Медсестра «травмы» и Константин обручились, а пожениться собираются ближе к концу года. Кажется, Константин открывает ресторан в Параматте с приличной стоянкой и меню в самый раз для местных жителей, любителей бифштексов с картошкой. Умно.
Естественно, вся больница в курсе, что я каждый день навещаю больного ребенка в психиатрическом отделении, но никто не может сказать почему. Все медсестры сплетничают напропалую, в том числе и в психиатрическом отделении, но никто еще не пронюхал про мое заявление об опеке.его рассмотрение затягивается. Я каждую неделю беседую по телефону с мистером Хашем, который не устает напоминать: даже когда дело Фло будет закрыто и ее переведут в государственный приют, мне не разрешат взять ее под опеку. Я ссылаюсь на отчет доктора Джона Прендергаста, но, по мнению мистера Хаша, этот отчет не будет иметь веса по сравнению с заявлениями отдела опеки. Если же Фло все-таки поставят диагноз «ювенильная шизофрения», ее скорее всего отправят не куда-нибудь, а в Стоктон. И это несмотря на записи в истории болезни, что девочка неуправляема и удочерению не подлежит! Я думала, что за мое предложение они ухватятся обеими руками, но не тут-то было: я слишком молода, бедна и не замужем. Это несправедливо.
— Харриет, — сказал сегодня днем мистер Хаш, — постарайтесь понять, как рассуждают чиновники. Чтобы решить дело в вашу пользу, требуется обладать мудростью и мужеством, а этих качеств чиновники лишены. Для них главное — соблюсти все правила. Они прекрасно понимают: если кому-нибудь вздумается привлечь внимание к такому необычному делу об опеке, поднимется страшный шум, и виноватыми окажутся они. Вот они и не желают рисковать, дорогая. Просто не хотят.
Мило. Очень мило. А в это время Фло сидит в больничной палате, привязанная к кровати ремнями, живет от посетителя до посетителя, и я не могу вытащить ее из больницы. Ох, сколько самых невероятных планов роилось в моей голове! Сначала я подумывала предложить Тоби жениться на мне, но скоро отказалась от этой мысли. Если уж Тоби будет отцом, то лишь собственному, родному ребенку. Сыну, а не дочери. Мне многое нравится в нем: он прям, как стрела, талантлив, много знает, умеет поддержать разговор, обаятелен. Иногда великолепен. Но в больших дозах невыносим. Затем у меня родился еще один план. Можно просто похитить Фло и удрать из штата куда-нибудь в глушь. Австралия — огромная страна. Вдвоем мы можем отправиться в Алис-Спрингс или Кэтрин, я буду работать прислугой в каком-нибудь заштатном мотеле, где никто и не спросит про Фло. А Фло сможет целыми днями играть в пыли вместе с детьми аборигенов, которым ее немота не помеха, может, они даже научатся читать мысли Фло, как делала ее мать. Она войдет в духовную общину, в свободное время будет со мной. В этом плане есть свои плюсы.
Значения карт Таро я уже заучила наизусть, но раскладывать их пока не пробовала. Это бессмысленная фраза, подготовка к тому, что я напишу дальше. А напишу я, что у меня дрожат руки, перед глазами все расплывается, я чувствую себя так, будто все механизмы моего тела изношены или неисправны. Понимаю, это смешно. Все дело в настроении, а оно меняется. Случилось бы наконец хоть что-нибудь!
Каждую ночь я смотрю в Шар после того, как в десять минут четвертого меня будит миссис Дельвеккио-Шварц. Когда Дункан нашел Фло, у меня родилась красивая теория, но она не подтвердилась. Остается предположить, что Фло была найдена случайно.
Пятница
марта 1961 года
Сегодня вечером произошло странное событие. Когда в седьмом часу в дверь позвонили, мне пришлось открыть, потому что никого из мужчин не было дома. На веранде стояла мадам Фуга из дома 17d. А как же ее зовут по-настоящему?
— Рада вас видеть, — пошла на компромисс я.
— И я вас тоже, милочка, — проворковала она.
— Не хотите зайти? Может быть, кофе?
Она отказалась, объяснив, что не может оставить дом без присмотра, а потом спросила, не собираемся ли мы… э-э… сдавать свободные комнаты.
— Мои девочки интересовались, — пояснила она.
Вот это номер! В эту минуту подкатили на «харлее» Джим и Боб и подошли послушать, как я объясняла мадам, что за Домом следит отдел опеки и мы пока не знаем, когда он намерен сдавать пустующие комнаты.
— Гребаные старухи! — расстроилась мадам Фуга и удалилась, оставляя шлейф крепких духов «Радость» от Пату.
— Наверное, неплохо у них идут дела, — сказала я Джим. — Мне казалось, содержание персонала обходится дороже бриллиантов или трюфелей.
— Ничего, ей самой на бриллианты тоже хватает. Или ты думала, что у нее в ушах и на шее — бутылочное стекло?
— Несправедливо, правда? — задумчиво произнесла Боб. — Порядочные девушки вроде нас радуются даже коробке конфет за два шиллинга.
Я изобразила ужас.
— Боб, неужели Джим дарит тебе конфеты целыми коробками?!
Боб усмехнулась, обнажая дракульи клычки.
— Джим меня любит.
— А я, пожалуй, расспрошу мадам Фугу о секретах ее ремесла, — продолжала я. — Сдается мне, это единственный способ заполучить приличное — нет, неприличное! — жилье. И у Фло будет куча знакомых мужчин.
Джим хмурилась, но не укоризненно.
— Хэрри, что-то тут не так. Мадам наверняка знает, что мы не вправе сдавать комнаты. Интересно, что ей было надо?
— Понятия не имею, — ответила я.
Боб вдруг залилась хохотом.
— Интересно, что сказали бы в отделе опеки, если бы узнали про дома 17b и 17d? Ха-ха-ха!
Но разумеется, в опеке о нашем соседстве прекрасно знали. Джим права: в визите мадам Фуги есть что-то странное. На что она рассчитывала? Подозреваю, бордели шокировали комиссию не так, как крылатый член, вышитый между ног на джинсах Джим, который заметила при втором визите мисс Арф-Арф. Да и леди Ричард, идущий под руку с Джимом, произвел на нее неизгладимое впечатление. Из всех нас только леди Ричард носил траур по миссис Дельвеккио-Шварц, но объявил, что вскоре вместо черного перейдет на сиреневое и серое. А по случаю — и белое.
Вторник
апреля 1961 года
Секретарша мистера Хаша позвонила мне на работу сегодня утром и спросила, не смогу ли я приехать к нему в два часа. Это не просьба, подсказало мне чутье, а приказ. Значит, придется идти к сестре Агате и ставить ее в известность, что я уйду пораньше. День выдался сравнительно спокойным, но это ничего не меняло.
— Право, мисс Перселл, — сварливым тоном начала сестра Агата, — все эти отлучки без предупреждения в последнее время вошли у вас в привычку. В дурную привычку. Это некрасиво.
— Сестра Топпингем, — сдержанно ответила я, — вы преувеличиваете. В этом году я отпрашивалась с работы всего три раза: второго, одиннадцатого и тринадцатого января. Тринадцатого, кстати, я была на похоронах, даже если вам дата кажется неподходящей. Я не прошу оплачивать мне пропущенные дни и не требую платы за два часа, которые недоработаю сегодня. Сегодня в «травме» тихо, мисс Смит и младшая лаборантка справятся сами. Да, я понимаю, что все это создает для вас неудобства, сестра, но не более чем неудобства. Больница не перестанет функционировать только потому, что меня здесь нет.
Она вытаращила глаза, как мадам докторша.
— Вы дерзите мне, мисс Перселл! — удалось выговорить ей.
— Я и не думала дерзить, сестра Топпингем. Просто я совершаю непростительный поступок — оправдываюсь.
Сестра Агата потянулась за журналом учета часов.
— Можете идти, мадам. Поверьте, этого я не забуду.
Вот так. Ручаюсь, старая стерва и вправду все запомнит. Но как приятно дать волю фамильному нраву Перселлов!
Настроение мистера Хаша было немногим лучше, чем у сестры Агаты. Можно подумать, он накупил провизии на длинные выходные, а холодильник взял да и сломался.
— Вчера я ездил в отдел опеки, — начал он, — намереваясь подать официальное заявление об удочерении Флоренс Шварц. Боюсь, в отделе против вас настроены решительнее, чем мы предполагали. Мне сообщили, что ваш облик недостаточно морален, чтобы доверить вам воспитание ребенка.
— Недостаточно морален?
— Именно так. Ваш облик. Во-первых, дома по соседству с вашим пользуются дурной славой, а вам больше негде растить девочку, право которой на наследство сомнительно. Во-вторых, представительница отдела побеседовала с миссис Дункан Форсайт. Очевидно, о вас и мистере Форсайте ходят слухи, о чем отдел известил кто-то из больницы. Миссис Дункан Форсайт не пожалела для вас темных красок. — На его лице отразилось уныние. — Мне очень жаль, но так сложились обстоятельства.
— Сука! Я убью ее, — с расстановкой выговорила я.
Он с сочувствием взглянул на меня.
— Да, Харриет, этим вы облегчите себе душу. Но Фло не поможете. — Он выбрал не самый острый нож, но все-таки причинил мне боль. — Мне сообщили также, что вскоре Фло будет выписана из Королевской больницы с диагнозом «неопределенная форма аутизма». Это значит, что ее отправят в специализированное лечебное учреждение.
— В Стоктон, — безучастно сказала я.
— Маловероятно. Комиссии стало известно, что Фло посещает группа лиц, живущих в Сиднее. Думаю, ее переведут в Глейдсвилл.
— Вот с Фло и разделались. — Я посмотрела на него в упор. — Мистер Хаш, мне плевать на то, что говорят в отделе опеки: я хочу подать официальное заявление. Я буду заново подавать его, сколько бы раз мне ни отказывали. Если понадобится, я потрачу на это годы. Когда Фло вырастет, она поймет, что я не оставляла попыток вызволить ее. Если она будет еще жива, в чем я сомневаюсь. В этом суть трагедии.
Домой я возвращалась через парк Домейн, сбросила туфли, стащила чулки и прошлась по жесткой пружинистой траве. Зачем я только унизила миссис при всех? Зачем вытащила ее из машины на виду у обитательниц борделей, а потом запихнула обратно? Доказала, что она мелочное ничтожество? Она мне отомстила. Но даже если бы я не напала на нее тогда, она не упустила бы случая навредить мне. Ничего, я с ней еще поквитаюсь. Начну прямо на следующей неделе. Поскольку мой моральный облик уже признали сомнительным, я могу сколько угодно принимать у себя джентльменов. Позвоню Дункану прямо домой и приглашу его к себе на всю ночь. Если уж мы начали грязную игру, миссис Форсайт, вы еще узнаете, какой бывает грязь. Тараканы… Наберу самую большую банку тараканов и подброшу их в вашу шикарную машину. Специально выберу летающих, хе-хе. А еще устрою перед следующим собранием комитета «Черное и белое» пикет и буду размахивать большим плакатом с надписью «Миссис Дункан Форсайт лишает мужа секса, поэтому он связался с девушкой сомнительного морального облика, которая годится ему в дочери».
Сладкие мечты. Они завели меня аж в Вулумулу, где я надела туфли и остановилась, думая о том, как отомстить миссис, чтобы моя месть не отразилась на Дункане. Тараканы — это удачная мысль. Пригласить Дункана провести ночь в моих объятиях — тем более. Мало, мало: я еще прокляну ее. Пусть у нее будет потливость и халитоз. И неизлечимый стоматит. И пусть сколько угодно морит себя голодом, но только набирает вес. Морщины. Отеки ступней и щиколоток, чтобы ей больше не втиснуться ни в одни туфли и ковылять вперевалку. Конъюнктивит. Перхоть. Глисты, чтобы задница вечно чесалась. Вот так! Долгих вам мучений, миссис Форсайт! Чтоб тебе сдохнуть, тварь тщеславная! Пусть все зеркала в твоем доме потрескаются, а модные тряпки превратятся в джутовые мешки и резиновые бахилы!
Я дошла до самой Макэлхон-Стейрз, где на полпути наверх остановилась и заплакала. Фло, моя Фло! Ангеленок! Как же мне вернуть тебя?
Плача, я открыла дверь и даже сквозь серую завесу слез разглядела, как поблекли каракули на стенах. Фло уходила от меня, я осталась на обочине ее жизни и мучилась потому, что не могла видеть ее каждый день. Я слишком молода, бедна и вдобавок не замужем. Я должна работать. Завтра пойду и извинюсь перед сестрой Агатой. Бог тебе судья, миссис Дункан Форсайт, хоть ты и мстительная гадина. Ты погубила больше жизней, чем твой бесхребетный муж.
Я бросилась на постель, расплакалась, незаметно уснула и проснулась уже в темноте. Окна дома 17d ярко светились, до меня долетали обычный смех и болтовня, потом яростная ссора мисс Благоразумия и мисс Постоянство, которые никак не могли ужиться вдвоем. «Удачи вам, дамы, — думала я, кормя проголодавшуюся кошку. — Кое-кто зарабатывает и другими, более грязными способами. К примеру, миссис Паразитка Дункан Форсайт».
Придется обдумать похищение и бегство через границу Северной территории, где почти нет людей. Как тоскливо… Нельзя признаться даже маме с папой, нельзя связаться с ними, дать свой адрес. Мы с Фло должны исчезнуть с лица земли. Тайна, которую знают двое, — уже не тайна. Придется снять все деньги с моего счета и спрятать их под платьем Фло. Найти одежонку попроще. Пусть все думают, что мы с трудом сводим концы с концами. Платья Фло сойдут, а мне придется ограбить кого-нибудь из нищих возле Салвоса или Сент-Винсент-де-Ора — шучу, хе-хе. Да, это выполнимо. Почему? Потому что я сумею спрятать все белые нитки на изнанку. Меня бросил муж — обычная, всем известная история. Австралия кишмя кишит покинутыми женами. Не забыть только купить обручальное кольцо. Моя бедная дочка так скучает по папочке, что даже говорить разучилась. Нет, слабо верится — с какой это стати ей скучать по ублюдку, который втоптал в грязь ее мать? А не говорит девочка потому, что ее папаша как-то напился и поколотил ее. Вот так-то лучше. Убедительнее. Марселина! Бедный старичок доверил мне своего ангеленка — разве я могу его подвести? Придется. Кошки плохо переносят путешествия. А может, удастся. У Марселины есть своя сумка, где она сидела смирно. Надо будет ради эксперимента прогуляться вместе с ней до Голубых гор. Если получится, значит, возьмем хвостатого ангеленка с собой в побег.
…Все это было написано гораздо позднее. Наверное, только около полуночи я перестала вышагивать из угла в угол, строить планы и продумывать детали. Я ничего не ела, но не чувствовала голода. Ни чаю, ни кофе мне не хотелось, а тем более бренди. Во рту ощущался противный привкус, будто вырвало Марселину. Хорошо еще, мне уже незачем прятать дневники от Гарольда. Старые тетради я переложила обратно в шкаф.
На пути к столу мое внимание привлек Хрустальный Шар — самая броская вещь во всей комнате. Он стоял на привычном месте и отражал розовые стены. Жульнический атрибут. От него так и веет мелодрамой. Я задумалась, не посмотреть ли в него, пока я не легла спать, и не дожидаться, когда старуха разбудит меня ночными скачками и смехом. Может, хотя бы на этот раз Шар заработает? Черта с два! Я плюхнулась на стул и поклялась, что больше никогда не буду заглядывать в этот отполированный кусок диоксида кремния. В самый обычный расплавленный песок.
Я сидела и думала о том, как ужасно обошлись со мной все, кого я сегодня видела. Мало того, они жестоко обращались с Фло. Место подавленности заняла злость. А когда злишься, приятнее всего дать обидчику в глаз или по яйцам коленом. Только не подумайте, что у теток из отдела опеки нет яиц — есть, притом здоровущие, как у всех крыс.
Я заглянула в Шар, и в голову закралась неожиданная мысль. Что это с миссис Дельвеккио-Шварц? Если она каждую ночь носится по лестнице, значит, земную юдоль еще не покинула. В таком случае почему же она не защитит своего ангеленка? Почему не поможет нам? Она не может не знать, как все запуталось после ее смерти! Значит, надо просить помощи у нее. В чем-то она безнадежно глупа, а в других делах на удивление умна. В моем распоряжении всего две подсказки: о том, что судьба Дома заключена в Шаре и в том, что все зависит от этого Шара. Неужели миссис Дельвеккио-Шварц так твердо верила в себя и свои способности и надеялась, что я все увижу в Шаре? Она приложила мои ладони к Шару, как будто благословила. Но я ничего не вижу в этом стекле! Я пыталась целый месяц, но все напрасно. Никаких результатов.
Я свирепо уставилась в Шар, в котором в перевернутом виде отразилась моя розовая комната. Судьба Дома заключена в Шаре. Все зависит от Шара. Я ухватилась за него и сотворила чудо — обеими руками приподняла Шар над подставкой. Положенный на стол Шар тут же покатился, пришлось придерживать его. Никаких вибраций, ничего похожего на электрические разряды. Просто очень тяжелый ком полированного стекла. Шар упрямо катился в мою сторону, поэтому я приставила к нему масленку и перевела взгляд на подставку. Оказалось, шар лежал не на шелке, а на бархате, ворс которого сплющился под тяжестью стекла.
Ох и дура ты, Харриет Перселл! Как можно быть такой тупицей? Все это время ответ был у тебя перед глазами!
Я схватила подставку и принялась срывать с нее бархат — постепенно, осторожно, потому что клей держал ее очень крепко. Под шаром клея не было, только по краям. Под бархатом обнаружился лист бумаги, лежащий в неглубокой выемке, очевидно, проделанной долотом. Дешевый бланк завещания из тех, что продают в газетном киоске или магазине канцелярских принадлежностей. Дьявольщина. Сколько времени, должно быть, она придумывала свою последнюю загадку, чтобы одурачить весь мир, но спасти своего ангеленка. Завещание она не стала даже прятать — наоборот, положила его на самое видное место. А я ломала голову над сложной задачей. Меня обманули, даже когда давали подсказку. Судьба Дома — не в Шаре, а под ним. Всего одно короткое слово. Если бы она употребила другой предлог, я нашла бы завещание за один день, а то и меньше. Но нет, для миссис Дельвеккио-Шварц это было бы слишком просто и обыденно.
Завещание оказалось коротким. В нем говорилось, что все имущество и деньги наследует ее единственная дочь Фло Шварц. Пока Фло не подрастет, ее имуществом может распоряжаться по своему усмотрению близкая подруга покойной, мисс Харриет Перселл, проживающая по тому же адресу. Завещательница отдавала свою единственную дочь Фло Шварц под опеку вышеупомянутой мисс Харриет Перселл, предоставляя ей возможность воспитывать девочку, как она сочтет нужным. Завещание подписали Харриет Перселл, Дельвеккио-Шварц и два свидетеля — Отто Вернер и Фриц Вернер, о которых я слышала впервые. Братья? Отец с сыном?
Харриет Перселл! Миссис Дельвеккио-Шварц в детстве звали Харриет Перселл. Недостающее поколение. Но папа ничего о ней не рассказывал. Возможно, она с самого рождения выглядела странно. В девятнадцатом веке родители болезненно воспринимали странности детей: могли даже отослать их прочь из дома, спрятать где-нибудь, как позор семьи. Неужели она наша близкая родственница, может, даже папина сестра? Он родился в 1882 году, а она — примерно в 1905-м. А если она появилась на свет в 1902 году, пока папа был в Южной Африке и участвовал в Англо-бурской войне? У папы есть две сестры-близняшки, родившиеся позже его, в 1900 году, — папа всегда рассказывал о них, смущенно посмеиваясь. А что, если после тети Иды и тети Джоан в семье родилась еще одна девочка? Которая чем-то не понравилась родителям, и ее отослали из дома? Я была готова поручиться, что никогда не отгадаю эту загадку, хотя теперь мне ясно, почему девочку назвали злополучным именем. Миссис Дельвеккио-Шварц оказалась подобием луковицы: снаружи много слоев шелухи, а внутри — детство, о котором она не рассказывала никому в Доме, даже Пэппи.
Я не стала вопить, хохотать и потрясать кулаками. Слишком многое никак не укладывалось в голове. Подожду до завтра, а утром съезжу к мистеру Хашу.
Среда
апреля 1961 года
В шесть часов я проснулась с необычным чувством. Даже если составительница завещания ночью бегала по лестнице и хохотала, я ее не слышала. Первым делом следовало позвонить сестре Агате и сообщить, что сегодня на работу я не приду. Нет, мисс Баркер, причину назвать не могу, сожалею. Личные дела. Затем я обвела комнату счастливым взглядом, налила Марселине добавочную порцию сливок, приготовила кофе, яичницу и тосты, обновила новый розоватый осенний костюм. При этом я поминутно разворачивала завещание и убеждалась, что оно мне не приснилось. Оно есть, есть, оно существует!
В контору Партингтона, Пилкингтона, Перблайнда и Хаша я прибыла задолго до мисс Худжар. На ее пренебрежительное заявление, что сегодня мистер Хаш не сможет меня принять, я ответила, что охотно подожду. Сколько угодно — минуту, четверть минуты, мне все равно, но я его увижу! И я села в приемной, замурлыкала песню, начала громко листать журналы и всячески мешать секретарше. К моменту прихода мистера Хаша я уже вывела мисс Худжар из себя.
— Мисс Перселл не уходит, мистер Хаш, — проблеяла она.
— Тогда пусть войдет, — вздохнул он, явно считая, что шейка хуже лопатки, но на крайний случай сойдет. — Я не могу уделить вам много времени: сегодня у меня заседание суда.
В ответ я протянула ему завещание.
— Чтоб меня разнесло! — выпалил он, пробежав завещание взглядом. — Где оно было?
— Я нашла его вчера ночью, сэр, в подставке любимого украшения миссис Дельвеккио-Шварц.
— Значит, по-настоящему ее звали Харриет Перселл? — Он щурился так, будто подозревал меня в мошенничестве. Потом взял завещание и внимательно изучил: — Похоже, подлинное: почерк тот же самый, что и в книгах расходов прошлогодней давности. А свидетелей вы знаете?
Я сказала правду — не знаю, но попробую поискать.
— А это важно? — настороженно спросила я. — Может ли кто-нибудь придраться? Оспорить завещание?
— Дорогая моя Харриет, думаю, этот документ все встретят со вздохом облегчения. Других попросту нет, а в этом документе Фло признана дочерью покойной и отдана под опеку вам. Для юристов ее слово — закон.
— И отдел опеки не станет менять мнение обо мне, мистер Хаш?
— Скорее всего нет, — напрямик ответил он. — Но завещание снимает с их плеч груз ответственности за Фло. Они уже не управляют ее судьбой, чему они будут только рады. Добавлю, что завещание предоставляет вам финансовую независимость. Вам хватит доходов от недвижимости, чтобы прокормиться, поэтому вам не придется работать. Ваша судьба устроена.
Он подозрительно прокашлялся, я насторожилась.
— Поскольку душеприказчик не назначен, выбирать его придется вам. Вы можете обратиться в отдел опеки или ко мне. Предупреждаю, работа отдела движется черепашьим шагом, а цены у них грабительские, так как им заправляет частная компания.
Намек понят!
— Я предпочитаю, чтобы со всеми делами справились вы, мистер Хаш.
— Отлично! — Его покрасневшая шея приобрела сходство со свежим филе. — Спешу сообщить вам, что я уже беседовал с отделом опеки насчет имущества. Наследство миссис Дельвеккио-Шварц превышает сто десять тысяч фунтов, которые лежат на сберегательных счетах в банках всего Сиднея. Источник этих средств поставил специалистов в тупик: они не в состоянии понять, откуда они взялись. Естественно, всем известно, что происходит в домах 17b и 17d, но оба заведения находятся под покровительством… хм… видных лиц, поэтому пришлось поверить на слово хозяйкам, что они платят тридцать фунтов в неделю за аренду. Управляющие домами 17а и 17е, в которых просто сдаются комнаты, платят такую же сумму. В неделю набегает сто двадцать фунтов. Хороший юрист сможет доказать, что эти деньги шли на ремонт и поддержание домов в надлежащем состоянии, — в отличие от дома самой миссис Дельвеккио-Шварц все соседние строения в идеальном порядке. Служащим налоговой инспекции останется лишь обложить налогом чистую прибыль. Если же налоговая инспекция потребует судебного разбирательства, команда опытных юристов сможет затянуть его на несколько десятилетий. Конечно, я порекомендую вам финансовых консультантов, которые посоветуют, как быть с основным имуществом Фло — ведь на сберегательных счетах набегают сущие гроши! Лучшие специалисты в этой области — компания «Бертуистл, Энтуистл, О'Хэллоран и Голдберг».
Так вот что вам было нужно, мадам Фуга! Вы хотели выведать, что мне известно. Не беспокойтесь, с моей стороны вам ничто не угрожает. Мы не станем лишать крупных промышленников, политиков, банкиров и прокуроров развлечений в хорошей компании и уютной обстановке. Но тридцать фунтов в неделю? Как бы не так! Не меньше трехсот. И смотрите у меня! Ради будущего Фло я готова на все, дорогие дамы. Не зря мне дали имя Харриет Перселл.
Эта перспектива настолько воодушевила меня, что я вскочила и поцеловала мистера Хаша в губы, а он с энтузиазмом ответил на поцелуй.
— Сэр, вы просто прелесть!
Он усмехнулся.
— Вообще-то я всегда так думал, но подтверждение получил впервые. Хлопотать об освобождении Фло предоставьте мне. А вы тем временем позаботьтесь, чтобы вам хватило денег на жизнь, пока не кончится разбирательство. Фло вернется к вам гораздо раньше.
До больницы я домчалась на такси, но к сестре Агате явилась не сразу. Доктора Джона Прендергаста я перехватила по пути на конференцию.
— Джон, Джон! Миссис Дельвеккио-Шварц оставила завещание и назвала меня опекуншей Фло! — закричала я. — Скоро ее отдадут мне! Ур-ра!
Его сходство с плюшевым мишкой усилилось.
— Тогда мы пока задержим ее здесь. — Он вдруг подхватил меня как перышко и закружил в воздухе. — Медсестрами я не интересуюсь, — продолжал он, шагая вместе со мной к палате Фло, — все остальные женщины в моей жизни — жены пациентов, а потому недоступны. Но вы к этой категории не относитесь, поэтому можно пригласить вас поужинать с безобидным помешанным, по совместительству психиатром?
— Вы же знаете мой телефон, — отозвалась я, глядя на него другими глазами. Хм-м… Мои горизонты ширились. Среди моих знакомых регбистов еще не было. Помню, миссис Дельвеккио-Шварц часто повторяла: все дело в разнообразии. «Пусть будут разными, принцесса, и рано или поздно тебе попадется девственник». Впрочем, Джон Прендергаст не из таких.
Фло встретила меня распростертыми объятиями, как всегда, а я прижала ее к себе и осыпала поцелуями. И снова расплакалась.
— Фло, милая, скоро мы поедем домой вместе, — прошептала я на ухо девочке.
Самая широкая улыбка в мире осветила детское личико, Фло кинулась мне на шею и стиснула меня в объятиях.
— А она все понимает, — не удивившись, заметил Джон Прендергаст.
— А кто уверял, что у нее аутизм? — фыркнула я. — Фло ни на кого не похожа. Наверное, Богу настолько надоели заурядные люди, что он создал новую модель. От разговоров у нас одни неприятности. Если бы мы умели читать мысли, нам не пришлось бы врать и лицемерить. Мы были бы настоящими.
Далее в моем списке значилась сестра Агата, которая уже препоясала чресла, готовясь к бою. Об этом говорило выражение лица, с которым она встретила меня. Но я не дала брюзгливой старушенции ни единого шанса открыть рот.
— Сестра Топпингем, я ухожу! — громко объявила я. — Сегодня, в среду, меня не было на месте. Четверг и пятницу я отработаю, а потом уволюсь!
Недовольный взгляд.
— Мисс Перселл, я требую, чтобы вы отработали положенные две недели.
— Дудки, не дождетесь! В пятницу вечером я буду совершенно свободна!
Опять ворчание.
— Не дерзите!
— Настоящее умение дерзить, — объяснила я, — приходит вместе с материальной независимостью. — Я послала старушке воздушный поцелуй и убежала. До свидания, сестра Агата!
И я помчалась на такси в Бронте — сообщать известия моим обеспокоенным родным.
Я намеренно явилась домой среди рабочего дня. Папа с братьями были в магазине, мама с бабулей — дома. Жаль, что бабуля не папина мама. Тогда бы мы все сразу узнали. Но папины родители скончались, кажется, от болезни, еще до моего рождения. По пути через двор я заметила, что трава под окном, которую бабуля регулярно поливает из горшка, буйно растет и зеленеет. На солнце грелся Уилли.
— Та-дам! Перед вами — счастливая богачка, которой незачем работать! — объявила я, входя в дом.
Мама с бабулей обедали. Хлеб, масло, баночка абрикосового джема и чайник. Обе выглядели мрачно — как я догадалась, уже в который раз обсуждали положение дел в доме 17с по Виктория-стрит. Романы с женатыми ортопедами, убийства и самоубийства, пропавшие дети, сбившиеся с пути дочери — все это пугает моих родителей.
Услышав мое известие, обе принялись торопливо усаживать меня за стол.
— Может, чаю, дорогая? — спросила мама.
— Нет, спасибо, — отказалась я, прошла к шкафу и вытащила бутылку с любимым пойлом Уилли из-за банок с вустерским соусом, кетчупом, уксусом, обычным и цикориевым кофе. — Лучше глотну вот этого. — И я плеснула немного жидкости в хрустальный бокал. — Бренди полезен для души. Уилли подтвердит. Знаешь, мама, не выбрасывай стеклянные стаканчики из-под сыра «Крафт» — они не бьются и смотрятся симпатично — на них цветочки. — Я села и подняла бокал. — Ну, задом вверх, как сказал епископ хористам!
— Харриет! — возмутилась бабуля.
А мама заметно успокоилась.
— Вот все и разрешилось, — сказала она.
— Да, — подтвердила я и рассказала все по порядку.
— Харриет Перселл! — ахнула мама. — Неужели сестра Роджера? Это многое объясняет.
— Если так, тогда о ней не знают ни папа, ни тети Ида и Джоан, — отозвалась я. — Остается лишь строить догадки. Может, кто-то из них вспомнит давние и непонятные разговоры родителей. Или таинственные отлучки и поездки туда, где приличным людям не место. Расспроси тетю Иду — у нее память, как у слона, к тому же она вечно собирает сплетни. Типичная старая дева.
— А ты не пожалеешь, что ушла из рентгенологии? — спросила мама.
Бедная мама, как ей, должно быть, хотелось работать не только дома! Но во времена ее молодости это было немыслимо. Кажется, в 1920 году она пыталась учиться на курсах медсестер при больнице принца Альфреда, но бабуля положила конец этим глупостям. Мама намного моложе папы, может, поэтому меня тянет к мужчинам, которые старше меня? Пэппи так и сказала бы, впрочем, она найдет фрейдистское объяснение даже дырочке в глазури на пироге с вареньем.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |