкая глазами, поинтересовалась девушка.
— Нет, — ответил я. — Хоть я и ошибался раньше, но я всё равно законченный параноик.
Вожак хмуро посмотрел на меня.
— Ты куда собрался?
— Я собрался кое-что забрать из моего дома, — ответил я. — Вернусь меньше, чем через десять минут. Если нет, то пошлите кого-нибудь проверить.
Магнуссон кивнул, и я начал стягивать с себя одежду.
— И что ты делаешь? — с неуверенностью в голосе спросила Грануэйль.
— То, что ты сможешь сделать лет через двадцать, — ответил я, выкладывая ключи из кармана и устраивая их поверх джинсов.
— В смысле, раздеться? Это я могу и сейчас сделать. Вау! — хихикнула рыжая. — Тебе не мешало бы загореть.
— Заткнись. Я ирландец.
С помощью татуировок я почерпнул силу земли и насладился удивлённым выдохом Грануэйль, когда я превратился в огромного сыча. Я подхватил связку ключей, прежде чем на бесшумных крыльях взмыть в небо.
— Показуха! — заорал мне вслед Гуннар.
Он всего лишь завидовал. Люди не провожают уважительным взглядом тех, кто перед ними обернулся зверем — они вопят.
Сыч долетает от дома вдовы до моего всего за минуту. Копы, развалившиеся в патрульной машине около моего дома, выглядели отчаянно скучающими. По спирали я слетел на задний двор моего жилища, приземлился и хорошенько огляделся, прежде чем опять становиться человеком. Чары всё ещё были на месте, за мной никто не наблюдал, так что я отрастил себе пальцы и вошёл внутрь через заднюю дверь. Кусочек бумаги с кровью Радомилы всё ещё лежал запертым в книжном шкафу, где я его и оставил. Я проткнул один уголок, сделав дырку в бумажке, и продел через неё кольцо брелока, а потом вышел на улицу. Там я превратился в сову, поднял ключи клювом, и мне осталось только насладиться кратким полётом до дома вдовы.
Грануэйль застыла в позе лотоса посреди нарисованного грязью круга, с уложенным на коленях Фрагарахом, который она придерживала ладонями. Девушка что-то шептала на тамильском языке, так что я утвердился в мысли о том, что сейчас работала именно Лакша.
Магнуссон в человечьем обличии стоял рядом, но щетина на его загривке опасно дыбилась. Если вы понимаете, о чём я. Он с облегчением посмотрел на меня.
— Как долго она медитирует? — тихим голосом спросил я; голосовые связки ещё не восстановились.
Одежда лежала там, где я оставил её, да и я как-то не рвался одеваться. Частая и быстрая смена формы сделала кожу очень чувствительной, и я не хотел ничего натирать себе до кровавых мозолей, пока облачение точно не понадобится. Вдова редко жаловала своим присутствием задний двор и не могла бы сейчас насладиться видом почти скульптурного мужского тела. К счастью для меня.
— Несколько минут, — почти шёпотом проворчал вожак. — Но такое чувство, словно вечность прошла. Эти ведьмы пугают меня, Аттикус. Ты доверяешь ей?
— Нет, ведьмам я никогда не доверяю, — ответил я. — Но я доверяю ей это дело. Считай это выпендрёжем или чем-то вроде профессиональной гордости. Если она справится с чарами Радомилы, то докажет, что лучше Радомилы.
— Так уж она тебе нужна, чтобы доказывать что-то? Или это для неё?
— Для меня, — ответил я. — Радомила, а не Эмили, держит Хала и Оберона. Если мы хотим бросить вызов всему ковену, то нам пригодится ведьма на нашей стороне, и она должна быть равной Радомиле в искусстве волшебства.
— В этом весь смысл? Или тебе сам покров без надобности?
Я покачал головой.
— И это тоже. Вчера Радомила доказала, что всё ещё связана с мечом и может использовать его против меня. Не удивлюсь, если она же показала Энгусу Огу как заколдовать детектива так, чтобы он чувствовал и видел Фрагарах даже через защиту и камуфляж. Что если она способна на большее? Прикажет ему воткнуться слишком ретивому хозяину в глотку, когда я замахнусь, а? Я не могу так рисковать.
— Не можешь, — согласился альфа.
— К тому, первопричиной того, почему я обратился к Радомиле, стала моя паранойя — я хотел скрыть оружие от Энгуса и его союзников. Раз он знает, где я, а Бригита взяла с меня слово, то бессмысленно прятаться. Я смогу использовать всю мощь меча в открытую, Гуннар. Это значит, что всё внимание божка и ковена будет сосредоточено на мне и то опасности, которую я представляю. Он и не подумают обратить внимание на Стаю, поднимающуюся у них за спинами…
Магнуссон позволил себе жестокую улыбку.
— …но они знают, что ты придёшь наверняка, — продолжил я. — Они не конченые идиоты, к сожалению, и подготовятся. Так что и ты должен подготовиться. Они возьмут серебро, Гуннар. Это точно.
Ухмылка альфа-самца перешла в рычание, а черты лица начали таять, и на нём жутко зажглись желтоватые огоньки совсем не человечьих глаз.
— Эй, эй! Успокойся. Сейчас не время, друг мой, — с этими словами я успокаивающе положил на плечо вожака руку и продолжил воспроизводить всякие усыпляющее-умиротворяющие звуки до тех пор, пока лицо Гуннара не перестало течь как воск, а глаза не стали обычными, карими.
Я расслышал собачий брёх и рык, доносившиеся с переднего двора. Не все члены стаи могли похвастаться такой титанической выдержкой, как Магнуссон, но даже он, альфа-самец, почти сорвался.
— Мне жаль, — тяжело выдохнул он, покрывшись потом. — Но мы уже устали.
— Понимаю. Но скажи четырёхлапым, чтобы они оставили вдову в покое и пришли на задний двор.
— Уже, — отчитался вожак; дыхание было прерывистым.
Почти сразу три призванных волка закружились вокруг нас, не решаясь поднять глаз.
Я начал одеваться.
— Вдове не помешало бы увидеть знакомое лицо, — объяснил я. — Она только что имела удовольствие наблюдать превращение трёх членов стаи в волков, если не ошибаюсь.
— Да, наблюдала, — подтвердил Магнуссон. — Ей можно доверять?
— Абсолютно, — заверил я вожака. — Два дня назад она видела, как я убил человека, и предложила к моим услугам свой задний двор. Тело закопать.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |