— Не будет, Дробот, кроме тюрьмы ничего у тебя больше не будет, так и помрешь в тюрьме.
Романова сплюнула и сняла телефонную трубку — вызвать конвой.
Грязнов очнулся от забытья, огляделся — кругом были только серые стены без окон со стальной дверью, запертой изнутри на замысловатый замок.
— У меня есть растворимый кофе в кабинете, пойду принесу вместе с чайником кипятка,— сказал он и пошел откручивать запор.
Но через минуту его рыжая голова снова показалась из коридора.
— Ребята,— заорал он с порога,— мы сидим в склепе, а там по улице танки идут! И бронетранспортеры!
Все вскочили со своих мест, но Грязнов влетел в помещение словно внесенный стремительным ураганом, перевернулся в воздухе, опрокинулся навзничь. Дверь поползла, открылась до отказа. На пороге стояло десятка полтора парней в пятнистых комбинезонах с «Калашниковыми» в руках — отборный отряд спецназначения КГБ СССР.
— Не двигаться! Ни с места!
— Хлопцы, вы что? — слабо произнесла Романова, расставив руки, словно хотела защитить всех у себя за спиной.
Раздался хлопок выстрела, Шура охнула и стала оседать на пол, схватившись за плечо рукой. В проеме двери показался Красниковский с пистолетом, еще дымящимся от выстрела. И тогда уже ни о чем не думая, проклиная себя за то, что оставил пистолет в портфеле, Турецкий бросился на него, и они повалились на пол, сомкнувшись в общем клубке.
— Не стреляйте! — крикнул из-под него Красниковский.
Спецназовцы расступились было, но сообразили, что эту команду Красниковский отдал из страха за свою собственную жизнь. Один из них вышел вперед, скомандовал:
— Всем лечь на пол, дискеты сюда!
Но уже поднялся с пола Грязнов, выстрелил не целясь в ближнего спецназовца, тот выронил автомат и стал на колени, потом повалился на пол. Он выстрелил еще и еще, но пулями пробило руку с пистолетом. Он матюкнулся, прижал раненую руку к животу, выпустил из нее пистолет.
С необыкновенной проворностью Бес-Дробот юркнул под металлический стол-принтер. Спецназовец дал очередь, и металлическая громада погребла под собой Мишку-Кирьяка навсегда. Гончаренко схватил забытую Семеном Семеновичем палку и что есть силы огрел второго автоматчика.
Меркулов и Шахов старались поднять грузное тело Шуры Романовой, а она все повторяла «ничего, ничего, ничего».
Двое других спецназовцев оттащили Турецкого от подполковника, быстро защелкнули наручники и затолкали его, Грязнова и Гончаренко в угол, где уже сидела на стуле Шура белая как мел в окружении безоружных Меркулова и Шахова.
— Власть в стране перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению! Именем ГКЧП вы арестованы! — провозгласил.Красниковский.
— Вася, «Коромысло»! — крикнул Борко.
Монахов трясущимися пальцами нажимал на клавиши. Автоматная очередь прошила Борко насквозь, ударила по Монахову, и он, заливая компьютер кровью, все еще жал на какие-то кнопки, пока на экране не появилась надпись: «КОД КОРОМЫСЛО УНИЧТОЖЕН». Он улыбнулся экрану своей последней улыбкой в жизни.
Эпилог
«Здравствуй, Алексей!
Пишу тебе во Франкфурт, где ты сейчас, как я узнал из телеграммы, без заезда домой освещаешь соревнования по тяжелой атлетике. Извини, дружище, что не ответил на твои письма из Японии, у нас, знаешь ли, 19— 21 августа произошла небольшая накладка в правительстве. Может быть, это незначительное событие прошло мимо тебя в связи с твоей адской, как ты писал, загрузкой в области спортивной журналистики. Тогда извини, что потревожил, оторвал, отвлекаю и на этот раз.
Впрочем, как я помню, ты всегда просил всех нас записывать для тебя разные хохмы, чтобы использовать их в своих нетленках, и за сюжет по-царски одаривал рублем. На гонорар не претендую, но бесплатную хохму рассказать, пожалуй, смогу.
Ты отбыл из Москвы, оставив экс-жену и сына на мое попечение в тот самый пикантный момент, когда «эта дуреха» (твои слова) впуталась в дрянную историю с трупом. Дружище, ты всегда печалился, что Нике не хватает интеллекта и смелости. Все эти качества ты неустанно искал в других женщинах. И, как я понял, наконец, обнаружил у нынешней избранницы в большом количестве, о чем свидетельствует ее изображение в бикини на присланной тобой фотографии.
Но с Никой не все так безнадежно. Короче: она спасла человечество от третьей мировой атомной разрушительной войны.
Если ты вздумаешь посмеяться над этими словами, я тебя побью, и будет очень больно: ты не забыл, я мастер спорта по самбо? Следствие, его я провел с моими друзьями, установило, что человек, обнаруженный Никой убитым, нес своему шефу чемоданчик с ядерными кодами, но, естественно, не донес, раз его пристукнули. Долго ли, коротко ли, за Никой началась волчья охота: эти псы-рыцари из тайного сборища думали, что твоя бывшая в связи с убитым и что это она утащила коды. В ход пошло все: угрозы, аресты, убийства, даже твоего Кешку киднапнули. Но слава Богу, с ним обошлось все о'кей, и в этой истории не последнюю скрипку сыграла моя невеста, хотя правда, исполнила эту партию на фортепьяно (чуть не забыл, я сегодня женюсь, можешь поздравить, прощай свобода и независимость!).
Турецкий оторвался от пишущей машинки: слишком легкий тон письма не вязался с теми событиями, что следовали дальше. И он не стал сообщать Алексею Славину о том, как Ника пристрелила бандита Транина, который задушил Анну Чуднову и двое суток таскал по задворкам столицы его сына. И не было надобности информировать друга о том, как в ночь с 18 на 19 августа на следственную группу напали спецназовцы из КГБ, как были насмерть прошиты автоматной очередью Андрей Борко и Вася Монахов и ранены Шура Романова и Слава Грязнов, а потом безоружных Турецкого, Меркулова, Шахова и Гончаренко, также как и раненых Шуру со Славой привезли на секретную базу в районе Медвежьих гор под Москвой и приговорили к расстрелу, который был назначен на хмурое утро 21 августа, но приговор не был приведен в исполнение по причине быстрого провала военного путча. И уж совсем не обязательно было знать Алексею, что Турецкий стучит это письмо на машинке, сидя в помещении бывшего здания компартии РСФСР на Старой площади, где ведет свою работу следственная комиссия по выяснению преступной деятельности бесславного ГКЧП, и возглавляет эту комиссию его друг Меркулов, ныне зампрокурора республики, и он занимает кабинет бывшего шефа, ныне запрещенной компартии России Полозкова, находящегося сейчас во всесоюзном розыске.
— Почему ты не идешь обедать? — услышал он голос Меркулова.
Турецкий поднял на него взгляд. Меркулов был бледнее обычного.
— Костя, у тебя очень усталый вид.
— Нет, я подавлен. Чем дальше в лес... Они не сдадутся без боя. Только что мне принесли важные документы. Партия и военно-промышленный комплекс отстраивают подпольную организацию и готовятся к партизанской войне с демократией. И это пахнет не августовским переворотом, а долговременным откатом к тоталитаризму. Интересная подробность. У Вече были разногласия с путчистами. Там считали, что летнее выступление не подготовлено, нужно собрать силы и ударить по народу зимой, когда возникнет голод и обострится межнациональная вражда.
— Теперь ясно, почему бесовское отродье не хотело, чтоб ядерные коды попали в, руки путчистов,— сказал Турецкий.
— Когда закончишь с этой эпистолярией, зайди ко мне.
Турецкий пробежал глазами начало письма, чтобы снова попасть в тон переписки:
"Признаюсь, просьбу твою поговорить с Никой я выполнил сокращенным путем: дал ей прочитать твое первое письмо. Она, надо сказать, была рада за тебя и просила передать, что она сейчас тоже ощущает себя - нет, конечно, не Аленом Делоном, но, по меньшей мере, Джули Робертс. Дело в том, что в данный момент она с Кепкой и будущим мужем Виктором Степановичем Шаховым отправилась в круиз по Волге, по возвращении из которого собирается отрыть за городом кооперативный детский сад. Как это тебе нравится?
До встречи, Твой друг Александр
Москва, 27 сентября 1991 года
P.S. Ты в своих письмах неоднократно спрашиваешь, что привезти из заморских стран. Несмотря на победу наших демократов, жрать все равно нечего. Если захватишь батон салями, будем благодарны"
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 15 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |