Ханна Харнард «Путь к Высотам Твоим» 12 страница

На следующий день Господь отвел меня к идеальному месту молитвы. Не среди крутых склонов с нарциссовыми полями за проволочным ограждением, а через лесок возле гостиницы — на открытое пространство.

Здесь было все. Позади меня — лес, а вокруг и впереди — свободные, без ограждений, склоны, поросшие нарциссами. Прямо передо мной поднимались горы Савойи с Дан-дю-Миди на переднем плане, а сразу за ней — великолепная белая Монблан. Вот и синее небо, и яркий солнечный свет, и все вокруг так невыразимо прекрасно. Устремляясь вверх по краям гор, поднимается туман, но пики видны ясно и отчетливо. Из долины доносится звон коровьих колокольчиков. Другие звуки едва слышны.

Думаю, я уже начинаю осознавать, ради чего Господь опять привел меня в Швейцарию. Это касается больших изменений, которые, как я надеюсь и верю, происходят во мне по мере того, как Он помогает мне понять, для чего мы родились в этом падшем мире. И для чего нам доверена наша земная смертная жизнь. Думаю, для того, чтобы мы научились (так как на небесах, вероятно, это было бы невозможно) самозабвенно отдаваться любви к Богу. Ведь Он предполагает и создает только наивысшее благо.

На небесах достойны любви все и вся. Но, как сказал Господь Иисус, «если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?» (Мф. 5:46). На небесах все любят всех, в аду никто не любит никого. Но на земле мы находимся в окружении, идеальном для того, чтобы научиться любить так, как любит Бог. Чтобы полностью отказаться от себя ради любви к тем людям, которых очевидно трудно любить. Которые напоминают нам, что во многом мы сами совсем не достойны любви!

Любовь — это не чувство. Это всепоглощающее страстное желание помогать и благословлять, освобождать и утешать, ободрять и приносить радость другим. Точно так, как это всегда делал Господь Иисус.

Здесь, на земле, у нас есть возможность делать то, что Бог Любви совершает все время. И научиться отказываться от своего «я», чтобы любить, искать и спасать других. Испытывать не приятное чувство привязанности, не физическое удовольствие или удовлетворение, а наивысший внутренний восторг от того, что творишь добро, приносишь счастье и радость другим. Бросаться вниз, как водопад Брумбах, отдавая и не прося ничего взамен, кроме радости от того, что делаешь это! Когда мы на самом деле усвоим и начнем применять в своей жизни этот урок, мы начнем чувствовать себя «как дома» в вечном мире самоотверженной любви.

Здесь, в Лез-Аване, Бог говорил мне снова и снова: «Это такое счастье — любить и не просить любви в ответ. Дерзни стать счастливой!» Это не какое-то чувство, которого ты ждешь, и не какой-то человек, который вызовет эту любовь. Это твое решение. Я буду бросаться вниз, отдавая себя. И чем ниже я опущусь, тем больше любви смогу передать от Бога другим. Точно так же, как Сам Господь Любви, Который не был удовлетворен, пока не нашел и не занял самое низкое место во Вселенной.

Я провожу свои дни на земле, чтобы усвоить этот урок и стать способной любить вечно.

Послание нарциссов

Теперь я усвоила тот урок, который хотели преподнести мне нарциссы. Вчера после обеда я пошла на прогулку. Сначала тропа вела сквозь густой, скользкий лес. Затем вывела меня на далеко тянущиеся склоны, покрытые дикорастущими нарциссами. Там не было никаких проволочных ограждений. Вот они, эти цветы, во всем своем благоухающем великолепии. Великое множество, «которого никто не мог перечесть». Толпы в белых одеждах, среди которых то тут, то там золотом сияли лютики. Зеркальное отражение описанного в Книге Откровение (7:9, 10).

Нарциссы так ясно и с таким благоуханием донесли до меня свое послание. Я никак не ожидала услышать его от них. Но оно было очень и очень красивым. Я стояла среди них и почти не могла поверить в эту красоту и осознать, что все склоны на много миль вокруг также покрыты этими цветами. И тут я сделала открытие. Я увидела, что все это множество нарциссов, без исключения, смотрит с холма головками вниз! Все они повернулись взглянуть на долину внизу. Когда стоишь среди них, смотря вниз со склона, видишь только сверкающие белые спинки. Но если обернешься и переведешь взгляд вверх, увидишь множество маленьких лиц, и у каждого на голове золотая корона.

Да, действительно казалось, что я вижу отражение того, что апостол Иоанн увидел и описал в Книге Откровение:

«…взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть… стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих. И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу! <…> И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их» (7:9,10, 13–17).

Да, именно это говорили нарциссы, стоя ряд за рядом, ярус за ярусом на этих горных склонах. И все они, как в амфитеатре, в нетерпеливом ожидании смотрели на долину внизу. Они рассказывали мне обо всех тех, кто уже усвоил урок вечной любви. О тех, кто до нас прошел сквозь покров чувств в область святой любви, в свет присутствия Бога. Вот они, в нетерпеливом ожидании наблюдающие за нами, за тем, как мы усваиваем тот же урок. Среди них и мои собственные папа и мама. Если бы они могли воззвать ко мне из того мира, в который перешли, уверена, что они оба сказали бы: «Ханна, любить — это счастье. Полностью откажись от себя, чтобы любить. Пей от Духа Господа Любви и отбрось свое «я». Это — Крест. Но это и Жизнь и вечная радость».

После этого я спустилась в долину и начала подниматься по другому склону. Проходя через лесок, я наткнулась на небольшой дикий сад камней. По нему от заводи к заводи стекал маленький водопад. На мосту я остановилась передохнуть. В ближайшей заводи семь несчастного вида веточек бесконечно кружились и кружились в своеобразном миниатюрном водовороте. Я облокотилась на перила моста и стала наблюдать за ними. И ждала, когда они вырвутся из этого маленького водоворота и перельются через край вместе с ликующей водой, несущейся вниз все дальше и дальше. Но вскоре я поняла: эти бедные, несчастные веточки никогда не смогут решиться на это. Они будут продолжать вертеться до головокружения, неспособные вырваться и далеко внизу обрести свободу.

Наконец я отвернулась, оставила их и пошла вверх по холму. Я размышляла о водопаде Брумбах и о песне, распеваемой свободными водами по всему миру: «Всегда в низины бежим мы, быть ниже всегда хотим мы».

Целый час я все выше и выше взбиралась на холм. И все время была окружена нарциссами. Я никогда не видела ничего подобного. В долине больше не было гостиниц, кроме той, где я остановилась. Только несколько явно пустующих дач. И я бродила среди нарциссов целый час. Как будто и вправду мне было даровано благословение побывать среди этого множества в белых одеждах, которые сделались совершенными в любви. Я взирала на их радость и ослепительную славу.

«Это те, которые пришли от великой скорби», из земного мира в небесный. Они омыли свои одежды и убелили их кровью Агнца.

Женевский фонтан

Наступил день отъезда из Швейцарии. Я спустилась с горных высот и несколько часов должна была провести в Женеве. Я сидела в парке у озера и смотрела на знаменитый Женевский фонтан — символ Лиги Наций.

На первый взгляд — зрелище было впечатляющим. Вода взлетала на ошеломительную высоту, а потом низвергалась на землю широким потоком брызг. Но чем дольше я смотрела на этот фонтан, тем меньше он почему-то мне нравился. И вот я мысленно снова стояла на краю пропасти в Браунвальде и опять видела, как воды бросаются вниз с края скалы, самозабвенно отдавая себя. И я усвоила новый урок.

Женевский фонтан — полная противоположность Брумбахскому водопаду. Фонтан создан людьми, и он как-то странно бесполезен. Он искусственный. Он — как символ нереальной, вынужденной любви. В то время как водопад на горных склонах — это символ истинной любви, свободно изливающейся в восторге даяния. Женевский фонтан силой заставляют подниматься ввысь, и он сразу же падает туда, откуда его вытолкнули наверх. Как только его перестают выталкивать из-под земли силой, он прекращает свое существование. Одна и та же вода используется снова и снова, не выполняя никаких полезных функций, кроме того, что радует глаз своим неестественным и однообразным движением. В то время как настоящий горный водопад всегда низвергается с ликованием, теряя себя и даруя жизнь повсюду на своем пути.

О Господь, умоляю Тебя, сделай это чудесным, радостным идеалом моей жизни здесь, на земле, день за днем.

Самое высокое место

Швейцарский самолет, на котором мне нужно было возвращаться в Израиль, взлетел в 15.00. Погода была отличная: дождь закончился, туман рассеялся. Земля, когда я покидала ее, купалась в солнечном свете. Небо было яркого, божественно синего цвета. А у Господа моего была еще одна, последняя славная вещь, которую Он хотел мне показать.

Мы больше часа летели над Альпами. Этого я не ожидала. И даже не могла представить себе, какое это будет иметь значение. Если бы мы уехали на день раньше, все было бы скрыто туманом и дождем. Но сейчас все представлялось мне очень похожим на то, что видел Иоанн на Патмосе.

Женевское озеро осталось далеко позади. Затем мы пролетели над Монбланом, самой высокой горой Швейцарии. Она возвышалась над всеми остальными пиками, словно большой, величественный белый трон, «высокий и превознесенный». А вокруг него ряд за рядом, ярус за ярусом — бесконечные снежные пики Швейцарских Альп, как престолы патриархов, образовывали обширный полукруг. Затем другие горные цепи ближайших стран заняли место швейцарских гор, но эта великая громада почти целый час еще оставалась в поле зрения. Безграничное сапфировое небо над головой вызывало в памяти слова одного гимна:

Ангелов, архангелов полон неба храм,
Херувимы, серафимы славят Царя там!

Мне показалось, что там, в этом небе, в символической форме я увидела источник истинной любви. Великая, бесконечная высота, откуда в присутствии ангелов и архангелов, всего «воинства небесного», струятся в восторге самоотдачи истинные Вечные Водопады Любви. Действительно, часть Божьей любви непрестанно покидает трон ради окутанных туманом земных долин внизу. Так же как Господь Иисус Христос сошел на землю как «Живая Вода» — в далекие низины. Ибо написано:

«…в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца. <…> …Чтобы вам быть неукоризненными и чистыми, чадами Божиими непорочными среди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияете, как светила в мире, содержа слово жизни…» (Флп. 2:5–11, 15, 16).

Да, с самого высокого места во вселенной божественная Любовь устремилась вниз, в самые низины. Маленькие Брумбахские водопады этого мира — всего лишь крохотные картины и образы, с помощью которых наш Создатель учит нас этой потрясающей истине. И Монблан, и Альпы — только тени и подобия природы вечной любви. О! Благословен Создатель, Который посредством их показывает нам эту благоговейную и славную истину. Ибо Он и нас страстно желает сделать маленькими образами и отражениями Своей божественной любви.

В тот час в самолете над Альпами мое скупое, холодное, эгоцентричное человеческое сердечко на мгновение ощутило, что означает быть сынами и дочерьми вечного Бога Любви. Мы призваны любить с полной отдачей, на какую способны. Любить, как любит Он. И поэтому стать эхом — слабым и тусклым, но истинным — той вечной Личности, Которая дает нам капли живой воды, льющейся в водопаде Божественной самоотдачи.

Затем ласковый голос нашего Отца с нежной любовью произнес: «Ханна, позволь Мне помочь тебе применять на практике уроки, которые ты усвоила. Говори о них, демонстрируй их, когда вернешься на эту скорбную Святую землю. Заявляй свои права на великие и драгоценные обетования, которые Я дал тебе. Чтобы все больше и больше приобщаться к Моей природе — совершенной, святой, самоотверженной, божественной любви».

Итак, полет продолжался над многими странами, а потом над Средиземным морем, пока мы не достигли берегов Святой земли и не приземлились в аэропорту Лидда. Там я окунулась в совершенно новую жизнь, полную неожиданностей, сюрпризов и испытаний. Я начала свою писательскую карьеру. Очень скоро я стала ездить в разные страны по всему миру.

Шесть лет спустя, в 1955 году, мне посчастливилось еще раз посетить Браунвальд. И там, сидя на зеленых холмах, глядя на гору Ортсток, я написала книгу под названием «Путь к Высотам Твоим». Таким образом явились на свет в письменном виде те послания, которые я получила на том же месте шесть лет назад.

О, что за жизнь! Полная чудесной радости, приключений и всечасно углубляющейся любви. И к ней всех нас ведет Добрый Пастырь! Следуя за Ним по тропе жизни, давайте позволим Ему направлять каждый наш шаг. Ведь мы живем в Его лучезарном присутствии, и нас непрестанно ведут к еще более высоким местам.

Ему да будет слава во веки! Аминь.

Ханна Харнард
Краткая автобиография

Меня воспитали в семье евангельских христиан, в окружении, где религиозные убеждения считались самым важным на свете. По сравнению с ними ничто не имело значения. Мирской подход к жизни безжалостно исключался. А также все, что могло или стремилось приуменьшить значение духовной жизни и роста души. Духовные вопросы и религиозные доктрины явно имели для моих родителей такую жизненно важную ценность, что не могли не произвести на меня глубокого впечатления.

Человек не мог бы жить в нашем доме и небрежно или равнодушно относиться к возможности существования духовного мира. И я безошибочно сознавала, что «любить Господа Бога своего всем сердцем своим, всей душою своею и всей крепостью своей» было неизменной целью жизни моих родителей. Радость и удовлетворение они находили в стремлении служить Ему. И ко всему своему имуществу они относились как к данному им во временное пользование. Всю жизнь моего отца можно кратко подытожить словами: «От домостроителей же требуется, чтобы каждый оказался верным». Что касается моей мамы, то, несмотря на свое плохое здоровье, страдания и почти непрерывную боль, она была такой радостной, любящей поклонницей Господа Иисуса, что, когда она произносила Его имя, менялся даже ее голос и лицо освещалось внутренним светом. «Имя Твое — как разлитое миро…» — стих, который ближе всего ассоциируется с воспоминаниями о ней.

Одиннадцатилетним ребенком я «пришла к Господу», как я верила и надеялась, предложив свою жизнь невидимому Спасителю, в Чьем существовании я в то время не сомневалась.

Но внешнее выражение духовного поклонения, в котором меня воспитывали, с самых ранних лет казалось мне скучным и угнетающим. Тем не менее ребенком я чувствовала, что религия, должно быть, самая важная вещь на свете. Но я просто не находила в ней ничего реального, никакого удовлетворения. Я боялась тех служб, которые мы обязаны были посещать, и воскресенье было для меня кошмаром, висевшим надо мной всю неделю.

Я молилась, но ответов не было. Ходила на евангелизационные собрания, но мне там было невыразимо скучно. Я покаялась, но не могла перестать совершать неправильные поступки. Читала Библию и находила ее самой унылой, самой безжизненной книгой на свете. Она абсолютно ничего не говорила моей жаждущей душе. Хотя считалась непогрешимым Словом Божьим, единственным каналом, через который Он пожелал явить Себя людям. Мне ничего не помогало. Спасительная сила не появлялась. Я не могла обрести благодать. Я просто была неспособна верить. К тому времени, когда мне исполнилось примерно шестнадцать лет, я больше не могла верить в существование Бога. Потому что, казалось, не было никакого способа связаться с Ним.

Я была несчастным, болезненным, эгоцентричным человеком. Замкнутая в кругу собственных мыслей, поглощенная своими бедами, я никогда ни к кому не испытывала любви. До девятнадцати лет не помню, чтобы я хоть раз ощутила себя счастливой. Хотя, конечно, иногда я переставала чувствовать себя несчастной. У меня было два ненавистных, мучительных недостатка. Первый — ужасное заикание. Когда бы я ни пыталась заговорить, я гримасничала в отчаянном усилии выдавить из себя хоть слово. До девятнадцати лет я никогда не ходила одна в магазин, не ездила на поезде или автобусе, не ходила никуда, где должна была говорить. В детстве, когда мы одни играли в саду и я была естественна, не стыдилась себя, то часто могла выдавать целые предложения. Но если со мной заговаривали или задавали мне вопрос, сразу начиналась страшная борьба.

Я просто ненавидела людей — и бесчувственных, и даже добрых, отводивших от меня взгляд: так страшно они жалели меня, или им было неловко. В школе я испытывала ужасные мучения и выглядела полной идиоткой. Всегда говорила, что не знаю ответа на вопрос, так как не могла его произнести.

Второй недостаток был в какой-то степени хуже первого. Я была одержима терзающими меня страхами. Некоторые из них были довольно обычные, которые бывают у многих людей. Но другие были ненормальными. По крайней мере, их было слишком много. И я постоянно страдала от них. Я боялась темноты, высоты, толпы, боялась быть запертой где-нибудь, страшилась заболеть, потерять сознание и упасть в обморок. И кроме того, днем и ночью меня преследовал еще один ужас — страх смерти.

Чем старше я становилась, тем более ощущала унижение и боль от своего заикания. Утро за утром я просыпалась с чувством, что не смогу пережить новый день. Я жалела, что мне не хватает храбрости, чтобы совершить самоубийство. Таким образом, мои муки росли, я становилась все более болезненной и окончательно замкнулась в себе. Я не могла думать ни о чем, кроме своего собственного невыразимо жалкого состояния.

В то время я отдала бы все, чтобы поверить, что есть Бог, способный помочь даже мне. Но Он, казалось, не замечал, не обращал никакого внимания на мои отчаянные молитвы и становился все более и более недоступным и нереальным.

Почему я все это так подчеркиваю? Потому что в возрасте девятнадцати лет в течение одного получаса изменилась вся моя жизнь. Эта ненавистная, ненормальная оболочка распалась и слетела с меня. При этом не поменялся ни мой внешний, физический облик, ни мои умственные качества, но абсолютно преобразился взгляд на жизнь.

Вот как произошло это изумительное преображение. Мой отец был единственным человеком на земле, к кому я испытывала настоящую привязанность, так как он один был моим «прибежищем». Он сам был заикой и поэтому мог понять мои мучения. В 1924 году он захотел взять меня с собой на конференцию в Кесвик. Я пришла в ужас при одной мысли о том, что буду обязана весь день присутствовать на религиозных собраниях, запертая в одной палатке с целой толпой народа. Сначала я отказалась. Но в конце концов мы заключили сделку. Я — что поеду с ним на конференцию, буду посещать одно собрание утром и одно вечером. А оставшуюся часть дня буду вольна бродить в одиночестве по холмам.

Всю эту неделю я посещала по два собрания в день. Казалось, абсолютно ничто не затронуло меня. Бог был таким же нереальным, как и прежде.

В пятницу вечером конференция закончилась. Но в субботу утром проводилось большое миссионерское собрание. Один за другим по очереди вышли двенадцать мужчин и женщин и с сияющими лицами рассказали нам о преобразующей силе Бога, которую они видели сами. Как она на самом деле действовала в жизни бесчисленных язычников.

Я не могу припомнить ни единого слова из того, что они говорили. Но то, чего не смог сделать ни один отрывок или стих из Библии, ни один искренний проповедник на конференции, было достигнуто этими двенадцатью мужчинами и женщинами — миссионерами. Будет, конечно, точнее сказать, что они закончили ту работу, которую начали другие на этой конференции. Они добавили последний штрих. Сидя там в своем жалком состоянии, глядя на их лучезарные лица, я слышала в их голосах уверенность, и мое сердце в отчаянии сказало: «Это должно быть правдой. Должен все-таки быть Бог, Который может спасти и изменить даже самых несчастных. Он может и хочет, очевидно, спасать всех, кроме меня. Почему же я не могу Его найти?»

Когда эти двенадцать миссионеров закончили, председатель поднялся и спросил, есть ли в этой огромной аудитории молодые люди и девушки, услышавшие, что Бог призывает их на миссионерскую ниву. Тех, чьи сердца откликнулись, он попросил встать. Огромная палатка наполнилась шумом — множество, возможно, сотни молодых людей поднимались на ноги. Затем председатель спросил, есть ли здесь родители, готовые отпустить своих детей на миссионерскую ниву, куда призвал их Бог. Мой отец встал рядом со мной и стоял вместе с сотнями других родителей.

Это было последней каплей. Я с трудом поднялась на ноги и бросилась вон из палатки. Вскочив на свой велосипед, я помчалась в гостиницу за городом, где мы остановились. Ворвалась в свою комнату, заперла дверь и упала на колени рядом с кроватью. И наконец в отчаянии и сердечной скорби закричала вслух: «О Бог! Если Ты есть хоть где-то, Ты должен стать реальным для меня. Если Ты существуешь и действительно такой, как описывают тебя эти люди, Ты не сможешь оставить меня в таком состоянии!»

Я схватила свою Библию и, держа ее закрытой в руках, вскричала снова: «О Бог, если Ты есть! Твои последователи сказали, что Ты говоришь с ними через Библию. Если Ты реален, поговори с помощью этой книги и со мной».

Я распахнула Библию и заглянула в нее. Она открылась на главе из Третьей книги Царств.

И я начала читать. Первые слова, на которые упал мой взгляд, шокировали меня. Потому что открыла я 18-ю главу Третьей книги Царств, где Илия призывал израильтян верить в единственного истинного Бога и провозглашал, что докажет, что Он существует. Стих, с которого я начала читать, гласил: «Долго ли вам хромать на оба колена? если Господь есть Бог, то последуйте Ему».

Мысль, пришедшая ко мне, была четкой и ясной, меня как будто озарило: «Вот что потребует от меня этот неведомый Бог, прежде чем сделается для меня реальным, — отдать Ему свой запинающийся язык, согласившись стать Его свидетельницей и посланницей».

Значит, именно поэтому Он все это время не открывался мне! Он ждал, когда я соглашусь отдать ему свой заикающийся язык и скажу, что Он может использовать его, как Ему угодно. Как Ему это удалось, я до сих пор не понимаю, но наконец настал момент, когда я снова воскликнула: «О Бог, если Ты есть, если Ты сделаешься реальным для меня, я отдам Тебе свои заикающиеся уста!»

Я вошла в ту комнату в 13.00 26 июля 1924 года и вышла из нее в 13.30 после получаса агонии полностью преображенная. С того момента жизнь стала абсолютно другой, она излучала свет.

Моя боязливая природа все еще была со мной. Мое заикание никуда не исчезло. Мой страх перед людьми по-прежнему не оставлял меня. А также я абсолютно не имела представления о том, как начать думать о других и считаться с их интересами. Я все еще была той же Ханной. Но каким-то таинственным, чудодейственным образом я была поднята и перенесена в совершенно новое умственное и духовное окружение: из пограничной зоны внешней тьмы в свет и славу небес.

Прошло два с половиной месяца. Осенью я собралась поступать в библейский колледж Риджлендс. Я еще заикалась, но не так сильно, как прежде. Мне даже удавалось после долгой борьбы очень кратко публично молиться вслух.

Я решила, что должна поехать одна в поезде и на метро, хоть раньше еще никогда не делала этого, несмотря на то что тогда мне было почти двадцать лет от роду.

Послушание всегда подвергается испытанию до конца. Легко не бывает никогда. И всегда появляется внутреннее предчувствие, что однажды Его сила иссякнет и Он подведет меня. Я поняла, что нельзя обращать никакого внимания на все эти страхи и сомнения.

С одной стороны, в те годы я вела двойное существование, так как меня постоянно атаковали старые страхи, опасения и отвратительные физические ощущения. Почти каждый день шла мучительная внутренняя борьба перед тем, как совершить шаг послушания и откликнуться на какой-нибудь Его новый призыв. И все же, с другой стороны, каждый раз, когда я повиновалась, я ощущала такую изумительную радость, которую невозможно описать.

Так я постепенно пришла к пониманию, что эти два недостатка, всегда так мучившие меня, на самом деле были двумя особыми подарками от Господа. Они были двумя острыми гвоздями, прибившими меня к Нему, чтобы я никогда больше не осмелилась пойти своим собственным путем.

Завершив двухгодичный курс обучения в библейском колледже Риджлендс, я вступила в евангелизационную группу «Друзья» для дальнейшей подготовки к миссионерскому труду. Эта группа была межконфессиональной миссией. Члены ее несли Благую весть в деревни Англии и Ирландии.

Девиз этой группы в то время был таким: «Готовы на все». Готовы на все, что Господь попросит нас предпринять. Готовы отправиться всюду, куда Он пошлет нас. Когда я присоединилась к ним, мне был двадцать один год. Я сильно шокировала своих родственников: им было стыдно за меня, что я разъезжаю по стране в фургоне, проводя со своими товарищами собрания под открытым небом и совершая миссионерские поездки по деревням.

После того как я проработала в евангелизационной группе четыре года, меня снова делегировали в Ирландию. Я ездила по стране и рассказывала о нуждах деревень Англии и Ирландии, в которых еще не слышали проповеди Евангелия. Однажды в субботу после обеда меня с компанией фабричных девушек и продавщиц пригласили в загородную поездку в Айлендс-Ай, одно из живописных местечек неподалеку от Дублина. Вскоре я покинула их и ушла бродить одна. И взобралась на самый высокий скалистый пик.

У меня и в мыслях не было, что Бог будет говорить со мной особым образом. И что я услышу четкий призыв, который еще раз перевернет всю мою жизнь. Я все еще чувствовала, что Бог хочет, чтобы я стала миссионеркой, но у меня не было ни малейшего представления о том, куда Он меня пошлет. Там, наверху, в Айлендс-Ай, я не думала ни о чем особенном и просто начала читать Библию, где она открылась. Это оказалась девятая глава Книги Пророка Даниила. Пока я медленно читала эту замечательную молитву, размышляя над ней стих за стихом, произошла одна неожиданная и потрясающая вещь. В голову мне пришла мысль, как бы естественно вытекающая из предыдущих. Но такая ясная и значительная, что, казалось, это был личный призыв: «Ханна, согласишься ли ты связать свою жизнь с израильским народом, если Я попрошу тебя об этом?»

Я поймала себя на том, что внутренне отвечаю Ему с великим огорчением:

«Господь, прости меня, но скажу откровенно: мне совсем не нравятся евреи. Из всех людей на земле, мне кажется, я в последнюю очередь хотела бы помогать именно им. Какая польза может быть от меня как от миссионерки среди евреев, если они мне не нравятся?»

«Если ты целиком доверишься Мне и согласишься поехать туда, Я сделаю тебя способной любить их и слиться с ними. Все зависит от твоей воли».

Я вскочила на ноги и преклонила колена на камне, ставшем жертвенником. Ибо это было явное принесение себя в жертву, акт глубокого поклонения и радостной покорности. Он завершил разговор и поставил печать на моей готовности подчиниться. Тогда, стоя на коленях на этой скале, я сказала: «Вот я, Господь. Я поеду миссионеркой к Твоему народу».

Когда я спустилась со скалистого пика и стала рассказывать своим друзьям, что Бог призвал меня отправиться миссионеркой в Палестину, я практически ничем не могла это доказать. Подруга, с которой я тогда жила, спросила меня, откуда я знаю, что у меня есть такое призвание, и как оно ко мне пришло.

Когда я сказала лидеру отряда, что чувствую, что Бог теперь призывает меня на миссионерское поле, а именно в Палестину, он, а с ним и другие, сначала очень сомневался.

Стало еще труднее, когда после дальнейших молитв о водительстве я написала секретарю единственной, какую знала, межконфессиональной миссии, работавшей в Палестине, и предложила им свои услуги. Среди полученных мной в ответ писем в одном спрашивалось, совершенно естественно, о том, есть ли у меня специальное образование. И почему я чувствую, что призвана работать среди евреев в Палестине. А у меня не было никакого объяснения, кроме «тихого голоса», сказавшего мне в Айлендс-Ай: «Согласишься ли ты связать свою жизнь с израильским народом?»

Я ответила на все вопросы, как могла, и в должное время снова пришло письмо. Там говорилось, что у меня нет никакой особой специальности, я не дипломированная медсестра, не учитель и не секретарь, в которых они нуждаются, а для женщины-евангелистки в данный момент вакансии у них нет. У евреев, как мне сообщили, считается, что женщину не стоит и слушать, если она пытается проповедовать мужчинам или учить их.

На пути к миссионерской ниве каждый шаг подвергался испытанию. Мой доктор, как и большинство моих друзей, считал мое здоровье и темперамент неподходящими для работы за границей. И я не могла не согласиться с ним.

Дата добавления: 2015-11-04