Что приносит тьма / What Darkness Brings 10 страница

– Но я уже все вам рассказал!

– Вопросы вовсе не об алмазе Эйслера. – Опершись предплечьями на полированную столешницу, Себастьян подался вперед: – Я хочу услышать о краже сокровищ французской короны.

Повернувшись, ювелир аккуратно запер дверь стоявшего за ним шкафа.

– Почему вы думаете, будто я могу поведать вам больше, чем уже сообщил?

– Потому что драгоценности – ваш хлеб, а та кража была, пожалуй, крупнейшим хищением драгоценностей в истории. Потому что вы – выходец из Франции и наверняка внимательно следите за событиями, которые в ней разворачиваются. А еще потому, что я не считаю вас человеком, способным позволить, чтобы за убийство повесили невинного.

Француз пригладил ладонями волосы, будто желая удостовериться в опрятности прически, хотя ни одна прядка не выбилась со своего места, затем присел на высокий табурет, положив сплетенные пальцы на бедро и устремляя взгляд куда-то вдаль.

– Ну хорошо. Дай Бог памяти… Вам известно, что революционное правительство конфисковало королевские сокровища у Людовика XVI после того, как он вместе с семьей попытался летом 1791 года бежать из страны?

– Известно.

– Чтобы вы получили представление о количестве изъятого, составленная при этом опись ювелирных изделий заняла около пятидесяти страниц.

– Так много?

Ювелир кивнул.

– Бурбоны владели, наверное, крупнейшей коллекцией драгоценностей в Европе. Ее общая стоимость оценивалась более чем в двадцать четыре миллиона ливров. Один только «Голубой француз» по примерным подсчетам тянул на три миллиона.

– И что же сделало с этой коллекцией революционное правительство?

– Сокровища короны были провозглашены народной собственностью и помещены под охрану в отель дю Гард-Мёбль[22] на площади Людовика XV – которую вскоре переименовали в площадь Революции. – Франсийон умолк, его лицо передернулось. Площадь Революции зловеще прославилась установленной там гильотиной.

– Продолжайте, – попросил Себастьян.

– Затем драгоценности предоставили для всеобщего обозрения по тем соображениям, что раз народ стал хозяином сокровищ, то должен иметь возможность их видеть. Таким образом, каждый понедельник здание открывалось для публики. Выставка драгоценностей работала вплоть до августа 1792 года, когда было принято решение закрыть ее в связи с возрастающими волнениями в Париже.

– Но сокровища по-прежнему хранились в Гард-Мёбль?

– О, да. В запертых шкафах, в комнате, расположенной как раз над входом на первом этаже. Главный хранитель, отвечавший за них, постоянно жаловался, что нужно больше охранников, однако… – пожал плечами Франсийон. – Шел сентябрь 1792 года; целая нация летела в тартарары.

– Получается, на момент кражи выставка была закрыта?

– Да. Но прежде, чем посещения прекратились, некий Поль Миетт каждый понедельник в течение пары месяцев наведывался в Гард-Мёбль, изучая распорядок дня охранников и различные подходы к сокровищнице. Кое-какие детали свидетельствовали, что злоумышленник умудрился разузнать о привычках караульных из первых рук, но это никогда не было доказано.

– Так что же произошло?

Ювелир подергал себя за мочку уха.

– В ночь на 11 сентября Миетт и с полдюжины его сообщников просто-напросто подставили лестницу к фасадной стене здания, вырезали отверстие в окне верхнего этажа и забрались внутрь. Добра было так много, что воры не смогли унести все за один раз. Но когда они поняли, что кража прошла незамеченной, то через ночь вернулись, а потом и еще через ночь. В свою четвертую вылазку грабители до того обнаглели, что превратили кражу в пьяную гулянку со шлюхами, едой и вином. Все добытое, от инкрустированных камнями мечей до драгоценных статуэток, просто выбрасывалось в окно ожидавшим на улице подельщикам.

– Вы шутите, – не поверил Себастьян.

– Если бы, – вздохнул Франсийон. – Наконец какой-то офицер Национальной гвардии заметил шайку и поднял тревогу. Но ему потребовалось немало времени, чтобы убедить стражников вскрыть двери сокровищницы, которые, естественно, оставались по-прежнему опечатанными – и воры успели улизнуть.

– Хотите сказать, никого из них не поймали?

– Одного или двух, которые были слишком пьяны или слишком глупы, схватили на месте преступления, еще нескольких арестовали позже. Но из истинных зачинщиков так никого и не задержали. В конечном итоге пару грабителей казнили, остальных приговорили к непродолжительным тюремным срокам и вскоре амнистировали.

– Звучит довольно подозрительно.

Француз прочистил горло.

– Да, не правда ли? Общественность, естественно, была возмущена пропажей сокровищ нации. Одни пытались возложить вину на Марию-Антуанетту – смехотворно, учитывая, что королева в то время сама находилась под стражей. Другие считали, что это контрреволюционный заговор с целью уничтожить революцию, похитив богатства Франции. Но были и те, кто подозревал, что ответственность за случившееся несут силы внутри самого революционного правительства. Видите ли, министр внутренних дел еще в августе предложил распродать королевские драгоценности, а вырученные средства использовать для обеспечения революционных бумажных денег и покрытия других расходов, в частности, надвигавшейся войны с Австрией и Пруссией. Но предложение вызвало такой протест, что от замысла отказались.

– По крайней мере на публику, – заметил Девлин.

– Совершенно верно, – с серьезным выражением лица встретил его взгляд ювелир, затем отвел глаза. – Любопытный момент: Поль Миетт, которому приписывают авторство преступного замысла, незадолго до кражи сидел в тюрьме Ла-Форс вместе с десятком своих собратьев по ремеслу. Высказывалось предположение, будто их освобождение устроили люди из правительства.

– Говорите, этого Миетта так и не поймали?

– Нет. Он попросту исчез. Некоторые драгоценности помельче всплывали в Париже в течение дней и недель после кражи. Но крупные камни – «Голубого француза», «Базу» и множество других – больше никто не видел.

– Знаете имена кого-нибудь из сообщников Миетта?

Франсийон нахмурился, припоминая.

– Дайте подумать… Самые известные из них, вероятно, Каде Гийо, а еще тип по имени Десланж. Ну и Колло, конечно.

– Колло? – вскинулся Себастьян. – Имеете в виду Жака Колло?

– А вы слышали о нем? – изумленно взглянул собеседник.

– Слышал. Он утверждает, что происходит из династии парижских гранильщиков.

Откинув голову, ювелир расхохотался.

– Полагаю, Колло имеет полное право утверждать, что происходит из семейства, питающего неизбывный интерес к драгоценностям. Только боюсь, их таланты не имеют никакого отношения к искусству огранки.

– То есть?

– Колло – воры, – заявил Франсийон с отвердевшими чертами худощавого лица. – И в течение полутора веков, если не больше, промышляли воровством.

Девлин в своей гардеробной втирал в щеки золу, когда на пороге за его спиной появилась Геро. На руках виконтессы царственно восседал черный кот.

– Ну, и где он был? – покосившись на жену, улыбнулся Себастьян.

– Умудрился каким-то образом очутиться запертым на конюшне, в седельной кладовой.

– Кто-нибудь должен рассказать ему про любопытство, сгубившее кошку.

Высокомерно взмахнув длинным пушистым хвостом, кот спрыгнул с рук и убежал прочь.

– Я рассказывала, но он не проникся, – ответила Геро, переводя взгляд на поношенные мужнины штаны, кожаный жилет, затрапезный сюртук и не первой свежести рубашку, выбранные в лавках старьевщиков на Розмари-лейн. Виконт также обвязал вокруг торса накладку, которая действенно изменяла как его фигуру, так и поступь. – Правильно ли я догадываюсь, что ты не намерен провести сегодняшний вечер в своем клубе?

Не отводя глаз от зеркала, Себастьян наклонился к нему, добавляя немного золы, смешанной с кухонным жиром, в темные волосы на висках.

– У меня только что состоялась интересная беседа с тем ювелиром, Франсийоном.

– Вот как?

– По его словам, весьма вероятно, что похищение сокровищ французской короны в действительности было подстроено революционным правительством.

Оттолкнувшись от дверной рамы, виконтесса прошлась по гардеробной, потрогав сначала коробку с шейными платками, затем один из потасканных сюртуков, выложенных Калхоуном на выбор хозяину.

– Почему ты так уверен, будто этот голубой бриллиант вообще имеет отношение к смерти Эйслера?

– Пока что я в этом не уверен. Мне также рассказывали правдоподобные истории о безжалостных порядках Эйслера при взимании ссуд и о некоторой необычности плотских утех старика, которые вполне могли привести к его убийству.

Геро взглянула на мужа:

– Поясни, в чем состояла «необычность».

– Он принуждал молодых красивых женщин ложиться с ним в постель, когда те – или их мужья – просрочивали процентные платежи.

По лицу Геро пробежала волна отвращения.

– Я бы сказала, это переходит рамки необычности вплоть до жуткой мерзости. Чем больше узнаю об Эйслере, тем больше мне кажется, что его убийца заслуживает не кары, а награды.

Себастьян вытер руки полотенцем.

– Я бы согласился, если бы не одна мелкая деталь.

– Какая?

– Тот, кто убил Эйслера, намерен позволить повесить вместо себя невинного человека.

– Твоя правда. – Геро какой-то момент поколебалась, затем спросила: – Итак, почему тебя продолжают интересовать драгоценности французской короны?

– В силу каких-то причин, чем глубже я вникаю в дело Эйслера, тем чаще всплывает «Голубой француз». Он явно вписывается в происходящие события, я только не могу понять, куда и как.

– Поэтому приоделся разорившимся толстяком-трактирщиком?

Достав потертую черную шляпу, Девлин низко нахлобучил ее на лоб.

– Я решил, что следует еще раз поговорить с моим приятелем Жаком Колло. Начистоту.

– И что ты ожидаешь от него услышать? – улыбнулась Геро.

– Главным образом, что происходило с «Голубым французом» в промежуток времени между его исчезновением из Гард-Мёбль и появлением у Даниэля Эйслера незадолго до гибели старика. – Поставив ногу на край скамьи, Себастьян поправил спрятанный в сапоге кинжал, затем выпрямился и сунул в карман своего потрепанного пальто небольшой двуствольный пистолет. – И возможно – а вдруг? – где этот чертов бриллиант сейчас.

Глава 31

Ко времени, когда Девлин добрался до прихода Святого Джайлза, стало совершенно темно. Серп луны и несколько тусклых звезд, показавшиеся ранее в вечернем сумраке, скрылись за пеленой дыма и рассеявшихся по небу облаков. Запахи кухонных очагов и оставшаяся от дневного дождя пронизывающая сырость витали в воздухе поверх вездесущих зловонных испарений. Пока виконт рассчитывался с извозчиком, из тени соседней подворотни вынырнула растрепанная женщина в безвкусном, чересчур декольтированном алом платье и зазывно улыбнулась:

– Желаете развлечься, господин хороший?

Себастьян покачал головой и отправился прокладывать себе путь сквозь шумные, подвыпившие толпы торговцев и поденщиков, воров и карманников, проституток и нищих, рыская пристальным взглядом в море грубых, чумазых лиц.

Лондонский Ист-Энд кишел мужчинами, подобными Колло: выросшими в нужде и отчаянии, необразованными, обозленными и давно отбросившими нравственные основы, которые обычно сдерживали тех, кто смотрел на лондонское дно с неприятием. Большинство обитателей Ист-Энда были англичанами или ирландцами, но попадалось также немало французов, датчан, испанцев, даже выходцев из Африки. Перебиваясь кое-как со дня на день, питаясь в основном картофелем и хлебом, теснясь по пять-десять человек в одной комнатке, эти люди по-своему мстили системе, рассматривавшей их как необратимо «преступные элементы», которых нельзя перевоспитать и можно лишь удерживать от повсеместного распространения. Тех, кто не умирал в детстве или не погибал насильственной смертью, обычно ожидала либо петля, либо высылка в ужасную новую исправительную колонию Ботани-Бей, заменившую прежние адские бездны Джорджии и Ямайки.

С каждым сделанным шагом Сен-Сир все сильнее погружался в образ, которым часто пользовался во время службы в разведке в горах Иберии. Давным-давно именно Кэт Болейн впервые объяснила Себастьяну, что действенная маскировка – это больше, нежели выпачканное грязью лицо и надетые обноски. Для успешного обмана необходимо определить и сымитировать присущие каждому из людей отличия в движениях и выправке, в повадках и отношении к окружающим. Прямая осанка и непринужденно-уверенные манеры графского сына исчезли. Вместо этого Девлин переходил от одного трактира к другому, сгорбившись, втянув голову в плечи и бросая вороватые взгляды человека, который никогда не отдавал приказаний, которому приходится зубами и когтями пробивать себе путь в жизни, который зачастую не знает, где в следующий раз добудет еду, и понимает, что в любой момент на него может опуститься карающая длань закона.

Наконец в питейном заведении неподалеку от Грейт-Эрл-стрит Себастьян увидел объект своих поисков, совещавшийся за обшарпанным столом с какими-то тремя типами. Заказав пинту эля буфетчице, с виду никак не старше четырнадцати лет, Девлин встал спиной к прилавку, согнув ногу в колене и упершись подошвой сапога в грубые доски обшивки. Тяжелый воздух разил пролитым пивом, табаком и немытыми мужскими телами. Прищурив глаза от дыма, виконт наблюдал, как Колло кивнул собутыльникам, поднялся и направился в его сторону.

Себастьян замер.

Но француз проскользнул мимо него к двери, не выказав ни малейшего проблеска узнавания или подозрения. Его приятели остались за столом.

Поставив кружку, Девлин вышел за Колло в темную прохладу ночи.

Он последовал за французом по извилистой аллее, которую освещали только редкие факелы, вставленные в ржавые скобы высоко на потрескавшихся стенах, да тусклые отблески из толстых, грязных оконных стекол нечасто попадавшихся кофеен или забегаловок. Убыстрив шаги, Себастьян догнал Колло, когда тот проходил мимо узкого закоулка между закладной лавкой и свечной мастерской.

Словно почуяв за спиной опасность, Колло полуобернулся, и в этот самый миг Девлин налетел на него. Сила толчка бросила обоих мужчин глубоко в зловонную темноту закоулка.

– Mon Dieu! [23] – завопил француз.

Приперев Колло лицом к грубо сложенной кирпичной стене, Себастьян захватил его правое запястье и выкрутил руку за спину, действенно удерживая противника на месте.

– Bête! Batard! [24] – ругнулся тот, стараясь вырваться. Его лицо перекосилось, шляпа съехала набекрень, а видимый Девлину глаз до того выкатился, что можно было различить белый ободок вокруг темного, расширенного зрачка. – Только тронь мой кошелек, шлюхино отродье, и я …

– Закройте рот и слушайте меня очень внимательно, – прошипел виконт, сбрасывая притворную личину.

Колло застыл.

– Вы?!

– Да, я, – растянул губы в улыбке Себастьян.

– Что такое? Чего вам надо?

– Два правила, – спокойно произнес Девлин. – Правило номер один: даже не помышляйте соврать мне снова. Ложь имеет тенденцию меня раздражать, а я сейчас и без того не в лучшем расположении духа.

– Но я не…

– Правило номер два, – крутанул виконт руку противника так, что тот скривился. – Не тратьте зря мое время. Невинно засаженного в Ньюгейт могут повесить за преступление, которого он не совершал. Отнимая у меня время попусту, вы помогаете убить этого человека.

– Вы так уверены, monsieur, что тот тип и вправду невиновен? Возможно, вам…

– Забываете правило номер два, – ровным тоном напомнил Себастьян.

Француз притих.

– Сегодня я узнал любопытный факт, – вел дальше виконт. – Оказывается, вы далеко не из семейства парижских гранильщиков, а из потомственного рода парижских воров.

– Ювелирно огранять, ювелирно воровать – велика ли разница? – нервно хмыкнул Колло.

Себастьяна шутка не рассмешила.

– Расскажите мне о хищении сокровищ французской короны из Гард-Мёбль.

– Но я никогда…

Девлин ужесточил хватку.

– А сейчас вы забываете и правило номер один, и правило номер два. По вашим же словам, вы в 1792 году в Амстердаме продавали Эйслеру бриллианты. Я желаю знать, был ли среди них «Голубой француз».

Колло насмешливо фыркнул.

– Думаете, нам бы позволили оставить себе вещь настолько ценную, как подвеска ордена Золотого Руна?

– Кто «позволил бы»?

– Дантон[25]. – Француз выплюнул это имя, будто кусок подгнившей баранины.

Сообщение застало Себастьяна врасплох. Жорж Дантон, крупный, уродливый внешне человек-гора, первоначально бежал от революции, чтобы затем вернуться и прославиться как один из основателей революционного трибунала и творцов царства террора.

– Дантон? Не министр внутренних дел Роланд?

– Они оба участвовали в деле – и Дантон, и Роланд.

– Но ведь Дантон впоследствии отправил Роланда на гильотину.

– Так то впоследствии. А в сентябре девяносто второго они были заодно. Дантон и Робеспьер тоже одно время были не разлей вода, помните? Только разве это спасло головушку Жоржа, когда Робеспьер решил его сковырнуть?

Виконт развернул противника к себе лицом. В мерцающем свете, отбрасываемом дальним фонарем, вор казался бледным. Физиономия вытянулась, а глаз косил даже больше обычного.

– Почему я должен вам верить? – поинтересовался Себастьян.

Отвернувшись, Колло сплюнул.

– А какое мне дело, верите вы или нет? Говорю же, Дантон и Роланд хотели продать сокровища короны, потому что правительству нужны были деньги. Только другие на это не приставали. Вот Дантон и устроил «похищение».

– А «Голубой француз»? Что случилось с ним?

Отдаленный взрыв хохота на миг привлек внимание Колло к переулку в конце аллеи, затем француз перевел взгляд обратно на Девлина и ухмыльнулся:

– Вы что же, ничего не знаете? В то время в Вальми, всего в ста милях от Парижа, стояли объединенные войска Австрии и Пруссии, превосходившие французскую армию чуть ли не вдвое. Если бы тогда – в середине сентября – они двинулись на Париж, город бы пал. Революции пришел бы конец. Крышка. Дантон этого боялся. Он понимал, что его жизнь ломаного гроша не будет стоить, когда Людовик вернется на трон.

– На что вы намекаете? По-вашему, Дантон использовал королевские драгоценности для подкупа армий пруссаков и австрияков, чтобы те не атаковали Париж?

Колло резко, звеняще хохотнул:

– Не армий, а их командира.

Виконт изумленно вытаращил глаза, поскольку это утверждение открывало совершенно новый угол зрения на убийство Эйслера. Отступив на шаг, Себастьян так внезапно отпустил француза, что тот чуть не упал.

Ведь командующим прусско-австрийскими силами в битве при Вальми был ни кто иной, как Карл Вильгельм Фердинанд, герцог Брауншвейгский, муж английской принцессы Августы, сестры Георга III, и отец принцессы Каролины…

Нелюбимой супруги Георга, принца-регента.

Глава 32

Неожиданно очутившись на свободе, Колло спотыкающейся рысью припустил по аллее, неуклюже прижимая ладони к бокам. Полы его поношенного пальто развевались на сыром ветру.

Себастьян не стал удерживать француза.

Ему припомнились очертания кареты в ночи, перепуганный юный взломщик, бежавший к тем, кого он полагал своими союзниками, смертоносная вспышка пламени из темного дула винтовки. Кто мог так жестоко обойтись с парнишкой?

Ответ был очевиден: люди без зазрения совести и неразборчивые в средствах.

Те, кто не считается с потерей собственных агентов.

Те, у кого на карту поставлено куда больше, чем какой-то бриллиант, пусть даже редкий и крупный.

Все еще прокручивая в голове откровения Колло, Девлин вынырнул из аллеи в шумную суматоху большой улицы. Кто-то пиликал на скрипке, с полдюжины ирландцев танцевали джигу под одобрительные возгласы и смех одетых в лохмотья женщин. За ними, на противоположной стороне улицы стоял худощавый человек с изрытым оспинами лицом и в шляпе с узкими полями. Прислонившись плечом к кирпичной стене и засунув руки в карманы, он делал вид, что разглядывает улыбавшуюся ему бойкую рыжеволосую девицу. Однако когда Себастьян свернул к югу, в сторону Ковент-Гарден, мужчина поправил шляпу и, оттолкнувшись от стены, двинулся за ним.

Направляясь вверх по людной улице, Девлин сознавал присутствие соглядатая за своей спиной. Тот держался поодаль, стараясь не слишком приближаться. Но когда виконт остановился, чтобы взглянуть в запотевшее окно кофейни, следовавшая за ним тень остановилась тоже. Темноволосый незнакомец с узким, резко очерченным лицом, маленьким носом и острым подбородком был одет как поденщик или подмастерье…

Или как человек куда более сомнительного ремесла.

Тихонько посвистывая, Себастьян продолжил свой путь.

Преследователь не отставал.

По мере их приближения к улице Лонг-Акр толчея на улицах рассеивалась, округа становилась более приличной. Прибавив шагу, виконт свернул направо на Лонг-Акр и юркнул в темный дверной проем пуговичной лавки. Рябой вышел из-за угла, ступил три-четыре шага, прежде чем понял, что его цель внезапно исчезла, и резко остановился.

Выступив из дверного проема на свет уличного фонаря, Себастьян спросил:

– Кто вы и какого дьявола идете за мной?

Незнакомец стремительно обернулся. Вместо того чтобы притвориться непонимающим или испуганным, он выхватил из-под пальто грозного вида нож, ринулся вперед и полоснул по животу Себастьяна с такой силой, что распотрошил бы его, вонзись сталь в плоть. А так лезвие пропороло подушку, которую виконт обычно использовал в качестве накладки на торс. Белые перья пыхнули в стороны, осыпаясь трепещущим потоком на мокрую мостовую.

– Qu’est ce que c’est? [26] – на какой-то миг в замешательстве уставился на Девлина нападавший.

– Ах ты ж, сволочь, – выругался Себастьян, лягая противника по запястью.

Нож, завертевшись, отлетел в темноту. Следом Девлин нанес короткий прямой удар, который пришелся по скуле неизвестного и развернул его в сторону. Вторым ударом виконт смазал рябого по уху, сбив шляпу.

С разъяренным ревом тот нагнул голову и бросился на Себастьяна, размахивая кулаками. Но пух под ногами оказался склизким, подошвы нападавшего поскользнулись, и он потерял равновесие. Девлин отвесил еще один тумак ему в висок. Противник бросился наутек.

Соскочив с тротуара, он едва не угодил под коляску извозчика, запряженную норовистой гнедой кобылкой. Лошадь попятилась, испуганно заржав, а рябой бросился бежать по узкому переулку, ведшему к церкви Святого Павла и рынку Ковент-Гарден.

Девлин ринулся за ним.

Они выскочили из переулка на широкую рыночную площадь, лотки на которой уже были закрыты ставнями. Днем перед церковью Святого Павла размещался крупнейший столичный овощной рынок. Ночью это место переходило во владение лондонского полусвета. Накрашенные женщины в декольтированных платьях свистели и улюлюкали, пока мужчины пересекали площадь, неуклюже поскальзываясь на подгнивших капустных листьях и раздавленных фруктах.

Злоумышленник был худощавым, ловким и удивительно быстроногим. Вскоре Девлин обнаружил, что не только не догоняет его, но с трудом поспевает следом. Они промчали между рядами закрытых лотков, перепрыгнули груды мусора и обогнули оборванных сонных мальчишек, которые с недовольными криками выползли из-под темных прилавков. По противоположной стороне площади ехало старомодное ландо с парой разномастных лошадей в упряжке и седобородым кучером, облаченным в потертую ливрею. Единственная пассажирка экипажа – увенчанная тюрбаном вдова была либо слишком бедна, либо слишком скупа, чтобы нанять лакея для выездов. В прыжке с разбегу противник Себастьяна ухватился за скобу на задней стенке кареты и вскарабкался на запятки.

– Черт подери, – раздраженно выдохнул виконт, между тем как ландо покатило вверх по улице, унося своего непрошеного пассажира. Рябой, по-прежнему держась одной рукой за скобу, вскинул другую в насмешливом салюте.

Себастьян пробежал за каретой еще два квартала. Затем экипаж свернул на Стрэнд и, набирая скорость, направился на запад.

Девлин сдался.

Он согнулся, опираясь ладонями о бедра и судорожно втягивая воздух в пылающие легкие. Несколько последних перышек летало вокруг, словно мягкие хлопья первого снега.

– И кто же это был? – поинтересовалась Геро, останавливаясь на пороге мужниной гардеробной. В доме стояла тишина, комнату освещал только один подсвечник на туалетном столике.

– Не знаю. Но он француз. – Стащив испорченную рубашку через голову, Девлин развязал тесемки, удерживавшие то, что осталось от накладки на талии, и нахмурился при виде открывшейся под тканью плоти. Кончик ножа неизвестного пропорол так глубоко, что оставил длинный, болезненный след на нижней части живота.

– Ты приобретаешь впечатляющую коллекцию порезов на торсе, – заметила жена, отталкиваясь от косяка. – Теперь требуется всего лишь располосовать твой правый бок, и симметрия станет полной.

– Ха, – проворчал Себастьян, бросая в супругу разодранную накладку.

Геро, смеясь, увернулась, затем открыла фляжку со спиртом и обильно полила им сложенную чистую тряпицу.

– Кто бы ни был этот злоумышленник, он, очевидно, шпионил больше за Жаком Колло, нежели за тобой. Иначе бы знал, что твое выдающееся брюхо начинало свою жизнь пуховой подушкой.

– Скорее всего, ты права. В таком случае возникает вопрос: кто выслеживает Колло? И по какой причине?

Приблизившись, Геро прижала смоченную спиртом ткань к порезу. Себастьян с громким присвистом втянул в себя воздух.

– Жжет, да? – ласково поинтересовалась жена.

– Не знай я тебя, мог бы заподозрить, что мои страдания доставляют тебе некое изуверское удовольствие.

Виконтесса хмыкнула, склоняя голову и сосредоточиваясь на своей задаче.

– Повтори мне еще раз, что сообщил Колло о той краже.

Себастьян повторил, наблюдая, как мерцающий свет стоящих рядом свечей танцует на лице жены, как она прикусывает нижнюю губу, обрабатывая рану.

– Почему у меня отчетливое ощущение, будто ничего из рассказанного мною не является для тебя новостью?

Геро отложила тряпицу и тщательно закупорила фляжку.

– Что ты знаешь об отце принцессы Каролины, герцоге Брауншвейгском?

– Боюсь, немного.

– Герцог был удивительно образованным и неординарным человеком – настоящим учеником эпохи Просвещения. Его резиденцию в Вольфенбюттеле называли «Северным Версалем». Это было пристанище поэтов, художников и литераторов, дворец с уникальной коллекцией книг, картин и изысканной мебели.

– Похоже, Даниэлю Эйслеру там понравилось бы, – заметил Себастьян.

– Наполеону точно понравилось.

– Он разграбил замок Брауншвейга?

– Полагаю, «отнял» более верное определение. – Геро присела на краешек скамейки, между тем как Себастьян налил в таз для умывания теплую воду. – Наполеон таил злобу на герцога. Видишь ли, помимо того, что Карл Вильгельм был шурином короля Англии, тестем принца Уэльского и покровителем художников и ученых, он также считался одним из лучших полководцев Европы. Когда американские колонисты подняли против нас мятеж, добрый король Георг даже просил Брауншвейга возглавить британские войска. Тот отказался.

– По какой-то конкретной причине? – глянул на жену Девлин.

– Некоторые утверждают, будто герцог желал Георгу поражения, поскольку симпатизировал делу американцев.

– А это так?

– Подозреваю, что да. В 1792 году уже французское революционное правительство обратилось к полководцу с просьбой взять на себя командование их армией. Он также отказался, однако выразил поддержку проводимым реформам.

Себастьян потер лицо и волосы, смывая золу и жир.

– Тогда почему он согласился руководить объединенными силами Австрии и Пруссии?

– Не знаю. Вероятно, ему просто не оставили выбора. Но недоверие Брауншвейга к австрийцам было общеизвестно, как и его мнение, что император Австрии – кстати, тоже родственник герцога – круглый дурак.

Девлин потянулся за полотенцем.

– По словам Колло, во время похищения королевских драгоценностей войска Брауншвейга стояли всего в ста милях от Парижа.

– Совершенно верно, в Вальми, – кивнула Геро. – Известно, что революционное правительство пыталось договориться с герцогом – убедить его отступить. Переговоры действительно имели место.

– И?

– Предположительно, они ни к чему не привели.

– И все же герцог не пошел на Париж, – нахмурился Девлин.

– Не пошел. И каждый день его проволочки давал французам возможность подтянуть новые силы. Ты знал, что Иоганн Вольфганг фон Гете был с прусской армией в Вальми?

– Нет, не знал.

– Его рассказ о тех событиях весьма интересен. Гете был убежден, что затевается какое-то предательство. И утверждал, будто никаких вразумительных причин откладывать наступление не было.

– Но ведь в конечном итоге сражение состоялось.

– В конечном итоге состоялось. Хотя по большей части свелось к незначительной перестрелке. После чего Брауншвейг просто-напросто… отступил. На следующий день Национальный конвент упразднил монархию и объявил Францию республикой. Не прошло и четырех месяцев, как Людовик XVI был обезглавлен.

– Хочешь сказать, Колло прав – герцога подкупили?

Дата добавления: 2015-11-04