Автор: шахматная лошадка 31 страница

Глава 42.
– Ну и что тут у вас произошло? – спросил Северус, протягивая фиал с восстанавливающим зельем.
Но у Люциуса так кошмарно тряслись руки, что Северусу самому пришлось вливать в него содержимое фиала. Позорная слабость. Утешало лишь то, что выработать иммунитет кКруцио до сих пор не удалось никому. Так что Белле в данный момент было не менее паршиво. А может и похуже – всё-таки её драгоценный Лорд впервые подверг свою самую верную слугу пыточному заклятью. Самому Люциусу уже довелось раз узнать всю тяжесть хозяйского гнева, когда пришло время платить за провал в Министерстве. По сравнению с этим год в Азкабане вспоминался как каникулы. Не самые беззаботные, но уж во всяком случае гораздо более спокойные, чем нынешняя жизнь в заложниках у окончательно спятившего Лорда.
– Если бы ты поторопился, то сам бы всё увидел, – буркнул Люциус, вновь прикрывая глаза.
– Если бы ты понятнее выразился, может и поторопился бы, – парировал Северус, устраиваясь в кресле. – К тому же у меня там тоже… проблемы.
– Я бы и выразился понятнее, но у меня в тот момент за спиной бродил Петтигрю. Сам понимаешь… – они обменялись одинаковыми брезгливыми гримасами.
– Так что случилось?
– Да то же, что и всегда. Поттер.
– Что?! – напускное спокойствие слетело с побелевшего лица Северуса. – Говори, что с ним!
– Ничего страшного, – Люциус скривился, массируя саднящее горло. – Я же тебе сто раз говорил, что за этого мальчишку можно не переживать. С ним никогда ничего не случится.
– Люц, твоя теория… Ты даже мысли не допускаешь, что можешь ошибаться? Что если у него нет никакой особой защиты? Может, эту защиту ему должны дать мы? Может, так она и работает, эта магия – притягивает к нему на помощь тех, кому небезразлично…
– Мне – плевать! – отрезал Люциус. – Я тянул время, да, но кидаться на его защиту бы не стал. Уж скорее помощь нужна была его лохматой подружке…
– Грейнджер?! – Северус даже привстал от удивления. – Она тоже здесь была?
– А ты когда-нибудь видел Гарри Поттера без свиты? По-моему, во все крупные неприятности они влипают вместе, разве не так? И младший Уизли, разумеется, тоже.
– Ладно, переходи к делу. Что им понадобилось в твоём доме?
– Визит вежливости! – фыркнул Люциус. – Их приволок наш четырёхлапый приятель. Как только я увидел их во дворе, тут же связался с тобой, как мы и договорились. Хотя смысла в этом нет никакого, – он возвысил голос, не давая Северусу себя перебить. – Ты не можешь быть в ответе за всех подростков Британии! Они даже не все ученики Хогвартса, так что можешь не начинать снова петь мне про свой директорский долг. Но если вдруг охотники и поймают кого-то из твоих студентов, твоё присутствие ничего не даст. Ты всё равно не можешь ни за кого заступаться перед Лордом. Да и не так всё страшно: дочка этого писаки, например, так и сидела у нас в подвале, живая и здоровая, зря ты волновался. И сбежала вместе с Поттером, кстати.
– А тебя всё это забавляет? – глухо спросил Северус, явно совершенно не склонный "смотреть на это легче".
– Просто не могу видеть, как ты изводишься, – ответил Люциус серьёзно.
– Оставь это! – Северус безнадёжно махнул рукой. – Я по-прежнему настаиваю: если сюда приведут кого-нибудь, особенно детей – сразу сообщай. Я должен… хотя бы знать… – он опустил голову так, что лица совсем не стало видно. – Так что там с Поттером? И что там с Грейнджер?
– Грейнджер познакомилась с главным талантом Беллы, – Люциус невольно вновь поднёс руку к горлу – одна только мысль о пыточном заклятье посылала по телу болезненные импульсы.
– Ты серьёзно? – потрясённо выдохнул Северус. – Белла её пытала?
– Собственноручно, – кивнул Люциус. – Хотела знать, откуда у них меч Гриффиндора. А твоя Грейнджер до последнего утверждала, что это подделка.
– И Белла поверила?
– Ага. После того, как это подтвердил какой-то гоблин. Его тоже Грейбэк привёл. Гоблину, конечно, виднее, но мне непонятно, зачем Поттеру таскаться с фальшивкой? – Люциус красноречиво посмотрел на друга, но ответом ему было совершенно непроницаемое выражение лица. – Ладно, можешь не говорить. А потом наш вечно выживающий мальчик каким-то образом выбрался из подвала и устроил в гостиной побоище. К сожалению, в подробностях описать не могу, потому что большую часть этой сцены я пропустил. Валялся без сознания после поттеровского Ступефая, – добавил он, отвечая на вопросительно поднятую бровь Северуса. – А Добби – помнишь ещё такого? – едва не убил Драко. Люстру на него уронил, вообрази себе! Недаром я его терпеть не мог всегда…
– Ты, Люц, вообще эльфов терпеть не можешь, – поддел его Северус.
– Ну да, – легко согласился он. – Либо жалкие подлизы, либо предатели. Гнилой народец. В общем, откуда и когда появился Добби, я понятия не имею, но всех твоих героических студентов он куда-то аппарировал. Вместе с тем гоблином и Олливандером. Вот и вся история. Если не считать последующих объяснений с Лордом, – с этими словами он снова непроизвольно потёр горло.
– А как Лорд вообще узнал, что у вас в руках был Поттер? Белла совсем утратила чувство реальности и решила честно доложить о провале?
– Нет, просто она вызвала Лорда, когда считала, что всё под контролем. На этот раз её подвела основательность, – Люциус слабо улыбнулся, несмотря на ноющие лицевые мышцы. – Пока выясняла, откуда у детишек артефакт, который ты лично отправил в хранилище в Гринготтсе… – он сделал выразительную паузу, но Северус сохранил невозмутимость, – пока разбиралась с Грейбэком и его командой, пока поттеровскую подружку пытала… В общем, у Поттера было достаточно времени, чтобы что-нибудь предпринять. К тому же, – Люциус доверительно понизил голос, изображая предельную искренность, – сначала нам надо было убедиться, что Поттер – это Поттер.
– Это что – такая огромная проблема? – изумился Северус.
– Представь себе. У него лицо каким-то заклятьем было изуродовано. Всё оплывшее. Да ещё Драко, умница, как по нотам разыграл. Может Поттер, может нет. Вроде Уизли, а с другой стороны… Если бы не Белла, Грейбэк бы на это точно купился.
– А сказать, что это не Поттер, Драко не мог?
– Ну, знаешь ли, Белла сумасшедшая, но уж точно не дура. К тому же, насчёт сохранения не-Поттера живым нет никаких распоряжений Лорда. А вот кого-то, кто может оказаться Поттером, нельзя и пальцем тронуть.
– Но спутников Поттера это распоряжение не касается, – сумрачно напомнил Северус. – То есть ты опять подставил Уизли и Грейнджер.
– Что значит – опять? Ты мне до смерти будешь припоминать Министерство? – Люциус в раздражении вскочил с дивана и, подойдя к окну, уставился на фонтан. – И, кстати, никого там не убили. Даже не покалечили. Ах да! – он демонстративно хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл, как беспомощные детки выбили Уолдену глаз. В общем, неплохо справились с бандой нехороших тёмных волшебников, я считаю.
– Это не твоя заслуга, – холодно возразил Северус. – Ты, помнится, разрешил "убить остальных". Детей, Люциус, ровесников твоего сына!
Люциус прислонился лбом к прохладному стеклу, считая до десяти.
– Чтобы я ещё хоть раз согласился показать тебе свои воспоминания! – вырвалось у него на счёте "шесть". – Как будто непонятно, что ни Белле, ни Долохову никакогоразрешения не требовалось! Что, я должен был им прямо там мораль читать о том, что "это же дети"?! А остальные и так не стали бы причинять вашим воинственным школьникам никакого вреда, ты это знаешь не хуже моего. Зато у Лорда не было оснований усомниться в моей лояльности. И всё равно в итоге никто не погиб!
– Победителей не судят, да? – ядовито поинтересовался Северус.
– Именно так. Главное – результат.
– Между прочим, в результате Грейнджер и оба Уизли пострадали довольно серьёзно.
– Плевать! – отрезал Люциус в сердцах. – Живы – и ладно. Поттер цел, пророчество Лорду не досталось, меня всего лишь полчаса круциатили, а не скормили сразу Нагини – чем тебе не результат?
– Значит, Поттер цел – это результат? – усмехнулся Северус, и Люциус понял, что его развели, как младенца.
– А чем ты недоволен? – огрызнулся он. – Поттер – наш единственный шанс на победу. На свободу.
– Не заговаривай мне зубы. Просто признайся, что тебе не плевать на его жизнь. И что ты действительно кинулся бы его защищать, возникни такая необходимость.
– Вот уж вряд ли, – покачал головой Люциус. – Но ты прав – мне не плевать. Пока он жив – она тоже где-то здесь.
Северус издал тихий стон досады. Их беседы на эту тему всегда заканчивались одинаково. Скептик Северус не желал признавать очевидного. Можно было сколько угодно совать ему под нос "Комментарии" Гуннара Фридрикссона и предъявлять воспоминания о той проклятой пятнице. Даже после того, как Люциус покопался в голове у Боуда – того невыразимца, который помог Дамблдору убить Джин, – Северус продолжал спорить.
"Ну и что доказывают эти картинки? Это может означать всё, что угодно!"
Ментальная блокировка против вторжения в сознание невыразимца оказалась слишком мощной, но в основном она предназначалась для охраны вербальной информации, которую пытались получить с помощью Империо, веритасерума и тому подобных воздействий. Ставить же защиту на визуальные образы в Отделе Тайн пока не додумались. И те несколько немых сцен, что Люциусу удалось увидеть, сказали ему достаточно.
"Северус, её замуровали в каком-то… каменном мешке! Она плакала и хватала господина директора за руки. А он стоял и смотрел. Смотрел, как… И ты продолжаешь ему верить! Хотя сам понимаешь, какая это чушь – насчёт Канады. Она никуда не уезжала, её убили – ради того, чтобы у "светлой стороны" был свой непобедимый Герой…"
Сначала Люциус ненавидел этого ребёнка. Первый год – ярко, страстно, до ночных кошмаров, в которых он нёс Поттера на руках по бесконечно длинной лестнице на Астрономическую башню, зная, что собирается сбросить его оттуда на камни центрального двора. Сон всегда обрывался в одном и том же месте – когда Люциус тянул на себя дверь и их с Поттером обдавало сырым ночным ветром. И в этот момент доверчиво прижимавшийся к его плечу мальчик вдруг начинал бешено вырываться, хрипло крича: "Джин! Джин! Джин!" Люциус просыпался от собственного крика. Знай он, где Дамблдор прячет своего Героя – возможно отправился бы туда, чтобы свернуть его тощую шею. Просто чтобы прекратить подступающее безумие. Но время шло, боль притупилась, дикие сны отступили, и Люциус почти убедил себя, что ему больше нет дела до Мальчика-Который-Выжил. Пока Драко не поступил в Хогвартс.
Тогда появилось глухое раздражение. Люциус даже честно верил, что он просто переживает неудачи сына, что Поттер бесит его лишь потому, что вечно переходит Драко дорогу, потому, что ему всё сходит с рук, потому, что он – директорский любимчик. Только когда Северус летом рассказал ему о том, что мальчик пережил встречу с Лордом и помешал его возрождению, Люциус впервые почувствовал искру истинного интереса к тому, ради защиты кого Джин добровольно рассталась с жизнью. Но прошло немало времени, прежде чем он понял – она всё ещё живёт. Пусть её больше нельзя увидеть, нельзя к ней прикоснуться, но удачливость Поттера была лучшим доказательством, что Джин не покинула этот мир окончательно, как он подумал сначала. А иногда в его присутствии Люциус даже чувствовал её магию. Это сводило с ума вернее, чем ночные кошмары. В мальчишке не было совершенно ничего уникального, чего-то, что сделало бы его достойным её жертвы, её покровительства. И напрасно Северус так верил в то, что Люциус был готов вместе с ним играть роль провидения, подстраховывая вечно попадающего в переплёт Поттера. Скорее уж наоборот – порой ужасно хотелось самому протестировать его феноменальное везение, чтобы собственными глазами убедиться, что тот действительно справляется лишь благодаря помощи свыше. Что бы она предприняла, если бы Героювздумал угрожать Люциус? Осталась ли у неё какая-нибудь память о жизни в теле Джин Найтли, магглорождённой колдуньи? И если да – то могла ли она подать знак? Что нужно было сделать, чтобы она захотела его подать? Все эти вопросы занимали Люциуса гораздо больше, чем реальность грозящей Поттеру опасности, в которую он никогда по-настоящему не верил. И каждая встреча вызывала такой клубок противоречивых эмоций, что становилось трудно дышать.
– Если она "где-то здесь", – заговорил Северус после небольшой паузы, – то вряд ли в восторге… А, ладно!
– Нет уж, продолжай! – потребовал Люциус, резко поворачиваясь к нему.
– Думаешь, она одобрила бы то, каким ты стал? – буркнул Северус неохотно, отведя взгляд, но тут же тряхнул головой, откидывая волосы с лица, и уставился на Люциуса в упор. – Думаешь, порадовалась бы, что ты поддерживаешь травлю магглорождённых? Позволяешь пытать детей в собственном доме? Держишь в подвале пленников?
– А ты что предлагаешь? – несмотря на то, что говорить всё ещё было больно, голос Люциуса зазвенел от злости и обиды. – Если у тебя есть идеи, как отказать Лорду от дома, с интересом их выслушаю.
– Люциус, дело не в твоём истинном отношении к происходящему, а в репутации. В том, какие поступки тебе диктует твоя маска – помнишь, она именно об этом предупреждала?
– Кто бы говорил о репутации! – при виде исказившегося лица Северуса, Люциус тут же пожалел об этих невольно вырвавшихся словах и торопливо попытался смягчить свой выпад: – Для меня эта маска – залог выживания, для тебя – выполнения поставленной задачи. Мы не можем позволить себе быть добренькими ко всем…
– Добренькими?! Люциус, очнись, что ты несёшь! – Северус вскочил на ноги и тоже подошёл к окну. Гипнотизируя Люциуса пронзительным взглядом, он продолжил свистящим шёпотом: – На твоих глазах пытали девушку, почти ребёнка. А ты не вмешался – чтобы не привлекать к себе внимания? И ты думаешь, она… Джин признала бы этот мотив достойным?
– Я сделал для девчонки всё, что мог, – возразил задетый за живое Люциус. – В доме постоянно действует помеховая порча настроенная на магию Беллы. Здесь она и вполовину не так эффективно колдует, как могла бы. И, между прочим, если это заметит Лорд…
– …то ты скажешь ему, что дом просто чувствует твою неприязнь к свояченице, – фыркнул Северус, слегка смягчаясь.
– Кстати, о неприязни! – оживился Люциус. – Без жертв сегодня всё-таки не обошлось. Успокойся, – он положил руку на дёрнувшееся плечо друга, – эта новость тебя должна порадовать. Твои беспомощные детишки, убегая из подвала, расправились с Петтигрю. Что уж они там на него наколдовали, неизвестно, но наш хвостатый компаньон во цвете лет закончил свою блестящую карьеру…
– Не паясничай, Люц, – поморщился Северус. – Так Петтигрю мёртв?
– Мертвее не бывает.
Северус еле заметно кивнул, и его тёмные глаза при этом хищно сверкнули. На сегодня было достаточно нетактичных намёков, а не то Люциус непременно бы припомнил ему разговор двухлетней давности, произошедший спустя неделю после собрания, на котором Лорд отдал своему ручному колдомедику приказ избавиться от Боуда, пока к нему, чего доброго, не вернулся рассудок. Тогда Люциус выразил сожаление, что это поручение досталось не ему. Хотя втайне испытал облегчение, что не пришлось пачкать руки. Даже когда невыразимец был в его власти, когда захлёстывала ярость и боль после того, как Люциус своими глазами увидел, что Джин подчинилась лишь под прицелом двух палочек, – даже тогда он не смог убить одного из её палачей. Всё, на что он оказался способен – раздавить эту мразь, сокрушить его разум, превратить в растение. Но настоящее удовлетворение пришло, лишь когда стало известно, что с Боудом покончено.
Люциусу довелось испытать это чувство лишь единожды. Врагов разного калибра было много: опасные – вроде Беллы и ещё некоторых "коллег", раздражающие – как этот безумный магглофил Уизли, нелепый патриарх своего идиотского рыжего семейства, сильные и ничтожные, отвечавшие взаимной ненавистью и не подозревавшие о вражде, и уж точно бессчётное число тех, о существовании которых он сам даже не имел понятия. И многие из этих врагов умирали. Но никто, кроме Боуда, не вызывал такого страстного желания поплясать на его костях после смерти.
Тогда, наверное, состоялась их с Северусом самая крупная ссора. То, что наполняло Люциуса мрачной радостью и торжеством, у Северуса вызвало лишь ужас и отвращение. Он не желал ничего слышать о том, что Джин заслуживает, чтобы за неё хотя бы отомстили. И вот теперь сам не мог убедительно изобразить равнодушие по поводу смерти своего врага. Люциус слишком хорошо знал приметы этого чёрного ликования, чтобы обмануться его делано безучастным видом.
– Так что, не покажешь воспоминания? – задумчиво протянул Северус, и сразу стало понятно, что своего он всё равно добьётся.
Хотя бы потому, что лишённый палочки Люциус даже с поддержкой магии дома не смог бы эффективно противостоять мастеру легилименции, а для Северуса защита Поттера уже давно была гораздо важнее дружеских чувств и прочей сентиментальной ерунды. Это раздражало. Заботься Северус о мальчишке в память о Джин или этой самой его Лили – Люциус был готов понять и принять необходимость любой жертвы. Но тот уже много лет действовал исключительно по воле господина директора, даже сейчас, когда старый манипулятор почти год покоился в могиле. Может быть именно поэтому смерть Дамблдора, в отличие от смерти Боуда, не принесла Люциусу чувства удовлетворённой мести. Господин директор продолжал жить, пока жили те, кто ему верил, кто продолжал исполнять его распоряжения, кто по-прежнему считал его учителем, командиром и вообще предпоследней надеждой магической Британии. Последней, разумеется, был Поттер. Настоящей победой Люциус посчитал бы, если бы удалось развенчать этих двух фальшивых кумиров. Хотя бы в глазах Северуса. Если бы тот поверил в то, что Джин и есть младшая норна – единственная причина того, что Мальчик-Который-Выжил до сих пор выживает. Если бы перестал нести этот детский лепет о том, что она жива-здорова и когда-нибудь непременно вернётся. Если бы прекратил оправдывать и защищать Дамблдора, отрицая теорию Фридрикссона вообще и выводы Люциуса в частности.
– Хорошо, – согласился он, усаживаясь обратно на диван. – Но если я услышу хоть один упрёк…
– У меня складывается впечатление, что все мои упрёки ты просто игнорируешь, – пожал плечами Северус, поднимая палочку. – Легилименс!
Но вместо ожидаемой круговерти образов в сознании возникла глухая светло-серая преграда – не то пелена тумана, не то размытое, нечёткое изображение каменной стены. Чем больше Люциус пытался определить природу этого барьера, тем больше он походил на мираж, но стоило перестать вглядываться – и тут же можно было различить рисунок кладки, вплоть до мелких трещинок и выщербин.
– Люц, мы же, вроде, договорились! – возмущённый голос Северуса пробился сквозь шум в голове, и Люциус открыл глаза. – Мне действительно важно знать, что здесь было – во всех подробностях.
– Я понятия не имею, в чём дело! Это не я!
– Интересно… Беспалочковая окклюменция? – Северус нахмурился, но на этот раз не недовольно, а скорее озабоченно. – А с палочкой ты когда в последний раз тренировался?
– Она мне не подходит, сколько можно об одном и том же! – раздражённо ответил Люциус.
– Олливандер сделал точную копию твоей старой. Она не может не подходить. Ты здорово рискуешь из-за какого-то дурацкого каприза!
– Это не каприз, – упрямо сказал Люциус. – Я чувствую, что эта новая палочка совсем другая. Ты просто не понимаешь…
– Это ты не понимаешь, что нельзя просто перестать колдовать. И твоя беспалочковая магия – не выход. Знаешь, что происходит? – Северус напряжённо уставился Люциусу в глаза. – Твой дом – он теперь тебе вместо палочки. И это неправильно! – с нажимом добавил он, не давая Люциусу возможности вставить слово. – Да, он исполняет твои желания, может даже защитить тебя от прямых воздействий, но это не его собственная магия! Он использует твою энергию, он тянет силы из тебя. После того, как ты начал свои эксперименты, Малфой-мэнор превратился в один огромный артефакт, впитывающий твою магию, и ты скоро совсем перестанешь управлять этим процессом.
– Да перестань! Дом не делает ничего такого, что не совпадало бы с моими намерениями.
– Так значит, барьер ты установил сознательно?
– Нет, но…
– Так сними его! – Северус вновь наставил на него палочку. – Расслабься и захоти показать мне свои воспоминания.
– Ты же знаешь, что это неприятно, – поморщился Люциус. – Может быть дом чувствует это…
– И потакает твоему ребячеству, да? Легилименс!
На этот раз стена была настолько реальной, что от неё даже тянуло особым каменным холодом, а в трещинах кладки можно было разглядеть растущий мох. Люциус честно попытался сосредоточиться на том, чтобы открыть сознание Северусу, но не мог отделаться от мысли, что он там, за стеной. Для удачного проникновения в разум огромное значение имел голос легилимента, который вёл, направлял к нужным воспоминаниям, удерживал ментальную связь. Но сейчас Люциус слышал только звуки собственного сада: журчание фонтана, шорох веток, птичьи крики. Тогда он попробовал представить ворота – тяжёлые кованые ворота Малфой-мэнора. Картинка дрогнула и поплыла, трансформируясь по его воле в знакомые створки, но подъездная аллея за ними была пуста. "Северус!" – окликнул Люциус, чувствуя себя совершенно по-дурацки, ведь он совершенно точно знал, что друг в данный момент сидит напротив, но это никак не помогало избавиться от иллюзии. Он потянулся к прутьям решётки, ожидая, что рука пройдёт сквозь них, как это произошло бы в реальности, и даже вздрогнул от неожиданности, когда пальцы коснулись холодного металла. Люциус положил ладонь на замок. Но ворота вновь обманули его ожидания. Они не желали распознавать ни хозяйскую магию, ни Знак Мрака. В этот момент клубящийся вокруг туман сгустился, почти скрыв ворота из вида, а в следующее мгновенье перед Люциусом вновь оказалась знакомая стена. Только на этот раз её сверху донизу пересекала глубокая трещина. Которая прямо на глазах расширялась – как будто от мерных ударов тарана снаружи. Люциус, словно загипнотизированный, наблюдал, как содрогается кладка – снова и снова – и вдруг ему в лицо брызнуло каменное крошево, а более крупные обломки осыпались к ногам.
В проломе возник Северус собственной персоной. "Легилименс!" – снова выкрикнул он, и на этот раз заклинание сработало как надо. События сегодняшнего дня закрутились перед глазами: оскаленная гримаса Грейбэка, безумный хохот Беллы, перепуганный Драко, беспомощно хватающий Люциуса за руки, "Отец, я не могу, не-могу-не-могу…", скорчившаяся на мраморном полу девчонка Грейнджер, залитое слезами лицо которой скрыто под массой грязных спутанных волос, бессвязные причитания и всхлипы, удивление в мёртвых, словно восковых чертах Петтигрю, а дальше смертельный ужас и чудовищная боль, его семья, на коленях вымаливающая прощение у Лорда… И вдруг, без предупреждения, весь этот кошмар развеялся, превратившись в картинку залитого солнцем сада. Люциус даже подумал сначала, что Северуса вновь выкинуло из его сознания. Но нет, это тоже было воспоминание, в котором Люциус вышел на крыльцо Малфой-мэнора, бесшумно притворив тяжёлую дверь, и скользящим шагом приблизился к сидящей на ступенях Джин. Картинка была настолько яркой, настолько беззаботной и солнечной, что казалась реальней, чем все те четырнадцать серых лет, каждый день которых начинался с саднящей боли в руке, всё ещё помнившей резьбу двери в Отделе Тайн. И когда Джин обернулась – "Скажи, Малфой, это обязательно – подкрадываться к людям со спины?" – Люциус сначала даже не узнал её, настолько ожидал увидеть такой, какой она была перед самой смертью. А эта ослепительно юная незнакомка казалась совершенно земной, обыкновенной девчонкой в мешковатой мантии. Она хмуро щурилась от солнца и кривила губы, произнося какие-то дежурные гадости, – и была той восхитительно свободной Джин, над которой не было власти ни у Дамблдора, ни у самой Скульд. И если бы только семнадцатилетний идиот, украдкой уткнувшийся в её взлохмаченную макушку, понял, что держит в руках главную драгоценность своей жизни, если бы можно было объяснить ему, беспечному и самоуверенному, каменную тяжесть слова "поздно", – она никогда не выбрала бы Долг. Он бы ей не позволил. Они бы стали спасением друг для друга, если бы Люциус мог тогда хоть чуть-чуть заглянуть в будущее.
Жаркий августовский день почти тридцатилетней давности внезапно померк, затянутый серой дымкой, а затем обрушилась сплошная тьма.
– Открой глаза, – раздался у Люциуса над ухом усталый голос. – Ну что, убедился?
– В чём? – Люциус вызывающе вскинул подбородок, но боевой настрой угас, едва он только увидел, что Северус пытается остановить идущую носом кровь. – Что это с тобой?
– Спроси у своего дома, – буркнул тот, осторожно направляя на себя палочку.
И Люциус немедленно вспомнил, как вёл его, первокурсника, в больничное крыло после очередной драки, и как Джин выскочила навстречу, словно почувствовала что-то, и как Северус недовольно кривился, уворачиваясь от её рук, и бормотал, что с ним всё в порядке, а она отчитывала его, но укоризненный взгляд почему-то был обращён на Люциуса, как будто обвиняя во всех смертных грехах… Почему сегодня мысли постоянно возвращались к ней? Может из-за очередной встречи с Поттером, из-за её ауры, которую Люциус вновь уловил своим загадочным внутренним камертоном. "Родственная магия, – когда-то давно, когда Джин ещё была жива, объяснял этот феномен Северус. – Ты чувствуешь родственную магию. А после проведения ритуала ваша связь стала ещё крепче".
– Я снова слышал её! – торжествующе выпалил Люциус самое главное из всего, что сегодня произошло. – Джин была здесь, теперь уж точно. И даже не пытайся снова мне доказывать, что это самовнушение!
– Люц, не меняй тему! – наконец пассы Северуса дали нужный эффект, и кровотечение остановилось. – Ты осознаёшь, что это опасно…
– Да подожди! – досадливо перебил его Люциус. – Разве ты не понимаешь, как это важно? Я говорю тебе, что чувствовал её присутствие – а знаешь, что это значит? Не только то, что тебе придётся признать теорию младшей норны. Северус, ведь эта родственная магия – она же была в крови, так? Следовательно, это была магия Джин, а не Скульд!!! Понимаешь?! А значит, она не просто всё ещё существует – она осталась собой, она, может быть, узнаёт нас, может быть, пытается что-то сообщить…
– Остановись, – попросил Северус, потирая виски. – Ты не о том думаешь! Вместо того, чтобы что-то изменить в своей реальной жизни, ты забил себе голову какими-то дурацкими сказками. Твой хвалёный Фридрикссон – просто мошенник и безответственный мистификатор, и нечего так на меня смотреть!
– Но ты же видишь, что всё сходится! – заорал Люциус в ответ, вскочив на ноги.
– Да ничего у тебя не сходится! – вот теперь Северус явно разозлился. – Не объясняет эта теория ни того, откуда Джин взялась, ни того, почему ты то чувствуешь её, то не чувствуешь, и это уже не говоря о том, что Дамблдор никогда… – он вдруг запнулся, и по лицу пробежала еле заметная судорога. – Он не поступил бы так.
– Хочешь сказать, что человеческие жертвоприношения – это слишком высокая цена за победу над Лордом? – скептически осведомился Люциус. – Что-то мне подсказывает, что господин директор придерживался иной точки зрения…
– Как и сама Джин, – произнёс Северус почти шёпотом, опустив лицо так, что разобрать его выражение было невозможно. Но Люциус и так знал, что сейчас там была боль.
– Ты мстишь ей! – пришедшее вдруг озарение придавило его, как могильная плита. – Скажи, это месть? Ты столько лет жил с Поттером в одном замке, и все эти годы лелеял в себе ненависть – чтобы она мучилась? Ведь она наверняка чувствует твоё отрицание!
Северус поднял голову, и в глазах его появилось очень странное, неуместное выражение весёлого недоумения. Несколько секунд он разглядывал Люциуса, как какое-то экзотическое насекомое.
– Ну и фантазия! – наконец сказал он, откидываясь на спинку кресла. – Люциус, ещё раз тебе говорю, хватит сверлить меня взглядом. Я не мщу ей и уж тем более не отрицаю её существование. Это ты его отрицаешь, чёрт возьми! Я говорил и говорю, что никто твою Джин не сжигал, не замуровывал и не превращал в личную норну Поттера. Но тебе же больше нравится думать, что…
– Продолжай, – холодно велел Люциус. – Что же ты замолчал? Мне нравится думать, что она не могла меня просто бросить – а только умереть? Ты же это имел в виду, так?
– Всё не так, – помотал головой Северус. – Повторяю, ты думаешь не о том! Цепляешься за одну-единственную теорию, хотя она не выдерживает никакой критики, – вместо того, чтобы обратить внимание на по-настоящему важные вещи. Люциус, твой дом слишком много на себя берёт!
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Люциус, понимая, что отделаться от друга с его параноидальными подозрениями не получится. – Что тебе в этом не нравится? Так работает родовая магия. Я полгода жил без палочки, да и та, что есть теперь – совершенно ни на что не годится. Без Малфой-мэнора я был бы совсем беспомощным…
– Послушай внимательно, – серьёзный тон Северуса не оставлял сомнений в том, что, так или иначе, но он заставит себя выслушать. – Дом должен поддерживать тебя, да. Но когда ты начал упражняться в беспалочковом колдовстве, ты превратил Малфой-мэнор в единственный проводник своей магии. Ты напитал его своей энергией, и теперь канал связи между вами поддерживается помимо твоей воли! Думаешь, новая палочка случайно отказывается работать нормально? Потренируйся с ней за воротами – тебя ждёт огромный сюрприз, я уверен.
– Ты так и не сказал, что плохого в беспалочковой магии, – упрямо возразил Люциус. – А плюсов – огромное количество. Например, сколько Петтигрю ни шнырял – так и не сумел пробиться сквозь защитные чары и не подслушал ни одного важного разговора. С палочкой я бы никогда не добился таких результатов, а уж тем более – не смог бы противостоять пыточному заклятью или той же легилименции так, чтобы это не выглядело, как открытое сопротивление. Разве это – не преимущество? Белла ещё пару дней не сможет с постели встать, а я уже почти в порядке. Девчонка эта тоже держалась отлично, скажи спасибо, а то у Лорда и к тебе были бы вопросы…
– Скажи лучше, куда меч делся после того, как Поттер сбежал? – перебил его Северус нетерпеливо, явно думая о чём-то своём. – Этого в твоих воспоминаниях не было.
– Он его с собой прихватил, если верить тем, кто в сознании был в тот момент, – ответил Люциус. – Если тебя это интересовало, спросил бы прямо, чем пытаться ломать мою защиту.
– Это не твоя защита! – похоже, Северус вышел из себя. – Из тебя окклюмент, как… как… Люциус, приди в себя! Ты не властен над собственной магией – дом использует её по своему усмотрению, и чем дальше – тем это опаснее! А ты даже не сопротивляешься…
– Потому что меня всё устраивает, – отрезал Люциус. – Если этот кошмар когда-нибудь закончится, если Лорд будет побеждён, можно будет подумать о том, как сопротивляться дому. Хотя вообще это глупо…
– Глупо позволять кому-то или чему-то распоряжаться своей жизнью. Глупо сидеть в четырёх стенах и позволять убаюкивать себя приятными воспоминаниями.
– Ну да, у меня же есть такая замечательная альтернатива – вновь уговорить Лорда дать мне какое-нибудь поручение! – воскликнул Люциус с воодушевлением. – Как же я сразу не подумал, что обязательно надо заставить новую палочку работать, чтобы опять иметь возможность участвовать в рейдах – или как вы их там теперь называете? И конечно пусть Лорд беспрепятственно копается у меня в голове – там ведь нет ровным счётом ничего, что могло бы его заинтересовать, так? Разумеется лучше уж это, чем величайший легилимент современности Северус Снейп, не дай Мерлин, потерпит поражение!
– Мне пора, – сухо ответил Северус. – Когда надоест паясничать, подумай как следует, кто из нас сегодня потерпел поражение. И потренируйся с палочкой, – с этими словами он шагнул в камин и ядовито добавил через плечо: – Это никак не повредит твоим новообретённым способностям в окклюменции.
Взметнувшиеся зелёные языки слизнули сутулую фигуру, не дав Люциусу времени придумать достойный ответ. Но поднявшееся было раздражение так же быстро улеглось. Злиться на Северуса Люциус не умел совсем, любого повода хватало не дольше, чем на пару минут. А сейчас и вовсе не хотелось думать о только что состоявшемся разговоре. Гораздо важнее казалось проанализировать сегодняшние успехи. Если воспоминание о Джин не было вызвано по воле Северуса, значит во власти дома было воскрешать картины из прошлого без всякого думосбора. Стоило лишь научиться управлять процессом – и это действительно открыло бы новые возможности в окклюменции. Как бы ни иронизировал Северус, но он еле пробился через защитный барьер, возникший спонтанно. Интересно, многого бы он достиг, если бы Люциус сопротивлялся вторжению в свою память? Если бы с самого начала подставлял не те воспоминания, которые требовал показать легилимент? У Северуса просто не было бы шансов, вот откуда эта досада! Задетая гордость, которая всегда была его больным местом, заставляла говорить все эти глупости насчёт того, что Малфой-мэнор опасен. Хороший друг никогда не стал бы пытаться разоружить Люциуса в такое опасное время, уговаривая променять веками безупречно работавшую защиту родовой магии на жалкую деревяшку, которая была неспособна повторить и десятой части того, что могли старые стены. Если кому Люциус и мог доверять, то только своему дому, который всегда приходил на помощь, всегда окружал заботой, всегда терпеливо ждал, когда хозяин поймёт, что в том мире, за воротами, для него ничего не осталось…
Глава 43.
После духоты и суеты, царивших на кухне, сад Норы казался тенистым оазисом, где даже время замедляло ход. Джинни тщательно отряхнула руки от муки и с протяжным вздохом опустилась в плетёное кресло. Отец вяло шевельнул палочкой, пододвигая к ней предмет своей гордости – портативный маггловский холодильник, подаренный коллегами на юбилей. Бутылки в нём тоже были маггловские.
– Бери ту, что с красной крышечкой, – напомнил Артур.
Джинни тихонько фыркнула, вытягивая себе "Кока-колу". Родители до сих пор пребывали в непонятно на чём основанной уверенности, что ничего, крепче усладэля, их маленькая девочка в жизни не пробовала.
– Ну что, долго ещё? – страдальчески протянул Билл, которого разъярённая Флёр с позором изгнала из кухни, застав за дегустацией кремовых украшений её фирменного торта.
– Ждём именинника, – злорадно доложила Джинни. – Мама сказала, что без Гарри мы за стол не сядем.
Билл застонал ещё жалобней.
– Как думаешь, она примет во внимание, что голодная смерть одного из гостей слегка омрачит праздник? – с надеждой спросил он, втягивая щёки.
– Мы оттащим твоё тело в гараж, – с энтузиазмом пообещала Джинни. – Никто ничего и не заметит.
– Флёр, наверное, всё-таки заметит, – с ноткой сомнения вмешался Артур.
– Да, скорее всего! – оживился, почувствовав поддержку, Билл. – Джинни, не будь врединой, достань чего-нибудь пожевать.
– Можно подумать, Билли, жена тебя не кормит, – Джинни замаскировала ехидство лучезарной улыбкой. Страсть Флёр к овощным салатикам стала притчей во языцех после большого семейного сбора в Ракушке на первую годовщину их с Биллом свадьбы. – Ладно, помни мою доброту…
Прокравшись на цыпочках к окну кухни, она направила палочку на блюдо с пирожками. "Прав был Гарри со своим вечным занудством по поводу того, как важно практиковаться в невербальной магии!" – подумала она, когда небезупречно выполненное Ассио подняло в воздух несколько салатниц, а бумажный пакет с мукой опрокинулся, образовав небольшое белое облако. Но зато, пока Молли и Флёр, одинаково всплеснув руками, кинулись наводить порядок, Джинни шёпотом призвала злополучные пирожки и смылась с места преступления незамеченной.
– …значит, всё-таки несчастный случай? – донёсся до неё конец отцовской фразы, в ответ на которую Билл лишь кивнул.
– Вы о чём? Какой несчастный случай? – поинтересовалась Джинни, торжественно водружая на стол перед братом свой трофей.
– Закончено следствие по делу о пожаре в Мунго, – ответил Артур, в то время как Билл с довольным урчанием впился в пирожок. – Обвинение никому не предъявят.
– Как – не предъявят?! – возмущённо воскликнула Джинни, плюхаясь обратно в кресло. – Все знают, что это был поджог!
Артур только со вздохом развёл руками.
– Мало знать, нужно ещё доказать, – пояснил Билл. – Ни одной палочки найти не удалось, так что теперь не установить однозначно, кто устроил пожар, если это вообще было сделано нарочно. С тем же успехом это могла быть и чья-то стихийная магия…
– Ты веришь в то, что сейчас говоришь?!
– Я знаю только то, что вчера миссис Гойл получила в Гринготтсе компенсационную выплату. Это значит, что вину её сына доказать не удалось. А больше там никого не было, не считая Гермионы… – на некоторое время воцарилось тяжёлое молчание, теперь всегда сопровождавшее упоминание её имени. – И если рассматривать версию о поджоге, то она – точно такая же подозреваемая.
– Но это же полная ерунда! – Джинни вскочила на ноги, как будто собираясь немедленно бежать и доказывать кому-то свою правоту. – Это был не просто пожар – терракт и спланированное убийство Героини Войны. И у них ещё хватает совести…
– Никто и не обвиняет Гермиону, – успокаивающе произнёс Артур. – Просто, в отличие от Гойла, она была в здании с палочкой, что зафиксировано в журнале посетителей.
– Но у неё не было мотива!
– Так и у Гойла не было. Дежурная целительница и его лечащий колдомедик в один голос утверждают, что ничто не предвещало и что пациент всегда вёл себя примерно. Сбежать из палаты он мог от страха, когда всё загорелось. Этого теперь не установить. Вот поэтому следствие предпочли замять, очевидно.
– А я по-прежнему считаю, что всё было спланировано, и вовсе не Гойлом, – Джинни упрямо вздёрнула подбородок. – Кто-то просто выпустил его, чтобы он бежал. Что только доказывает…
– Джинни, остановись, – поморщился Артур. – Твоя версия совсем уж фантастическая.
– Это почему это?!
– Потому что не осталось на свободе никого из Упивающихся, кому бы под силу было провернуть такое. Пробраться в охраняемое здание, у всех под носом выпустить Гойла из палаты, зажечь огонь в нескольких местах, заманить Гермиону в ловушку и так же спокойно уйти, оставшись незамеченным? Причём, всё-таки бросив Гойла посреди пожара. Как-то неправдоподобно. Это ещё можно было объяснить тем, что в Мунго остался кто-то, до сих пор преданный Тому-Кого-Нельзя-Называть…
– Видишь! – торжествующе воскликнула Джинни. – Значит, это всё-таки возможно!
– Но всё указывает на то, что, кроме Мириам Страут, никто из персонала не был завербован. Она под веритасерумом взяла на себя ответственность за все известные нам случаи саботажа и нападений в Мунго. Нет ни одного свидетельства, что Тот-Кого-Нельзя-Называть действовал там через кого-то ещё…
– Как будто с тех пор, как её вычислили, нельзя было подкупить ещё кого-нибудь! – фыркнула Джинни, выхватывая у Билла из-под носа последний пирожок. – Это всего лишь вопрос денег – найти человека, который пронесёт в госпиталь палочку и передаст её Гойлу, а дальше он всё сделает сам. Персонал ведь не проверяют, сколько палочек они внесли, сколько вынесли, так?
– Ну и кому же это понадобилось? – снисходительно спросил Билл. – Война закончилась, все Упивающиеся Смертью в Азкабане…
– Да хотя бы Малфой! – перебила его Джинни раздражённо. – Он, что, уже у вас не Упивающийся?
Артур и Билл обменялись понимающими взглядами. Ненависть младшей Уизли к семейству Малфоев и её возмущение по поводу того, как легко они отделались, были темой ничуть не менее популярной, чем салатики Флёр. Все настолько устали от навязчивой идеи Джинни, что невольно, из одного только чувства противоречия были готовы оправдывать тех, кого она обвиняла.
– Как раз у Малфоя шансов организовать что-то на свободе практически нет. Сидит в поместье без связи с внешним миром, посещения только по специальному разрешению Министерства, даже счётом своим не распоряжается… Зачем ему все эти сложности, да ещё и с риском загреметь в тюрьму? Какой в этом смысл?
– А какой был смысл выпускать василиска в школе, где учится его собственный сын? Просто этот сноб так ненавидит магглорождённых, что у него отказывает всякий здравый…
– Пойду пройдусь, – вздохнул Билл, выбираясь из-за стола.
– Иди-иди, аппетит нагуливай, – язвительно прокомментировала Джинни, задетая тем, что её, как обычно, не воспринимают всерьёз. – Возразить-то нечего…
– Джинни, детка, – мягким голосом начал Артур, – та история с дневником никак не связана с магглорождёнными. Разве что в том смысле, что Малфой пытался таким образом дискредитировать закон "О защите магглов", который я продвигал, помнишь?
Джинни неуверенно кивнула.
– А не слишком ли это замысловато? – с сомнением протянула она. – Для того, чтобы провалить твой законопроект, подвергнуть опасности весь Хогвартс…
– В том-то и дело, что дневник вообще не должен был попасть в школу, – ответил Артур, извлекая из холодильника ещё одну бутылку. – План был гораздо проще: в тот же день, что мы встретились в Косом переулке, в Отдел обеспечения правопорядка поступил анонимный донос о том, что в Норе хранятся опасные артефакты. По счастью, это письмо попало прямо в руки Кингсли.
– И он не дал делу ход?
– Не совсем, – замялся Артур. – Сначала он спросил меня. Под веритасерумом.
– Ого! Так прямо и устроил другу допрос?
– Ну не допрос, конечно, но не мог же он… – Артур рассеянно потёр переносицу. – В общем, я не в обиде. Главное, Кингсли убедился, что ничего черномагического я у себя не держу, и дал время…
– …перепрятать получше твои усовершенствования маггловских штучек, – понимающе продолжила за него Джинни.
– Ну да. У меня была целая неделя. А потом в Норе состоялся обыск, – он поморщился.
– Почему же мы ничего не знали?
– Билл и Чарли знали. А вы все были в школе, и мы с мамой решили вас не волновать… – Артур виновато потупился. – Кто же мог знать, что у нас в доме действительно был опасный артефакт и что он находится у тебя? Мы с Кингсли потом даже вычислили этого анонима, он на самом деле работал на Малфоя. Один из наших, министерских… В общем, решили, что Малфой просто в очередной раз мутит воду, и успокоились…
– Папочка, – Джинни успокаивающим жестом накрыла ладонью сцепленные руки отца, заставив его посмотреть себе в глаза, – папочка, ты не виноват! Я сама была такой идиоткой… И потом, всё ведь обошлось!
– Обошлось… – сквозь зубы процедил Артур. – Если бы, не дай Мерлин, ты или кто-нибудь ещё из учеников пострадали из-за этого… я бы сам его удушил, и плевать, что он там планировал!
– Вот видишь! – Джинни расцвела победной улыбкой. – Ты и сам понимаешь, что я права. Такое нельзя прощать.
– Это ты не понимаешь, – устало возразил Артур. – Никто ничего никому не прощал. Все обвинения, которые можно было предъявить Малфою, были предъявлены. Всё, что можно было доказать, учли при вынесении приговора…
– Это не приговор, а какая-то насмешка! – перебила его Джинни. – И ты прав, я не понимаю. Не понимаю, как этот… как главный прихвостень Волдеморта отделался всего лишь домашним арестом!
– Думаешь, пожизненное лишение свободы – это такое лёгкое наказание?
– Да, думаю! – она вызывающе сверкнула глазами. – Живёт себе припеваючи, как ни в чём не бывало. Ещё, глядишь, дождётся смягчения приговора…
– Вряд ли, – покачал головой Артур. – Ходят слухи, что он не доживёт до зимы, так что…
– Вот бедняжка! – Джинни хищно улыбнулась. – Так глубоко раскаялся? Или по жене скучает?
– Откуда в тебе столько жестокости? – спросил Артур с грустью глядя на дочь.
– Дай подумать… – она чувствовала, что пора уже остановиться, но боль и разочарование переполняли так, что для здравого смысла места почти не осталось. – Может это потому, что за смерть Гермионы так никто и не ответит? И винить в ней следует совершенно неоправданное великодушие Визенгамота по отношению к тем, кого следовало бы сразу…
– То есть ты за то, что Грегори Гойла надо было не лечить пытаться, а сразу подвергнуть поцелую дементора? – во взгляде отца мелькнула самая настоящая неприязнь.
– Я за то, чтобы к преступникам относиться как к преступникам, – огрызнулась она. – За то, чтобы держать их в тюрьме, а не в больнице или в собственном шикарном поместье. А то, что Билл сказал про компенсацию – это уж вообще ни в какие ворота! Интересно, Грейнджеры тоже получили за дочь деньги?
– Нет, тут совсем разные случаи. За Гойла в момент пожара несла ответственность администрация Мунго. В договоре, заключаемом с ними, есть специальный пункт о страховке, которая выплачивается пациенту или его родственникам, если тот пострадал из-за неправильного лечения или несчастного случая по вине больницы.
– Всё равно это дико, – Джинни встала. – Я пойду посмотрю, чем ещё маме нужно помочь…
– Конечно, рыжик, беги! – Артур слабо улыбнулся, явно испывая облегчение от того, что не надо продолжать разговор, грозивший закончиться очередной ссорой.
Джинни обвила его шею руками, ткнувшись носом в колючую щёку, и замерла так на мгновенье. Иным способом признавать свою неправоту она не умела.

Дата добавления: 2015-11-04