наличным условиям жизни, изменять мир - словом, жить так, как живет человек и
никто другой.
Как уже отмечалось выше, психическая деятельность выступает в новом ка-
честве - сознания, или, точнее, процесса осознания субъектом окружающего мира и
тех отношений, в которые он с ним вступает, по мере того как из жизни и
непосредственного переживания выделяется рефлексия на окружающий мир и на
собственную жизнь, т.е. появляется знание о чем-то, лежащем вне его. Наличие
сознания предполагает, таким образом, выделение человека из его окружения,
появление отношения субъекта действия и познания к объективному миру. Созна-
н и е всегда предполагает познавательное отношение к пред-
мету, находящемуся вне сознания.
Предметом осознания могут стать и психические явления, переживания. Но
целью сосчитать линии, сравнить их размеры и т.п. Внимание, предоставленное самому себе, обнаруживает
естественную наклонность переходить от одного нового впечатления к другому; как только его объект
теряет интерес, не доставляя никаких новых впечатлений, внимание, вопреки нашей воле, переходит на
что-нибудь другое. Если мы хотим сосредоточить наше внимание на определенном объекте, то нам
необходимо постоянно открывать в нем все новые и новые стороны, в особенности когда какой-нибудь
посторонний импульс отвлекает нас. Описание наблюдений Гельмгольца, сформулированное таким образом
в терминах традиционной теории внимания, превращающей его в особого деятеля или функцию, своим
фактическим содержанием как нельзя более убедительно свидетельствует о том, что явления, о которых
при этом фактически идет речь, полностью объясняются закономерностями сигнальной и ориентировочной
деятельности в их взаимосвязи.
Выступившую в наблюдениях Гельмгольца роль деятельности в сосредоточении внимания правильно
отметил на основании своего практического сценического опыта К.С. Станиславский. Он писал: <Внимание
к объекту вызывает естественную потребность что-то сделать с ним. Действие же еще больше сосре-
доточивает внимание на объекте. Таким образом внимание, сливаясь с действием и взаимопереплетаясь,
создает крепкую связь с объектом> (См.: Станиславский К.С. Работа актера над собой. М.; Л., 1948. Ч. 1.
С. 138).
вопреки интроспекционизму, осознание этих последних совершается не непосредст-
венно путем самоотражения психического в психическом, а опосредствованно, через
объективно данные сознанию действия людей, через их поведение. Самое осознание
переживаний, чувств обусловлено осознанием объекта, на который они направлены,
причин, их вызывающих. Самосознание всегда есть познание не чистого духа, а
реального индивида, существование которого выходит за пределы сознания и пред-
ставляет собой для него объективную реальность. Таким образом выше сформу-
лированное положение сохраняет свою силу и для осознания психического".
Развитие у человека сознания связано с общественно организованной деятель-
ностью людей, с трудом и совершается на его основе. Труд требует осознания
результата труда как его цели, и в процессе труда сознание информируется.
С возникновением общественно организованого труда, при котором удовлетворение
потребностей индивида совершается общественным образом, предметы начинают
выступать не только как объекты личных потребностей индивида, но и как вещи,
значение которых определяется их отношением к общественным потребностям.
В процессе трудовой деятельности, воздействуя на одни вещи посредством других,
посредством орудий - вещей, специально предназначенных для воздействия на другие
вещи, - вообще, приводя вещи во взаимодействие друг с другом, человек все глубже
вскрывает их объективные свойства.
В процессе общественно организованого труда возникает и я з ы к, слово.
В слове откладываются и объективируются накапливаемые человеком знания. Только
благодаря слову они обобщаются, абстрагируются от отдельных частных ситуаций и
становятся общественным достоянием, доступным каждому индивиду как члену
коллектива. Возникновение сознания как специфически человеческого способа отра-
жения действительности неразрывно связано с языком: язык - необходимое условие
возникновения сознания. Осознавать - значит отражать объективную реальность
посредством объективированных в слове общественно выработанных обобщенных
значений^.
Связь сознания и языка, таким образом, - теснейшая, необходимая. Без
языка нет сознания. Язык - общественная форма сознания человека как общест-
венного индивида.
Однако неверно попросту отождествлять сознание с языком, сводить его к функ-
ционированию языка (Эта отнюдь не новая тенденция усилилась в последнее время
у нас в связи со значением, которое приобрело понятие второй сигнальной системы).
Верное положение о необходимой связи сознания и языка становится неверным, когда
' ' Определяя сознание как <интенцию> (направленность) на трансцендентный ему предмет, Гуссерль
(Husseri) выдвинул положение, формально как будто совпадающее с этим. Однако, раскрывая этот свой
тезис, Гуссерль фактически снял его и превратил в свою противоположность. Первая предпосылка
философского (феноменологического) подхода к проблеме сознания и бытия в отличие от эмпирического
(психологического) заключается, по Гуссерлю, в том, что мир <выносится за скобки> (unter Klammern
gesetzt); при этом отпадает вопрос о реальности и остается лишь вопрос о <сущности>. Как только это
совершается, мир превращается для сознания в значение <мир>, т.е. в нечто полагаемое сознанием.
Идеалистический смысл концепции Гуссерля выступал у него чем дальше, тем острее (особенно в его
<Cartesianische Meditationen und Pariser Vortrage>. Haag, 1950). Это идеалистическое оборачивание Гуссерлем
его исходного положения настолько очевидно, что его не могли не констатировать и некоторые
продолжатели гуссерлевской феноменологической онтологии, в частности, из числа французских его
продолжателей (CM.: Sartre J.P. L'etre et ie neant. P., 1943. P. 27-28, 29&-291). Сартр обвиняет Гуссерля в
том, что, превратив бытие в ряд значений, он идеалистически сводит бытие к сознанию (что, однако, еще
не значит, что сам Сартр другим путем не приходит тоже к идеалистическим выводам). Эту критику
Гуссерля заостряет Жансон (Jeanson Fr. Probleme morale et la pensee de Sartre. P., 1937, P. 139-149).
В отличие от этого Мерло-Понти (Merleau-Ponty М. Phenomenologie de la Perception. P., 1945) стремится
всячески прикрыть и тем самым замаскированно сохранить идеалистическое острие гуссерлевской концепции
(см. его программное предисловие (Avant-propos) к вышеуказанной книге, с. 1-XVI).
^ Таким образом сознание человека качественно отлично от психической деятельности животных.
Поэтому установившееся в нашей психологической литературе употребление термина <сознание>
специально применительно к психической деятельности человека можно считать оправданным.
этой связи сознания с языком придается самодовлеющий характер, когда она обособ-
ляется от связи сознания с общественно осуществляемой деятельностью людей и
добываемыми в ней знаниями. Только включаясь в эти связи, а не сам по себе, язык и
обретает свое необходимое значение для сознания^.
Не слово само по себе, а общестенно накопленные знания, объективированные в
слове, являются стержнем сознания. Слово существенно для сознания именно в силу
того, что в нем откладываются, объективируются и через него актуализируются
знания, посредством которых человек осознает действительность.
Психологический подход к проблеме сознания исключает возможность рассматри-
вать сознание лишь как некое готовое образование. В психологическом
плане сознание выступает реально прежде всего как процесс осознания
человеком окружающего мира и самого себя. Осознание чего-либо необходимо
предполагает некоторую совокупность знаний, соотносясь с которой окружающее
осознается. Сознание как образование возникает в процессе осознания окружающего
мира и по мере своего возникновения включается в него как средство (<аппарат>)
осознания. Сознание как образование - это знание, функционирующее в процессе
опознания действительности. Наличие у человека сознания означает, собственно, что
у него в процессе жизни, общения, обучения сложилась или складывается такая
совокупность (или система) объективированных в слове, более или менее обобщенных
знаний, посредством которых он может осознавать окружающее и самого себя,
опознавая явления действительности через их соотношения с этими знаниями.
Центральной психологической проблемой при этом остается процесс
осознания человеком мира.
Сознание не покрывает психической деятельности человека в целом. Психическое и
осознанное не могут быть отождествлены^. Вопреки картезианству, психическое не
^ В силу связи сознания и языка общественно выработанные знания выступают в процессе осознания
действительности в форме языковых значений. Этот капитальный факт, не понятый надлежащим образом,
послужил основой для ряда идеалистических теорий сознания. Такова прежде всего гуссерлианская теория
сознания как актуализации значений. Значения, реально существующие как языковые, отрываются Гуссер-
лем от языка, лишаются, таким образом, своей материальной чувственной оболочки и в таком <идеали-
зированом> виде принимаются за основные элементы, образующие структуру сознания. Забвение языка,
отбрасывание его чувственной стороны и признание чисто идеальных значений ядром сознания - в этом
одна из ошибок гуссерлианской концепции сознания как актуализации значений. (Ее основной выше уже
отмеченный порок заключается в том, что, трактуя сознание как актуализацию значений, она на место
реального мира, который феноменология Гуссерля <выносит за скобки> (unter Klammern setzt) подставляет
значение <мир>, т.е. подменяет материальную реальность идеальным образованием.)
С другой стороны, отождествление сознания со значениями было использовано семантическим прагма-
тизмом (Мэд и Дьюи), блокировавшимся с <социальным> бихевиоризмом, для того чтобы свести сознание,
дух к семантическим (<символическим>) отношениям обозначающего и обозначаемого между явлениями
опыта, соотнесенного с поведением. См. выше цитированные книги: Dewey ]. Experience and nature. L., 1925.
P. 303, 307, 308; Mead G. A behavioristic account of the significant symbol // J. of Philosophy. 1922. Vol. XIX.
N 6. P. 157-163; Mead G. Mind, self and society from the standpoint of a social behaviorist. Fifth Impression.
Chicago: Univer. Press. 1945. Part II. P. 117-125).
Таким образом, с одной стороны, хотят посредством спроецированных в него семантических отношений
превратить бытие, опыт в нечто духовное, идеальное; с другой стороны, вместе с тем растворяют сознание
в опыте. Однако значения, соотнесенные не с сознанием, а лишь с внешним поведением, неизбежно свелись
к одним лишь знакам. Бихевиористски-прагматическая трактовка значений неизбежно повлекла за собой
самоликвидацию значений и заодно привела к формалистическому пониманию речи, языка как совокупности
знаков. (CM.: Morris Ch. Six theories of mind. Chicago: Univer. Press. 1932. P. 274-330. Эту книгу он
посвящает своим учителям - Дьюи и Мзду. См. специально гл. VI "Mind as Function", в которой
прослеживается философская линия, идущая от Пирса (Pierce) и Вудбриджа (Woodbridge) к Дьюи и Мзду.
Ср. также его книгу "Signs, language and behavior" (N.Y., 1950), смыкающуюся с логическим позитивизмом
Карнапа.
^ В отождествлении психического с сознательным И.М. Сеченов видел существенную причину того, что
психическая жизнь представляла собой <такую пеструю и запутанную картину без начала и конца, которая
во всяком случае заключает в себе крайне мало приглашающего начать исследование с нее>. <В прежние
времена, - писал И.М. Сеченов, - <психическим> было только <сознательнйе>, т.е. от цельного
натурального процесса отрывалось начало (которое относилось психологами для элементарных психических
сводится к осознанному. Как мы уже видели выше (гл. II, § 1-о теории отражения),
сознание, т.е. осознание объективной реальности, начинается там, где появляется
образ в собственном, гносеологическом смысле, т.е. образование, посредством кото-
рого перед субъектом выступает объективное содержание предмета. Сферу
психического, не входящего в сознание, составляют психические явления, функцио-
нирующие как сигналы, не будучи образами осознаваемых посредством них
предмете в^. (См. об этом гл. 3, § 3). Образы, посредством которых осознаются
предметы или явления, всегда обладают той или иной мерой обобщенности; они
объективируются в слове, которое обозначает их предмет.
Сознание - это первичное осознание объективного мира; самый психический
процесс, в результате которого осознается объект, не является тем самым тоже
осознанным. Осознание психических процессов и явлений совершается опосредст-
вованно, через их соотнесение с объективным миром. Осознание своего чувства
предполагает соотнесение его с тем объектом, который его вызывает и на который
оно направлено. Поэтому возможно неосознанное чувство. Неосознанное чувство -
это, разумеется, не чувство, которое вообще не переживается; неосознанным чувство
является, когда не осознана причина, которая его вызывает, и объект, лицо, на
которое оно направлено. Переживаемое человеком чувство существует реально, и не
будучи осознано; реальность его существования как психического факта - в его
действенности, в его реальном участии в регулировании поведения, действий,
поступков человека.
Подобно этому люди сплошь и рядом делают правильный вывод, не осознавая его
основания, - переносят правило с одних задач на другие, новые, не осознавая, что
между этими задачами общего, и т.д. При этом грань между тем, что человек
осознает и чтб как бы уходит из его сознания, текуча, изменчива, динамична: по ходу
жизни и деятельности осознается то одно, то другое. Осознание человеком
объективной действительности не только не исчерпывает всего существующего, но не
охватывает и всего того, что непосредственно окружает человека и воздействует на
него.
Физиологически динамика осознания и неосознания обусловлена индукционными
отношениями возбуждения и торможения: более сильные раздражители по закону
отрицательной индукции тормозят дифференцировку остальных раздражителей. При
восприятии предметов осознаются признаки, являющиеся <сильными> раздражи-
телями. В качестве <сильных> в обыденной жизни, в первую очередь, выступают те,
которые связаны с закрепленным практикой назначением данной вещи. Их осознание
индукционно тормозит осознание других свойств того же предмета'^. Этим
форм в область физиологии) и конец...> (т.е. действие, поступок) (Сеченов ИМ. Кому и как разрабатывать
психологию // Избр. филос. и психол. призв. М.: Госполитиздат, 1947. С. 252-255).
И.П. Павлов писал: "Мы лично знаем, до какой степени душевная, психическая жизнь пестро
складывается из сознательного и бессознательного". Одну из причин слабости психологического исследо-
вания он усматривал в том, что оно ограничивается сознательными явлениями. Поэтому и психолог, при его
исследовании находится в положении человека, который идет в темноте, имея в руках фонарь,
освещающий лишь небольшие участки. "С таким фонарем трудно изучить всю местность" (Павлов И.П.
Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных // Поли.
собр. соч. Т. 3. Кн. 1. 2-е изд. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. С. 105).
^ О наличии таких явлений говорят экспериментальные факты, свидетельствующие о том, что
испытуемые могут адекватно реагировать на признак, наличие которого они не осознают, в котором они не
могут дать отчета. (См., например: Котляревский Л.И. Отражение непосредственных условных связей в
корковой символической проекции. // Тр. лаборатории физиологии и патофизиологии высшей нервной
деятельности ребенка и подростка. Т. 4. - На пути к изучению высших форм нейродинамики ребенка / Под
ред. проф. А.Г. Иванова-Смоленского и Э.Ю. Шурпе. М.: Госмедиздат, 1934. С. 446-447; см. также:
Торндайк Э. Процесс учения у человека. М.: Учпедгиз, 1935. С. 58-59, 67-69.
^Так же, по-видимому, объясняются факты, которые вслед за Бернхеймом (Bernheim) описал Жане
(Janet). Бернхейм квалифицировал факты, о которых идет речь, как "негативную галлюцинацию".
Заключались они в том. что испытуемому в гипнотическом состоянии внушалось, чтобы он не видел
определенного объекта; по пробуждении указанный объект исчезал из поля зрения испытуемого. Подобно
обусловлена трудность осознания той же вещи в новом качестве. Новые качества
открываются сознанию, когда вещь включается в новые связи, в которых эти
качества становятся существенными, <сильными>.
Самая существенная сторона работы мышления состоит именно в том, чтобы,
включая вещи в новые связи, приходить к осознанию вещей в новых, необычных их
качествах. В этом заключается основной психологический <механизм> мышления,
Открытие, приводящее к техническим изобретениям, заключается сплошь и рядом
именно в том, что вещи открываются сознанию в новых своих качествах. Иногда
этому содействует случай, т.е. неожиданные соотношения, в которые ставит вещи не
мысль изобретателя, а сама действительность.
Сказать, что осознание или неосознание тех или иных вещей и явлений зависит от
их <силы>, значит, тем самым сказать, что осознание (или неосознание) зависит не
только от знания, позволяющего опознать предмет, но и от отношения, которое этот
предмет или явление вызывает у субъекта. С этим связаны глубокие и вместе с тем
антагонистические, противоречивые взаимоотношения между осознанием и аффектив-
ностью. Известно, что при сильных переживаниях сознание выключается (причем это
выключение тоже избирательно). Очень волнующие события трудно бывает сразу
осознать; надо думать потому, что особенно сильно действующее ядро такого события
тормозит связи, необходимые для его осознания. Известно, что дети, у которых
эмоциональность повышена, сразу же по возвращении с праздника редко бывают в
состоянии что-либо связно рассказать о пережитом, и лишь на следующий день и
позже пережитое <кусками> появляется в сознании и рассказах ребенка. Люди,
которые очень эмоционально воспринимали музыку, сразу же после концерта ничего
или почти ничего не могут воспроизвести из только что прослушанного неизвестного
им произведения, а на следующий день мотивы один за другим всплывают в их
сознании. (Все явления так называемой <реминисценции> - последующего воспроиз-
ведения, более совершенного, чем первое, непосредственно следующее за
восприятием или заучиванием материала, относятся сюда же.)^ Для осознания
существует, очевидно, некоторая оптимальная сила <раздражителя>.
Помимо силы раздражителя как таковой при изучении процесса осознания надо
учитывать и ее направление. Явления, оказывающиеся для субъекта антагонисти-
чески действующими силами, взаимно тормозят их осознание. Этим обусловлены
трудности, на которые наталкивается осознание эмоционально действующих явлений,
всегда наделенных положительным или отрицательным знаком, а иногда и одним и
другим. Отсюда же затрудненность осознания своих побуждений - в тех случаях,
когда эти частные побуждения того или иного поступка находятся в противоречии с
устойчивыми установками и чувствами человека. Помимо того, побуждения вообще в
меньшей мере осознаются, чем цель, в силу того, что в их осознании нет такой
необходимости, как в осознании цели действия. Осознание окружающего вплетено в
жизнь. Вся противоречивость жизни и отношений человека к ней сказывается не
этому Жане внушал своим испытуемым, что бумажки, помеченные крестом, не могут быть видимыми. По
пробуждении испытуемого Жане раскладывал перед испытуемым десять бумажек и предлагал их сосчитать.
Испытуемый насчитывал шесть бумажек; четырех, помеченных крестами, он не видел. В другом варианте
этих опытов Жане делал на бумажках, которые он хотел сделать невидимыми, надпись <невидимый> и
таким образом устранял их из сознания. (CM.: Janet P. La Personnalite. P.Ch. VII. Le probleme de la conscience.
P. 143. Здесь значок (крестик) или надпись ("невидимый") на бумаге превращались в тормоз для ее
восприятия. В этих последействиях гипнотического внушения выступала общая закономерность осознания
действительности, постоянно действующая и в нормальном восприятии. На многие стороны действи-
тельности в зависимости от обстоятельств надеваются (а потом снимаются) шапки-невидимки.
'" Нужно вообще сказать, что функциональное построение психологии искусственно разрывает и
разносит по разным рубрикам (восприятие, память и т.п.) явления, по существу, совершенно однородные.
выражающие одни и те же психологические закономерности. Необходима коренная перестройка и в этом
отношении. В дальнейшем основная часть психологии должна будет строиться как система законо-
мерностей. общих для явлений, относимых к разным функциям, к разным процессам.
только в том, как человек осознает действительность, но и в том, что он осознает и
что выключается из его сознания.
Из всего сказанного явствует, что неосознание тех или иных явлений означает не
только негативный факт - отсутствие их осознания. Так же как торможение не есть
просто отсутствие возбуждения, так и неосознание, обусловленное торможением,
означает не только отсутствие осознания, а является выражением активного процесса,
вызванного столкновением антагонистически действующих сил в жизни человека.
Однако и там, где неосознанное обусловлено активным процессом торможения, налицо
гибкая, подвижная динамика непрерывных переходов, не позволяющая говорить об
отделенных друг от друга непроходимыми барьерами устойчивых сферах осознанного
и <вытесненного>. Изучение динамики осознания и ее закономерностей
(проявляющихся в восприятии, запоминании и воспроизведении, мышлении и т.д.) -
обширное поле дальнейших исследований.
Для полной характеристики сознания человека, осознанности его поведения надо
учитывать не только общую <функциональную> характеристику самого процесса
осознания, но и то, на что она распространяется, ч т о осознается.
Осознанное и неосознанное отличаются не тем, что в одном случае в с е
исчерпывающе осознается, а в другом -ничего не осознано. Различение осознан-
ного и неосознанного предполагает учет того, ч т о в каждом данном случае осоз-
нается. Чтобы действие было признано осознанным, необходимо и достаточно осозна-
ние человеком его цели (и хотя бы ближайших его последствий). Никто не назовет
такое действие несознательным только потому, что человек не осознал при этом все
движения, все средства, при помощи которых он его выполнил. Когда мы говорим
далее об учащемся, что он сознательно относится к усвоению знаний, мы имеем ввиду
не только то, что он понимает и осознает физические, геометрические, логические
зависимости усваиваемого им научного материала, но и то, что он правильно осознает
мотивы, в силу которых он должен их усвоить (он учится не для того, чтобы получить
хорошую отметку, и не потому, что родители его за хорошую отметку побалуют, а
потому, что он осознает необходимость овладеть этими знаниями для успешного
выполнения в дальнейшем своих обязанностей перед обществом).
Сознание, как и психическое вообще, служит для <регуляции> поведения, для
приведения его в соответствие с потребностями людей и объективными условиями, в
которых оно совершается. Всякая психическая деятельность есть отражение
объективной действительности, бытия и регулирование поведения, деятельнопти.
Сознание как специфическая форма отражения бытия - посредством объективи-
рованного в слове, общественно выработанного знания - это вместе с тем и
специфический способ регулирования поведения, деятельности, действий людей. Этот
специфический способ выражается в целенаправленном характере человеческих
действий - в возможности предвосхитить результат своего действия в виде осознанной
цели и спланировать самые действия в соответствии с ней. Возникновение сознания -
это возникновение сознательных действий, сознательного поведения. Сознательное
поведение, сознательная деятельность - это специфический способ существования
человека.
Применительно к сознательным действиям человека проблема детер-
минизма приобретает особую остроту. Свобода сознательных действий как будто
непримиримо противостоит детерминированности как необходимости. Однако на самом
деле сознательное действие детерминируется обстоятельствами жизни и вместе с тем
изменяет их по замыслу человека. В нем, таким образом, непосредственно выступают
и необходимость и свобода.
Необходимость заключается в объективной закономерной обусловленности чело-
веческих действий, как и всех явлений; свобода человека - в возможности са-
мому определить линию своего поведения, отвергнув все решения, несовместимые с
ней'>.
Эта возможность, о которой свидетельствует весь опыт человечества, находится в
непосредственной противоположности не к необходимости в смысле детермини-
рованности, а к принуждению. Защищать ее в этом реальном плане надо не
теоретическими рассуждениями, а борьбой со всеми видами и средствами порабощения
людей.
Если детерминированность не приходится смешивать с принуждением, то никак
нельзя вместе с тем вовсе отрывать свободу внутреннюю от внешней, моральную от
политической. Внутренняя свобода человека в условиях господства принуждения в
жизни легко превращается в иллюзию.
Вопрос о свободе и необходимости приобретает особенно жгучую остроту,
поскольку он выступает как вопрос о совместимости детерминированности и
ответственности человека за свои поступки, научного мировоззрения и морали. Ясно,
что если человек не властен сам определить линию своего поведения, если она
определяется помимо него, он не может нести ответственности за то, что он делает,
значит <все дозволено>. В борьбе против научного мировоззрения его враги всегда
прежде всего используют этот аргумент.
Проблему свободы и необходимости нельзя подменять, как это сплошь и рядом
делается, вопросом о свободе воли. Эта психологизированная постановка вопроса о
свободе человека выражает стремление противопоставить друг другу два ряда
явлений - материальных, объективно детерминированных и психических, на которые
эта объективная детерминированность, якобы, не распространяется. Свобода и
необходимость, таким образом, не раскрываются в их внутренних взаимоотношениях,
а лишь относятся к разным областям; вместе с тем эти области - психических и
материальных явлений - дуалистически противопоставляются друг другу. За
подстановкой свободы воли на место свободы человека скрывается дуализм
психического и материального. Свобода воли связывается с индетерминизмом и
отождествляется с произволом. Ставить так вопрос о свободе значит заведомо
исключать ее возможность; закономерная детерминированность распространяется и на
психические явления, в том числе и на волю.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |