"О-о-о! Отлично! Я постараюсь! Но мне так тяжело сдерживать себя! Играть хочу!"
"Знаю, знаю, но не сейчас. Сядь около стены и убери хвост. Ты хорошо себя вёл у Хала?"
"Да-а-а, и я не оставил ни единой царапины в его драгоценном салоне, и даже ничего не сломал дома".
"Ты ничего не упустил? Хал жаловался на то, что ты разодрал освежитель воздуха".
"Я ему одолжение сделал! Ни один уважающий себя пёс не потерпит рядом с собой цитрусовой вони!"
"Хех, я тебя понял. А теперь тихо, сюда официантка идёт".
Мы заказали себе превосходную рыбу и двойную порцию сосисок с картофельным пюре для Оберона. Бедный пёс едва с ума не сходил, так что мне надо было чем-то его отвлечь, пока он не сорвался.
— Спасибо за терпение, Хал, — сказал, когда официантка ушла. — Он просто счастлив, что я жив, здоров, и всё такое прочее.
— Снорри подлатал тебя, значит?
— Его руки и ночь в парке творят чудеса. Чувствую себя замечательно.
— Попробуй изобразить боль, когда встретимся с копами, пожалуйста. Надеюсь, у тебя есть бандаж на груди?
— Нет, но могу надеть.
— Мудрое решение. Если они не увидят доказательств того, что тебя подстрелили днём ранее, то придётся отозвать иск.
Хал объяснил мне, что, судя по записям на видеокамере, мы завели самоё плёвое дело против темпской полиции — за беспричинный выстрел в горожанина-то неудивительно. Мы немного поговорили о сумме морального ущерба, которую хотелось бы стрясти с копов, обсудили некоторые другие касающиеся дела вопросы.
— Сейчас я тебя кое о чём попрошу, — тихо продолжил я. — Когда деньги полностью перейдут на твой счёт, ты возьмёшь свою долю и заплатишь Снорри за беспокойство. Остаток анонимно переведи на счёт семьи Фэглса, хорошо? Я не хочу награды за то, что снял путы Энгуса Ога с невинного человека... так.
Пережёвывая кусочек вяленой трески, Хал пристально разглядывал меня.
— Как благородно с твоей стороны, — наконец, сухо выдал он.
Я едва не подавился чипсами.
— Благородно? — невнятно переспросил я.
"Говорил я, что оборотни те ещё сволочи", — вклинился в мой разум Оберон, как только проглотил сосиску.
— Благородство на хлеб не намажешь. И я не заставляю тебя делать бабки на случившемся. Я и сам не хочу растащить выручку на кредиты для благотворительности, — продолжил мысль Хал, и, судя по тому, как многозначительно он замычал, сказал оборотень явно меньше, чем хотел.
— Тогда слушай, — сказал я, бессовестно меняя тему разговора и стараясь звуком своего голоса перекрыть чавканье Оберона. — Мне надо бы заняться нашей таинственной рыжеволосой барменшей.
— Этой рыжеголовой, от которой пахнет двумя людьми?
Я сморгнул.
— Ты мне не говорил такого.
— Насколько я могу припомнить один наш разговор, тебя заинтересовал её запах. Пахла ли она как богиня или демон, как ликантроп или другой полузверь.
«Оберон, он говорит правду?»
«Не могу сказать точно. Я особо не интересовался этой малышкой, а его нос может учуять больше моего. Если ты разрешишь хорошенько приложиться к её попке, то…»
«Забудь».
— Ладно, Хал, чем она ещё пахнет?
— Я сказал всё, что знаю, Аттикус. Можешь обернуться псом и всё разнюхать, — предложил он и принялся выстукивать дробь по столу, явно подзуживая меня.
— Благодарю покорно, но я более старомоден. Мы с ней уже договорились.
— Оу, это намёк на то, что я должен исчезнуть?
— Именно. Это может затянуться, так что прихвати с собой Оберона и идите к вдове.
Хал содрогнулся от отвращения под аккомпанемент горестного воя Оберона.
«Я должен?»
— Без этого никак?
— Да, — твёрдо ответил я обоим.
Рассерженные, они ушли, оставив меня наедине с официанткой. Сначала она посмотрела на дочиста вылизанную тарелку с вихрастыми разводами пюре, потом перевела взгляд на наши с Халом блюдца, где живописно раскинулись крошки чипсов и рыбные косточки — именно так по мнению многоопытной служительницы культа паба должна выглядеть тарелка посетителя. Наконец, девушка взглянула на меня, и я понял: что-то в её голове не укладывается.
Обожаю подобные моменты. Чтобы не отказывать себе в удовольствии и насладиться ещё одной такой шуткой, я снял с Оберона покров невидимости. Жаль, я не увижу, как неожиданное появление ирландского волкодава на Милл Авеню доведёт кого-нибудь до инфаркта, и если этим кем-то окажется Хал, то тем лучше.
Обеденный перерыв закончился, и большая часть посетителей подняла свои протёртые до блеска штаны со стульев, и вернулась к офисной работе. Я подсел за барную стойку напротив Грануэйль, которая от безделья полировала кружки. Голова слегка наклонена, зелёные глазища стрельнули в мою сторону, когда барменша облизнула верхнюю губу. Чтобы не видеть игривой усмешки, затаившейся в уголках её рта, и не попасться в коготки опытной хищницы, я стал тщательно изучать верхние полки, уставленные бутылками виски и атмосферными безделушками, как если бы девушка не могла предложить мне ничего, кроме похмелья на следующее утро.
Она фыркнула.
— И что дальше, Аттикус? — поинтересовалась она и положила передо мной подстаканник.
— Имя. Мы остановились на имени.
— Сначала тебе надо выпить.
— Тогда Tullamore Dew.
— Держи. Но прояви терпение. Рассказывать я буду по-своему.
— По-своему? Правда, что ли? А не так, как этого хочет чужой разум в твоей голове?
— Да. Так, как я считаю нужным, — ответила, зло посмотрев на меня поверх льда.
Лёд она поставила точно передо мной, а сама скрестила руки на груди и перегнулась через барную стойку. Теперь её лицо с идеально чистой и гладкой кожей было всего в нескольких сантиметрах от меня. Я проследил взглядом лёгкий изгиб её носа, отметил клубничный блеск на губах. Тяжело было удержать себя от того, чтобы поцеловать барменшу, особенно когда она поджала губки прежде чем заговорить.
— Итак. Ты — друид.
— Как скажешь. А ты что такое?
— Сосуд, — ответила она, округлив глаза. — Или даже тебе следует думать обо мне как о Сосуде, с большой буквы «С». Так получится таинственнее и впечатляюще, и так далее и по сценарию Скуби-Ду.
— Ладно. Значит, сосуд. Для кого или чего?
— Для одной очень милой леди родом из южной Индии. Зовут её Лакша Куласекаран. Ты же не удивишься, узнав, что она — ведьма?
Глава 19
Боги свидетели, я ненавижу ведьм.
Пока одна из них сморит на меня глазами Грануэйль, я, впрочем, предпочту держать язык за зубами. Сомнения позволительны там, где бессильно прямолинейное презрение. Я одарил собеседницу своей лучшей улыбкой в стиле циничного Гаррисона Форда, которую друг у дружки воровали все от Хан Соло и Декарда (* Рик Декард из фильма «Мечтают ли андроиды об электроовцах?») до Индианы Джонса и сказал:
— Милый денёк, леди, а?
— Очень милый, — медленно кивнула Грануэйль, игнорируя мой недоверчивый взгляд.
Я отхлебнул роскошного напитка, ожидая, что же ещё интересного скажут. Но я просчитался — мне только что забили гол. Если таким поведением она хотела вынудить меня задавать больше вопросов, то пусть так оно и будет.
— И сколько уже милая леди обретается в твоей голове?
— С тех пор, как ты вернулся из поездки в Мендоцино.
— Что? — хотя я принял «огненной воды» на грудь, я внезапно ощутил холод.
— Ты помнишь. Ты обернулся морской выдрой и вынул очаровательное, инкрустированное рубинами золотое ожерелье из руки скелета, который — о, неужели? — покоился всего лишь в пятнадцати футах ниже поверхности и в нескольких футах под песком.
Страшилки в ирландском пабе.
— Как ты узнала об этом?
— Как ты думаешь? Лакша сказала мне.
— Допустим. Но как она узнала?
— Когда-то она была самым что ни на есть натуральным хозяином этого скелета, но всё закончилось в 1850 году. С тех пор и до недавнего времени она существовала в самом крупном рубине украшения.
Я решил отложить на потом все мои вопросы о том, как рубины превращаются в ловцов душ.
— Потом что случилось?
— Ты можешь выяснить это здесь и сейчас. Получив ожерелье, что ты сделал с ним?
— Я отдал его ведьме по имени Радомила...
—...Не настолько дружелюбной, какой она хочет казаться, и живёт она этажом выше меня в весьма стильно обставленной квартире…
—...И она провела обряд экзорцизма, изгнав Лакшу из камня...
—...Вот как в мою голову втемяшился сожитель! — Грануэйль оттолкнулась от барной стойки и так яро принялась хлопать в ладоши, словно я только что перед полным залом сыграл рапсодию «В голубом» в шоу третьесортных талантов.
— Ладно, ладно, я понял. Но мне кажется, что мы упустили несколько деталей.
Я проглотил остатки виски и, когда поставил стакан на стол, Грануэйль уже нарисовалась передо мной с бутылкой.
— Тебе нужна двойная, — сказала она и щедро плеснула в стакан больше, чем того требовали приличия. — Разберись с этим, а я пока работой займусь.
Она исчезла из моего поля зрения, чтобы обслужить новых клиентов.
Мне было с чем разобраться, и без помощи виски тут не обойтись. Индийские ведьмы, исходя из моего скромного опыта, искусны в тёмных делах шаманства, и раз мадам смогла без посторонней помощи выпрыгнуть из своего тела в драгоценный камень, а потом, через сто шестьдесят лет, обосновалась в чужой голове — что ж, у неё весьма и весьма развита магическая бицуха. Сейчас меня интересовал один вопрос: как безопасно для Грануэйль вытащить из её головы ведьму — и кто ещё может пострадать.
Ведьма явно что-то хочет от меня, и её хотелка наверняка заканчивается на моём теле, которое она не прочь заиметь. Но у меня нет лишних тел на складе и их (пока что) нельзя купить на Амазоне.
Что бы она от меня не хотела, для меня это закончится только проблемами, которые не избавят меня от аналогичных неприятностей, связанных с Радомилой. Противостояние с её ковеном — со ВСЕМ ковеном — совсем скоро станет реальным.
На этой печальной ноте, Грануэйль вернулась.
— Готова поклясться, ты сейчас гадаешь о том, что от тебя нужно Лакше.
— Эта мысля промелькнула у меня в голове.
— Но на самом деле тебя должно заботить, чего желает твой любимый бармен.
— Действительно? — усмехнулся я.
Она кивнула.
— Именно так. Видишь ли, меня не тяготит присутствие Лакши в моей голове. Она многому меня научила.
— Например?
— Например, что монстры реальны — вампиры, гули и даже чупакабра.
— Неужели? Как насчёт сасквоча (* млекопитающее, напоминающее человекоподобную обезьяну; якобы обитает в лесах Северной Америки)?
— О нём Лакша наверняка не знает — это монстр нашей современности. И боги настоящие, и многие из них не без основания считают, что Тор это тот ещё здоровенный хлыщ. Но больше всего меня заинтересовала её история о неком целомудренном с богинями друиде, который пережил всех, кого только можно и в которого я сейчас влила бочонок пива, бутылку виски и немного бесстыжего флирта.
— Если ты хочешь пофлиртовать, то есть один способ.
— Ты старше христианства?
Нет смысла врать. Голос в её очаровательной головке уже всё нашептал. Кроме того, виски настолько хорош, что при случае можно все сказанные мною глупости свалить на алкоголь.
— Ага, — согласился я.
— И как ты смог? Ты ведь не бог.
— Эрмид, — просто ответил я, почти наверняка зная, что Грануэйль не догадывается ни о чём.
Она широко раскрыла глаза.
— Ты говоришь об Эрмид, дочери Дианы Кехт, погибшей сестры Миах? — спросила она.
Меня это чуть-чуть огорчило.
— Ух ты, да ты выиграла чёртов мешок золота в Jeopardy с такими-то мозгами! Неужели в университетах начали преподавать кельтскую мифологию?
Не отвлекаясь на глупые шутки всяких друидов, она с нажимом продолжила:
— Ты хочешь сказать, что знаешь написанный ею травник наизусть? Все триста шестьдесят пять трав, растущих на могильнике Миах?
— Ну да, все.
— Но почему она поделилась столь сокровенным знанием с тобой?
История на другой раз.
— Не могу сказать тебе, — сказал я с мнимым сожалением. — Ты слишком молода для такого.
Грануэйль фыркнула.
— Неважно. Значит, знания Эрмид это секрет твоей вечной молодости?
Я кивнул.
— Я называю это Бессмер-Чаем, Потому что я люблю игру слов. Пью его каждую неделю и остаюсь свеженьким и не порчусь.
— А твоё милое личико настоящее? Не иллюзия? Это и в самом деле ты?
— Биологически, мне всё ещё двадцать один год.
— Это. Просто. Изумительно. Вау! — она опять перегнулась через барную стойку, но теперь она лица стали ближе. — Вот что я хочу, Аттикус. — Я ощущал аромат клубничного блеска для губ, мятное дыхание и ещё особенный дух несравненного букета красного вина, сдобренного шафраном и специями, который точно принадлежал не Грануэйль. — Я хочу быть твоей ученицей. Научи меня.
— Честно? Это то, чего ты хочешь? — уточнил я, подняв брови.
— Да. Я хочу быть друидом.
Больше столетия меня не спрашивали о таком. Последний человек, набивавшийся мне в ученики, был одним из тех туповатых викторианцев, которые искренне полагали, будто друиды ходят в белых робах и отращивают похожие на кучевые облака бороды.
— Понял. Но что я получу взамен?
— Помощь Лакши. Её преданность. И мою.
— Хм-м-м. Давай-ка уточним некоторые детали нашей... торговой сделки.
— Лакша знает о твоих проблемах с Радомилой.
— Подожди, — я поднял руку, прося девушку остановится. — Как она узнала?
— Вчера в мою смену сюда пришли двое из ковена и я — или Лакша; я уже начинаю путаться — услышала обрывки их разговора. Услышав твоё имя, я удвоила внимание. Они о том, как бы забрать у тебя нечто, что они не называли по имени, так что я не знаю, что именно.
Я скривил лицо.
— Зато я знаю, чего они хотят. Они не обсуждали, как именно они хотят заполучить... это?
— Нет, но они обсуждали награду, которую получат вот как только так сразу.
— Интересно. И что они говорили?
— Они упомянули Маг Мелла.
— Ты шутишь. Маг Мелл? Он собирался открыть им проход?
— Да, навсегда.
— Не верю, — прошипел я; ноздри задрожали, а пальцы впились в гладкую поверхность стакана. — Ты знаешь, кто такой Маг Мелл?
— Надо бы освежить память, но да, помню. Один из фей, весьма шикарный.
— О да, весьма красив. И он продался польским ведьмам. Надеюсь, что Мананнан Мак Лир знает что-нибудь.
Мананнан — правитель Маг Мелла. Если он знал об обещании Энгуса Ога и ничего не сделал, то он был частью заговора против Бригиты; вероятнее всего, Энгус подкапывался и под Мананнана.
— Я не знаю, — ответила Грануэйль, — но одна ведьма сказала другой, что им пора, потому что Радомила ждать будет. Это привлекло внимание Лакши. Так она и узнала обо всём. Она хочет, чтобы ты подстрелил Радомилу. Так бы Лакша забрала ожерелье.
— Раз вы живёте рядом с Радомилой, то почему нельзя подстрелить её в любую ночь из возможных на неделе?
— Квартира Радомилы защищена так же хорошо, как и твой магазин. Лакша хочет, чтобы ты вынудил её выйти из безопасной зоны и отвлечь ведьму буквально на пять минут.
— Как?
— Или забрать у неё что-нибудь.
— Понял. Как насчёт капли крови?
— Подойдёт.
— А Лакша вообще понимает, что кроме тех двоих у Радомилы есть ещё одиннадцать красавиц в ковене, и все они между собой магически связаны? Она нарывается на знатную драку.
— Лакша уложит их всех, как только получит обратно своё ожерелье.
— Правда? — это было несколько ожидаемо, сколько жутковато; я смогу держать их ковен на расстоянии пока не сделаю ноги. Выудить их самостоятельно? Нет уж. — Что такого особенного в нём.
— Скоро я позволю Лакше ответить на этот вопрос, — Грануэйль явно и сама увиливала от него. — Не сердись. Лакша говорит, что она тебе благодарна за то, что ты спас её от забвения в море, и если ты поможешь ей обрести истинную свободу, то она одарит своего спасителя всем, что в её силах.
— И как я верну ей истинную свободу?
— Отвлеки Радомилу, чтобы Лакша забрала ожерелье.
— Всё гораздо сложнее. Например, куда Лакша хочет перепрыгнуть? В Радомилу или сразу в ожерелье? И она не останется в твоей голове?
— Нет, — Грануэйль покачала головой. — Она была прекрасным гостем, но мы обе готовы остаться наедине каждая со своими мыслями. И, наконец, последнее, но от этого не менее важное — я буду тебе благодарна. Я не одарю тебя, как Лакша, магическими штуками, но я вспомню тот труд давних-давних лет, когда я была юнгой на корабле, и отплачу тебе добром за добро.
— А что если мне не нужен ученик? — поинтересовался я. — Мне неплохо живётся и без вечного «хвоста».
— Ах, ну да. Получить пулю — это тоже неплохо, не так ли?
— Почему я не могу вытащить ведьму из твоей головы и просто обозвать это рутинной работой?
— Без разницы. Лакша не уйдёт, пока ты не возьмёшь меня в ученики.
— Чего? — мои брови сами по себе полезли на лоб. Такого я не ожидал вообще. Как правило, любое приличное живое существо мало заботится о нуждах и желаниях своей собственности. — Почему её это волнует?
— Она знает, что я больше не хочу разливать выпивку каждому Майку или Тому, который приходит сюда. Я хочу сотворить что-нибудь необычное со своей жизнью. Мне всего двадцать два, ты же знаешь, — сказала она. — Я хочу учиться.
— Это похвально, потому что нет иного пути стать учеником друида кроме учения. Но что будет, если я не соглашусь? Лакша останется в тебе навсегда?
Грануэйль вздрогнула.
— Нет. Мы выяснили кое-что ещё. Есть шанс забрать ожерелье и без твоей помощи, особенно если кто-либо в городе захочет заполучить благодарность волшебницы.
— И что потом? Будешь ли ты искать другой, свой путь?
Грануэйль кивнула и заглянула мне в глаза. Её, изумрудно-зелёные, потопленные в золотистом свете, напомнили мне о доме.
— Если ты не оставишь мне выбора, то я стану ведьмой вроде Лакши, хоть это и не будет чистосердечным желанием.
— Неужели? И почему? — спросил я самым обычным тоном, но вопрос этот — необычной важности, возможно, самый важный за всю мою жизнь. Если она воспользуется моим любопытством чтобы пофлиртовать или вылизать мне задницу, то я не оставлю ей выбора.
Она ответила не сразу — наверняка в этот момент Лакша натаскивала её на верный ответ.
— Есть несколько причин, — начала она свой рассказ тихим голосом. — Лакша много знает о волшебстве, потому что она занималась им всю свою жизнь. Но она так же знает, что ты старше её, что ты старше любого живого существа на этой земле, кроме богов. Если это так, то ты знаешь больше её и видел те вещи, о которых некоторые вычитывали только из книг — именно поэтому я хочу, чтобы ты учил меня. Я хочу знать истинную историю от человека, который был её частью. Я хочу знать то, что известно тебе, особенно о вещах, которые человечество никогда не знало или забыло. Тебе же известен этот принцип — знание лучше незнания, знание это сила и так далее.
Я слышал иное. Она словно приблизилась к краю пропасти и, осмотрев бездонную пустоту, отступила.
— Другая причина, — продолжила девушка, — кроется в том, что магия Лакши пугает меня. Надеюсь, она не обидится на мои слова. — Она закатила глаза, ведя некий внутренний диалог, а потом посмотрела на меня. — Да, меня тревожит и то, что ведьма рассказывала мне, и та истинная сила, за ней стоящая, о которой я читала. Она похожа на описанную у Лавкрафта, а многие ритуалы идут вразрез с моей моралью и представлением о нормальности. Ногти и жидкости тела — фу! — Она вздрогнула. — Но ваша сила, сила друидов, исходит из земли, так?
— Верно.
Девушка указала на мою правую руку.
— Лакша объясняла мне, что эти татуировки не просто для красоты.
— Она права.
— Звучит обнадёживающе. Так, словно я смогу смириться со всем этим.
— Уверена? Тебя многое будет ограничивать. Друид не способен делать то, что делает ведьма.
У ведьм всё получается намного быстрее.
— У ваших сил разная природа, — возразила Грануэйль. — Сила ведьм способна порабощать и уничтожать, а твоя — защищать и созидать.
— О, нет, — покачал головой я. — Ты романтизируешь немного. Мою мощь тоже можно использовать, чтобы порабощать и уничтожать.
Энгус Ог подчинил Фэглса. Брес отвёл мне глаза, чтобы убить.
— Хорошо, принято, — согласилась она, не желая вдаваться в подробности. — Почти всё можно использовать вопреки его истинной природе. И я говорю именно о природе, происхождении, Аттикус. Лакша знает ритуалы и ритуалы, которые по определению нельзя назвать милосердными. Разница в том, что твою силу можно использовать во зло, но магию Лакши нельзя обратить к добру. Это я осознаю отчётливо.
— И что, по-твоему, представляют из себя друиды? — почти безо всякой надежды спросил я.
Если она упомянет белые одежды или бороды, какие носили музыканты из ZZ Top (американская блюз-рок группа), то я заору.
— Они целители и мудрецы, — ответила она. — Рассказчики легенд, носители культуры, которые могли немного влиять на погоду, да и вообще резвые парни.
— Хм-м-м, неплохо, — признался я. — А они когда-нибудь надирали чьи-нибудь особо ретивые задницы?
Вопрос я задал легкомысленно, но Грануэйль знала, что это была проверка.
— В сражениях — да, надирали периодически, — нахмурилась девушка. — Если принимать во внимание старые легенды. Но для этого они брались за мечи и топоры, а не кидались файерболлами. Кстати, милый меч, — заметила она, подбородком указав на покоящийся в перевязи Фрагарах, который выглядывал из-за моего плеча. — Тебе, похоже, приспичило надрать задницы?
Её вопрос я проигнорировал, задав свой:
— Чем занимались друиды в тех легендах, которые ты читала?
— Они были советниками королей и пытались предсказывать будущее — оу, вот про это я забыла. Друиды ещё занимались гаданием. А ты вскрываешь зверюшек, чтобы погадать на их кишках?
Она сморщила носик и задержала дыхание.
— Нет, — ответил я, и девушка расслабилась. — Предпочитаю волшебные посохи.
— Вот! Видишь? — Она, словно дразня, шлёпнула меня по руке. — Ты не уничтожаешь.
— Ты действительно хочешь, чтобы я посвятил тебя в друиды? Перед тем, как ты ответишь, позволь объяснить тебе, на что ты себя обрекаешь, потому что Лакша не может знать наверняка. Если ты читала всякую макулатуру об эпохе Нью Эйджа (New Age — совокупность современных мистических течений и движений оккультного и эзотерического характера, а так же стиль музыки) и думаешь, что будешь вести овощную жизнь, молясь Бригите или Морриган, то хочу огорчить — это далеко не так. Во-первых, зубрёжка в течение двенадцати лет. Никаких заклинаний, ничего клёвого и могущественного. Только зубрёжка и повторение — двенадцать лет. Но ты — взрослый человек с развитым мозгом и можешь пропустить годик-другой, потому что другие неофиты начинают намного раньше, но всё равно это долгий срок. Тебе придётся полюбить книги, учение и языки, потому что это всё, чем ты будешь заниматься лет эдак до тридцати с хвостиком.
— Оу, — протянула она голосом маленькой девочки. — Как насчёт того, чтобы оплачивать квартиру, еду и всё такое?
— Бросишь эту работу и переберёшься ко мне в книжный магазин. Чтобы развеять скуку от чтения книг, я великодушно позволю тебе испытать скуку от продажи книг. И, может быть, обучу тебя рецептам некоторых особенных чаёв.
— Ух ты! Хорошо.
— После того, как ты пройдёшь испытания, начнутся уроки магии. Но, чтобы ты смогла черпать силы, я нанесу на твою кожу ритуальную татуировку из чернил, замешанных на овощном соке. Это займёт пять месяцев.
— Пять месяцев?.. — левый глаз девушки испуганно дёрнулся.
— Я только что предупредил тебя о двенадцати годах беспрерывного обучения, и ты глазом не моргнула, а теперь тебя испугали жалкие пять месяцев.
— Но ведь все эти месяцы в меня будут тыкать иголкой, так?
— Вообще-то, шипами. Старая школа никогда не устаревает.
— Теперь я поняла, что ученичество самую малость отличается от посиделок с книжкой и кружкой горячего шоколада.
— Но это необходимо, если ты хочешь обладать магией. Таков ритуал, который связывает тебя с токами земли и позволяет касаться её мощи. И, будучи её дочерью, ты уже никогда не навредишь земле. Если Бригита не наврала и Энгус проворачивает тёмные делишки с демонами, то даже он не сможет бросить ей вызов, — едва сказав это я понял, что человек, якшающийся с порождениями зла, способен на куда большее, чем любой из нас может представить, так что я вполголоса добавил: — Надеюсь.
— Ты говорил с самой Бригитой? И кто такой Энгус? Неужели, древнеирландский бог любви?
— Да, он самый, — поддакнул я снисходительно.
Несмотря на то, что Грануэйль уже показала свои знания ирландской мифологии и даже узнала Эрмид, я удивился опять — на этот раз оттого, что она верно рассказала про Энгуса Ога.
— Но забудь, что я о нём говорил. Вернёмся к нашим баранам, — продолжил я лекцию. — Дело в том, что пройдёт почти десятилетие, прежде чем ты ощутишь в себе хотя бы крупицу того, что можно назвать магической силой. Если ты нетерпелива и жаждешь научиться волшбе прямо сейчас, то у Лакши в запасе есть один ритуал, который поможет приступить к учению уже этой ночью. Но ты же терпелива, не так ли?
— Не так ли, — буркнула девушка. — Хватит.
Она потянулась ко мне и слегка сжала мою ладонь своей ладошкой.
— Я действительно хочу этого.
— Ты говорила, что тебе двадцать два. Ты уже получила образование?
Она округлила глаза.
— Ну да, в мае я получила диплом по философии. И теперь я надраиваю барную стойку, потому что кем бы мне ещё быть с моим образованием?
— Ладно, — ответил я, изучив выражение её лица. — Я серьёзно отношусь к твоей просьбе, и поэтому, прежде чем принять решение, мне надо поговорить с Лакшей.
— Понятно, — уголки губ девушки разочарованно опустились, и она убрала от меня руку. — Но я не могу одновременно драить стойку и работать телевещателем для Лакши, поэтому сначала мне надо заняться своими делами. Она понятия не имеет, что значит быть барменом. Жди.
Она вернулась к засидевшимся посетителям, с одинаковой лёгкостью раздавая улыбки, наполняя бокалы и кр у жки, рассыпаясь в благодарностях и сверяя счета.
Чтобы лучше думалось о просьбе девушки, я глотнул ещё виски. Неудивительно, что за последнее тысячелетие у меня не было ни одного последователя, ведь люди считали, что все друиды благополучно вымерли, и знать не знали, что где-то по белому свету бродит последний из их числа — словно тот самый прозябающий на Дагобе Йода. Но когда люди нашли меня — совершенно случайно, как и Грануэйль, — то я не мог позволить себе таскать всюду репей в виде студиозуса. В те века мне жизненно важно было сохранять мобильность, и я не оставался надолго в одном и том же месте. Кроме того, работа над амулетом целиком и полностью захватила меня и требовала полной самоотдачи и максимальной концентрации, что было бы недостижимо при наличии ученика под боком. Они имеют обыкновение жрать время учителей и задавать множество вопросов.
Единственный мой ученик покинул этот мир в самом конце десятого века. Умный и прилежный во всём, Джибран притворялся неграмотным ортодоксом (*в оригинале Catholic, что можно перевести как «католик, католический», но это будет неправильным, потому что в конце десятого века ещё не было разделения христианства на католическую и православную церкви; вероятно, стоит говорить о Джибране как о приверженце латинских обрядов христианства), вместе с тем изучая тайны матери-земли. Тогда я прятался на задворках Священной Римской империи — на задворках огромной империи, должен заметить — возле города Компостела королевства Галисия (* северо-западная Испания). В нескольких милях от города я держал скромную ферму и считался всеобщим любимчиком, потому что положенную долю урожая я отдавал Иисусу, а клиру — щедрую десятину. Отец Джибрана работал кузнецом в городе и несколько раз в неделю посылал ко мне своего сына за куриными яйцами и свежими продуктами. За товар он платил трудом Джибрана, и так мы с парнем смогли выкроить время для его обучения. Он уже завершил курс, и мы готовы были уйти в леса, чтобы наколоть татуировки, когда в 997 году ветра Кордовского халифата принесли под стены города армию Аль-Мансура. Его солдаты разграбили Компостелу и убили Джибрана и его отца прежде, чем я смог прийти им на помощь. С тех пор я зарёкся быть учителем. Ни моё подавленное моральное состояние, ни напряжённая обстановка на Пиренейском полуострове не благоприятствовали ничему хорошему. Я упаковал вещи и уехал в Азию, откуда годами позднее вернулся в Европу вместе с ордой.
С тех пор я время от времени тешил себя мыслью о том, что однажды создам маленькую рощу друидов, но исходящая от Энгуса Ога угроза и гонения со стороны монотеистов оставили мне только неосуществимую мечту. Быть может, сейчас она не будет такой надуманной, особенно если мне удастся пережить предсказания Морриган.
Мои дела с ней не заканчивались на том, чтобы получить универсальную дай-мне-сбежать-от-смерти карточку. Ею владеет только сама Морриган, да и она, к тому же, первая сделала ставки на мою жизнь, что без сомнения, важно. Но боги смерти — это основа любого пантеона, и раз Энгус Ог действительно сотрудничает с созданиями преисподней, то вскоре, согласно Откровению Иоанна Богослова 6:8, за мной на бледной лошади приедет сама смерть.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |