Автор: шахматная лошадка 32 страница

***

– Ох, ну наконец-то! – воскликнула Молли, кидаясь к камину, но тут же отпрянула.
Сколько Гарри ни репетировал по дороге, к объяснениям с миссис Уизли в реальности он не был готов.
– Э-э-э… Молли… – начал он неуверенно, сгрузив бесчувственного Рона на диван. – Дело в том, что ребята из Академии предложили нам посидеть немного, отпраздновать с ними. Мы действительно пытались уйти пораньше…
Под пристальным взглядом Молли он окончательно сник. Правда заключалась в том, что Рон принял приглашение Апполинариса и Фольвига совершенно самостоятельно, и цель их похода в маггловский паб неподалёку от Академии не имела ничего общего с днём рожденья Гарри. Собственно, они и "праздновать"-то начали ещё вчера вечером. Гарри набегался сам и загонял свою почтовую сову, всю ночь пытаясь разыскать друга, и был здорово удивлён, уже под утро наконец обнаружив его в компании двух будущих военных колдомедиков. Все трое были безобразно пьяны и производили впечатление закадычных приятелей, хотя в Академии их учебные группы никогда не пересекались. Гарри даже не сразу вспомнил, как их зовут, и был уверен, что Рон тоже не знал этого вплоть до сегодняшней ночи. Зато с ними вместе училась Гермиона, и это, в принципе, объясняло всё.
В общем, Гарри не мог сердиться на друга за то, что тот заставил его поволноваться, и за бессонную ночь накануне собственного дня рожденья, но вряд ли можно было рассчитывать на понимание Молли, которая так старалась ради этого праздника, так хотела, чтобы всё прошло идеально.
– Рональд Уизли, я же просила! – скорее с отчаяньем, чем со злостью воскликнула она, склонившись над сыном. – А почему он не принял протрезвляющее зелье?
– Он принял, – вздохнул Гарри.
Потратив почти час на уговоры, он всё-таки вытащил Рона из того паба и доставил его домой. Где неожиданно выяснилось, что их запас протрезвителя закончился. В результате Гарри отправил сову с запросом в аптеку Косого переулка, а сам, предусмотрительно заблокировав камин и наложив на дверь квартиры сигнальные чары, свалился, как подкошенный, и проспал до четырёх часов дня. А проснувшись, обнаружил, что на праздничный обед в Норе они уже безнадёжно опоздали, сова, отчаявшись достучаться в закрытое окно, оставила зелье на подоконнике, а Рон протрезвел естественным путём. По настоянию Гарри он всё-таки выпил протрезвитель, который избавил его от головной боли, но не смог улучшить настроение. Более того, Рона, страдающего от похмелья, было бы куда проще оттранспортировать в Нору, тогда как Рон, злой и полный энергии, категорически заявил, что сыт семейными сходками по самое горло и никуда не собирается. Короткий разговор закончился ещё более короткой дуэлью, в которой один пропущенный Ступефай решил дело. Гарри не мог позволить другу остаться в Лондоне одному.
– Энервейт! – бесцеремонно скомандовала подошедшая Джинни.
Рон мучительно наморщил лоб, но глаза не открыл.
– Рональд! – жалобно окликнула сына Молли. – Ну что с тобой такое! Неужели нельзя хотя бы ради дня рожденья Гарри побыть нормальным человеком…
– Оставь его, мам, – посоветовал из своего угла Джордж.
– Да, давайте уже сядем за стол, – поддержала брата Джинни, и Гарри незаметно с благодарностью пожал ей руку. – Если Рон захочет, он сам к нам придёт.
– Флёр, дорогая, помоги мне с тарелками! – переключилась на бытовые заботы Молли и, кинув на младшего сына крайне неодобрительный взгляд, скрылась в кухне.
Джинни потянула Гарри за собой к лестнице, где они расположились на нижних ступеньках.
– Я соскучилась, – прошептала она, снимая с Гарри очки и поудобнее устраивая голову на его плече. – Почему ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе в Лондон?
– Я хочу, – возразил он. – Просто сейчас это не очень удобно. Никто не поверит, что Рон позволил тебе занять её комнату…
– Ну не вечно же там будет музей! – слегка раздражённо ответила Джинни, но взгляд её тут же сделался виноватым, как будто ей стало стыдно за свою резкость. – Гарри, меня беспокоит, что с вами обоими происходит. Скажи мне, Рон что – совсем ушёл в запой?
– Конечно нет! – искренне возмутился Гарри. Рон на самом деле крайне редко нарушал спортивный режим. Только это не делало его более живым. – И ничего с нами не происходит, честно. Живём дальше. Но её комната… Ты не поймёшь… Она как будто только что из неё вышла, там даже "Высшие зелья" так и валяются в углу. Да, это глупо, но это даёт надежду…
– Я понимаю, – яростно закивала Джинни, – понимаю. Я сама иногда забываю, что её больше нет. Однажды проснулась и села писать ей письмо. Сначала какой-то свой сон пересказала, потом пригласила на каникулы в Нору, потом ещё о какой-то ерунде. Пишу и плачу, как дурочка. А потом проснулась по-настоящему, – она шмыгнула носом, и Гарри, обняв за плечи, прижал её ближе, – и всё вспомнила. И вдруг так захотелось на самом деле ей написать. И отправить это письмо – неважно, куда. Как будто всё в порядке. Так что я, правда, понимаю. Но, Гарри, это не может больше продолжаться! – Джинни повернула к нему лицо, и глаза её были полны непролитых слёз и отчаянья. – Я уже видела такое, когда мы потеряли Фреда. Ты знаешь, Джордж до сих пор иногда ведёт себя так, словно… Этот его дурацкий магазин! Думаешь, он хоть сколько-нибудь счастлив заниматься имтеперь? Ничего подобного, он однажды сам сказал: "Я должен". Должен, понимаешь?! И я не хочу, чтобы Рон превратился во второго Джорджа! Уже хватит. Почему бы тебе… вам не снять другую квартиру? Или переехать в Нору? Теперь тут достаточно места…
– Джинни, давай об этом попозже? Пойдём к остальным, а то, боюсь, твоя мама…
– Ну конечно! – она тут же вскочила на ноги и бодро потащила Гарри за руку. – Ты же герой вечера, а я тут…
– Только не обижайся! – Гарри заключил её лицо в ладони, с тревогой заглядывая в блестящие карие глаза. – Молли так старалась, а я опоздал…
– Что ты, я не обижаюсь! – она помотала головой. – Ты прав, успеем ещё наговориться. К тому же, – она хитро улыбнулась, – мой подарок я собираюсь вручить тебе отдельно от остальных, попозже.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал он, наклоняясь, чтобы коснуться её тёплых губ. – Я тоже скучал.

***

Всё-таки не следовало пить это дурацкое протрезвляющее зелье. Одним из его побочных эффектов являлось усиление чувства голода, а это было совершенно некстати. Конечно, можно было аппарировать домой или в какое-нибудь недорогое кафе, но это бы смертельно обидело маму. Поэтому в конце концов пришлось присоединиться к компании за столом и вести себя прилично. Ощущение было довольно противоречивым: одновременно Рон чувствовал себя ужасно виноватым – перед Гарри, перед мамой и остальными, но в то же время под слоем этой внешней вины за едва не испорченное им торжество была правота гораздо более глубокая и важная, он знал это точно. Фальшиво-жизнерадостный девиз, что жизнь должна продолжаться, ему совершенно не подходил. Её жизнь закончилась, оборвалась так нелепо и страшно, что вместе с ней закончился весь известный Рону мир. В том мире, который он знал, невозможно было представить, что Гарри не получил на очередной день рожденья ни одной книжки. В том мире вот тот стул напротив обязательно был бы занят. В том мире не было так тошно думать о бесконечном, словно резиновом лете, о бессмысленном и ещё более долгом предстоящем учебном годе, обо всей этой продолжающейся жизни, в которой не осталось ни единого шанса что-то переиграть.
В глубине души Гарри тоже знал это. Знал, что неправильно, почти кощунственно пытаться замолчать их общую боль, произносить оптимистические тосты, осторожно отводя глаза от пустующего за столом места, с деланым оживлением обсуждать реформирование Министерства и перспективы Палящих Пушек в будущем сезоне… Знал, но подыгрывал этой фальшивой непринуждённости, когда на самом деле надо было принять самому и отстоять перед другими неоспоримый факт: скорбь от их потери не пройдёт и не ослабеетникогда.
– Рон! Рон, я к тебе обращаюсь! – на лице мамы снова было то жалобное выражение, как будто она тоже понимала, что на самом деле неправа в своём желании жить как ни в чём не бывало. – Ты ведь сможешь, правда?
"Смогу что?" – в панике спросил он у Гарри взглядом, и тот немедленно пришёл на помощь:
– Ну конечно же мы сможем. Сборы у нас с Роном только через две недели, так что мы с удовольствием покажем Габриэль Лондон.
– А жить она опять сможет здесь! – с воодушевлением подхватила Молли.
– О, это так здо'ово! – воскликнула Флёр. – А то 'одители так невовгемя затеяли путешествие – как 'аз когда у меня в 'азгаге гемонт. Бедняжку Габи сове'шенно некуда девать…
Если принимать за чистую монету все эти стенания, то можно было бы подумать, что "бедняжке Габи" просто нет места в этой жизни – так часто её футболили из Лиона в Ракушку и обратно. В последнее время добавилась мода ссылать Габриэль к новым родственникам в Нору. Насколько редко Рон теперь ни наезжал в родительский дом, но стоило ему только объявиться на пороге, как вскоре оказывалось, что "бедняжку" в очередной раз "совершенно некуда девать". На почве совместной опеки над девочкой Молли как никогда сблизилась с Флёр, и даже обычно делакуроустойчивая Джинни в ответ на жалобы Рона заявила, что "Габриэль славная". Ещё бы, не её же вынуждали в такую жару проводить экскурсии для их "новой младшей сестрёнки", как Молли теперь называла Габриэль.
Пряча раздражение, Рон перевёл взгляд на дальний конец стола и ободряюще улыбнулся девочке. За весь последний час Габриэль не произнесла и пары слов и вообще вела себя настолько тихо, что, если бы разговор не зашёл о ней, Рон и вовсе бы её не заметил.
"Сколько ей лет – тринадцать? четырнадцать? А вейловские способности всё никак не проявятся", – подумал он вдруг.
И тут же вспомнилось, как во время Тремудрого турнира Флёр одним взмахом ресниц ровными рядами укладывала в штабеля мужскую половину Хогвартса. А следом в памяти всплыла картинка рождественского бала на четвёртом курсе: Гермиона в своей сногсшибательной сиреневой мантии, неожиданно оказавшаяся девочкой, сияющая редкой, но от этого только ещё более чудесной улыбкой. Впрочем, Рону милее был другой её образ – с несходящими чернильными пятнами на пальцах и вечной сосредоточенной морщинкой на лбу. Эта невыносимая всезнайка принадлежала только им с Гарри – до Виктора Крама, до Армии Дамблдора, до того, как война подхватила их и понесла, словно щепки… С тех пор они все стали совсем другими, но именно той самоуверенной заучки Грейнджер, трогательно близорукой в житейских вопросах, не хватало больше всего.
Снаружи послышалось урчание мотора. Судя по звуку, автомобиль свернул на подъездную дорожку Норы, и Артур немедленно выскочил из-за стола, следом за ним во двор высыпали все остальные. Из блестящей тёмно-красной машины с открытым верхом уже выбирались Луна в маггловском сарафане из какой-то лёгкой пёстрой ткани и огромной соломенной шляпе с полями и Невилл в джинсовом комбинезоне и клетчатой рубашке, выглядевший, как заправский фермер. За рулём сверкал белозубой улыбкой Дин Томас.
– Извините, мы опоздали, – заговорила Луна, приближаясь своим пританцовывающим шагом. – Это всё из-за знаков. Я говорила, что гораздо проще добраться сюда, следуя правилу лабиринта, но Дин меня не послушал… Кстати, ничего, что мы пригласили с собой Дина? Мы случайно столкнулись с ним в Косом переулке, и он выглядел таким одиноким…
– Конечно, хорошо, что вы его позвали! – закивал Гарри с энтузиазмом и тут же поинтересовался: – А что это за правило лабиринта?
– Всегда выбирать левый поворот. Так ты никогда не заблудишься, – безмятежно ответила Луна и протянула ему обмотанный красной лентой тубус. – С днём рожденья, Гарри!
– Спасибо! – он открутил крышку и уставился на какие-то деревянные рейки. – А что это?
– Это пирамида. В собранном виде она немножко громоздкая, так что я подумала, что лучше ты сам… Там прилагается чертёж.
– Понятно, – слегка растерянно протянул Гарри.
– Пирамиды очень полезны, – назидательно продолжила объяснения Луна. – Они концентрируют энергетические потоки в один направленный пучок. Слышал про излучение формы? В общем, ты можешь использовать её для самых разных вещей: хранить под ней продукты, выращивать растения, затачивать лезвия, можешь носить на голове – тогда она будет улучшать работу мозга. Ещё пирамиды лечат от многих болезней и способствуют долголетию…
– Спасибо, Луна! – Гарри ещё раз обнял её. – Как ваша практика у Спраут?
– Весьма познавательно, – важно кивнула она. – Нам с Невиллом выделили целую теплицу для экспериментов…
– И, кстати, мой подарок выращен там, – продолжил подошедший Невилл, показывая Гарри горшок с необычным растением, стебель и листья которого выглядели так, как будто они отлиты из какого-то светлого металла.
– Гарри, дорогой! – позвала от порога Молли, – Приглашай гостей в дом, что же ты!
– Да, ребята, проходите, – спохватился тот, жестом указывая дорогу. – Дин, рад тебя видеть!
– Спасибо, дружище, – Дин обменялся рукопожатием с Роном и Гарри. – Прости, что я без подарка…
– Ерунда! Чем занимаешься?
– Всё то же, – пожал он широкими плечами. – Играю в североамериканской квиддичной лиге. Приехал в Британию на несколько дней – навестить Симуса. Потом сразу обратно. А вы как?
– А мы с Роном в Академии. Рон, кстати, тоже в команде.
– Ух ты! – Дин оживился. – К нам не хочешь? В Америке очень ценят легионеров из Европы. Я серьёзно, легко могу тебе устроить смотр в команду!
Не успел Рон осознать суть предложения, как у него за плечом кто-то неожиданно фыркнул.
– Ещё бы! – с нескрываемым презрением произнесла невесть откуда взявшаяся Габриэль, выступая вперёд. – Собственной-то квиддичной школы у них нет и не было никогда!
Её короткая и абсолютно невежливая речь произвела на всех троих впечатление разорвавшейся бомбы. Дин наверняка был оскорблён столь нетактичным заявлением какой-то малявки – тем обиднее, что оно было довольно близко к истине. А Гарри и Рон настолько привыкли, что малышка Габи обычно представляет собой молчаливое приложение к Флёр и собеседницей не является по определению, что, наверное, меньше удивились бы, вздумай с ними заговорить фамильный упырь Уизли. К тому же она говорила на английском почти не коверкая звуки – во всяком случае, гораздо чище, чем её сестра, из-за чего возникло ощущение, что в тихую Габриэль вселилась какая-то незнакомая девчонка. А она стояла, как ни в чём не бывало, и с явной насмешкой в зеленоватых русалочьих глазах любовалась произведённым эффектом.
– Гарри! – снова позвала Молли, удачно прервав неловкое молчание. – Идите скорей!
Компания уже села обратно за стол, только Артур остался во дворе, словно приклеенный к машине Дина. Место Габриэль в углу было занято Невиллом, поэтому Молли срочно наколдовала ещё один стул по соседству с Роном. Тому ничего не осталось, как помочь маленькой нахалке устроиться рядом. Дин расположился напротив и тут же с энтузиазмом занялся содержимым своей тарелки, игнорируя брошенный ему вызов.
После нескольких громогласных тостов слово взял Невилл, до сих пор сидевший в обнимку со своим растением.
– Гарри, – начал он, осторожно левитируя горшок над столом прямо Гарри в руки. – Я вырастил этот цветок специально для тебя. Он называется Spei Certus…
– "Полный надежды", – перевела Флёр.
– "Полный надежды", – кивнул Невилл. – Я знаю, вы с Роном способны загубить и чертополох, но Spei Certus действительно неприхотлив, и я надеюсь, он проживёт у вас дольше обычного, – судя по смущённому румянцу, Гарри вспомнил незавидную судьбу мексиканского папоротника, до сих пор боровшегося за жизнь в их квартире. – Это уникальное растение: его используют в терапевтической практике для излечения депрессивных состояний, листья являются компонентом для омолаживающего зелья и для феликс фелиситис, если поставить горшок в изголовье кровати, то он будет работать как "ловец снов"…
– А ещё его цветы звенят, – добавила Луна мечтательно. – Надо только прислушаться.
Молли зашикала на пробирающегося к своему стулу Артура, и он замер на месте, а остальные отложили вилки и бокалы и уставились на Spei Certus, как снегом обсыпанный мелкими белыми цветами, вдыхая их сильный свежий аромат, который в одно мгновенье заполнил всю комнату. И вдруг Рон вспомнил, что ему девятнадцать, Мерлин побери, и захотелось вскочить на метлу и с ликующим кличем взвиться в небо, чтобы ветер засвистел в ушах. Можно было ехать на край света или вернуться в родительский дом – он где угодно мог найти себе занятие по душе. Его ладонь неожиданно накрыли чьи-то трепещущие пальцы, и, неохотно отведя взгляд от цветка, Рон встретился глазами с взволнованной Габриэль, детское лицо которой сейчас было полно вдохновенной веры в чудо. Он тепло улыбнулся ей и даже почти протянул руку, чтобы погладить по голове, но в этот момент Луна подняла палец, красноречиво склонив ухо к Spei Certus. И тут же Рону тоже начал мерещиться тихий звон, похожий на то, как ветер перебирает тонкие сосульки…
Раздавшийся на улице хлопок аппарации нарушил волшебство. Присутствующие недоумённо и растерянно переглянулись, неохотно стряхивая с себя чары цветка.
– Больше мы никого не ждём, – озвучила общую мысль Джинни.
И вдруг Гарри вскочил из-за стола и, даже не вытащив палочку, рывком распахнул дверь, почти нос к носу столкнувшись с гостьей, стоявшей за порогом.
– С днём рожденья, Гарри! – раздался её чуть хрипловатый голос. – Как же ты вырос…

__________
Spei Certus, иллюстрация от OkaVoka: http://www.ljplus.ru/img4/r/o/rough_book/_MG_0836.JPG

Глава 44.
Гарри смотрел на Гермиону, которая сидела под старой яблоней, прислонившись к стволу спиной, и размышлял о том, что глаза и голос – это всё, что осталось от неё прежней. Но в то же время эта новая Гермиона после нескольких прошедших с её возвращения дней казалась ему такой же родной и знакомой. В её поведении всегда было много материнского, что было совершенно неестественно для одиннадцатилетней девчонки, здорово раздражало в девчонке пятнадцатилетней и вызывало снисходительную улыбку, когда проскальзывало при общении с девятнадцатилетней девушкой. Но взрослая женщина, прошедшая обе войны с Волдемортом, продолжавшая хоронить друзей, когда для них с Роном уже всё закончилось, имела полное право на этот усталый взгляд, в котором можно было прочитать: "Вы не понимаете". Это действительно было очень сложно понять, гораздо легче – принять, не задумываясь. И он принял, почти без усилий, что Гермионе уже не девятнадцать, а тридцать два, что в глазах её больше боли и скорби, чем было сразу после битвы за Хогвартс, что она сделалась жёстче и резче в движениях и в чертах лица, растеряла тревожность и суетливость, став гораздо молчаливей.
Рону приходилось намного тяжелее.
"Она совсем другая, разве ты не видишь?!" – спросил он Гарри в первый вечер, точнее – уже глубокой ночью, когда потрясённая Молли наконец вернулась в реальность и решительно велела "детям" расходиться по спальням.
"Вижу, – ответил Гарри, погасив свечу, и шмыгнул под одеяло. – Билл тоже стал совсем другим после встречи с Грейбэком, разве нет?"
"Нет! Это другое!" – запальчиво возразил Рон.
"То же самое, – зевнул Гарри, блаженно вытягиваясь во весь рост. – Всё это внешние изменения…"
Рон только фыркнул в ответ, и этот короткий выразительный звук отлично заменил целую речь. Гарри было с чем поспорить и было с чем согласиться, но ужасно хотелось спать, и не было сил ни на то, ни на другое. У них впереди было достаточно времени, чтобы во всём разобраться. Но потом как-то так вышло, что все разговоры свелись к её воспоминаниям о молодых Мародёрах, Лили, родителях Невилла и других членах Ордена Феникса, о самой же Гермионе речь заходила редко. Она лишь вскользь упомянула, что училась на Слизерине, а потом работала в больничном крыле Хогвартса, немножко рассказала о войне, немножко – о жизни в Литтл-Уингинге. Гарри всё больше привязывался к этой новой Гермионе, Рон – всё больше от неё отдалялся, а она сама с каждым днём становилась напряжённее и скованней.
И сейчас, украдкой разглядывая её профиль, Гарри подумал о том, какими они все оказались эгоистами. С первого же дня, как только Гермиона поведала свою историю, обитатели Норы навалились на неё всей толпой, и каждый требовал рассказов об оставленных в прошлом дорогих людях. Исключение составили только Дин, Джордж и Луна, которые наутро отбыли в Лондон, дав торжественное обещание не трепать языками, и Рон, который, хоть и присутствовал при всех разговорах, по крайней мере не наседал на Гермиону с просьбами. Остальные же как с цепи сорвались. Миссис Уизли бомбардировала Гермиону вопросами о своих братьях, Фабиане и Гидеоне – особенно о Фабиане, с которым та, как выяснилось, была очень дружна. Они с Артуром даже вспомнили, как несколько раз Фабз планировал привести на праздники какую-то Джин из Хогвартса, но та так ни разу и не приняла его приглашение. Билл тоже расспрашивал о своём дяде, которого немного помнил. Сестёр Делакур заинтересовало знакомство Гермионы с молодой мадам Помфри. Оказывается их семьи общались, и скандальную историю старшей дочери Дювалей, сбежавшей с магглом без родительского благословения, вспоминали в Лионе до сих пор. Гермиона явно была очень смущена, когда поняла, что, упомянув девичью фамилию школьной медсестры, невольно выдала её тайну, но Флёр с Габриэль поклялись не сплетничать, и она немного успокоилась. Задержавшийся в Норе на пару дней Невилл жадно впитывал воспоминания Гермионы о его родителях. Она рассказывала о доме Кэдоганов в Норфолке, о свадьбе Алисы и Фрэнка, о письмах, которые они писали ей во время учёбы в Академии… Тут обычно вмешивалась Джинни, воспринимавшая несчастный случай с хроноворотом как одно большое приключение. Её интересовало абсолютно всё, но больше всего – война и деятельность Ордена Феникса первого созыва. А ещё она вбила себе в голову, что на Слизерин Гермиона пошла специально, чтобы внедриться в ближний круг Волдеморта, и продолжала развивать эту тему, несмотря на то, что та категорически отрицала что-то подобное.
Но переплюнул всех сам Гарри, который был готов часами выспрашивать о родителях, молодых Сириусе и Ремусе и, конечно, о собственном детстве. Почему-то из всего, поведанного Гермионой, больше всего запомнилось, как она незадолго до возвращения в своё время привозила его, почти четырёхлетнего, в Хогвартс. Ему даже показалось, что он начинает что-то смутно вспоминать: длинная лестница, на которой обязательно нужно было сидеть, опустив голову, комната с дверью в маленький каменный дворик, окружённый высокой зелёной стеной из каких-то вьющихся растений, тропинка через залитый солнцем луг и далёкие башни… Гарри уже не понимал, действительно ли эти картинки извлечены из памяти или его воображение просто дорисовало их, опираясь на рассказы Гермионы, но очень дорожил ими. И, даже если считать новую Гермиону совершенно другим человеком, ему она всё равно не могла быть чужой. А он ни разу даже не спросил, как она ощущала себя там и что чувствует сейчас.
– О чём думаешь? – он решительно приземлился в траву напротив неё, по-турецки скрестив ноги.
Гермиона повернулась к нему со странным выражением на лице.
– Правда хочешь знать? – Гарри неуверенно кивнул. – Думаю о том, что Нев теперь меня ненавидит.
– Да у него просто летняя практика! – воскликнул Гарри, шокированный таким заявлением. – Он действительно не мог больше оставаться. С чего ты вообще взяла… с чего ему тебя ненавидеть?!
Ещё один непонятный взгляд, под которым он почувствовал себя очень неуютно.
– Удивлена, что ты сам до сих пор не понял, – произнесла она еле слышно и закрыла лицо ладонями, но тут же решительно вскинула голову. – Гарри, я была в прошлом. Мне никто не стирал память. И я знала, что случится – что будет с Лили и Джеймсом… с Фрэнком и Алисой… И, как видишь, ничего не сделала.
Гарри не сразу нашёл в себе силы заговорить. Гермиона же ждала его реакции, не отводя глаз. Готовая принять любой приговор.
– И Невилл… Невилл из-за этого… Он поэтому так неожиданно уехал? Он так и сказал?!
Она помотала головой.
– Он ничего не сказал. Но он всё понял, я точно знаю. Я видела его лицо, когда… – голос Гермионы прервался.
– Да, такое не просто переварить, – глухо ответил Гарри. – Неудивительно, что он сбежал, не простившись.
– А ты? – отчаянно выкрикнула она, по-прежнему упрямо глядя на него в упор. – Ты тоже теперь хочешь сбежать?
"Хочу. Но не сбегу. Потому что никто не знает, что было бы если… Потому что ты, живая, мне дороже уже похороненного прошлого. Потому что я не могу потерять тебя ещё раз, не могу оттолкнуть. Потому что не хочу перекладывать на тебя вину, которую ты снова пытаешься взвалить на себя целиком – как тогда, когда сломалась моя палочка, и ты смотрела такими же несчастными, виноватыми глазами. Потому что сейчас ты опять напоминаешь мне себя настоящую, опять доказываешь, что твоей истинной сущностью всегда была ответственность. И если ты не вмешалась – значит действительно не могла, как бы ни рвалось от этого сердце…"
– Бедная, – сказал он вслух, беря её за руку. – Как же ты всё это выдержала?
И Гермиона позволила привлечь себя в объятье, спрятав мокрое от слёз лицо у него на груди. Гарри неловко гладил её по спине, по волосам, и думал, что по-настоящему она вернулась только теперь – словно треснул невидимый панцирь, заключавший в себе ту Гермиону, что полгода назад шагнула в камин, пообещав быть дома к ужину.

***

Рон в одиночестве наворачивал круги над холмом. Обычно полёты помогали восстановить душевное равновесие, но сейчас он даже не пытался успокоиться. Он чувствовал себя последней сволочью, но ничего не мог поделать с навязчивой мыслью, что эта новая Гермиона, вернувшись, окончательно украла у него девушку, которую он до сих пор любил. От этой мысли было недалеко до сожаления о том, что она вообще выжила, а ощущать себя подлецом, способным на пожелание мучительной смерти своей лучшей подруге, было непривычно и ужасно неприятно. И тем не менее, как он ни старался увидеть что-то знакомое в этой чужой женщине, получалось плохо. Особенно когда она смотрела на Гарри как на потерянного и вновь обретённого сына, а тот зачем-то подыгрывал и даже начал через раз называть её Джин.
"Так что, нашей Гермионы больше нет и не будет? – спросил его Рон, несколько дней наблюдавший всеобщий ажиотаж вокруг гостьи, и сам ужаснулся тому, сколько злобы прозвучало в этом вопросе. – Такое ощущение, что вам она интересна исключительно тем, что была в прошлом…"
"А у меня ощущение, что именно ты не желаешь признавать в ней "нашу Гермиону", – парировал Гарри. – Что же касается прошлого… Отчасти ты прав, мы все перегнули палку. Но представь себе, какой это уникальный шанс – для меня, для Невилла, для твоей мамы – спустя столько лет после потери наших близких встретить человека, который ещё совсем недавно общался с ними, хорошо их знал… Да что я тебе рассказываю, не ты ли всего неделю назад выбирал себе собутыльников только из того соображения, что с ними можно поговорить о ней, живой?"
"Ну и что ты хочешь мне этим доказать? – буркнул Рон. – Что её воспоминания о дяде Фабиане, к примеру, важнее, чем наше общее прошлое, которое для нас закончилось полгода назад, а для неё, поди, уже быльём поросло?"
"А ты бы с ней поговорил, – насмешливо предложил Гарри. – Тогда бы сам убедился, что она помнит, а что нет".
Рон и рад был бы последовать его совету, но чем больше проходило времени, тем всё более невозможным казалось просто подойти к ней и заговорить. Пихнуть, как раньше, плечом, устраиваясь рядом, и спросить: "А здорово тогда Гарри засунул троллю палочку в нос?!" Идиотизм. Ещё тупее было бы напомнить, как они напились перед первым разом. Настолько, что наутро Рон даже не был уверен, было ли у них что-нибудь. Да, это определённо была не та тема, которая бы подошла для первой беседы. "А ты только Гарри и Невилла нянчила? Может, меня тоже немножко?" Тьфу.
Рон заложил широкую петлю над садом, невольно выглядывая её силуэт среди деревьев. Прежняя Гермиона, скорее, сидела бы в доме, уткнувшись носом в очередную книжку. Эта – предпочитала проводить время на улице, как будто стены на неё давили. Она могла часами сидеть неподвижно, с закрытыми глазами, и была при этом мыслями где-то далеко-далеко, в той жизни, о которой они все не имели ни малейшего понятия, несмотря на то, что каждый вечер набрасывались с расспросами. Может быть, ему тоже стоило вместе с остальными не давать ей прохода и продыха, чтобы по крайней мере не сложилось впечатления, что ему всё равно. Может, если бы они привыкли разговаривать – пусть даже о дяде Фабиане, сейчас было бы легче восстановить потерянную ниточку, ведь, Мерлин побери, Гарри прав, это была всё та же их Гермиона, но с каждым днём они всё больше отдалялись друг от друга. Сегодняшний вечер был последним перед её отъездом. Последний шанс.
Занятый невесёлыми мыслями, Рон не сразу заметил, что в небо поднялась ещё одна метла. Он обратил на это внимание, лишь когда летун набрал изрядную высоту. И сразу стало понятно, что он явно не справляется с управлением: метла, как припадочная, совершала рывки из стороны в сторону, словно пытаясь сбросить наездника, а затем вошла в штопор и устремилась к земле. Рон с максимально возможной скоростью рванулся наперерез, уверенный, что не успеет.
Он перехватил древко спятившей метлы, когда до столкновения с землёй оставалось каких-нибудь пять ярдов, и она, узнав его уверенную руку, подчинилась, выравнивая полёт параллельно горизонту. Но разгон к этому моменту был такой большой, что от резкого торможения оба наездника свалились с мётел и покатились к подножию холма, переплетаясь руками и ногами. Наконец казавшееся бесконечным падение прекратилось, и Рон едва успел упереть ладонь в землю, чтобы не обрушиться всем весом на Габриэль. Несколько мгновений он, раскрасневшийся и встрёпанный, тяжело дыша, смотрел в её широко распахнутые глаза. Она медленно подняла руку, убирая забившиеся в рот волосы, и в этот момент Рон яростно прошипел:
– Это метла Фреда, идиотка! – и одним прыжком вскочил на ноги.
Подхватив с земли обе метлы, он решительно зашагал прочь, даже не потрудившись удостовериться, что она ничего себе не сломала. Поэтому не увидел, как Габриэль села, подтянув колени к подбородку, и уткнулась в них лицом, пытаясь унять подступающие слёзы злости и обиды.

Дата добавления: 2015-11-04