Тэтэшка кажется очень легонькой. Почти игрушечной. Как те деревянные наганы, с которыми мои пацаны играли в "Зарницу".
Свет на крыльце -- ясный и одуряющий. Жаркое лето. Сочное, солнечное, сказочное, невыносимо черное.
Щелчок коробки. Щелчок двери. Щелчок курка.
Кажется, у меня есть ангел-искуситель. Или типа того.
Потому что боль не чувствуется сразу. Чувствуется лишь холодок в горле, как от мятной жвачки, да странная тошнота, от которой все плывет перед глазами. Черное марево, как дымом заволокло: и точеных столбиков крыльца, прорезей калитки и несломленного подсолнуха уже нету. Но зрение остается. Какое-то иное зрение.
Потому что я вижу, со стороны, издали как-то вижу, что пробившую меня пулю неторопливо ловит ладошкой крылатая мальчишеская тень. И я понимаю, что мой тот свет -- он простой, как три копейки, это то измерение, которое я выдумал, моя вселенная, с героями моей прозы и с законами, по которым они живут. И значит, именно этот Суд меня и приговорит. К Вечности.
А потом все кончается.
ЭПИЛОГ
Вишня, отливавшая алым на донце перевернутой банки из-под пива, вспыхнула соком и разлетелась в клочья. Марина ухмыльнулась, склонила голову на бок, разглядывая выставленную на другом конце участка мишень, а потом щелкнула затвором.
-- Из-за вас, козлы, у меня теперь весь маникюр в смазке! Да не в той! Хорош ржать! Сашка! Сань, да скажи ты ему? Ста-ни-слав? Стасеныш, щаз довыебываешься у меня! Лучше ящик погромче включи, мне не слышно ни черта.
На террасе кто-то послушно щелкнул пультом, и по бескрайнему участку поплыл звук телерепортажа, эхом задробился об высокий бетонный забор, утек сквозь неплотный штакетник на соседскую территорию, все еще помеченную красно-белыми лентами и тонкими бумажками с печатью и подписью неизвестного следака.
Затвор сухо щелкнул, перебивая пафосные речи телекорреспондента:
-- "По словам вдовы писателя, Веры Ромашкиной, в последние полгода Петр Владиславович полностью оправился от развода и его последствий, и собирался работать над очередным романом. К сожалению, судьба этого произведения разделила долю хозяина: прежде, чем совершить роковой выстрел, Петр Ромашкин выпустил две пули в монитор ноутбука, унеся с собой в могилу неоконченный текст, которой мог полюбиться его поклонникам так же, как и опубликованные книги писателя...."
-- Ага, полюбился бы. Со всех сторон.
Грохнул выстрел, и Сашка-Александр добавил к этому салюту свой, полным стаканом.
-- Прям кипятком бы ссали, если б знали, -- добавил он. -- Марин, бросай ты свою стрельбу, выпей с нами... за упокой писательской души, чтоб ей на том свете на сковородке вертеться.
-- Да ну вас на фиг. Я никак привыкнуть не могу, что у меня руки нормальные, без накладных ногтей, -- перекошенный блондинистый хвост мотнулся на марининой макушке так, будто она им комаров отгоняла, а не законного, хоть и ни разу не исполнившего свой гражданский долг супруга. -- Ты мне, Сашка, депилятор нормальный должен, вместо того французского, который Стаська ухайдакал.
-- А больше ничего?
-- А еще компенсацию за моральный ущерб. Я ж реально в салон красоты таскалась вместо тренировок.
-- А что, гламурненько получилось, -- небритый, невыспавшийся и облаченный в нормальную взрослую одежду Станислав сейчас мало чем напоминал золотистого летнего пацана. Но на собеседника смотрел с тем же интересом, что и на истекающую похотью "мишень".
Успенский заржал, плеснул себе еще коньяка:
-- Стаська, а вот тебе уже хватит. Я тебя потом алказельцером отпаивать не буду. Не зарывайся.
-- Блин, -- в сердцах ответил воспитуемый. -- Курить нельзя, пить нельзя, Маринкиной дрянью мазаться каждый день везде, и теперь ты меня еще воспитывать будешь?
-- Уже не надо мазаться. И бриться тоже не надо... -- Александр Успенский, мало чем похожий на себя самого двадцатипятилетней давности, побаюкал в мощной ладони тонкостенную чашку... -- М-да, кофе ты варишь значительно лучше Маришки.
-- А я ее учил, между прочим. Жена она у нас или где? -- Стас оторвался от похоронного репортажа, -- Нормальный кофе получался, не ворчи. Просто бездуховный слегка. Ну, ей ведь не интересно такое. Кофеварка -- это ж не "макаров", она ее на скорость не соберет.
-- Я все слышу, -- отреагировала Марина и всадила пулю в пустую банку. -- Хватит там сплетничать, барышни вы мои. Ох, вымоталась я с твоими, Успенский, закидонами. Доволен? Лишил детскую литературу главного движка?
-- Главного... кого... -- поперхнулся Саша. А Стас поморщился, глядя на опустошенный ствол, и неуверенно произнес звонким и все еще мальчишечьим голосом:
-- Кто же знал, что так получится. Мы ж... Саш, ну скажи ты ей...
-- Тихо! -- мощная лапа Успенского должна была опустится на плечо любовника, но вместо этого хлопнула по столу: -- Кто ж на суицид-то рассчитывал? Лично я -- на газетный скандал. Чтобы от нашего дорогого Петра...
-- Вла-ди-сла-во-ви-ча... -- отчеканил Стас.
-- Ага, спасибо. Чтобы от него издательства отвернулись, а гиены пера, наоборот, на куски бы его растащили. Жизнь ему испортить хотел, а не самой этой жизни лишить...
-- Сашка, ну чего ты теперь кипятишься? Тебе его что, жалко стало?
-- Нет, конечно... Какое там жалко, я ж его ненавидел столько лет. Хотя... Знаешь, жалко, наверное.
-- Поэтому и сказку ему подарить решил напоследок? -- Стас, не сводя взгляда с партнера, расстегивал пуговицы собственного, привычно темного и жесткого, пиджака.
-- Хм. Слушай, сказка, тебе, по моему, коньяка уже достаточно. Или нет?
-- Ты не увиливай, ты отвечай.
-- А ты не командуй взрослым человеком, Стасеныш.
-- Я сам уже взрослый.
-- Тоже мне, взрослый... -- Марина обогнула занятый диван, пристроилась у свободного торца стола.
-- Совершеннолетний, -- отрезал Стас. -- А что недавно совершеннолетний, так, -- он прицельно глянул на Успенского, -- трахаться со мной тебе это не мешало до сих пор.
Мне и дальше не помешает.
-- Кто бы сомневался, -- фыркнули в ответ. -- Запись хоть сохранишь. Для домашнего просмотра.
-- Семейного, -- подняла палец Марина. -- Я тоже хочу.
-- А чего? Давайте ее сейчас залудим, все лучше, чем эта хрень по ящику, -- Успенский, отстранив стаськины плечи, снял с журнального столика ненадписанный диск.
-- Да ну нафиг... Я как вспомню... -- Стас стремительно помрачнел. -- Подхожу к крыльцу, а там такая каша...
-- Угу... -- Марина усмехнулась... -- Каша-кашей, а камеру из угла ты на автопилоте снял. Только потом орать начал.
-- Я ж не совсем дурной, -- обиженно ответил Стас, опрокинув в себя стакан. -- Бля. До сих пор не верю. Ну сердечный приступ, ну еще какая херь, но пулю в лобешник -- это я не ожидал. Он же тютя, никакой, как манка, только книжки и мог.
-- Зато Стаська у нас артист... -- улыбнулся Успенский.
-- Это точно, -- Марина ласково глянула на "пасынка". -- Я пока историю про маму в Альпах слушала, прям вся слезами облилась.
-- А что мне надо было рассказывать? Про отца на зоне и про то, как мать квартиру пропила? Или про то, как я из интерната свинтил и как меня Саша на помойке нашел?
-- Ну, не на помойке, а на обочине... И не нашел, а поймал, когда он у меня барсетку спереть пытался...
-- Ага, и вместо, чтоб в ментовку сдать, решил забрать натурой, -- Стас закурил. -- Романтика!
-- Не говори, -- Марина фыркнула сквозь зубы. -- Такой же сериал. Мог бы и писателю рассказать, тоже слезовыжимательно. Прямо-таки сюжет для романа. Любовного.
-- Да. Только это правда, -- негромко сообщил Успенский.
-- Это ж сколько в той барсетке было, Саш, если я у тебя четвертый год натурой...? -- Стас попытался скроить возмущенную рожу. Не получилось. Вышла счастливая.
-- Вся жизнь там была.
-- Как трогательно... Я счас все-таки обрыдаюсь, -- Марина старательно принялась промокать глаза рукавом камуфляжной футболки.
-- А я обрыдался, когда твои огурцы попробовал. -- парировал Стас. -- Это ж надо было так продукты извести.
-- Ну да, в жопу их тебе привычней, -- огрызнулась Марина. -- Я вам что, кухарка?
-- Не-а... Ты жена. Третья жена страшного Саши Успенского, который лично для тебя -- дорогой Лелик.
-- Ревнуй, ревнуй, -- безмятежно отозвалась Марина. -- Я жена де-юре, ты де-факто, хочешь, поменяемся?
Стас заржал. А Успенский заухмылялся:
-- Мариш, ты, главное, не забудь этого паршивца в интернат сплавить, когда меня за что-нить заметут. И это, что там еще мачехе в сказках полагается?
-- Бочку с гвоздями и башмаки с костра, -- проявила знание сказок Марина. -- А вот фиг вам. Что дальше-то, мстители?
-- А я думал, что разряд по стрельбе, хорошие рекомендации из охранного агентства и тринадцатая зарплата, -- отшутился Стас казенным голосом. -- А не знаю я, что... Наверное, тем девкам заплатить, которые нам тексты на заказ писали.
-- Не разболтают? -- уточнила Марина, нехорошо сощурилась. -- А то знаешь, пиздеть бабы любят.
-- Откуда я знаю, чего бабы любят? У меня из знакомых баб только ты... А из тебя женщина, как... -- Стас запнулся и получил щелчок в нос от Успенского.
-- Спасибо, -- светски ответила Марина. -- Так что, Лелик, милый? Твои девки не разболтают?
-- Да не должны вроде. Они эту еблю километрами забесплатно пишут, лишь бы читатели хвалили. Странно, что Ромашкин не в курсе был, как над его текстами райтеры измываются. Иначе бы раньше уже спекся... А вообще, если б я эту хрень в Сети не нашел, ничего бы не было...
-- Ага, а если бы мамочка тебя в тот пионерлагерь не сплавила... -- Марина передернула плечами. -- Что уж теперь гадать. Скоро мы отсюда поедем, а? Сил нет эту пастораль дольше выносить, я девушка хлипкая, нежная... Меня Катька в городе заждалась, у нее месячные кончились, в самый раз уже... Как мне позвонит, так я уже и мокрая.
-- Бедные вы бедные. То у тебя месячные, то у Катьки... Никакой счастливой половой жизни. -- Стас снова ухмыльнулся.
А Успенский задумался:
-- Да прямо сегодня уехать можно, пока пацаны с поминками сюда не нагрянули. Офигеть... Вчера от журналистов шухарились, сегодня вот... от своих... Мариш, вот только честно, ты их специально тогда к Ромашкину в гости отправила? Мы б запалились в три секунды, если б кто при нем меня по фамилии назвал.
-- Ты ж везунчик, -- ласково улыбнулась Марина. -- Да не сложил бы он два и два, педофил ваш херов. Если до него не доперло сообразить, что файлы сами по себе в компе не появляются...
-- А мальчики в шортах тоже в гости просто так не заходят, -- хихикнул Стас. -- Мариш, ты на хрена их каждое утро обрезала-то по сантиметру? Там же уже яйца из штанин вываливаться стали. В такую холодрыгу.
-- Для того и обрезала.
-- Я уж думал, мне мерещится, -- Успенский помахал рукой перед лицом. -- С недоеба.
-- С чего? -- Марина хмыкнула. -- А кто со мной перед пацанами супружескую пару изображал? Ты ж меня тискал как... Стась, ты прикинь, пока ты там у Ромашкина чаи гонял, твои благоверный тут отжег... Думала, реально меня трахнет. Хорошо, что Буська про петарды вспомнил, Сашка хоть отвлекся.
-- Ага, отвлекся, -- Успенский тоже заржал.. -- Маринку в медляке кружу и шепчу ей на ухо, чтоб она за твоим окном следила и не забыла, как ты занавеску задернешь, на соседском столбе провод срезать. А со стороны выглядит -- как поцелуй во всю диафрагму.
-- Романтика! -- Стас закатил глаза. -- А пробки нельзя было вывернуть, о герой моих мальчишечьих грез? Как ты обратно-то писателю свет врубил? А если следаки рыть начнут?
-- Я врубил? Я не врубал... Марина ночью колупалась, когда под окном с глушаком стояла.
-- Так вы меня что, реально страховали? -- Стас удивленно глянул на партнеров. -- Чего боялись-то?
-- Охренел, -- отозвалась Марина. -- Ты сам не видел, что твой Ромашкин крышей едет? А если б он решил с тобой вместе долбануться, к примеру? Да и вообще... Я как тэтэшку увидела, так и охерела. А с другой стороны, каких от Рыжего еще подарков ждать... Боялась, что писатель тебя из этого пестика мочканет.
-- Ага... -- Стас помрачнел... -- А я тогда не боялся ни фига, после интерната-то. Одним пидором больше, одни меньше... А сейчас страшно стало.
-- Ну, это понятно, -- кивнула Марина. -- Мне бы наш Сашка глаза б на жопу натянул, если б что не так пошло. Да и постоять не в проблему.
-- Спасибо... -- Стас выдохнул это с теми же протяжно-доверчивыми интонациями, которыми пользовался в разговорах с Ромашкиным. Потом смутился и покраснел.
-- Привык, Стасеныш? -- ухмыльнулся Саша, поставил стакан и поднялся. -- Ничего, отлетит со временем. Пошли собираться.
Выйдя в коридор, Успенский первым делом прижал к себе пацана. И тихо поинтересовался:
-- Стас... Может, ты хоть сейчас объяснишь, а? Когда это все завершилось. Зачем тебе это было нужно? Ну, я понимаю мне, моя больная мозоль и все такое... А ты-то зачем ввязался, дурень? Отомстить решил, что ли?
Сейчас Станислав казался старше самого себя. Не на условные тринадцать выглядел, и не на паспортные шестнадцать. Гораздо взрослее. Только глаза были широко распахнуты и сияли недобро. Как у мальчишки, который с обстоятельной жестокостью обрывает крылья бабочкам.
-- Ага. За тебя. Ты ж мне сам рассказывал, как себя тогда ненавидел, за то, что в... -- Стас запнулся, заглотил непрошенный мат и неловко произнес... -- в этого козла втрескался. Как ты себя больным считал. И про книги тоже... Как тебе казалось, что он тебя каждой строчкой трахает.
-- Ну... Это когда было-то...
-- Тебе тогда, как мне сейчас было, да? Когда у Ромашкина первая книжка вышла. Я ж помню, как ты говорил. Что читал и понимал, что это не ты псих, а он сам... твой... этот...
-- Тише... Ну, не заводись. Чего меня к идиоту ревновать? Тем более, к дохлому. Я не об этом спрашиваю. Я о тебе.
-- А смеяться не будешь? Оно глупо очень, я понимаю.
-- Не буду. Стасеныш, тебе точно не совсем уж кошмарно с ним было?
-- Саш, ну скажешь тоже. Кошмарно не было, честное слово... Интересно было. Как это: быть тобой? Я был тобой. А еще... Не перебивай, ладно? Понимаешь, я, когда с ним говорил... Ну, байку нашу рассказывал, про родителей там, про тебя, что ты брат, и все такое. Я не врал. Я сам в это верил.
--Ну и... Правильно верил. Я у тебя есть... и... все, что было... у нас... -- взрослый-взрослый Александр Успенский понятия не имел, до какой степени он сейчас похож на ненавистного некогда писателя. Не с чем было сравнивать. А Стас этого сходства не замечал.
--Ш-шшшш... Потом расскажешь. -- Стас вытянул трубочкой припухшие губы, облизнул их, а потом привычно потянул молнию на штанах партнера. Уперся пальцами в неподатливую пуговицу, расстегнул. Заглотнул воздух -- глубоко, как перед прыжком в воду. И, прежде чем опуститься на колени, задумчиво пробормотал: -- Все было хорошо.
КОНЕЦ
http://ctheaven.diary.ru/p43893209.htm
Конец формы
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 83 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |