О'Коннелл приподнял шляпу, и две обаятельнейшие ямочки на его худощавых щеках углубились от ленивой улыбки.
– Не чересчур ли самонадеянно с моей стороны предположить, что вы переменили свое решение и готовы снова работать с нами?
– Для подобного предположения вы слишком хорошо меня знаете, – обронила Кэт. Собеседники развернулись и пошли вдоль берега. Туман веял им в лицо холодом и сыростью.
– Ах, такого ответа я и опасался, – скорбно вздохнул О'Коннелл. – Тогда почему, скажите на милость, мы встречаемся, бросая вызов одному из самых промозглых сентябрьских дней на моей памяти?
– Потому что Рассела Йейтса собираются повесить за убийство, которого он не совершал, и с каждым днем гибнет все больше людей.
Когда спутник промолчал, актриса спросила:
– Вам известно о «Голубом французе»?
Ирландец прищурился на призрачные очертания каштанов на противоположном берегу пруда.
– Да, известно.
– Мне необходимо выяснить, кому Наполеон поручил вернуть бриллиант.
– А вот этого я не знаю.
Кэт так резко развернулась к собеседнику лицом, что тяжелые шерстяные юбки ее платья взвихрились вокруг лодыжек.
– Не знаю – или не скажу?
В прикрытых веками зеленых глазах блеснул веселый огонек.
– Не знаю… но не сказал бы, если б знал.
– Тогда хоть намекните: это англичанин?
– По правде говоря, мне неведомо. Насколько я слышал, это может быть даже женщина. Но одно известно точно: Наполеон недоволен результатами работы своего агента. Для возвращения бриллианта император послал из Парижа в помощь еще кого-то. Кого-то, кто, по слухам, ловок, умен и очень опасен.
– Мужчина с изрытым оспой лицом?
– Понятия не имею. Я его не видел.
– Зато я видела. Он пытался похитить меня на рынке Ковент-Гарден.
Губы О’Коннела сжались в тонкую линию.
– Да, я слышал.
– От своих французских хозяев?
Ирландец вскинул голову, раздувая ноздри:
– Проклятье! Так вот что вы думаете? Будто я замешан в этом?
– А что еще мне остается думать?
– Я узнал об инциденте так же, как и остальные жители Лондона – новость носится по всему городу! Кроме того, какого дьявола агентам Наполеона стараться заполучить вас в свои руки?
– В этом есть резон, если они считают, будто Йейтс убил Эйслера и забрал «Голубого француза». Тогда напрашивается идея выкрасть жену Йейтса и предложить обмен.
О’Коннел молчал.
– А разве нет?
Ирландец длинно, прерывисто вдохнул:
– Полагаю, такое не исключено. Но если ваше предположение и верно, я ничего об этом не знаю. – Протянув руку, он тыльной стороной ладони мягко, очень коротко прикоснулся к щеке Кэт. – И запомните: французы хозяева мне не больше, чем недавно были вам. Я работаю с ними – не на них.
Актриса пытливо вгляделась в обманчиво открытое, привлекательное лицо собеседника. Однако он, подобно самой Кэт, играл в опасные игры и давным-давно научился не выдавать себя.
– Можете ли вы сообщить мне хоть что-нибудь дельное?
О’Коннел покачал головой:
– Лишь одно: не завидую тем, кто получил это задание. Им наверняка обещано высокое вознаграждение. Но если они не сумеют вернуть бриллиант, Наполеон заподозрит предательство – что его люди просто-напросто решили оставить камень себе.
– Другими словами, в случае неудачи их убьют, – уточнила Кэт.
– Скорее всего, да. И посланцы императора понимают это. А значит, те, с кем вы столкнулись, опасны вдвойне, поскольку от успешного выполнения миссии зависят их собственные жизни. Встаньте на их пути, и весьма вероятно погибнете.
Помедлив минуту, ирландец добавил:
– Возможно, вы сочтете нелишним передать такое же предупреждение лорду Девлину.
Глава 48
Это была та стадия расследования, которой Сен-Сир всегда страшился: когда трупы свидетелей и подозреваемых начинали громоздиться один на другой, а на каждый найденный ответ возникало два новых вопроса. Все острее ощущая, как поджимает время, виконт из квартиры Тайсона на Сент-Джеймс-стрит направился на Тауэр-Хилл.
Хотя дождь и прекратился, дувший от реки ветер был леденяще холодным, напоминая скорее декабрь, чем конец сентября. Девлин застал хирурга насвистывавшим старинную ирландскую застольную песенку над гранитной плитой посреди небольшого флигелька. В слабом утреннем свете обнаженное и наполовину распотрошенное иссохшее тело Джада Фоя отливало синевой.
– О, вот и ты, – поднял глаза Гибсон, со звоном отложил скальпель и потянулся за тряпкой, чтобы вытереть окровавленные руки. – А я собирался тебя повидать, попозже.
– Как я понимаю, Фой скончался из-за этого? – кивнул Себастьян на раскроенный череп покойника.
– Ясное дело, из-за этого. Весьма действенный способ.
– Что еще скажешь?
– Ну… Удар, похоже, нанесли слева. Это свидетельствует, что злоумышленник был правшой.
– Если только на жертву не напали сзади.
Гибсон покачал головой.
– Судя по углу, Фой стоял к убийце лицом.
Себастьян наклонился, присматриваясь к кровавой каше.
– Есть предположения, чем его ударили?
– Чем-то длинным и тяжелым, причем с огромной силой. Я бы сказал, намерением было именно убить, а не оглушить.
– Любопытный выбор оружия. В смысле, зачем использовать дубинку? Гораздо проще – и надежнее – всадить под ребра нож.
– Дубинка – обычное орудие уличного ворья.
– То-то и оно. Возможно, замысел состоял в том, чтобы придать вид, будто Фой стал жертвой заурядных грабителей.
Доктор бросил тряпку на ближнюю полку.
– Ты ведь знаешь, что этому бедолаге уже проламывали голову? Насколько я разглядел, в прошлый раз он чудом остался жив.
Девлин выпрямился.
– Мне говорили, будто в Испании его лягнул мул.
– Мул? – мотнул головой хирург. – Мула там и близко не было.
– Вот как?
– Я видел людей, угодивших под копыто, однако видел и то, что может сотворить с человеческим черепом приклад ружья, если орудовать им с определенной силой и умением.
Себастьян кивнул на зияющую рану:
– Это сделано ружейным прикладом?
– Нет. Скорее, отрезком свинцовой трубы.
– Славно. – Девлин вышел на порог открытой двери и втянул в легкие сырой, холодный воздух.
– Давеча, заскочив перекусить в паб, услышал любопытные пересуды, – подковыляв к нему, сообщил Гибсон. – Говорят, власти решили освободить Рассела Йейтса.
– Что?! – уставился на хирурга Себастьян.
– Угу. Вроде как из-за мешочка с бриллиантами, найденного на нашем покойнике. Полагают, вероятней всего, Фой и убил Эйслера.
– Но… я так не считаю.
Доктор, прищурившись, вгляделся в лицо приятеля:
– А я-то думал, ты будешь прыгать от радости, услышав, что Йейтса того гляди выпустят.
Девлин покачал головой, припоминая, как Кэт рассказывала о визите лорда Джарвиса в камеру к арестованному в первую же ночь – и какими встревоженными были при этом ее глаза.
– Заключение Йейтса в тюрьму с самого начала казалось странным. И освобождение почему-то выглядит частью всей этой головоломки.
– Может, это просто пустая болтовня.
– Есть только один верный способ выяснить, – оттолкнулся от дверного косяка Себастьян.
Высокомерный клерк в участке на Ламбет-стрит уведомил виконта, что по пятницам Бертрам Ли-Джонс в присутствие не ходит.
– Он здесь по вторникам, средам, четвергам и субботам, – объяснил служащий, бросая кислый взгляд в глубину коридора, где растрепанная проститутка в драном платье из пурпурного атласа и с неестественно рыжими волосами на визгливом кокни препиралась с констеблем.
– Ничем я не промышляла! – выкрикивала она. – Я приличная девушка, так-то вот!
Себастьян не отводил взгляда от узкого, костлявого лица собеседника.
– Так вы говорите, мистер Ли-Джонс в минувший понедельник не находился при исполнении служебных обязанностей?
– Не находился.
– Тогда каким образом он принял участие в поимке Рассела Йейтса?
– Так получилось, что мистер Ли-Джонс оказался в непосредственной близости от Фаунтин-лейн, когда там поднялся крик. Посему взял на себя руководство преследованием и задержанием подозреваемого и свидетелей опросил, после чего официально препроводил злоумышленника в Ньюгейт. Провел здесь всю ночь до утра.
– Похвально.
Служащий засопел. На вид ему было лет сорок, рельефный череп облепляли сальные темные волосы, а выдающийся нос мог соперничать с носом самого Веллингтона.
– Мистер Ли-Джонс чрезвычайно добросовестный магистрат.
– И где я могу его найти?
Из недр участка донеслись жалобные вопли проститутки:
– Да говорю же, я таким ни в жисть! Все эти поклепы – бред сивой кобылы!
Клерку пришлось повысить голос, чтобы перекричать задержанную.
– Мистер Ли-Джонс не любит, когда его беспокоят в выходной день. Если вам угодно, приходите в субботу. Мы открываемся в одиннадцать.
– Боюсь, дело безотлагательное.
– В таком случае, увы, – вернулся к своим записям служащий. – Можете обратиться к магистрату Диксону, который в настоящее время при исполнении. Или приходите в субботу. Выбор за вами.
– А мне показалось, вы только что утверждали, будто мистер Ли-Джонс чрезвычайно добросовестный магистрат. Вряд ли он будет признателен вам за усердную защиту от посланца королевского двора.
– Королевского двора? – вскинулся клерк, по лицу которого прокатилась волна борющихся чувств: сомнения, нерешительности, досады и огорчения.
Себастьян оттолкнулся от стола:
– Я передам его высочеству…
– Нет! Секундочку, прошу вас!
Виконт помедлил.
Служащий бросил быстрый взгляд по сторонам, затем, подавшись вперед, облизнул тонкие губы и шепнул:
– Магистрат проживает на Кресент, сразу возле Минориз. Дом номер четыре.
– Благодарю, – отозвался Девлин под пронзительный, сокрушающий уши визг рыжеволосой девицы:
– О-о-о! Брякни такое еще раз, шлюхино отродье, и я выдеру твои бесстыжие зенки и выброшу их курам!
Бертрам Ли-Джонс обитал в уютном городском доме постройки восемнадцатого века: из добротного коричневого кирпича, с окрашенными в белый цвет оконными рамами и блестящей зеленой дверью. Девлин почти ожидал, что магистрат откажется его принять. Однако через несколько минут после того, как виконт послал свою карточку с худенькой юной служанкой, открывшей на его стук, девушка появилась снова и кротко пригласила:
– Пожалуйте за мной, милорд.
Себастьян нашел Ли-Джонса в комнатке, выходившей на Кресент. Помещение было обставлено как мастерская: большой, крепкий стол в центре и множество полок, заваленных красками, горшочками, инструментами и лотками с кусочками дерева. В воздух стоял густой дух льняной олифы и горячего мездрового клея. Сам магистрат сидел на высоком табурете и, сдвинув очки на кончик носа, сосредоточенно прилаживал крохотную деталь оснастки к недостроенной модели испанского галеона.
Бросив на визитера быстрый взгляд, Ли-Джонс перевел глаза обратно на корабль.
– Хватило же вам наглости явиться сюда. – Большие, толстые пальцы магистрата удивительно ловко справлялись со своей задачей.
– Слышал, вы уверены, будто алмазы, найденные на теле Джада Фоя, принадлежали Даниэлю Эйслеру.
– Вот как? И от кого же вы это слышали?
– Так это правда?
– Вообще-то, да.
– Что дает вам такую уверенность?
– Инициалы на мешочке, конечно. Разве вы их не заметили? Кроме того, женщина из зеленной лавки на углу припомнила, как Фой следил за особняком торговца. – Ли-Джонс вздохнул и выпрямился, складывая руки на краю стола. – Мне казалось, вы обрадуетесь, раз всплыли доказательства того, что ваш дружок Йейтс не является убийцей мистера Эйслера.
– Хотите сказать, убийцей является Джуд Фой?
– Являлся, – поправил виконта Ли-Джонс, поднимаясь и неторопливо огибая стол. – В случае с Фоем самое правильное «являлся».
– И вы освободите Йейтса?
Все внимание магистрата было сосредоточено на модели парусника.
– Да, думаю, освободим. Как только дождемся еще кой-каких уточнений.
– А именно?
Ли-Джонс взглянул на Себастьяна поверх очков:
– Вы сможете прочесть об этом в газетах, наравне с остальной публикой.
– И кто же, по-вашему, убил Фоя?
– Скорее всего, уличные грабители. К счастью, церковный сторож спугнул их, прежде чем они успели стащить у мертвого негодяя добытые преступным путем ценности.
– А Колло? Кто убил его?
– Кого?
– Жака Колло. Которого застрелили прошлой ночью неподалеку от Севен-Дайалз.
– А, вы об этом французском проходимце. Какое он имеет отношение к делу?
– Вообще-то, довольно значительное.
– Я так не считаю. – Выпирающее брюхо Ли-Джонса всколыхнулось от хриплого смеха, хотя на его лице Себастьян не увидел настоящего веселья. – Не сомневаюсь, это удар по вашей гордости: простой магистрат из Ист-Энда распутал дело, поставившее вас в тупик. Хотя, если вас утешит, я ведь тоже ошибался в отношении Йейтса. Главное, что убийство Эйслера раскрыто, виновник мертв и честные лондонцы могут спать в своих постелях, не тревожась из-за шныряющего в толпе полоумного.
Себастьян пытливо всмотрелся в мясистое, с красными прожилками лицо собеседника: водянистые, моргающие светло-карие глаза, маленький рот растянут в самодовольной ухмылке. Девлин давно усвоил, что очень многим людям на самом деле не важно, свершится ли правосудие. Пока лично их это никак не затрагивает, большинство мало волнует, не повесят ли невиновного. Главное, чтобы выглядело так, будто власти успешно выполнили свой долг, отведя от обывателей очередную угрозу, полнившую страхом их жизни. С этой точки зрения мертвый Джад Фой был гораздо предпочтительнее живого. Покойники ничего не рассказывают и не отвечают на вопросы.
– А если на самом деле виновен не Фой?
Щеки Ли-Джонса внезапно сердито побагровели, запачканный клеем палец пронзил воздух. Магистрат больше не улыбался.
– За такие речи никто не скажет вам «спасибо». Слышите меня? Никто!
– Боюсь, не могу согласиться, будто это соображение должно здесь учитываться, – ответил Себастьян и оставил хозяина дома с его деревянными детальками, пенькой и кастрюлькой с кипящим клеем.
Глава 49
Себастьян пересекал Пэлл-Мэлл, направляясь к Карлтон-хаусу, когда услышал, как его окликает мистер Томас Хоуп.
– Милорд… – от торопливого подъема по улице банкир с непривычки слегка запыхался. – Как удачно я вас увидел. Позволите перемолвиться с вами парой слов?
– Разумеется, – отозвался Девлин, замедляя шаг до не столь быстрой поступи спутника. – Что-то случилось?
Губы Хоупа неистово задвигались.
– Полагаю, вы уже слышали, что Йейтса собираются выпустить из тюрьмы?
– Да, слышал. А вы находите эту новость тревожной?
– Что? О, нет. Меня тревожит вовсе не освобождение Йейтса. Меня беспокоит гибель этого бродяги, Джада Фоя. И прочие смерти, связанные с голубым бриллиантом! Словно он несет на себе проклятье. Сначала король Людовик и Мария-Антуанетта, затем герцог Брауншвейгский, а теперь Эйслер, Фой и тот французский вор, чье имя я запамятовал. Признаться, я волнуюсь за Луизу.
Себастьян пристально посмотрел в осунувшееся, неказистое лицо банкира. Интересно, понял ли Хоуп, что сию минуту проговорился о своей осведомленности насчет истинного происхождения редкостного алмаза?
– А разве бриллиант у вас?
– Нет, но ведь его уже не было и у французского короля с королевой, когда их обезглавили. И у Брауншвейга, когда его смертельно ранили в бою. Или…
– Люди то и дело умирают. Изучи вы подробную историю любого крупного драгоценного камня, не сомневаюсь, обнаружили бы множество связанных с ним лиц, которые погибли насильственной смертью. Кроме того, я не считаю, будто Джуд Фой имел какое-либо отношение к этому алмазу.
– Нет? Но… Говорят, именно он убил Эйслера! Хотите сказать, теперь вы считаете Йейтса…
– Нет. Если честно, я до сих пор не знаю, кто застрелил старика. И почему.
Прикусив верхними зубами губу, Хоуп терзал ее, словно собираясь с духом.
– Боюсь, я был не до конца откровенен с вами.
– Вот как?
– Я сказал вам, будто не знаю, имелся ли у Эйслера покупатель, заинтересованный в моем бриллианте. Это не совсем так.
Себастьян ждал.
Сделав глубокий вдох, банкир выпалил:
– Принни. Принни интересовался этим камнем. Чрезвычайно интересовался.
– Я подозревал это.
– Да?
– Приобрести столь ценную вещь могут позволить себе очень немногие.
– Верно, верно. Однако есть один момент, о котором вы, наверное, не знаете: у представителя принца была назначена встреча с Эйслером на Фаунтин-лейн в тот самый вечер, когда старика убили.
– Вам известна личность представителя?
– К сожалению, нет, – покачал головой банкир. – Но, полагаю, это не так уж сложно выяснить. По-моему, лорд Джарвис также принимал участие в обсуждении условий.
– Джарвис?!
Хоуп несколько раз быстро моргнул, и Себастьян задался вопросом, что собеседник увидел в его лице.
– Да, милорд.
История отношений виконта Девлина с его тестем характеризовалась определенным уровнем враждебности, включавшим – не ограничиваясь перечисленным – применение физической силы, кражу, покушение на убийство и пресловутый инцидент с похищением Геро.
Отчасти Себастьян не мог не восхищаться преданностью этого крупного вельможи делу сохранения Англии и монархии. Но он не питал никаких иллюзий в отношении степени жестокости Джарвиса. Могущественный королевский родственник мог бы преподать самому Макиавелли парочку уроков двуличия, коварства и неколебимого верховенства целесообразности над такими сентиментальными понятиями, как чувства, принципы и мораль.
В представлении Себастьяна Джарвису была присуща только одна очеловечивающая черта: привязанность к Геро, его единственному выжившему ребенку. Барон презирал своих глуповатых сестер и престарелую алчную мать и, скорее всего, обрек бы на Бедлам свою слабоумную супругу, если бы не Геро.
Но когда Сен-Сир добрался до Карлтон-хауса, оказалось, что лорда Джарвиса там нет.
Негромко чертыхаясь себе под нос, Девлин направился к городскому дому барона на Гросвенор-сквер.
На звонок дверь открыл вылощенный каменнолицый дворецкий по имени Гришем. Как подозревал виконт, Гришем еще не простил его за произошедший несколько недель назад инцидент, когда Себастьян внес по винтовой лестнице мертвое тело и бросил его на ковер в хозяйской гостиной.
– Милорд, – профессиональная маска крепко держалась на лице дворецкого, – боюсь, леди Девлин здесь уже нет, она ушла вскоре после разговора с его милостью сегодня утром.
– Вообще-то, мне хотелось увидеться с лордом Джарвисом.
На бесстрастные черты слуги набежала тучка настороженности.
– К сожалению, его милость сейчас не принимает, поскольку удалился в гардеробную, дабы подготовиться к важной аудиенции…
– Ничего страшного, – обронил Себастьян, проскальзывая мимо дворецкого и направляясь к лестнице. – Я на минутку.
В прежние времена подобное вторжение побудило бы Гришема вызвать констеблей. Теперь же он был вынужден удовольствоваться нарочито громким захлопыванием парадной двери.
Шагая через ступеньку, Себастьян поднялся к гардеробной и вошел туда без стука.
Джарвис стоял перед туалетным столиком спиной к двери. Запнувшись посреди процедуры застегивания запонок, он поднял глаза, встретился с Девлином взглядами в зеркале, спокойно поправил манжеты и покосился на своего камердинера:
– Оставьте нас.
Поклонившись, слуга бережно положил на ближайшую кушетку несколько льняных полос.
– Слушаюсь, милорд.
Барон подождал, пока камердинер закроет дверь, затем повернулся выбрать один из галстуков.
– Итак?
– Представитель принца, который должен был встретиться с Эйслером в тот вечер, когда торговца убили, – кто он?
Джарвис аккуратно обернул накрахмаленную ткань вокруг шеи.
– Прослышали-таки?
– Прослышал.
– Признаться, я несколько удивлен, что вы не выяснили этого гораздо раньше.
Себастьян одарил тестя жесткой, решительной улыбкой.
– Его имя?
– Личность упомянутого джентльмена несущественна – ювелир-любитель, хоть и весьма сведущий, который согласился осмотреть камень перед тем, как Эйслер официально передаст его принцу во дворце.
– И на какой день была назначена передача?
– На вторник.
– В расследовании убийства ни одна личность вероятного свидетеля – или подозреваемого – не может считаться «несущественной».
Барон расправил складки галстука, вглядываясь в свое отражение в зеркале.
– Упомянутый джентльмен прибыл на место происшествия почти через час после стрельбы и, обнаружив суматоху, тихо удалился. Он отказался объявлять о себе следствию, поскольку не располагает никакими дополнительными существенными сведениями и поскольку крайне важно не вмешивать его высочество в дела такого рода.
– Интересно, принц знает, что приобретаемый им бриллиант – бывший «Голубой француз»?
– Как оказалось, да. Оправа, которую он распорядился изготовить для камня, задумана в виде знака ордена Золотого руна.
– Но ведь Георг не является кавалером этого ордена.
– Он уверен, что скоро таковым станет. – Джарвис отвернулся от зеркала. – Не вижу для вас резона и далее интересоваться этим делом. Власти установили, что Даниэля Эйслера убил какой-то невменяемый бывший солдат. Насколько мне известно, есть свидетели, показавшие, что он следил за домом торговца.
– Да, Джад Фой действительно наблюдал за домом. Но Эйслера он не убивал.
Полные губы барона изогнулись в легкой усмешке:
– Столь уверены?
Себастьян всмотрелся в полуповернутый профиль собеседника. Виконт не мог избавиться от подозрения, что за этой тонкой игрой и контригрой ареста, грозящей виселицы и внезапного освобождения кроется продолжительная вендетта Джарвиса против Рассела Йейтса и Кэт Болейн.
– А знает ли принц, что вожделенным алмазом некогда владела его собственная супруга?
– Этого он не знает.
– Но вы-то знаете?
Джарвис повернулся с ничего не выражающим лицом.
– Семнадцать лет назад его королевское высочество с первого взгляда досадно невзлюбил свою невесту. С тех пор его нелюбовь переросла в стойкую антипатию…
– По правде, я бы назвал его отношение к принцессе иррациональной, но ярой ненавистью, подкрашенной мелочной жаждой мести.
– … и решимость, – продолжал барон, игнорируя реплику собеседника, – избавиться от супруги. Однако такой шаг возымеет катастрофические последствия для стабильности государства и будущего британской монархии.
– Отсюда вытекает необходимость скрывать от принца подробности истории алмаза? – уточнил Себастьян. – Если память мне не изменяет, Георг являлся душеприказчиком Брауншвейга, а это означает, что формально принцесса Каролина была обязана передать мужу все драгоценности старого герцога, находившиеся в ее распоряжении. Она же явно этого не сделала.
– Каролина, может, и глупа, но не до такой степени, – обронил Джарвис. – К счастью, она хотя бы воздержалась от публичных обвинений Принни в махинациях с имуществом ее покойного отца.
– В отличие от ее брата, нынешнего герцога.
– Именно.
– По-моему, Даниэль Эйслер выведал, каким путем камень перешел в собственность Хоупа, и использовал эти сведения, чтобы оказать давление на принцессу и получить от нее нечто желаемое. Вы, случайно, не знаете, чего он хотел?
– Нет.
Девлин пытливо всмотрелся в самодовольное орлиное лицо:
– Не верю.
Джарвис умел улыбаться с неотразимым обаянием, чем весьма действенно пользовался, чтобы очаровать и задобрить неосмотрительных и доверчивых. Вот и сейчас вельможа сверкнул коронной улыбкой, и стальные серые глаза осветились искорками неподдельного веселья.
– Стал бы я лгать вам?
– Запросто.
Смех барона сопровождал Себастьяна вниз по лестнице до самого выхода.
Глава 50
– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь должным образом вас отблагодарить, – произнес Йейтс.
Мужчины прогуливались в Гайд-парке вдоль Серпентайна. Вечернее солнце поблескивало на рябившей под ветром водной шири, заливало щедрым золотым сиянием высокую траву и прибитые морозцем листья растущих неподалеку дубов и ореховых деревьев. Себастьян заметил, как бывший капер запрокидывает лицо к заходящему солнцу и глубоко вдыхает бодрящий свежий воздух, словно смакуя малейший вкус вновь обретенной свободы.
– На самом деле вам вовсе не за что меня благодарить, – возразил виконт. – Я не имею никакого касательства к решению властей освободить вас. Этому поспособствовал Джад Фой – хотя и невольно.
– Говорят, Даниэля Эйслера убил он.
– Не исключено.
– Но вы в это не верите? – покосился на спутника Йейтс.
– Нет, не верю.
– Тогда как вы объясняете найденный у Фоя мешочек с бриллиантами?
– Довольно просто подкинуть улики мертвецу, тем самым направив подозрение в его сторону. Покойник ведь не в состоянии защитить себя от обвинений, верно?
– Да, но… зачем? Ведь власти были убеждены, что убийца – то есть я – арестован.
– Вы не находите смерть Фоя весьма своевременной, учитывая, когда принималось решение выпустить вас?
Йейтс глянул искоса, обеспокоенно сведя брови:
– И вы намерены продолжать поиски?
Девлин остановился, провожая взглядом поднявшуюся с канала утку. В тихом вечернем воздухе захлопали крылья, над водой разнеслось кряканье.
– Мне хотелось бы думать, что все закончилось, – через некоторое время сказал он. – Но я так не думаю.
Бывший капер остановился рядом, наблюдая, как и виконт, за неуклюжим полетом утки.
– Кэт не доверяет Джарвису.
Себастьян покачал головой и протяжно выдохнул:
– Я тоже.
Девлин шел по Брук-стрит, когда заметил высокого темноволосого мужчину, шагавшего в его сторону размашистой поступью солдата, за плечами которого многие, многие мили.
Держа руку в кармане пальто, Себастьян остановился, позволил Джейми Ноксу подойти ближе и спокойно поинтересовался:
– Меня разыскиваете?
Нокс встал как вкопанный. Желтые глаза сузились до тонких щелочек, челюсть напряглась.
– Джад Фой мертв.
– Я знаю.
– Ваших рук дело?
– Нет.
Владелец «Черного дьявола» пожевал щеку.
– Думаю, он убит, потому что я разболтал вам, где его найти.
– Я так не считаю. Но я могу ошибаться.
Нокс кивнул.
– Помните, вы когда-то грозились, что если вдруг выяснится, будто это я застрелил того французского лейтенанта, то вы позаботитесь, чтобы меня вздернули?
– Помню.
– Значит, вы поймете мои слова: ежели узнаю, что это вы прикончили Фоя, считайте, вы труп, – начал отворачиваться Нокс.
– Я не знал, что Фой доводился вам другом, – окликнул его виконт.
Запнувшись, хозяин таверны оглянулся:
– Еще чего! Этот парень был сумасшедшим, черт подери.
Себастьян рассмеялся. И через мгновение Нокс присоединился к нему.
Войдя в дом, виконт налил себе стакан бургундского и встал у окна столовой, задумчиво глядя на черного кота, который разлегся на верхней ступеньке террасы, погрузившись в нескончаемое и дотошное вылизывание своей длинной, шелковистой шерстки. В голове Себастьяна вызревала некая мысль, подозрение, порожденное рядом едва заметных расхождений и нестыковок, слишком неопределенных, чтобы четко их сформулировать.
Он допил вино и послал за Жюлем Калхоуном.
– Что можешь сообщить мне о Бертраме Ли-Джонсе? – спросил Девлин камердинера, когда тот появился.
Калхоун выглядел слегка удивленным.
– Имеете в виду главного магистрата участка на Ламбет-стрит?
– Да, его.
Слуга широко распахнул глаза и протяжно выдохнул:
– Нечего и сомневаться, он тот еще фрукт.
– В смысле?
– Ли-Джонс заправляет приходом, как своей вотчиной. Трактирщики должны отстегивать ему долю от выручки, если хотят, чтобы магистрат продлил их разрешения. И подозреваю, его обращение с приходской благотворительной кассой также не выдержало бы дотошной проверки.
– Другими словами, Ли-Джонса не назовешь честным человеком.
– На самом деле, я бы сказал, он примерно такой же, как и все ист-эндские магистраты.
– Я слышал, кому-то на Ламбет-стрит вдруг пришло в голову допросить торговку из зеленной лавки на углу Фаунтин-лейн. Желательно узнать, когда состоялся этот разговор.
– Я посмотрю, что удастся выяснить, милорд.
Девлин кивнул.
– Только будь осторожен. Ли-Джонс из тех магистратов, для кого повесить полдюжины людей перед завтраком – неплохое развлечение.
Глава 51
Вечером, пока Кэт собиралась в театр, от реки поднялся сильный туман. Город поглотила густая белая пелена.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |