Сестра Агата осталась недовольна, но поняла, что это неизбежно. Никому в больнице не нравились напоминания о том, что все мы слишком часто работаем сверхурочно и не получаем за это никакой платы.
— Можете уходить в случае необходимости, мисс Перселл, но постарайтесь извещать меня заранее.
— Да, сестра. Спасибо, сестра. — И я поспешила уйти.
Если вдуматься, все решилось очень просто. Почему в Королевской больнице все не так, как в Винни или в Райде, где есть дежурства и по выходным дням? Если бы я работала в воскресенья, на неделе у меня было бы как минимум два свободных дня. Пожалуй, я все-таки напрасно выбрала работу в Королевской больнице.
Четверг
января 1961 года
Адвокат Джои сообщила мне адрес юридической компании, которая занимается в основном делами об опеке, — «Партингтон, Пилкингтон, Перблайнд и Хаш», Бридж-стрит. Название прямо из романа Диккенса, но Джои заверила, что подобных фирм пруд пруди: таковы юридические традиции, во многих названиях фигурируют фамилии партнеров, которые уже тысячу лет как мертвы, если вообще существовали. Я выбрала мистера Перблайнда, но в следующий понедельник в четыре встречаюсь с мистером Хашем.
Я до сих пор не могу добиться вразумительных ответов от сотрудников отдела опеки: мне отказываются сообщить, где сейчас Фло. Она здорова, жизнерадостна, то, се, но даже если она в Ясмаре, в этом никто не признается. Судебное заседание по делу 6 смерти Гарольда и миссис Дельвеккио-Шварц назначили на следующую среду, так что придется мне придумывать убедительную причину прогулять целый день. Все жильцы Дома обязаны давать показания в случае необходимости. От Норма я знаю, что парни в синей форме так и не нашли следов Чиккера и Мардж из нижней квартиры. Подозревают, что они бежали в другой штат, значит, в чем-то были замешаны, хоть проституцией и не занимались. Беда в том, что без отпечатков пальцев невозможно определить, кто они такие. Может, даже грабители банков. Но по-моему, самые обычные люди, которые не доверяют полицейским.
Вчера ночью в четвертом часу произошло нечто очень странное. Все мы были дома, все спали. Меня разбудил быстрый стук тяжелых шагов на лестнице — точно так миссис Дельвеккио-Шварц обходила Дом среди ночи. Никто больше не мог издавать такие звуки! Даже крепкая викторианская терраса скрипела под ее ногами. Но миссис Дельвеккио-Шварц умерла, я видела ее мертвой и знала, что теперь бедняга лежит в морге. И все-таки это именно она взбегала по лестнице! До меня донесся ее смешок — но не привычное «хе-хе», а «ха-ха». Впервые в жизни мои волосы стали дыбом.
Не прошло и нескольких минут, как собрались все жильцы дома. Клаус был вне себя, он стонал и плакал, и Боб тоже заливалась слезами. Джим пыталась сдержаться, лицо Тоби было белым как мел. И мое тоже, а со смуглыми людьми такое случается нечасто.
Я впустила их всех в комнату, попыталась усадить, но они вздрагивали при каждом шорохе и тревожно озирались. Как и я.
Только Пэппи не испугалась.
— Она здесь, с нами! — блестя глазами, объявила она. — Я знала, что она не бросит Дом!
— Чушь! — выпалил Тоби.
— Нет, это похоже на правду, — возразила я. — Все мы спали, всех нас разбудили одни и те же звуки.
Я поставила чайник, заварила чаю и подбавила немного бренди в каждую кружку. Сдержать клятву больше никогда не прикасаться к нему мне помешала миссис Дельвеккио-Шварц.
В этот момент Пэппи огорошила нас неожиданным известием. Ночное происшествие наполнило ее радостью, какой я не видела со времен безмятежного счастья с Эзрой. Она буквально сияла.
— Работать в Стоктоне я не буду, — объявила она.
Все мы уставились на нее.
— После смерти миссис Дельвеккио-Шварц явилась ко мне, — шепотом объяснила Пэппи. — Не во сне, а когда я читала. Она сказала, что бросать Дом нельзя. И я поговорила с сестрами в Винни, чтобы узнать, можно ли мне работать медсестрой, а жить здесь. Сестры-монахини оказались такими добрыми и чуткими! Они решили, что в таком возрасте и с таким опытом работы мне будет удобнее жить, как прежде. В конце месяца я приступаю к работе в Винни вместе с другими стажерами.
Такой хорошей новости мы не слышали с Нового года и отчаянно нуждались в ней. Все-таки Пэппи — странное, загадочное существо. Даже выслушав ее, я отказывалась верить, что слышала на лестнице шаги настоящей миссис Дельвеккио-Шварц. Скорее уж призрак моего ангеленка ввел нас в заблуждение.
Где ты, Фло? Как ты? Тебя понимают? Конечно, тебе плохо, тебя не желают понять. Твоей матери больше нет, ты должна быть рядом со мной, и я переверну землю и небо, но не допущу, чтобы тебя отправили в сиротский приют. Если не вернуть тебя домой, ты умрешь. Твоя судьба в моих руках, потому что ее доверила мне твоя мать. И это самая неразрешимая загадка из всех.
Суббота
января 1961 года
Сегодня приходила женщина из отдела опеки. Возвращаясь из похода по магазинам, я издалека заметила ее на веранде — уныло одетую особу лет за пятьдесят, со всеми признаками старой девы: от левой руки без колец до длинных волосков на подбородке. Почему они не выщипывают или не бреют их? Казалось бы, кому следить за собой, как не им, но почти половина старых дев носят усы и бороду. Хорошо еще, что в войну незамужним женщинам разрешили работать, иначе что стало бы с этими старыми девами? С другой стороны, из-за войны в стране не хватает мужчин. Одиноких женщин среди моих ровесниц гораздо меньше, чем среди ровесниц Крис, Марии и тех, кто постарше. Вообще-то австралийцев трудно подцепить на крючок и еще труднее удержать. Но Крис и Мария уже убедились, что среди эмигрантов попадаются лакомые кусочки, ничуть не хуже коренных австралийцев.
Явившаяся к нам старая дева представилась, я ответила тем же. Оказалось, меня почтила визитом мисс Фарфер, или Артур, или Фарфин — словом, свою фамилию она произнесла, как «Арф-Арф». Когда я так и назвала ее, она меня не поправила. Я отперла дверь, пропустила гостью в Дом, но сразу обогнала ее, чтобы не видеть, каким взглядом она смотрит на каракули на стенах и неприглядные коридоры Дома. Нам повезло: мы свернули в боковой коридор как раз в тот момент, когда мадам Фуга во весь голос распекала мисс Верность.
— Сука ты долбаная, тварь тупая! — отчетливо слышалось из окна. Пассаж незамысловатый, но я решила, что и этого хватит.
— Что это за дом по соседству? — спросила гостья, пока я отпирала свою дверь.
— Частный отель, — ответила я и пропустила ее в мою уютную розовую квартирку. Гостья известила меня, что пришла ознакомиться с прежними условиями жизни Флоренс Шварц. С прежними!
— Я прихожу сюда уже который день, начиная со вторника, и никого не могу застать, — забрюзжала она.
Ох черт! Разговор начался неудачно и продолжался еще хуже. Гостья извлекла блокнот и старательно записывала мой рассказ о Доме, его обитателях, о том, кто мы, чем зарабатываем на хлеб, как давно живем здесь, насколько близко знакомы с миссис Дельвеккио-Шварц и Фло, которую мисс Арф-Арф упорно звала Флоренс. Судя по вопросам, она уже успела пообщаться с парой, которая увезла от нас Фло. Носила ли Фло когда-нибудь обувь? Почему она не говорит? Каков ее распорядок дня? Как кормила ее мать? Слава Богу, Пэппи хватило ума спрятать у меня весь оккультный реквизит, потому что мисс Арф-Арф обошла все комнаты миссис Дельвеккио-Шварц, заглянула в каждый ящик и шкаф. Что она сказала бы, узнав, что мать отняла Фло от груди незадолго до смерти? Это обстоятельство мы сохранили в тайне, как и занятия миссис Дельвеккио-Шварц.
В комнаты Джим, Боб и Клауса я ее не пустила, потому что их не было дома. Мисс Арф-Арф осталась очень недовольна, но еще больше разозлила ее реакция Тоби на просьбу показать его жилье.
— Да пошла ты!.. — гаркнул он и захлопнул дверцу люка.
Гостиную хозяйки я оставила напоследок, надеясь, что мисс Арф-Арф туда не заглянет, но она просто не могла уйти, не увидев место преступления. И была явно разочарована. Мы старательно убрали в комнате, даже отмыли стены. На них не осталось ни только рисунков мелками, но и мазков крови.
— Я видела снимки в полиции, — самодовольно сообщила гостья.
Я изнывала от желания послать ее по тому же адресу, который назвал Тоби, но не смела. Теперь, когда решалась судьба Фло, я должна была производить впечатление дружелюбной, простодушной, здравомыслящей и уравновешенной особы. И я закончила осмотр дома предложением выпить чаю. Мисс Арф-Арф благосклонно приняла его.
— А у вас очень уютный уголок, мисс Перселл, особенно по сравнению с нездоровой обстановкой в районе и состоянием комнат матери Флоренс, — заявила она, хрустя печеньем. Обмакнуть его в чай она даже не попыталась.
Я сообщила, что буду претендовать на опеку над Фло.
— Ну что вы! — воскликнула она.
На вопрос, что это значит, она ответила, что Флоренс окружена заботой там, где она сейчас (никаких упоминаний о месте — с одинаковым успехом девочка могла быть как в Мельбурне, так и в Тимбукту), так что об опеке и речи быть не может, пока не выяснится, что завещания нет, или пока не появятся родственники.
— А для этого понадобятся годы, — заключила она.
Я смотрела в ее водянистые серые глаза и понимала: если я начну уговаривать и умолять ее, дам волю чувствам, попробую объяснить, что Фло умрет, если не вернуть ее домой как можно скорее, мои шансы на успех резко снизятся.
— Они нелюди, им совершенно чужд гуманизм, — жаловалась я Тоби тем же вечером, сидя у него в мансарде. — Они просто выполняют правила и больше ничего не хотят знать.
— Само собой, — проворчал он, подчищая картину для отеля. — Это государственные служащие, Харриет, а они стараются не допускать просчетов. Все решают неизвестные в каком-нибудь комитете. Отчет мисс Арф-Арф подошьют к делу Фло вместе с другими отчетами, а когда папка распухнет от бумаг, ее направят наверх, чтобы там приняли решение.
— К тому времени Фло уже не будет. — Я смахнула слезу.
Тоби отложил кисти, сел напротив меня на придвинутый жесткий стул, подался вперед и отвел прядь волос с моего лба.
— Почему ты так любишь ее? — спросил он. — Да, Фло — славный ребенок, хоть и странноватый, но, если послушать тебя, можно подумать, что это твоя дочь. Может, я и преувеличиваю, но другой такой одержимости у тебя нет.
Как объяснить ему, что Фло неповторима?
— Тем, кто привык подчиняться рассудку, трудно понять меня, но я просто полюбила ее, как только увидела.
— Да нет, что тут трудного? — Он пожал плечами. — И у меня бывают душевные порывы. — Он расплылся в обаятельной улыбке и взъерошил мне волосы. — Тогда берись за дело, Харриет, и призови на помощь всю свою неиссякаемую энергию и энтузиазм, которые не покидают тебя даже в трудные минуты. Но сделай одолжение, задумайся о своей жизни. Согласившись опекать Фло, ты навсегда свяжешь себя.
Все верно. Тоби одного не понимает: без Фло мне не нужна свобода. Она самое дорогое, что у меня есть, ради нее я готова пожертвовать всем. Ради Дункана Форсайта или другого мужчины я и не подумаю ходить по раскаленным углям, а ради Фло — с радостью. Мой ангеленок. Детка моя.
Понедельник
января 1961 года
Я прибыла в контору мистеров Партингтона, Пилкингтона, Перблайнда и Хаша на Бридж-стрит ровно за минуту до назначенного часа встречи с мистером Хашем, который, если верить надменной секретарше, не принимает клиентов позже четырех часов дня. Я извинилась за то, что причиняю мистеру Хашу неудобства, — сказалась больничная выучка! Даже если мусорщик будет выговаривать мне за выщербленную крышку мусорного бака, я преспокойно сложу руки за спиной, встану по стойке смирно и извинюсь. Это гораздо проще, чем оправдываться. Надменную секретаршу мой ответ удовлетворил, она улыбнулась мне губами, сложенными в куриную гузку, и велела присесть и подождать. Как я поняла, дисциплина в юридических конторах хромает — не то что в больницах. Будь у меня полчаса свободных, я научила бы мисс Худжар прыгать через обруч. Любопытно, что и в конторах юристов нет спасения от старых дев. Что стало бы без них с миром? Что будет со следующим, моим поколением, где процент замужних женщин вырастет? Личным секретарям и главам отделов придется и выхаживать заболевших детей, и ублажать мужей, и работать. Тоска!
Мистер Хаш походил на мясника: крупный, рыхлый и мясистый, с лиловыми сосудами по всему носу. Взглянув на него, я решила, что, если срезать с него весь жир и отделить сухожилия, останется целая гора отличного красного мяса. Свою историю я изложила коротко, как могла, отказываясь от всех красочных подробностей и эмоций, и закончила словами:
— Я хочу быть опекуншей Фло, мистер Хаш.
Жесткая логика потрясла его, и не говорите, будто я не в состоянии переупрямить мужчину!
— Сначала несколько вопросов личного характера, мисс Перселл. Сколько вам лет? Вы работаете?
— Мне двадцать два, я дипломированный рентгенолог.
— Вы понимаете, что затраты могут оказаться большими?
— Да, сэр.
— Значит, у вас есть средства.
— Нет, сэр. Но я скопила достаточно денег, чтобы заплатить за услуги юриста.
— Судя по вашим ответам, у вас нет других источников дохода, кроме работы. Это так?
— Да, сэр, — прошептала я, быстро сникая.
— Вы замужем? Помолвлены?
— Нет, сэр. — Я уже понимала, к чему он клонит.
— Хм-м… — Он постучал по губам карандашом.
Затем он принялся объяснять, что существуют три вида опеки: усыновление, собственно опекунство и принятие на воспитание.
— Откровенно говоря, мисс Перселл, ни для какой из них вы не годитесь, — безжалостно пригвоздил меня мистер Хаш. — В нашем штате еще ни разу не доверяли ребенка незамужней работающей женщине, не состоящей с ребенком в кровном родстве. Молодость тоже говорит не в вашу пользу. Пожалуй, было бы разумнее сразу отказаться от этой затеи.
Раскаленное железо коснулось моей души, я свирепо уставилась на собеседника.
— Ни за что! — отрезала я. — Место Фло — рядом со мной, этого хотела ее мать. Я готова на все, лишь бы вернуть Фло, честное слово. Но я обязательно верну ее! Клянусь!
Он вскочил из-за стола, обошел его, наклонился и… поцеловал мне руку!
— Ох и кипучая вы натура, мисс Перселл! — воскликнул он. — Любопытное получится дело! Охотно помогу поколебать многолетние устои! А теперь рассказывайте все — вы ведь многое опустили, так?
Я сообщила ему все, что могла, не выходя за рамки благоразумия. Несмотря на теплые чувства к юристу, о гадании на картах и кормлении грудью я умолчала. Сказала только о сберегательных книжках, купчей чуть ли не на все дома Виктория-стрит, отсутствии документов, в том числе свидетельств о браке и рождении, а также об уплате налогов. Все это так понравилось мистеру Хашу, что он приобрел еще большее сходство с мясником. Так и виделось, как он сочиняет новый рецепт сосисок из служащих отдела опеки.
Мы договорились, что мистер Хаш сам займется поиском завещания и родственников и постарается опередить отдел опеки и все стороны, рыщущие в поисках большого состояния, возможно, полученного незаконным путем.
Так прошла моя первая встреча с представителями если не закона, то юридической фирмы. Благодаря синдрому абстиненции Уилли, Норму, Мерву и детективам, расследующим убийство, у меня был более богатый опыт общения с полицией, чем у любой моей ровесницы, не занимающейся проституцией.
Мне и в голову не приходило, что меня могут счесть неподходящей опекуншей. Что мой возраст, необходимость зарабатывать на жизнь и статус незамужней женщины — более веские аргументы, чем любовь. И это лишний раз доказывает мою наивность. Надо было догадаться обо всем, выслушав вопросы сотрудников из отдела опеки, которых обувь интересовала больше любви. Нет, не так: к любви они приравнивали туфли, которые не носила Фло.
Я знаю только одно: если я не привезу Фло домой, она погибнет. Просто зачахнет и будет блуждать по земле бесплотной тенью. Потому что никто не понимает, кто она на самом деле.
Среда
января 1961 года
Судебное разбирательство состоялось сегодня утром. Все кончено. Нас вызвали давать показания. Я проработала с шести до девяти, затем примчалась в город на такси, а когда заседание кончилось, на другом такси вернулась в больницу. Сестре Агате я объяснила, что полиция хочет допросить меня в связи с анонимными письмами, и сестра приняла это объяснение, не задавая вопросов.
Нет, мы не замечали натянутых отношений мистера Уорнера и его любовницы, миссис Дельвеккио-Шварц. Имя мужа нашей хозяйки не смогла назвать даже Пэппи. Никто из нас его ни разу не слышал. Отсутствие Чиккера и Мардж было замечено, но у полиции сложилось впечатление, что в этом деле они не замешаны. Вердикт: убийство и самоубийство. Дело закрыто. Тело миссис Дельвеккио-Шварц можно забрать и предать земле. Кремация исключена! Неужели они собираются выкапывать ее, если обнаружатся новые обстоятельства? Или для проведения новых исследований? Мы согласились.
Кто-то, может быть, даже мадам докторша, разболтал о моей связи с Дунканом — я поняла это потому, что медсестра «травмы» уже несколько раз закидывала на этот счет удочки. Но я прикидывалась дурочкой. Пусть удят рыбу сколько душе угодно — доказательств у них все равно нет.
По моей репутации в глазах сестры Агаты был нанесен еще один удар: я сообщила ей, что в пятницу вообще не смогу прийти на работу. Скончался один из родственников, объяснила я. Кажется, сестра мне не поверила.
Пятница
января 1961 года
Теперь мне ясно, почему сомневалась сестра Агата: похороны назначены на пятницу тринадцатого. В похоронном бюро в ужасе вскинули руки, но мы с Тоби, организаторы похорон, не дрогнули. Какой день подойдет для похорон миссис Дельвеккио-Шварц лучше, чем тринадцатое, пятница? Убедить гробовщика удалось только одним способом: пообещав привести священника, хотя мы и знали, что это не понравилось бы покойнице. Видно, в нас заподозрили сатанистов — ведь мы из Кингс-Кросса. Обсудив все, мы с Тоби переглянулись и пожали плечами. Может, старушке не будет вреда, если ее похоронят по англиканским обычаям. Пыль к пыли, прах к праху и т. д. Нашему священнику, должно быть, невдомек, что рожденными от женщины бывают не только мужчины, но и сами женщины. В каком странном мире мы живем. В мире условностей — шибболетов, как выразилась Пэппи.
Худшего дня для похорон нельзя было и выбрать. На Сидней навалилась жара, к девяти утра температура поднялась выше сотни градусов, с запада дул ветер, точно прямиком прилетевший из огненной геенны. В Голубых горах горели леса, ветер приносил едкий черный дым и пепел.
Все это пугало священника, убежденного, что сатана готовит пышную встречу одному из приближенных. Катафалк без приключений покинул похоронное бюро, за ним на двух больших черных «фордах» следовали скорбящие: Пэппи, Тоби, Джим и Боб, Клаус, Лернер Чусович, Джо Дуайер из «Пиккадилли». И я, конечно. Фло не привезли, хотя мы известили опеку. Мадам Фуга и мадам Токката с подругами дополнили кортеж гигантским черным «роллсом», наверное, взятым напрокат у клиента. На кладбище нас уже ждали Норм и Мерв, припарковавшие полицейскую машину в десяти ярдах, между падшим ангелом и ржавым железным крестом. Когда подкатил «роллс», первым оттуда выбрался леди Ричард с Мартином под руку — роскошный в тонкой черной чесуче и дерзком черном токе на сиреневых волосах, с тонкой вуалеткой, опущенной на лицо. Совершенство! Собрались все, кого хотела бы видеть миссис Дельвеккио-Шварц. Кроме Фло.
Мы похоронили миссис Дельвеккио-Шварц на Руквуде — самом огромном и запущенном кладбище, простирающемся на много миль посреди Западного предместья. Кладбище затянуло осокой и другой сорной травой, кое-где выросли узловатые кусты, камеди и эвкалипты разных видов, они заняли места между редкими могилами с разрушенными надгробиями, украшенными ангелами во всевозможных позах, кроме вертикальных.
Тоби, Клаус, Мерв, Джо и Мартин с кряхтеньем и стонами взвалили на плечи исполинский гроб и зашатались под его чудовищной тяжестью. Разумеется, после длительного хранения трупа в морге гроб для него пришлось заказывать свинцовый. Под возгласы «черт!» и «Господи!» гроб опустили в широкую, вырытую по особой мерке могилу. Священник застыл, разинув рот, а гробовщик переговаривался с могильщиками, которым заранее дали указание вырыть просторное последнее пристанище.
Женщины выстроились с одной стороны от гроба, мужчины с другой, ведь похороны состоялись в Австралии. Джим пристроилась к мужчинам. Мы выглядели весьма живописно: я в шокирующем розовом, Пэппи в изумрудном шелковом платье с разрезами, Боб в голубом органди, с вышивкой ришелье, леди Ричард в чесуче, хозяйки борделей в тугих черных атласах, в черных лакированных туфельках на каблуках, под густыми вуалями, как дамы из рода Виндзоров. Все мужчины где-то раздобыли галстуки (галстук Мартина имел такой странный оттенок, будто кого-то вырвало горохом и морковью), хотя всем хватило ума не надевать пиджаки. Их заменили траурные повязки на руках.
Как, должно быть, потешалась над нами хозяйка! Как только священник подошел к могиле, чтобы начать ритуал прощания, мощный порыв горячего ветра завыл, налетел, взметнул подол его одеяния и сбил с носа очки. Священник оступился и чуть не упал на гроб без цветов и венков. Мы решили, что миссис Дельвеккио-Шварц не оценит такую банальность, как цветы, тем более что ее смерть была насильственной. Ко дню похорон мы успели привыкнуть к ее ночной беготне по лестницам и взрывам хохота. Слыша их, мы только усмехались, вздыхали и снова засыпали.
Шестеро мужчин просунули ремни под гроб, приподняли его, подождали, когда гробовщик вынет перекладины, на которых несли гроб, и под новые возгласы опустили в могилу. Когда он коснулся дна ямы, я вышла вперед и бросила на крышку гроба сундук. Мы решили дать хозяйке с собой голубого тряпичного кролика, сиреневый кристалл, мраморную руку и семь хрустальных стаканов. Никто не стал бросать в могилу горсти земли, мы просто отошли, предоставив закапывать ее могильщикам, которые ошеломленно наблюдали за нами.
— Ох, спина раскалывается, — скулил Мерв.
— При жизни она была полегче, — горестно заметил Клаус.
— Ах черт! Затяжку сделала! — стонала леди Ричард.
— По крайней мере она лежит в тени. — Тоби указал на развесистое дерево.
— Памятное событие! — Джо Дуайер смахнул слезы.
Мы вернулись домой и помянули хозяйку в мансарде Тоби.
А кто похоронит Гарольда? Да какая разница!..
Суббота
января 1961 года
Грустный выдался день. И неудивительно — после вчерашнего. Я вдруг осознала, что цепь событий неспроста сложилась так, чтобы мы похоронили миссис Дельвеккио-Шварц именно в пятницу тринадцатого. Предыдущая такая пятница пришлась на май, следующая ожидалась только в октябре. Предзнаменование вроде появления Марселины в моей жизни. Говорят, случайностей не бывает. Хотела бы я в этом убедиться.
Тоби уехал проверить, не сгорела ли его хижина возле Уэнтуорт-Фоллс, Джим и Боб умчались на «харлее», Клаус с Лернером отбыли в Боурел — кстати, Лернер был подавлен, потому что его не взяли в носильщики. Куда ему, такому тощему и слабому. Он слишком застенчив и похож на тень.
Пэппи осталась дома, поэтому мы поужинали вместе. В понедельник начинается ее испытательный срок в Винни. Слава Богу, о Стоктоне она больше не вспоминает. Точнее, слава призраку миссис Дельвеккио-Шварц. Пэппи абсолютно уверена, что старуха материализовалась и поговорила с ней, хотя я в этом сомневаюсь. Да, я слышу шаги и смех, но, по-моему, их создает Фло.
— Ты уже переложила в другое место Шар и карты? — спросила Пэппи.
— Ох, забыла! Так и лежат в шкафу с «тильзитером».
— Харриет, это ей не понравится. Шаром и картами надо пользоваться, иначе они утратят силу.
И мне не осталось ничего другого, кроме как вытащить все оккультные принадлежности и разложить их на столе. Но вглядываться в Шар и раскладывать карты я наотрез отказалась.
— Я буду время от времени брать их в руки, и все, — твердо заявила я. — Она сама говорила, что это мошенничество, и все книги в ее комнате подтверждают это.
— Да, поначалу она мошенничала, — невозмутимо объяснила Пэппи. — Но со временем поняла, что у нее появилась сила. А книги она оставила потому, что просто не смогла их выбросить.
— Она по-прежнему читала их. А силой обладала не она сама, а Фло.
— Наверное, книги готовились для Фло, на будущее, — предположила Пэппи. — Даже Фло пришлось ползать до того, как она научилась ходить. Позднее книги ей пригодятся.
— Полная чепуха! Миссис Дельвеккио-Шварц прекрасно понимала, что Фло никогда не будет ни говорить, ни читать. А вся эта чертовщина с медиумами… надеюсь, ты все-таки объяснишь мне, как работали Фло с матерью.
Но Пэппи ответила, что сама не знает: она никогда не видела, как хозяйка дома принимала клиентов. И никто из клиентов ничего ей не говорил, поспешно добавила она, заметив выражение моего лица. Мы отключили телефон миссис Дельвеккио-Шварц, а когда у нас скопилось несколько писем, в которых клиенты умоляли принять их, мы пришпилили на дверь объявление о том, что хозяйка дома скончалась. Письма перестали приходить. Странно думать, что все эти богатые дамы из Пойнт-Пайпера, Воклюза, Киллара и Пимбла добивались встречи с человеком, наследников которого теперь ищет отдел опеки!
Пэппи выглядела безмятежной и отдохнувшей. Она немного пополнела, несмотря на тяжкий труд медсестры на испытательном сроке. С одной стороны, мне хотелось, чтобы она сама заговорила о ребенке или Эзре и облегчила душу, а с другой, я радовалась тому, что она оставила прошлое между адом и раем — в лимбо.
Четверг
февраля 1961 года
Все-таки сверхъестественные силы существуют! Посмотрите последнее слово предыдущей записи, сделанной почти три недели назад. Лимбо. Вот где мы все живем — в лимбо, в преддверии ада. Прошло больше месяца со дня смерти миссис Дельвеккио-Шварц, а мы по-прежнему в неведении. Фло как будто исчезла с лица земли. Каждый день я звоню и расспрашиваю о ней, на коммутаторе в отделе опеки уже знают мой голос, но ничего определенного не сообщают. «Да, мисс Перселл, Флоренс Шварц здорова и счастлива. Нет, мисс Перселл, мы не разрешаем навещать детей, пока их будущее не решится»… Я боюсь потерять терпение, но не могу себе этого позволить. А если они записывают все мои звонки и когда-нибудь обратят их против меня? У них в арсенале уже есть моя молодость, бедность и статус незамужней женщины. Ради Фло я должна держаться любезно и вести себя как подобает. О, если бы для отдела опеки любовь значила хоть что-нибудь! Но она ничего не значит — ее нельзя увидеть, пощупать или взвесить. Я их понимаю. Разглагольствовать о любви гораздо проще, чем любить.
От мистера Хаша я узнала, что завещание пока не нашли, что в регистрационных книгах нет никаких упоминаний о рождении Флоренс Шварц и нигде не был зарегистрирован брак человека по имени Дельвеккио и по фамилии Шварц. Похоже, мистера Шварца, застенчивого еврейского джентльмена, вообще не существовало на свете. Всех его однофамильцев уже обзвонили, с каждым побеседовали. Обшарили весь Новый Южный Уэльс, но ни один Шварц не признался, что он отец Фло. Свидетельство о смерти Шварца, отца Фло, тоже не нашлось! Поговорив с Пэппи, мистер Хаш предположил, что у мистера Шварца была другая фамилия, под которой он родился, женился и умер.
Вдобавок Пэппи уезжала на два года в Сингапур, а проведи она это время в Австралии, она сумела бы пролить свет на тайну мистера Шварца. Пэппи смутно помнится, как кто-то незаметный, будто тень, и очень робкий раньше жил в комнате Гарольда, но миссис Дельвеккио, как она себя в то время называла, ни разу не упоминала о нем. Вернувшись из Сингапура, Пэппи застала дома миссис Дельвеккио-Шварц и новорожденную Фло. Все чудесатее и чудесатее. Мистер Хаш пришел в экстаз.
Наш лимбо охраняет отдел опеки, но этот сторожевой пес равнодушен и обезличен. Нам приходится платить за жилье раз в четыре недели, чеком или почтовым переводом на указанный номер. Все мы понимаем: отдел опеки просто ждет, когда удастся разобраться с запутанными делами миссис Дельвеккио-Шварц, а уж потом принять меры. В конце концов, завещание вполне может пылиться в шкафу у какого-нибудь провинциального адвоката. И мы ждем в лимбо, а над нами нависает дамоклов меч.
Удивительно, но за последние несколько недель я сблизилась с Тоби. В его жизни светлая полоса. Слава Богу, хоть кому-то из нас живется хорошо! Он получил контракт на картину для отеля, нашел владельца галереи, который не насилует художников, — Тоби заверил меня, что это большая редкость — да еще какого-то агента из Канберры, который спит и видит, как бы продавать полотна австралийских живописцев за границу и получать комиссионные. Про место на заводе, доставшееся роботам, Тоби и не вспоминает. Но лучшая новость заключается в другом: за мансарду он платит всего три фунта в неделю и отказываться от нее не собирается, даже если переселится в хижину возле Уэнтуорт-Фоллс. Я все упрашиваю его показать мне этот уединенный уголок, но Тоби лишь смеется и твердит, что сначала надо оборудовать уборную с отстойником и септиком. Предусмотрительный малый. Что я ненавижу, так это выгребные ямы. Я часто слышу бурные споры о том, что такое цивилизация и культура, и у меня даже сложилось собственное определение: признаки и того, и другого — ватерклозет и горячая вода в кухне и ванной.
Харриет Перселл, если тебе не о чем писать, кроме как о канализации, значит, ты деградируешь.
Надеюсь, я не стану слишком зависимой от Тоби. Как бы он ни нравился мне, я побаиваюсь, что моя зависимость подтолкнет его к неверным выводам. Он абсолютно прав: ладить с женщинами он не умеет. Просто он… австралиец до мозга костей. Если не считать папу, Дункана и еще пару человек, австралийцы относятся к женщинам пренебрежительно. Возьмем хотя бы моих старших братьев. Типичные австралийцы. Конечно, от гомосексуализма они далеки, но если хотят поговорить о серьезном или просто как следует отдохнуть, то ищут мужскую компанию. Гэвин и Питер говорят, что женщины способны разговаривать только о тряпках, младенцах, месячных и домашнем хозяйстве. Я слышала это от них миллион раз. Тоби живет не так, как мои братья, но меня не покидает ощущение, что он не намерен терпеть рядом с собой женщин, даже ведьм из Дома. Не представляю себе Тоби влюбленным всей душой. Он наверняка оставит кусочек себе.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |