|
– Джейми Нокс ведь тоже служил в стрелках?
– В другом полку.
Она подняла голову, встречаясь взглядом с Себастьяном.
– Полагаешь, в Лондоне так много бывших стрелков, что они не знают друг друга?
Джейми Нокс сидел за столиком в глубине закусочной неподалеку от Хаундсдитч[33]. Отодвинув стул, Себастьян устроился напротив.
– Пожалуйста, располагайтесь, – бросил трактирщик, отрезая ломоть жареной баранины.
– Я ищу отставного стрелка по имени Джад Фой.
Нокс взмахнул вилкой, широким жестом обводя людный зал с простыми деревянными панелями и весело пылающим очагом.
– Его здесь не видать, верно?
– Однако же вы его знаете.
– Я знаю кучу народу. Когда держишь таверну, по-другому не бывает.
Девлин всмотрелся в худощавое, с высокими скулами лицо собеседника. Между двумя мужчинами наблюдалось поразительное сходство: те же глубоко посаженные янтарные глаза под прямыми темными бровями, тот же изгиб губ. Однако Сен-Сира больше интриговали именно различия. Нос у Нокса был скорее орлиным, а на подбородке виднелась небольшая ямочка. Черты, унаследованные от матери-барменши? Или от неизвестного – возможно, их общего – отца?
– По-прежнему землю роете из-за Эйслера? – поинтересовался трактирщик, накалывая вилкой картофелину.
– Да, я продолжаю расследовать его смерть.
Нокс неторопливо прожевал, затем проглотил.
– А к Фою это каким боком?
– Не знаю, имеет ли убийство ростовщика отношение к Фою. Но этот тип запугивает мою жену.
От веселых искорок янтарный цвет во взгляде собеседника сделался гуще.
– Угу, слышал я об утреннем перепуге на Чаринг-Кросс.
– Вот как?
Нокс потянулся за пивом.
– У бедолаги малость не в порядке с головой.
– Говорят, его лягнул мул.
– Это история для публики.
Положив руки на столешницу, Девлин подался вперед:
– Не желаете ли пояснить?
Нокс двинул плечом:
– По слухам, Фоя нашли возле конюшен с проломленным черепом. А уж чем ему по маковке досталось… Может, копытом мула. А может, и ружейным прикладом.
– Зачем кому-то могло понадобиться разбивать Фою голову?
– Так вроде он как раз перед этим давал показания на трибунале.
– Дело было после Талаверы?
– Возможно, – пожал плечами бывший стрелок. – Подробности я запамятовал. Этот парень не доводится мне закадычным приятелем. Разве вы не заметили, что он чуток не в своем уме?
– Знаете, где его найти?
Нокс отрезал еще ломтик баранины, прожевал, проглотил.
– Ведь знаете же, да?
– Если и так, с чего мне выбалтывать вам?
– Мне кажется, Фою грозит опасность.
Владелец таверны негромко фыркнул:
– От рук лорда и леди Девлин?
– Нет. От рук убийцы – или убийц Даниэля Эйслера.
Собеседник отодвинул свою тарелку и потянулся за элем. Обхватив ладонями кружку, он просто молча сидел, уставившись на пиво.
Себастьян ждал.
– Я слышал, Фой снимает угол в «Трех лунах» в Холбурне, возле церкви Гроба Господнего. – Осушив кружку до дна, Нокс поднялся на ноги. – Глядите, чтобы я не пожалел, что распустил с вами язык.
Глава 42
Вытянув губы трубочкой и фальшиво насвистывая, Джад Фой спускался по расшатанной черной лестнице постоялого двора, когда Себастьян сгреб его за лацканы засаленного, рваного сюртука и развернул, припечатывая спиной к ближней стене.
– Эй-эй, потише, – заскулил Фой. Его шляпа сбилась набекрень, водянистые глаза расширились. – За что это вы так со мной?
Себастьян попытался отыскать в безумных, изможденных чертах хоть слабую тень того крепкого, нагловатого сержанта, который три года тому назад давал показания в пользу Мэтта Тайсона. Но Фой изменился поистине до неузнаваемости.
– У меня огромные претензии к тем, кто запугивает мою жену.
– Ко мне? Я не запугивал вашу жену. Наоборот, это она меня запугивала. Тыкала в лицо своим пистолетом и грозилась отстрелить мне башку.
– Вы ходили за ней. Следили за ней.
– Я бы ничего плохого ей не сделал. Клянусь, не сделал бы.
– Вы угрожали ее коту.
– Так черные коты не к добру. Кого хошь спросите. От них одно несчастье.
– Троньте на нем хоть шерстинку, и я вас прикончу.
– Из-за кота?
– Именно.
– И люди еще болтают, будто это я на голову ушибленный.
– Расскажите, что случилось с вами после Талаверы.
Лицо Фоя недоуменно вытянулось.
– Это вы о чем?
– Как вы получили увечье?
– Толком и не знаю. Меня нашли возле конюшен с проломленной черепушкой, аж кости наружу торчали. Решили, я не жилец, вон оно как. Но я обдурил их, разве нет? – Бывший сержант зажмурил глаза и зашелся своим диким, беззвучным смехом.
– Вы не помните, что с вами случилось?
– И что было до того, тоже не помню.
– Незадолго до несчастного случая вы свидетельствовали на военно-полевом трибунале. Имя подсудимого не запамятовали?
– Не-а. Это я не забыл. Тайсоном его звали. Лейтенант Мэтт Тайсон.
Девлин отпустил потрепанный сюртук и отступил на шаг.
– Когда вы упомянули, что видели меня выходившим из «его дома», чей дом вы имели в виду?
Фой сгреб свою поношенную шляпу, начавшую съезжать по стене.
– Торговца бриллиантами, который жил на Фаунтин-лейн. Только имя его из головы вон.
– Эйслера?
Собеседник аккуратно водрузил шляпу обратно на макушку.
– Угу, точно. Даниэля Эйслера.
– Почему вы следили за его жилищем?
– Старикан прихватил кое-что из того, что причитается мне.
– Что же?
Тощая грудь полоумного затряслась от беззвучного смеха.
– А вы как думаете? – Он подался вперед и, обдавая Себастьяна несвежим дыханием, прошептал, словно сообщал секрет: – Бриллианты.
– У Эйслера были ваши бриллианты?
– Да.
– Как они у него оказались?
– Кто-то продал мои камушки ему.
– Уточните.
– А мне положенную долю не отдал, вон оно как.
– Кто? Кто не отдал вашу долю?
– Не могу вспомнить.
Себастьян пристально вгляделся в худющее лицо, впалые, заросшие щетиной щеки, водянисто-серые глаза, озаренные жутковатым блеском. И поймал себя на мысли – уже не в первый раз, – сколько в безумии Фоя подлинного и сколько для вида.
– Так говорите, вы следили за особняком Эйслера в понедельник?
– Да.
– Старик к тому времени был уже мертв.
– Я знаю.
– А вечером в воскресенье вы наблюдали за его домом?
– Наблюдал.
– И видели, кто входил и выходил?
– Ага.
– Расскажите, кого вы видели.
– С чего это вдруг?
Девлин угрожающе шагнул ближе.
Вскинув ладони, Фой бочком отодвинулся по стене.
– Ладно, ладно!
– Кого вы видели? – требовательно повторил Себастьян.
Сержант облизнул сухие, потрескавшиеся губы:
– Ну, первым был джентльмен.
– Кто?
– Откуда мне знать? Я раньше его не встречал.
– Какого возраста?
– Лет сорока. Или пятидесяти, – пожал плечами Фой. – Порою трудно определить, разве нет?
– Как он выглядел?
– Думаете, я могу удержать такое в голове?
– Высокий? Худой? Низенький? Толстый?
Лицо собеседника исказила нахмуренная гримаса.
– Довольно высокий, по-моему. Одет франтом. Говорю же вам, точно не помню. Мне до него дела не было. С какой стати?
– Как долго он пробыл в доме?
– Недолго. Минут десять. Может, и меньше.
– В котором часу это было?
– Уже темнело. Я толком-то его и не разглядел.
Девлин подавил всколыхнувшееся разочарование.
– Кого еще вы видели?
Фой снова задумчиво наморщился.
– Следующей, кажись, была девица.
– Женщина? Когда она появилась?
– Пожалуй, часом позже.
– Помните, как она выглядела?
Фой покачал головой:
– К тому времени совсем смерклось. Кто ж впотьмах-то разберет?
– Как она прибыла?
– Ее привез в наемном экипаже один джентльмен из благородных. Подождал, пока она вошла в дом, затем уехал. Его я тоже не разглядел, так что без толку меня расспрашивать, каков он из себя.
– Если вы не видели этого мужчину, откуда взяли, что он из благородных?
– По силуэту в окошке кареты, когда тот тип наклонился вперед. Шляпа на нем была модная.
– Шляпа? Вы заключили, будто это джентльмен, по очертаниям его головного убора?
– Угу. Такая складывающаяся штука из тех, что господа надевают в оперу.
– Имеете в виду складную треуголку?
– Думаете, мне есть дело, как эта ерундовина называется?
– И что случилось потом?
Фой дернул тощим, обтрепанным плечом.
– Не знаю. Я вскорости ушел.
– И не видели, чтобы та женщина покинула особняк?
– Нет.
– А никто не слонялся поблизости, пока вы следили за домом?
– Нет. Там окрест сейчас одни склады да пакгаузы, вы разве не заметили? – На левой стороне рта бывшего сержанта начался тик, зернистая, грязная кожа задергалась в мелких, неуправляемых судорогах
– Мне кажется, Фой, вы что-то скрываете от меня. Что-то недоговариваете.
Тот уставился на виконта пустыми, слезящимися глазами.
Хотя трудно было определить, сколько в душевном расстройстве отставного стрелка притворного, сколько приобретенного, а сколько заложено от рождения, однако Себастьян считал ошибочным отнести Фоя к безобидным чудакам. Безумие всегда опасно, особенно в сочетании с крайним эгоизмом. Впрочем, Девлин подозревал, что сержант не сравнится в злокозненности с теми, в чьем кругу он теперь оказался.
– Не знаю, что из вашего рассказа правда, а что – чистейшей воды бред… – заговорил виконт.
– Очень обидно такое слышать.
– Но полагаю, вы случайно наткнулись на то, чего пока не осознаете. То, из-за чего вас могут убить.
Фой осклабился, округлил глаза и насмешливо выдохнул воздух сквозь вытянутые трубочкой губы:
– У-у-у. Считаете, я должен бояться? У меня череп с мозгами располовинены, а я все живой, верно? Видать, трудненько меня отправить на тот свет.
– Любого из нас нетрудно отправить на тот свет, – ответил Себастьян, оставляя у подножия лестницы худющую как скелет фигуру в рваных обносках, которые болтались, словно саван на остове давно умершего человека.
В своих покоях в Карлтон-хаусе лорд Чарльз Джарвис, вытянув ноги к камину и откинувшись на спинку кресла, изучал стоявшего перед ним мужчину. Бертрам Ли-Джонс показался ему грубым и неряшливым, зато преисполненным бахвальства и важничанья, приправленных, как подозревал барон, изрядной толикой пороков.
Поднеся понюшку табаку к ноздре, Джарвис вдохнул.
– Надеюсь, вы поняли данные вам указания?
– Да, милорд, однако…
– Отлично, – шумно захлопнул табакерку вельможа. – Это все.
– Но…
Джарвис поднял бровь.
Полные щеки Ли-Джонса потемнели. Он стиснул зубы, выдавил:
– Как прикажете, милорд, – и откланялся.
Барон, задумчиво хмурясь, смотрел ему вслед, когда на пороге появился один из состоявших на службе Джарвиса бывших военных, стягивая с плеч темный, забрызганный дождем плащ.
– А, Арчер, – улыбнулся Джарвис. – Входите и закройте дверь. У меня есть для вас задание.
Глава 43
Хотя и Перлман, и Бересфорд отрицали это, Себастьян подозревал, что оперная треуголка, очертания которой разглядел Фой в окне наемного экипажа в ночь убийства, по всей вероятности, принадлежала одному из них.
Он решил начать с юного ирландского поэта.
Поиски заняли некоторое время, но в конце концов виконт нашел Бересфорда бродившим среди надгробных плит на погосте маленькой часовни восемнадцатого века, расположенной к северо-востоку от Кавендиш-сквер. Задержавшись под аркой кладбищенских ворот, Девлин наблюдал, как ирландец остановился у одного из более новых памятников, снял шляпу и склонил голову в беззвучной молитве.
Через несколько минут Бересфорд вернул головной убор на место и направился в сторону улицы, но, завидев Себастьяна, резко остановился, и его щеки пошли пятнами гневного румянца.
– Что?! Человеку невозможно даже помолиться за свою усопшую сестру, чтобы за ним не шпионили?
– У вас здесь похоронена сестра? – удивился Девлин.
– Младшая, Элизабет. Два года назад Луиза пригласила ее на лондонский сезон. Для сестры это было исполнением заветных мечтаний. Я никогда прежде не видел, чтобы она так радовалась.
Ветер зашелестел желтеющими листьями боярышника на церковном дворе, обдал мужчин запахом сырой земли и увядающей травы.
– И что же случилось?
– Всего через пять недель после приезда сюда Элизабет скончалась от лихорадки.
– Сочувствую.
На щеке ирландца дернулся желвак, но он промолчал.
Себастьян повернулся уходить.
– Насколько я понимаю, вы хотели со мной о чем-то поговорить? – остановил его Бересфорд.
Девлин покачал головой:
– Разговор может подождать до более подходящего момента.
– Почему? Из уважения к моей сестре? Она мертва. Если у вас есть что сказать мне, выкладывайте, да и дело с концом.
Себастьян покосился на громоздкий неоклассический фасад часовни.
– Есть свидетель, утверждающий, что он своими глазами видел, как в ночь убийства Эйслера, примерно через час после захода солнца, у дома ростовщика какой-то мужчина высадил из наемной кареты уличную женщину. Мужчина в складной треуголке.
Лицо собеседника отвердело, отчего он стал выглядеть значительно старше – и не таким кротким.
– Если вы спрашиваете, был ли этим мужчиной я, мой ответ – нет. Я ведь уже говорил вам.
– Действительно, говорили. Тогда скажите вот что: когда вы в последний раз встречали Эйслера?
– В субботу, накануне его смерти.
Готовность ответа стала для Себастьяна неожиданностью.
– Тогда вы в последний раз привозили ему женщину?
– Вообще-то, нет. Я встретил Эйслера здесь.
– Здесь? – Девлин сомневался, верно ли расслышал. – У Портлендской часовни?
– Именно так.
Себастьян обвел взглядом сереющие ряды замшелых надгробий. Часовню возвели меньше ста лет тому назад, а погост уже был переполнен.
– Когда это было?
– Поздним вечером в субботу.
– Что Эйслер тут делал?
– Я не спрашивал.
– Вы разговаривали с ним?
– Разговаривал. Я не собирался этого делать, но он сам подошел ко мне. Обвинил меня в слежке. Если хотите знать, старик был выпивши. Нес всякую чушь – утверждал, будто ему известно, что «они» наблюдают за ним. Даже обвинил меня в работе на «них». Но когда я поинтересовался, кто такие «они», разразился возмущенной тирадой о каком-то французе по имени Колло.
– О Жаке Колло? – резко переспросил Девлин. – И что насчет Колло?
– Говорю же вам, старый хрыч здорово набрался. Бормотал почти бессвязно. В его словах не было смысла. Он твердил, что это Колло во всем виноват.
– В чем виноват?
Бересфорд пожал плечами.
– Наверное, Эйслер имел в виду слежку за ним. Я действительно не понял – говорю же, он был пьян в стельку.
Ветер дунул снова, погнал по заросшей тропинке опавшие листья и растрепал золотые кудри юного ирландца. Через какое-то мгновение тот сказал:
– Послушайте… Знаю, вы считаете, будто ростовщика застрелил я, но это не так. Не стану утверждать, что не желал убить его. Откровенно говоря, я несколько раз всерьез задумывался о том, как это сделать. Но я слишком труслив, чтобы решиться на подобный поступок. – Черты Бересфорда исказились, словно от презрения к самому себе. – Я позволил этому куску дерьма использовать меня в качестве инструмента для удовлетворения его извращенных пристрастий. Он разговаривал со мной так, словно я мразь. Угрожал мне. И я поддался. Потому что был слишком слаб и боялся что-либо предпринять.
– Порою, чтобы признать свою слабость, нужно больше отваги, чем чтобы прийти к недругу домой и всадить ему в сердце пулю.
Бересфорд невесело хмыкнул, мотнул головой:
– Нет, – и тут черты его лица напряглись.
– Что? – переспросил Себастьян, наблюдавший за собеседником.
– Припомнил слова Эйслера – про того француза, Колло.
– И какие же?
– Что у него слишком длинный язык.
Когда Себастьян отправился разыскивать Жака Колло по узким улочкам и аллеям района Сент-Джайлз, только начинало темнеть. В небе гасли остатки дневного света, воздух полнился гарью зажженных факелов и сальных свечей, мешавшейся с запахами жареной баранины, пролитого эля и дешевого джина.
Первым делом виконт наведался в «Пилигрим», затем прошелся по пивным вдоль Куин-стрит, потом заглянул в таверну, где накануне засек француза совещавшимся с тремя сообщниками.
Тщетно.
Девлин как раз шагал мимо задымленных руин, по всей видимости, старого заезжего двора, когда из темноты ему приглушенно, опасливо свистнули:
– Пст…
Обернувшись, Себастьян увидел Колло, топтавшегося в полумраке засыпанной мусором арки сгоревшего строения. Француз низко надвинул шляпу на лоб и поднял воротник пальто, хотя вечер не был холодным.
– Почему это вы прячетесь по подворотням? – поинтересовался Сен-Сир, подходя ближе, но не вплотную.
– Почему? Потому что нервничаю! А вы как думали? – Колло бросил окрест быстрый обеспокоенный взгляд. – Многие сейчас высматривают меня, расспрашивают обо мне. Зачем вы будите лихо, снова меня разыскивая?
Себастьян присмотрелся сквозь проем к заброшенному двору за аркой. Он казался безлюдным, только груды почерневших бревен и обломков мирно высились в сгущающихся сумерках.
– Чтобы поговорить с вами.
– В наш последний разговор вы порвали мне пальто. Видите? Вот, полюбуйтесь. – Француз повернулся, демонстрируя изрядную прореху на плече.
– Мои извинения, – отозвался Девлин. – Хотелось бы знать, как вы выяснили, что в распоряжении Эйслера оказался крупный голубой бриллиант.
– А с какой стати мне откровенничать? А? Назовите хоть одну причину, почему я должен вам все выкладывать?
– Чтобы уберечь свое пальто?
Косящий глаз француза поехал в сторону.
– У меня много знакомств. Я многое слышу. Кто может сказать, откуда я узнаю всякую всячину?
– Думаю, вы и можете сказать, откуда, – блеснул зубастой ухмылкой Себастьян.– Если альтернатива окажется достаточно неприятной.
– Monsieur, – Колло вскинул ладони, словно человек, отгоняющий нечистую силу. – Лучше обойтись без неприятностей.
– Как вы узнали, что у Эйслера есть голубой бриллиант?
– Старик показывал камень женщине, с которой я знаком. Одной putain. А она рассказала мне.
– Проститутке? Зачем было Эйслеру показывать бесценное сокровище уличной девке?
– Зачем? Затем, что он больной извращенец, вот зачем. – Отхаркнув полный рот слюны, француз отвернулся и сплюнул. – Вы не поверите кой-чему из того, что я могу о нем рассказать.
– А вы попробуйте.
Но Колло только покачал головой.
– А как Эйслер узнал, что вам известно о бриллианте? – поинтересовался Девлин.
– С чего вы взяли, будто он узнал?
Себастьян усмехнулся:
– Вы не единственный, кто многое слышит.
Француз фыркнул.
– Эйслер узнал, потому что я хотел, чтобы он узнал. Он ведь обжулил меня тогда, в Амстердаме. Пускай это было двадцать лет назад, но Колло такого не забывает. Я принес ему свою долю драгоценностей из Гард-Мёбль. Мы условились о цене. Но после того как я отдал камушки, каналья заплатил лишь треть обещанного. И пригрозил, что если подниму шум, заявит властям, будто я пытался ограбить его. Он был уважаемым торговцем, я был известным вором. Что я мог сделать? «Тебе вообще повезло, – сказал он, – получить за свой товар хоть сколько-нибудь». Надо было прикончить его на месте.
– Почему же не прикончили?
– Я вор, а не убийца, – с какой-то странной гордостью расправил плечи Колло.
– Чего же вы надеялись добиться, явившись к обманщику сейчас, после стольких лет?
– Я сказал Эйслеру, что хочу получить остаток причитающихся мне денег, а если он не заплатит, сообщу французам, что diamant bleu de la Couronne у него.
С улицы за спиной Себастьяна донесся взрыв хохота от кучки пьяных мужчин. Последний свет исчез с вечернего неба, оставив продуваемый всеми ветрами переулок в темноте.
– Ну и? Каков был ответ?
– Старый мерзавец рассмеялся. Рассмеялся! А потом вдруг переменился в лице и затрясся от бешенства, словно в него вселился дьявол. Заявил, что если я хоть помыслю шепнуть словцо наполеоновским шпионам, он позаботится, чтобы меня зарыли живьем в безымянной могиле. Как вам такое? А?
– Когда это было?
– В пятницу.
– И что же вы сделали?
Колло передернул плечами с экспансивностью истинного галла.
– Взял да и рассказал.
– Кому? Кому рассказали?
– Агенту французов, разумеется, кому же еще? Эйслер думал, я не сделаю этого. Не верил, что я осмелюсь. А я взял да и посмел. Нечего было молоть мне всякие гадости.
Себастьян всмотрелся в затененное щетиной подвижное лицо бывшего парижанина.
– Хотите сказать, вам известна личность одного из наполеоновских агентов в Лондоне?
– Я ведь говорил, мне многое известно, – изогнулись в ухмылке губы Колло.
– И кто же это?
Старый вор издал хриплый горловой смешок.
– Поверьте, вы не хотите знать.
– Напротив, хочу.
Колло, по-прежнему широко улыбаясь, с довольным блеском в глазах покачал головой.
– Я мог бы сказать вам, что это кое-кто, с кем вы знакомы. Даже больше: тот, кому вы доверяете. – Он громко рассмеялся: – Но я не скажу.
Виконт подавил желание ухватить француза и хорошенько его встряхнуть.
– Тогда скажите вот что: щедро ли вас вознаградили за предоставленные сведения?
Физиономия Колло расстроено вытянулась.
– Нет? – удивился Девлин. – Почему?
– Они заявили, что уже знали это. Несколько недель знали.
– Вы понимаете, что, по всей вероятности, за вами следят как раз агенты Наполеона? Они прикончили Эйслера, а теперь собираются убить и вас.
– Non.
– Да. Назовите мне имя.
Колло начал пятиться, мотая головой, дико вращая косящим глазом.
– Non. Вы хотите моей смерти! За кого вы меня держите?! За ду… – он запнулся, выразительное лицо потрясенно вытянулось, между тем как по узкой улочке гулко прокатился треск ружейного выстрела, и на пальто француза спереди расплылось блестящее пятно.
– Проклятье! – ругнулся Себастьян, стремительно увлекая оседающего собеседника в спасительную темноту зловонной арки. Он подхватил падающего Колло под руки, поддерживая, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью. Но было уже поздно.
Девлин увидел, как закатились глаза раненого, услышал бульканье в горле, почувствовал, как жизнь покидает тело француза, оставляя безмолвную, пустую оболочку, которая съеживалась, казалось, прямо на глазах.
Глава 44
Несколькими часами позже, после взвинченного и малоприятного общения с местными констеблями, Себастьян вошел в гримерку Кэт Болейн в театре Ковент-Гарден. Представление только что окончилось. Виконт по-прежнему был заляпан кровью и пребывал не в лучшем расположении духа.
– Девлин! – воскликнула Кэт, вскакивая из-за туалетного столика. – Ты ранен!
Актриса еще не сняла сценический костюм – бархатное платье с богато расшитым корсажем, и Себастьян остановил ее, прежде чем она успела приблизиться.
– Осторожно, а то испортишь свой наряд. Со мной все хорошо. Это не моя кровь.
Кэт отпрянула, всматриваясь ему в лицо:
– А чья?
– Одного парижского вора по имени Жак Колло. Он входил в шайку, которая выкрала сокровища французской короны из Гард-Мёбль. Колло разузнал, что Даниэль Эйслер взялся продать бриллиант Хоупа, и попытался воспользоваться этим, чтобы выудить из торговца деньги.
– Каким образом?
– Угрожая известить наполеоновских агентов, где следует искать «Голубого француза». Эйслер допустил ошибку, посмеявшись над угрозами.
– Колло пошел к французам?
– Да.
Кэт отвернулась, перебирая разбросанные на столике гребни и шпильки, и тяжелые каштановые волосы заслонили ее лицо. С небрежностью, показавшейся Себастьяну нарочитой, актриса поинтересовалась:
– И он сообщил тебе имя человека, которому Бонапарт поручил вернуть камень?
Девлин задержал взгляд на ее полуотвернутом профиле.
– Нет. Прежде чем я успел вытянуть из него это имя, Колло был убит. Вероятно, тем же самым стрелком, который в понедельник вечером уложил юного воришку в проулке за домом Эйслера.
Себастьян подождал ответной реплики, а когда актриса промолчала, негромко спросил:
– Это ты, Кэт? Ты работаешь в этом деле на французов?
Ирландка клялась, что прекратила сотрудничество с французами более года назад. Но это было прежде. До того, как их жизни и общее будущее рухнули в трясину давних тайн и эгоистичной лжи Гендона. До того, как Кэт вышла замуж за Рассела Йейтса, а Себастьян женился на дочери лорда Джарвиса, того самого человека, который обещал вражеской шпионке страшную, мучительную смерть.
Кэт вскинула голову. Глаза распахнулись, приоткрытые губы округлились в стремительном от удивления и обиды вдохе.
– Не могу поверить, что ты задаешь мне такой вопрос.
Себастьян глянул в ее прекрасное, любимое лицо и увидел в нем боль, от которой напряглись изящные черты и затуманился взгляд.
– Прости.
Актриса мотнула головой и быстро заморгала, словно сдерживая слезы.
– Наверное, мне должно льстить, что ты по-прежнему доверяешь мне достаточно, чтобы счесть мой ответ правдивым.
– Кэт… – потянулся к ней Девлин, но она отодвинулась.
– Нет. Позволь мне договорить. Моя любовь к Ирландии неизменна. Я готова сделать все, чтобы увидеть свою родину свободной от жестоких захватчиков – все, кроме как нарушить данное тебе обещание.
Он чувствовал себя так, словно только что рассек собственную грудь и вырвал из нее сердце.
– Я не должен был сомневаться в тебе.
– Нет. – К удивлению Себастьяна, Кэт протянула руку и приложила кончики пальцев к его губам. – Гибнут люди. Я понимаю, почему ты счел себя обязанным спросить. Я скрывала от тебя правду о своих связях с французами, хотя мне не следовало умалчивать, и это всегда будет стоять между нами. Нет ничего хорошего, когда мужчина и женщина таятся друг от друга. Секреты уничтожают доверие. А без искренности и доверия любовь всего лишь… зыбкий мираж.
Девлин взял ее за руку, прижался губами к ладони, охватил ее пальцы своими.
– Моя любовь к тебе никогда не была миражом.
Они стояли лицом к лицу, соприкасаясь только руками. Себастьян чувствовал, как по телу Кэт пробегает мелкая дрожь. Он вдохнул знакомые театральные запахи грима и апельсинов, заглянул в глубокие голубые глаза, такие же, как у ее отца, и спросил:
– Ты когда-нибудь думала, что сталось бы с нами, если бы годы назад ты не послушалась Гендона? Если бы послушалась своего сердца и вышла за меня?
– Я постоянно думаю об этом.
Девлин приклонился лбом к ее лбу и глубоко втянул воздух.
– Я поступила правильно, Себастьян. Ради твоего и своего блага.
– И ты по-прежнему утверждаешь это? Несмотря на все, что с тех пор произошло?
– Да. Поженившись, мы бы уничтожили друг друга. В качестве леди Девлин я не смогла бы продолжать выступать на сцене, но и в обществе меня никогда бы не приняли. И чем бы я тогда занималась? Сидела в четырех стенах и вышивала диванные подушечки? Я стала бы несчастной и в итоге сделала бы несчастным тебя.
– Мы бы справились, – упорствовал Себастьян.
Хотя впервые услышал в глубине души шепоток сомнения.
Едва заметный, но все же…
Ночью с севера налетела новая буря. Ураганный ветер стучал ветвями вязов в саду и гнал по улице опавшие листья. Геро видела, как вспарывают небо зигзаги молний, слышала, как бьется в окно порывистый дождь. Она лежала одна в своей постели, вперив глаза в голубой шелк балдахина над головой, положив ладони на выпуклость живота, где рос ребенок от мужчины, которого она едва знала, но который теперь был ее мужем.
В самый разгар грозы Геро услышала, что Девлин вернулся домой, но как ни старалась, не уловила, чтобы он поднимался по лестнице наверх. Поэтому через какое-то время накинула пеньюар и отправилась его искать.
Виконтесса нашла мужа в столовой, перед высокими окнами, выходившими в разлохмаченный ветром сад. Он стоял спиной к двери и не повернулся, когда Геро остановилась на пороге. Себастьян уже стащил с себя мокрый сюртук и жилет, и под тонкой тканью рубашки проступала напряженная линия плеч. В сыром воздухе висел запах дождя, острый дух крови и еще какой-то неуловимый аромат. «Очищенных апельсинов», – вдруг поняла Геро, испытывая муки женщины, которая отдала сердце мужчине, давным-давно подарившему свое сердце другой.
Но сказала только:
– Надеюсь, это пахнет не твоей кровью.
Повернув голову, Себастьян посмотрел через плечо на жену.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |