Дарья Андреевна Кузнецова 18 страница

В общем, пока я бегал по теоретикам и исследователям, оказалось, что наступил вечер, и что Дом Исцеления благополучно снял сразу все клятвы со своего нерадивого служителя. Штатный палач уже потирал руки в ожидании, и после пары проверок, когда оказалось, что клятвы действительно больше нет, подследственный запел как чивирь[8]. Создавалось впечатление, что ему самому не терпится поделиться собственными «достижениями». Причём это было не пресловутое желание «облегчить душу», а повод… похвастаться, что ли.

Я даже устал записывать. Там всплыло столько, что целый отдел за месяц не разгребёт. «Целитель» этот был явно болен на всю голову: он оказался форменным садистом, и любил убивать. То ли это была изначальная склонность, то ли просто «втянулся» по мере выполнения заказов.

Он для кого-то делал всю грязную работу. Для убийств его нанимали редко, пять раз за десять лет сотрудничества, о чём он искренне жалел. В основном, ему либо приносили тела, которые надо было аккуратно и надёжно уничтожить, чтобы никто никогда не нашёл, либо приносили близких к тому свету людей, которых надо было вылечить. Чаще всего это бывали женщины. В одной из них он опознал по магографии жену Юнуса Амар-ай-Шруса.

На кого он работал, Зар-ай-Зимар толком не знал. Заказчик приходил всегда под иллюзией, всегда под очень качественной, и каждый раз — под новой. Платил золотом, очень щедро. Обычно для маскировки выдавался простенький одноразовый амулет личины, но в этот раз заказчик пришёл не один, а с каким-то ещё молчаливым типом под иллюзией, который и накладывал маскировку.

— Столько лет работаю, никогда такого не видел, — вздохнул Дед Хасан, — бессменный штатный палач ЦСА уже лет пятьдесят, — когда выжатого подследственного унесли в камеру, а я подбивал листы протокола и выписывал на отдельный листок выясненные имена покойников и запомненные особые приметы остальных жертв, чтобы занять завтра этим Халима. Пусть проверяет и вычисляет. — Это ж какой мрази ты хвост прищемить пытаешься, Разрушитель?

— Хотел бы я знать, — в задумчивости пожал плечами я. — Ладно, Хасан, распишись вот здесь на каждом листе, да иди, времени уже много. Я закрою.

Фамилии палача уже никто толком не помнил, все так и звали — Дед Хасан, или просто Хасан.

— Железный ты мужик, Дагор. Отдохнул бы хоть, нельзя так, — проворчал он, ставя в указанных местах свои закорючки.

— Некогда отдыхать, тем более сейчас, сам понимаешь, — отмахнулся я.

— Оно и понятно, да. Полезут ведь сейчас, как жареным запахнет, только успевай ловить. Тогда хотя бы себя побереги, прикончат неровен час!

— Обязательно, — не стал спорить со стариком я.

В общем, из подвала я выбрался глубоко за полночь с тяжёлой от мрачных мыслей головой. По самым скромным прикидкам, через руки этого психа прошли полсотни человек. А один ли он такой был у того, кто давал ему заказы, большой вопрос.

В последний раз заказчик привёл с собой другого человека; надо думать, того самого Иллюзиониста, который и ему делал личины. И это понятно, иллюзию такого уровня, который нужен был для обмана моей защиты, могут сделать единицы, и тут надо работать с конкретными пропорциями объекта наложения иллюзий, амулету такое не доверишь. То есть, скорее всего, заказчик, если он и маг, то вряд ли из сильных Иллюзионистов.

Был ли этим вторым Амар-ай-Шрус? Или есть кто-то ещё? Аккуратные сволочи, нигде никаких следов силы или ауры. Впрочем, оно и понятно; если за столько лет их грязные дела ни разу не всплыли, с маскировкой всё должно быть на уровне. Непонятно, почему сейчас они начали играть почти в открытую, так откровенно и грубо. Слишком близка конечная цель? Ради пустяка так рисковать эти люди не стали бы, значит, действительно вот-вот случится самое важное. Нет, я уже почти уверен, что это — заговор. Искать, кому такое выгодно, можно до бесконечности: слишком многим Бирг Четвёртый мешает, слишком многим хочется свалить Флоремтер с занимаемой позиции, особенно после войны.

За этими мыслями я незаметно добрался до кабинета. Временная обитательница его крепко спала, поэтому я, активировав свет-камень в самом слабом режиме, добрался до стола и перешёл на местное освещение. И закопался в бумаги.

Было ощущение, что ответ где-то совсем рядом, на поверхности, а я смотрю в упор и не вижу. Наверное, и правда стоило отдохнуть, но я не мог заставить себя потратить столь ценное время на такие мелочи. Поэтому, обложившись документами, погрузился в задумчивость.

Было похоже, что смерть Тай-ай-Арселя то ли послужила сигналом, то ли оказалась первым пунктом в плане этого заговора. И было очень похоже, что запланировал её сам дор Керц. Или кто-то, очень качественно под него замаскированный. Хотя…

Я извлёк из одной папки протокол допроса госпожи магистра. Клятва клятвой, но на некоторые важные вопросы она всё-таки ответила.

Например, тот факт, что дор Керц сам перенёс её к себе в рабочий кабинет и разговаривал с ней, делал практически несостоятельной версию с маскировкой. Поскольку мысль о том, что Тай-ай-Арсель подготовил для себя очень запоминающееся самоубийство, можно было считать полным бредом, я видел единственный вариант: инсценировка. Качественная, сложная, запутанная, громкая. Дора Керца увлекла за собой Безумная Пляска; этот заголовок прочно врезался в умы обывателей, и объяснить им, что ничего такого не было, что это было просто убийство, уже не представлялось возможным. То есть, люди поймут, но запомнится всё равно Пляска и вмешательство богов. Уж не на это ли был расчёт? И не собирается ли он воспользоваться этим для воскрешения?

Так, отставить демагогию. Всё это интересно, но доказательств инсценировки у меня всё-таки нет.

И я в очередной раз уткнулся взглядом в подробное заключение о вскрытии, внимательно вчитываясь в слова и сухие цифры результатов анализов. Кровь, аура, состояние внутренних органов, содержимое желудка…

На этом месте меня прервал какой-то невнятный шелест. Бросив взгляд в сторону источника звука, я обнаружил, что гостья моя сидит на диване и сонно трёт глаза.

— Я вас разбудил? — предположил я с некоторой неуверенностью; вроде бы, сейчас я вообще сидел неподвижно и даже бумагами почти не шуршал. — Простите. Отдыхайте, я постараюсь потише.

— Это не вы, я сама проснулась. А вы что, совсем спать не планируете? — уточнила женщина, направляясь в сторону уборной.

— Работы много, — отмахнулся я, и вновь сосредоточился на результатах вскрытия. Казалось, что и здесь я что-то упускаю, какую-то несущественную мелочь, полную ерунду, которая, однако, может всё изменить.

— Вот что, — вдруг вновь отвлёк меня строгий голос Иллюзионистки, сбивая с мысли. — Давайте мы с вами поменяемся до утра. Вы немного поспите, а я почитаю посижу, всё равно мне больше заниматься днём нечем, вот и отосплюсь.

— Госпожа магистр, у меня правда много работы, — раздражённо проворчал я, отвлекаясь от документов. Что за дурацкая привычка, стоять над душой и лезть под руку?

— Я понимаю. Но если вы завтра свалитесь с истощением, вы совсем ничего не ускорите, — решительно проговорила она, жестикулируя какой-то книжкой. Выглядела при этом почти грозно, но всё портила заспанная помятая мордашка и… моя рубашка, которую эта строгая женщина почему-то решила использовать в качестве одежды для сна. Вот такая Лейла, — взъерошенная, босая, сверкающая из-под рубашки голыми коленками, — вызывала множество тёплых эмоций, не все из которых я мог распознать.

Но в данный момент мне, честно говоря, было совсем не до неё и не до эмоций.

— Госпожа магистр, при всём моём уважении… — раздражённо начал я, отмахиваясь от здорово мешающих сейчас работе чувств. Однако отмахнуться от Лейлы Шаль-ай-Грас оказалось не так-то просто.

— При всём моём уважении, я не могу позволить вам так над собой издеваться, — перебила она. — Ну, в самом деле, вы взрослый серьёзный человек; так почему, когда речь заходит о вашем здоровье и самочувствии, ваша хвалёная рассудительность позорно поджимает хвост и спасается бегством? Вы же не железный, у вас же на лбу написано, что вы устали. И я не говорю о том, что ели последний раз, должно быть, утром, когда мы с Халимом вас чуть не силком заставили. Хватит упрямиться, вы ведёте себя как ребёнок.

— А вы — как сварливая жена, — наконец, сформулировав, что мне напоминает подобное её поведение, насмешливо высказался я. Это, правда, было довольно грубо, но мне сейчас меньше всего хотелось выслушивать, что же я, по версии этой девочки, делаю неправильно. Пусть лучше обидится и спокойно ляжет спать, а не сбивает меня с мыслей своим брюзжанием и, что уж там, внешним видом.

— Ну, знаете ли!

К моему удивлению, она не обиделась, а рассердилась. Горячо жестикулируя и размахивая всё той же книжкой, она на меня почти кричала. И это было странно; я уже и не помнил, когда меня последний раз кто-то столь горячо отчитывал. И против ожиданий это вызывало не раздражение, а непонятное умиление, и даже удовольствие.

Я поймал себя на том, что почти не слушаю слов женщины, а в полном смысле любуюсь ей. А потом понял, что лекция мне надоела; точнее, не лекция, а вот это раздражение, которое кипело в госпоже магистре. Решение нашлось неожиданно, где-то между смутными воспоминаниями и сиюминутными желаниями. А претворить его в жизнь было очень просто.

Я рывком встал, не опираясь на больную ногу, перехватил отшатнувшуюся скандалистку поперёк туловища, аккуратно зафиксировал и, игнорируя неуверенное вялое сопротивление, поцеловал.

Тот подвал, забравший у меня добрую треть жизни, очень резко и категорично разделил её остатки на «до» и «после». До сих пор я понимал это только разумом; воспоминания о прошлом были, но блеклые и потрёпанные, как старая магография. А сейчас, прижимая к себе податливое тело женщины, очень горячо и искренне ответившей на мой странный порыв, я чувствовал, будто очнулся только теперь. Многочисленные удивительно яркие и живые эмоции, как и предсказывал мудрый Тахир, затопили совершенно шокированный и деморализованный, отвыкший от подобного разум. Рассудок будто оцепенел, или даже куда-то сбежал, отказываясь участвовать во всём происходящем, оставляя меня во власти чувств.

И самым основным из них было удовольствие, близко граничащее с настоящей эйфорией, похожее на ту степень алкогольного опьянения, когда всё легко и радостно, и в мире не существует никаких проблем и трудностей.

Да их сейчас действительно не существовало. Было доверчиво льнущее и будто окутывающее со всех сторон тепло чужого тела и чужих чувств, так удивительно похожих на мои собственные. Были тесные и очень искренние объятья. Было желание; удивительное, странное желание жить, чувствовать всё это вечно, желание пить вкус нежных губ и, наконец, желание раствориться в этих ощущениях полностью, без остатка, смывая ими всю грязь и все разочарования человеческого бытия.

Только боги знают, чем бы это всё закончилось, если бы не звонкий уверенный бой часов, разбудивший, кажется, нас обоих. Навалилось ощущение непонятной обречённой опустошённости, мерзкой вязкой слабости и безразличия. Своего рода похмелье.

Впрочем, надолго эти ощущения не задержались. Стоило Лейле прильнуть ко мне снова, обнять и почти испуганно прижаться, опять будто пытаясь спрятаться так от всего мира, и обречённость сменилась нежностью и непонятным теплом в груди. Кажется, первый прилив эмоций схлынул, как вода сквозь сломанную плотину, а сейчас просто разум и чувства пытались найти какое-то стабильное равновесие, точку покоя.

Самое странное, я обнаружил, что совершенно не могу, да и не хочу сейчас сопротивляться. Ни попыткам Лейлы вывести меня на откровенный разговор, ни собственному желанию не отпускать её от себя, ни упорному её желанию уложить меня спать. В итоге пришлось сделать вывод, что девочка права, и мне действительно стоит хоть немного отдохнуть.

Несмотря на последние приятные впечатления и ощущения, снилась мне не Лейла. Всю ночь я под крайне навязчивым руководством Деда Хасана, ругающего меня за непрофессионализм, препарировал тело Дайрона Тай-ай-Арселя. Который ещё и глумливо хихикал, наблюдая за моими действиями и порой отпуская едкие бессмысленные комментарии из разряда «ты ещё в мочевой пузырь загляни» и «мозг вы мне уже ампутировали, там ничего нет». Наконец, во всё это безобразие ворвалась госпожа магистр и прогнала меня из морга, строгим голосом вещая «Голодный мужчина думает желудком, а не головой!».

Я даже проснулся от возмущения, и некоторое время задумчиво созерцал потолок, пытаясь понять, с чего вдруг такие яркие сны, да ещё далёкие от кошмаров прошлого, и почему мозг вылил образы вечера в такую фантасмагорию. Но так ничего не придумал и решительно сел на диване.

Часы на стене показывали десять, и я досадливо поморщился. Надо же было столько проспать! С другой стороны, я действительно чувствовал себя значительно лучше, чем вечером, так что, может, всё к лучшему.

Героиня моих снов спала, свернувшись забавным калачиком прямо в кресле, свесив с него руку и вытянув одну ногу через подлокотник. Надо же. Я так и в юности сложиться не мог, не то что спать. Выглядела она при этом совершенно довольной, и будила во мне всё ту же щемящую нежность. И некоторые иные, гораздо более приземлённые чувства, которым особенно способствовало оголившееся точёное плечико и стройная ножка, обнажённая задравшейся рубашкой. Раздражённо отогнав неуместные желания, я от греха подальше первым делом переложил девушку с кресла на диван и укрыл пледом. Она умудрилась даже не проснуться в процессе, только недовольно подёргала босой пяткой и что-то неразборчиво проворчала, кажется, назвав меня «мамой».

После чего я отправился умываться и в мыслях составлять план на день. С некоторым удивлением обнаружив в уборной аккуратно развешенную чужую одежду, сообразил, что она, должно быть, принадлежала Лейле, и именно эта стирка послужила причиной столь странного внешнего вида девушки. Да, об этом я не подумал; надо будет принести её вещи. Да и самому переодеться не мешало бы, а то рубаха и брюки стояли колом там, где запеклась кровь. На чёрном её было почти не видно, но определённые неудобства она доставляла. Но это всё потом, если вдруг окажусь поблизости.

Выйдя из уборной, я подошёл к столу и принялся перебирать бумаги в поисках адреса старого Иллюзиониста. Взгляд сам собой зацепился за протокол вскрытия тела дора Керца, точнее, за пресловутый желудок, на который ругалась во сне госпожа магистр. И до меня вдруг дошло.

Меньше чем за час до смерти покойник очень плотно поел, и в крови его совсем не было алкоголя. А дор Керц за час до своей смерти был хозяином приёма, и ещё не являлся иллюзией. Его помнили очень многие люди, и по их показаниям он пил довольно много вина, которое очень любил, и почти ничего не ел. А ещё в его крови совсем не было кофеина, хотя перед началом бала он точно пил кофе; впрочем, это уже спорный момент, потому что с разговора с ним Лейлы до смерти прошло почти двенадцать часов, всё могло вывестись.

Но это было то самое доказательство, говорившее о подставе. Этот труп не был Тай-ай-Арселем, и я был готов три шкуры содрать с тех, кто его вскрывал, чтобы они всё-таки сумели выяснить, как возможна подобная подмена. С этой мыслью я и покинул собственный кабинет, не став будить его временную обитательницу. Но, бросив на неё взгляд, с иронией подумал о необходимости после морга зайти в столовую, а то как бы опять не прогневать госпожу магистра.

Из морга меня попытались выгнать, но я оказался настойчивей. А когда сумел донести до персонала свою мысль, увидел в глазах всех трёх препараторов охотничий азарт. Хм, похоже, для них теперь это стало делом чести; что ж, моё дело от этого только выиграет.

Из столовой же я прямой наводкой отправился к Аббасу Зунул-ай-Мицу.

Дом старика находился почти на краю Разлома. Этот огромный каньон с местами почти отвесными осыпающимися стенами, проточенный за тысячелетия в мягкой породе великой рекой Амарил, был одной из главных достопримечательностей города. Местами его глубина достигала километра, и это было действительно завораживающее место. Хотя лично мне здесь никогда не нравилось: не люблю высоту. Не то чтобы боюсь, но чувствую себя очень неуверенно.

Магистр Зунул-ай-Миц подобной проблемы явно не имел. От края обрыва его дом отделял десяток метров и плотная стена колючего кустарника, удерживающего своими корнями породу от осыпания.

Дом был большой и очень старый, с запущенным засохшим садом; от когда-то прекрасного островка отдохновения осталось всего несколько кривых больных деревьев, утопающих в колючем кустарнике. А ещё у меня сложилось ощущение, что кустарник этот не просто так здесь вырос. Он навевал странные мысли о недреманной страже, и даже как будто внимательно следил за моими шагами по выложенной крупными тяжёлыми булыжниками дорожке. Учитывая, что паранойей я никогда не страдал, это всё выглядело дополнительным аргументом за крайнюю разумность местного обитателя.

Дверь мне открыла странная сухопарая фигура неопределённого пола, возраста и сущности, с ног до головы закутанная в тёмно-зелёную тяжёлую ткань.

— Следуйте за мной, — прошелестело оно таким же неопределённо-безликим голосом и двинулось в глубь дома. Я послушно проследовал за проводником, пытаясь понять, что же передо мной такое. Увы, это оказалось бесполезно; я так и не сообразил, живое оно вообще, или это какое-то заклинание? На зеркало, совершенно определённо, не походило, а других вариантов я припомнить не мог.

Меня провели по длинному извилистому полутёмному коридору в небольшую гостиную в старинном стиле: низкий кофейный столик, низкие диванчики вокруг, на которых полагалось либо возлежать, либо восседать со скрещенными ногами. Я окинул их задумчивым взглядом и остался стоять, обернувшись к своему проводнику. Стоило вспомнить, в чьём доме я нахожусь, и рассуждения о сущности привратника отпали сами собой.

— Здравствуй, здравствуй, мальчик, — прошамкал откуда-то у меня из-за спины старческий голос.

— Здравствуйте, магистр Зунул-ай-Миц, — спокойно ответил я, продолжая разглядывать дверной проём и стоящий в нём силуэт.

— Ай, всё время забываю, что с вами все предосторожности летят кинаку под хвост, — проворчал Владыка Иллюзий, и явился передо мной… кажется, в настоящем виде. Ну, или, по крайней мере, в человеческом. На вид ему было явно очень много лет, и напоминал старый маг волшебника из сказки. Вот только доброго или злого, было непонятно: сморщенное лицо, блестящий лысый череп и длинная белая борода могли принадлежать как тому, так и другому. — Ты мне смотри, дом не порушь! — добавил он, шаркающей походкой пробираясь к диванчику. Если это была иллюзия, то очень качественная. — Садись, чего встал?

Я не стал спорить, с трудом опустился на край низкого дивана, пристраивая ногу сбоку от столика. Иллюзионист наблюдал за моими действиями из-под нахмуренных бровей, а когда я уселся — неодобрительно поджал губы и покачал головой.

— Ну, что тебе, враг мой в силе, понадобилось от больного старика? — задиристо начал он.

— Для начала просто познакомиться, — я пожал плечами. — А потом можно и коллег ваших обсудить. Поимённо.

— А что, можно и коллег. Вот, помнится, ещё до войны был у нас такой случай…

— Магистр Зунул-ай-Миц, я вам не верю, — настал мой черёд строить неодобрительные гримасы. — Вас взгляд от двери и появление выдали с головой, — пояснил я. Потому что сейчас на меня смотрел мутными выгоревшими глазами немощный старик. А в первый момент цепкий взгляд умных тёмных глаз просверлил буквально насквозь.

— Тяжело с вами, — вздохнул маг и вновь переменился. Вроде бы ничего не изменилось, но за одно мгновение он скинул лет сорок. Морщины, борода, всё осталось, но прямая осанка и всё тот же взгляд здорово омолодили Владыку Иллюзий. Теперь я бы скорее поверил, что он — единственный из всех Владык действительно в своём уме.

— А что, остальные верят? Даже коллеги? — поинтересовался я.

— Люди видят то, что хотят видеть, — махнул рукой маг. — Что тебе от меня надо, Разрушитель?

— Ровно то, что я сказал. Ваше мнение о ваших коллегах.

— Молод ты ещё такие слова слушать, — желчно усмехнулся старик. — Ну да ладно, работа такая, всё понимаю. Сыск, Охранка, или какая ещё новая организация?

— Следователь ЦСА Дагор Зирц-ай-Реттер, с вашего позволения, — невозмутимо представился я.

— Ага. А звание умолчал, вояка, — хитро сощурившись, кивнул он. Похоже, после разоблачения ему не терпелось взять реванш хотя бы в мелочах. Не желая спорить по пустякам, я лишь пожал плечами. — Кто тебе из этого паноптикума нужен? И с какой целью?

— Юнус Амар-ай-Шрус в первую очередь. С целью узнать о нём что-то новое, чего я не знаю. Ну, и об остальных. Если есть что.

— Да ты конкретней спрашивай, если всё рассказывать, мы тут до утра просидим. Причём даже не завтрашнего, — махнул рукой Иллюзионист.

— Главным образом меня интересует, кто из них может быть активно замешан в заговоре против Венца.

— Любой. В кого ни ткни, угадаешь, — хмыкнул старый маг. — Что касается Юнуса… Редкая, редкая дрянь. Хитрый, умный, осторожный. Но очень боится, что его маленькие тайны станут достоянием общественности.

— Какие именно тайны? — уточнил я.

— Да всё больше мелкие и грязные. Но много. На голову и другие места он больной. Девчонок насильничает, кто посимпатичней да побезответней. С женой своей что-то очень нехорошее делает; была девка огонь, смешная такая, палец в рот не клади, а теперь тенью ходит. Дочка его, кажется, до полусмерти боится.

— И почему вы об этом не заявили? — вопросительно вскинул брови я.

— А ты меня глазами не сверли. Кто бы мне поверил? Доказательств нет, осторожный он, сволочь. А слово… старый маразматик на благородного учителя наговаривает. Да и не прожил бы я долго после такого заявления; там те ещё змеи.

— Как же вы до старого маразматика докатились? — позволил я себе скупую усмешку.

— Жить уж очень хотелось. А тут варианта было два: или сделать так, чтобы не принимали всерьёз, или совсем уйти. Первое безопаснее. Они все на виду, меня не стесняются. Морды свои подлинные порой показывают. А я зато кое-где могу хорошим людям помочь. Чуть-чуть, но и это лучше, чем ничего.

— А Базиле Тамир-ай-Ашес почему не помогли? — в лоб спросил я.

Нельзя сказать, что старик с его поисками оправданий своим поступкам был мне так уж противен. Таких людей слишком много, чтобы всерьёз на них реагировать. Да и не так уж он был плох; просто слаб, трусоват, может, ленив. Но у него был один беспроигрышный вариант: пойти к Его Величеству. Для Владыки Иллюзий это не составляет труда. Но он знал, что это будет неприятно, и царь в таком случае узнает и его собственные маленькие тайны. Вряд ли эти тайны настолько ужасны, но никто из смертных не идеален. Особенно если этот смертный — Владыка Дома, проживший очень долгую жизнь. И он не стал переступать через себя.

При моих словах лицо Иллюзиониста закаменело, а взгляд вперился в столешницу.

— Базила. Да, — по-старчески скрипуче вздохнул он через несколько секунд. — Бедная девочка. Недоглядел. Видят боги, недоглядел. Не знал я, что так его задело.

— Кого — его? Юнуса?

— Нет, он тогда уже женат был. Маариф. Маариф Идар-ай-Аль. Если ты ищешь заговорщиков, мальчик, то с него надо начинать. Пожалуй, из всех — он самый амбициозный. И страха не ведает. Да. Остальные — кто потрусливей, кто поглупей. А он умный, держится обычно в стороне, и смотрит так… Будто все марионетки, и нитки к его пальцам бегут. С него начинать надо, определённо. Базила ему отказать посмела. Не думала, что он настолько мстителен. И я не думал. Только он не прощает ничего, и вишь как… если бы в Сион не уехал, сразу бы разобрался. А тут несколько лет за границей провёл, а как вернулся — так занялся.

— А чем ему мог царь не угодить?

— Да хоть той самой поездкой, например; его же туда сослали за несдержанность. Да много чем. Не терпит он отказа или чужой воли. Зверем делается.

В итоге с Аббасом я проговорил очень долго. Старик оказался кладезем информации, он знал чрезвычайно много обо всех Владыках Иллюзий и подковёрных тайнах Дома. И по всему выходило, что самый «перспективный» из них всё это время избегал моего внимания.

Маариф Идар-ай-Аль. Потомственный Иллюзионист в девятом поколении. Пятидесяти восьми лет от роду, в молодости был заправским дуэлянтом, потом дуэли запретили, и он перешёл на менее очевидные способы сведения счётов. Ещё одним поленом на погребальный костёр бедной Базилы была дуэль Маарифа с её возлюбленным, тем самым загадочным Рошаном Тай-ай-Ришадом, не побоявшимся вызвать на бой опасного соперника. И по глупости, наивности или лишнему благородству оставившим его в живых. Такого унижения амбициозный Иллюзионист не простил, отомстив страшно и жестоко. Лишнее напоминание о том, что нельзя оставлять врагов в живых.

Странным человеком был этот Рошан. Чем дальше, тем сильнее мне хотелось узнать о нём побольше. Не для дела, к нему он имел очень небольшое отношение. Для себя. Мне было… любопытно. Человек без прошлого, сумевший в поединке одолеть одного из лучших бретеров страны, причём играючи. Кем он был?

Но в любом случае это терпело. Сначала следовало узнать побольше про магистра Идар-ай-Аля и заскочить с отчётом к Его Величеству.

В приёмной в этот раз было людно. Я смутно вспомнил, что сегодня — день аудиенций, и внимания царя жаждала масса народу. При моём появлении тихое гудение разговоров стихло. Царедворцы замерли на своих местах, затравленно глядя на Разрушителя; какая-то дама неубедительно изобразила обморок, но к ней никто не кинулся. Люди боялись шелохнуться.

М-да. Давненько я не имел дела с большими скоплениями обычных граждан. Отвык.

Характерная чёрная униформа была введена в наших рядах совсем недавно, лет шестьдесят назад, по многим причинам. В том числе, как одна из мер защиты общества от нашей силы, своеобразное предупреждение не связываться лишний раз. Эффект она возымела прекрасный: люди от нас в большинстве своём начали натурально шарахаться. Но это удивительным образом всех устраивало. И, самое главное, наличие постоянно носимого металла хорошо стабилизировало дар даже без учёта влияния камня.

Поиск иных, без участия драгоценных камней, возможностей стабилизировать дар мага или способов многоразового использования кристаллов уже много лет занимал умы исследователей, но, насколько я знал, пока почти безрезультатно. Единственным сдвигом был открытый лет десять назад алхимический способ выращивания камней, но таким способом можно было получить только очень маленькие «живые» кристаллы, а с ними и так особой проблемы никогда не было.

Впрочем, даже дефицитные камни лучше их полного отсутствия. До того, как обнаружили возможность этой связи, вероятность срыва или сумасшествия для магов была слишком велика. Особенно эти цифры удручали в отношении магов выше среднего уровня, которые в невменяемом состоянии слишком опасны. А так после запечатления, фигурально выражаясь, камень растворялся в крови заклинателя, и можно было про него уже не вспоминать.

Долго ждать не пришлось. Секретарь, приветственно кивнув, нырнул в кабинет Его Величества и, выглянув через несколько секунд, поманил меня рукой. Наверное, решили не травмировать придворных.

— Ваше Величество, — склонился я в приветствии, обнаружив монарха за письменным столом в окружении каких-то документов.

— Подполковник, ты бы знал, как я рад тебя видеть, — усмехнулся царь, с видимым удовольствием откладывая письменные принадлежности и разминая пальцы. — Весь день сплошные бумажки, писанина и просьбы. Присядь и порадуй хоть ты меня страшной сказкой. Как там твои заговорщики?

И я принялся за подробное, обстоятельное изложение выясненных фактов. В сухом остатке сказка действительно получалась страшноватая. В Доме Иллюзий — полный бардак, или, как изволил метко выразиться Аббас Зунул-ай-Миц, паноптикум. Дайрон Тай-ай-Арсель с большой долей вероятности жив и инсценировал собственную весьма экзотическую смерть. Вероятность подготовки покушения на Его Величество лично неуклонно растёт. Подозреваемые, фигуранты и просто причастные лица множатся со страшной скоростью. И всё это при катастрофической недостаточности улик.

Причём весть о том, что дор Керц скорее всего не умер, совершенно не удивила Его Величество. Он только недовольно поморщился с явной досадой, как будто нечто подобное и подозревал.

— Да, подполковник, развлёк, ничего не скажешь, — усмехнулся царь. — Дом Иллюзий можешь корчевать смело. А если кто вывернется, я их потом лично всех выпотрошу в этом самом кабинете. И новых Владык сам наберу. Давно они меня беспокоят, но такого, что они там вообще все опаскудились, не ожидал. А про остальное я тебе уже говорил, место и время Возложения Венца менять нельзя. Ну, что ты на меня так смотришь? Думаешь, не понимаю, что мост через Большой Разлом — идеальное место для убийства, и я буду там мишенью? Понимаю. Но это традиция. А традиции менять нельзя. Положим, сына я ещё могу с собой не взять, поскольку мальчик может заболеть и так далее. А царь с царицей не имеют права на слабости. Да ты не волнуйся, переворота не получится. У меня уже такой костяк будущих регентов собран на этот случай, у них не забалуешь, — улыбка стала ехидной. — Начиная с Берггарена и заканчивая тобой. Ишь, как тебя перекосило… Ну, ничего, будет дополнительный стимул предотвратить покушение. А все возможные меры предосторожности я предприму, с двойниками и прочее. Я тебе вот что ещё скажу. Ты спрашивал, что мне известно про способности и таланты моего недопокойного родственничка, слушай. Наследственный дар в нём проявился почти тот же, что у меня. Его нельзя обмануть. То есть, в душах он читать не умеет, но сказанную или написанную ложь чует на раз. А ещё он почти наверняка имел контакты с Верхним и Нижним мирами, главным образом — с последним. И увлекался соответствующими разделами запрещённой магии. Надеюсь, эксперта в этих вопросах ты и без меня найдёшь. Ладно, иди, да хранят тебя боги. Погоди! — вспомнил что-то царь, когда я уже встал из-за стола. — Как там эта бедная девочка, Шаль-ай-Грас?

Дата добавления: 2015-11-04